ГЛАВА 37

Лишь спустя несколько недель Джек принудил себя открыть конверт, который Руди дал ему во время последнего свидания. В нем оказалось короткое письмо. Джек понял, что оно было написано не сразу, а в течение нескольких дней. Почерк оказался очень красивым.

Дорогой Джек!

Если ты читаешь это письмо, значит, я уже со своими родными — доволен и счастлив. Еще раз спасибо за все, что ты для меня сделал. Джек, я обыкновенный человек, но много думаю. И пришел к выводу, что Господь привел нас в этот мир с определенной целью. Эта цель не в том, чтобы спасти меня, — она значительнее. Мы в этом мире затем, чтобы исправить то, как обходятся с подобными мне людьми. Неправильно. Вот за этим отец, мать, ты, Нэнси и я пришли в этот мир. Или это одна из причин. Я много размышлял. Аля меня совсем непросто все обдумать и изложить на бумаге. Теперь ты остался один, Джек. Не сдавайся. Не опускай рук из-за того, что меня больше нет. Ничего не забывай.

Любящий тебя

Руди.

Когда схлынула новая волна чувств, Джек начал анализировать текст. Его посещали те же мысли, но никогда они не были такими ясными. А еще утверждали, что Руди умственно отсталый. Но как бы там ни было, он осознал то, что оказалось недоступно другим. Откуда он узнал, что погибла Нэнси? Почему просил ничего не забывать? Ведь он повторил почти слово в слово то, что много лет назад сказал Джеку его отец.

Джек решил, что последует его совету какими бы ни были последствия.

Первым шагом стал звонок Блейну Редфорду, специалисту по восстановлению картины происшествий. Джек хотел выяснить, не обнаружил ли тот что-нибудь новое. Оказалось, не обнаружил. Джек спросил, что он сказал губернатору. Редфорд ответил, что губернатор ему так и не позвонил. Следующий звонок был следователю убойного отдела Лоренсу Эпплгейту. Джек поинтересовался, удалось ли установить, где была Нэнси перед тем, как ее убили. Оказалось, она заезжала домой к Марии Лопес. Но Мария ответила, что Нэнси заглянула к ней просто поболтать, поскольку они подружились на занятиях по аэробике.

Джек понимал, что это не так. Мария рассказала Нэнси нечто такое, что могло послужить серьезной уликой и сыграть решающую роль в освобождении Руди. Через несколько дней Джек нанес визит Марии Лопес. Он взял с собой Пат — чувствовал, что та ему пригодится, хотя не сознавал зачем.

Мария жила одна в микрорайоне Фокстрот сразу за городом. Место было красивым, и Джек решил, что она потратила на жилье почти все, что удалось скопить на должности помощника начальника полиции по административной работе. Он напомнил себе, что этот дом посетила Нэнси в тот вечер, когда была убита.

Они обменялись любезностями, хотя было заметно, что Мария чувствует себя неловко. Пат спросила, кто эти девочка и мальчик на фотографиях в гостиной, и хозяйка объяснила, что это ее дети. Но они выросли и уехали в Майами. Она, должно быть, старше, чем выглядит, подумал Джек. Мария рассказала Пат — на Джека она почти не обращала внимания, — что муж бросил ее сразу после рождения детей и она воспитала их одна.

Джек объяснил, зачем они пришли. Сначала Мария отвечала дежурными фразами — теми же, что в полиции: «Ничего не знаю», но он не сдавался. Слишком много он потерял близких людей.

— Мария, я понимаю, что вы боитесь. — Женщины сидели на диване, а он на стуле напротив хозяйки. — Могу восстановить ход ваших мыслей: «Если убили Трейси Джеймс и Нэнси, то убьют и меня». — Она бросила на него взгляд. — Да, да, Мария, я знаю, что Нэнси убили. И Трейси Джеймс тоже. И еще знаю, что убили из-за той информации, которую дали им вы. — Мария хотела возразить, по крайней мере по поводу Трейси Джеймс, но не стала. Пока ей удавалось играть в молчанку. А Джек между тем продолжал: — Теперь вас мучает страх, что на очереди вы. Ведь ваш начальник — один из убийц.

Мария не поверила собственным ушам: Джек Тобин обвинил ее босса, начальника полиции Уэсли Брюма в убийстве. Хотя сама она не сомневалась, что адвокат прав.

— Да, да, — продолжал, подавшись вперед, Джек, — не исключено, что следующая — вы. Вы молчите и надеетесь, что пронесет. Но эти люди опасаются, что их секрет выплывет наружу, и не остановятся, пока не устранят последнего свидетеля. То есть вас. Вам требуется помощь, потому что вас собираются устранить. Скорее всего не теперь, может, через несколько месяцев, когда забудутся прежние дела. Вам устроят несчастный случай, и вы погибнете, как Трейси и Нэнси.

Произнося слова, Джек пристально вглядывался Марии в лицо. Яснее уж не выразишься. Но выражение лица женщины оставалось бесстрастным. Она смотрела либо прямо перед собой, либо в пол. Джек сначала посеял в ней страх. Теперь настало время нанести решающий удар.

— Мария, если вы скажете мне то, что знаете, я берусь вас защитить. И никому не пророню ни слова до тех пор, пока не придумаю план, как засадить за решетку этих людей. Так или иначе, я намерен что-то предпринять. Пока не знаю что. Но когда начну, обещаю, вы будете под защитой. У меня есть для этого возможности. Помогите мне, и я помогу вам.

Мария сидела на диване в своей гостиной с тем же безразличным видом. Джек встал, потер виски, сделал несколько шагов по комнате. Когда он оказался в дальнем углу, откуда не мог слышать, что говорилось на диване, Пат положила ладонь Марии на плечо и тихо произнесла:

— Вам надо кому-нибудь довериться. Доверьтесь ему. Джеку необходима ваша помощь, как его вам. Он переживает, что не смог уберечь Нэнси и Руди.

Мария посмотрела Пат в глаза. Пат не отвела взгляда. Она понимала, что требуется этой женщине, и ободряюще кивнула.

Джек продолжал расхаживать по гостиной. Пат подала ему знак подойти. Когда он сел, Мария заговорила, но так и не подняла на него глаз — смотрела в одну точку на полу у своих ног.

— Через два года после того, как Руди был осужден за убийство Люси Очоа, мы — я имею в виду полицейское управление — получили письмо из управления полиции города Сити-дель-Рио, штат Техас. В то время я работала секретарем, и в мои обязанности входило разбирать корреспонденцию. В письме говорилось об аресте некоего Джеронимо Круза по обвинению в изнасиловании и убийстве. У него изъяли водительские права, выданные штатом Флорида, на которых значился адрес в Бэсс-Крике. Типичный полицейский запрос. Техасцы хотели знать, не находится ли Джеронимо у нас в розыске и не обладаем ли мы информацией, способной помочь следствию или судебным органам. — Мария в первый раз подняла глаза. — Должна вам сказать, среди латиноамериканцев в нашем городе никто не сомневался, что именно Джеронимо убил Люси Очоа. Прочитав письмо, я немедленно доложила Уэсли, в то время сержанту, так как знала: именно он расследовал убийство Люси. Он с моего телефона позвонил прокурору штата Клею Эвансу. Выслушал его и сказал в трубку: «Немедленно выезжаю». Затем с письмом в руке отправился в канцелярию прокурора. — Мария снова уставилась в пол. — С тех пор я ничего об этом не слышала. Никто не упоминал о письме.

Сначала Джек не мог поверить ее словам. Но постепенно смысл сказанного начал до него доходить. Все встало на свои места. Дело Руди с самого начала оказалось на перекрестии разных интересов. Это убийство освещали все местные агентства и многие общенациональные средства массовой информации. Возможно, потому, что убийство носило особо жестокий характер и, как предполагалось, его совершил обыкновенный парень из местных. В тот момент, когда поступило письмо, кандидатура Клея Эванса рассматривалась на пост федерального судьи и ему было выгодно внимание, которое он привлек к себе, выступив обвинителем по делу Руди. Если бы он проиграл, его карьерная перспектива была бы поставлена под удар. Видимо, он что-то предложил Брюму в обмен на молчание. Скорее всего должность начальника полиции.

— Почему вы ничего никому не сказали, когда это произошло? — почти закричал Джек.

Пат охладила его пыл взглядом.

— Кому мне было говорить? Кто поверил бы простой латиноамериканке с двумя детьми, без мужа? Если бы письмо осталось у меня, я могла бы что-то пикнуть. Без письма я не могла рисковать. Мне надо было растить двоих детей. Потом я призналась Нэнси. Не могла позволить, чтобы Руди умер, а я так никому ничего и не сказала. Сами видите, что произошло с ней и Трейси Джеймс…

Мария всхлипнула. Пат обняла ее за плечи и попыталась утешить.

— Джек, прекрати! Бедная женщина ни в чем не виновата.

Но у Джека из головы не выходили Нэнси и Руди. И в гневе он был не способен испытывать сочувствие к Марии. Ее наградили за молчание — сделали помощником начальника полиции по административной работе! Неужели она не понимает, почему получила эту работу? Но, рассуждая здраво, он соглашался с Пат. Мария держала язык за зубами, поскольку боялась, и, видимо, правильно оценила ситуацию. Никто бы ей не поверил, а угроза для нее и детей была реальной. Трейси Джеймс и Нэнси могли бы это подтвердить, если были бы живы.

— Извините, Мария, я не хотел вас обидеть, — сбавил тон Джек. — До тех пор пока мы не разработаем плана действий, будем считать, что этого разговора не было.

Мария не ответила. Она перестала всхлипывать, но слезы все еще катились по щекам.

Джек изложил план через две недели. Ему позвонил Боб Ричардс с намерением восстановить отношения.

— Как поживаешь, Джек? — Это было сказано самым приятельским тоном. Джека так и подмывало послать губернатора подальше, но в этот миг его осенило.

— У меня все в порядке. Спасибо, что поинтересовался. — Губернатор стал говорить лицемерно — явно не мог сдержаться, Джек прервал его вопросом: — Пост прокурора еще за мной, или я зашел слишком далеко?

— Не знаю, Джек. Не представлял, что ты по-прежнему хочешь его занять.

— Хочу, если ты все еще желаешь видеть меня в этой должности.

— Что ж, я подумаю. Созвонимся через несколько дней.

Представление прошло удачно, может, потому что не было времени для репетиции. После этого не составило труда заключить сделку. Джек позвонил Дэвиду Уильямсу, сенатору из Майами, давнишнему знакомому, которого некогда поддерживал, помогал организовать предвыборную кампанию. Теперь тот был председателем сената. Джек попросил его замолвить за него слово перед Бобом Ричардсом. Затем переговорил с несколькими наиболее влиятельными спонсорами губернаторской кампании. И обратился к ним с той же просьбой. Это было совершенно не в характере Джека, и у него стало мерзко на душе. Но он убеждал себя, что все это ради высшей цели. К концу недели пост прокурора штата был снова у него в кармане.

Убедившись, что должность его, он вместе с Пат нанес новый визит Марии Лопес.

— Через пару недель я приступаю к работе прокурора штата и хочу, чтобы вы перешли под мое начало. — На этот раз Джек сидел на диване и не мог прямо смотреть на хозяйку дома. Место на стуле заняла Пат. «Эту женщину нельзя от себя отпускать», — улыбнулся про себя Джек.

— Не могу. — В голосе Марии прозвучала нотка отчаяния. Если я пойду к вам работать, они поймут, что я вам все рассказала, и убьют.

— Мария, вскоре я собираюсь выступить против этих людей. Точной даты не назову — до этого должны произойти кое-какие события, которыми я не управляю. Подробнее в настоящее время объяснить не могу. Но если до этих людей дойдет, что я что-то против них замышляю, вы окажетесь в опасности независимо от того, на кого работаете.

Джеку категорически не удавались приемы утешения. Поэтому Пат перехватила инициативу:

— Мария, наш план заключается не только в том, чтобы вы работали на Джека. Мы хотим, чтобы вы переехали к нам жить. Не навсегда — вам ни к чему расставаться со своим домом. А до тех пор, пока все не уладится. У нас много места, и мы решили нанять двух отставных полицейских из Майами, бывших следователей убойного отдела, которые будут нас охранять двадцать четыре часа в сутки. Один из них будет каждый день возить вас и Джека с работы и на работу. Мы хотим максимально обеспечить вашу безопасность.

— Право, не знаю. А как быть с моими детьми?

Пат понимала: их предложение станет для Марии большим потрясением и ее первая мысль будет о детях.

— Мы предусмотрели, что они могут устроить охоту на ваших детей, — вступил Джек. Пат предостерегающе посмотрела на него. Но на этот раз он знал, что сказать. — Мы вникли в обстоятельства. Ни Карлоса, ни Марию ничто не связывает — они еще не начали карьеру. Мы перевезем их в другое место и устроим так, что временно никому не удастся установить их личности. У нас есть для этого все необходимое. — Он не упомянул, что эта часть плана совершенно не в ладах с законом.

Мария покосилась на будущего прокурора штата, словно недоумевая: а разве это законно?

Джек в ответ улыбнулся и пожал плечами:

— Я не рассчитываю просидеть на этом месте слишком долго. Ровно столько, сколько потребуется мне. Понимаете? Ну, что скажете, Мария? План не идеальный, но гарантирует вам и вашим детям максимальную защиту. Имейте в виду: согласитесь вы работать на меня или нет, скоро в этом городе все исчадия ада сорвутся с цепи и кинутся на вас.

Пат сердито вздохнула, но Джек был убежден, что должен честно вести себя со свидетельницей.

— Я могу отказаться с вами говорить, — тихо сказала Мария.

— Вас все равно убьют, — покачал головой Джек. — Они не станут рисковать. Тем более что предыдущие убийства сошли им с рук.

Мария помолчала, затем тяжело вздохнула:

— Похоже, у меня нет выбора. Что произойдет, когда все кончится и вы уедете?

— Я не уеду из города. И вы будете обеспечены у меня работой.

Это произвело впечатление — лицо Марии разгладилось. Джек удовлетворенно покосился на Пат, и та ответила ему понимающим взглядом, который говорил, что он чуть все не испортил.

Прошло две недели. Настал понедельник, первый день работы Джека в качестве прокурора штата округа Кобб. В этот день Уэсли Брюм явился утром к себе в кабинет и нашел на самом видном месте в середине стола белый конверт. Вскрыл его и обнаружил внутри письмо.

Уважаемый начальник полиции Брюм! С сегодняшнего дня я ухожу с работы в вашем ведомстве. Мне было приятно с вами сотрудничать.

Искренне ваша,

Мария Лопес.

Кряхтелка не на шутку разозлился. А когда на следующий день выяснил, что Мария ушла к Джеку Тобину, пришел в неописуемую ярость.

 

ГЛАВА 38

Через несколько недель после того, как Джек Тобин занял пост прокурора штата, работа наладилась и сотрудники привыкли к новому начальнику, он воспользовался случаем и на несколько дней ускользнул из города один. Джек скрупулезно продумал поездку — созвонился с начальником техасского исправительного заведения в Эллисе и договорился о свидании с Джеронимо Крузом. Сказал, что расследует вопрос, не был ли причастен Джеронимо к убийству Люси Очоа. Но при этом не упомянул, что приговор осужденному по этому делу Руди Келли уже приведен в исполнение и он собирается привлечь к ответственности за его смерть начальника полиции Бэсс-Крика и федерального судью. Такие детали могли бы повлиять на исход их сотрудничества. Атак начальник полиции был только рад помочь коллеге из правоохранительной сферы раскрыть еще одно преступление. Но когда Джек объявил, что собирается пригласить судебного репортера и оператора на случай, если заключенный решит заговорить, чуть не рассмеялся в трубку. Круз считался крепким орешком. Он никому ничего не желал говорить. Но начальник тюрьмы Джеку об этом не сказал. Зачем разочаровывать человека, с таким рвением стоящего на страже закона?

— Разумеется, приводите, — прогнусавил он в трубку. — Всем, чем сумеем, поможем.

Эллисская тюрьма техасской системы исправительных учреждений была расположена в пригороде Хантсвилла. В ней содержалось почти две тысячи заключенных и были предусмотрены самые строгие меры безопасности. Здесь приводились в исполнение все вынесенные в штате смертные приговоры, и одну из камер смертников занимал Джеронимо Круз, приговоренный в 1994 году к казни за изнасилование и убийство.

Джек оставил судебного репортера и оператора в приемной, предупредив охранника, что те могут понадобиться в любую минуту. Охранник ответил, что должен получить разрешение начальника тюрьмы. На это потребовалось несколько минут, что совершенно вывело Джека из себя. Чертовы бюрократы! Договариваешься заранее, а потом приходится все начинать сначала. Наконец формальности были улажены, и Джек поинтересовался у охранника, как он сможет с ним связаться.

— В комнате есть телефон, — ответил тот. — Висит на стене. Поднимите трубку, здесь раздастся звонок, и я отправлю этих двоих к вам.

— Если у вас будет перерыв, пожалуйста, объясните порядок действий тому, кто будет вас замещать. Если Круз заговорит, судебный репортер и оператор понадобятся мне немедленно. Ясно?

— Да, сэр.

Прежде чем уйти, Джек проинструктировал судебного репортера и оператора и попросил распаковать в приемной оборудование.

— Как только позвоню, немедленно ко мне. Будьте наготове. Понятно?

Оба, не отрываясь от дела, кивнули. Они работали на себя. Если что-то пойдет не так, им не заплатят. Джек не сомневался: если потребуется их присутствие, эти люди не подведут.

Процесс проникновения во внутренние помещения тюрьмы был почти таким же, как в Старке. Джек миновал решетчатые двери, затем еще одни. По узкому коридору его провели в комнату, которая была больше размером, чем в Старке. Там тоже были привинченные к полу металлический стол и четыре стула.

Через несколько минут он услышал знакомое бряцанье цепей — надзиратели вели по коридору Круза. Пока осужденного сажали на один из стульев, Джек думал, как заставить этого человека дать показания.

Из-за худобы и жилистости Джеронимо казался выше своих шести футов. Кожа слегка отливала загаром, усы и бородка тщательно подстрижены. Большие глаза как будто остекленели, словно он успел выкурить до завтрака несколько мастырок. Джеронимо улыбался, но это была скорее злобная ухмылка. И нисколько не напоминала открытую улыбку Руди. Джек как-то слышал от копов, что в присутствии убийц сразу чувствуется, что это за люди. Он это почувствовал, как только Джеронимо переступил порог. Сердце учащенно забилось, он ощутил выброс адреналина в кровь. Словно тело распознало близкую опасность.

Но Джек помнил о цели своего прихода, и на него снизошло такое же, как у Руди, спокойствие. У него были определенные виды на Джеронимо, и юрист во что бы то ни стало собирался следовать своему плану.

— Мистер Круз, — начал он, — меня зовут Джек Тобин. Я прокурор штата Флорида в Бэсс-Крике, а в настоящее время расследую обстоятельства убийства в этом городе в 1986 году Люси Очоа. — Фраза получилась труднопроизносимой. Но Джек произнес ее на одном дыхании и замолчал. Джеронимо не проронил ни слова. Долго смотрел на Джека, усмехался. Затем откинулся на стуле.

— Вот и расследуй себе на здоровье.

— После убийства вашу фамилию назвали два человека: Раймон Кастро и Хосе Герреро. Они заявили, что вы встречались с Люси и в тот вечер, когда произошло преступление, находились в ее доме.

Джеронимо снова хмыкнул, на этот раз громче. Он понял, что Джек лжет. Ни Кастро, ни Герреро не знали его фамилии. К тому же он разговаривал и с тем и с другим после того, как их допросила полиция. Джеронимо не сомневался — эти слабаки не заикнулись о том, что он ходил к Люси. И еще был уверен, что ни того ни другого больше не допрашивали. Не зря же дожидался, пока они не скроются из города, и лишь после этого уехал сам.

— Так ты явился сюда меня арестовать? А что так долго тянул?

— Не совсем. По обвинению в убийстве был арестован и осужден другой человек.

— В таком случае какие вопросы ко мне?

— Я считаю, что тот человек был осужден неправильно.

— Хочешь, чтобы я во всем признался и вытащил его из тюрьмы? Он что, твой сын?

Последнее замечание Джек пропустил мимо ушей.

— Я хочу, чтобы ты признался, но не для того, чтобы вытащить его из тюрьмы. Его уже казнили.

Круз потерял дар речи — решил, что его подвел слух. Затем расхохотался:

— Ты меня разыгрываешь! Хочешь, чтобы я признался в преступлении, за которое осудили и казнили другого? — Джек кивнул. Круз попросил его: — Слушай, буду тебе признателен, если дашь мне покурить. А то здесь в тюрьме такая дрянь.

Джек снова не обратил внимания на его слова. До этого момента Джеронимо вел себя именно так, как он предполагал.

— Слушай, парень, ты приговорен в Техасе к смертной казни. Все апелляции отклонены. Дата экзекуции будет назначена не позднее чем через три месяца, начиная с сегодняшнего дня. Полагаю, ты в курсе, что в этом штате не любят проволочек.

— И что из того? Если меня должны казнить, прикажешь взять на себя еще одно убийство? С какой стати? Чтобы тебя порадовать?

Джек подался вперед и понизил голос. Охранники как будто не обратили внимания. Или им было на все наплевать, если заключенный не буянил.

— Я защищал человека, которого казнили. Его звали Руди Келли. Он был наполовину пуэрториканец и работал в магазине товаров повседневного спроса неподалеку от дома Люси. Теперь я прокурор штата в округе Кобб. У меня есть основания полагать, что следователь и прокурор штата знали о тебе — или узнали позже, — но ничего не предприняли, чтобы остановить казнь Руди. Они позволили ему умереть, поскольку преследовали свои интересы. Благодаря этому делу один из них стал начальником полиции, другой — федеральным судьей. Я собираюсь выдвинуть против них обвинение. Но для этого мне сначала требуется установить, что Люси убил ты. Я способен это сделать и без твоей помощи. Потребую взять у тебя анализ крови и сравню ДНК с той, что принадлежала человеку, оставившему сперму во влагалище убитой. Ты перерезал горло женщине в Дель-Рио таким же зазубренным лезвием, как Люси. Думаю, присяжные сумеют сопоставить эти факты, но будет надежнее, если в моем распоряжении появится видеозапись с твоим признанием, каким образом было совершено преступление. Просмотрев такую видеозапись, присяжные наверняка посчитают тех двоих виновными.

По мере того как Джеронимо слушал, его глаза все больше расширялись.

— Вот черт! Да ты, господин прокурор штата, как я посмотрю, волк в овечьей шкуре! А знаешь, начальству не понравится, что вы пересобачитесь друг с другом. Особенно из-за парочки латиносов вроде меня и малыша Руди. Тебе могут надрать задницу.

Джек понял, что Джеронимо клюнул.

— О своей заднице я позабочусь сам. Ну, так как? Ты со мной или нет?

Джеронимо Круз в жизни никому и ни в чем не признавался, даже себе самому. Но то, что ему предложили, было соблазнительно. Он всегда хотел чего-нибудь остренького. Но должен быть свой интерес. Не будет же он стараться за просто так.

Он тоже подался вперед:

— Вот что я тебе скажу: если ты дашь мне гарантию, что к концу суда я еще буду жив и увижу, как прищучат этих козлов, я это сделаю.

— Не могу, Джеронимо. В лепешку расшибусь, постараюсь сделать все, чтобы суд состоялся я ближайшие три месяца. А если не получится, напишу ходатайство, чтобы отложили исполнение твоего смертного приговора. Хотя надежды на это мало, учитывая, как здесь любят расправляться с людьми точно в срок, и то, что никто из правоохранительных органов, включая судей, мне не поможет. Но если потребуется, я попытаюсь.

— Мне по душе, что этой швали не понравится твой план и по душе, что они не станут тебе помогать. Ты даешь мне слово подать ходатайство, чтобы мою казнь отложили?

— Даю.

— Здесь, в Техасе?

— Да.

— Приедешь и будешь лично выкладывать свои аргументы?

— Если ты сегодня согласишься записать на видеопленку признание под присягой.

Круз на мгновение задумался. Он понимал, что Джек может просто вкручивать ему мозги. Но он много повидал на своем веку ловкачей. Этот не был похож ни на одного из них.

— Черт с тобой — по рукам.

Джек снял с висевшего на стене телефона трубку, надеясь, что не возникнет никаких бюрократических препон, способных затормозить процесс. Любая задержка, даже в пятнадцать минут, могла все испортить.

На дежурстве был тот же охранник.

— Уже идут, — сообщил он Тобину.

Через пять минут судебный репортер и оператор были в комнате вместе с Джеком и двумя надзирателями, готовые записывать признание Джеронимо Круза.

Это был звездный час убийцы. Судебный репортер привел его к присяге, и он, глядя прямо в объектив, заговорил ясно и четко. Для большей торжественности Круз даже перестал ухмыляться и изобразил грусть в глазах. Он сказал, что сожалеет по поводу того, что за совершенное им преступление умер другой человек. И по совету Джека заметил, что признался бы раньше, если бы знал, что Руди приговорили к смертной казни. Что сам он вскоре будет казнен в Техасе и делает это заявление, не рассчитывая на какие-то поблажки, а по доброй воле. Затем он рассказал, как все произошло от того момента, когда заметил ковыляющего от дома Люси Руди, и до того, как вынул из брюк нож и перерезал женщине горло в тот момент, когда они оба были на грани оргазма.

 

ГЛАВА 39

Дом у Джека был большой, но спален всего четыре. И когда к нему переехали Мария Лопес, Дик Рейдек и Хоакин Санчес, они с Пат решили, что ей надо перебраться из гостевой спальни к нему в хозяйскую.

— Мы не то чтобы живем вместе, мы просто делим одну спальню, — с постным лицом констатировал он.

— Согласна. Исходя из необходимости и лишь временно. Никаких обязательств.

— Даже если мы каждую ночь ложимся в одну постель.

— А душ принимаем вместе только ради экономии воды.

— И в этом ты тоже права. — Джек с трудом сохранял серьезный вид. — Все это мы делали и будем делать только из чувства долга перед напарником. — Оба расхохотались.

Хоакин привел свою лодку с другой стороны озера и пришвартовал на свободном месте у причала Джека, чтобы можно было рыбачить. Они составили график таким образом, что у него были свободные для рыбалки часы с шести до девяти. Один из телохранителей должен был отвозить Джека и Марию на работу, а другой оставался в доме с Пат. Хоакин спал днем, а Дик в это время дежурил. Хоакин тоже увлекался бегом и участвовал в пробежках с Джеком и Пат, спрятав в шорты небольшой пистолет двадцать второго калибра.

Организация мер безопасности безукоризненно действовала первые три недели, пока Пат не взбунтовалась.

— Неужели это круглосуточное несение караула так необходимо? — спросила она за завтраком в присутствии всех. — Поймите, Дик, вы мне очень нравитесь. И вы, Хоакин, — тоже. Но мне совершенно не требуется ваша помощь, когда я иду покупать нижнее белье. Единственное время, когда я могу побыть наедине с собой, — пока принимаю душ, после того как Джек и Мария уезжают на работу.

Дик и Хоакин не отрывали глаз от тарелок — оба понимали, что назрела семейная ссора. На этот вопрос должен был ответить Джек.

— Не знаю, что и сказать тебе, дорогая, — начал он. Джек понимал, что Пат труднее всего. У нее не было возможности, как у него и Марии, ускользнуть из дома и окунуться в привычную рабочую обстановку. — Единственный способ не позволить никого из нас убить — постоянно быть настороже и соблюдать меры безопасности, где бы мы ни находились. Ты в опасности, потому что живешь со мной. Вот если бы ты уехала из города — скажем, в Нью-Йорк на пару недель, — это было бы хорошо. Не думаю, что за тобой погонятся. Так что если тебе невмоготу взаперти, прокатись. Кто-нибудь возражает?

Дик и Хоакин упорно смотрели в свои тарелки.

— Я нет, — пожал плечами Дик.

— Я тоже не возражаю, — пробормотал из-за чашки с кофе Хоакин.

Джек сделал попытку разрядить обстановку, но еще сильнее все испортил.

— Бедной Марии тоже не сладко: каждое утро приходится ездить на работу со мной и вместе обедать. Словосочетание «бедная Мария» вовсе не понравилось Пат. Латиноамериканка это тут же почувствовала и сумела справиться с ситуацией лучше, чем Джек.

— В конторе начинают шушукаться, а вы, Джек, только подливаете масла в огонь, обнимая меня за плечи, когда мы приходим на работу и уходим домой. — За столом все знали, что он это делал в соответствии с планом: людям следовало показать, что начальник и Мария всегда и везде вместе. И такое поведение служило своеобразным сигналом. — Но не тревожьтесь, Пат. Мне не нравятся гринго.

Патриция улыбнулась, иронически изогнула брови и, в свою очередь, сострила.

— Мы уже заметили. — Все рассмеялись, кроме покрасневшего Хоакина. В первые две недели они сильно сблизились с Марией. А на третью он прекратил свои обычные вылазки на рыбалку. Обитатели дома решили, что Хоакин отсыпается, пока однажды утром не увидели, как он выходит из спальни Марии. Никто не сказал ни слова, пока через несколько дней не пошутил за завтраком Дик. Джек и Пат склонили друг к другу головы, а Хоакин и Мария переглядывались через стол.

