рассказывающая о том, как Линь Чун в метель отправился в Кумирню бога гор. а Лу Цянь сжег амбары с фуражом

Мы уже рассказывали о том, что Линь Чун, выйдя на прогулку, вдруг услышал позади себя голос. Оглянувшись, он узнал трактирного слугу Ли Сяо‑эра. Когда Ли жил в Восточной столице. Линь Чун часто помогал ему. Однажды Ли украл деньги у хозяина кабачка, за это его арестовали и предали суду. Линь Чун снова помог Ли – дал за него ручательство, внес залог и избавил его от суда. Однако оставаться в Восточной столице Ли уже не мог. Благодаря Линь Чуну, снабдившему ему деньгами. Ли удалось выехать из города и устроиться в другом месте. И вот, совершенно неожиданно, они снова встретились.

– Как ты сюда попал? – спросил Линь Чун.

– После того как вы, господин, спасли меня и помогли покинуть столицу, – отвечал Ли Сяо‑эр, почтительно кланяясь, – я отправился на поиски работы, но так ничего и не нашел. Я долго скитался, пока не попал в Цанчжоу. Тут я обратился к одному кабатчику по фамилии Ван. Он взял меня к себе слугой и скоро убедился, что я человек старательный, умею хорошо прислуживать за столом, готовить вкусные закуски и приправы. Гости были довольны мной, и дела кабачка пошли очень успешно. Хозяин даже отдал за меня свою дочь. Родители жены вскоре умерли, и мы остались вдвоем, кабачок наш находится как раз против лагеря. Сегодня я отправился собрать долги и вот встретил вас, моего благодетеля. Но вы‑то как очутились здесь?! – спросил он Линь Чуна.

Линь Чун показал клеймо на своем лице и сказал:

– Я впал в немилость у командующего Гао Цю, и он устроил так, что я попал под суд и был приговорен к клеймению и ссылке. Здесь я сторожу Храм владыки неба. А что будет со мной дальше, я и сам не знаю. Никак не ожидал я встретиться здесь с тобою.

Тогда Ли Сяо‑эр пригласил Линь Чуна к себе в кабачок, усадил за стол и, позвав жену, велел ей поклониться благодетелю их семьи. И муж и жена были очень рады видеть Линь Чуна в своем доме.

– У нас нет здесь никаких родственников, – говорили они, – а сегодня само небо послало вас, нашего благодетеля.

– Но я ведь ссыльный преступник, – возражал Линь Чун, – и боюсь, что недостоин быть в вашем обществе.

– Не говорите так, мой благодетель, кому не известно ваше почтенное имя? – ответил Ли Сяо‑эр. – Если вам нужно что‑нибудь постирать, погладить или починить, мы все сделаем.

Беседуя с Линь Чуном, Ли поставил перед ним вино и закуски, а когда наступил вечер, проводил в храм. На следующий день Ли снова пригласил Линь Чуна к себе. Так Линь Чун стал своим человеком в доме Ли, и хозяин часто носил ему горячую пищу и воду. Видя, какое почтение оказывает ему семья Ли, Линь Чун отдал им часть серебра.

Не будем, однако, рассказывать об этом подробно, а вернемся лучше к делам поважнее.

Время быстро пролетело, наступила зима.

Стеганая одежда Линь Чуна и его белье были приведены в полный порядок благодаря стараниям жены Ли Сяо‑эра. Однажды хозяин Ли стоял у дверей, приготовляя закуски, и вдруг увидел, что какой‑то человек быстро вошел в кабачок, а вслед за ним прошмыгнул еще один. Присмотревшись к ним, Ли по одежде определил, что первый был военным командиром, другой же, пожалуй, походил на охранника или слугу. Войдя в кабачок, они уселись. Тогда Ли вошел и спросил:

– Прикажете вина?

В ответ первый незнакомец вынул лян серебра и отдал его Ли Сяо‑эру со словами:

– Эти деньги возьми себе, а сейчас принеси кувшина три‑четыре лучшего вина. Когда же придут гости, подай вина, закусок и ни о чем не спрашивай.

