Полоснувший по ушам телефонный звонок в 2.00 ночи призвал меня к смертному одру Билла. Вы знали его как профессора Уильяма Б.Джонстона. Он был блестящей половиной команды, которая проводила столь знаменательные исследования так называемого «фонового шума вселенной», или «ФШВ». Этот статический ФШВ в радиодиапазоне восполнял ранее необъяснимый недостаток уровня энергии, необходимого для того, чтобы сделать теорию создания вселенной в результате «большого взрыва» правдоподобной. Я — Джон Фостер, другая половина команды.

Билл, несомненно, бредил. По крайней мере, его слова словно бы доносились из лихорадочного бреда, когда он стиснул мою руку, притягивая меня поближе, чтобы я услышал его последние слова.

«Я слышал Бога», сказал он. Видя, что на моем лице, должно быть, появилось снисходительное выражение, Билл закричал: «Не потому что я умираю, идиот! Я слышал его до моего приступа. Это была какая-то замысловатая структура излучений в пределах ФШВ. Я наконец понял это, и это есть последняя сознательная мысль Бога, Джон. Подумай, что это значит!»

Билл рухнул обратно на постель и сунул мне в руку клочок бумаги, на котором его рукой было нераз— борчиво написано следующее:

Я НЕ БУДУ ТЕМ КЕМ Я ЕСТЬ И БЫЛ ВСЕГДА. Я ПОДАВЛЮ СВОЕ САМОСОЗНАНИЕ ПО— СРЕДСТВОМ УНИЧТОЖЕНИЯ МОЕГО ВСЕЛЕНСКОГО СУЩЕСТВА. Я СТАНУ ВСЕМ БУДУЧИ ВСЕМ ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ.

Видя мой вопросительный взгляд, оторвавшийся от бумажки, Билл приподнялся и пустился в страстное объяснение. «Это было то самое, Джон! Неужели не понимаешь? Большой взрыв! Все, что существует, включая нас самих — осколки Бога. Это так прекрасно. Это объясняет все. Страдание есть незнание вселенной, это определяет неправильное восприятие. В той степени, в какой мы понимаем взаимоотношения этих осколков, мы доходим до знания Бога. Если все эти осколки осознают друг друга и останутся верными в полной гармонии, Бог родится заново. Он достигнет Своей цели быть всем, что было, что есть и что может быть. Он будет вечным совершенством!» Сказав мне это, Билл умер.

Сначала, конечно, я мало задумывался о последних словах Билла, отгоняя их от себя как плод его бреда. Если бы я не натолкнулся в лаборатории на его заметки по поводу эксперимента через несколько недель после похорон, я, может быть, просто забыл бы исступленные утверждения Билла. Я чувствовал себя дураком, но мое уважение к Биллу как ученому и моя любовь к нему как другу все-таки одолели это ощущение. Я принял решение попытаться воспроизвести результаты его экспериментов.

После нескольких недель изучения заметок Билла я, наконец, почувствовал, что знаю, что искать в ФШВ. Когда ко мне пришло убеждение, что я понял его запутанные идеи, пришло и решение употребить часть имевшегося у меня времени на работу с университетским радиотелескопом и попытаться подтвердить существование билловой «замысловатой структуры излучения». Это захватило меня всего. Я совсем не думал о том, какое значение может иметь эта структура, если она действительно существует. И определенно я не питал надежд, что любая такая структура может представлять собой чью бы то ни было последнюю мысль, не говоря уже о Господней.

Я настроил аппаратуру и ждал, но ничего не было. Вообще ничего такого, что можно было бы истолковать как структуру. Всякий раз, когда я пытался, результат был одинаков. Ничего не было.

Я уже потратил так много ценного времени телескопа на этот бесполезный поиск, что мне стало хлопотно оправдывать любые дальнейшие усилия. Потом это случилось. Распечатка показала изменения. Первые, что я когда-либо видел. Это случилось лишь однажды и никогда больше не повторялось. Некая последовательность пиков и с виду случайных «плато».

Уверившись, что эта причудливая распечатка — не результат сбоя аппаратуры, я почувствовал минутный подъем. Билл в самом деле наткнулся на что-то. Но что? Как это объяснить? Что это значит? У меня не было ответа, и ни у кого не было. Это было странно, возможно, многозначительно, но совершенно необъяснимо.

Я принял на работу научного сотрудника, Нэнси Чан, поскольку не делил больше лабораторию с Биллом. Именно Нэнси нашла ответ, который удовлетворяет меня, хотя большинство других отбрасывают его в недоумении. Настроенные благожелательно говорят, что это лишь комбинация совпадений, немного насилия над данными и принятия желаемого за действительное с нашей стороны. Другие не столь вежливы, и возможно, они правы. Может быть, я немного безумен, и мое безумие уже затронуло Нэнси.

Как бы там ни было, хобби Нэнси — связь и история связи, тот интерес, который Билл, очевидно, разде— лял. Увидев распечатку, ничего не значившую для меня, она была прямо сражена. Пропуски между пиками бы— ли разной длительности. Появилась некая последовательность длинных и коротких пропусков. В этих пропусках она распознала точки и тире азбуки Морзе! И во что же складывались эти точки и тире? В слова ну просто самые изумительные из всех когда-либо прочитанных. ЭТО ПРАВДА ДЖОН Вопросы остаются. Что стало с Биллом? Как он смог внедрить свое послание ко мне в ФШВ? Как смог Билл воспроизвести первоначальную «замысловатую структуру излучений», в которой обнаружил так много смысла? На этот счет в его записках ничего нет. Несомненно, Бог не думал в кодах Морзе. Конечно, есть еще много вопросов, но ответы будут найдены. Невзирая на критиков, я знаю, что те три слова, которые Нэнси об— наружила в распечатке, подлинны, и что они исходили от Билла. Это слова подтверждения великого ученого и дорогого друга, и, если так, я принимаю их.

Билл услышал исходившее от Бога. Он слышал саму правду Бога, и это чудесная правда. Какое великолепное подтверждение призвания ученого! Какое грандиозное логическое обоснование для всех, кто ищет понять вселенную, в которой мы все будем необходимой частью. Каждая птаха, каждая скала, каждый ребенок есть частица дремлющего Бога. Когда мы узнаем, как тайны в песчинке и жизненном цикле пчелы соотносятся с могучими излучениями пульсара и грохотом прибоя, тогда все факты будут познаны, все пробудится и все будет Бог.