— Я чувствую себя пятым колесом в телеге, — внезапно заявил Дик.

Джек чуть не подавился овсянкой и расхохотался.

— Могу пристроить вас к Долли, — предложила Пат. — Я слышала, что она не занята. — Каждое утро, когда другие уезжали на работу, она тащила Дика завтракать в «Пеликан».

— Не знаю, долго ли я вынесу, если Долли каждую ночь будет спрашивать: «Как обычно?» — ответил он, и буквально довел всех до слез.

Теперь они снова смеялись, но вопрос требовал решения.

— Так ты хочешь передышки? Уехать на несколько недель?

Пат колебалась.

— Пожалуй, нет, — наконец ответила она. — Вы все справляетесь с обстоятельствами, значит, надо и мне. Но я хочу спросить, когда это кончится? То есть когда все начнется?

— Обещаю, Пат, не позднее, чем мне представится возможность, — ответил Джек.

Пат кивнула. Она понимала — Джек делал все, что в человеческих силах. Но не совсем представляла, что он хотел сказать, когда говорил о возможности. Некоторые вещи он предпочитал не озвучивать.

— Хорошо, — вздохнула она. — Но когда все кончится, ты свозишь меня в Европу.

— Не тебя одну — прокатимся все вместе.

 

ГЛАВА 40

«Возможность» подвернулась Джеку через два месяца. Он получил в наследство от бывшего прокурора напористого молодого юриста Тодда Гамильтона, который начал работать за два года до того, как Джек занял свой пост. Тодд имел все задатки потенциальной суперзвезды в их деле: сообразительный, собранный, обаятельный и напористый. И хотя ему поднадоели рутинные дела небольшого городка, он не спешил укладывать чемоданы и срываться в мегаполис. Вместо этого сидел на месте и все упорнее погружался в коррумпированное подбрюшье округа Кобб. Когда был назначен Джек, Тодд уже с головой ушел в расследование.

По мере того как Майами, Форт-Лодердейл и Палм-Бич все больше разрастались, застройщикам стало не хватать земли. Расширяться на юг и восток возможности не было: попробуй построить многоквартирные дома и коттеджи в Атлантическом океане. Север тоже был закрыт — все вплоть до Порт-Пирса и Веро было уже застроено. И они поступили так, как лет сто пятьдесят назад призывал совсем других людей Хорас Грили, — двинулись на Запад. Но и там столкнулись с проблемами в виде такой причуды природы, как Эверглейдс. К северу от болота располагалось озеро Окичоби, и вскоре земля вокруг него возникла на экране радаров застройщиков. Они поняли, какой это лакомый кусок, и начали захватывать обширные пространства по самым низким ценам. Заметили это немногие. Но, к несчастью для застройщиков, среди этих немногих был Тодд Гамильтон.

Когда начинается преобразование сельской глубинки в пригородный район, закономерно возникают досадные препятствия — требуется согласовать вопросы землеустройства, распределения на зоны и защиты окружающей среды. Приходится платить политикам на местном уровне и на уровне штата и не забыть чиновников, в чью компетенцию входит охрана окружающей среды. Свой кусок получают и землеустроители, и местные блюстители закона. Хотя благодаря своему положению в пищевой цепочке обычно не слишком большой. Первыми подходят к миске крупные псы.

Пока все кормились из общего корыта, Гамильтон делал заметки и шел по следу взяток. К тому времени, когда он обратился к Джеку с предложением собрать Большое жюри и начать вручать официальные обвинения, он уже мог проследить денежные потоки из четырех скупивших земли в округе Кобб компаний наличные банковские счета сенаторов, членов палаты представителей, чиновников государственной комиссии по охране окружающей среды и другого рода паразитов — в размере многих миллионов долларов. Он также мог указать, где были нарушены нормы землеустроения и без всякого основания выданы разрешения на использование заболоченных участков и пойм в охранных зонах.

Джек пришел в восторг, когда Тодд представил ему доказательства, но по причинам, о которых подчиненный и не догадывался. Он с самого начала понимал, что предать правосудию Уэсли Брюма и Клея Эванса возможно лишь при помощи Большого жюри. Во Флориде прокурор Штата может преследовать большинство преступлений путем заявления об обвинении, что фактически означает: он вправе определять, что для обвинения существуют достаточные основания. Единственный случай, когда прокурору штата требуется, чтобы обвинение вынесло Большое жюри, — это если возможным наказанием за преступление является смертная казнь. Поскольку Джек собирался обвинить Эванса и Брюма в убийстве первой степени, ему необходимо было собрать Большое жюри. Но в этом и заключалась загвоздка. Большое жюри имел право собрать председатель окружного суда. А председателем окружного суда в округе Кобб — единственного окружного суда в этой местности — был Билл Сэмпсон, предшественник Джека на посту прокурора. Билл Сэмпсон никогда бы не дал согласия собрать Большое жюри для вынесения обвинения в отношении федерального судьи Клея Эванса и начальника полиции Уэсли Брюма.

Хотя Большое жюри и выносило обвинительные акты в отношении совершивших убийство с отягчающими обстоятельствами, его можно было собрать и по другим тяжкими преступлениями. Это практиковалось, когда речь шла о громких правонарушениях, как, например, выявленная Тоддом крупная коррупция. В подобных случаях обвинительный акт Большого жюри защищал прокурора штата от подозрений в пристрастности, политической ангажированности и прочего в том же роде. Билл Сэмпсон мог легко собрать Большое жюри для расследования дела о коррупции. А коль скоро оно будет собрано, Джек был волен обратиться с просьбой вынести обвинительный акт по какому угодно делу. Это и была та возможность, о которой он говорил Пат.

Но Тобин не торопился — ждал целый месяц, пока шли заседания Большого жюри, и только после этого объявил Тодду, что намерен на несколько дней прервать рассмотрение его дела, чтобы представить другое.

Как говорится, запахло жареным.

 

ГЛАВА 41

Джек предстал перед восемнадцатью членами Большого жюри утром в понедельник, когда они были еще свежими и вполне восприимчивыми. Тобин не стал ходить вокруг да около и напрямую заявил, что просит вынести обвинительный акт в отношении бывшего прокурора штата и бывшего следователя по делу Руди Келли. Должностные лица обвиняются в убийстве, поскольку оба знали, что Руди Келли, вероятно, невиновен, но тем не менее оказывали давление на свидетелей и скрыли улику, а позднее отказались от контактов с настоящим убийцей, поскольку не желали лишать силы собственный вердикт. Они позволили Руди Келли умереть на электрическом стуле, не приняв во внимание факты, благодаря которым невиновный мог быть выпущен на свободу. Джек скрупулезно изложил все, что собирался выложить на суде: что трое мужчин находились вечером в день убийства в нескольких сотнях ярдов от места преступления; что двоих из них допрашивали, а затем они скрылись; что третьего ни разу не допрашивали и не искали.

Он охарактеризовал Руди: подчеркнул, что юноша был очень приветливым, доброжелательным человеком с небольшим отклонением в развитии. И рассказал, что он в самом деле заглянул к Люси Очоа в тот вечер, когда ее убили. Сообщил, как Уэсли Брюм допрашивал Руди, и о так называемом признании, написанном рукой следователя, хотя в его распоряжении имелись средства звуко- и видеозаписи.

Представив общий обзор обстоятельств, Джек сосредоточился на конкретных деталях, изобличающих Брюма и Эванса. Прежде всего рассказал, как выделили в особое дело изнасилование.

— Во влагалище Люси Очоа была обнаружена сперма, — заявил он. — Группа крови ее носителя (в то время анализ ДНК был еще неизвестен) отличалась от группы крови, найденной на ковре, то есть крови Руди, который порезал руку в доме убитой. Они запрятали эту информацию в отдельное дело об изнасиловании и не сообщили адвокату Руди Келли. — Следующие две фразы прокурор произнес с особым нажимом, выделяя каждое слово. — Эта улика свидетельствовала о том, что вечером в день убийства в доме Люси Очоа находился еще один мужчина, но они скрыли ее от защиты. Дело об изнасиловании было закрыто и обнаружено только в прошлом году.

Затем Джек проинформировал присяжных о письме, которое Трейси Джеймс направила Клею Эвансу перед тем, как отказалась от дела. Он сообщил, что в письме говорилось о трех мужчинах, находившихся на улице в тот вечер, среди которых был некто по имени Джеронимо, исчезнувший до того, как его успели допросить. Именно он, по мнению Джеймс, был подлинным убийцей. Сообщил, что адвокат приложила к письму запись беседы Хоакина Санчеса с Пабло Гонсалесом.

— Отпустите его или по крайней мере отложите судебное заседание, пока мы совместными усилиями не выясним, кто такой этот Джеронимо и где находится в настоящее время.

Третьей важной уликой было возможное свидетельство Марии Лопес о том, что через два года после суда над Руди в полицейское управление Бэсс-Крика пришло письмо из полиции Сити-дель-Рио, в котором говорилось, что там арестовали некоего человека по имени Джеронимо по обвинению в изнасиловании и убийстве.

— По словам мисс Лопес, Уэсли Брюм немедленно позвонил Клею Эвансу, сообщил о письме и тут же выехал к нему в канцелярию. Нет никаких свидетельств того, что с полицейским управлением Сити-дель-Рио связывались, а само письмо бесследно исчезло.

Последним аргументом Джека было признание Джеронимо Круза и анализ его крови.

— Вы увидите видеозапись признания Джеронимо Круза, где он под присягой излагает детали того, как убил Люси Очоа. Мы взяли у мистера Круза анализ крови, а сам он находится в Техасе и ожидает исполнения смертного приговора за убийство другой женщины. Его ДНК соответствует ДНК того, чью сперму обнаружили в теле Люси Очоа. Нет никаких сомнений, что убийца — именно он. Не остается также сомнений, что по обвинению прокурора штата Флорида казнен невиновный, — заключил Джек. — Улика была умышленно скрыта. Другая улика была умышленно не принята во внимание. Совершившие это люди — имеют они отношение к системе правоохранительных органов или нет — должны понести справедливое наказание.

Его речь носила характер приговора, что было преднамеренным. Джек доверял присяжным гораздо больше, чем судьям. Верил, что они, принимая решение, способны пойти на риск. И хотел убедить людей, что они поступают правильно. Как и судья Сэмпсон, присяжные с неохотой вынесут обвинительное заключение против федерального судьи и начальника полиции, но в отличие от юриста у них не может быть страха потерять работу.

В тот же день Джек Тобин начал представлять доказательства по делу. Зачитал показания Уэсли Брюма на слушаниях об обжаловании, затем показания Билла Йейтса, директора школы, где учился Руди, и Бенни Дрэгона, хозяина магазина, где Руди работал. Сопоставление ярко характеризовало Брюма как лживого человека. Затем предъявил документальные улики: заверенную копию дела об изнасиловании и письмо Трейси Джеймс Клею Эвансу с приложением отчета Хоакина. Далее последовало нечто такое, о чем он не упоминал на утреннем заседании, — личные показания государственного защитника Чарли Петерсона, представлявшего на суде Руди.

Джек потратил много времени, разыскивая этого человека, но в конце концов обнаружил, где он проживает, при помощи оставшегося в городе родственника. Чарли покинул адвокатуру не по своей воле. Его пристрастие к спиртному привело к тому, что его в конце концов лишили права адвокатской практики — факт, о котором Джек не знал, когда подавал апелляцию от имени Руди. Это могло бы сыграть на руку его подзащитному… Чарли бросил пить и преподавал в небольшом колледже на западе Северной Каролины. Когда Джек позвонил ему и сообщил, что расследование изнасилования было выделено в отдельное дело, он настолько разозлился, что обещал приехать и дать показания в любое время без всякого вызова в суд.

Чарли Петерсон сознавал, что благодаря своему пристрастию к спиртному отчасти повинен в смерти Руди и намеревался искупить вину честным и прямым рассказом. Он сообщил Большому жюри, что не был поставлен в известность, что расследование изнасилования выделено в отдельное дело, иначе представил бы суду улику, которой являлась найденная в теле убитой сперма. Улика послужила бы доказательством, что в доме Люси Очоа, кроме Руди, присутствовал еще один мужчина. Чарли не сомневался — если бы об этой улике узнали присяжные, они бы не вынесли обвинительного вердикта.

Джек завершил день показаниями Петерсона. Он планировал на следующее утро первым делом вызвать Марию и кончить заседание просмотром видеозаписи с признаниями Джеронимо Круза.

Прокурор заранее разработал план. Он знал, что Большое жюри даст возможность Клею Эвансу и Уэсли Брюму изложить свои версии. И понимал: как только они получат повестки в суд,

Эванс немедленно позвонит губернатору и не исключено, что тот сместит его с поста. Хотя у Джека хватало аргументов, чтобы попытаться убедить Боба Ричардса не предпринимать радикальных действий, он не мог исключать и такого поворота событий. Он хотел кончить представление дела до того, как Эванс и Уэсли получат вызов в суд. В таком случае, даже если он будет уволен, у Большого жюри окажется все необходимое, чтобы вынести обвинительное заключение.

Другой вариант предусматривал непосредственный контакт с губернатором. Джек попросил Марию Лопес записать его на прием к Бобу Ричардсу в среду на десять утра. И договорился с управлением шерифа, чтобы Клей Эванс получил повестку раньше Уэсли Брюма — тоже в среду, но в девять тридцать.

Как только Эванс получил повестку в суд, он тут же созвонился с лучшим адвокатом по уголовному праву. Затем взялся за трубку и набрал номер Боба Ричардса. Эванс был немного знаком с губернатором по общественным делам, но они никогда не были в приятельских отношениях, и он начал с того, что звонит по делу.

— Вы слышали, что задумал этот ненормальный, которого вы назначили на пост прокурора?

— Вы имеете в виду Джека Тобина?

— Кого же еще? Он созвал в округе Кобб Большое жюри и делает все возможное, чтобы оно предъявило мне официальное обвинение в убийстве того паренька Келли, которого недавно казнили.

Губернатор не поверил собственным ушам.

— Шутите?

— Какие уж тут шутки. Этот тип сорвался с цепи, и это ваши проблемы.

— Не могу поверить.

— Придется. И придется что-то немедленно предпринять. Вы ведь понимаете, что прокуроры способны вить веревки из Большого жюри. Так что гоните этого сукина сына взашей, пока еще нет обвинительного заключения. Иначе начнется такое светопреставление, что не дай Бог!

— Успокойтесь, Эванс. Я этим займусь. Пока мы с вами говорим, Тобин ждет в моей приемной. Я отправлю его в отставку и тут же вам перезвоню. Не тревожьтесь.

— Уж пожалуйста.

Боб Ричардс пришел в неописуемую ярость. Ему вовсе не требовалось, чтобы федеральный судья дышал ему в затылок. Кроме того, он сознавал, что назревает величайший информационный скандал. Надо было срочно погасить новость, пока она не стала сенсацией. Он схватился за телефон и рявкнул секретарю, чтобы та немедленно пропустила к нему Джека Тобина.

Джек переступил порог его кабинета улыбаясь. По выражению лица губернатора он понял, что Бобу уже сообщили новость. Заметив его улыбку, обычно сдержанный политик сорвался:

— Что ж ты творишь, негодяй? Хочешь меня подставить? Спланировал все заранее? — Он не дождался ответа. — А теперь с мерзкой ухмылкой вваливаешься ко мне в кабинет! Какого черта тебя принесло? Не веришь, что я тебя уволю? Неужели вообразил, что я позволю тебе довести дело до конца? Ненормальный!

Джек стоял и слушал. Он ждал подобного взрыва эмоций, возмущения. Но так даже лучше — ему будет легче сделать то, что он задумал.

— Пойдем, прогуляемся, Боб.

— С какой стати?

— Здесь немного душно.

— Не желаю никуда с тобой идти!

— Придется. Думаю, ты не откажешься меня выслушать, прежде чем предпринять какой-нибудь опрометчивый шаг.

Замечание Джека заставило губернатора замолчать. Он был разгневан, вышел из себя. Но всегда старался избегать действий, которые могли пагубно повлиять на его карьеру. Он не представлял, что задумал Джек, тем более стоило его выслушать.

— Выйдем в сад, — бросил он и, обойдя Тобина, направился вон из кабинета. Когда мужчины оказались вне стен здания, он повернулся к Джеку: — Ну, выкладывай, пока я тебя не снял с должности. — И, снова не дождавшись ответа, проворчал: — Ты хоть представляешь, что натворил? Обвинил в убийстве действующего федерального судью! Совсем рехнулся?

— Не исключено. Но ты ничего не предпримешь.

— Это что, угроза?

— Именно, губернатор. Я рад, что ты сразу все понял.

— И чем ты мне грозишь? — Ричардсу не раз приходилось играть в такие игры, и теперь он хотел выяснить, какие козыри на руках у Тобина.

Джек вынул из кармана небольшой магнитофон и включил воспроизведение. Губернатор услышал собственный голос: автоответчик записал их разговор по телефону: он говорил Джеку, что считает Руди невиновным. А затем, что по политическим соображениям ничего не может исправить. Ричардс уже знал о признании Джеронимо Круза, поскольку Джек разослал ему и всем членам верховного суда Флориды копии видеопленки и результаты анализа ДНК. Он моментально сопоставил одно с другим. Если общественности станет известно, что штат Флорида казнил невинного человека, а он, губернатор, зная, что приговоренный не совершал преступления, отказался «по политическим соображениям» вмешаться, его карьеру можно считать законченной.

Ричардс попытался парировать удар:

— Ты шантажируешь меня незаконной записью телефонного разговора.

Джек улыбнулся:

— Ты и прав, и не прав, Боб. Не прав в том, что считаешь запись незаконной. Автоответчик включился до того, как я поднял трубку. Ты фактически разговаривал с магнитофоном, и только потом в разговор вступил я. Тебе не удастся доказать, что запись велась тайно. А прав ты в том, что это шантаж. Если попытаешься убрать меня с поста, я разошлю копии этой пленки во все радиостанции Америки. Это будет национальная сенсация, Боб. Люди будут потрясены, узнав, что губернатор использовал смертный приговор в целях своей политической карьеры. Ты превратишься в изгоя.

Пыл губернатора погас, словно кто-то щелкнул выключателем фар.

— Зачем тебе это понадобилось Джек? Я считал, мы с тобой друзья. И из лучших побуждений дал тебе работу.

— Черта с два! Ты дал мне работу, потому что я знаком с людьми, которые способны тебе помочь подняться на следующий уровень. Мы оба прекрасно понимаем, что это чистая политика. Поэтому не вешай мне лапшу на уши и не смей называть меня другом. Моим другом был Руди Келли. И его отец Майк. Я тебя просил, умолял сохранить парню жизнь. А ты меня послал!

— Не представляю, что теперь делать. Клей Эванс ждет моего звонка. Он просил, чтобы я разобрался с тобой. И я пообещал, что уволю тебя.

— Что ж, позвони ему и сообщи, что намерен позволить правосудию свершиться. Заверь, что не сомневаешься — его оправдают. А затем поступи так, как поступил со мной, — повесь трубку.

— А как быть с прессой? Журналисты раздуют эту историю!

— Несомненно. Но ты и им скажи то же самое. Прими неподкупный вид и объяви, что не собираешься влиять на процесс правосудия. Растолкуй, что в основе жизни нашего народа — закон, а не действия отдельных лиц. Это дело принципа. Пусть сам ты потрясен тем, что случилось, но вмешиваться не можешь. Ты всегда был силен в подобной белиберде, Боб.

Ричардс не обратил внимания на иронию в голосе прокурора.

— Думаешь, сработает?

— На все сто. Если негодяи выкрутятся, скажешь, это заслуга системы. Если их признают виновными, заявишь то же самое. Беспроигрышная ситуация.

Губернатор, потирая подбородок, сделал несколько шагов по садовой дорожке. Но вдруг остановился как вкопанный и повернулся к Джеку:

— А что будет с пленкой?

— Отдам тебе после того, как дело будет закрыто. Окончательно — с апелляциями и всем прочим.

— Даже если проиграешь?

— Даже если проиграю.

— Какие у меня гарантии?

— С этим проблема. Придется поверить на слово. Хотя я понимаю, что таким, как ты, верить людям очень трудно.

— У меня есть выбор?

— Никакого, если хочешь остаться в политике.

Губернатор сгорбился и отвернулся. Оба понимали, что он проиграл.

— Хорошо, Джек, по рукам. Только смотри не обмани.

— Не обману, Боб. Я охочусь не за тобой.

 

ГЛАВА 42

В Майами поговаривали, что Джимми Дикарло — человек со связями, и он не опровергал эти слухи. Он был адвокатом по уголовным делам, специализировался на защите тех, кто попался на наркотрафике, и в круг его клиентов входили известные бандиты. Несмотря на свою фамилию, он был ирландцем. Мать Джимми развелась с его отцом, Джозефом Хэнниганом, когда мальчику было всего четыре года. Спустя два года она вышла замуж за Джованни Дикарло, или просто Джо, как его все звали. Он был бруклинским плотником и усыновил Джимми, когда тому исполнилось десять лет.

В том мире, где жил Джимми, правда складывалась из комбинации домысливания, подтасовок, запугивания и всего остального, необходимого, чтобы люди говорили то, что требовалось. Если кто-то находил нужным рассказывать, что он человек со связями, тем лучше. Это помогало ему в работе. Прокуроры, не изображавшие из себя крестоносцев, а просто тянувшие время, пока не подвернется частная практика, боялись тягаться с таким человеком. Они, насколько это было возможно, принимали его версию истины, и поэтому подзащитные Джимми очень мало времени проводили за решеткой. Если требовалось уладить дело, Джимми не гнушался доставить в укромное место сумку, набитую наличностью. Он не сомневался, что существуют две истины: одна простая, другая — отсвечивающая россыпью монет.

Джимми приехал в Майами по футбольной стипендии, хотя ни минуты не принимал участия в настоящей игре. Он был крупным мужчиной ростом шесть футов пять дюймов. В свои «футбольные» деньки тянул на двести пятьдесят пять фунтов. Блокирующий защитник, он не обладал скоростью — а посему и особенным желанием бегать, — и его ни разу не включили в игровой состав команды. Но его кабинет был буквально завешан футбольными атрибутами прошлых «игровых» лет. Так что вошедший сюда мог сделать вывод, что Джимми был некогда звездой команды. Поистине все дело в домысливании.

Теперь Джимми был холостяком-мотом, транжирил деньги направо и налево. Несколько ночей в неделю он проводил в клубе и регулярно устраивал пирушки — любил филе-миньон и другие деликатесы. Хотя он до сих пор казался мускулистым, его вес зашкалил за три сотни фунтов. Чтобы сохранить мужественную юношескую внешность, пришлось прибегнуть к подтягивающему живот корсету, выкрасить поредевшие волосы в иссиня-черный цвет, смазывать их гелем и зачесывать назад. Обрядившись в один из своих многочисленных костюмов от Армани, украсив себя золотой заколкой для галстука, золотыми запонками и золотым «Ролексом» и выставив голову из жесткого белого воротничка рубашки, он привлекал к себе всеобщее внимание. Джимми выглядел круто. И еще он выглядел так, словно в любую минуту мог взорваться.

Джимми частенько появлялся в зале суда, где председательствовал Эванс, и на Клея произвело впечатление, как тот мог себя подать. Тембр голоса Джимми Дикарло был низким, сильным, всепроникающим. И когда он стоял перед присяжными или задавал вопросы свидетелю, то все смотрели только на него. Ему невозможно было не поверить — настолько он был напорист.

В коридорах дворца правосудия в Майами поговаривали, что Некоторые из пачек наличности, из тех, что проходят через руки Джимми, оказываются в карманах Эванса. Но об этом шептались только поздним вечером после нескольких порций спиртного, когда у людей развязываются языки. Никто в здравом уме при свете дня, зная, кто такой Джимми, не произнес бы ничего подобного.

Хотя Дикарло участвовал в нескольких процессах по делам об убийствах, он не особенно в них отличился. Однако Клея Эванса это не смущало. Джимми был хитер, напорист и способен на что угодно, чтобы выиграть дело. Именно такой защитник требовался Четвертому, чтобы представлять его и Уэсли Брюма в суде.

Вечером в среду, вернувшись из Таллахасси, Джек услышал телефонный звонок.

— Слушаю.

— Благодаря вам я скоро стану богачом, поэтому звоню, чтобы сказать спасибо.

Номер Джека не значился в телефонном справочнике, и обычно он знал тех, кто звонил ему домой. Но на сей раз голос оказался незнакомым.

— Кто говорит?

— Ах, простите, — шутливо спохватился незнакомец. — Забыл представиться. Меня зовут Джимми Дикарло.

Джек знал этого человека, однако решил подыграть.

— Джимми Дикарло, Джимми Дикарло… Помнится, в Майами был такой адвокат.

— Он самый.

— Чем могу быть полезен в столь поздний час?

— Я уже сказал вам, что звоню поблагодарить, потому что с вашей помощью стану богачом.

— Моей?

— А чьей же еще? Вы обвинили моего клиента в убийстве, но дело выиграем мы, и я собираюсь сожрать вас с потрохами. Это правда, что вы тянете на двадцать миллионов долларов?

Джек не обратил внимания на вопрос.

— Большое жюри вот-вот вынесет обвинительное заключение в отношении ваших клиентов. Большое жюри, а не я. Тем не менее, Джимми, поздравляю, что получили эту работу. Все-таки шаг вперед по сравнению с наркоторговцами. — Джек почувствовал, что задел адвоката за живое.

— Говорите что пожелаете, — отмахнулся Дикарло и продолжал ерничать: — А вот обвинить действующего федерального судью в убийстве — такое можно увидеть лишь в кошмарном сне. Я предъявлю вам иск на миллионы.

— Вы не слишком забегаете вперед? Уголовный суд — не подспорье в вашем желании разбогатеть. Хотя я оценил ваш ход: с самого начала посеять во мне страх и сомнение. Однако давайте не будем тратить лишних слов — я зарабатываю деньги не болтовней. Вы позвонили мне только для того, чтобы сказать спасибо или хотите что-нибудь добавить?

Джек заранее знал ответ.

— Вообще-то хочу. Мои клиенты не заинтересованы присутствовать при том, как вы загадываете шарады Большому жюри. Может, найдем способ обойти формальности и клиентам не потребуется появляться в суде лишь для того, чтобы воспользоваться Пятой поправкой?

Джек не сомневался, что имеются способы заставить их явиться — хотя бы для того, чтобы сильнее позлить, — но теперь, когда его цель стала известна, хотел добиться обвинительного заключения как можно быстрее. Однако Джимми Дикарло позвонил ему поздно вечером и принялся угрожать и хотя бы поэтому не заслуживал любезного обращения. Джек не собирался спускать наглости.

— «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» — вы читали такую книгу, Джимми? Звоните мне среди ночи, оскорбляете, а затем просите об одолжении. Очень мило! Посмотрим, какие манеры у вас будут в зале суда.

— Так вы собираетесь тащить нас в суд? — досадливо проворчал Дикарло. Он сам устал от игры, которую начал.

— Нет, — ответил Джек. — Направьте мне письмо, в котором будет сказано, что ваши клиенты намерены воспользоваться Пятой поправкой, и им не потребуется являться в зал суда. — Но он еще не кончил. — Послушайте, вы будете благодарить меня не только за это.

— А за что еще?

— Я сделаю вас знаменитым. После того как будет вынесено обвинительное заключение, эту новость узнают во всей стране, а может быть, и за ее пределами. О вас станут говорить в каждом доме.

— Не исключено, что вы правы. — Джимми впервые понял, что получил шанс выйти на общенациональную сцену.

— Хотя у такой славы есть оборотная сторона, — продолжал Джек.

— Да?

— Нельзя проигрывать. Спокойной ночи, Джимми. — И повесил трубку.

В пятницу во второй половине дня Большое жюри предъявило Клею Эвансу и Уэсли Брюму официальное обвинение в убийстве первой степени. До понедельника новость не попала в прессу, но затем произвела эффект разорвавшейся бомбы. Эта тема стала ведущей в вечерних новостях Си-эн-эн. Ее освещали Эн-би-си, Си-би-эс и Эй-би-си. Во вторник Бэсс-Крик наводнили автомобили журналистов и фургоны съемочных групп. Джек ожидал, что дело получит широкую огласку, но никак не такого масштаба.

Он хотел, чтобы убийство Руди оказалось в центре внимания, и понимал, что самому придется стать объектом этого внимания. Во вторник он уже давал первое интервью Ассошиэйтед пресс.

— Я не могу говорить о деталях дела, — заявил он корреспондентке, блондинке, годившейся ему в дочери. — Но вправе требовать, чтобы эти люди были наказаны по всей строгости закона. Наше общество зиждется на власти закона, а не должностных лиц. Данное обвинение должно показать всем, что никто не выше закона.

— Вы обсуждали эту тему с губернатором? Существует возможность, что он сместит вас с поста за то, что вы обвинили в убийстве действующего федерального судью?

Джек понял, что вопросы кто-то готовил заранее. Он ответил только на второй:

— Я считаю, что губернатор позволит системе правосудия действовать, как ей положено. Он человек порядочный. И не станет вмешиваться в процесс.

В этот момент в Таллахасси Боб Ричардс оглашал сценарий, который несколько дней назад подкинул ему Джек.

