Шахтовый ствол медленно, но неуклонно уходил вниз, то и дело выпуская отростки боковых штолен, но везде оставаясь узнаваемым благодаря тройной металлической колее, по которой некогда двигались вагонетки с рудой. Мы шагали через теплую рыжеватую мглу, окруженные неуловимым тошнотворно-пряным ароматом, который не только забивался в ноздри и попадал на язык, но и обжигал кожу, точно лихорадочное дыхание больного. Я мог бы поклясться, что темнота совершенно не пропускала свет наших факелов: он не рассеивался, а окружал нас двумя сверхъестественными сияющими пузырями, за пределами которых густой мрак подземелья вибрировал от присутствия невидимых существ. Между тем игра света и теней вокруг нас придавала заброшенному наследию рудокопов Западной Кузницы видимость возвращения к жизни, неверной и кратковременной. Вагонетки, застывшие под самыми невероятными углами, казалось, накренились в тщетной попытке вырвать колеса из трясины мрака, мечтая опять весело катиться по рельсам и поднимать на поверхность новые и новые порции руды. А в подсобных кузнях, вырубленных через определенные интервалы в боковых стенах ствола, брошенные молоты и опрокинутые наковальни беспокойно подергивались в упругих оковах тьмы, точно мы вторглись в их вековой сон и заставили грезить о безжалостных и надоедливых человеческих руках, не дававших им некогда ни минуты покоя. Надо всем этим нависла тишина, давящая, точно камень, который капли наших шагов подтачивали, но не могли сбросить совершенно. В то же время тишина была не совсем полной: ее переполняли непроизнесенные звуки – миллионы голосов, запертых в исполинской черной глотке и готовых в любое мгновение прорваться воплем.

Прошла вечность, состоявшая на самом деле из каких-нибудь двух часов. Как раз когда догорала вторая пара факелов, мы достигли широкой галереи. Раньше она служила маневровым парком: дюжины вагонеток все еще стояли среди паутины рельсов, некоторые из них были сцеплены друг с другом в ожидании очередного поезда, который так никогда и не прибыл. В этих вагонетках было кое-что необычное: они отличались по размеру. Кроме уже привычных, там были еще и такие, которые величиной превосходили их вдвое. Эти гиганты сгрудились у дальнего конца галереи, где шахтовый ствол, по которому мы шли, начинал новый спуск, причем под гораздо более крутым углом, чем прежде. Калибр рельсов соответствовал здесь масштабам вагонеток, значит, последние изготовлялись исключительно ради разработки именно этого отрезка шахты. В галерее гиганты сгружали жадно захваченную добычу в более удобные для транспортировки емкости, которые и вывозили ее на поверхность, к солнечному свету.

Это место нам описывали. Здесь главная жила нырнула круто вниз, одновременно утолщаясь и расширяясь до сказочных размеров. Не долго думая, инженеры Западной Кузницы во весь опор понеслись за ней в погоню.

Наступило время процветания. Город маршевым шагом двинулся через годы стабильного прогресса и надежных прибылей, раскинувшиеся перед ним, как теперь перед нами (если только нас не обманули) четыре мили циклопического подземного коридора, по которому мы без всяких помех и препятствий должны были добраться до следующего поворота шахтовой истории, совпавшего с поворотом, а точнее, вывихом главного ствола. Нам рассказывали, что он тянется еще примерно милю после разрыва, шарахаясь из стороны в сторону, и наконец обрывается над краем преисподней. Постояв немного в галерее, мы перешли на другую сторону и продолжили спуск.

Новый склон, еще более крутой, чем раньше, новый приступ гигантизма вагонеток и прочего оборудования, – в этой уже знакомой комбинации появилось что-то пугающее, ибо она показывала, какие умонастроения царили в городе тогда. Люди упивались успехом. Жила головоломными зигзагами уходила в глубину, и, судя по тому, как разработчики очертя голову кинулись за ней, сомнения, владевшие ими поначалу, развеялись и уступили место опасному возбуждению, а неконтролируемый рост шахтового оборудования выдавал усиливающуюся жажду обитателей Кузницы поскорее овладеть свалившимся на них богатством. Бедолаги! Знали бы они, что, спеша поживиться внутренностями горы, готовят лакомое угощение обитателям преисподней – самих себя.

Не успели мы одолеть и полумили подземного коридора за маневровым парком, как шпалы сделались очень скользкими. Барнар, не удержав равновесия, со всего размаха рухнул на землю, нечаянно погасив при этом факел. Пока он, бормоча проклятия на всех известных ему языках, поднимался на ноги, я прервал поток его красноречия вопросом:

– Посмотри-ка вперед. Там что, свет?