– Кого вы желаете пригласить, господин? – спросил Ли Сяо‑эр.

– Я прошу тебя, – отвечал пришедший, – сходить в лагерь для ссыльных и позвать сюда начальника лагеря и надзирателя. Я хочу с ними побеседовать. Если они будут о чем‑нибудь расспрашивать, скажи им, что здесь их ждет один начальник, у которого есть к ним дело.

Ли обещал все исполнить. Сперва он отправился за надзирателем, вместе с ним пошел в дом начальника, и втроем они направились в кабачок. Здесь Ли успел заметить, как неизвестный ему военный почтительно приветствовал гостей.

– Нам не приходилось встречаться раньше, – сказал начальник лагеря. – Могу ли я узнать ваше почтенное имя?

– У меня к вам письмо, – отвечал незнакомец, – и вы сейчас все узнаете. Подай‑ка вина! – обратился он к Ли.

Ли тут же принес вина и фруктов и расставил на столе тарелки с закусками. Военный наполнил чашки и пригласил гостей садиться. Все это время Ли был очень занят, он обслуживал своих гостей и летал, как челнок в ткацком станке,

Второй гость, пришедший вместе с военным, приказал подать чан с горячей водой и стал подогревать вино.

Выпив чашек по десять, они снова заказали вина и велели принести обед. Когда все было подано, военный обратился к Ли:

– Ну, теперь мы сами будем подогревать вино, а ты не приходи, пока не позовем. Нам нужно побеседовать.

Ли послушно вышел и, подозвав жену, сказал:

– Жена, эти люди пришли сюда неспроста.

– С чего это ты взял? – спросила жена.

– Судя по их говору, они из Восточной столицы, в Цанчжоу приехали впервые и не были знакомы с начальником лагеря. Когда я подавал вино и закуски, то слышал, как надзиратель произнес: «Командующий Гао Цю». Уж не замыслил ли этот военный что‑то против Линь Чуна! Я постою у дверей, а ты спрячься за занавеской и послушай, что они говорят!

– Сходи‑ка ты лучше в лагерь и позови Линь Чуна, может он их признает, – предложила жена.

– Ничего ты не понимаешь! – прикрикнул на нее Ли. – Линь Чун человек вспыльчивый и сгоряча может убить человека или спалить дом. Вдруг окажется, что незнакомец как раз и есть тот самый Лу Цянь, о котором он нам рассказывал? Неужели Линь Чун отпустит врага живым? А если произойдут какие‑нибудь неприятности, то и нам с тобой несдобровать. Поди‑ка лучше послушай, а потом мы придумаем, что делать.

– И то верно, – согласилась жена, возвращаясь в комнату. Часа через два она вышла к мужу и сказала:

– Они все шептались, и я ничего не могла разобрать. Только и заметила, как тот, который похож на военного, вынул что‑то завернутое в платок и передал начальнику и надзирателю. Верно, в свертке было золото или серебро. Я слышала, как надзиратель говорил: «Ладно, уж как‑нибудь мы с ним покончим».

В это время гости потребовали супу. Ли поспешил выполнить приказание и в тот момент, когда менял тарелки, увидел в руках у начальника письмо. Ли подал еще супу, принес новые закуски, и гости просидели за столом еще около часа. Потом расплатились, и начальник лагеря с надзирателем первыми покинули кабачок; вслед за ними ушли и двое незнакомцев, опустив головы и пряча лица.

Не успела закрыться за ними дверь, как вошел Линь Чун.

– Ну, брат Ли, как идет торговля? – приветствовал Линь Чун хозяина.

– Мой благодетель, – взволнованно ответил Ли, – прошу вас, присаживайтесь. Я как раз собирался к вам, у меня для вас очень важные вести.

– Что случилось? – спросил его Линь Чун.

