Гештальт-самотерапия. Новые техники личностного роста

Шиффман Мюриэл

Эта книга — отличное пособие по оказанию помощи самому себе в проблемных ситуациях повседневной жизни. Она представляет собой продолжение книги «Лицом к подсознанию: Техники личностного роста на примере метода самотерапии». Автор книги — Мюриэл Шиффман, ученица А. Маслоу и Ф. Перлза. Метод самотерапии представлен ею в книге как чистосердечное, живое и оптимистичное описание того, как реальный человек, периодически сталкиваясь с эмоциональными, соматическими, социальными, экзистенциальными и иными проблемами реальной жизни, учится их разрешать, извлекая уроки из опыта собственных провалов, исцеляется и обретает силу двигаться дальше. Книга рассчитана как на специалистов помогающих профессий: психологов, психотерапевтов и пр. — так и на тех, кто хочет помочь себе сам.

 

Annotation

Эта книга — отличное пособие по оказанию помощи самому себе в проблемных ситуациях повседневной жизни. Она представляет собой продолжение книги «Лицом к подсознанию: Техники личностного роста на примере метода самотерапии».

Автор книги — Мюриэл Шиффман, ученица А. Маслоу и Ф. Перлза. Метод самотерапии представлен ею в книге как чистосердечное, живое и оптимистичное описание того, как реальный человек, периодически сталкиваясь с эмоциональными, соматическими, социальными, экзистенциальными и иными проблемами реальной жизни, учится их разрешать, извлекая уроки из опыта собственных провалов, исцеляется и обретает силу двигаться дальше.

Книга рассчитана как на специалистов помогающих профессий: психологов, психотерапевтов и пр. — так и на тех, кто хочет помочь себе сам.

Мюриэл Шиффман

ПРЕДИСЛОВИЕ

ТЕРМИНЫ, ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ В ЭТОЙ КНИГЕ

ДОКТОР ДЖЕКИЛ И МИСТЕР ХАЙД

ВНУТРЕННИЙ КОНФЛИКТ

ТЕХНИКИ ГЕШТАЛЬТ-САМОТЕРАПИИ

I. Исследование известной фантазии

II. Сновидения

III. Встречи с людьми

В ПОИСКАХ ИДЕНТИЧНОСТИ

САМОДИСЦИПЛИНА

ОЦЕНОЧНОЕ ОТНОШЕНИЕ

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И ВИНА: ПРОБЛЕМЫ В ОБЩЕНИИ

НЕВРОТИЧЕСКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ В КОНТРОЛЕ

МУЖЕСТВО ПОТЕРПЕТЬ НЕУДАЧУ

СМЫСЛ ЛЮБВИ

ОФИСНЫЙ НЕВРОЗ

ДЕПРЕССИЯ

КАК ИСПОЛЬЗОВАТЬ ПСИХОТЕРАПЕВТА

ОДИНОЧЕСТВО

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ ЮНОСТИ

ЗАВИСТЬ И РЕВНОСТЬ

ВОРКШОПЫ ПО САМОТЕРАПИИ

Приложение I

Приложение II

Приложение III

Литература

 

Мюриэл Шиффман

 

Гештапьт-самотерапия. Новые техники личностного роста

Анне и Джинн, с извинениями

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга написана в расчете на читателя, не имеющего специальных психологических знаний. Она представляет собой продолжение книги «Самотерапия. Техники личностного роста», краткое содержание которой дано в Приложении Г.

На русском языке книга была издана под следующим названием:. Шиффман М. «Лицом к подсознанию: Техники личностного роста на примере метода самотерапии». Москва, 2007.

 

ТЕРМИНЫ, ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ В ЭТОЙ КНИГЕ

Родитель, Ребенок и Взрослый. Эти термины используются не совсем в русле традиционного понимания, представленного в транзактном анализе Эрика Берна (5).

Родитель: ваша внутренняя часть, которая функционирует наподобие карикатуры, это гиперболизация родительских и других значимых фигур вашего детства — наказывающая, ругающая, осуждающая часть.

Ребенок: ваша скрытая часть, которая переживает старые запрещенные эмоции из прошлого.

Взрослый: ваша рациональная часть, осознает реальность настоящего. Слово «часть» не означает, что вы расчленены на множество частей; просто подразумевается, что в разное время вы функционируете на разных уровнях.

Отыгрывание: провальное поведение, мотивированное иррациональными, скрытыми чувствами.

Проекция: приписывание другому человеку эмоций, которые испытываете вы сами, но скрываете от себя.

Перенос: иррациональная установка по отношению к другому человеку, чье поведение вы представляете в ложном свете в соответствии с собственными неразрешенными проблемами.

Скрытые чувства: бессознательные эмоции, находящиеся вне сознания и сознательного опыта.

Сопротивление: скрытый страх изменений, стремление сохранять старые защиты. Часть вас, которая мешает расти и развиваться, которая препятствует психотерапии.

 

ДОКТОР ДЖЕКИЛ И МИСТЕР ХАЙД

Недавно я прочитала книгу «Доктор Джекил и мистер Хайд» (1) и поняла, насколько Голливуд исказил истинное послание Роберта Льюиса Стивенсона. Это трагедия человека, который намеренно разделил две стороны своей природы, хорошую и плохую, «духовную» и «животную». Автор пишет: «Наблюдая в себе соперничество двух противоположных натур, я понял, что назвать каждую из них своей я могу только потому, что и та и другая равно составляют меня; еще задолго до того, как мои научные изыскания открыли передо мной практическую возможность такого чуда, я с наслаждением, точно заветной мечте, предавался мыслям о полном разделении этих двух элементов [курсив мой — М. Ш. ]. Если бы только, говорил я себе, их можно было расселить в отдельные тела, жизнь освободилась бы от всего, что делает ее невыносимой; дурной близнец пошел бы своим путем, свободный от высоких стремлений и угрызений совести добродетельного двойника, а тот мог бы спокойно и неуклонно идти своей благой стезей, творя добро согласно своим наклонностям и не опасаясь более позора и кары, которые прежде мог бы навлечь на него соседствовавший с ним носитель зла. Это насильственное соединение в одном пучке двух столь различных прутьев, эта непрерывная борьба двух враждующих близнецов в истерзанной утробе души были извечным проклятием человечества. Но как же их разъединить? »*

Цитата по книге: Стивенсон Р. Л. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда. - М.: Правда, 1981.