И действительно. Поначалу то, что мы видели, едва ли заслуживало названия света, – скорее то была какая-то водянистая бледность, пронизывающая вечный мрак. Но вскоре металлические колеи и стены ствола определенно начали высвобождаться из тьмы, маслянисто поблескивая, точно их покрывал лак цвета желчи. Барнар снова поскользнулся и упал, а следом за ним грохнулся и я, да так, что ни одно из его падений и в счет не шло по сравнению с моим. Особенно острую боль я испытал, когда вынужден был использовать собственный локоть в качестве тормоза, чтобы не улететь по осклизлым путям до самого дна шахты.

– Барнар, – выдавил я между двумя судорожными глотками воздуха, – за поворотом… наверняка станет еще круче… Придется нам взять… обыкновенный вонючий гребаный, язви его в душу, трос… и по нему спускаться…

Оказалось, это требует куда больше возни, чем я мог предположить. Хотя мы не сомневались, что по пути вниз найдем сколько угодно дополнительных кусков троса, пришлось насобирать, нарезать, связать воедино и аккуратно свернуть не менее двух миль бывшего шахтового каната, прежде чем мы смогли продолжать путь, так как ни малейшего представления о том, на какой глубине находится дно демонического мира и как мы туда попадем, у нас не было: вполне возможно, для этого сгодится и обычная веревка. Держась за страховочный трос, составленный частично из наших собственных запасов, частично из раздобытого поблизости, мы медленно и методично принялись спускаться в зловонную мглу, из которой, точно из дыма угасающего пожара, нам навстречу выступали все более и более отчетливо видимые железные колеи, деревянные опоры и поддерживающие кровлю поперечные перекладины. Четыре факела спустя – мы не выбрасывали даже огарки цепляясь за них, как за последнее напоминание о привычном земном мире, – мы достигли разрыва, или, как называл его Чарнал, провала – того места, где шахтовому стволу была нанесена смертельная рана. Отсюда начиналась последняя, заключительная фаза нашего пути, ибо здесь каменная горловина частично опускалась в преисподнюю, лишь каким-то чудом удержавшись от того, чтобы целиком не обрушиться вслед за сердцевиной горы на заселенные демонами долины. Каменная глыба, составлявшая часть архитектуры верхнего мира, все еще висела, хотя и криво, на своем прежнем месте. Изменения, произошедшие в результате этого перекоса внутри шахты, поражали. Казалось, мощная длань неведомого гиганта схватила туннель снаружи, стиснув его без пощады, точно горло врага, так что каменные стены внутри покрылись множеством трещин. Поддерживающие кровлю опоры, как ни странно, удержались, хотя и угрожающе накренились, а местами и раскололись. Колеи тоже сохранились, хотя изогнулись так, что рельсы напрочь отделились от шпал. Поднявшись на дыбы, металлические полосы тут же обрывались вместе со всем остальным коридором, почти вертикально уходя вниз. Вот когда настало время поблагодарить мою прозорливость, подсказавшую нам, что нужно захватить с собой страховочный трос, ибо последний отрезок пути то и дело уходил у нас из-под ног, превращаясь в шестидесяти, а то и семидесятиградусный склон, щедро покрытый слизью, которая, казалось, выделялась прямо из болезненного желтоватого света преисподней, затоплявшего теперь весь туннель.

Однако даже трудности опасного пути были немедленно забыты, как только мы увидели, что ожидает нас впереди, – точнее, когда мы наконец поняли, что видим перед собой на протяжении уже довольно длительного времени. Это было желтоватое пятно с неровными, точно обгрызенными краями, исчерканное множеством пересекающихся серых линий. Оно находилось прямо перед нами, загораживая остальной коридор. И вдруг мы осознали, что это пятно – не что иное, как клочок неба подземного мира в раме расщепленных стен туннеля. Для чего же тогда нужны пересекающие его полосы? Так мы и спускались, наощупь находя опору для ног и не отрывая глаз от загадочной картины, преграждавшей нам путь.

Мы подобрались довольно близко к обрыву, прежде чем нам удалось наконец понять пространственное расположение желтого пятна и загораживавшей его мешанины линий. Оказалось, что за пределами шахты, сразу под измочаленной линией обрыва, то есть прямо в небе преисподней, натянута неизвестно каким чудом держащаяся сеть.