— Джек Тобин — талантливый юрист. Я надеюсь, что те, кто возьмутся защищать Эванса и Брюма, тоже способные юристы. Если они невиновны, суд вынесет оправдательный приговор.

Последним в игру вступил Джимми Дикарло, но его в этот день цитировали больше других.

— Джек Тобин защищал Руди Келли. Он подал апелляцию в верховный суд и проиграл. Руди Келли казнили по ошибке, но эта ошибка была совершена многими и на многих уровнях. Однако Джек Тобин не может этого принять. Он хочет добиться справедливости. Его нельзя допускать к этому делу.

В черном костюме от Армани, белой рубашке и серебристом шелковом галстуке, с прилизанными крашеными иссиня-черными волосами, Джимми выглядел невероятно тучной кинозвездой.

День для Джека и Марии не закончился в конторе. Дик привез женщин к дому, и, оказавшись на подъездной аллее, они оказались в центре «циркового представления». Их встретила толпа журналистов, а на переднем газоне стояли телевизионные фургоны и толпились зеваки.

— Похоже, наш приятный образ жизни канул в прошлое, — заметил Дик.

— Скоро все кончится, — отмахнулся Джек.

Но прошла неделя, а осада продолжалась. Обитатели дома стали испытывать приступы клаустрофобии. Джек, Пат и Хоакин лишились удовольствия вечерами побегать. Дик, бросивший пить и, с тех пор как его наняли на работу, регулярно занимавшийся физическими упражнениями, не мог плавать. Нельзя было спокойно выйти на улицу. Простой поход за покупками превращался в настоящее приключение. Никто не видел этому конца. Вслед за предъявлением обвинения предстояли аресты, заявления оснований защиты против обвинения, апелляции — и все эти события будоражили прессу.

— Надо что-то предпринимать, — заявил Джек Пат, лежа ночью в постели. — Нельзя терпеть подобное месяцами.

— Есть идеи? — поинтересовалась она.

— Есть. Некогда я рыбачил с одним человеком, его зовут Стив Престон. Он владеет большим ранчо — тысячами акров земли примерно в двадцати милях от города. Его сын руководил на ранчо работниками. Когда он женился, отец выстроил ему большой дом в паре миль от своего. Но жена не захотела вести сельский образ жизни. Молодые переехали в Атланту, и сын Стива получил работу в фирме «Кока-кола». Отец был ужасно расстроен. Насколько мне известно, дом с тех пор так и пустует. Стив показывал мне его, когда он только строился. Просторное здание, больше этого. Завтра я позвоню Стиву и спрошу, не сдаст ли он нам этот дом.

— Что ж, попробуй, — уклончиво ответила Пат. — А с остальными ты уже советовался?

— Нет, сначала хотел узнать твое мнение. Так что думаешь?

— Делай, как считаешь нужным.

— Надо что-то предпринимать. Нельзя продолжать в том же духе. Может, на некоторое время уедешь, отдохнешь?

Пат села в постели, смотрела на него и молчала, а Джек не мог сообразить, что он такого сказал, чтобы ее разозлить.

— Ну и как ты себя чувствуешь? — наконец заговорила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты был в центре этого дела, прошел через ад. И что теперь?

Джек, в свою очередь, колебался. Он приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза:

— Потеря Нэнси, а затем Руди повергли меня в отчаяние, и я знаю, что ты испытала то же самое. Но, несмотря на это, я никогда не ощущал в себе столько жизненных сил. Я буквально чувствовал, как кровь бежит по моим жилам. Уверен, что мы поступаем правильно. — Его глаза внезапно вспыхнули, руки пришли в движение. — И дело не в том, что Руди был невиновен, а наша система уголовного права несовершенна. Теперь для меня все намного значительнее. Я начал понимать разницу между невиновным и виновным. Словно родился заново и впервые взглянул на мир. Понимаю, что в этом образе мыслей нет ничего оригинального — другие давно об этом говорят. Однако для меня это в новинку. Мы никогда не задавались вопросом, отчего люди совершают убийства. Мы просто не считаем их людьми. Забываем, что они выросли подобно животным — в мерзости, нищете и полной безнадежности. Что их матери — наркоманки или проститутки, а их любовники каждый вечер выбивают душу из их сыновей. Я не преувеличиваю. Это обычный образ жизни для подобных людей. Но мы не задаемся вопросами — мы ничего не хотим знать, иначе может статься, что и мы ответственны за их преступления. Проще взять и казнить преступников. Нет, дело теперь не только в Руди и даже не в том, выиграю я или проиграю. Если честно, то скорее всего проиграю. Пусть это станет делом моей жизни. Так мне завещал в своем письме Руди. — Джек тяжело вздохнул. Пат решила, что он сказал все, но ошиблась. — Новое понимание изменило всю мою жизнь. Я познакомился с людьми, которых прежде не знал. Тревожусь за них, чего со мной никогда не бывало. Тебя люблю до боли. Совершенно новое чувство. Ты понимаешь, о чем я.

Пат ласково погладила его по щеке.

— Да, Джек, я это вижу, поэтому никуда не собираюсь уезжать. Наверное, другие испытывают то же самое, но тебе лучше с ними поговорить — выяснить, что у каждого на душе.

— Наверное, ты права.

— Но не сегодня. — Пат нежно поцеловала Джека в губы. — Сегодня ты мой.

Джек обнял ее, и они скользнули на подушки.

Прежде чем Тобин успел поговорить со своими людьми, возникла новая проблема, которая заставила его снова передумать все, о чем он ночью говорил с Пат. Вопрос поставили за завтраком Дик и Хоакин.

Трое мужчин сидели за столом, каждый читал газету и ел омлет и приготовленную Хоакином мясную солянку. (Пат предложила покупать всем по экземпляру. «Если каждый будет читать свою газету, — объяснила она, — то станет по-домашнему уютно».)

— Вы читали статью о себе? — спросил Хоакин.

— Просмотрел. Сплошное вранье.

— В ней говорится, что в бытность защитником вы тянули из людей деньги и теперь многие из них не прочь вас убить.

— Мне всю мою карьеру грозили смертью, а я, как видите, жив. Погоня за сенсацией, не более.

Дик и Хоакин переглянулись.

— Не догоняет, — буркнул Дик Хоакину.

— Вы о чем? — удивился Джек.

— Это статья заказная, — объяснил Дик.

— И что из того?

— Если ее заказали, следовательно, есть на то причины.

— Разумеется. Облить меня грязью. Плевать, я крепкий парень, как-нибудь перенесу.

Дик снова взглянул на Хоакина и в отчаянии воздел к потолку руки. Тот понял, что настала его очередь втолковывать непонятливому работодателю прописные истины.

— Джек, как вы считаете, зачем кому-то понадобилось заказывать статью, в которой говорится, что куча народа спит и видит, как вас убить?

— Не знаю. Вероятно, такова их стратегия защиты.

— Пораскиньте мозгами, Джек. Вам противостоит адвокат Джимми Дикарло. Он гангстер. Формально он только представляет бандитов, но ни для кого не секрет, что он либо сам бандит, либо очень близок к людям, которые зарабатывают на жизнь тем, что убивают других. — Хоакин умолк, и в ту же секунду вступил в разговор Дик. Словно вернулись былые времена, когда они вместе распутывали множество убийств.

— Если бы на вас напали, первыми подозреваемыми оказались бы Эванс или Брюм. Это сводило опасность для вас, Марии и Пат до минимального уровня.

До Джека стало доходить.

— Вы считаете, что они задумали обозначить больший круг подозреваемых? Не притянуто ли это за уши, ребята?

Снова заговорил Хоакин:

— Нисколько.

Джек посмотрел на своих охранников:

— Так вы серьезно?

— Абсолютно, — ответили оба в один голос.

— Хорошо, давайте допустим, что вы правы. Что мы можем предпринять?

— Если они решили вас убрать, то покушение скорее всего может произойти по дороге на работу или с работы, — объяснил Дик, и Джек понял — напарники уже обсуждали эту тему. — Подловить где-нибудь на тихих улочках. Мы всегда считали, что это самые опасные для вас места.

— Не только для меня — Марии и того, кто за рулем! — воскликнул Джек. Дик и Хоакин кивнули. — О нет! Дело становится слишком опасным. Пора закругляться.

В этот момент из комнаты вышла Мария и присоединилась к ним.

— По какому поводу сбор? — спросила она.

Пат спускалась по лестнице из своей спальни.

— Что происходит?

— Ребята считают, что Джимми Дикарло собирается меня ухлопать. — Джек ответил таким беззаботным тоном, словно просил передать ему тост.

— Что? — вскрикнула Пат.

— Шутите! — не поверила Мария.

— Нисколько, — ответил Дик. — Мы считаем, такая возможность реально существует.

Женщины испуганно переглянулись.

— Я собираюсь все бросить, — повернулся к ним Джек. — Сегодня же откажусь от иска.

— А наше мнение не важно? — спросила Мария. Все удивленно посмотрели на нее. — Я с самого начала не хотела в этом участвовать. Но, оказавшись в центре событий, успокоилась. Мне кажется, мы делаем нужное дело. — Пат перехватила взгляд Джека, словно хотела сказать: «Что я тебе говорила?» — И, кроме того, вы меня сами уверяли: их не остановить, даже если отказаться от иска.

Хоакин согласно кивнул. Дик, давая понять, что и он так считает, наклонил голову вслед за напарником.

— Так какой выход? — спросил Джек.

— На пенсии я занимался многими вещами, — начал Хоакин. — В том числе служил телохранителем у богатых и знаменитых людей. Некоторые из них имели особые машины с целиком пуленепробиваемым кузовом. Такие можно заказать в Нью-Йорке. Машину доставляют в течение недели, а за дополнительную плату — даже быстрее. Это обойдется недешево. И кроме того, я намерен внести в конструкцию некоторые усовершенствования.

Джек не спросил, что за усовершенствования, — в этом разбирались Дик и Хоакин. А он отвечал за общую безопасность.

— Деньги не проблема, — кивнул он. — Как по-вашему, такая машина решит проблему?

— Частично, — отозвался Дик. — В конторе вы в безопасности. Зато дома всегда головная боль. Мы здесь как на ладони, хотя не могу себе представить, как на нас можно напасть, когда за окном толпа. Видимо, ночью. Нам необходимо еще оружие. Об этом я позабочусь.

— Что касается дома, я об этом думал, — сказал Джек и посмотрел на Пат. — У одного из моих знакомых есть дом на ранчо. Он достаточно вместителен для всех нас и обнесен забором.

— Подойдет, — обрадовался Хоакин. — Как скоро мы сможем переехать?

— Сегодня ему позвоню.

— А я позвоню туда, где делают бронированные машины.

Прежде чем выйти из-за стола, Джек обвел глазами присутствующих:

— Вы уверены, что хотите продолжать?

Каждый утвердительно кивнул.

 

ГЛАВА 43

Клея Эванса и Уэсли Брюма не стали арестовывать, как обычных людей вроде Руди. Они удостоились особого почета, на который может рассчитывать лишь аристократия общества. В определенное время оба явились в суд, где их взяли под стражу. Последовало заявление о невиновности, после чего был назначен залог по двести пятьдесят тысяч долларов за каждого — сумма, которую немедленно внес присутствовавший в суде поручитель. Им удалось избежать тюрьмы, и самой большой неприятностью стала толпа журналистов у входа в здание суда. И еще сограждане, многие из которых подбадривали их приветственными возгласами.

На предварительных слушаниях Дикарло воспользовался возможностью подать ходатайство об отклонении обвинительного акта — ход, который предвидел Джек. Джимми тем временем купался в лучах вновь обретенной славы, рассказывая журналистам на ступенях дворца правосудия, что он обратился с ходатайством, чем невероятно их взбудоражил. Репортеры понятия не имели, что это было за ходатайство, но обрадовались, что предпринято некое действие. Действие побуждало реакцию, появилась возможность отразить это в репортажах, а главным образом — живописать разглагольствующего о своих успехах Джимми Дикарло. Джек давал комментарии в своем кабинете. Получалось вроде теннисного матча, только ставки были выше.

С самого начала Джек сознавал, что ему, чтобы представить дело на суд присяжных, предстоит преодолеть определенные юридические препоны. Самой главной проблемой была неприкосновенность. Судья пользуется абсолютным иммунитетом, какие бы ни предпринимал действия и какими бы они ни были вызваны мотивами. Офицер полиции занимал на тотемном шесте место ниже, и его неприкосновенность носила ограниченный характер. Другими словами, с теми доказательствами, которые имелись у Джека, он еще мог рассчитывать предъявить иск Кряхтелке. А Клею Эвансу — лишь в том случае, если бы сумел доказать судье, что это дело исключение из правил. У него имелись на то основания. Теперь все зависело от судьи: примет он его аргумент или нет. Кандидатура судьи представляла другую сторону проблемы. Джек понятия не имел, кто будет судьей. Билл Сэмпсон вел предварительные слушания и не собирался председательствовать на заседании суда. Джек в этом не сомневался. В прошлом Билл занимал должность прокурора штата в округе Кобб. Он пришел на смену Клею Эвансу и работал в тесном контакте с Уэсли Брюмом, что не так уж плохо, учитывая, насколько Уэс его презирал.

Но Билл был новичком на своем посту, алело обернулось щекотливой политической задачей. Он определенно был бы рад сплавить его с рук. Но если не Билл, то кто?

Этот вопрос не давал Джеку покоя, пока он читал поданное Джимми Дикарло ходатайство об отклонении иска обвинения. Оно было целиком и полностью построено на принципе неприкосновенности. Но Джека тревожило нечто иное — сказанные Джимми журналистам слова: что самого обвинителя следовало бы отстранить отдела. Судья скорее всего не обратит на них внимания, но лишь до тех пор, пока Дикарло не выступит с официальным протестом. А Джимми, судя по его разглагольствованиям, был намерен поступить именно так.

Джек решил начать спор за пределами зала суда. И когда журналист спросил, что он думает по поводу заявлений Дикарло, с насмешкой ответил, что Джимми боится встретиться с ним лицом к лицу на заседании.

— Надеется избавиться от меня и получить взамен не такого опытного адвоката. Понятное желание.

Джек рассчитывал, что, уязвив Дикарло и обвинив в трусости, хотя и в завуалированной форме, он принудит защитника изменить позицию. Стратегия оправдалась.

Когда юная журналистка ворвалась в кабинет Джимми и объявила, что Джек обвинил его в трусости, тот клюнул на приманку.

— Я ни в коем случае не желаю, чтобы его отстранили от дела, — ответил он. — Мне будет приятно порвать его в зале суда… з-з-з… то есть, я хотел сказать, нанести ему поражение.

Джек улыбнулся, посмотрев интервью с Дикарло в одиннадцатичасовых новостях. Он был рад, что Клей Эванс нанял этого типа защитником. Отнюдь не потому, что Дикарло был неумным человеком. Напротив, Джек считал его способным юристом. Но он представлял собой пресловутого слона в посудной лавке. Обычно брал верх наскоками и запугиванием. Джек надеялся его обыграть и, воспользовавшись его же приемами, заманить в ловушку. Начало было положено.

Однако не следовало забывать о другом персонаже — Клее Эвансе. Он был ленив и, приступая к любому делу, пользовался политическими связями, но отнюдь не был профаном. Голова у него варила, и он прекрасно умел манипулировать из-за кулис. Джек успел заметить его руку в этом деле. Не вызывало сомнений, что именно он решил, чтобы их обоих — и его, и Уэсли Брюма — защищал Дикарло. У Кряхтелки не хватило бы денег расплатиться с адвокатом подобного уровня. Но Эванс посчитал, что полицейский — его главный геморрой. Если бы с Кряхтелкой договорились и он начал давать против Четвертого показания, у того возникли бы крупные неприятности. А поскольку за начальником полиции числилось немало грешков, такое развитие сценария казалось вполне вероятным. Но поскольку их защищал один адвокат, сделка с полицейским исключалась. Ловкий ход и заслуживал уважения. Расставляя капканы, Джек должен был принимать во внимание не только Джимми, но и Эванса.

Поговорив со всеми в доме, Джек позвонил Стиву Престону. Тот обрадовался его звонку. Да, ответил он, дом сына еще пустует. И если Джек пожелает, он может его снять. Он в курсе сложившихся обстоятельств и гарантирует, что ни он сам, ни другие из тех, кто работает на ранчо, ни словом не обмолвятся, что прокурор штата с сотрудниками живут у них.

— Мебель частично завезена, — продолжал Престон. — Обставлена гостиная, одна спальня и оборудован спортзал. Сын был помешан на физических упражнениях для сохранения хорошей формы. Может, приедешь, взглянешь и сам решишь, что еще требуется? А так все готово. Ворота управляются электроникой. Когда увидимся, я дам тебе несколько электронных ключей.

Джек поехал туда с Пат и Диком. Дом Стива располагался в четверти мили от главных ворот. И им пришлось позвонить.

— Вот это простор! — удивился Дик, когда они, обменявшись любезностями, покатили по открытому пространству к дому, отстоявшему от ворот на две мили к юго-западу.

— Мало кто в курсе, что во Флориде есть ранчо, подобные этому, — заметил Джек. — Я и сам не знал, пока не познакомился со Стивом.

— А чем это пахнет? — сморщила нос Пат.

— Коровами, моя милая горожанка, — рассмеялся Джек. — Придется привыкать, хотя к дому они близко не подходят и нос придется зажимать только по дороге туда и обратно.

— Сверх всякого ожидания, — восхищался Дик. — Всего одна дорога. Просматривается на многие мили.

— Стив обещал показать объездные пути, чтобы за нами не сумели проследить, когда мы поедем из города.

— Замечательно, — похвалил Дик, но про себя подумал, что профессионалы, с которыми им придется иметь дело, быстро выяснят, где они поселились и какими маршрутами добираются до города. Самой важное — вовремя вычислить противника.

Дом оказался в самом деле огромным, и они не меньше часа провели, планируя, кого куда разместить. Пат привезла с собой блокнот и торопливо записывала, что потребуется, чтобы полностью обставить комнаты.

На следующий день она встала спозаранку и в четыре утра отправилась в Майами заказывать постельное белье, мебель, кухонную утварь и прочее. Через два дня прибыла восемнадцатиколесная фура, и грузчики, под руководством Пат, принялись освобождать кузов.

Зато машину прислали только через две недели — заказанные Хоакином доработки заняли больше времени, чем он рассчитывал. Это был черный лимузин «мерседес» стоимостью двести тысяч долларов.

— В Бэсс-Крике будет каждому бросаться в глаза, — заметил Джек.

— Не важно, — успокоил его Хоакин. — Зато настоящая крепость. Ничем не пробить.

— Я все-таки считаю, что мы зашли слишком далеко. Я много размышлял после нашего последнего разговора. Джимми Дикарло уверен, что ему выпал шанс прославиться. Спит и видит, что после окончания процесса притянет меня к суду. Подал ходатайство об отклонении иска обвинения и не сомневается, что выиграет. Объясните, ради Бога, с какой стати ему или его клиентам идти на риск, пытаясь меня прикончить? В этом нет никакого смысла.

Хоакин ответил за себя и за Дика:

— Наша работа не в том, чтобы вдаваться в нюансы дела. Мы должны реагировать на очевидные факты. Газетная статья говорит о том, что вы под ударом. Не исключено, что вы правы. Более того, вероятно, вы правы — они не нанесут удар сейчас. Но я принимал участие в расследовании множества убийств и уяснил, что в таких ситуациях ничего нельзя прогнозировать. Если дела для наших оппонентов обернутся плохо, они могут попытаться убрать и вас, и мою Марию. Я не собираюсь этого допустить.

Но он все еще не убедил Джека.

— Не знаю, — пробормотал тот. — Все как-то нереально.

— Верьте нам, — вступил в разговор Дик. — Мы очень долго жили в этом нереальном мире.

Джек во время первой же поездки обнаружил внесенные Хоакином изменения в конструкцию машины.

— Что это за дыры? — спросил он, заметив отверстия в ветровом и заднем стеклах и в окнах передней правой и задней левой дверей. Отверстия закрывались прозрачными дисками, которые можно было сдвигать наподобие крышечек на дверных «глазках». Только сами отверстия были значительно больше «глазков».

За рулем в тот день сидел Дик.

— Пораскиньте мозгами, Джек. Мы на дороге. На нас напали. У нас имеется оружие, но каким образом вести огонь? Не опускать же стекла.

— Какое оружие?

— Загляните под подушки задних сидений.

Джек приподнял обращенные назад сиденья и обнаружил четыре автомата и магазины с патронами.

— Это что, «АК-47»?

— Точно.

— А эти хитрые штуковины?

— Приборы ночного видения.

— Почему здесь всего по четыре?

— Потому что одновременно нас может быть в машине до четырех человек. Пока мы здесь живем, Хоакин и я на досуге научим вас, Марию и Пат, как обращаться с русским автоматом.

Джек закрыл глаза и тихо покачал головой. Он поручил охрану этим ребятам, чтобы не сомневаться, что все в безопасности. Но теперь почувствовал себя ведущим актером театра абсурда.

Пока Джек и остальные по-новому устраивали домашнюю жизнь, судебное преследование Клея Эванса и Уэсли Брюма шло своим чередом. Как и предполагал Джек, Билл Сэмпсон отказался от дела и обратился с просьбой в верховный суд штата назначить судью из ушедших в отставку. Таких во Флориде насчитывалось сотни — это были главным образом люди, перешедшие разрешенный возрастной семидесятилетний рубеж, но еще желавшие поработать. Они приходили на замену, если действующий судья умирал, заболевал, уходил в отпуск или возникали обстоятельства, подобные нынешним. Кандидатура зависела от выбора Верховного суда. В данном случае был назначен Гарольд Стэнтон из Майами.

Джек его знал, но участвовал всего в двух процессах, когда он вел заседания, и то очень давно. Судья Стэнтон прославился уголовными процессами — и еще как! Его прозвали Долговязый Гарри-вешатель, потому что он выносил только смертные приговоры и ни один из подзащитных не был оправдан. Разумеется, судью называли так только за глаза, и оба утверждения были преувеличением. Но его методы славились консерватизмом.

На первый взгляд Гарри-вешатель очень подходил для этого дела, но Джек решил проверить себя и позвонил своему давнему приятелю Харли Букеру.

Восьмидесятилетний Букер более пятидесяти лет занимался адвокатской практикой в Майами, вел уголовные и гражданские дела. В свои лучшие годы он получил прозвище Адвокат Адвокатов, поскольку именно к нему в случае затруднений обращались опытные защитники. Он был самым лучшим.

Теперь он почти отошел от дел, но все же ежедневно заглядывал на пару часов в свою контору.

— Привет! — раздался в трубке голос Букера с сильным южным выговором. Его секретарь ушла на пенсию много лет назад.

— Привет, Харли, это Джек Тобин.

— Джексон, малыш, как, черт побери, твои дела? — Язык старого адвоката за пределами зала суда был таким же ярким, как и его личность. Но на заседаниях он разыгрывал из себя учтивого простоватого философа.

— Прекрасно, Харли. Но мне необходима помощь.

— Ни на секунду не поверю! Мне не приходилось встречать адвоката лучше тебя. Разумеется, кроме меня самого.

— Знаю по собственному опыту. Помню, как вы несколько раз спускали с меня штаны и надирали задницу.

— Ну, тогда ты был еще совсем несмышленышем. Надо было преподать тебе урок — и не по-книжному. Так что за проблема?

— Не представляю, в курсе вы или нет: теперь я прокурор штата в округе Кобб.

— Понятия не имел, покаты не начал в каждых вечерних новостях бодаться с Дикарло. Что касается самого дела, я ни бум-бум, но не сомневаюсь — ты уже просек, что у него на уме.

— Речь идет об убийстве.

— Шучу. Я все знаю. Всегда считал Клея Эванса проходимцем. Но если честно, не мог себе представить, что он способен на убийство. Вот ведь как обернулось: он нанял адвокатом Дикарло, а ведь именно Джимми столько лет таскал деньги сукину сыну. Теперь монетки поплыли в обратную сторону. Извини, так что у тебя за вопрос?

— Нам только что назначили судьей Гарри-вешателя. И вот я решил поинтересоваться, хорошая это новость или плохая?

Старик на минуту задумался.

— Вроде бы хорошая, дружок, но только на первый взгляд. А если задуматься, ты крепко сел в лужу.

Никто так сочно не выражался, как Харли.

— Почему вы так говорите?

— Ну как же, приятель: он юрист, делает все по правилам, но из тех, кто не ступит шага ни вправо, ни влево. Понимаешь, о чем я толкую?

— Не совсем.

— Такой правильный, что крахмалит исподнее. Ни за что не оступится — чешет по самой середине. Воплощение закона и порядка. Терпеть меня не мог, потому что я не вписывался в его рамки. Как-то спросил: «Харли, зачем вы защищаете этих преступников?»

— И что вы ему ответили?

— Ничего. Повернулся и ушел.

Не просто было дождаться прямого ответа Букера — он слишком любил искусство беседы. Но Джек не сомневался, что в итоге получит ответ. Надо было только набраться терпения.

— Я все-таки не вполне понимаю, почему мне невыгодно, чтобы он был судьей?

— Потому что ты хватил лишку — нельзя выступать с обвинениями обвинителя, тем более если обвинитель федеральный судья. Коп — еще куда ни шло, но ты замахнулся слишком высоко. Гарри-вешатель повесит тебя сушиться на солнышке.

Это было неприятное известие, но Джек хотел услышать все до конца.

— Вы сказали, что он недолюбливал вас. И как вам удавалось его обойти?

— Хороший вопрос, Джексон. Так и знал, что ты попытаешься все из меня вытянуть. Я с самого начала дал ему понять, что замучаю его апелляциями, стоит ему в своих судебных постановлениях допустить малейший просчет. Он гордится тем, что ни один его приговор не был отменен путем апелляции. Считает себя чем-то вроде интеллектуала, но истинная причина того, что все его решения сохранили силу, — он никогда не рискует. Держится в рамках, ни вправо, ни влево. Не хочу сказать, что он тупее пня. Наверное, он даже умнее осла. Хотя и не намного.

— Следовательно, это и есть способ, как к нему подступиться — дать понять, что под ним шаткая юридическая основа?

— Начинай с этого. Подкинь что-нибудь такое, чтобы он тебя побаивался и прислушивался. Помни его конек — он непременно хочет сохранить сухой счет в свою пользу. Но обязательно укажи путь к отступлению. Сначала создай проблему, а затем подскажи, как ее можно решить.

— Ясно! Спасибо, Харли.

— Вот еще что, — продолжал старый адвокат. — Не пудри ему мозги, он этого терпеть не может. Говори прямо, что у тебя на руках и что ты от него хочешь. Пусть балаболит Джимми, он без этого не может.

— Джимми в самом деле гангстер, как о нем говорят?

— Хуже. Он из кожи вон лезет, хочет быть похожим на гангстера. Но он опасен, малыш. За хорошие деньги пойдет для клиента на все. Помни об этом.

— Не забуду. Спасибо, Харли.

— Позвони мне как-нибудь. Желаю тебе прищучить старину Джимми.

Джек повесил трубку, но еще некоторое время сидел у телефона и посмеивался. Да, старик Харли яркая личность — настоящий кладезь знаний!

 

ГЛАВА 44

До самых слушаний об обжаловании Джеку не представилась возможность встретиться с судьей Стэнтоном. Странно: наступал самый ответственный момент судебного процесса, а он нисколько не волновался. Джек подготовил судебный меморандум еще до того, как созвал Большое жюри. И теперь ему оставалось лишь кое-что уточнить и выработать стратегию. Эта стратегия во многом основывалась на том, что подсказал ему Харли, — надо было лишь согласовать его советы с общим направлением действий.

Что же до Джимми Дикарло, у него обнаружилась новая любовь, кроме собственной персоны, — телевидение. В течение недели перед слушаниями об обжаловании адвокат умудрялся каждый вечер появляться в новостях крупнейших телекомпаний и по крайней мере на одном из кабельных каналов. Пресса тоже была довольна. Подобная тема — прекрасная подкормка кабельных ток-шоу и дает широкий простор для броских заголовков в газетах. Наутро в день слушаний площадь у дворца правосудия было запружена машинами съемочных групп, операторами, комментаторами и обычными зеваками. Джеку было ясно, почему на заседание стремятся журналисты, но он не понимал простых людей. Их-то что заинтересовало? Неужели так сильно жаждут, чтобы свершилось правосудие? Самое удивительное: когда они с Дикарло поднимались по лестнице, Джимми приветствовали так, словно он был кинозвездой, — свистом и воплями. Джек решил воспользоваться ситуацией и, когда они оказались на верхней ступени, повернулся к защитнику:

— Вас любят, Джимми. Но если вы сегодня выиграете, на этом все и кончится. Эта толпа — ничто по сравнению с той, которая явится на суд. — Он не стал ждать ответа и поспешил во владения судьи Стэнтона.

До этого момента все ходы Дикарло были предсказуемы. Джек надеялся, что так будет и дальше. За неделю до слушаний Джимми подал второе ходатайство с просьбой провести слушания в виде открытого судебного заседания. Но на следующий день судья ему отказал. У Стэнтона не было желания устраивать в зале суда цирковое представление для прессы — во всяком случае, на этом этапе. Он допустил одну женщину-репортера, но перед этим тщательно проинструктировал, объяснив, что, если она каким-либо образом помешает слушаниям, судебный пристав немедленно выведет ее за дверь.