Тогда Ли попросил Линь Чуна пройти в комнату и, усадив его, сказал:

– Только что отсюда вышли какие‑то подозрительные люди, которые прибыли из Восточной столицы. Они пригласили в кабачок начальника лагеря и надзирателя, и здесь все вместе долго сидели и закусывали. Я слышал, как надзиратель упоминал в разговоре имя командующего Гао Цю. Это показалось мне подозрительным, и я велел жене подслушать, что они говорят. Но ей не удалось этого сделать, так как они беседовали шепотом. Только под конец она услышала, как надзиратель сказал: «Что ж, ладно. Уж как‑нибудь мы с ним покончим». Затем незнакомцы достали сверток, то ли с золотом, то ли с серебром, и передали его начальнику лагеря и надзирателю. После этого они побыли в кабачке еще некоторое время, а затем разошлись. Что это за люди, мы не знаем, но у нас возникло подозрение, что они замышляют что‑то недоброе против вас, мои благодетель.

– А каков этот человек из себя? – спросил Линь Чун.

– Он небольшого роста, – отвечал Ли. – Лицо у него чистое и бледное, ни усов, ни бороды нет, на вид ему лет тридцать с лишним. Тот, кто был с ним, также невысокого роста, но со смуглым лицом.

Услышав это, Линь Чун даже привскочил от изумления.

– Первый – несомненно Лу Цянь! – воскликнул он. – И эта гнусная тварь осмелилась прийти сюда, чтобы причинить мне зло. Ну, пусть только попадутся мне, от них одно мокрое место останется!

– Будьте осторожнее, – увещевал Ли. – Еще в древности говорили: «Во время еды бойся подавиться, а во время ходьбы – споткнуться».

Линь Чун был взбешен. Он тут же покинул кабачок и пошел на рынок, где купил небольшой кривой кинжал. Спрятав его под одежду, Линь Чун отправился на поиски Лу Цяня и обошел весь город.

А Ли и его жена сидели дома ни живы ни мертвы от страха. Однако ничего особенного в этот вечер не произошло. На следующее утро Линь Чун встал, умылся и, захватив свой кинжал, снова вышел в город. Он бродил по всем улицам и переулкам и целый день провел в поисках. Но и на этот раз все обошлось спокойно, и в городе не произошло никаких событий. Тогда Линь Чун направился к дому Ли.

– Опять у меня ничего не вышло! – сообщил он другу.

– Благодетель наш, – сказал Ли, – мы хотели бы, чтобы все закончилось благополучно. Вы должны беречь себя.

Линь Чун снова вернулся к себе в храм. Так прошла еще ночь. Несколько дней продолжал Линь Чун свои поиски по улицам города, но, никого не обнаружив, начал постепенно успокаиваться.

На шестой день после описанного происшествия начальник лагеря вызвал к себе Линь Чуна и сказал ему:

– Вы уже давно живете здесь, а я еще ничем не помог вам, как об этом просил господин Чай Цзинь. Сейчас этот случай представляется. За Восточными воротами, в пятнадцати ли от города, находятся военные склады. Каждый месяц туда доставляют фураж. А там уж так заведено, что на этом деле можно кое‑что и подзаработать. Сейчас этим складом ведает один старый отставной солдат. Я хочу назначить вас на это место, а его перевести сюда, присматривать за храмом. Отправляйтесь туда вместе с надзирателем и приступайте к работе.

– Что ж, – ответил Линь Чун, – я согласен.

Выйдя из лагеря, Линь Чун тут же пошел к Ли Сяо‑эру и сказал:

– Начальник лагеря назначил меня заведовать военным складом. Что вы об этом думаете?

– Это, конечно, лучше, чем работа в храме, – заметил Ли. – При приеме фуража можно кое‑что подработать. Но раньше никто не получал этого места, не дав взятки начальнику.

– Выходит, он не только не собирается причинить мне зла, но даже назначает на хорошую должность, – задумался Линь Чун. – Что бы это могло значить?

– А вы не раздумывайте над этим, благодетель, – сказал Ли, – лишь бы все было в порядке. Плохо только, что вы будете жить далеко от нас. Впрочем, когда выдастся свободное время, я обязательно приду навестить вас.

Ли принес вина и закусок и пригласил Линь Чуна к столу.