И тут моего слуха достиг предупреждающий звук: одна короткая нота, еле слышное гудение, как будто пропела туго натянутая тетива. Через какую-то долю секунды – мне едва хватило времени на то, чтобы крепче сжать веревку, – я почувствовал сокрушительный удар сзади, под колени. Мои ноги тут же оторвались от земли, и я полетел навзничь, точно перевернутая кегля. Однако веревку я не выпустил; по правде говоря, мне показалось, что моя левая рука вот-вот вырвется из плечевого сустава, когда мое тело на мгновение воспарило над землей и вытянулось в воздухе во всю длину, точно трепещущее на ветру полотнище. Задолго до того, как физическая часть моего «я» соприкоснулась с землей, мой рассудок пришел к заключению, что именно этого следует избежать, а если последнее окажется невозможным, то надо как можно быстрее подняться на ноги, ибо чем дольше я буду мешкать в горизонтальном положении, тем больше риска быть сожранным какой-нибудь тварью, которая, очевидно, и расставила этот хитроумный капкан.

По счастью, веревка лишила ловушку задуманного эффекта. Полученный мною удар наверняка зашвырнул бы свободно двигающегося человека далеко вперед, прямо на край шахтового ствола, и оставил его там распростертым на скользком выступе над головокружительной бездной, затянутой паутиной. Уступая настырной решимости моего тела брякнуться о землю и отдавая таким образом должное силе тяготения, я инстинктивно не отрывал взгляда от этого источающего опасность места.

Искры посыпались у меня из глаз, но я продолжал пялиться в одну точку. И пока мое оглушенное падением тело барахталось на земле, пытаясь вновь подняться на ноги, пока перед глазами рассеивалась белесая мгла, из которой снова проступали очертания окружающих предметов, пока правая рука шарила в поисках оброненного копья, сквозь все микрочастицы беспощадно истекающего драгоценного времени, ушедшего на совершение этих действий, я упрямо следил за входом в шахту, стараясь не пропустить ни малейшего шевеления, которое неминуемо должно было там возникнуть. Машинально моя ладонь обхватила древко найденного копья. В ту же секунду, как по сигналу, скорпион величиной с боевую колесницу вскочил на край обрыва и, оглушительно гремя суставчатыми ногами, устремился к нам, неотвратимый, точно лавина. Мои собственные ноги все еще отказывались меня держать, но копье Барнара пропело у меня над ухом и до половины погрузилось в щель между блестящими черными пластинами, защищающими горло скорпионихи.

Разумеется, несшаяся к нам тварь не была настоящим скорпионом. Большинство демонов имеют нечто человеческое в своей натуре и потому обычно представляют собой гибриды наподобие того, что атаковал нас: гигантское чешуйчатое тело «украшала» голова старухи, плотоядно ухмылявшаяся нам из-под хитинового панциря. Нанесенный Барнаром удар заставил ее остановиться, то есть, я хочу сказать, на мгновение прервать свое движение. Она замерла, чуть согнув нисколько не потерявшие в проворстве ноги, точно изготовилась к прыжку. Огромная клешня медленно протянулась к горлу и аккуратным движением перекусила древко торчавшего из него копья. И хотя из глаз чудовища ручьями текли слезы, выражение безумного восторга не покидало обрюзгшего лица с отвислыми щеками, двойным подбородком и безвольным, утратившим четкость очертаний ртом. Лоб над подернутыми кровавой сеткой глазами избороздили глубокие морщины, точно у человека, который никак не может проснуться от кошмара. Челюсть ее отвисла, и изо рта, снабженного не зубами, а черными корявыми колючками, вывалился длинный красный язык. Протянувшись к раненому горлу, он несколько раз прошелся по нему, после чего скорпиониха булькающим шепотом поведала нам о своих дальнейших намерениях:

– Сначала я начисто слизну ваши лица. Медленно, постепенно, пока на их месте не останутся голые черепа. Потом я вас ужалю, и вы оцепенеете, а я вычерпаю ваши чресла и высосу мозги. А после этого я верну вам первоначальный вид и все начну сначала.

Я метнул копье, как только она замолчала. Почти небрежным, но точно рассчитанным движением ее клешни взметнулись в воздух и прикрыли лицо. Но, к несчастью для нее, я не в него целил. Когда скорпиониха присела, приготовившись к атаке, ее смертоносный хвост изящной дугой поднялся вверх, и моя мишень оказалась, таким образом, всего в нескольких футах над головой твари. Я не промахнулся. Пронзенная насквозь находившаяся на хвосте капсула с ядом выплеснула свое содержимое прямо на голову демону.