Доктор Джекил нашел химическое средство диссоциации, разделения двух своих сторон, и на некоторое время его взлелеянная мечта осуществилась. Но постепенно плохая сторона стала более сильной, неконтролируемой и кровожадной. Доктора Джекила настолько потрясли и ужаснули жестокие поступки мистера Хайда, что он решил остановить процесс и больше никогда не входить в эту роль. Однако было слишком поздно. Его плохая сторона, долго существовавшая вдали от хорошей, стала настолько сильной, что больше не поддавалась его контролю. Невольно в самые неожиданные моменты доктор Джекил превращался в человека, которого ненавидел и боялся, в зверя по имени мистер Хайд.

Меня ужаснула эта история. Я шла тем же путем. Я тоже пыталась разделить две стороны своей личности. Я тоже старательно прятала ту часть себя, которая была жестокой и злой, уподобившейся людям, которые унижали меня в детстве. Я играла роль доктора Джекила — доброго, безгрешного, любящего всех. Временами, особенно в отношениях с моими дочерьми, верх брал мистер Хайд: я их ругала, придиралась к ним, манипулировала ими точно так же, как моя мачеха С. Без самотерапии я бы и дальше пыталась разделять эти две стороны. Можно даже предположить, что в итоге я бы отыграла унижающую и жестокую часть себя, которая похожа на миссис Л., мою первую мачеху с садист-кими наклонностями.

Я вижу повторение трагедии доктора Джекила — мистера Хайда в моих студентах. Приведу несколько примеров.

Бен живет двойной жизнью. Он так удачно разделил две части своей личности, что люди, которые знают только доброго и отзывчивого доктора Джекила, испытывают настоящее потрясение, впервые встретившись с пугающим и унижающим мистером Хайдом.

Алкоголь подобно чудесному препарату доктора Джекила может раскрывать в людях мистера Хайда. Когда Бетси была маленькой, она действительно считала, что у нее две матери. Трезвая мать была заботливой и любящей. Пьяной мать становилась настолько омерзительной и ужасной, что маленькая Бетси начинала плакать и звать «другую» мать.

Некоторые люди настолько преуспевают в разделении своей личности, что буквально доходят до безумия. Лео от-назывался испытывать гнев в любой форме, поэтому превратился в безгрешную, холодную, ригидную, запрограммированную статую. Он настолько хорошо отделил себя от своей злой стороны, что эта часть его личности была способна оживать только при случайных вспышках гнева наподобие психотических припадков.

Сельма не доверяла мягкой отзывчивой стороне своей натуры. Она сознательно культивировала в себе жесткую, холодную личность, чтобы избавиться от чувств беспомощности и уязвимости. Время шло, и она обнаружила, что больше не может контролировать эту жесткую маску. В те моменты, когда Сельма действительно хотела освободить себя, хотела испытывать и выражать нежность, она оставалась бесчувственной в своей броне, отчужденная от других людей и от тепла собственной человечности. Только длительная болезненная самотерапия высвободила мягкую сторону ее натуры из заключения, куда Сельма ее заточила.

В этой книге я ставлю своей целью научить вас интегрировать противоположные части вашей личности.

 

ВНУТРЕННИЙ КОНФЛИКТ

Эта книга появилась на свет в результате моего травматического и терапевтического опыта работы с доктором Фредериком (Фрицем) Перлзом, основателем гештальт-терапии. Для тех, кто знал Фрица, во фразе «травматический и терапевтический» противоречия нет. Он считал, что задача терапевта состоит в том, чтобы фрустрировать пациента, довести его до отчаяния, терапевтического тупика. В этой точке у последнего появляется смелость проработать ситуацию, начать барахтаться в поисках дна, пока не найдется новый путь.

Много лет назад я поехала институт Исален в Биг-Сур, чтобы принять участие в пятидневном мастер-классе Фрица. Я ехала, дрожа от страха, поскольку слышала ужасные истории о харизматичности этого человека. Мои катастрофические предчувствия, выражаясь языком Фрица, полностью оправдались. Это происходило в те времена, когда он еще не созрел для мягкого стиля работы последних лет. В конце того мастер-класса даже сам Фриц признался, что зашел слишком далеко, был слишком жесток.

Как и у многих невротиков, у меня немедленно сформировался перенос — Фриц стал для меня отцовской фигурой. Я отчаянно жаждала его любви и постоянно получала отказ. Всю неделю я использовала собственные техники самотерапии (см. Приложение I) просто для того, чтобы выжить. Снова и снова, счищая один за другим слои своих чувств к Фрицу, я обнаруживала все более глубоко сокрытые чувства к собственному отцу.

В результате той интенсивной работы я сделала огромный шаг на пути личностного роста. Но еще три года после этого я не осмеливалась посетить его другие гештальт-классы.

Я проработала перенос при помощи самотерапии и наконец достигла той точки, где больше не нуждалась в любви Фрица, где больше не было желания стать папиной любимицей. Я чувствовала себя ученицей и была готова учиться. На втором мастер-классе по гештальт-терапии я сообщила Фрицу о достигнутом. Я сказала: «Я хочу учиться. Учите меня». С тех пор Фриц время от времени очень любезно делился со мной своими размышлениями.

«Сейчас я работаю над тем, как перевести бессознательные фантазии в область сознания. Все есть проекция», — говорил он.