Не стоит, однако, вдаваться в утомительные подробности. Расставшись с Ли, Линь Чун пошел в храм, собрал свои вещи, взял кинжал и пику и вместе с надзирателем пошел к начальнику лагеря попрощаться. После этого они отправились на склады.

Стояла холодная погода, резкий северный ветер гнал по небу темные тучи. С утра, не переставая, валил снег. Линь Чун и надзиратель все шли и шли, а навстречу им не попалось ни одного кабачка, где можно было бы подкрепиться. Вскоре они прибыли на место, где увидели перед собой глиняную стену, в которой было двое ворот. Толкнув ворота, они вошли внутрь и увидели там семь‑восемь амбаров для фуража, вокруг стояли скирды соломы. Посреди двора находились два жилых помещения, крытых соломой. В одном из них старый солдат грелся у огня.

– Начальник лагеря назначил на твое место Линь Чуна, – сказал старику надзиратель. – Ты же вернешься обратно и будешь служить в Храме владыки неба. Сейчас же передай ему имущество.

Солдат взял ключи и повел Линь Чуна осмотреть хозяйство.

– Количество фуража следует записывать, а склады опечатывать, – наставлял старик новоприбывшего. – Эти стога соломы пересчитаны и занумерованы.

После того как все было проверено, Линь Чун с солдатом вернулись, и служивый, собрав свои вещи, сказал:

– Жаровню для угля, котел, чашки и тарелки, – все это я оставляю тебе…

– У меня в храме тоже остались кое‑какие вещи, и ты можешь забрать их себе, – ответил Линь Чун.

– Если захочешь купить вина, – сказал солдат, показывая на кувшин из тыквы, висевший на стене, – то можешь сходить на базарчик, что на большой дороге, в двух‑трех ли к востоку отсюда.

Затем солдат и надзиратель двинулись в обратный путь.

Оставшись один, Линь Чун положил свои вещи на постель и первым делом решил развести пожарче огонь. В заднем углу комнаты была навалена куча хвороста и угля. Он взял несколько кусков угля и бросил их в очаг, представлявший собой простое углубление в земляном полу. Взглянув наверх. Линь Чун увидел, что потолок хижины совсем обветшал и порывы ветра раздувают солому во все стороны.

«Как же можно прожить здесь всю зиму? – подумал Линь Чун. – Когда погода станет получше, надо будет сходить в город и позвать мастера, чтобы он починил крышу».

Линь Чун придвинулся поближе к огню, так как холод пробирал его все больше и больше. Тогда он вспомнил про кабачок, о котором говорил ему старый солдат. «Почему бы мне не сходить туда и не купить вина?» – подумал он. Не мешкая, он достал из узла немного серебра, прикрыл жаровню с углем, нацепил на пику кувшин из тыквы, надел войлочную шляпу и, выйдя из помещения, запер дверь на щеколду. Ворота он тоже закрыл на замок и зашагал по направлению к востоку.

А снег все сыпал и сыпал и, словно драгоценные камни, хрустел под ногами Линь Чуна. Он шел боком, спиной к ветру. А метель все усиливалась. Не прошел Линь Чун и пол‑ли, как увидел перед собой старую кумирню. Поклонившись, он произнес:

– Добрые духи, помогите мне! А я в благодарность принесу вам жертву.

Пройдя еще немного, Линь Чун увидел какие‑то жилища. Он остановился и заметил, что посреди изгороди воткнут шест с пучком соломы. Это означало, что здесь находится кабачок. Когда Линь Чун вошел туда, хозяин спросил его:

– Откуда пожаловали, господин?

– Узнаешь этот кувшин? – в свою очередь спросил его Линь Чун.

– Да, – отвечал хозяин, взглянув на кувшин. – Он принадлежит старому солдату, который живет на складе.

– Правильно, – отозвался Линь Чун, – так оно раньше и было.

– Ну, раз теперь вы охраняете склад, – сказал хозяин кабачка, – то уж разрешите считать вас своим гостем. Прошу присаживаться, погода нынче холодная, выпейте несколько чашек вина.