Как правило, ответчики не являются на слушания, которые проходят в кабинете судьи. И хотя Клею Эвансу хотелось присутствовать и воспользоваться своим опытом, когда начнутся прения сторон, он отказался от этого намерения. Хотя он был обвиняемым, его полномочия федерального судьи не закончились и он опасался, что Стэнтон не допустит, чтобы подсудимый высказывал юридические суждения в его кабинете. Не стоило идти на неоправданный риск, решил он, Джимми сам прекрасно со всем справится.

В комнате слушаний представители сторон расселись по разные стороны длинного стола, торцом примыкавшего к середине стола судьи. Слева от судьи разместился секретарь, а протоколист заняла место в дальнем конце стола, откуда могла одновременно наблюдать за судьей и за обоими юристами. Из посторонних в зале была журналистка, сидевшая в углу и старавшаяся казаться как можно незаметнее. Ровно в девять в боковую дверь вошел судья Стэнтон и сел за стол.

— Мы готовы начать? — спросил он, ни к кому не обращаясь.

— Защита готова, — ответил Дикарло.

— Обвинение готово, — сказал Джек.

— Отлично. Мистер Дикарло, вы подали ходатайство. Вам слово.

Следующие полчаса Джимми излагал факты и по мере необходимости ссылался на доводы Большого жюри и статьи закона. Но Джек заметил, что от его задиристой риторики не осталось и следа. Он не возражал, чтобы ходатайство отклонили, — хотел и дальше купаться в лучах славы, даже если ради этого клиентам придется отвечать пред судом по обвинению в убийстве. Клей Эванс совершил тактическую ошибку, позволив адвокату явиться на слушания без него. Джек усмехнулся. Приятно было сознавать, какая ирония заключалась в этом факте: нечестный адвокат обманул нечестного судью.

— Ваша честь, я в основном согласен с тем, что сказал мистер Дикарло, — начал он, когда настала его очередь. — Обвинитель, выдвигая обвинение, пользуется полным иммунитетом от уголовного преследования, какими бы он ни руководствовался мотивами. Но сейчас речь идет о том деянии, которое эти люди совершили через два года после того, как был обвинен Руди Келли. Им представили доказательства, что виновен другой, но они их скрыли. В результате Руди Келли, невинный человек, попал на электрический стул. Один этот факт ставит данное дело вне рамок, где действует прокурорская неприкосновенность.

— Но достаточно ли доказательств того, что их действия являются уголовно наказуемыми? — спросил судья.

Джек не задумываясь поспешил ответить:

— Суд абсолютно прав, сконцентрировав свое внимание на этом вопросе. В обжаловании суду были представлены факты, свидетельствующие, что вечером в день преступления Люси Очоа занималась сексом с другим мужчиной, а не с Руди Келли. И что в тот же вечер некто по имени Джеронимо пил пиво на улице, где расположен дом Люси, в то время когда оттуда вышел Руди Келли. Полиции не удалось допросить этого Джеронимо, поскольку он исчез сразу после убийства. Через два года после того, как Руди был осужден, в полицейское управление Бэсс-Крика поступило письмо из управления полиции техасского города Дель-Рио. В нем говорилось, что по обвинению в изнасиловании и убийстве арестован некий Джеронимо Круз, у которого обнаружены водительские права штата Флорида с указанием адреса в Бэсс-Крике. В письме содержался запрос, нет ли в распоряжении полицейского управления Бэсс-Крика сведений о данном лице, которые могли бы способствовать его уголовному преследованию. Я располагаю свидетелем, который утверждает, что, познакомившись с письмом, Уэсли Брюм немедленно позвонил Клею Эвансу и с конвертом в руке отправился к нему в канцелярию. Полицейское управление Дель-Рио ответа так и не получило. Неужели такого факта не достаточно, чтобы признать этих людей виновными? В данное время я этот вопрос не задаю. Я задаю другой вопрос: неужели такого факта не достаточно, чтобы передать дело на суд присяжных? Закон высказывается в пользу суда по существу дела во всех случаях, когда это возможно. И лишь в редчайших обстоятельствах дело прекращается до судебного заседания. Ваша честь, если вы передадите дело в суд, интерес граждан будет учтен, закон соблюден, а ходатайство защитника о признании клиента невиновным вы с таким же успехом можете удовлетворить на самом заседании. Кроме того, может появиться новая информация. На суде, как правило, случается такое, чего никто не ожидает. Не исключено, что кто-нибудь из полицейского управления Дель-Рио сумеет пролить свет на это таинственное письмо. Как знать.

Пусть аргумент Джека был не слишком убедителен, но он позволил судье сделать выбор; Джек поступил именно так, как советовал старик Харли.

— Мистер Дикарло, у вас есть контрдоказательства? — поинтересовался судья.

Джимми был в восхищении от аргументов Джека. Его ждет судебное заседание, еще с месяц он останется национальным героем, а дальнейший процесс будет определяться его ходатайством о признании невиновности. Все складывалось великолепно, но он, разумеется, не мог выразить свой восторг судье.

Он мог бы яростно протестовать против того, что его клиентов собираются несправедливо травмировать судебным разбирательством, хотя необходимых улик для этого нет. Мог бы, но не стал.

— Нет, ваша честь, в данный момент нет.

Судья Стэнтон опустил голову и потер виски, изображая, что усиленно думает. Ясно было одно: в словах обвинителя есть здравый смысл. Выносить решение до суда — сплошная профанация. А закрыть дело в соответствии с ходатайством о признании невиновности судья может и на заседании, что он и намеревался сделать.

— Хорошо, я не закрываю дело в настоящий момент и согласен, что ходатайство о признании невиновности — адекватное средство судебной зашиты. Принимая такое решение, я ни в кой мере не хочу подчеркнуть, что имеется достаточно оснований для вынесения дела на суд присяжных. Я ясно выразился? — Представители сторон кивнули. — Пока вы оба здесь, господа, давайте взглянем на календарь и обсудим сроки представления дела к судебному рассмотрению. Сколько времени, по-вашему, займет процесс?

— Неделю, — ответил Джек.

— Две недели, — возразил Джимми.

— Две недели? — поморщился судья. — Зачем вам две недели, мистер Дикарло? Какие могут быть дебаты? Не вызывает сомнений, что послужило причиной смерти и кто был ее виновником. Вы что, собираетесь вызвать палача штата дать свидетельские показания?

— Нет, сэр, — как-то даже застенчиво ответил Джимми. У него не было ответа на вопрос судьи. Он только хотел, чтобы судебный процесс длился подольше.

— Дело представляется довольно простым, — продолжал Стэнтон. — Вопрос заключается в следующем: сознательно ли ваши клиенты довели Руди Келли до смерти на электрическом стуле? Что касается мистера Тобина, он выдвигает обвинение, основанное на косвенных доказательствах, поэтому ему потребуется немного времени. Вам единственно нужно решить, приглашать ли своих клиентов в качестве свидетелей или нет. Это при условии, что я не закрою дело после того, как мистер Тобин закончит представление доказательств. Я верно понимаю ситуацию?

— Мне кажется, да, — ответил Джек.

— Да, ваша честь, — кротко кивнул Джимми. Он начал сомневаться, не рано ли отказался настаивать на своем ходатайстве.

— В таком случае согласимся на неделе. День потребуется на то, чтобы отобрать жюри. Я не вижу в этой связи никаких проблем. Если понадобится, захватим следующую неделю, но давайте не будем На это рассчитывать. Чем быстрее мы покончим с этим представлением, тем лучше. Теперь вот о чем: сколько времени вам необходимо для подготовки к суду?

— Я готов, — ответил Джек. — Понадобится неделя, чтобы вызвать свидетелей.

— А вы, мистер Дикарло? Сколько месяцев вам нужно, чтобы успеть попасть во все телевизионные шоу? — Судья явно давал понять, что шутит. Все, включая самого Джимми, рассмеялись.

— Я буду готов через две или три недели, ваша честь, — сказал он. Джек точно рассчитал, что сказать. Специально запустил пробный шар, упомянув про Дель-Рио, чтобы озадачить Джимми. Пока он будет держать его в напряжении, адвокат не разглядит уготованных ему сюрпризов.

— Отлично. Назначим начало заседания суда через три недели, начиная с сегодняшнего дня. И вот еще что: вы оба, господа, — грамотные юристы. Я не собираюсь применять к вам «правило кляпа». Однако постарайтесь воздерживаться от замечаний и не обсуждайте наше дело с журналистами. — Стэнтон в упор посмотрел на Дикарло.

— Разумеется, ваша честь, — ответил Джек.

— Конечно, судья, — кивнул Джимми, едва обратив внимание на слова Стэнтона. Адвокату было не до них: у входа во дворец правосудия его поджидали операторы с камерами.

 

ГЛАВА 45

Вскоре после слушаний произошла удивительная вещь, немало огорчившая Джимми. Журналисты разъехались, и толпы зевак вокруг канцелярии Джека и дворца правосудия рассеялись.

— Откуда они вообще взялись? — спросил товарищей за ужином Джек. — Эти люди не из Бэсс-Крика.

— Может быть, любители сенсаций — ездят с места на место туда, где запахнет жареным? — предположила Пат.

— Или журналисты им платят, чтобы они помаячили перед объективами. Без толп людей на заднем плане не пустить пыль в глаза, — добавил Дик.

— Ты, дорогуша, стал к старости циником, — поцокал языком Хоакин и покрутил перед носом напарника пальцем.

Дик хлопнул его по плечу:

— Нечего ко мне клеиться. Я тебе не «дорогуша».

— Слава Богу, — улыбнулся Джек. — Вряд ли Мария готова к такому повороту событий. Все от души рассмеялись, впервые за долгое время. — Я думаю, мы можем немного расслабиться, — продолжал Джек. — Толпы нас больше не осаждают, суд назначен, Джимми получил что хотел. Опасность нам больше не грозит.

Дик и Хоакин сразу посерьезнели. Они не обменялись ни словом, но каждый знал, что подумал другой. Хоакин ответил за двоих:

— Опасность не миновала только потому, что нас больше не осаждают толпы и назначен суд.

— Не понимаю. — Джеку показалось, что он произнес эту фразу в сотый раз. Он всегда считал себя неплохим стратегом, но эти двое действовали в совершенно незнакомом ему мире.

— Пораскиньте мозгами, — пояснил Дик. — Дикарло не участвовал в убийстве ни Трейси, ни Нэнси. И если он доволен, что назначен суд, это не значит, что мы можем быть спокойны.

Джек на минуту задумался.

— Хотите сказать, что Эванс или Брюм — или оба — не довольны тем, как кончились слушания и могут предпринять собственные действия?

— Именно! — воскликнул Хоакин. — Мы должны учитывать такую возможность. — Краткая эйфория сменилась знакомым ноющим ощущением в груди, с которым затворники жили все последние недели.

— Я много размышлял, — продолжал Джек. — Хотелось бы понять, они в сговоре или один из них совершил убийства на свой страх и риск?

Юристу никто не ответил.

Несмотря на озабоченность телохранителей, следующие несколько дней прошли спокойно, и у всех поднялось настроение. Джек и Мария продолжали вести себя как прежде, но уезжали с работы раньше — Джек спешил домой, и они совершали с Пат долгие пробежки. Мария рыбачила с Хоакином. А Дик устраивал себе развлечение в тренажерном зале. В его распоряжении были силовые снаряды, велотренажер и бегущая дорожка. В молодости он увлекался тяжелой атлетикой и с удовольствием тренировал мускулы. Велотренажер ему нравился, но от бегущей дорожки он шарахался словно от чумы.

Через три дня относительного отдыха Хоакин внезапно заявил за обедом:

— Джек, если вы не возражаете, мы с Марией хотим взять краткий отпуск. Хочу свозить ее домой.

Джек немного удивился, но решил, что это здравая мысль. Зачем томиться всем вместе в ожидании суда?

— Прекрасно, — ответил он. — Только возвращайтесь за три-четыре дня до начала заседания. Мне надо успеть подготовить Марию. — Джек покосился на нее. Женщина не скрывала радостной улыбки. Не трудно было догадаться, что она мечтает провести время с Хоакином.

Ложась в постель, Джек вновь заговорил с Пат о том, чтобы и она немного отдохнула.

— Нам вовсе ни к чему болтаться здесь всем, — категорично заявил он.

— Куда мне ехать? — мягко возразила она.

— Куда душа пожелает. Отправляйся на пару недель в Европу, съезди на Ривьеру, расслабься.

— Без тебя не получится. Я уже говорила: будем вместе до конца. — Она бросила на кровать подушку, которую только что взбивала, откинула одеяло, собираясь лечь в постель. Но вдруг замерла, опершись коленом о матрас. — Слушай, а почему бы не отправиться вдвоем? Дел сейчас нет, а отдых тебе необходим.

— Нельзя, Пат. Надо готовиться к суду.

— Джек, ты к нему готовился несколько месяцев. Ночью разбуди — будешь говорить то, что требуется. Сейчас лучший способ готовиться — отдохнуть и отвлечься.

Джек собирался возражать, но понял, что в словах Пат есть определенный смысл. Единственным пунктом в его календаре на ближайшие три недели было отправить ходатайство в Техас с просьбой отсрочить исполнение смертного приговора Джеронимо Круза. Но Техас и без него принял решение об отсрочке. Видимо, нашлись другие, которых следовало казнить раньше, и до Джеронимо очередь пока не дошла. Поэтому Джек был полностью свободен.

— Хорошо, — ответил он. — Давай отлучимся, скажем, дней на десять. Куда отправимся?

— Не знаю. Куда угодно. — Пат удивилась, как быстро Тобин изменил решение.

Забираясь под одеяло и натягивая его до подбородка, Джек прикинул в голове маршрут. Повернулся к ней и улыбнулся.

— У тебя вид, как у кота, который слопал канарейку. Выкладывай, — потребовала Пат.

— Мы оба ирландцы, но ни один из нас не был на родине предков.

— Ирландия? Отличная мысль.

На следующее утро они сообщили остальным о своих планах.

— Нас не будет всего десять дней, — заявил Джек. — Необходимо отдохнуть. И вам, кстати, Дик, тоже.

— Я лучше останусь здесь, — ответил отставной полицейский. — Не поймите меня превратно: вы все мне нравитесь. Но хочется насладиться одиночеством и свободой. Может, попрошу Стива одолжить мне лошадь, несколько дней поиграю в ковбоя. В детстве я был неплохим наездником. Хотелось бы снова попробовать.

Хоакин и Мария покинули дом в тот же день, а Джек и Пат — на следующий, заказав последние места на рейс авиакомпании «Эйр Лингус». Большую часть времени они провели на западном побережье Ирландии: в графстве Голуэй, в Килларни и небольшом городке Клифден.

В середине отпуска они отправились из Килларни на экскурсию по графству Керри. Весь день ехали и захотели передохнуть. Джек Тобин свернул с шоссе к сельской лавке с вывеской «У Тобина». Рядом был мост, который вел на расположенный неподалеку остров. Джек воспринял название лавки как приглашение исследовать остров и направил машину на мост.

— Не исключено, что здесь живут мои родственники, — сказал он Пат. Она улыбнулась: Джек то и дело отклонялся от маршрута. Пат оказалась права: отдохнув, он сбросил напряжение.

На остров вела одна колея, но, к счастью, встречного движения не оказалось. Минут через пятнадцать они были в небольшой живописной деревне. Джек и Пат задержались там перекусить и не спеша прогуляться. На центральной площади стояла церковь Святого Амвросия. Пат словно завороженная шагнула к открытым дверям. Джек последовал за ней. Храму было нескольких сотен лет, но стены недавно покрасили. Деревянный пол покосился, и, когда они шли к алтарю, доски под ногами скрипели. Алтарь представлял собой покрытый плотной белой тканью стол красного дерева с белыми свечами по сторонам. Дневной свет проникал сквозь витражи, играл на алтаре всевозможными цветами, и это придавало моменту еще большую таинственность.

— Как просто и как красиво, — почтительно прошептала Пат, облокачиваясь на перила перед алтарем. Джек понял, что подходящее время настало.

Пат решила, что он опустился на колени помолиться, но, присмотревшись, увидела, что Джек держит в руке купленное в Галуэе кольцо. Джек не готовился, слова полились сами.

— Патриция Эйлин Морган, подруга всей моей жизни, любовь всей моей жизни, в этой простой церкви на родине наших предков я признаюсь тебе в любви, клянусь в вечной верности и прошу твоей руки.

— Согласна, — ответила она. — Отдаю тебе свою руку и свое сердце. Люблю тебя так, как не любила никого в жизни. Не представляла, что способна настолько полюбить. И буду любить всегда.

Он обнял ее так крепко, что Пат решила — переломает все кости, но только обрадовалась. Они смеялись и плакали, обнимались и целовались. Затем Джек отстранился и надел на ее палец кольцо. Пат знала, что его взгляд она не забудет до конца своих дней.

Они вернулись в Америку в среду. Их встретили Хоакин, Мария и Дик. Последовали теплые объятия, будто воссоединились близкие родственники. Пат сняла с руки кольцо, чтобы домашние не сразу удивились — они с Джеком решили, что должны отпраздновать свою помолвку по-особенному.

— Давайте сходим вечером в такерию, — предложил Джек. — Надо отметить окончание отпуска и начало трудной работы.

Хоакин без слов, как было принято у напарников, покосился на Дика. Тот пожал плечами, словно говоря: «Почему бы и нет?» Это все, что требовалось.

— Отлично! — Им с Марией тоже хотелось кое-что сообщить остальным.

За ужином компания запивала еду пивом, смеялась, все наперебой рассказывали о своих приключениях.

— Похоже, мои ковбойские деньки остались в прошлом, — признался Дик. — Я помогал загонять молодых бычков, когда лошадь меня сбросила. И оставшееся время ездил на машине. — Все расхохотались. Дик был мастером подшучивать над собой.

— Я поймала окуня, — ко всеобщему удивлению похвасталась Мария. — Очень, очень крупного.

— Что верно, то верно, — подтвердил Хоакин. — Окуня зовут мексиканец. Он пьет пиво и курит сигары. — Проговорив это, он предложил мужчинам сигары. — Сегодня вечером я прошу моих друзей выпить и закурить в честь нашей помолвки с Марией.

Все поспешили в поздравлениями, а у Дика на глаза навернулись слезы — так он был рад за друга. Пат поцеловала Марию, а та показала окружающим кольцо. Пат перехватила взгляд Джека, он кивнул и улыбнулся. Их опередили, и он дал глазами понять, что не против перенести торжество на завтра. Этот день принадлежал Марии и Хоакину.

— Бутылку лучшего шампанского, — распорядился он. За первой последовали другие. И они несколько часов произносили тосты в честь обрученных.

Когда они остались в такерии одни, Хоакин пошел подогнать машину к дверям, а Дик приблизился к выходу. Как бы ни веселились напарники, они никогда не забывали о деле. У дверей закусочной Дик быстро усадил женщин и Джека на заднее сиденье. Хоакин в это время стоял, прикрываясь водительской дверью, и вглядывался в густой кустарник, стараясь определить, не грозит ли им опасность.

«Ребята способны хоть раз не заниматься подобной чепухой?» — подумал Джек, но он слишком уважал телохранителей, чтобы задать подобный вопрос вслух.

В следующее мгновение все переменилось. Раздались выстрелы, и Джек увидел, как Хоакин, словно в замедленной съемке, валится подле машины. Дик моментально оценил обстановку и бросился к другу. Подхватил его. И, невзирая на грозившую опасность, стал поднимать в машину.

— Джек! — крикнул он. — Тяните его на пассажирское место.

Тобин что было сил потащил раненого в автомобиль. Дик прыгнул за руль, и они резко взяли с места.

— Приемная отделения «Скорой помощи» всего в пяти минутах езды. Не думаю, что его задело серьезно, — процедил он, бросив взгляд на потрясенную Марию.

Вскоре все были в больнице. Дик внес пострадавшего внутрь — мимо приемной через большие двойные двери. И при этом кричал во все горло:

— Огнестрельное ранение! Доктора! Человек при смерти! — Он явно знал, как привлечь внимание врачей. С разных сторон к ним бросились два человека.

— Что произошло? — спросил первый.

— Получил пулю снайпера у входа в такерию, — объяснил он. — Большая кровопотеря.

— На стол его! — приказал второй врач. Он был старше и казался более опытным. Пока двое мужчин поднимали раненого на стол, он расстегнул ему рубашку и со знанием дела ощупывал грудь.

— Задето легкое. Сильное кровотечение. Немедленно в операционную! Сестра! Сестра! — Появилась медсестра. — Поставьте капельницу и срочно в операционную. Сообщите на пейджер доктору Катлеру, чтобы приехал. — Врач повернулся к стоявшим подле него Джеку, Дику и Марии: — Необходима немедленная операция. Сообщу вам, как только что-то прояснится. — Он исчез в ведущих на лестницу дверях и через три ступени бросился наверх.

Другой сотрудник бригады «скорой помощи» проводил их в зал ожидания главного корпуса, и бдение началось. Почти всю ночь они сидели молча — никто не хотел заикаться о терзавшем их страхе.

Но Пат читала по лицу Джека все, что он чувствовал.

Было почти пять утра, когда врач наконец вышел в приемную.

— Мы остановили кровотечение и привели в порядок легкое, — устало сказал он. — Раненый потерял очень много крови, но мы считаем, что с ним будет все в порядке. Кстати, внизу ждут полицейские, которые хотят с вами потолковать. — Он пожал руки Марии и Пат и удалился.

Дик схватил в охапку Джека и повлек в угол.

— Я не собираюсь с ними разговаривать. Придется вам. Только не говорите слишком много.

— Я тоже не буду. Полагаю, это сделал Брюм.

— И я так думаю, — ответил Дик. — Но почему вы пришли к такому заключению?

— В общем, из-за суда. Но по-моему, Брюм убил и Трейси, и Нэнси, а теперь стрелял в Хоакина. Не сам, но организовал покушения без ведома Клея Эванса.

— Работал снайпер, — кивнул Дик. — Только снайпер мог попасть с такого расстояния. Я сам когда-то был снайпером. Надо будет проверить, нет ли среди немногочисленных подчиненных Брюма человека, который во время военной службы был снайпером. — Он собрался уходить, но Джек поймал его за руку:

— Только не наделайте глупостей.

Дик Рейдек усмехнулся:

— Я подписал контракт, в котором обязался обеспечивать вашу безопасность. И буду защищать тех, кого должен защищать. Но когда, адвокат, ваш судебный процесс подойдет к концу, эти люди могут считать себя покойниками.

 

ГЛАВА 46

Орда репортеров и зевак вновь объявилась в день начала суда. Джек не мог поверить, что на небольшой площади перед дворцом правосудия округа Кобб способно поместиться такое количество передвижных телевизионных станций. Джимми Дикарло уже стоял на ступенях лестницы, окруженный толпой журналистов и операторов. Джек прошел мимо него так близко, что можно было слышать, что вещает Дикарло. За самим прокурором тоже увязалась стайка репортеров.

— Через неделю с несправедливостью будет покончено, — распинался защитник. — Мои клиенты будут оправданы, и станет ясно, в чем суть данного дела — в личной мести одного человека, Дикарло точно рассчитал время и, произнося эти слова, поднял глаза на Джека.

Журналисты немедленно перенесли свое внимание на обвинителя, надеясь, что тот примется возражать. И буквально кинулись на него.

— Джимми заявил, что с вашей стороны это личная месть, — выкрикнул один из них и чуть не ткнул микрофоном в лицо Тобина.

Джек не замедлил шага.

— Это точка зрения мистера Дикарло. К несчастью для мистера Дикарло, данное дело будет разбираться в зале суда, а не на ступенях дворца правосудия. — Ему пришлось пробивать себе дорогу к входу.

Судья Стэнтон распорядился не допускать публику в зал, пока идет отбор присяжных. Поэтому, оказавшись внутри, Джек почувствовал себя в безопасности. Во дворце правосудия было всего два зала для судебных заседаний. Данное дело заслушивалось в том, что был больше. Старый зал был похож на большую пещеру—с высокими потолками, шумными потолочными вентиляторами и скрипучими полами, с видавшими виды скамьями для «общества» и кафедрой для судьи из красного дерева. Акустика была неважной, но оба представителя сторон были наделены сильными, раскатистыми голосами и не беспокоились, что их не расслышат.

Клей Эванс и Уэсли Брюм уже были в зале и с нетерпением ждали, когда Джимми Дикарло завершит прения на ступенях дворца правосудия и присоединится к ним. Адвокат появился через несколько минут после Джека и выглядел довольным, как будто собрался на пикник.

Судья Стэнтон прибыл ровно в девять и ждал «за кулисами», когда судебный пристав объявит его выход.

— Встать! Суд идет! Приглашаются все, у кого есть интерес к данному суду — суду округа Кобб штата Флорида. Вас выслушают.

Ритуал не имел смысла, поскольку в зале, кроме представителей сторон и обвиняемых никого не было, но Джеку нравились традиции.

Подыгрывая судебному приставу, шаркающей походкой вышел Долговязый Гарри-вешатель и торжественно занял свое место.

— Все готовы? — спросил он, дав разрешение сесть.

— Обвинение готово, ваша честь, — ответил, привстав, Джек.

— Защита готова, — небрежно бросил Джимми.

— Есть ходатайства до того, как будут допущены кандидаты в присяжные?

Обе стороны ответили отрицательно.

— Как вас больше устроит, господа? Можно задавать вопросы персонально или сразу всем кандидатам. Последнее, разумеется, ускорит процесс. Я не вижу препятствий для второго способа, поскольку, как полагаю, никто не страдает предвзятостью. Надеюсь, что отбор присяжных пройдет быстро и гладко.

Представители сторон кивнули.

— Отличное начало, господа. Если будете соглашаться со мной и дальше, мы быстро управимся. — Стэнтон повернулся к судебному приставу: — Ввести кандидатов в присяжные.

Первоначальный состав кандидатов состоял примерно из пятидесяти добропорядочных граждан округа Кобб, отобранных в произвольном порядке по избирательным спискам. Люди расселись на скамьях, которые обычно занимала публика. Вопросы начал задавать Джек — поинтересовался у каждого анкетными данными, спросил о личной жизни, о супругах, о детях, о работе. Затем перешел к насущной теме.

Джек считал, что отбор присяжных — вовсе не отбор, а отсеивание. Не он предлагал кандидатов, и в его распоряжении имелось всего небольшое установленное число произвольных отводов без указания причин. Он стал выяснять их отношение к правоохранительной и судебной системе. Например: «Допускаете ли вы, что некоторые полицейские нарушают права человека тем, что, скажем, избивают людей при задержании или выколачивают из них признания?» Те, кто в этом сомневался, немедленно исключался из состава присяжных. Или: «Допускаете ли вы, что некоторые прокуроры способны скрыть улику, чтобы добиться осуждения обвиняемого?» Задавая этот вопрос, он уже сформулировал обвинение, хотя еще не привел никаких аргументов. Или: «Готовы ли вы признать виновным полицейского, силой принуждающего подозреваемого к признанию или скрывающего улику? Готовы ли вы признать виновным судью, если против него свидетельствуют улики?» Большинство запиналось на втором вопросе. Судей награждали высокой оценкой, а федеральные судьи занимали еще более высокий пьедестал. Джек понимал, что придется мириться с кандидатами, которые признались, что сомневались бы, но все-таки вынесли обвинительный вердикт, если им были бы представлены веские доказательства.

Судья Стэнтон оказался прав. Не составило труда отобрать для процесса двенадцать человек. К пяти часам вечера состав присяжных был определен.

— Завтра утром начнем со вступительной речи, — сказал Стэнтон защитнику, отпустив присяжных. — Будьте здесь к восьми тридцати, если пожелаете порадовать меня каким-нибудь ходатайством.

Судья снова угадал: ровно в восемь тридцать на следующий день Джимми Дикарло подал пространное ходатайство об обжаловании доказательства. Такова была его тактика. Он старался еще до суда вывести из равновесия Джека.

Они находились в кабинете судьи.

— Мистер Дикарло, вы считаете, что есть особые основания заниматься этим сейчас? — спросил Стэнтон. — В соседней комнате находятся присяжные и ждут начала процесса. — Эту фразу и Джек, и Джимми за свои карьеры слышали много раз. Судьи всегда торопят представителей сторон, а находящихся в соседней комнате присяжных используют в качестве рычага. Поэтому адвокат нисколько не смутился.

— Да, судья. Я не желаю, чтобы мистер Тобин использовал в своей вступительной речи недопустимое доказательство. Поэтому прошу вашего решения немедленно.

— Вы можете говорить конкретнее?

— Разумеется, ваша честь. Изучая список свидетелей, я пришел к заключению, что мистер Тобин собирается получить показания о том, каким образом Уэсли Брюм добился признания Руди Келли. Данная улика имела значение во время процесса по делу мистера Келли, но к нашему случаю совершенно не относится.

Судья посмотрел на Джека:

— Это так, мистер Тобин? Вы в самом деле намерены получить показания, каким образом Уэсли Брюм добился признания Руди Келли?