Все? По-моему, чересчур широко. Я не принимала этого. (Проекция — это когда вы воображаете, что другой человек испытывает определенные эмоции, которые на самом деле переживаете вы сами). Да, конечно, я вижу, что многие искажения в нашем видении являются проекцией, но уж точно не все! Мне часто казалось, что мы воображаем, будто другие ведут себя с нами, как люди из нашего прошлого, но это вовсе не означает, что мы сами действуем так-же.

В тот год, который прошел между моим вторым и третьим посещением мастер-классов Фрица, я немного занялась гештальт-самотерапией — по большей части со сновидениями. Но в основном я полагалась на свои старые техники самотерапии. Я дала несколько лекцией по гештальт-самотерапии. В некоторых случаях при работе со студентами, которые были слишком далеки от своих внешних чувств, чтобы я могла воспользоваться своими старыми методами, я обучала их пользоваться сновидениями, как учил Фриц.

Во время третьего мастер-класса я поняла, что перенос все еще имеет место: одобрение Фрица и воображаемое неодобрение были для меня все еще очень важны. В последующие месяцы самотерапии я осознала, каких еще людей помимо отца представлял для меня Фриц. В течение того года я стала пользоваться тем, чему научилась у Фрица.

Теперь я чаще применяла гештальт-самотерапию. Когда появилась книга о мастер-классах Фрица (3), я прочла ее на одном дыхании. Смерть моей матери погрузила меня в пучину старых конфликтов. Эта книга была как рука помощи. Все переживания и наблюдения тех трех мастер-классов, промежуточные годы самотерапии, связанные с Фрицем, встали на свои места.

Я стала проводить с собой регулярные еженедельные сессии гештальт-самотерапии (в дополнение к моим старым техникам самотерапии, которые я применяла к неожиданно возникающим неадекватным эмоциям). В отличие от других моих техник, гештальт-самотерапию можно планировать заранее: вы можете начинать работать в спокойном состоянии, не ждать или не разогревать вспышки подходящих эмоций.

Скоро я поняла поразительную истину внешне случайных слов Фрица: «Все есть проекция». Мое отношение к проблеме внутреннего роста полностью переменилось. Будто сдвинулись некие шестерни. Радикально изменились мои лекции. Меня больше не удовлетворял тот факт, что студенты используют самотерапию как средство избавления от дискомфорта и решения повседневных проблем. Я поняла, что некоторые из них используют мои методы в качестве костылей, чтобы хромать дальше. Я хотела рассказать, что они смогут ходить свободно, если сначала рискнут поползать на животе как новорожденные, на короткие мгновения ощутив собственную беспомощность.

Я уподобилась проповеднику-евангелисту, призывая студентов обратить взгляд к высшей цели, искать подлинный рост вместо того, чтобы просто приспосабливаться к своим неврозам. Постепенно по вербальной и невербальной обратной связи я выяснила, что многие из них не понимают меня.

Что же я хотела сказать им? Что-то вроде этого: моя первая книга (4) научила людей, как избегать отыгрывания собственных невротических тенденций. Счищая кожуру луковицы, которая представляет собой всю совокупность сложной личности человека (слой за слоем псевдоэмоций и установок, накопленных годами), я могу достичь истинных чувств. Мы узнали — мои студенты и я, — что иногда очевидные, поверхностные эмоции к человеку или событию из настоящего являются маскировкой реакций на что-то из прошлого. Бывает ли так, что вы иногда ужасно злитесь на супруга без всякой видимой причины? Самотера-пия помогает вам вернуться к эмоциям, которых вы избегали много лет назад по отношению к своим родителям. Внешние эмоции к мужу или жене испаряются, и вы снова становитесь рациональным (см. Приложение I).

Это хорошая система для повседневной жизни. Вы учитесь узнавать и справляться с собственными невротическими искажениями реальности, постепенно набираетесь смелости чувствовать подлинные эмоции, чаще избегаете провального поведения, приобретаете более позитивный опыт, становитесь здоровее.

Наблюдая людей в течение многих лет через переписку, на конференциях или воркшопах, я стала замечать, что некоторые из них пользуются техниками самотерапии, но не меняются по-настоящему. Они сформировали подход, который дает облегчение от интенсивных, болезненных эмоций, с ними реже происходят тревожные и депрессивные периоды, время от времени они искуснее «справляются» с другими людьми. Но базовый невроз, искаженный взгляд на жизнь, на себя и других, остаются нетронутыми. Они периодически возвращаются к старым провальным паттернам, полностью восстанавливая их, будто вставая после каждого своего падения и подбирая за собой осколки со словами: «Ой! Поскользнулся. Извините», и опять обращаются к тому, что, как усвоено ими, выглядит «хорошими манерами», — без всякого реального самосознавания.

Я начала понимать, что они делают с самотерапией. Они возвращаются в прошлое по трем причинам:

1) чтобы получить облегчение от болезненных эмоций в настоящем;

2) чтобы дать оценку очевидным эмоциям («Не удивительно, что я ненавижу свою жену! Она такая же, как и моя мать»);

3) научиться новым способам того, как иметь дело с людьми, чтобы получать то, в чем, по их мнению, они нуждаются.

Мои техники самотерапии разработаны для личностного роста. Некоторые студенты, как и я сама, используют их, чтобы:

1) прийти к более точному осознанию себя, принять больше ответственности за свою жизнь, вместо того чтобы пенять на других;

2) копить позитивные переживания в повседневной жизни, которые придают сил, чтобы двигаться к дальнейшей цели, — становлению такими, какими мы хотим быть.

Но другие люди используют самотерапию только в целях приспособления, чтобы было удобнее сосуществовать со своими неврозами. Они фантазируют, что у них нет внутренних ресурсов, и все, что им нужно, происходит от других людей: уважение, признание, одобрение, любовь. В терапии они преследуют две главные цели:

1) избегать боли;

2) научиться лучшим способам получения того, что, по их мнению, они хотят от мира.

Этот вид приспособленческой терапии не слишком хорош для меня, и я не хочу ему обучать. Я поняла, что многим моим студентам нужно новое направление. Я должна была показать им высшую цель, мечту о самореализации, о реальном росте.