С этими словами хозяин нарезал на тарелку говядины, налил в кувшин горячего вина и пригласил Линь Чуна выпить и закусить. Отпив немного, Линь Чун заказал еще вина и мяса за свои деньги. Закусив как следует, он попросил наполнить кувшин из тыквы, захватил с собой еще два куска говядины и расплатился с хозяином. Тыкву он подвесил на пику, а мясо засунул за пазуху. Затем, поблагодарив хозяина, ушел из кабачка. Выйдя за ворота, Линь Чун свернул на старую дорогу, но теперь ветер дул ему прямо в лицо. К ночи метель разбушевалась.

Несмотря на глубокий снег и встречный ветер. Линь Чун скоро добрался до своего склада, но, войдя в ворота, так и ахнул от изумления и испуга. Казалось, само небо покровительствовало добрым и справедливым, ибо стужа и буран спасли Линь Чуну жизнь. В его отсутствие крыши обоих жилых помещений обрушились под тяжестью снега.

«Что ж теперь делать‑то?» – подумал Линь Чун, кладя на снег пику и кувшин. Опасаясь, как бы от тлеющих углей, оставшихся в очаге, не начался пожар, он разворотил груду обломков и, забравшись в нее по пояс, стал шарить по земле руками. Однако вскоре обнаружил, что растаявший снег загасил последние. искры. Линь Чун продолжал шарить на том месте, где прежде находилась его постель, и, наконец, вытащил свое стеганое одеяло. После этого он вылез из кучи обломков. Было уже совсем поздно, и он подумал: «Теперь негде даже развести огонь. Как же мне быть?» Тут он вспомнил о старой кумирне, которую видел в пол‑ли от склада, и решил, что сможет временно там укрыться. «Пойду и переночую там, – решил он, – а утром посмотрим, что делать дальше». Свернув одеяло и нацепив на пику кувшин с вином, он плотно закрыл ворота, запер их на замок и направился к кумирне.

Войдя в ограду, он прикрыл ворота и припер их камнем, лежавшим неподалеку. Войдя в кумирню, он осмотрелся. Над алтарем возвышалась глиняная, позолоченная статуя бога гор; по сторонам стояли статуи его помощников: писца и посыльного. В стороне лежала куча жертвенной бумаги. Тщательно все осмотрев, Линь Чун обнаружил, что других помещений в кумирне не было и никто ее не охранял.

Он положил на кучу бумаги свою пику, поставил кувшин с вином и, стряхнув. снег с шапки, снял белый полотняный халат, уже наполовину промокший. Все это он положил на алтарь, а затем расстелил одеяло, лег на него, укрылся до пояса. Достав кувшин с вином, он, не разогревая, начал потихоньку пить его, заедая мясом, вытащенным из‑за пазухи.

Так он лежал, выпивая и закусывая, как вдруг услышал снаружи какой‑то шум. Мгновенно вскочив на ноги и прильнув к трещине в стене, он увидел, что склады с фуражом охвачены пламенем. Огонь с треском и шумом пожирал постройки. Линь Чун схватил пику и только собрался было бежать, чтобы позвать народ на помощь, как вдруг услышал чьи‑то голоса. Он осторожно подкрался к воротам и прислушался. Разговаривая между собой, к кумирне быстро приближались трое. Они попробовали было открыть ворота, но им помешал камень. Тогда они остановились у ворот, чтобы посмотреть на пожар, и один из них сказал:

– Ну что, неплохо придумано?

– Вы оба хорошо постарались, – ответил второй. – Когда я вернусь в столицу и доложу об этом командующему Гао Цю, ручаюсь, он наградит вас высоким м почетным назначением. Теперь у наставника Чжана не будет причин упорствовать.

– Наконец‑то нам удалось покончить с Линь Чуном, – вставил третий. – Теперь молодой Гао поправится.