— Намерен, ваша честь. И сейчас объясню, почему это имеет отношение к нашему делу. Мы собираемся продемонстрировать, что Уэсли Брюм, а затем Клей Эванс с самого начала пытались безосновательно инкриминировать вину Руди Келли. Это началось еще до ареста. Суду важно понять их намерения. Я не собираюсь обжаловать само признание Руди Келли, как это сделала Трейси Джеймс во время первого слушания по делу об убийстве. Я хочу показать, каков изначально был настрой этих людей.

— Слишком давняя история. Нам придется возвратиться на десять лет назад. Это несправедливо.

— В чем вы видите несправедливость? Свидетели присутствуют, имеется расшифровка стенограммы их показаний. Вы можете подвергнуть их перекрестному допросу, вы даже можете воспользоваться в качестве аргумента фактором разрыва во времени. Все справедливо.

Судья на мгновение задумался.

— Я склонен согласиться с мистером Тобином, — наконец произнес он. — Намерения Уэсли Брюма и Клея Эванса существенны для нашего процесса, а разрыв во времени не играет роли. Наш процесс основан на косвенных доказательствах, и я считаю, что должен рассмотреть косвенную улику о намерениях обвиняемых. Ходатайство отклоняется. Есть что-нибудь еще, что вы хотели бы обсудить до того, как мы пригласим присяжных?

— Нет, ваша честь, — отозвался Джимми.

— Отлично, господа. В таком случае выйдем в зал и предстанем перед уважаемой публикой.

Судебный пристав проводил обвиняемых и представителей сторон в зал, а судья задержался за дверями. Зал был полон. Скамьи, где накануне сидели кандидаты в присяжные, занимали зеваки. Когда обвинение и защита заняли места, судебный пристав известил судью и застыл у дверей. Через секунду Стэнтон трижды постучал в дверь, передавая право реплики судебному приставу.

— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — провозгласил тот. — Окружной суд округа Кобб штата Флорида начинает заседание. Слушается дело: «Штат Флорида против Уэсли Брюма и Клея Эванса». Председательствует достопочтенный Гарольд Стэнтон. Встать, суд идет!

С его последними словами в зале во всем своем величии в развевающейся черной мантии появился пожилой судья. Это было впечатляющее зрелище.

— Можете сесть, — разрешил он и занял место на кафедре. Дождался, когда зрители устроятся на скамьях и начал со строгого предупреждения: — Если я услышу жалобы или недовольство, какие-либо разговоры или иное проявление эмоций, то немедленно прикажу очистить зал. Это ясно? — Несколько человек что-то утвердительно пробормотали, другие кивнули, но большинство промолчали, застыв на своих местах. Судья Стэнтон умел продемонстрировать власть. Затем он обратился к занимавшим первые два ряда журналистам: — Никакой беготни, чтобы поделиться на улице с коллегами пикантными подробностями. Уяснили? Пришли со всеми и уйдете со всеми. — Репортеры кивнули, но старина Гарри еще не кончил. — Если я только замечу у кого-нибудь фотоаппарат, этот человек будет немедленно арестован. — Он больше не спрашивал, поняли ли его. И, удовлетворенный тем, что вбил запреты в сознание присутствующих, посмотрел на судебного пристава: — Пригласите присяжных.

Пристав исчез и через несколько минут вернулся с четырнадцатью присяжными: двенадцатью, отобранными для того, чтобы вынести вердикт, и двумя альтернатами. Среди них было девять мужчин и пять женщин, запасными дублерами были один мужчина и одна женщина. Расклад понравился Джеку — он знал, что мужчины более склонны голосовать за обвинительный вердикт. Зато, по мнению Дикарло, они более сочувственно, чем женщины относились к тем, кто работает в правоохранительной системе. Кто из представителей сторон прав, могло рассудить только время.

Обычно Джек предпочитал не затягивать вступительную речь. Заинтересовать присяжных, но ровно настолько, чтобы они внимательно следили за процессом. Но в данном случае он считал, что важнее как можно раньше «отравить колодцы». И выложил почти все, что имел.

Он вышел на возвышение с пустыми руками. Немного помолчал, делая вид, что собирается с мыслями. А на самом деле ждал, когда присяжные начнут терять терпение и сосредоточат на нем все свое внимание. Этот прием он освоил много лет назад, когда еще был молодым адвокатом. В нужный момент оторвал глаза от кончиков ботинок и обвел взглядом каждого из присяжных.

Затем начал рассказывать о Руди.

— Руди Келли было девятнадцать лет. Он в жизни не сделал ничего дурного. Работал в магазине товаров повседневного спроса на хозяина Бенни Дрэгона. Бенни еще выступит перед вами. Он собирается дать свидетельские показания. — Джек говорил с присяжными таким тоном, словно, кроме них, в зале больше никого не было. — Руди отличался, как говорят, «некоторой умственной отсталостью». Директор его школы Билл Йейтс сообщит вам, что у паренька не хватило умственных способностей завершить среднее образование. Вместо аттестата он получил справку о том, что прослушал курс определенного набора предметов. Поэтому он работал в магазине товаров повседневного спроса. Другую работу Руди получить не мог. Мистер Йейтс вам также расскажет, что Руди был настолько дружелюбен, что не мог отказаться с кем-то разговаривать. Поэтому мистер Йейтс сказал детективу Уэсли Брюму… — Джек сделал паузу и указал на Кряхтелку, который принялся немедленно ерзать на стуле. — Сказал, что ему не следует допрашивать Руди в отсутствие его матери. То же самое пытался внушить Уэсли Брюму Бенни Дрэгон. Теперь уместно сообщить, что Руди Келли был в доме убитой Люси Очоа в тот самый вечер, когда было совершено преступление. По словам Руди, Люси сама пригласила его вечером к себе. Находясь в ее доме, он поскользнулся, упал и порезал руку. В тот же вечер, на той же улице еще трое мужчин пили пиво. Их звали Раймон Кастро, Хосе Герреро и Джеронимо Круз. Вскоре после убийства полиция допросила двоих из них — Раймона Кастро и Хосе Герреро. Джеронимо Круза не допрашивали. Это важный факт, обратите на него внимание, потому что через пару недель после преступления все трое скрылись. С тех пор о мистере Кастро и мистере Герреро никто ничего не слышал.

Основываясь на описании внешности, данном Пилар Родригес и теми двумя мужчинами, которые скрылись, детектив Брюм решил допросить Руди. Он прибыл в магазин товаров повседневного спроса, где работал мистер Келли, и заговорил с его владельцем. Бенни Дрэгон не хотел отпускать Руди с детективом, поскольку не доверял полицейскому. Тогда детектив Брюм пригрозил хозяину магазина отделом безопасности и гигиены труда, и тот сдался, о чем сожалеет по сей день. Брюм отвез Руди в полицейский участок, но еще до того, как он приступил к допросу, туда прибыла мать подозреваемого Элена и потребовала, чтобы ее пропустили к сыну. Однако в течение всего допроса ее держали в приемной. Элена умерла несколько лет назад от рака груди. Вы услышите показания, которые она дала во время прошлых заседаний.

В то время полицейское управление Бэсс-Крика располагало видео- и аудиозаписывающей аппаратурой, которая была приобретена на деньги налогоплательщиков специально для того, чтобы регистрировать свидетельские показания и признания. Убийство Люси Очоа было и остается самым мрачным и нашумевшим в округе Кобб преступлением. Тем не менее детектив Брюм, приступая к допросу Руди, не счел нужным включить ни аудио-, ни видеомагнитофон. Он от руки записал в блокнот то, что говорил ему Руди, а затем заставил подписать. Само признание было вовсе не признанием. Руди сообщил, что приходил в дом Люси Очоа в тот вечер, когда произошло преступление, что порезал там руку, однако сказал детективу Брюму, что, когда покидал Люси, она была в добром здравии. Далее явно следовали подсказки со стороны полицейского, поскольку Брюм записал в блокнот, что, по словам Руди, подозреваемый мог бы убить Люси Очоа, если бы она его достаточно разозлила, а потом бы не вспомнил об этом. Мог бы убить Люси, если бы она его достаточно разозлила, — повторил Джек для большей убедительности. — Это и было так называемое признание Руди Келли. У него взяли на анализ кровь и сравнили с кровью, обнаруженной в доме Люси. Затем арестовали и предъявили обвинение в убийстве.

Но следствие располагало еще одной важной уликой, о которой никому не сообщили. О ней не было известно до недавнего времени, то есть в течение десяти лет после убийства. Во влагалище Люси имелась сперма. Это говорило о том, что вечером, когда произошло преступление, она занималась сексом. Однако тот, кто оставил сперму в ее теле, обладал другой группой крови, нежели кровь, обнаруженная на ковре, — кровь Руди. Анализ ДНК в то время не проводили, и такого сравнения не делали. Тем не менее было ясно, что в доме убитой находился кто-то другой. Как же поступили с этой уликой? Завели отдельное уголовное дело об изнасиловании, а адвокатам Руди об этом не сообщили. Факт, что к Люси приходил еще один мужчина и занимался с ней сексом, скрыли от защиты! — Джек почувствовал, что последнее утверждение тоже необходимо повторить. — Именно так: завели отдельное уголовное дело и таким образом скрыли улику.

Обвинение, выдвинутое прокурором — а им был не кто иной, как мистер Клей Эванс… — Джек сделал несколько шагов вперед и указал присяжным на Эванса, — представляло собой сплошную ложь, поскольку основывалось на посылке, что вечером в день убийства в доме Люси Очоа, кроме Руди, больше никого не было.

Джимми Дикарло потерял терпение и вскочил на ноги:

— Ваша честь, протестую! Защитник делает утверждения. Он навязывает присяжным свою точку зрения, хотя прекрасно знает, что Верховный суд штата Флорида рассмотрел вышеизложенные факты и поддержал обвинительный приговор. Это неправомерно.

— Подойдите, — приказал судья представителям сторон, и, когда юристы приблизились, накинулся на Джимми Дикарло: — Послушайте, защитник, если вы будете выкрикивать возражения во время открытого заседания, я научу вас, как себя вести. Вы встаете, заявляете официальный протест и просите разрешения подойти. Стремление порисоваться доведет вас до ареста. Вы меня поняли?

— Да, ваша честь, — ответил Джимми. — Но я должен был что-то предпринять. Иначе бы это не прекратилось.

Судья понял, что хотел сказать адвокат: Джек свидетельствовал от своего имени, и Джимми не мог оставить этого без внимания.

— В том, что он сказал, есть смысл, — начал Стэнтон. — Негоже заниматься подобной дешевкой.

— Прошу прощения, ваша честь, — ответил Джек. — Я должен был заявить, что дело сфабриковано, поскольку пригласил свидетелем адвоката Руди, который собирается об этом говорить.

— Только не в моем суде, — возмутился Гарри-вешатель. — Вы даете фактам оценку. Я не могу этого позволить. Если вы продолжите в том же роде, я привлеку вас за нарушение норм права. Вам ясно?

— Да, ваша честь.

— Отлично. Тогда за работу. Я проинструктирую присяжных, что к чему. А вы, мистер Тобин, остановитесь. Я дал вам время для вступительной речи, а не для заключительного слова.

— Хорошо, ваша честь.

Представители сторон вернулись на свои места, а судья Стэнтон обратился к присяжным:

— Дамы и господа, я поддержал протест мистера Дикарло. Вы не должны принимать во внимание утверждение мистера Тобина, что дело Руди было сфабриковано. По этому поводу имеется постановление Верховного суда штата Флорида.

Джек негодовал. Ему казалось, что судья не должен был говорить настолько категорично. Но теперь ему было не до чувств. Он продолжал выступление:

— Как я уже отметил, сторона обвинения не упомянула о том, что во влагалище Люси Очоа была обнаружена сперма и государственный защитник об этом не знал. — Джек сделал паузу, ожидая, не вскочит ли снова со стула Джимми, но тот оказался слишком хитер, чтобы клюнуть на приманку. — Таким образом Руди Келли признали виновным в убийстве первой степени и приговорили к смертной казни. Это произошло в 1986 году. А в 1988-м полицейское управление Бэсс-Крика получило письмо из полицейского управления города Дель-Рио, штат Техас. В письме говорилось, что в Дель-Рио арестован подозреваемый в изнасиловании и убийстве и при нем были обнаружены водительские права штата Флорида с указанием адреса в Бэсс-Крике. Письмо представляло собой обыкновенный запрос с целью выяснить, не разыскивается ли подозреваемый в Бэсс-Крике и не располагает ли полиция Бэсс-Крика какой-либо полезной информацией. Подозреваемого звали Джеронимо Круз. Мария Лопес в то время работала секретарем в полицейском управлении, именно она вскрыла письмо из полиции Дель-Рио. Она немедленно сообщила об этом своему начальнику Уэсли Брюму, а тот, в свою очередь, тут же позвонил Клею Эвансу. — Называя фамилии, Джек по очереди указал на подозреваемых. — Мария Лопес слышала, как мистер Брюм сказал Клею Эвансу, что немедленно прибудет к нему, и видела, как тот ушел с письмом в руке. По ее словам, об этом письме больше никогда не упоминалось — в дело Руди Келли его, разумеется, не подшили и в полицию Дель-Рио ответа не отправили. Вам предстоит выслушать показания самого Джеронимо Круза. Вы увидите его записанное на видеопленку признание в том, что именно он убил Люси Очоа. И познакомитесь с результатами анализа, свидетельствующими о том, что обнаруженная в сперме ДНК соответствует его ДНК. Не остается сомнений, что преступник — Джеронимо Круз.

Наша версия такова: полицейский следователь и прокурор настолько стремились обвинить Руди Келли, что написали за него признание, скрыли от защиты улику и из опасения, что приговор будет признан недействительным, не связались с полицейским управлением города Дель-Рио. В результате 22 октября 1996 года Руди Келли был казнен во Флориде на электрическом стуле.

Как только Джек сел, Джимми Дикарло вскочил на ноги и, изображая негодование по поводу того, что было сказано о его клиентах, прошелся по залу.

— Дамы и господа, всю свою жизнь мои клиенты трудились на государственной службе. В настоящее время Уэсли Брюм занимает пост начальника полиции Бэсс-Крика, где он много лет успешно работал. Клея Эванса, долго служившего прокурором в округе Кобб, назначили федеральным судьей. Дело Руди Келли — одно из тысяч других, которые эти люди успешно расследовали и представляли в суде. Были ли допущены ошибки в деле Руди Келли? Да. Привело ли это к трагедии? Привело. Но это вовсе не значит, что честных государственных служащих следует обвинять в преступлении. И уж тем более — в убийстве. Есть некоторые вещи, о которых в своем очень длинном выступлении мистер Тобин так и не упомянул. Он, например, не сказал, что до того, как стать прокурором, сам являлся адвокатом Руди Келли и поэтому никак не может считаться беспристрастным обвинителем. Не сказал, что по делу Руди Келли были поданы целых три апелляции. В них были изложены те самые факты, которые он только что довел до вашего сведения, и их рассматривал Верховный суд Флориды — высший суд нашего штата. Все три апелляции были отклонены. Не сказал, что последнюю апелляцию от имени Руди Келли подавал он сам и воспользовался именно теми аргументами, которые вы сегодня слышали. Выделение изнасилования в отдельное дело и прочее. Его апелляция была также отклонена. Не сказал, что обращался к губернатору нашего штата с просьбой о помиловании Руди Келли и приводил те же факты. Губернатор ему отказал. Факт остается фактом: Руди Келли был в доме Люси Очоа в тот вечер и примерно в то время, когда произошло убийство. Там были найдены следы его крови. Жертву умертвили ножом с зазубренным лезвием. Нож с зазубренным лезвием был обнаружен в спальне Руди. И наконец, Руди сам признал, что мог бы совершить убийство, а затем об этом забыть. Все это можно расценивать как доказывающие вину улики. Произошла трагедия. Однако ошибки были допущены на всех уровнях управления штатом. Обвинить моих клиентов в преступлении — значило бы допустить новую трагедию. Прошу вас, не совершите ошибки.

Краткое и не слишком весомое возражение предпринятому Джеком пространному изложению фактов получилось весьма эффектным. Джимми с важным видом вернулся на место и сел подле своих клиентов.

Как только адвокат кончил вступительную речь, судья Стэнтон объявил обеденный перерыв.

Считается, что хорошие юристы способны выиграть дело в суде одной вступительной речью, не выкладывая по крупицам собранные доказательства. Джек надеялся, что сумеет это сделать, но по мрачным лицам поджидавших его в коридоре Дика и Пат понял, что, возможно, верх взял Дикарло.

— Джимми был чертовски убедителен. А вы как считаете? — спросил он.

— Рано судить. — Пат погладила его по плечу.

— Еще ничего не решено, — добавил Дик.

— Твои свидетели убедят присяжных, — продолжала подбадривать Джека Пат, но по ее лицу он понял, что она не верит собственным доводам.

После обеда Джек решил начать не с кого-либо иного, а с Уэсли Брюма. Он подошел к Стэнтону до того, как судебный пристав пригласил присяжных.

— Я намерен вызвать в качестве свидетеля мистера Брюма, — заявил он.

— Мистер Тобин, — ответил судья, — я в курсе, что вы сделали имя не на уголовных процессах. Однако существуют общепринятые правила — вы должны о них знать. Обвиняемый не обязан давать свидетельские показания, и вы не в праве, доказывая свою версию, выставлять его в качестве свидетеля. — Стоявший рядом во время этого импровизированного совещания Джимми Дикарло усмехнулся.

Джек помолчал, давая им время посмеяться над ним. Затем продолжал гнуть свою линию:

— Ваша честь, десять лет назад во время слушаний об обжаловании мистер Брюм уже выступал в качестве свидетеля. Полагаю, я вправе просить приобщить к протоколу его показания. Моя просьба к суду заключается лишь в следующем: я хочу, чтобы мистер Брюм зачитал со свидетельского места свои ответы десятилетней давности.

— Судья, защита возражает, — запротестовал Дикарло.

По выражению лица Гарри Стэнтона Джек понял, что судья оценил его стратегию. Джимми начал терять позиции.

— Мистер Дикарло, вы не согласны, что прошлое, данное под присягой свидетельство мистера Брюма допустимо в качестве доказательства?

— Не согласен.

— Каковы ваши основания?

— Неотносимость к нашему делу. То, что мистер Брюм свидетельствовал во время слушаний об обжаловании десять лет назад, не имеет значения для данного процесса. И поскольку он фигурирует в качестве обвиняемого, может быть истолковано как предубежденное и наносящее ему вред.

— Как вы сказали? — не поверил собственным ушам судья. — То, что он, сотрудник полиции, показал под присягой, может быть истолковано как предубежденное и наносящее ему вред? Это и есть ваш аргумент, защитник?

Джимми Дикарло имел успех в суде благодаря своей внешности, голосу и напористости. Но в логике был явно не силен.

— Ну, если не предубежденное, то явно не относящееся к настоящему делу, — пробормотал он.

— Мистер Тобин, как вы ответите на это возражение?

— Предлагаю вот что: показания займут не более десяти минут. Почему бы нам не устроить прогон в отсутствие присяжных. Тогда вы сами решите, имеют они отношение к нашему делу или нет.

— Логично. Давайте так и поступим. Мистер Брюм, встаньте сюда. Мистер Тобин, у вас есть экземпляр его показаний, чтобы дать ему прочитать?

— Есть, ваша честь. А также экземпляры для вас и для защитника. Можете убедиться сами — иногда, чтобы получить ответ на вопрос, требовалось задать несколько дополнительных. Ради экономии времени и ясности я опустил их и подчеркнул только те вопросы и ответы, которые имеют значение. С вашего позволения, ваша честь, я буду читать вопросы, которые задавала адвокат Руди, Трейси Джеймс. А мистер Брюм будет читать свои ответы. Полагаю, суд доведет до сознания присяжных, что это свидетельские показания десятилетней давности, данные во время специального судебного разбирательства, и что мистер Брюм в то время служил детективом и занимался расследованием убийства Люси Очоа. А теперь он просто повторяет свои прежние слова.

— Хорошо, — сказал судья, изучая документ. — Давайте приступим. — Стэнтон явно начал получать от происходящего удовольствие. Не вызывало сомнений, что Джек еще до начала суда предвидел развитие событий. Назревала настоящая битва.

Уэсли Брюм занял место свидетеля, и Джек стал задавать ему вопросы, как это было десять лет назад на слушаниях об обжаловании. Первым делом он заговорил о Йейтсе, директоре школы, в которой учился Руди.

— Мистер Йейтс не сообщил вам, что Руди отличается исключительной покладистостью и соглашается со всем, что ему говорят? Что по совести вы не должны были допрашивать его без присутствия его матери или его адвоката? — Десять лет назад Кряхтелка пытался увернуться от ответа, теперь же собрался и категорически заявил:

— Нет, не припоминаю, чтобы он говорил что-либо подобное. Затем речь зашла о Бенни Дрэгоне, хозяине магазина товаров повседневного спроса, где работал Руди.

Вопрос был о том, грозил ли ему полицейский отделом гигиены и безопасности труда, когда хотел забрать на допрос Руди.

— Это неправда. Ничего подобного я не делал, — ответил Уэс.

Джек подчеркнул, что он начал допрос в 15.18 и заставил полицейского прочитать ту часть его показаний, где он говорил, что почти закончил беседовать с подозреваемым, когда в участок пришла его мать Элена. Потом заговорил о дорогостоящем видео- и аудиооборудовании, купленном для полицейского участка Бэсс-Крика.

— Сколько времени потребовалось бы, чтобы дойти до склада, взять аудио- или видеозаписывающее средство и установить одно или другое либо то и другое, прежде чем начать допрос?

— От трех до пяти минут.

— Можно ли сказать, что, когда вы привели моего клиента в комнату для допросов, он уже являлся подозреваемым в убийстве?

— Да.

— Единственным подозреваемым на тот момент?

— Да.

— Можно ли сказать, детектив Брюм, что за двадцать с лишним лет вашей службы в здешнем полицейском управлении это самое серьезное преступление, что вам приходилось расследовать?

— Без сомнений.

— Вы заставили Руди сделать письменное заявление?

— Нет, но я дал ему прочитать свои записи, и он их подписал.

— Вы попросили, чтобы он их подписал?

— Разумеется.

— Ему разрешалось делать изменения?

— Не понимаю.

— Это очень просто, офицер Брюм. Подозреваемый был вправе редактировать ваши записи?

— Конечно, нет.

После этого вопроса Джек повернулся к судье:

— Вот и все, ваша честь. Я всего лишь воспользовался собственными словами мистера Брюма, чтобы продемонстрировать, каким образом проводилось предварительное расследование. Именно так, как я говорил присяжным в своей вступительной речи.

Стэнтон даже не взглянул в сторону Джимми Дикарло.

— Что ж, полагаю, все это имеет отношение к нашему делу. Давайте пригласим присяжных. Мистер Брюм, можете оставаться там, где находитесь.

Клей Эванс взвился с места:

— Судья, это несерьезно! Все это не имеет ни малейшего отношения к тому, в чем обвиняют нас!

— Сядьте, мистер Эванс! — прикрикнул Стэнтон. — Здесь я судья, а вы — обвиняемый! Если у вас есть что сказать, шепните своему защитнику. Не хотелось бы вас наказывать. — Он подал знак судебному приставу пригласить присяжных.

Присяжные вошли, и судья ввел их в курс дела, как рекомендовал Джек. Сказал, что они заслушают свидетельство, сделанное десять лет назад на специальном судебном разбирательстве. Протокол прочитают прокурор и обвиняемый Уэсли Брюм.

— Но имейте в виду, дамы и господа, эти слова в свое время офицер Брюм произнес под присягой.

К немалой радости Джека, они повторили чтение по ролям. Если бы Джимми Дикарло не сбила с толку вспышка собственного клиента, он бы додумался настоять, чтобы его оппонент читал протокол один, и увел бы Брюма с места для дачи показаний. Судья наверняка согласился бы с ним, и тогда представление получилось бы не таким эффектным, как эта драматическая декламация. Джек втайне радовался, что сумел заставить начальника полиции проявить такое же двуличие, как десять лет назад.

После представления с Уэсли Брюмом Джек вызвал директора школы Билла Йейтса.

Йейтс сообщил присяжным, что вышел в отставку, но помнит состоявшийся десять лет назад разговор с Уэсли Брюмом о Руди. Смерть Руди явно на него подействовала. Пока старый педагог говорил, у него в глазах стояли слезы. Они с Джеком готовились к этому моменту и, когда репетировали, Джек задавал почти те же вопросы, что Трейси Джеймс, а бывший директор школы отвечал на них почти так же, как десять лет назад.

— Мистер Йейтс, все четыре года, пока Руди Келли учился в средней школе, вы были ее директором. Это так?

— Да.

— Правда ли, что десять лет назад офицер Брюм являлся к вам, чтобы задать вопросы о Руди?

— Правда.

— Вы можете изложить суду причину его прихода?

— Он хотел выяснить, каким Руди был учеником.

— Что вы ему ответили?

— Ответил, что Руди был очень приятным, мотивированным молодым человеком, но отличался замедленным развитием. Не умственной отсталостью, а заторможенностью. Если я правильно помню, коэффициент его умственного развития был около семидесяти пяти. Школа в Бэсс-Крике была небольшой, и мы не могли себе позволить специальных программ для таких детей. Через два года перевели Руди на факультатив. Он так и не получил аттестата — только справку о том, что прослушал определенный набор дисциплин.

— Детектив Брюм сообщил вам, почему он интересовался Руди?

— Да. Он сказал, что Руди, возможно, станет подозреваемым в совершении убийства Люси Очоа.

— Что вы ему ответили?

— Насколько припоминаю, ответил, что он, должно быть, ошибается. Я прекрасно знал этого юношу и ни за что бы не поверил, что он способен на нечто подобное.

— Детектив Брюм проинформировал вас, что собирается отвести Руди на допрос?

— Да.

— Что вы ему на это сказали?

— Сказал, что на допросе должна присутствовать его мать или адвокат. Объяснил, насколько дружелюбен Руди и каким он может быть наивным. Что он не в состоянии себя защитить. Что станет отвечать на любой заданный ему вопрос, даже если это не в его интересах.

— Вы сказали это с какой-то определенной целью?

— Да. Я, естественно, предполагал, что он ведет честное расследование и эти вещи ему полезно знать.

— Ваша честь, вопросов больше не имею.

— Хорошо, — кивнул судья Стэнтон. — Мистер Дикарло, вы намерены подвергнуть свидетеля перекрестному допросу?

Джимми и Клей Эванс заранее обсуждали стратегию и решили, что перекрестный допрос директора школы им ничего не даст.

Следующим на место свидетеля вышел Бенни Дрэгон. Его, как и Билли Йейтса, Джек подготовил для повторения выступления десятилетней давности.

— Вы помните тот день, когда детектив Брюм увел Руди Келли на допрос? — спросил прокурор, покончив с предварительными вопросами.

— Да.

— Где вы находились в то время?

— В своем магазине. Руди работал на меня. Стоял за прилавком. Я дал ему место, поскольку знал его мать Элену. Сделал это ради нее.

— Что вы можете сказать о том дне?

— Детектив Брюм хотел забрать Руди на допрос в полицейский участок. Я заявил, что не позволю ему разговаривать с молодым человеком до тех пор, пока не поставлю в известность его мать.

— Почему вы так сказали?

— Потому что догадался, что он решил сделать из Руди подозреваемого в деле об убийстве Люси Очоа. Я ему не верил. Никогда не доверял детективу Брюму и прекрасно понимал, что Руди самостоятельно с ним не справится.

— Как отреагировал мистер Брюм на ваши слова?

— Именно так, как я ответил адвокату Руди на слушаниях десять лет назад, — он пригрозил мне. Сказал, что натравит на мой магазин комиссию отдела гигиены и безопасности труда. Я прекрасно понял, что он подразумевал.

— И что же он подразумевал?

— Что устроит мне неприятности, если я откажусь с ним сотрудничать.

— Вы согласились?

— До сих пор об этом сожалею.

— Ваша честь, вопросов больше не имею. — Джек вернулся на место.

— Мистер Дикарло, — повернулся к адвокату судья, — вам предоставляется право перекрестного допроса.

— Отказываюсь, ваша честь.

— Прекрасно. Дамы и господа, — обратился Стэнтон к присяжным, — я еще раз призываю вас ни с кем не обсуждать это дело. Не читайте газет, не смотрите телевизор, не слушайте радио. Не дискутируйте с супругами. Вы меня поняли? — Присяжные закивали. — В таком случае объявляется перерыв. — Стэнтон ударил молотком по столу. — Завтра начнем ровно в девять. Представителей сторон жду в восемь тридцать. Возможно, за ночь у вас появятся новые мысли, которые вы захотите обсудить со мной до начала заседания. — Именно так судья закрыл накануне сессию, на которой определялся состав присяжных.

«А он последователен, — подумал Джек, собирая бумаги. — Соблюдает один и тот же распорядок».

 

ГЛАВА 47

Джек был доволен тем, как прошел первый день заседания суда, особенно его вторая половина. Ему удалось застать врасплох Джимми Дикарло, вытащив Уэсли Брюма для дачи свидетельских показаний. С помощью Билла Йейтса и Бенни Дрэгона продемонстрировать, что следователь умышленно устроил так, чтобы допрашивать Руди без свидетелей. Завтра Мария укрепит присяжных во мнении, что Уэсли Брюм лгун и мошенник, а затем внимание суда следует привлечь к тому, как расследование изнасилования было выделено в отдельное дело, и к роли Клея Эванса. Джек не сомневался, что это станет ключевым моментом суда. Однако после второго дня он понял: Джимми Дикарло и Клей Эванс решили отдать полицейского на растерзание. Бедняга Брюм — он даже не понимал, какая ему грозила опасность.