«Все есть проекция». Снова и снова я объясняла: когда используете самотерапик» для исследования скрытых чувств, связанных с человеком, который, как вы обнаружили, напомнил вам кого-то из вашего прошлого, вы не должны останавливаться и прекращать работу. Идите дальше. Любая ваша чрезмерная реакция на кого-то или что-то в настоящем из-за чего-то в прошлом означает, что вы «проглотили» того человека (отца, мать, брата или сестру) и не способны его переварить; вам следует познать его как часть себя. Недостаточно обвинить отца за то, что он причинял вам боль. Сейчас вы сами тот, кому больно, или тот, кто хочет причинить боль кому-то другому аналогичным образом.

Каждый человек из нашего прошлого, отношения с кем еще не завершены, с кем мы не осмеливаемся чувствовать и действовать в соответствии с нашими подлинными чувствами, живет внутри нас и руководит некоторыми сферами нашей жизни. Чтобы расти и быть подлинным самим собой, мы должны вернуться к тем незавершенным ситуациям, прочувствовать старые запретные эмоции и прожить те скрытые части себя, которые похожи на людей, однажды фрустрировавших нас. Это и есть настоящая работа терапии. Проделывая эту работу достаточно часто, мы можем «разжевать» тех людей, которых когда-то «не переваривали», интегрировать отдельные их части в самих себя и отбросить то, что мы не используем.

Гештальт-терапия — инструмент, созданный для этой трудной, глубинной работы. Я начала обучать ей на всех лекциях и вскоре увидела, что некоторые студенты готовы к этой работе, но большинство — нет. Из устной и письменной обратной связи я поняла, что вторая группа хочет конкретных техник, которые позволяют сделать жизнь комфортнее и учат управлять другими людьми. Пережитая по этому поводу фрустрация заставила меня еще больше погрузиться в гештальт-самотерапию: с разных сторон я исследовала свою навязчивую тягу к общению. Потом я вспомнила о письмах от незнакомых людей, которые прочитали мою книгу «Самотерапия». Они были настолько готовы к самотерапии, что учились, не вступая со мной в личный контакт. Мое миссионерское рвение разгорелось: я очень хотела добраться до людей, которые были готовы к встрече с собой, хотели измениться и больше не желали ковылять с помощью костылей, приспосабливаясь к своим неврозам. Я решила на некоторое время перестать читать лекции и написать еще одну книгу.

Гештальт-терапия, как и психодрама, — это способ сознательного разыгрывания в конкретной форме ваших бессознательных фантазий. Когда вы работаете с терапевтом или ведущим группы, он ведет вас, дает вам толчок в направлении решения невротической проблемы. В гештальт-самотерапии вы предоставлены самому себе. Цель, как и в любом виде самотерапии, состоит в том, чтобы узнать, где вы находитесь.

Я хочу узнать себя, по-настоящему осознать противоборствующие силы внутри меня, сознательно пережить битву, бушующую под поверхностью моего сознания. Битву, отдаленные раскаты которой я стремлюсь заглушить сжимая зубы, мучаясь головной болью и навязчивыми мыслями. Когда я спускаюсь туда и погружаюсь в битву, я могу испытать то, что Фриц называет «терапевтическим тупиком».

Толковый словарь Вебстера определяет слово «тупик» как «непроезжую дорогу или путь; затруднительное положение, не имеющее очевидного выхода». Когда я пытаюсь решить проблему и обнаруживаю бесполезность прежних невротических путей, когда разрешаю себе испытать фрустрацию и беспомощность, отчаянно мечусь в поисках выхода, я переживаю терапевтический тупик. Только тогда, ударившись о каменное дно, я имею шанс выбраться на новый путь.

Каждый раз, когда вы чрезмерно реагируете на другого человека, неважно, насколько «реальным» вам кажется его поведение, вы что-то на него проецируете. Это подходящий случай для применения гештальт-самотерапии: вы можете обнаружить скрытую часть себя. Как и в любом виде самотерапии, если вы пережили скрытое чувство, то явное чувство, которое было вначале, исчезает. После самотерапии вы все еще можете испытывать неприязнь к тому или иному человеку, но гнев, страх или депрессия уходят.

В офисе психиатра никогда никому не становится лучше, да и одной самотерапии, осознания себя, «инсайтов» недостаточно для изменений; даже «воля к власти» (использование Родителем грубой силы с целью сломить дух Ребенка) не способна принести облегчение. Настоящий личностный рост происходит как результат самоосознания и экспериментов с новым поведением, как это описано в главе «Самодисциплина».

Каждый раз, проживая внутреннюю битву, я вижу ужасную пропасть между двумя сторонами своей личности. После каждого гештальт-опыта я нахожу маленькие островки для выбора, компромисс между этими двумя противоборствующими силами. Понемногу, вновь и вновь работая над этой дихотомией, я вижу, что пропасть сужается, а делать выбор становится легче. Моя цель — интегрировать две противоположные стороны личности и положить конец внутренней борьбе.

Шаг за шагом я приближаюсь к цели. Проходя через две конфликтующие стороны в гештальт-самотерапии, я воспринимаю каждую из них как крайность, лишенную рациональности. Я не представляю, какой буду, когда завершу работу, каким будет средний путь, середина между этими крайностями. Гарри Стек Салливан говорил, что каждый из нас — карикатура на то, какими мы могли бы быть. Я очень хочу узнать, каким будет мое истинное «я», когда исчезнут все искажения.

В чем отличие между а) психологией приспособления и б) гештальт-терапией?

В психологии приспособления цели узкие. Вы хотите комфортнее уживаться со своими неврозами. Вы боитесь настоящих изменений. В гештальт-терапии вы действительно стремитесь к личностному росту. Вы хотите знать, кем являетесь на самом деле, хотите избавиться от старых отрепий защит, даже при условии, что некоторое время будете чувствовать себя обнаженным. Если же вас просто интересует приспособление, то вы боитесь наготы и цепляетесь за остатки одежды. Для вас любая боль в настоящем важнее неизведанного.