– Какой же упрямец этот наставник Чжан. Ведь сколько раз к нему посылали людей с просьбой выдать дочь за молодого Гао, – вставил его собеседник. – Сколько раз ему говорили, что Линь Чуна уже нет в живых, но Чжан ни за что не хотел верить этому. А здоровье молодого Гао все ухудшалось. Вот командующий и отправил нас, чтобы просить вас покончить с этим делом. Но мы никак не думали, что все это так скоро закончится.

– Когда я перелез через стену, – начал другой, – я поджег сено в десяти местах, и выбраться оттуда он никак не мог!

– Да уж он теперь, верно, сгорел, – заметил другой.

– Если бы даже ему и удалось спастись, – сказал третий, – все равно его ждала бы смертная казнь. Ведь по его вине сгорел военный склад.

– А теперь пойдем в город, – предложил первый.

– Подождем еще, – возразил другой. – Посмотрим на пожар, а потом отыщем пару костей, чтобы по возвращении в столицу показать их командующему и молодому Гао; пусть убедятся в том, что мы умеем работать.

Линь Чун по голосу узнал надзирателя, Лу Цяня и Фу Аня. «Небо сжалилось надо мной, – подумал он. – Если бы не развалилась сторожка, я был бы заживо сожжен этими негодяями».

Затем он потихоньку отодвинул камень, взял в правую руку пику и, распахнув левой рукой ворота, закричал:

– Стой, мерзавцы! Теперь‑то вы от меня не уйдете!

Те хотели было бежать, но от испуга не могли даже двинуться. Линь Чун поднял пику, и она с хрустом вонзилась в тело надзирателя. Перепуганный насмерть Лу Цянь не мог пошевелить ни рукой, ни ногой и взмолился:

– Прости меня!

Фу Ань успел отбежать всего шагов на десять, но Линь Чун настиг его и со всей силой всадил ему пику в спину – тот повалился. Теперь Линь Чун вернулся к Лу Цяню. Тот также бросился было бежать, но не успел он сделать и трех шагов, как Линь Чун с криком: «Ты еще бежать, гнусный бандит!» – схватил его за грудь и швырнул в снег. Отбросив пику и наступив ногой на грудь Лу Цяня, он выхватил кинжал, занес его над Лу Цянем и закричал:

– Бандитская ты рожа! Я ведь никогда не враждовал с тобой! Почему же ты решил погубить меня? Правильно говорится: «Можно простить убийцу, но нельзя простить предателя»!

– Я не виновен, – взмолился Лу Цянь. – Командующий приказал мне это сделать, и я не мог нарушить его воли.

– Ах ты, гнусный разбойник! – продолжал кричать Линь Чун. – Мы с малых лет были друзьями, а сегодня ты пришел, чтобы убить меня. Как же ты смеешь говорить, что непричастен к этому делу? Посмотрим, придется ли тебе по вкусу мой кинжал?!

С этими словами он разорвал одежду Лу Цяня и всадил ему кинжал прямо в сердце. Изо рта, носа, ушей и глаз Лу Цяня хлынула кровь; тогда Линь Чун вынул сердце и печень врага и, оглянувшись кругом, увидел, что надзиратель пытается подняться на ноги. Линь Чун подскочил к нему и, прижав к земле, закричал:

– Ах ты, гнусная тварь! Ты оказался таким же бандитом, как и другие! Ну так отведай и ты моего кинжала!

Он отрезал надзирателю голову и насадил ее на пику. Вернувшись к двум ранее убитым, он также отрубил им головы, вложил кинжал в ножны, связал за волосы все три головы, возвратился в кумирню и положил их на жертвенник перед богом горных духов. Надев халат, он подпоясался кушаком, одел войлочную шляпу, осушил до дна кувшин с вином, сделанный из тыквы, и, бросив его вместе с одеялом, захватил пику и, выйдя ив кумирни, направился на восток.

Через каких‑нибудь четыре‑пять ли ему встретилась толпа крестьян из соседних деревень, которые с ведрами и баграми бежали тушить пожар.

– Бегите скорее и попытайтесь спасти, что можно! – крикнул он. – А я пойду доложу начальству! – и он, сжимая в руках пику, продолжал свой путь дальше. Между тем снежная буря все усиливалась.