Джек не видел Марию с тех пор, как был ранен Хоакин. Женщина дни и ночи проводила в больнице. В палате для нее поставили кровать. В тот день Дик решил навестить товарища.

— Как его дела? — спросил Джек по дороге домой.

— По-прежнему. Хоакин не приходит в сознание, Мария переживает. Ноя разговаривал с врачом, и он заверил, что все идет хорошо. Объяснил, что Хоакин восстанавливает силы и, когда настанет время, очнется.

— Здорово, — обрадовался Джек. — Не сочтите меня жестоким, но на завтрашнем заседании Мария выступает первой. Не знаю, что и делать. Я с ней не беседовал и не готовил ее.

— Ее не надо готовить. Она расскажет правду. Я привезу вас к восьми тридцати, затем поеду за ней. А после того, как она даст свидетельские показания, сразу же доставлю в больницу.

— Спасибо, Дик.

В тот вечер, когда Джек лег в постель, Пат, стараясь снять напряжение, стала массировать ему спину. Но ее усилия не помогли — нервы Джека были натянуты, словно стальные канаты. Пат решила зайти с другой стороны.

— Сегодня все прошло как нельзя лучше, — сказала она.

— Согласен, — кивнул он. — Но завтра решающий день. В нашем деле все в одну секунду может пойти насмарку.

— Остается только молиться.

— И очень усердно.

На следующий день Дик, как и планировал, привез Джека во дворец правосудия задолго до начала заседания, а сам поехал за Марией. Джек сомневался, что ему удастся вскоре их увидеть.

Мария всегда поступала так, как считала нужным. А теперь ее волновало только одно — здоровье Хоакина.

Вечером Джек позвонил Чарли Петерсону и попросил, чтобы тот на всякий случай пришел пораньше. Вызывать свидетелей не в заранее запланированном порядке — в этом не было ничего необычного. Джек часто так поступал, особенно если дело касалось экспертов, например врачей. Но данное дело отличалось от других. Джек был уверен: для того, чтобы убедить присяжных в своей правоте, необходимо строго придерживаться логической последовательности выступления свидетелей.

Ровно в 8.30 его и Дикарло провели в кабинет судьи. Стэнтон пребывал в добром расположении духа. Судья явно был доволен собой. Джек не мог решить, хорошо это для него или плохо.

— Есть ли, джентльмены, сегодня с вашей стороны какие-либо ходатайства? Не пришли ли вам среди Ночи в голову новые теории?

— Нет, ваша честь, — ответил Дикарло.

— Нет, господин судья, — повторил Джек.

— Прекрасно. Мистер Тобин, сколько вы сегодня намерены вызвать свидетелей?

— Троих, сэр. Последнее свидетельство представляет собой видеозапись.

— Хорошо. Мистер Дикарло, вы решили, кого выставите в качестве свидетелей?

Джимми видел запись признания Джеронимо Круза. Она производила сильное впечатление, и он не хотел, чтобы ее смотрели присяжные. Он понял, что наступил момент заявить протест.

— Нет еще, судья. У меня есть по крайней мере один свидетель. Однако, ваша честь, я считаю необходимым протестовать против демонстрации видеозаписи с признанием Джеронима Круза. Мы признаем, что убийство Люси Очоа совершил он, поэтому присяжным ни к чему смотреть пленку.

Судья Стэнтон покосился на Джека. Обстановка начала накаляться. Ему нравились такие моменты.

— Что скажете, мистер Тобин?

— Я бы хотел, чтобы присяжные посмотрели запись. Она снимает всякие сомнения.

— Понимаю ваше желание. Но если мистер Дикарло признает то, что доказывает видеопленка, зачем всем ее смотреть? Не вижу необходимости.

— В ней содержатся определенные детали. Джеронимо Круз рассказывает, каким способом убил свою жертву. Присяжные оценят эту информацию в свете того, какой уликой располагала полиция до суда и через два года, когда выяснилось, что Джеронимо Круз находится в тюрьме в Техасе.

Судья повернулся к Джимми:

— Мистер Дикарло, в этом есть смысл.

— Обвинение признает факты. Присяжным можно зачитать краткое резюме. Мы сэкономим массу времени.

— Это не одно и то же, ваша честь. Признание факта не обладает такой же силой воздействия.

— Это очевидно, мистер Тобин. Однако наша задача не в том, чтобы воздействовать на эмоции, а в том, чтобы предъявить факты. Если клиенты мистера Дикарло готовы согласиться с фактами, нам незачем смотреть видеозапись с признанием Круза.

— Ваша честь, я считаю, что у меня есть право продемонстрировать видеопленку.

— Выбор за мной. Я не собираюсь выносить решение немедленно. Даю вам время обдумать аргументы убедительнее тех, которые вы только что привели. Но вы должны это сделать до того, как будет предъявлена видеозапись. И еще прошу вас договориться о признании фактов на случай, если мое решение будет не в пользу мистера Тобина. Вам ясно?

У Джека возникло ощущение, словно он получил сокрушительный удар в солнечное сплетение. Удар, которого не ожидал, а должен был бы предвидеть. Он не мог сослаться на прецедентное право, и у него не осталось времени, чтобы порыться в архивах и книгах. Демонстрация видеозаписи требовалась, чтобы произвести на присяжных эмоциональное воздействие. Надо было, чтобы они собственными глазами увидели Джеронимо Круза, поняли, что он совершил и каким образом убил свою жертву. Тогда эти люди смогут осознать, что приключилось с Руди и какой злой умысел содержался в действиях подсудимых. Зачитать соглашение сторон о взаимном признании фактов казалось ему недостаточным.

— Вам ясно, мистер Тобин? — повторил судья гораздо тверже, чем в первый раз.

— Да, ваша честь.

— Отлично. В таком случае пойдемте в зал заседаний.

Судья вошел вместе с ними. В этот день обошлось без формальностей. Когда стороны заняли места, Стэнтон, как накануне, предупредил зрителей и попросил судебного пристава привести присяжных.

Джек чувствовал себя не в своей тарелке еще и потому, что Мария до сих пор не приехала. Он проверил это у судебного пристава. Приходилось начинать день со свидетельских показаний Чарли Петерсона.

Чарли пришел в оливковом костюме и выглядел абсолютно спокойным, когда клялся, что будет говорить правду, и одну только правду.

— Назовите свою фамилию для протокола, — попросил его Джек.

— Чарлз Никлби Петерсон.

— Где вы работаете, мистер Петерсон?

— В Христианском педагогическом колледже в штате Каролина.

— Что вы там делаете?

— Преподаю политологию.

— У вас есть профессиональное образование?

— Да, степень бакалавра и диплом юриста Джорджтаунского университета.

Джек надеялся, что регалии свидетеля произведут впечатление на присяжных, поскольку все, что могло последовать в дальнейшем, было невыигрышно для стоявшего перед ними человека.

— Мистер Петерсон, в течение некоторого времени вы были государственным защитником в округе Кобб. Это так?

— Так.

— И представляли Руди Келли на процессе по обвинению его в убийстве первой степени? Это так?

— Да.

Джек взял папку с делом об изнасиловании, имеющим силу улики, подошел к свидетелю и подал ему:

— Мистер Петерсон, перед вами вещественное доказательство номер два. Прошу вас, взгляните.

Чарли пролистал дело и поднял на Джека глаза.

— Вы видели раньше этот документ? — спросил обвинитель.

— Да. Впервые я видел его, когда давал показания перед Большим жюри.

— Вы знаете, что это такое?

— Дело об изнасиловании. Полиция, как выяснилось, обнаружила сперму в теле Люси Очоа и по каким-то причинам завела отдельные дела: об убийстве и об изнасиловании.

— Вы знали о деле об изнасиловании, когда защищали Руди Келли?

— Нет, не знал.

— Вы обращались к штату с ходатайством предоставить вам все относящиеся к убийству Люси Очоа улики, когда защищали Руди?

— Да.

Джек подал свидетелю другой документ:

— Вы можете сказать, что собой представляет вещественное доказательство номер три?

— Да. Это мое требование предъявления доказательств или, выражаясь непрофессиональным языком, просьба предоставить все имеющиеся улики по делу Люси Очоа.

— Вы были проинформированы, что в теле жертвы обнаружена сперма?

— Нет.

— Этот факт мог бы иметь для вас существенное значение?

Джимми Дикарло моментально вскочил на ноги:

— Ваша честь, протестую! Обвинитель побуждает свидетеля строить предположения.

— Протест отклоняется. Мистер Петерсон, вы можете отвечать на вопрос.

— Да, мог бы, особенно если учесть, что кровь оставившего сперму отличалась по группе от крови Руди. Это означало, что в доме Люси Очоа находился другой мужчина, то есть вердикт мог бы быть совершено иным — невиновен. — Джек сомневался, что судья Стэнтон допустит подобный вывод и, пока Джимми не оспорил ответ, поспешил задать следующий вопрос:

— Вы видели раньше этот документ? — Он подал свидетелю официальное вещественное доказательство номер четыре.

— Да, это отчет коронера, представленный на суде над Руди Келли.

— Кто в то время был коронером?

— Гарри Татхилл.

— Где он находится теперь?

— Он умер.

— Вы заметили в его отчете что-то необычное?

— Да.

— Будьте добры, сообщите об этом присяжным.

— Прежде всего, в нем нет результатов лабораторных анализов. Не упоминается, что в теле жертвы была обнаружена сперма. Не сказано ни слова о группе крови.

— Вам приходилось читать отчеты коронера Гарри Татхилла до убийства Люси Очоа?

— Много раз. Я к тому времени уже пятнадцать лет проработал государственным защитником в этом округе. Гарри Татхилл коронером — двадцать пять. Убийства здесь случались не часто, но тем не менее происходили. И Гарри каждый раз готовил отчет.

— Всегда ли в его более ранних отчетах содержались результаты токсикологической экспертизы?

— Всегда.

— До того как вы стали государственным защитником в округе Кобб, вам приходилось работать в этой сфере?

— Да, я работал помощником государственного защитника в Майами.

— Таким образом, ваш совокупный профессиональный опыт в этой области к тому моменту составлял двадцать пять лет.

— Да, это так.

— Вам когда-либо приходилось видеть отчет коронера, из которого бы исключалась важная улика, как, например, то, что во влагалище жертвы обнаружена сперма?

— Нет.

— Какое преимущество получало обвинение, выделяя расследование изнасилования в отдельное дело, кроме того, что мы уже обсуждали?

Джимми Дикарло снова вскочил на ноги:

— Протестую, ваша честь! Это предположения.

— Протест отклоняется. Свидетель может отвечать на вопрос.

— Формируя отдельное дело об изнасиловании, о котором никто не знал, улику скрыли так, что ее никто не смог бы получить как документ публичного характера. Это своеобразная форма сохранения доказательства в тайне.

Джимми Дикарло пришел в ярость.

— Ваша честь, я ходатайствую о том, чтобы изъять из протокола и вопрос, и ответ!

— Ходатайство отклоняется. Продолжайте, мистер Тобин.

Джек не мог поверить, что ему продолжает везти с судьей. Не исключено, что Гарри-вешатель начал подозревать: обвиняемые в самом деле совершили то, что им вменялось в вину. Он же был настоящим докой в играх, которые вели Уэсли и Эванс.

Джек решил закруглиться. Он понимал, что присяжные уже успели составить мнение о картине событий.

— Ваша честь, вопросов больше не имею.

Джимми подхватился раньше, чем судья Стэнтон спросил, будет ли он устраивать свидетелю перекрестный допрос. На секунду Джеку показалось, что адвокат бросится на Чарли и задушит того голыми руками. Но он застыл в двух футах от лица Петерсона.

— Мистер Петерсон, в настоящее время вы имеете право заниматься юридической деятельностью в штате Флорида?

— Нет.

— А в каком-нибудь другом месте?

— Нет.

— Назовите причину.

— Я был лишен звания адвоката. — Со скамей зрителей послышался общий вздох, по залу пробежал шепоток. До этого момента публика вела себя довольно тихо. Джек посмотрел в сторону присяжных и заметил, что у многих на лицах появилось потрясенное выражение. Сначала он думал, что стоит обсудить этот вопрос во время допроса, но отказался от своего намерения и допустил непростительную ошибку. Судья Стэнтон схватился за молоток.

— Если меня вынудят, я прикажу очистить помещение. — Шум стих. — Продолжайте, мистер Дикарло.

— Спасибо, ваша честь. Мистер Петерсон, за что вас лишили звания адвоката?

— За пристрастие к спиртному.

На скамьях вновь изумленно ахнули. Судья ударил по столу молотком.

— Я вас предупредил. — Но зрители успели замолчать и напряженно застыли в ожидании откровений.

— Вы были алкоголиком? — Джимми Дикарло дышал свидетелю прямо в лицо.

— Да, — тихо ответил Петерсон и сгорбился.

— И в то время, когда защищали Руди Келли?

— Да.

Джимми вернулся к своему столу, взял какой-то документ и подал Чарли:

— Взгляните на эту бумагу, мистер Петерсон. Мы обозначили ее как улика защиты номер один. — Чарли пробежал глазами документ и вновь посмотрел на адвоката. — Прежде чем вы явились на заседание суда, несколько свидетелей давали показания, какими методами пользовался мистер Брюм, когда допрашивал Руди Келли. У вас в руке постановление судьи Уэнтвелла, который председательствовал на слушаниях об обжаловании улики. В нем говорится, что защита вправе довести до сведения суда, каким образом было получено признание Руди Келли. Это так?

— Так.

— Вы воспользовались этой уликой? Пригласили в качестве свидетелей мистера Йейтса, директора школы Руди, или мистера Дрэгона, хозяина магазина, где он работал, как поступил на нашем процессе мистер Тобин?

— Нет.

— Разве это не принесло бы пользы защите? — Джек понятия не имел, куда клонит адвокат.

— Вероятно, принесло бы.

— Вы не вызвали их в силу того, что в тот период много пили?

— Скорее всего.

Джимми Дикарло взял отчет коронера:

— Вот отчет коронера, который во время допроса выставившей стороной вы охарактеризовали как неполный. Настолько неполный, что ничего подобного вам не приходилось встречать в своей предыдущей практике. Вы обратили на это чье-нибудь внимание во время суда над Руди Келли?

— Нет.

— Вы спросили коронера, когда он выступал в качестве свидетеля, где находится другая часть его отчета — и конкретно результаты токсикологической экспертизы?

— Нет.

— Прокурора штата мистера Эванса?

— Нет.

— Не сделали этого, потому что в то время сильно выпивали?

— Вероятно.

— Вы писали апелляции от имени осужденного Руди Келли?

— Нет.

— Но предполагали, что последует хотя бы одна апелляция?

— Похоже, предполагал.

— Похоже? Вы слышали хотя бы об одном процессе, когда обвиняемого приговорили к смертной казни, но потом не следовало ни одной апелляции?

— Не слышал.

— То есть вы знали, что апелляция будет?

— Знал.

— Вы признавались письменно или устно под присягой, что были неправоспособны, когда представляли Руди Келли?

— Нет.

— Ни разу с тех пор, как он был осужден и до самой его казни?

— Ни разу.

— Не кажется ли вам, что вы больше, чем кто-либо другой, повинны в его смерти?

Настала очередь вмешаться Джеку:

— Протестую, ваша честь. Здесь судят не мистера Петерсона.

— Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос.

— Вероятно, так. — Чарли сгорбился еще сильнее, его подбородок едва не касался груди.

— Вас не обвиняли в совершении преступления?

Джек снова вскочил на ноги:

— Протестую!

— Протест принят. Свидетель не обязан отвечать на данный вопрос, — заключил судья Стэнтон.

— Ваша честь, к этому свидетелю вопросов больше не имею, — презрительно бросил Джимми и, повернувшись к Петерсону спиной, прошествовал на свое место.

— Повторный допрос выставляющей стороной? — спросил судья.

Джек колебался, но всего лишь мгновение.

— Мистер Петерсон, Клей Эванс знал о ваших проблемах со спиртным до начала суда над Руди Келли?

— Знал.

— Почему вы беретесь это утверждать?

— Время от времени он кое-что говорил мне сам.

— Например?

— Как-то сказал, что слышал, что я был неплохим адвокатом до того, как пристрастился к бутылке. В другой раз заметил, что клиент, которого я берусь защищать, может распрощаться с волей.

— Это все до процесса над Руди Келли?

— Да.

— Следовательно, обвиняемые сделали ставку на ваше пристрастие к спиртному?

— Протестую!

— Протест принят. Свидетель не должен отвечать на этот вопрос. — Но Джек уже добился всего, чего хотел, — заронил мысль в сознание присяжных. «Что сказано, то сказано», — вспомнил он фразу Джимми.

— Ваша честь, вопросов больше не имею.

— Мистер Петерсон, вы свободны. Обвинитель, приглашайте вашего следующего свидетеля.

Джек посмотрел на судебного пристава. Тот покачал головой, давая понять, что Мария еще не приехала.

— Ваша честь, разрешите подойти.

— Прошу, — махнул рукой Стэнтон.

Джек вновь стал настаивать на показе видеозаписи с признанием Джеронимо Круза.

— Судья, кроме этой пленки, у меня всего один свидетель, и ее пока нет. У нас не было времени заняться признанием фактов. Видеозапись длится всего тридцать четыре минуты. Берусь предположить, что соглашение между сторонами относительно фактов и перенос текста на бумагу, чтобы в последующем зачитать его присяжным, займет вдвое больше времени. Пользуясь аргументом мистера Дикарло, хочу заметить, что просмотр видеозаписи лишь ускорит нашу работу.

Судья был не в настроении устраивать долгие споры.

— Хорошо, мистер Тобин, запускайте пленку. Но учтите, к тому моменту, когда закончится просмотр, ваш свидетель должен быть здесь. Если смысл просмотра заключается в том, чтобы сделать нашу работу эффективнее, я не позволю ни на одну секунду из-за опоздания свидетеля задержать заседание. Я ясно выразился?

— Да, ваша честь.

Установив телевизор перед скамьей присяжных и включив воспроизведение, Джек подозвал сидевшую в заднем ряду Пат:

— Беги в больницу и выясни, что там держит Марию. Если ее не будет здесь через тридцать минут, судья закроет заседание.

— Уже бегу. — Пат бросилась к выходу.

«Слава Богу, бегать она умеет, — подумал Джек. — А больница всего в трех кварталах отсюда». Единственная их машина была у Дика, который тоже находился в больнице. Джеку оставалось только ждать.

Он принялся рассматривать глядящих на экран телевизора присяжных. Они слушали признание Джеронимо Круза с большим вниманием. Это было добрым знаком. «Если Мария успеет вовремя, мы добьемся осуждения негодяев», — подумал он.

В трех кварталах от дворца правосудия разворачивалась другая драма. Утром Хоакину стало хуже. Остановилось сердце. Срочно вызвали бригаду реаниматоров, и, когда приехал Дик, мероприятия по спасению жизни раненого шли полным ходом. Врачи и сестры склонились над его кроватью. А Мария стояла в углу и молилась. Не было никакой возможности уговорить ее уехать из больницы. Дик даже не заикался.

К груди Хоакина несколько раз прикладывали электроды, и после этого сердце снова забилось. И в ту же секунду врачи и сестры исчезли, словно были привидениями. Дик повидал на своем веку много реанимационных бригад, но никакие мог привыкнуть к этому зрелищу. Однако теперь был особый случай: на больничной кровати лежал его друг и его встряхивали электротоком, будто тряпичную куклу.

Когда прибежала Пат, Дик и Мария стояли у кровати Хоакина и читали «Радуйся, благодатная!». Пат запыхалась и ждала возле них, пока они не кончили.

— Что случилось?

— У него остановилось сердце, — ответил Дик.

— А сейчас в порядке?

— Надо надеяться. Сестра сказала, что жизненные показатели стабилизировались.

Пат понимала, что почти нереально оторвать Марию от любимого, но решила попробовать.

— Мария, у нас пятнадцать минут, чтобы добраться до дворца правосудия. Если ты не дашь показаний, все, что сделали Хоакин, Дик, ты и Джек, пойдет прахом. — Она исключила себя из этого списка, хотя сделала не меньше других.

— Не могу его оставить, — в отчаянии проговорила Мария.

— Надо. Хоакин сказал бы тебе то же самое. — Пат не хотела использовать раненого для своих аргументов, но у нее не оставалось выбора.

Мария посмотрела на Дика.

— Поезжай, — сказал тот. — Пат права: Хоакин сказал бы то же самое. Он протянул Пат ключи.

— Некогда возиться с машиной. Бежим. Будем надеяться, что успеем.

Судебный пристав убирал телевизор, когда женщины, запыхавшись, вбежали в зал. Пат заметила на лице Джека облегчение.

— Вызывайте следующего свидетеля, — предложил судья.

— Штат приглашает Марию Лопес, — объявил Джек.

Мария вышла вперед и принесла присягу.

— Назовите для протокола вашу фамилию, — попросил Джек. Она стояла с отрешенным лицом и ничего не говорила.

— Мэм, — повернулся в ее сторону судья, — вы должны ответить на вопрос.

— Мария Лопес. — Ее глаза по-прежнему невидяще блуждали.

— Где вы в настоящее время работаете?

— В канцелярии прокурора штата — секретарем. Джек решил ее немного направить.

— То есть моим секретарем?

— Да.

— А до того, как пришли работать ко мне, служили в полицейском управлении Бэсс-Крика? Так?

— Так.

— Вы работали лично на обвиняемого Уэсли Брюма?

— Да.

— В качестве секретаря?

— Да. — Наводящие вопросы кончились, теперь ей предстояло собраться.

— Мисс Лопес, как долго вы работали в полицейском управлении? — Ответа не последовало. Джек повторил вопрос: — Мария, сколько времени вы работали в полицейском управлении?

— Протестую! — Джимми Дикарло вскочил со стула. — Обвинитель обращается со свидетелем запанибрата.

Мария посмотрела на адвоката, перевела взгляд на Клея Эванса, затем на сидящего подле него Уэсли Брюма — негодяя, который, как ей было известно, стрелял в Хоакина.

— Пятнадцать лет, — твердо ответила она, прежде чем судья успел решить, принимать или отклонить протест.

— Обвинитель, воздерживайтесь оттого, чтобы называть свидетеля по имени, — предупредил Джека Стэнтон. — А вы мэм, должны повременить с ответом, если заявлен протест. Вы меня поняли.

Мария повернулась к судье:

— Да, сэр.

Джек решил, что в этот момент она вернулась к действительности.

— Мисс Лопес, расскажите присяжным, какую должность вы занимали в полицейском управлении Бэсс-Крика.

— Первые семь лет была секретарем приемной, затем секретарем мистера Брюма.

— Мисс Лопес, я хочу вернуть вас в день 24 января 1986 года. Какую должность вы занимали в то время?

— Секретаря приемной.

— Каковы были ваши служебные обязанности?

— Отвечала на телефонные звонки, вскрывала и разбирала корреспонденцию, печатала. И прочее в том же роде.

— Вы помните, что произошло в тот день?

— Да.

— Почему он вам запомнился?

— В тот год, кажется, в марте, я давала показания на слушаниях об обжаловании. Недавно вы мне продемонстрировали расшифровку стенограммы моих слов.

— Что произошло в тот день?

— Мистер Брюм привез на допрос Руди Келли, а затем в участок явилась его мать Элена и потребовала, чтобы ей разрешили увидеться с сыном.

— Вы помните, когда она пришла в полицейский участок?

— Да. В пятнадцать часов шестнадцать минут.

— Почему вы так точно запомнили время?

— Элена настояла, чтобы я занесла его в регистрационный журнал. Мою запись присовокупили к делу. Кроме того, недавно я читала расшифровку своих показаний.

— Вы тогда позволили Элене увидеться с сыном?

— Нет.

— Почему?

— Детектив Уэсли Брюм приказал мне ее не пускать. Через некоторое время к ней вышел другой детектив, Дел Шортер. Но самой Элене не позволили пройти в участок и поговорить с сыном. Детектив Брюм увел его в специальную комнату для допросов.

С этого момента Джек прибавил темп. У него имелось письмо, обозначенное как улика номер шесть. Он подал его Марии. Это была сделанная Хоакином копия того самого письма от 2 мая 1986 года, которое Трейси Джеймс направила Клею Эвансу. Хоакин как-то упомянул о нем при Марии, и она вспомнила, что видела письмо погибшего адвоката в кабинете Уэсли Брюма. Они рассказали об этом Джеку. До разговора с ними Джек не представлял, каким образом использует в качестве доказательства письмо. Трейси уже нет. Клей скорее всего не станет давать показаний. Хоакин имел копию, но никоим образом не мог подтвердить, что Трейси Джеймс отослала письмо Эвансу и тот его получил. То, что Мария видела его в кабинете Брюма, меняло дело. Но Джек понимал, что с допустимостью доказательства дело обстояло не просто.

— Вы видели раньше то, что мы именуем уликой номер шесть?

— Да, видела.

— Что это такое?

— Письмо от 2 мая 1986 года от Трейси Джеймс Клею Эвансу.

— Кто такая Трейси Джеймс?

— Частный адвокат, представлявшая Руди Келли до того, как дело передали государственному защитнику.

— Когда вы видели это письмо?

— Примерно в то самое время, когда оно было написано, может быть, несколько дней спустя. Прокурор Клей Эванс пришел в полицейское управление встретиться с Уэсли Брюмом, чего никогда раньше не делал. Они разговаривали в его кабинете. Я вошла, поскольку мистер Брюм должен был срочно подписать какую-то бумагу. Письмо лежало на столе. Пока детектив Брюм читал переданный ему на подпись документ, я стояла за его левым плечом и читала письмо. Выходя из кабинета, я слышала, как мистер Брюм заметил: «Она что, шутит?» Клей Эванс не ответил, а если ответил, я не слышала.

Джек обратился к судье:

— Я хотел бы приобщить вещественное доказательство номер шесть к делу.

— У меня несколько возражений, — вмешался Джимми.

— Подойдите, — распорядился судья.

Когда представители сторон приблизились к кафедре, адвокат завел долгую речь, почему письмо не следует приобщать к вещественным доказательствам.

— Я его до этого ни разу не видел.

— Я его вам посылал в ответ на ваше требование предъявления доказательств, — возразил Джек. — Письмо значится в моем предварительном списке улик.

— Другие причины? — покосился на Джимми судья.

— Это показание с чужих слов. Единственный способ приобщить письмо к доказательствам — выслушать Трейси Джеймс или Клея Эванса. Но Трейси Джеймс мертва, а мой клиент не собирается давать показаний.

Судья повернулся к Джеку:

— Ваш ответ.

— Ваша честь, Трейси Джеймс нет в живых, и мы имеем возможность воспользоваться исключением из правила показания с чужих слов, которое вступает в силу, если человек умер. В любом случае это письмо нельзя считать показанием с чужих слов, поскольку мы представляем его не ради его содержания, а чтобы продемонстрировать, что оно было отправлено и получено.

Судья посмотрел на Джимми, который понятия не имел, что сказать. Если бы он задал правильные вопросы, то обнаружил бы, что в тот день Клей Эванс покинул полицейское управление с письмом в руке, а то, что Джек показывал Марии, лишь копия Хоакина. Но Джимми был сбит с толку, и его мысль работала слишком медленно.

Но, к удивлению Джека, судья принял протест.

— Я не намерен приобщать данный документ к делу, мистер Тобин. Письмо целиком базируется на памятной записке мистера Хоакина Санчеса, старшего следователя мисс Джеймс, в которой приводится содержание его беседы с неким Пабло. Памятная записка является явным показанием с чужих слов. Следовательно, письмо, в котором мисс Джеймс утверждает, что убийство совершил Джеронимо, также показание с чужих слов, поскольку основано на ненадлежащем свидетельстве.

— Но, ваша честь, — возразил Джек, — я представляю его не из-за истинности содержания.

Судья улыбнулся, и его улыбка говорила: «Вот ты и попался».

— Мистер Тобин, я в юриспруденции почти пятьдесят лет. Не поверите, сколько раз я слышал об этом исключении, но до сих пор не понимаю, в чем оно заключается. Давайте конкретизируем наш анализ. Вам необходимо письмо, чтобы довести до сведения присяжных, что в мае 1986 года Трейси Джеймс уведомила Клея Эванса, что убийца — Джеронимо Круз. Но вы не собираетесь с его помощью доказывать, что убил Круз, а лишь установить факт, что Эванс получил уведомление. Так?

— Именно так, ваша честь.

— Вот здесь-то и возникает противоречие. Вы хотите бросить тень на обвиняемых, продемонстрировав, что они обладали неким знанием, хотя предмет знания неприемлем, то есть является ненадлежащим доказательством. Тем не менее вы продолжаете настаивать, утверждая, что предлагаете письмо не ради истинности содержания. Это юридическая эквилибристика, обвинитель.