У человека, двигающегося дорогой приспособления, есть две главные цели:

1. Контролировать других. Он живет, руководствуясь фантазией, что все его жизненные ресурсы, исполнение желаний, радость зависят от других людей и вещей. Он использует терапию, чтобы модифицировать провальное поведение и стать успешнее в получении.

Трагедия заключается в том, что такой человек удерживает себя от истинного роста; он никогда не касается собственных внутренних ресурсов, поэтому не знает, что источники жизни, исполнения желаний, радости находятся в нем самом. Более того, поскольку он боится истинных внутренних изменений, то модификации поведения, являясь поверхностными, носят временный характер. Некоторое время все*идет хорошо: человек кажется более приспособленным, он лучше «справляется» с людьми и событиями, но давление от внутренней битвы, которую он пытается игнорировать, постепенно нарастает, и вдруг — бум! — он отыгрывает иррациональный, провальный паттерн, и карточный домик рушится. Человеку снова приходится «учиться» тому, «как себя вести». Его жизнь представляет собой череду периодов реформ и мятежей.

2. Вторая цель такого человека — повысить самоуважение. Он стремится коллекционировать опыт, мысли, чувства, которые способны отвратить его от сознания базового убеждения в собственной никчемности. Это ведет к провалу: пока он действует хорошо, — используя новое знание, чтобы лучше «уживаться», манипулировать людьми и событиями, — он проецирует на других Родителя из своей головы. Он фантазирует, что они вынуждают его вести себя определенным образом, после чего бунтующий Подросток в нем приходит в ярость. Он чувствует себя униженным и поруганным из-за собственной старательности, уступчивости и миролюбия. Самоуважение падает, и чтобы его восстановить, человек срывается в импульсивное поведение. Он «доказывает» окружающим, что не боится их. Именно тогда и рушится карточный домик.

Если бы в такой момент человек увидел внутреннюю битву и пережил ее, он не стал бы отыгрывать бессознательную фантазию униженного ребенка, окруженного злобными Родителями. И ему незачем было бы бунтовать, чтобы поднимать самоуважение.

Но приспосабливающийся человек так озабочен своей задачей — «чувствовать себя лучше», избавиться от боли, что скорее начнет обвинять других людей, чем обратится к своим чувствам. Легче отмахнуться, чем принять ответственность за свое несчастье, легче «сбежать в реальность», бороться с другими, чем пережить внутреннюю борьбу.

Чтобы заниматься гештальт-терапией с ориентацией на истинный личностный рост, вы должны быть способными переживать и ненависть к себе, и надежду. Одного без другого недостаточно.

Ненависть к себе переживается подобно стыду, вине, беспомощности. Вы ругаете себя за собственную «пло-хость», глупость или невротизм. Иногда вы подчиняетесь этому голосу вместо того, чтобы просто выслушать его. Когда вы подчиняетесь, то ведете себя как испуганный ребенок, забившийся в угол и пытающийся умилостивить родителей: «Да, я знаю, я плохой, глупый, больной. Бейте меня. Я заслужил наказание».

Вы пытаетесь задобрить Родителя в своей голове вместо того, чтобы противостоять ему. Вы манипулируете им точно так же, как манипулируете другими людьми. «Если я смогу заставить его пожалеть меня, то миную наказание». Этот способ позволяет избежать реальной терапевтической работы, которая заключается в переживании двух противоположных сторон вашей личности в режиме реального диалога.

С этим видом самотерапии вы получаете временное облегчение, успокоение Родителя, подобно тому, когда вы плачете при просмотре фильма. Но пока вы не спросите себя: «Что мне это напоминает? О чем я на самом деле плачу? » (4), вы не сможете измениться. Избегая конфронтации с порицающим Родителем, оставаясь с чувством ненависти к себе, вы не растете. Каждый раз, задабривая тирана или бунтаря, вы получаете только временное облегчение.

Правда заключается в том, что если бы вы были полностью плохим, глупым или больным, вы бы себя не ругали.

Ругая себя, вы доказываете, что у вас есть определенные стандарты, есть некоторая часть вас, которая хочет стать лучше. Игнорируя эту часть, впадая в самообвинение, вы ведете себя лживо и трусливо. Вы призываете наказание, например, наказание депрессией, вместо встречи лицом к лицу с внутренним конфликтом, которая может придать вам необходимой для изменений смелости. Вы ищете легких путей, быстрого короткого облегчения. Вы получаете это временное облегчение, когда, чувствуя ком в горле, плачете в кино. Но ничего не меняется, пока вы не обратитесь к своим скрытым чувствам.

Надежда на изменения придает нам смелости начать терапевтическую работу, выступить против порицающего Родителя, не согласиться с ним. Человек, подчинившийся ненависти к себе ради временного облегчения, говорит нечто вроде: «Я ничего не стою, я не заслуживаю того, чтобы жить. Я должен убить себя. Отчего я не могу поступать правильно? Я такой плохой, глупый, больной. Чувствую, что сдаюсь. Я бы хотел убить себя, но слишком труслив, чтобы это сделать» и т. д., затем разражается плачем. Потом некоторое время он чувствует себя лучше. Родитель, живущий внутри него, перестает ругаться, и подобно тому, как это происходит между родителем и рыдающим ребенком в реальности, говорит: «Что же, раз ты признаешь, что ты плохой мальчик, искренне сожалеешь об этом, то я больше не буду тебя наказывать, до следующего раза». И следующий раз всегда наступает.

Только почувствовав наличие обеих сторон своего «я», признав пропасть между ними, вы получаете шанс сократить этот разрыв, приблизить противоположности. Каждый раз, переживая внутреннюю борьбу, ваш Взрослый становится сильнее. Вы свободны в маленьких выборах, выполнении реальных действий, опровержении вердиктов Родителя, укреплении оппозиции, улучшении образа «я».