Часа четыре шел Линь Чун, когда, наконец, почувствовал, что продрог до мозга костей. Оглядевшись, он убедился, что склады остались далеко позади, и увидал перед собой небольшой редкий лесок. Вдали, там, где лес становился гуще, виднелось несколько хижин, соломенные крыши которых были покрыты снегом, В одной из хижин сквозь трещину в стене мелькал огонек. Прямо туда и направился Линь Чун. Он раскрыл двери и вошел. Посреди комнаты сидел пожилой крестьянин, а вокруг него трое‑четверо молодых. В очаге, устроенном прямо в земляном полу, потрескивал хворост.

Линь Чун подошел к сидящим у огня крестьянам и почтительно поздоровался с ними.

– Я из города и служу в лагере ссыльных, – сказал он. – Я весь промок. Прошу вас, разрешите мне погреться и обсушиться немного.

– Грейся, кто тебе мешает? – отозвались крестьяне.

Линь Чун подошел к огню и начал сушить свое платье. Отогревшись, он вдруг заметал на углях кувшин, из которого исходил винный запах.

– У меня есть кое‑какая мелочь, – сказал Линь Чун, – не дадите ли вы мне немного вина?

– Мы каждую ночь должны по очереди караулить закрома с рисом, – отвечал ему старший крестьянин. – Сейчас уже за полночь, погода холодная, и нам самим не хватит этого вина. Где уж тут с тобой делиться! Так что лучше на него не рассчитывай.

– Ну уж две‑три чашки вы, наверное, могли бы мне дать, я бы хоть немного согрелся, – возразил Линь Чун.

– Ну вот что, молодец, оставь‑ка ты нас в покое! – оборвал его крестьянин.

Однако запах вина все сильнее раздражал Линь Чуна: ему очень хотелось выпить.

– Как бы там ни было, а хоть немножко поделились бы со мной, – настаивал Линь Чун.

– Мы разрешили тебе погреться у очага, – ответили ему крестьяне, – а теперь ты требуешь еще и вина. Уходи‑ка отсюда подобру‑поздорову. Не уйдешь, так останешься висеть на этой балке под потолком.

Это разозлило Линь Чуна, и он закричал:

– У вас ни стыда, ни совести нет!

С этими словами он с размаху воткнул свою пику в очаг и, выхватив оттуда горящую головешку, сунул ее прямо в лицо пожилому крестьянину. У того сразу же загорелись усы и борода. Остальные крестьяне вскочили со своих мест, и Линь Чун набросился на них, размахивая своей пикой. Старый крестьянин первым выскочил из хижины. Остальные в испуге застыли на месте, но, когда очередь дошла до них, обратились в бегство.

– Ну, как будто все разбежались, – сказал себе Линь Чун, – вот теперь, господин Линь Чун, и вы можете угоститься!

На кане стояли две чашки из кокосового ореха. Он взял одну, зачерпнул вина и, осушив ее до половины, вышел из хижины. Но шел он неуверенно, покачиваясь и нетвердо держась на ногах.

Не прошел он и ли, как вдруг налетевший порыв сильного ветра опрокинул его у края глубокой канавы. Где уж ему было подняться! Когда пьяный упадет, он уже не может встать на ноги. И Линь Чун остался лежать в снегу.

Крестьяне же тем временем позвали на помощь более двадцати человек и с дубинками и другим оружием прибежали в хижину. Не найдя Линь Чуна, они бросились за ним по следу и увидели его лежащим в снегу. Неподалеку валялась, оброненная им пика.

Было уже время пятой стражи. Крестьяне подошли к Линь Чуну, подняли его с земли, связали и куда‑то повели. Если бы они не привели его туда, вы не узнали бы, почему в прибрежных камышах стояли тысячи боевых кораблей и сотни доблестных героев собрались в стане у крутых берегов…

Были бледны люди пред началом битвы.

Страшно слушать речи о таких боях.

О том, куда крестьяне привели Линь Чуна, вам расскажет следующая глава.