Джек понимал, что судья прав. Что же до Дикарло, ему казалось, что эти двое говорят на иностранном языке. Стэнтон обратился к присяжным:

— Дамы и господа, я постановил, что доказательство номер шесть неприемлемо, и прошу вас не принимать во внимание все, что было ранее показано в связи с этим письмом. Совершенно исключить из обсуждения. — Затем он опять повернулся к Джеку: — Можете продолжать.

— Спасибо, ваша честь. Мисс Лопес, теперь перенесемся в год 1988-й. Какое положение вы занимали в полицейском управлении в то время?

— Я была по-прежнему секретарем приемной.

— С теми же служебными обязанностями?

— По большей части так.

— Получало ли в 1988 году полицейское управление письмо из полицейского управления города Дель-Рио, штат Техас?

— Да. Я не помню точной даты, но, поскольку в мои обязанности входило вскрывать корреспонденцию, знаю его содержание. В Дель-Рио арестовали Джеронимо Круза по обвинению в изнасиловании и убийстве женщины. У него обнаружили водительские права штата Флориды, в которых значился адрес в Бэсс-Крике. Полицейские направили письмо в наше управление, желая узнать, не состоял ли Круз на учете в полиции или не разыскивали ли этого человека в нашем округе. Типичная ситуация — мы постоянно получали подобные запросы.

— Если письмо представляло собой типичный запрос, почему вы его запомнили?

— Оно касалось дела Руди Келли, а это было самое крупное расследование, которое нам приходилось вести.

— Почему вы решили, что письмо касалось дела Руди Келли?

— Потому что Джеронимо Круз был свидетелем, который исчез сразу же после убийства Люси Очоа. Многие в латиноамериканском квартале считали, что настоящий убийца — именно он. Поэтому письмо показалось мне важным. — Подобный вывод был слишком далеко идущим. Джек пожалел, что не успел проинструктировать Марию, иначе она бы не совершила такой ошибки.

Реакция Джимми Дикарло не заставила себя ждать.

— Выражаю протест, ваша честь! Я вынужден требовать исключения последнего ответа. В нем содержится точка зрения, и он представляет собой показание с чужих слов. Нам можно подойти?

— Прошу вас, — устало кивнул судья.

Джимми бросился к кафедре чуть не бегом.

— Это из ряда вон, ваша честь! Эта женщина свидетельствует за целый квартал! Я настаиваю на том, что судебное разбирательство противоречит нормам правосудия.

Судья посмотрел на Джека.

— Согласен, что последнее утверждение свидетеля было неуместным, — ответил тот. — Считаю вполне достаточным, чтобы вы проинструктировали присяжных не принимать его во внимание. Говорить о нарушении норм правосудия в ходе разбирательства — это слишком.

— У меня такое же мнение, — сказал судья. — Однако будьте осторожнее, мистер Тобин. Вы ведь не хотите, чтобы процесс провалился?

— Приму во внимание, ваша честь.

Но Джимми на этом не успокоился:

— Судья, но присяжные слышали ее заявление. Вы не в состоянии вычеркнуть слов свидетеля из их памяти!

— Я вынес постановление. Мы можем продолжать. Я проинструктирую присяжных.

— Но, судья… — попытался настаивать адвокат.

— Еще одно слово, мистер Дикарло, и я вас накажу за неуважение к суду. Вы меня поняли?

— Да, ваша честь.

Представители сторон вернулись на свои места, и Стэнтон дал указание присяжным не принимать во внимание последнее утверждение свидетеля. А затем обратился к Марии:

— Мисс Лопес, вы должны свидетельствовать только о том, что знаете сами, а не пересказывать услышанные в квартале или где-либо еще сплетни. Вы поняли?

— Да, ваша честь.

— Продолжайте, мистер Тобин.

— Что вы сделали с этим письмом?

— Сразу же сообщила о нем детективу Брюму.

— И как поступил он?

— Велел соединить его по телефону с канцелярией прокурора штата. Я слышала, как он информировал мистера Эванса об этом письме, а затем сказал, что немедленно прибудет. И бросился вон из кабинета, как я полагаю, в канцелярию мистера Эванса.

— Что случилось с самим письмом?

— Он взял его с собой.

— Вы подшивали подобные письма в обычных обстоятельствах? Если да, то в какие папки?

— Подшивали. Я бы поместила его в папку с делом Руди Келли.

— Вы так и поступили?

— Нет. Этого запроса я больше не видела.

По залу вновь пробежал шепоток. Судья Стэнтон ударил молотком по столу.

— Тишина в зале! — Он грозно посмотрел на публику.

— Ваша честь, вопросов больше не имею, — сказал Джек.

— Перекрестный допрос?

Судья не успел произнести этих слов, как Джимми вскочил со стула.

— Да, ваша честь. — Он ринулся на Марию, только что не сбил ее с ног. — Мисс Лопес, я хочу поговорить о вашем новом назначении. Можно ли утверждать, что вы начали работать на мистера Тобина с его первого дня на посту прокурора штата?

— Да.

— И в тот же день ушли из полицейского управления?

— Да.

— Как долго вы работали в полицейском управлении? Пятнадцать лет.

— Да, пятнадцать.

— И ушли, не уведомив начальство заранее? Не слишком ли это оскорбительно?

— Не понимаю, что вы хотите сказать. — Мария посмотрела в упор на адвоката.

— Справедливо ли утверждение, что вы недолюбливаете мистера Брюма?

— Справедливо. — Она покосилась на коротышку-полицейского.

— И вам не нравилось, как он вел расследование по делу Келли?

— Не нравилось.

— Конкретно вам не понравилось, как обошлись с матерью Руди Келли, когда она явилась в полицейский участок в январе 1986 года?

— Не понравилось.

— Потому что нельзя так неуважительно обращаться с белой женщиной?

Джек мог бы возражать, но не стал. Присяжные имеют право сами судить, что к чему.

— Нельзя. — Мария снова покосилась на Кряхтелку.

— Вам также не нравилась то, как мистер Эванс выступал обвинителем в деле Руди Келли?

— Не нравилось.

— И вы заявили об этом мистеру Тобину?

— Да.

— До того, как он стал прокурором штата?

— Да.

— Обсуждали ваш уход из полицейского управления также до того, как он стал прокурором штата?

— Да.

— Потому что еще до того, как он стал прокурором штата, он признался, что собирается преследовать в судебном порядке этих двух людей?

— Да.

— Потому что заранее решил, что они виновны?

— Да.

Как многие адвокаты, Джимми, если у него во время перекрестного допроса пошла полоса удач, не знал удержу. Он послал мяч через две базы, его раннер подбегал к третьей, но Джимми настроился совершить круговую пробежку, и его несло.

— Где вы живете в настоящее время?

— На ранчо за городом.

— Вы там живете с мистером Тобином?

Джек не мог поверить, что Дикарло задал подобный вопрос.

— Это не то, на что вы намекаете.

— Мисс Лопес, отвечайте только «да» или «нет». Вы там живете с мистером Тобином?

— Да.

— А также с мистером Хоакином Санчесом, который в свое время был помощником мисс Трейси Джеймс?

— Да. — Голос Марии дрогнул.

— Это правда, что вы поселились с мистером Тобином и мистером Хоакином Санчесом с того дня, как устроились на работу к мистеру Тобину?

— Да.

— Я очень внимательно слушал, когда выдавали показания о письме, полученном в 1988 году из полицейского управления Дель-Рио. Я правильно понял, что мистер Брюм, прочитав это письмо, попросил, чтобы вы связали его с канцелярией прокурора штата?

— Правильно.

— Именно с канцелярией?

— Да-а. — В голосе Марии послышалась неуверенность.

— А не с мистером Эвансом?

— Ну… наверное, он не назвал его фамилии, но я понимала…

Джимми оборвал ее на полуслове:

— Вы слышали, что к телефону подошел мистер Эванс?

— Нет. Я сразу передала трубку мистеру Брюму.

— Вы предположили, что мистер Брюм разговаривал с мистером Эвансом или он произносил его фамилию?

— Предположила, поскольку мистер Эванс единственный прокурор штата, который занимался делом Келли.

— Таким образом, вы не слышали, чтобы мистер Брюм обращался к собеседнику по фамилии?

— Не слышала.

— Когда мистер Брюм попросил вас связать его с канцелярией прокурора штата, он сообщил вам причину?

— Конкретно нет.

— Ваше заключение основывалось на том, что он только что прочитал письмо. Так?

— Так.

— Вы не слышали содержания разговора?

— Я слышала, как мистер Брюм сказал, что он немедленно приедет…

— Вы только слышали, как мистер Брюм сказал, что он немедленно приедет?

— Да.

— Сколько прокуроров штата, помимо мистера Эванса, работали в канцелярии округа Кобб в 1988 году?

— Четверо.

— Справедливо ли утверждать, что полицейское управление регулярно связывалось с каждым из них?

— Справедливо.

— В том числе мистер Брюм? Он обсуждал деловые вопросы с каждым из них. Так?

— Так.

— И не только по телефону. Ездил к каждому из прокуроров в канцелярию?

— Иногда.

— Следовательно, и в тот день он мог позвонить одному из других прокуроров штата по совершенно иному делу?

— Не думаю.

— Но наверняка не уверены?

— Наверняка — нет.

— И у вас нет конкретного доказательства, кроме собственных предположений, что мистер Брюм разговаривал по телефону с мистером Эвансом и отправился встретиться именно с ним? Под отсутствием конкретного доказательства я понимаю, что мистер Брюм не назвал фамилии мистера Эванса, когда просил соединить его с канцелярией прокурора штата, вы не слышали в трубке голоса мистера Эванса и мистер Брюм не обращался к своему собеседнику по фамилии, когда говорил по телефону. Так? — Все это Джимми выпалил скороговоркой, точно пулемет.

— Вы правы — ничего такого я не слышала. Но он прочитал письмо и тут же попросил меня соединить его с канцелярией прокурора.

— Ваша честь, вопросов больше не имею. — Возвращаясь на место, Джимми заносчиво посмотрел на Джека, словно говоря: «Учись, как надо вести перекрестный допрос!» Но этот взгляд Джека нисколько не смутил. Он уже вставал, когда судья Стэнтон спросил:

— Повторный допрос свидетеля стороной обвинения?

— Да, ваша честь. Благодарю вас. — Джек приблизился к Марии, но при этом смотрел на Дикарло. — Мисс Лопес, адвокат спросил вас, живете ли вы вместе со мной с тех пор, как поступили ко мне на работу, и вы ответили утвердительно. Существует ли особая причина, почему вы переехали в мой дом?

Джимми немедленно заявил протест:

— Ваша честь, мне можно подойти?

— Давайте, давайте, — раздраженно ответил Стэнтон, а сам с явным интересом ждал, что последует дальше. Все в зале, казалось, подались вперед, стараясь подслушать, о чем станут говорить представители сторон у судейской кафедры.

— Судья, — начал с полдороги адвокат, — это не имеет отношения к делу. Понятия не имею, что она ответит, но ответ может быть предвзятым и нанести вред моим клиентам.

— Ответ может быть предвзятым — такого протеста мне не приходилось слышать. Что скажете, мистер Тобин?

— Что ж, ваша честь, эту дверь отворил сам мистер Дикарло. Я не задал ни единого вопроса по поводу того, где живет мисс Лопес. Мистер Дикарло намерен создать у присяжных впечатление, что меня, мисс Лопес и мистера Санчеса связывают странные, непозволительные отношения. Но при этом он запрещает ей объяснить, почему она оказалась в моем доме, поскольку слова свидетельницы могут оказаться предвзятыми и нанести вред его клиентам. Ему надо было сперва подумать и уж затем пытаться нас опорочить, задавая подобный вопрос.

— Согласен, — заметил Стэнтон. — Мистер Дикарло, вы сами отворили эту дверь, и теперь мы вынуждены узнать, куда она ведет. Протест отклоняется.

Джек вернулся к свидетелю, а Джимми под яростным взглядом Клея Эванса сел на место. Джек повторил вопрос:

— Мисс Лопес, существует ли особая причина, почему вы переехали в мой дом?

— Я боялась. Ваш следователь Нэнси Ши явилась ко мне, и я рассказала ей то же, что свидетельствовала на сегодняшнем заседании. Нэнси убили сразу после того, как она ушла из моего дома.

Зал взорвался, присяжные сидели потрясенные. Несколько журналистов сорвались с места и, обгоняя коллег, ринулись в проход. Все смешалось в мгновение ока, и судья Стэнтон ничего не смог поделать, чтобы навести порядок. Он несколько раз стукнул молотком, крикнул во всю силу легких «Тихо!», затем приказал судебным приставам очистить помещение.

Чтобы избавиться от публики, потребовалось несколько минут. По мере того как зал пустел, шум стихал. Оставшиеся — судья, представители сторон, обвиняемые, свидетели, присяжные и персонал суда — хранили полное молчание. Джимми Дикарло встал:

— Судья, мы можем приблизиться?

— Подойдите. — На лице Стэнтона не было ни малейшего признака раздражения. Поскольку в зале не осталось зрителей, не было смысла играть.

— Судья, я повторяю протест против подобной линии допроса. Ходатайствую о том, чтобы исключить ответ свидетеля и признать ошибку в судебном разбирательстве. Мы здесь не для того, чтобы выносить судебное решение по поводу мнимого убийства некоей Нэнси. Свидетель только что обвинила моих клиентов в убийстве, которое ни в коей мере не связано с выдвинутыми против них обвинениями. Если это не наносящая вред предвзятость, то я не понимаю, что можно назвать предвзятостью. — Последнюю фразу Джимми почти выкрикнул.

— Осторожнее, — возмутился судья Стэнтон. — Не забывайте, с кем разговариваете. Мистер Тобин, вы можете возразить?

— Да, ваша честь. Свидетель Мария Лопес во время повторного допроса выставившей стороной поступила именно так, как должна была поступить, — она назвала факты. Ни своего мнения, ни выводов — только факты. «Я боялась» — это факт. «Нэнси Ши явилась ко мне, и я рассказала ей то же, что свидетельствовала на сегодняшнем заседании» — факт. «Ее убили сразу после того, как она ушла из моего дома» — еще один факт. — Джек едва сдерживал гнев.

— Мистер Дикарло, я согласен с тем, что данное свидетельство выставляет ваших клиентов не в лучшем свете, но это ваша проблема, — кивнул Стэнтон. — Именно вы, а не я и не мистер Тобин ступили на скользкий склон. Ваш протест отклоняется, ваше ходатайство об исключении ответа отклоняется, ваше ходатайство о признании ошибки в судебном разбирательстве отклоняется. Что-нибудь еще?

— Нет, ваша честь. — Джимми выглядел подавленным.

— Тогда продолжим.

Джек вернулся к свидетелю:

— Мисс Лопес, почему мистер Санчес живет в моем доме?

— Он и еще Дик Рейдек. Они оба отставные полицейские из Майами и были наняты в качестве телохранителей.

— Ваша честь, вопросов больше не имею.

К этому времени Джимми успел прийти в себя — этого человека трудно было сломить. Он поднялся и направился к свидетелю. Судья даже не стал спрашивать, намерен ли он повторить перекрестный допрос.

— Эта Нэнси Ши — следователь мистера Тобина — погибла в автомобильной аварии? Так?

— Так.

— Именно в аварии?

— Так утверждается.

— Кем утверждается? Окружным управлением шерифа, которое никак не связано с управлением полиции Бэсс-Крика?

— Да.

— Но вы в это не верите?

— Нет.

— Вопросов больше не имею.

Джек хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Ваша честь, можно мне продолжить? У меня всего один или два вопроса.

— Только быстро.

— Мисс Лопес, где сейчас находится Хоакин Санчес?

Мария сразу поняла, что от нее требуется.

— В больнице. Он получил огнестрельное ранение, когда мы вечером выходили из ресторана.

— Это не было несчастным случаем?

— Протестую, ваша честь.

— Подойдите. — Судья посмотрел на Джека. — В этого человека действительно стреляли?

— Да, ваша честь.

— Ваша честь… — начал Джимми, но судья его остановил.

— Мистер Дикарло, я склонен с вами согласиться: одновременно мы можем рассматривать только одно убийство. Но вы сами открыли эти шлюзы. Вот что я вам скажу: я поддерживаю ваш протест и дам указание присяжным не принимать во внимание последний вопрос насчет Хоакина Санчеса. И больше никаких вопросов. Процесс выходит из-под контроля. Мистер Тобин, у вас все?

— Да, сэр. Обвинение закончило представление доказательств.

— Мистер Дикарло, вы готовы? Намерены выставить свидетелей?

— По крайней мере двоих — возможно, больше. Я предпочел бы, если позволите, начать завтра утром. И еще я ходатайствую о снятии обвинения.

— Хорошо. Будем считать сегодняшнее заседание закрытым, как только мистер Тобин официально заявит, что закончил представление доказательств. Продолжим завтра с девяти утра. И вот еще что: мистер Дикарло, ваше ходатайство отклоняется. Я рассмотрю этот вопрос только после того, как будут представлены все доказательства, включая контрдоказательства.

— Да, сэр, — в один голос ответили представители сторон.

Вечером Джимми Дикарло и Клей Эванс устроились ужинать в гостиничном номере адвоката.

— В голове не укладывается, что вы натворили! — закричал Четвертый, как только закрылась дверь за обслуживающим номера официантом.

— Что я такого натворил? — спросил Джимми, прекрасно понимая, что имел в виду Клей. — Надо было обломать ее прямо на месте дачи свидетельских показаний.

— Но при этом не подставлять меня! В охоте за ней вы зашли слишком далеко. Теперь судья будет считать меня убийцей. Передаст дело на рассмотрение присяжных, и я отправлюсь на электрический стул. Вижу по их глазам.

— У нас есть еще шанс.

— Какой?

— Вы можете дать показания. Вы и Брюм. Заявить, что не получали никакого письма и понятия не имеете, о чем толковала Мария.

— Вы так ничего и не поняли, глупая голова!

— Чего не понял?

— Тобин только того и ждет, чтобы мы дали показания. У него есть что-то в запасе. Можете подставлять Брюма, если хотите, а я и близко не подойду к месту для дачи свидетельских показаний. Будь что будет.

Адвокат помолчал, откусил огромный кусок от сандвича с отварной солониной, прожевал и поднял глаза на Клея:

— Есть другой путь.

— Рассказывайте.

— Он предполагает, что на сей раз сумку с деньгами принесете мне вы.

— Сколько.

— Двести пятьдесят тысяч долларов.

Четвертому на мгновение пришло в голову, что адвокат все специально подстроил ради того, чтобы произнести эти слова. Он уже получил двести тысяч долларов за отвратительнейшую защиту. Но в ту же секунду Клей решил, что ошибся. Нет, Дикарло не настолько хитер. Просто ему, Клею Эвансу Четвертому, не повезло — достался ни черта не понимающий в юриспруденции адвокат.

— И что я получу за свои деньги?

— Если устранить обвинителя, то не будет и обвинения. Никому больше не придет в голову предъявить иск в суд.

— Что ж… Брюм не мог сообразить, что к чему. Он пытался убить кого угодно, кроме Тобина.

— Вы уверены, что это его рук дело? — спросил Джимми.

— А чьих же еще? Я только удивлялся, с какой стати этот козел мочит всех подряд. А он чувствовал, что что-то надвигается. Куда только подевались честные люди?

Дикарло чуть не подавился сандвичем. И, не обращая внимания на тираду клиента, продолжал:

— Если вы заинтересованы, я успею сделать кое-какие приготовления до завтрашнего утра. Ребята профессионалы, они не подведут. А мы с вами в это время будем давать пресс-конференцию на ступенях дворца правосудия.

— Мне терять нечего. Я, можно сказать, уже покойник. Что ж, давайте попробуем.

— Вы знаете порядок. Все остается как прежде. Только на сей раз мешок с двумястами пятьюдесятью тысячами долларов потащите в полночь на горбу вы, а не я.

— Можете дать мне пару дней? Банки закрываются через два часа, а мне потребуется больше часа, чтобы добраться до Майами.

— Не получится, ваша честь. Эти парни не банкиры и принимают только наличные. — Адвокат не сказал, что сто тысяч составят его долю. Эта сумма вместе с полученными ранее двумястами тысячами за защиту — неплохой куш. Старина Джимми приободрился и перестал беспокоиться о том, чем кончится дело.

Позже Джимми заехал к другому своему клиенту, Уэсли Брюму. Хотя он дал Клею Эвансу определенные гарантии, но в то же время понимал: никогда не помешает запастись резервным планом. Случись прокол, и завтра утром Джек Тобин появится в суде. И тогда потребуется, чтобы Брюм дал показания.

Уэс оказался гораздо мягче в оценке того, что произошло на заседании суда.

— Все пошло не так гладко, как мы рассчитывали, — сказал он.

— Да, — согласился Джимми. — Но это судебная тактика взаимных уступок. Подождите, еще не вечер. Мы приготовили Джеку Тобину хорошенький сюрприз.

— Надо бы этого подонка поставить на место.

— Вы правы, Уэсли. Вам и карты в руки.

— Мне?

— Именно вам. Вы начальник полиции в Бэсс-Крике, людям необходимо выслушать ваше мнение. Они хотят выяснить правду. Пусть узнают, что Мария Лопес — лгунья.

— А что же Клей? Он федеральный судья.

— Слабак. Сами прекрасно знаете, работали с ним столько лет. У него кишка тонка выйти и под присягой сказать все, что требуется. А вы сумеете.

Кряхтелка почесал затылок. Джимми быстро его раскусил. Но как ему это удалось? Он и говорил-то с ним всего раз — и то пять минут по телефону. Клей сказал, что ему не о чем беспокоиться — все хлопоты по защите он возьмет на себя. И вот надо же, адвокат, оказывается, видит его насквозь. Уэс со своей стороны готов был не колеблясь дать показания. Никаких проблем. Он назовет Марию лгуньей и скажет, что письмо — плод ее воображения. Вот и все дела. Но он хотел выяснить одну вещь.

— Вы связывались с полицейским управлением Дель-Рио?

— Там нет никаких следов письма. Завтра приедет человек, занимающийся в Дель-Рио корреспонденцией, и заявит, что не помнит, чтобы посылал запрос в Бэсс-Крик. И в регистрационных журналах нет записи об отправке письма.

— Тогда все в порядке. Я дам показания. Мне ведь терять нечего.

«Кроме своей шкуры, идиот», — подумал Джимми, но ответил по-другому:

— В данный момент нечего.

 

ГЛАВА 48

Дик разглядел западню задолго до того, как ловушка стала захлопываться. Они двигались в город по одной из местных дорог. Было почти восемь часов, и солнце уже вставало. Джек и Пат ехали на заднем сиденье; Джек просматривал свои записи, надеясь, что предстоящий день станет тем долгожданным, когда он устроит перекрестный допрос и Уэсли Брюму, и Клею Эвансу.

Дик и Хоакин разработали три разных маршрута в город и пользовались попеременно то одним, то другим. Они знали каждый поворот, каждый съезд, замечали детали: на месте ли на дереве листок, прикидывали, где можно устроить засаду. Когда Дик заметил, что с боковой дороги высовывается капот автомобиля, он почувствовал — вот оно.

— Джек, доставайте оружие!

— Что?

— Берите оружие! — крикнул Дик. — Нас выследили. — Пат привстала, и Джек вынул из-под подушки заднего сиденья русские автоматы. — Сейчас вон та машина перекроет нам дорогу, — спокойно, но торопливо продолжал телохранитель. — Как только я остановлюсь, другая машина отрежет путь назад. Джек, высовывайте, как я вам показывал, ствол из бойницы и, когда из автомобиля появятся люди, начинайте стрелять. Только дождитесь, когда они выйдут. И постарайтесь в кого-нибудь попасть. Я возьму на себя переднюю машину. Попытаюсь нескольких уложить, затем пойду на прорыв. А вы, Пат, пригнитесь.

Джек подал водителю автомат, просунул ствол в отверстие в заднем стекле и стал ждать.

Все произошло как в замедленной съемке, именно так, как предсказан Дик. Машина, которую он заметил, выдвинулась вперед и перекрыла дорогу. Дик нажал на тормоза, и в ту же секунду из другого съезда выехал еще один автомобиль и отрезал путь к отступлению. Из передней машины выскочили три человека с автоматами «узи» наготове и начали стрелять. Но пули отскакивали от бронированного корпуса «мерседеса». Дик сквозь бойницу в ветровом стекле открыл ответный огонь и уложил всех троих. Из заднего автомобиля, стреляя, появились еще двое. Джек нажал на спуск и задел одного из них. Вдруг «мерседес» дернулся вперед, Дик ударил стоящий перед капотом «кадиллак», сдвинул его с места, чтобы можно было объехать, и стал набирать скорость.

— Как вы думаете, они за нами погонятся? — спросил Джек, внимательно вглядываясь в заднее стекло.

— Нет, — спокойно ответил телохранитель. — Им не до того. Останутся зализывать раны.

Джек помог Пат подняться, они переглянулись. Недоумевающие взгляды ясно говорили: что, черт возьми, произошло? Будто сон.

Примерно в то же время Джимми Дикарло стоял со своими клиентами на лестнице дворца правосудия и на импровизированной пресс-конференции в очередной раз утверждал, что его подопечные будут оправданы.

У Дикарло сложилась привычка: каждое утро до начала заседания он отправлялся в туалет прихорашиваться. Не изменил он традиции и на этот раз. Джек задерживался, и Джимми не сомневался, что его план удался. Он причесывался перед зеркалом, когда откуда ни возьмись за спиной возник Дик Рейдек. Они были одни.

— Если еще хоть раз попытаются напасть на моих людей, я тебя убью, — сказал бывший полицейский в зеркало.

Дикарло посмотрел на телохранителя так, словно тот был грязью под ногами.

— Прочь с дороги! — Он попытался отодвинуть плечом Дика, который был меньше его ростом. Но в ту же секунду оказался прижатым к стене. Левой рукой телохранитель зажал ему рот, правой приставил к виску пистолет. Это моментально охладило адвоката, и он почувствовал настоятельное желание облегчить мочевой пузырь, хотя только что вышел из кабинки.

— Слушай, крутой, я завалю тебя, а не твоих клиентов, — процедил Дик сквозь сжатые зубы. — Ты что, не хочешь потратить деньги, которые срубил у этих козлов? — Глаза Джимми полезли из орбит, он едва сумел кивнуть головой. — А теперь делай вот что, — продолжал телохранитель. — Бери свою трубу и звони, кому ты там должен звонить. Скажи, чтобы отвалили! — Дик отнял ладонь от губ Джимми, сделал шаг назад и нацелился ему в грудь.

— Прямо сейчас? — заныл адвокат.

— Прямо сейчас.

Адвокат набрал номер и сказал в мобильник:

— Все отменяется, — и разъединился.

— Учти, крутой, что я не один, — спокойно сказал Дик. — Ты знаешь правила игры: если отныне что-то случится со мной или с кем-нибудь из моих людей, ты покойник. Никуда не убежишь. Никуда не спрячешься. И не сумеешь потратить деньги. А если считаешь, что я заливаю, давай, попробуй! — Повернулся и вышел из туалета.

В зале Джек раскладывал на столе материалы для заседания. Он заметил, какими глазами уставился на него Клей Эванс.

— Вы глядите на меня так, словно я привидение, — бросил он. Четвертый отвернулся.

В этот момент в дверях показался Джимми Дикарло. Он вошел совсем не так, как в предыдущие дни, — был бледен и слегка растрепан.

— Что, черт возьми, творится? — спросил его Клей Эванс, когда адвокат устроился рядом с ним.

— Сам не понимаю. Похоже, у нас осложнения.

— А что с моими деньгами?

Джимми только пожал плечами.

— Не волнуйтесь, — солгал он. — Игра еще не кончена. — И порадовался, что успел сорвать куш.

В этот момент в дверях появился судья. Стэнтон хотел переговорить с представителями сторон наедине, но не успел предупредить судебного пристава, и зал уже был полон зрителей.

— Представители сторон, подойдите.

Джеку пришлось сделать усилие, чтобы сохранять спокойствие. Он не мог поднять глаз на стоявшего рядом человека — того, который, как он догадывался, пытался этим утром его убить. И чтобы не выдать себя, стал смотреть на судью и внимательно слушать. А Стэнтон тем временем наносил смертельный удар его плану.

— Я всю ночь обдумывал вчерашние события и решил пересмотреть свое постановление — удовлетворить ходатайство защиты и признать, что в ходе судебного разбирательства были нарушены нормы правосудия. — Джек тут же понял, что его противники каким-то образом добрались до судьи. Тобину захотелось взвыть, но он не проронил ни звука. — Судебное разбирательство запуталось, — продолжал Стэнтон. — Мы заседаем только три дня. Я распорядился подобрать новых кандидатов в состав присяжных, и через час мы сможем начать все сначала. Это даст вам время поставить в известность ваших свидетелей. Джек, мне известно, что Чарли Петерсон из другого города. Он еще не уехал?

— Нет, судья.

— Превосходно. Если пожелаете, мы можем работать в субботу и к субботнему вечеру должны оказаться там же, где находимся теперь. Задержка составит всего три дня. Джек, прошу вас, не называйте ложью версию обвинения по делу Келли и предупредите мисс Лопес, чтобы она не рассказывала суду, какого мнения о Джеронимо Крузе ее соседи. А вы, мистер Дикарло, не спрашивайте мисс Лопес, где и с кем она проживает. Вам ясно?