Но каждый раз, при подчинении Родителю (отыгрывании слабого побитого Ребенка), ваш Взрослый слабеет и не может защитить Ребенка. Неудача в изменении поведения укрепляет позиции Родителя, оправдывает наказание. Разрыв межу двумя сторонами личности растет, битва становится все более жестокой.

Трудность работы с невротическими паттернами состоит в том, что они не статичны. Если нам не становится лучше, мы не стоим на месте. Нам становится хуже.

Человек, ориентированный на личностный рост, должен чувствовать как надежду, так и ненависть к себе. Что может одна надежда?

Если вы надеетесь измениться, но боитесь испытать ненависть к себе, постоянно бежите от чувства вины, стыда, беспомощности, то прячетесь от внутреннего конфликта. Эта система может превратиться в самогипноз («Я могу стать лучше, я стану более здоровым»), с помощью которого вы строите все больше и больше защит, удаляясь от истинных чувств. Внутренняя битва кипит незримо для вас, прорываясь в виде острого страха, депрессии, физической болезни и т. д.

Каждый из нас живет во сне, в мечтах, уходящих корнями в прошлое. Невротик (и так называемый «нормальный» человек с невротическими тенденциями средней выраженности) редко испытывает ощущение здесь-и-сейчас. Он представляет в ложном свете людей и события из настоящего таким образом, чтобы они соответствовали его плохому сну. Перлз называет сон «бессознательной фантазией»; Эрик Берн (5) вводит понятие «сценария», тайного текста, которому человек следует, делая будущее похожим на прошлое. Мы деформируем новых людей, события и помещаем их в старые коробки, обеспечивая себя, тем самым, старыми фрустрациями. Ангьял (6) говорит о «личной мифологии» невротика, его внутренних предубеждениях и стереотипах, с помощью которых он неверно истолковывает реальность. В своей работе я вижу, как люди отчаянно цепляются за свои ложные представления, планомерно искажают опыт, который противоречит их теориям. Чтобы оправдать чувства недоверия, страха, беспомощности, гнева, они закрывают глаза, затыкают уши и говорят: «Не надо меня путать этими фактами».

Если я живу во сне, я не могу видеть вас ясно. И если я неожиданно встречаюсь с вами в тот момент, когда вы захвачены своим сном, вы тоже должны увидеть меня в ложном свете. Я описывала (4), что происходит, когда оба человека одновременно ведут себя иррационально, когда их взаимодействие затрагивает область, в которой восприятие обоих искажено. Всякий раз, функционируя на уровне сна, мы скрываем от себя некоторые чувства. Скрытая эмоция принадлежит более раннему, примитивному способу умозаключений, который не совместим с нашим взрослым мышлением.

Здесь можно выделить два важных фактора:

1. Взрослому человеку сложно понять анахронизмы умозаключений. Эта одна из причин трудностей самотерапии. Если кто-то скажет вам, что несмотря на ваш внешний гнев в действительности вы испытываете страх перед маленьким человеком, в два раза моложе и меньше вас ростом, вы рассмеетесь. Но для Ребенка внутри вас эта маленькая фигура является большой и угрожающей.

2. Когда вы действительно проникаете в свои скрытые чувства, ваш Взрослый получает возможность разбираться с проблемой более рационально. Но если вы что-то прячете от себя, используете ложные чувства для прикрытия, вы действуете провально. Вместо желанной любви вы получаете отвержение. Если ищете одобрения, то находите обратное. Пытаясь повысить самоуважение, вы выставите себя дураком.

Пережив истинное чувство, вы больше не будете нуждаться в разрушающих внешних эмоциях. Они исчезнут. Помимо этого Взрослый признает неуместность скрытого чувства, так что отпадет необходимость в его отыгрывании. Почувствовав внутри себя ребенка, ту часть, которая все эти годы взрослела и училась, вы поймете, что она может принимать взрослые решения.

Мы не можем узнать других, не зная себя. Каждый раз, сталкиваясь с проблемами восприятия окружающего мира, мы должны обращать свой взгляд внутрь и очищать свое зрение.

Осознание себя — это подготовка, а не замена терапии. Распознав паттерн провального поведения, вы понимаете несоответствие внешней эмоции текущей ситуации. Если вместо использования этого знания как ключа к самотерапии, вы полагаетесь в решении проблемы на интеллект, игнорируете скрытые чувства, вас ждет неудача. Если ваш ребенок плачет, вы не можете удовлетворить его потребность, не разобравшись сперва: он голодный, ему холодно и мокро, или в одеяле есть булавка, которая колет малыша? Ребенок, живущий внутри вас, плачет каждый раз, когда вы переживаете неуместную эмоцию. Вы не можете принять мудрое решение, пока не узнаете, почему он плачет.

Когда искушенный невротик замечает, что он играет в непереносимую для себя игру, он меняет ее на другую и притворяется, что «ему лучше» (4). Он переходит на более высокий уровень осознания себя, обнаруживает паттерны провального поведения и, не исследуя его скрытые причины, пытается внести изменения.

Правда состоит в том, что он заметил только одну иррациональную сторону своих действий. Теперь ему кажется, что в мыслях царит ясность и он может принимать рациональные решения. Но поскольку человек избегает внутреннего конфликта, он может только поменять стороны своей личности и отыграть еще одну, тоже иррациональную, провальную тенденцию.

Чем дольше вы избегаете встречи с обеими сторонами битвы, тем дольше топчетесь на месте, отыгрывая то одну, то другую сторону. Если вы управляете людьми и событиями, исходя из одних установок, то другая сторона будет стремиться к власти и саботажу ваших усилий. Переключение этих сторон (которое обманчиво принимается за личностный рост) похоже на принятие правильных решений с известной долей бравады. Это значит, что вы живете не на уровне Взрослого, а подчиняетесь какому-то одному голосу: ругающего Родителя («Приди в себя! Прекрати плохо себя вести, делать глупости и сходить с ума! »), беспомощного Ребенка («Я сдаюсь, я слишком плохой, глупый и безумный, чтобы справиться с этим») или бунтующего Подростка («Мне надоело быть хорошим. Я хочу веселиться и чувствовать себя сильным»).