Ее агония напоминала извержение вулкана. Она подскочила на месте и ударилась о потолок шахты, точно морская волна, с размаху бросающаяся на каменистый берег. Клешни рвали пузырящуюся массу, из которой донесся оглушительный вой, а потом красными ручейками вытекли глаза. Мы стояли с мечами наготове, выжидая удобного момента, чтобы напасть на чудовище и покончить с ним. Однако до этого дело не дошло: яд, по-видимому, достиг какого-то жизненно важного органа. Скорпиониха поднялась на дыбы, судорожно сгибая и разгибая многочисленные конечности, потом грохнулась на спину и забилась в таких конвульсиях, что собственное движение увлекло ее вниз по склону, прямо к краю шахты, и тварь соскользнула в пропасть. Мы кинулись следом за ней и заглянули вниз, чтобы как следует разглядеть препятствия, которые преграждали путь в тюрьму, хранившую ключи от нашей свободы.

Устье туннеля выходило на громадный, исполосованный шрамами оползней и зазубренными скалистыми выступами утес, который тянулся вправо и влево, сколько хватало глаз. Обрыв высотой примерно в полмили отделял нас от заболоченной долины внизу. Весь каменистый склон был затянут толстым слоем грязной серой паутины, которая больше всего напоминала кишащий червями саван, ибо на поверхности этого изрядно потрепанного занавеса тут и там какие-то крупные многоногие твари или сидели, притаившись в засаде, или носились с непостижимой скоростью, доступной лишь муравьям в их карликовом царстве. Кое-где на полуистлевшем полотнище болтались бесформенные коконы, которые то и дело дергались, извиваясь, не в силах сорваться вниз. Несмотря на многочисленные слои паутины, нам все же удалось разглядеть, что внутри них находятся крылатые существа примерно в два человеческих роста каждое. Однако чаще всего демоны-скорпионы питались друг другом. Их каннибальские схватки кипели повсюду, не исключая и того места прямо у нас под ногами, где, зацепившись хвостом за паутину, висела наша недавняя противница, раздираемая на части острыми клешнями двух своих собратьев, которым она уже не могла оказать серьезного сопротивления.

Что до трясины внизу, то она, по всей видимости, представляла собой нечто вроде заводи, образованной излучиной реки, которая вытекала откуда-то из-под утеса далеко по правую руку от нас и делила простиравшуюся перед нами равнину на две части. На другом ее берегу, примерно в двух лигах от утеса, возвышался город с гигантскими башнями. Все его строения как одно покоились на поддерживаемых сваями платформах. Между титаническими сооружениями порхали многочисленные проворные крылатые существа, которые с разделявшего нас расстояния казались мелкими, как мухи над падалью.

Однако нашим вниманием почти безраздельно владел утес, по которому нам предстояло спуститься. Понятно было, что веревка тут не поможет. Хотя длины имевшегося у нас троса, без сомнения, хватило бы до самого низа, наш путь проходил бы в опасной близости от паутины, вздумай мы войти в подземное царство таким способом. Не прошло бы и десяти минут, как мы стали бы добычей одной из многоногих тварей. Размышляя над возникшей проблемой, мы обнаружили еще одну дополнительную неприятность: трясина, которую нам предстояло пересечь, как только мы окажемся внизу, была густо населена. Мы не могли и предположить, как выглядят ее обитатели, ибо они избегали показываться на поверхности. Но, судя по колебаниям заболоченной почвы и крупной ряби на воде, они были очень большие.

Мы присели отдохнуть. Уныние овладело нами, говорить не хотелось. Я нашел свое копье, которое, пронзив ядовитую железу на хвосте демона-скорпиона, благополучно упало на землю, почти не поврежденное едким содержимым, – древко слегка обуглилось, но железное дерево, из которого оно было вырезано, устояло перед отравой. Однако охватившая меня радость тут же улетучилась, и я выразил свою признательность судьбе лишь горькой улыбкой. Ведь, в сущности, У нас не было почти ничего, кроме собственных рук. Барнар энергично сплюнул в желтый воздух.

– Смахнуть бы всю эту грязь со стены, как прошлогоднюю паутину, – проворчал он.

– Жалко, метлу с собой не захватили, – вздохнул я. – Как думаешь, может, сбросить несколько крупных камней, чтобы слегка расчистить дорогу?

– Как по-твоему, сколько булыжников весом хотя бы с того демона мы одолеем?

Эта мысль уже приходила мне в голову. Я еще раз вздохнул. И тут меня осенило.

Выслушав меня, Барнар несколько мгновений не говорил ни слова.

– Знаешь, – произнес он наконец, – идея настолько дикая, что, может быть, и сработает. Я хочу сказать, что вряд ли в преисподнюю можно вползти на брюхе. Только попробуй, и неуверенность и страх выдадут тебя первому же мелкому демону, что попадется на пути. Паника притягивает невезение. Но вот если вломиться туда с шумом и треском, взять ворота штурмом… может, тогда удача и улыбнется наглецу.

И мы двинулись назад в шахту.