— Да, сэр. — Джимми не мог сдержать ликования. Он даже не заметил, что Стэнтон назвал обвинителя по имени.

— Мне неприятно принимать такое решение, но наше разбирательство должно быть справедливым, а материалы предоставить добротную базу для последующих апелляций. — Говоря, судья не сводил глаз с Джека. — И по здравом размышлении трехдневная задержка не такая большая жертва.

Клей Эванс был рад, что суд начнется сначала, но не мог забыть, что только что потратил ни на что двести пятьдесят тысяч долларов.

В четверг был сформирован новый состав присяжных. В пятницу и в субботу Джек выдвинул те же обвинения, но эффект неожиданности пропал. С галерки больше не слышалось восклицаний — все знали, что последует дальше. Марию пригласили вовремя, и Джек снял остроту перекрестного допроса Чарли Петерсона, сам спросив, почему свидетеля лишили права адвокатской практики. После этого слова Чарли стали весомее. Но Джек лишился показаний об убийстве Нэнси и ранении Хоакина, которые в прошлый раз прозвучали лишь благодаря просчету Дикарло. Когда закрывалось субботнее заседание, он оценивал свои шансы как хорошие.

— До понедельника, — сказал судья, когда Джек кончил представление доказательств. Стэнтон вел себя свободнее с представителями сторон — по крайней мере с Джеком. И тот понял, что судья принял решение о неправомерности прошлого судебного разбирательства, чтобы в самом деле распутать ситуацию. Может быть, он собирался передать дело на суд присяжных? Джек не имел ответа. Однако Стэнтон дал ему шанс снова выдвинуть обвинение.

Воскресенье Джек провел на ранчо с Пат. Утром они совершили долгую пробежку, чего давно не могли себе позволить. А вернувшись, увидели, что дом в полном их распоряжении. Мария находилась по-прежнему в больнице с Хоакином, а Дик отправился поиграть со Стивом Престоном в ковбоев.

Телохранитель сроднился с фермерской жизнью и пользовался каждым удобным случаем, чтобы вскочить в седло, или присоединялся к пастухам хозяина. Говорили, что у Стива есть сестра, которая несколько месяцев назад потеряла мужа и с тех пор жила на ранчо. Но это были только слухи. Джек даже не мог вспомнить, откуда они дошли до него.

— Хоакин тебе сказал, — подсказала Пат. — Незадолго до ранения.

Они отдыхали в постели после того, как долго занимались любовью, чего обоим в последнее время так сильно недоставало.

— Ты полагаешь, он ездит туда, потому что ему нравится ковбой или его сестра? — спросил Джек Патрицию, которую считал в этих вопросах большим знатоком. Приятно было поговорить о делах, не связанных судом.

— Я думаю, ему нравится быть ковбоем, а сестра — отличный довесок.

— Как ты догадалась?

— По тому, как он готовится к отъезду. Каждый раз принимает душ и надевает чистые джинсы. А третьего дня видела, как Дик выщипывал волосы из ноздрей.

— Ну, это уж слишком! — рассмеялся Джек.

— Ты бы ради меня не пошел на такую жертву?

— У меня для этого есть специальная штуковина на батарейках. Но если бы пришлось дергать, я бы согласился. Для тебя — все, что угодно. — Он стиснул Пат в объятиях, и оба весело расхохотались. Он поцеловал ее, потому что она была так близко, коснулся ее тела и вновь поцеловал…

— Что должно произойти завтра? — спросила Пат, когда они вышли на кухню подкрепиться. В два часа ночи Джек налег на овсянку.

— Может ничего не произойти, — пожал он плечами.

— А ты на что надеешься?

— Надеюсь, что оба — и Эванс, и Брюм — дадут свидетельские показания. Я весь процесс вел именно к этому. Думаю, Джимми хочет их поставить на свидетельское место. Стрельба показала, что они нервничают. Понедельник обещает стать интересным днем.

Журналисты то ли почувствовали, что назревает развязка, толи появились просто потому, что судебный процесс пошел к завершению, но у ступеней дворца правосудия собрались представители всех крупных радиовещательных компаний и Си-эн-эн. Все хотели взять интервью, и Джимми старался никого не обделить вниманием. Джек проскользнул внутрь через боковой вход.

— Сегодня грянет салют, — говорил всем адвокат, хотя и не уточнял, что имел в виду. — Наберитесь терпения, увидите сами.

Перед объективами Джимми чувствовал себя как рыба в воде. Он настолько свыкся с этой ролью, что вообразил себя «говорящей головой» от юриспруденции.

Судья появился в зале ровно в девять. Все уже были на местах и ждали его.

— Хотите что-нибудь обсудить перед тем, как мы пригласим присяжных? — спросил он. Никто не ответил. У Стэнтона почему-то стало тяжело на душе. — Итак, — повернулся он судебному приставу, — приведите присяжных. — Когда четырнадцать человек разместились на местах, посмотрел на Дикарло: — Защитник, можете начинать. Вызывайте первого свидетеля.

Джимми встал.

— Спасибо, ваша честь. — Он сказал это таким тоном, словно собирался произнести речь. — Защита приглашает на место для свидетельских показаний Джека Тобина. — В зале началось нечто невообразимое. Все заговорили наперебой. Джек покосился на присяжных: они занимались именно тем, чем положено, — впитывали все, что происходило вокруг.

Джек был, пожалуй, единственным, если не считать защитника, человеком, который не удивился. Он предвидел такую ситуацию.

Судья отчаянно пытался восстановить порядок. Ему уже досталось от прессы за то, что он однажды выставил из зала людей. И он не хотел идти на конфликт.

— Тише! Тише! Хотите, чтобы я выдворил вас за дверь? — Понадобилось пять минут и усилия четырех судебных приставов, чтобы люди подчинились. — Защитник, подойдите ко мне, — бросил судья Джимми. — Мы могли бы встретиться в моем кабинете. Вы бы нам сказали, что намерены предпринять, и мы бы все обсудили. Но вам обязательно надо бить на эффект, чтобы всех взбаламутить. Кстати, каковы ваши основания, чтобы вызывать представителя обвинения на место для дачи свидетельских показаний?

— Он свидетель, ваша честь. Его мотивировка предъявления иска в суд — чистая игра. Он не должен был выступать на этом процессе обвинителем.

— В таком случае вы должны были ходатайствовать о его отводе, мистер Дикарло. Такова законная процедура. А не вызывать его в качестве свидетеля в середине процесса. Что скажете, Джек?

— Он уже установил из показаний других свидетелей, что я защищал Руди и что пригласил Марию на работу до того, как стал прокурором. Не понимаю, что еще ему нужно?

Стэнтон покосился на Джимми:

— Итак?

— Полагаю, присяжные должны это услышать от самого мистера Тобина.

Внезапно лицо Стэнтона озарилось улыбкой.

— Учтите, мистер Дикарло: надо быть осторожнее в своих желаниях. Вам могут разрешить то, что вы просите. — Продолжая улыбаться, он откинулся на спинку стула. — Джек, я намерен удовлетворить просьбу защиты. Вы будете давать показания.

— Хорошо, ваша честь.

Судья проинструктировал присяжных, что они должны воспринимать показания Джека как любого свидетеля.

— Как видите, мистер Тобин один, с ним нет другого юриста. В силу этого ему будет затруднительно устраивать перекрестный допрос себе самому. Поэтому я собираюсь предоставить ему некоторую свободу в ответах. Защитник, можете продолжать.

— Спасибо, ваша честь. — Джимми поклонился судье. Затем он заставил Джека рассказать присяжным, сколько лет тот занимается юридической практикой и каким образом стал прокурором штата округа Кобб. Джек сообщил лишь самое основное. — Вы защищали Руди Келли — это так?

— Да.

— И от его имени подавали апелляцию в Верховный суд? Третью по счету апелляцию?

— Подавал.

— Разве вы не изложили в ней те же аргументы, которые привели на нашем процессе: выделение расследования изнасилования в отдельное дело, шаткость признания Руди Келли, Джеронимо Круза?

— Нет. Ваша честь, могу я объяснить?

— Прошу вас, мистер Тобин.

— Перед Верховным судом был поставлен вопрос, являлся ли Руди Келли виновным или невиновным. Действия этих двоих, обвиняемых на нашем процессе, рассматривались лишь в той мере, в которой они могли определить виновность или невиновность моего клиента. В то время я не располагал признанием Джеронимо Круза. Ходатайствуя перед Верховным судом, ничего не знал о письме 1988 года и о том, что его скрыли. Все это ключевые моменты. Заполучив Круза, мы имели возможность провести анализ ДНК. Эта улика и признание убийцы окончательно рассыпали дело Руди Келли, но зато стало окончательно ясно, какие действия совершили люди, против которых я выдвинул обвинение.

Клей Эванс готов был своими руками задушить Дикарло. Он до посинения доказывал адвокату, что не следует вынуждать Джека Тобина давать показания.

— Джимми, он слопает вас с потрохами!

— Пусть только попробует. Я его быстро обломаю. — Адвокат проявил такую напористость, что Четвертый в итоге сдался. Но теперь, слушая Джека в зале суда, понял, какую совершил ошибку. Один ответ — и прокурор сформулировал все аргументы против него и Брюма.

Между тем Дикарло пропустил мимо ушей последние слова свидетеля.

— Правда ли, что вы заняли пост прокурора с единственной целью преследовать в судебном порядке этих двух государственных служащих? — Адвокат сделал жест в сторону скамьи подсудимых, откуда на него сверкали глазами две довольно жалкие фигуры.

— Нет. Могу я объяснить, ваша честь?

Судья едва заметно усмехнулся:

— Прошу вас, мистер Тобин.

— Я разговаривал с Марией Лопес до того, как получил этот пост. Она рассказала мне о письме, присланном в 1988 году из полицейского управления Дель-Рио. Тогда я понял, что обвиняемые на сегодняшнем процессе что-то скрывают, и решил, приступив к работе, провести расследование. Я не беседовал с Кругом и не отдавал ДНК на анализ, пока не начал работать прокурором штата, следовательно, до того момента не мог знать, что убийца — Джеронимо. Стал бы я прокурором штата, если бы Руди Келли отпустили на свободу? Возможно, нет. Признаю, мне не давало покоя желание выяснить все факты, связанные с тем, что казнили ни в чем не повинного молодого человека, а затем в законном порядке наказать совершивших преступление. И я решил не отступать.

— Но вы не сообщили губернатору о своих планах?

— Нет.

— Это была основная причина, почему вы согласились занять пост прокурора штата?

— Да.

— И единственная?

— Пожалуй. Я принял предложение губернатора до того, как узнал о Руди, но после казни решил, что займу место прокурора ради того, чтобы узнать, что произошло с юношей. И если обнаружу состав преступления, наказать виновных.

— Вопросов больше не имею. — Джимми, словно оправдываясь, покосился на Клея. Он еще раньше сказал клиенту, что единственная цель допроса Джека — показать, что тот, занимая прокурорский пост, руководствовался неправедными мотивами. И Джек в точности оправдал его ожидания — среди прочего показал именно то, что требовалось адвокату. Только этим прочим свидетель дал понять, что всеми своими действиями добивался справедливости для невинно осужденного. Джимми этого не понял, а Клей ясно прочитал на лицах присяжных — они все отлично поняли. В эту минуту он был готов убить своего адвоката.

— Пригласите вашего следующего свидетеля, — сказал судья.

— Защита вызывает Уэсли Брюма.

Дикарло уклонился от вопросов о том, как было получено признание Руди. Он заставил Кряхтелку сообщить присяжным, сколько лет тот верой и правдой служил в полиции Бэсс-Крика, какие занимал должности, а затем перешел к делу.

— Вы помните, как получили письмо из полицейского управления Дель-Рио?

— Нет, сэр. Вообще не слышал такого названия до тех пор, пока его не произнесли в этом зале.

— Если бы в 1988 году вы получили письмо из полицейского управления Дель-Рио, в котором упоминалось бы имя Джеронимо, вы бы это запомнили?

— Запомнил бы.

— Таким образом, вы свидетельствуете, что Мария Лопес показала то, чего никогда не происходило?

— Я об этом и толкую.

— Вопросов больше не имею.

— Свидетель ваш. — Судья повернулся к Джеку с таким видом, словно собирался запастись пакетиком поп-корна и от души насладиться зрелищем.

Джек ждал этой минуты. Пока он поднимался на возвышение, в памяти почему-то всплыла картина из детства: его хотели обидеть, но друзья встали на защиту и не позволили педофилу осквернить его жизнь. Он ясно увидел, как старший брат Мики Дэнни склонился над помощником вожатого Дейли и, приставив к его горлу охотничий нож, приказал: «А теперь исчезни!» Джек покосился на место свидетельских показаний, где ждал его вопросов толстяк-полицейский. И решил: настала пора исчезнуть Уэсли Брюму.

Он начал с того, что напомнил присяжным о проблемах Кряхтелки с достоверностью доказательств.

— Мистер Брюм, вы были на заседании, когда Билл Йейтс показал, что просил вас не допрашивать Руди в отсутствие его матери?

— Да, припоминаю.

— И по-прежнему настаиваете, что он ничего такого вам не говорил?

— Настаиваю.

— Вы слышали, как мистер Дрэгон свидетельствовал, что вы угрожали ему отделом гигиены и безопасности труда?

— Слышал.

— И по-прежнему настаиваете, что не делали этого?

— Не делал.

— Вы слышали показания мисс Лопес, которая заявила, что 24 января 1986 года в 15.16 мать Руди Келли пришла в полицейский участок и потребовала прекратить допрос сына?

— Да.

— Ваши собственные записи свидетельствуют о том, что вы приступили к допросу в 15.18. Это так?

— Так.

— Вы по-прежнему утверждаете, что уже заканчивали допрос, когда она пришла?

— Я заканчивал допрос, когда узнал, что она пришла.

— Боюсь, я не совсем понял ваш ответ.

— Она могла находиться в участке как угодно долго, но я об этом не знал.

— Таким образом, вы оспариваете показания мисс Лопес, которая утверждает, что тут же позвонила вам, как только в участке появилась Элена?

— Я не согласен ни с чем, что говорит мисс Лопес.

— Во время допроса выставляющей стороной вы заявили нечто такое, что показалось мне интересным. Вы сказали, что запомнили бы поступившее в 1988 году письмо, если бы в нем упоминалось имя Джеронимо. Это так?

— Так.

— Потому что Джеронимо был свидетелем по делу Руди Келли, но исчез из города?

— Да.

— Как бы вы поступили, если бы прочитали в письме из Дель-Рио, что некий Джеронимо из Бэсс-Крика обвиняется в изнасиловании и убийстве? Связались бы со своими коллегами?

— Именно так я бы и поступил.

— И сообщили бы мистеру Эвансу?

— Ему или другому прокурору. Не могу утверждать, что именно ему.

— Но вы такого письма в 1988-м не получали?

— Нет.

— Вопросов больше не имею.

Джимми Дикарло построил свою образцово-показательную защиту так, что последним свидетелем вызвал Филипа Шеридана, сержанта из полицейского управления Дель-Рио.

— Я отвечал за регистрацию документов, — сообщил тот.

— Если ваше управление в 1988 году делало запрос о подозреваемом, кто бы отправлял такое письмо?

— Я.

— Существует ли запись регистрации запроса, отправленного в 1988 году в полицейское управление Бэсс-Крика?

— Нет. Я тщательно изучил журналы.

— А сами вы не помните такого письма?

— Не помню.

— Вопросов больше не имею.

— Перекрестный допрос, мистер Тобин?

— Нет, ваша честь. Но я бы просил, чтобы последний свидетель находился поблизости. Он мне может понадобиться во время представления контраргументов.

— Еще свидетели, мистер Дикарло?

Джимми покосился на Эванса, надеясь, что тот в последнюю минуту сдастся и даст показания. Но Клей только покачал головой. Он не мог себя заставить подвергнуться перекрестному допросу со стороны Джека Тобина.

— Свидетелей больше нет. Защита завершила представления доказательств.

— Контрдоказательства, мистер Тобин?

— Да, ваша честь.

— Приглашайте первого свидетеля.

— Штат вызывает Дела Шортера.

Клей Эванс услышал, как заерзал рядом с ним Кряхтелка. Клей почувствовал себя хотя бы отчасти реабилитированным, поскольку получалось так, что полицейский постоянно ему лгал. Некоторое время назад Брюм обнаружил, что Дел действует против них, но не поставил в известность Эванса. Джек Тобин с нетерпением ждал момента, когда оба подсудимых дадут показания, чтобы при помощи Дела Шортера их уничтожить. Клей избавил себя от унижения, не вышел на место свидетеля и не позволил прокурору растерзать себя на куски. Но это все, чего он добился. Судебный процесс превратился в настоящий кошмар. Защита Джимми Дикарло шла тяжело. И вот теперь прокурор вызывал Шортера, чтобы нанести смертельный удар. Клей подумал, что заплатил Дикарло двести тысяч долларов за адвокатские услуги и еще двести пятьдесят, чтобы тот организовал убийство Джека. Никто еще за такие большие деньги не получал так мало.

— Я в отставке, последние десять лет проживаю в штате Юта, — сообщил присяжным Дел.

Джек не стал останавливаться на том, как нашел детектива. Это не интересовало присяжных. Он нанял двоих людей, чтобы те выяснили, с кем говорила по телефону Трейси Джеймс в течение месяца до своей гибели. Путем трудоемкого просеивания те нашли звонок из дома сестры Дела Шортера в Стюарте. Джек сам нанес визит туда. Знакомство получилось вовсе не таким трудным, как первая встреча с Марией Лопес. Сестра призналась, что Дел к ней приезжал и, мучаясь угрызениями совести, связался с Трейси Джеймс. Но когда ее убили, испугался и вернулся в Юту, откуда, как полагал Брюм, у него никогда бы не хватило бы духа высунуть нос.

— В 1986 году я был напарником Уэсли Брюма.

Отвечая на вопросы Джека, он продолжал добивать Кряхтелку, а когда получалось, и Эванса.

— 24 января 1986 года офицер Брюм отправил меня встретить Элену и занять, пока он вел допрос ее сына. Поняв, что я нарочно тяну время, она потребовала, чтобы ее пропустили к Руди. Я ответил, что она не его адвокат.

Рассказывая, как было выделено отдельное дело об изнасиловании, Дел признался, в какое трудное положение он попал.

— Мы сознавали, что прячем улику, поэтому завели новое дело. Никаких признаков изнасилования мы не обнаружили. У Брюма не хватило ума самостоятельно дойти до такой мысли. Он мне сказал, как необходимо действовать, сразу после того, как вернулся от Эванса. Коронер был с нами заодно. Без него у нас бы ничего не получилось.

Последний удар был нанесен, когда речь зашла о поступившем в 1988 году письме. Но даже на этом этапе Джек не пошел до самого конца. Выставив несколько раз Джимми Дикарло в глупом свете, он оставил ему возможность увязнуть в перекрестном допросе.

— Я знал о письме, видел, как Мария показывала его мистеру Брюму. Уэс и Клей понимали, что появление Джеронимо Круза грозит развалить дело. Эванс в то время нацелился в федеральные судьи. А Брюм надеялся: если дело выгорит, ему тоже что-нибудь перепадет. В итоге так оно и вышло.

Джимми Дикарло терять было нечего. И во время перекрестного допроса он с яростью накинулся на Дела:

— Так вы сами в этом участвовали — занимались преступной деятельностью? Вы это хотите сказать присяжным?

— Да.

— И, как я полагаю, до сегодняшнего дня успели сообщить о своих занятиях мистеру Тобину?

— Да.

— Но не были привлечены к ответственности за незаконные действия?

— Нет.

— Хотя, если бы на любом этапе обратились в судебные органы с тем, что вам было известно, это могло бы предотвратить казнь Руди Келли?

— Согласен.

— В таком случае не кажется ли вам, что вы ответственны за его смерть не менее, чем кто-либо другой?

— Да.

— Или даже более.

— Не понимаю вашего вопроса.

— 24 января 1986 года вам позвонила Мария Лопес, но вы приняли решение не доводить до сведения Уэсли Брюма, что мать Руди Келли ожидает в приемной и требует, чтобы ее пропустили к сыну. Вы решили помариновать ее и выиграть время.

— Ничего подобного!

— Именно в вашей голове зародилась мысль выделить расследование изнасилования в отдельное дело!

— Неправда!

— Неужели? В таком случае почему документы в этой папке подписаны вашей фамилией? И резолюция, я цитирую: «По мнению следователя, расследование изнасилования следует проводить отдельно от расследования убийства».

— Не знаю. Наверное, потому, что так хотел Брюм.

— Или вы.

Дикарло явно учился на своих ошибках. Но это только радовало Джека, потому что он знал, что произойдет дальше. А вот Клей Эванс сдался. Он понимал, что игра кончена: Джимми было не по силам тягаться с Джеком. Он сделал неверный выбор, и теперь за это приходилось дорого расплачиваться. Зато он имел возможность со стороны наблюдать, как потрошат его адвоката.

— Вы увидели, как близко к сути происшедшего подобрался Джек Тобин, сговорились со своей приятельницей Марией Лопес, придумали, будто в 1988 году в полицейское управление поступило из Дель-Рио мифическое письмо, и подсунули фальшивку ему. И все ради того, чтобы вас не привлекли к ответственности.

— Неправда!

— Такого письма никогда не существовало, и вам, мистер Шортер, это прекрасно известно.

— Мистер Дикарло, у меня при себе имеется копия запроса. Не знаю, зачем я ее снял. Видимо, предполагал, что когда-нибудь может пригодиться.

Джимми Дикарло решил, что ослышался. А Клею Эвансу захотелось пристрелить профана, которому он доверил собственную жизнь.

Дел Шортер достал из кармана пиджака документ и протянул адвокату. Тот сдержался и не отшатнулся, но руки не протянул.

— Возьмите письмо, мистер Дикарло, — тихо проговорил судья.

Джимми Послушался и бросил на листок быстрый взгляд.

— Вы могли напечатать это вчера. А подпись неразборчива. — Толковые вопросы не шли ему в голову.

— Я его не печатал, — возразил бывший следователь.

— И вы не знаете, разговаривал ли о нем Уэсли Брюм с Клеем Эвансом?

— Не знаю.

— Вопросов больше не имею. — Джимми швырнул на помост письмо и вернулся на свое место с таким видом, словно это он во время перекрестного допроса наголову разбил Дела Шортера. Он даже не услышал, как Тобин вновь вызвал Филипа Шеридана.

— Мистер Шеридан, у меня имеется письмо, которое, как предполагается, было отправлено из вашего полицейского управления 16 июня 1988 года. Подпись разобрать довольно трудно. Вы не взглянете — может быть, узнаете, чья это подпись? — Он подал полицейскому листок.

Тот несколько секунд изучал закорючку, затем ответил:

— Это моя подпись.

— Ваше управление часто рассылает запросы, если считается, что подозреваемый из другого штата?

— Постоянно.

— Как долго вы храните подобные письма?

— По-разному. У нас есть так называемая папка с висяком. Если на запрос не поступает ответ, его помещают в эту папку, а через три года уничтожают.

— Теперь, поскольку вы узнали свою подпись, попробуйте воспроизвести для нас, что случилось с этим документом.

— Пожалуйста. Скорее всего мы отправили его и, не получив ответа, через три года изъяли из папки. Именно поэтому я дал показания, что в моей регистрационной книге нет его следов.

— Спасибо, офицер Шеридан. Ваша честь, вопросов больше не имею.

Несмотря на активные протесты Джимми, письмо приобщили к вещественным доказательствам.

— Повторный допрос выставляющей стороны. — Судья едва сдерживал улыбку. Джимми наконец понял, куда завела его тактика.

— Нет, ваша честь.

— Есть еще свидетели, мистер Тобин?

— Нет, ваша честь. Обвинение закончило представление доказательств.

Не успел Джек завершить фразу, как Дикарло вскочил на ноги:

— Мы снова обращаемся с ходатайством об оправдании.

Из зала и со скамьи прессы раздались смешки.

— Время 11.30, — объявил судья, посмотрев на часы. — Я намерен отпустить присяжных на ленч, а мы тем временем обсудим ходатайство об оправдании. — Он повернулся к присяжным: — Дамы и господа, я предоставляю вам длинный обеденный перерыв. Не возвращайтесь сюда до половины второго. Тогда вы услышите заключительное слово сторон и, я полагаю, будете до вечера совещаться. Не забывайте мои наказы: не разговаривайте ни с кем и не обсуждайте между собой данное дело. Наслаждайтесь едой. Итак, — продолжал он, когда присяжные покинули зал, — изложу вам коротко и ясно, чтобы у вас осталось время за обедом все обдумать и, если необходимо, скорректировать выступления. Я отклоняю иск против Клея Эванса. — По залу прошел шумок. Судья Стэнтон не обратил внимания. — На суде по делу Руди Келли он был обвинителем и поэтому пользуется полной неприкосновенностью. Он может понести уголовную ответственность за убийство Руди Келли лишь в одном случае — если после завершения процесса участвовал в незаконном сговоре с целью казнить Руди. Я внимательно выслушал все аргументы и не обнаружил подтверждения тому, что Клей Эванс знал о письме, поступившем в 1988 году из полицейского управления Дель-Рио. Мария Лопес, самый надежный в этом вопросе свидетель стороны обвинения, заявила, что у нее нет реальных доказательств, что Уэсли Брюм рассказал именно Эвансу об этом письме. Дел Шортер тоже признал, что не может доказать, что его напарник говорил мистеру Эвансу о письме. Не установив эту связь, я должен снять обвинение с мистера Эванса.

Что же до мистера Брюма, тот обладает лишь ограниченной неприкосновенностью и против него было выдвинуто достаточно обвинений, чтобы отправить дело на суд присяжных.

Таково мое постановление: мистер Эванс, вы свободны. С остальными встречаемся в половине второго.

Джимми пришел в восторг. Он было бросился пожать Четвертому руку. Но, наткнувшись на взгляд клиента, передумал.

— Мы выиграли дело вопреки тебе. Если бы я вышел на место свидетеля, как ты предлагал, то был бы в таком же положении, как Брюм, и ждал бы смертного приговора. До свидания, Джимми! Впредь не смей показываться в зале, где на судейском месте буду я.

Дикарло понимал, что ничего подобного не случится: как только Эванс вернется к судебной практике, ему захочется сумочек с деньгами, которые таскал ему адвокат. И все будет забыто. Не повернувшись в сторону второго клиента, он направился к двери, где на ступенях дворца правосудия его ждали журналисты. Он собирался рассказать им, каким образом выиграл процесс и добился освобождения Клея Эванса. А об Уэсли Брюме его никто не спросил.

После обеда, выслушав прения сторон и потратив на обсуждение меньше часа, присяжные вынесли вердикт о виновности Уэсли Брюма. А на следующий день, когда процесс вступил в фазу вынесения приговора, рекомендовали пожизненное заключение без права условно-досрочного освобождения. Судья Стэнтон утвердил приговор. Они бы голосовали за смертную казнь, но Джек во время обсуждения объяснил:

— Мы много раз говорили об этом с Руди и пришли к выводу, что смертная казнь применяется в нашей стране без достаточных оснований. И еще, что система уголовного судопроизводства слишком несовершенна, чтобы приговаривать людей к смерти. Вспомните, что произошло с Руди. Я не сомневаюсь, Руди Келли хотел бы, чтобы я попросил вас приговорить Уэсли Брюма к пожизненному заключению без права условно-досрочного освобождения, а не к смертной казни.

С его просьбой и с просьбой Руди Келли согласились.

Когда все закончилось, судья Стэнтон посмотрел на Джека и кивнул. Джек понял смысл его жеста. Признав, что судебное разбирательство противоречило нормам правосудия и начав процесс заново, Стэнтон обеспечил веское обвинение против Уэсли Брюма. Теперь Кряхтелка мог до судного дня подавать апелляции, это все равно ни к чему не приведет. Что же до Клея Эванса, обвинение против федерального судьи с самого начала имело мало шансов на успех. Стэнтон по крайней мере не освободил его до начала процесса и тем самым дал возможность показать достаточно большому числу людей, что он за человек. Джек, разумеется, хотел бы довести до конца задуманное и оплести мерзкую шею Клея Эванса точно скрученными правовыми веревками, но закон ему не позволил. Он был недоволен законом, но не судьей. Оценка его приятеля, старика Харли, была лишь отчасти верна: решения Гарри Стэнтона ни разу не отклонили на основании апелляции, потому что он был точен, как только может быть точен юрист, и всегда действовал только на основании закона.

В тот день Джек не ушел со всеми из зала суда. Ему хотелось побыть одному. Много лет назад Мики ему сказал: придет время, и он совершит великую вещь. И это будет касаться их обоих. Теперь он думал только об одном: ему не удалось спасти Руди и не удалось призвать к ответу Клея Эванса. Но он вложил в это дело душу и готов был пожертвовать жизнью.

Как ему тогда, много лет назад, сказал Мики? «Когда все закончится — а все закончится, что бы это ни было, потому что ты довершишь начатое, — я хочу, чтобы ты вспомнил этот день и что я тебе говорил».

Процесс завершился, но не закончился. В каком-то смысле он был только началом.

Джек собрал бумаги, задвинул стул в стол и сделал шаг к выходу из зала суда. Он знал, что еще вернется сюда.