Сменяющие друг друга доктор Джекил и мистер Хайд проявляют себя примерно так:

• «Я буду сильным. Плевать на мнение других людей! » — ужасный страх неодобрения и наказания.

• «Я не буду никого задабривать. Я не буду унижаться. Я буду честным (наказывающим, осуждающим, унижающим)» — задабривание, манипулирование, шантаж, самоуничижение.

• «Я не буду бояться, не буду чувствовать себя беспомощным» — страх, тревога, беспомощность.

• «Я буду всех любить» — отчуждение, холодность, скука при виде страданий людей.

• «Я буду дружелюбным » — враждебность и боязнь людей, отчуждение, одиночество.

• «Я буду хладнокровным и разумным» — истерия, манипулирование людьми при помощи чувств.

• «Я буду тактичным, буду заботиться о чувствах других людей» — эгоцентризм, отчуждение, скука, отсутствие интереса к людям.

• «Я перестану поучать» — потребность управлять людьми, избегание собственных чувств.

• «Я перестану выпрашивать сочувствие» — навязчивая жалость к себе, потребность в сочувствии.

• «Я перестану манипулировать» — компульсивное манипулирование.

• «Я перестану притворяться» — лживость, страх отвержения себя реального.

Человек принимает подобные «правильные решения», чтобы найти более эффективный способ подкрепить самоуважение. Он хочет немедленно почувствовать себя лучше, избавиться от боли. К сожалению, эта система никогда не работает. Облегчение всегда оказывается временным, и он переключается на другую сторону. Меня всегда удивляет короткая память такого человека. Каждый раз, слыша рассуждения о начале «новой» жизни, красочное описание вновь обретенной свободы от невроза, я понимаю, что эти же самые слова с точно такими же восклицаниями он говорил недели, месяцы, годы назад. Создается впечатление, что желание измениться без соприкосновения с болью внутренней конфронтации влияет на психические процессы, заставляя умного человека обманывать себя и верить в это.

Осознание себя является предпосылкой самотерапии. Фокусируясь на других людях, мы бежим от работы над собой. Пока вы сохраняете свои внешгіие чувства и оправдываете их, вы теряете возможности на пути к личностному росту и все глубже зарываетесь в искаженное восприятие.

Мартин Бубер (2) описывает людей, способных сделать настоящую терапевтическую работу и не способных на это. Он говорит другим языком, но, по сути, размышляет над теми же проблемами, которые я подняла в этой главе.

Бубер определяет хорошего человека целостным и непротиворечивым. Нечестный человек не может принять мудрое решение, ему мешает внутренний конфликт. В результате его поведение становится провальным. Однако у нечестного человека остается надежда: он может стремиться к объединению внутренних конфликтов и стать хорошим.

Грешник, в терминологии Бубера, представляет собой более серьезный случай: у него мало надежды. Он не мотивирован на изменение. Он прославляет собственное ошибочное направление, утверждая: «Я — это верный путь. Я закон для самого себя. Если я так поступаю, значит я прав».

Мы можем назвать нечестного человека невротиком, который осознает свое провальное поведение и имеет возможность пройти гештальт-самотерапию, интегрировать конф-диктующие части личности и обрести здоровье. Грешник — это человек, который не хочет меняться. Он не позволяет себе испытать исцеляющие ненависть к себе, вину и стыд, которые мотивируют нас на трудную терапевтическую работу. Он очарован собственным иррациональным отыгрыванием и всячески оправдывает его. Его отношение к своему невротическому поведению напоминает отношение потворствующего родителя к избалованному ребенку: «Посмотрите на этого безобразника! Разве он не прелесть? »

 

ТЕХНИКИ ГЕШТАЛЬТ-САМОТЕРАПИИ

Гештальт-терапия немного напоминает психодраму. В психодраме вы вместе с другими людьми проигрываете сцены из вашей реальной жизни или свои фантазии. Участники исполняют роли, с которыми вы взаимодействуете. В отличие от психодрамы, в гештальт-терапии вы сами разыгрываете все роли. В психодраме разные части вашей личности изображают другие люди, в гештальт-терапии все части вашей личности исполняются вами.

В гештальт-самотерапии у вас нет внешнего руководителя. Вы все делаете сами и полностью отвечаете за достижение максимального результата.

В этой главе я опишу три техники гештальт-самотерапии:

I. Исследование известной фантазии, которую вы обнаружили с помощью:

1) самоосознания, интеллектуальных наблюдений за иррациональными паттернами поведения; или

2) переживания скрытых чувств в самотерапии.

II. Проигрывание всех частей повторяющегося или беспокоящего сновидения.

III. Проигрывание воображаемой встречи с человеком, который вызвал неадекватную реакцию: иррациональное чувство, навязчивые мысли, тревогу, депрессию, психосоматические симптомы.

 

I. Исследование известной фантазии

Много раз во время самотерапии я счищала слой за слоем внешние эмоции и добиралась до скрытого чувства, которое оказывалось тоже иррациональным, но дальше продвинуться не могла. Например, каждый раз, когда случалась приятная неожиданность, я чувствовала себя подавленной. Неожиданная удача в работе, подарок от студентов, решение Берни купить более симпатичный дом, чем я предполагала, неожиданная услуга от другого человека — все эти события могли привести к депрессии средней выраженности. В отдельных случаях мне требовалось несколько недель, чтобы заняться самотерапией. В настоящее время я способна почувствовать грусть до того, как депрессия набирает силу, что позволяет мне своевременно приступать к самотерапии. Скрытое чувство здесь всегда таково: «Не предполагалось, что мне повезет. Что-то не так. Мне не должно везти. Много лет назад было решено, что моя судьба — это несчастье. Карты смешались, и на мою долю выпала удача другого человека. Это значит, что кому-то досталось мое невезение, это очень плохо. Кто-то страдает, пока я наслаждаюсь его удачей, я не должна испытывать удовольствие от этого».

Каждый раз, переживая подобные скрытые мысли, я чувствую, как исчезает внешняя эмоция — грусть или депрессия, — а через несколько минут испаряется и скрытое чувство.

Однажды я решила попробовать провести с этой фантазией гештальт-самотерапию. Я описывала ранее техники самотерапии (4), которые нельзя использовать, пока вы не испытаете внешнюю эмоцию. В гештальт-терапии все иначе: вы можете начать в спокойном состоянии и постепенно выработать путь к своему чувству. Обычно я назначаю себе конкретный день, как правило, это бывает раз в неделю, для проведения гештальт-самотерапии. В течение недели я использую свои старые терапевтические техники, чтобы исследовать любую возникающую болезненную проблему, а также думаю о дне гештальт-терапии. Я заранее решаю, над чем мне нужно поработать: неприятные ситуации, которые все же не вызывают столь сильных чувств, чтобы пользоваться регулярной самотерапией, навязчивые мысли или скрытые чувства, наподобие этой, которые освобождают от внешних эмоций, но скрывают что-то более глубокое. Я использую свой разум, чтобы спланировать атаку, и раздумываю о возможных путях, поэтому, приступая к гештаЛьт-терапии, погружаюсь в диалог без колебаний.

Я заранее знаю, что вначале речь и чувства будут «деревянными», и всегда приходится преодолевать большое сопротивление, чтобы погрузиться в них. Каждый раз мне кажется, что ничего не произойдет, но я упрямо прокладываю свой путь, проговариваю слова, не чувствуя их смысла. Потом они оживают, и через несколько минут начинается настоящая работа. Проговаривая слова, я всегда слушаю их. Как описано в главе «Как подкрасться к скрытому чувству» (4), испытывая сильную эмоцию, я задаю себе вопрос: «Что это мне напоминает? », «Кто и кому это сделал? » Затем я меняю одну или обе роли и продолжаю диалог.

Я всегда помню, что моя цель — пережить скрытые стороны собственной личности. Каждый раз, выслушивая слова, с которыми я обращаюсь к какой-то своей части, я перехожу в другую роль и продолжаю внутренний диалог — конфронтацию двух сторон своего «я».

Здесь я привожу сокращенную версию подобного диалога.

Мюриэл. Я знаю, что в картах была ошибка. Я должна найти того другого человека. Как мне его найти? (Тут я заплакала и продолжила свой диалог. ) Я съедаю всю эту еду, а где-то есть голодный человек. Где ты? Я ищу тебя. Скажи мне, пожалуйста, где ты.

Голодный человек. Я голоден. Мюриэл, где ты? Ты нужна мне. Спаси меня.

Мюриэл. Я не могу тебя найти. Я хочу тебя накормить, но не могу найти.

Г. Ч. Спаси меня, накорми меня, я голоден. Дай мне что-ни-будь, у тебя всего так много. (Здесь я переключилась на диалог двух частей своей личности. )

Мюриэл 1. Я хочу спасти всех людей, кто терпит лишение, но не могу. Я не знаю, как это сделать.

Мюриэл 2. Ты испорченное жадное существо. У тебя нет никаких прав на обладание этими прекрасными вещами. У тебя есть Берни, хорошая работа, дети, которыми ты гордишься, здоровье. Тебе должно быть стыдно, ты стремишься поглотить все хорошее, что есть в жизни.

Мюриэл 1. Я хочу делиться, хочу давать. Что я могу сделать? Мюриэл 2 (кричит). Я ненавижу тебя, ты эгоистичное, жадное существо.

В тот день я не могла продвинуться дальше.

В следующий раз, работая с этой фантазией, я подключила тело, попробовала игровую ситуацию. И хоть я избегала всяческой фальши, продолжая свою линию без эмоций, я выглядела наподобие статуи свободы, стоя прямо, вытянув руки вперед как щедрая, всех одаривающая мать.

Мюриэл. Идите ко мне, бедные страждущие люди. Я накормлю вас, у меня всего много, я хочу поделиться.

Г. Ч. Ты лжешь. Ты даешь обещания, которые не можешь исполнить. (В этот момент все во мне оживает. ) Мюриэл (плачет). Нет, это неправда. Я хочу накормить вас. Г. Ч. Ты все обещаешь, а я хочу есть, ты сожрала всю пищу, жадное создание. Я ненавижу тебя.

Мюриэл. Я действительно хочу помочь, но не знаю как. Мне не нужна вся эта еда. Я давлюсь ею. Я пресытилась. (В этот момент Голодный Человек становится маленькой Мюриэл, ребенком, которым я была когда-то. ) Маленькая Мюриэл. Ты обещала, что когда я вырасту, то буду счастливой. Ты солгала. Ты меня обманула. Мюриэл. Прости меня. Я хочу спасти тебя, но не знаю как. Маленькая М. Теперь у тебя все есть, а я все еще на прежнем месте и страдаю. Спаси меня, спаси меня. Мюриэл. Я хочу, но не знаю как. Я не знаю как.

Маленькая М. Ты обещала. Ты солгала. Ты меня обманула. Мюриэл. Прости меня. Я не могу тебе помочь.

Маленькая М. (кричит). Позаботься обо мне. Спаси меня!

Спаси меня!

Мюриэл. Я не могу, я не могу.

Здесь я вышла из самотерапии и поняла, что пыталась быть собственной матерью с тех самых пор, когда она оставила меня (мне было пять лет), я больше так не могла. Я почувствовала, что не могу накормить этого страждущего эмоциональной близости Ребенка. Я поняла свой повторяющийся сон: я накрываю стол, приборы разложены, я открываю духовку и обнаруживаю, что забыла купить мясо. Я испытываю безумное чувство вины и беспомощности.

Я также поняла отвращение, которое у меня недавно появилось к еде собственного приготовления. В течение последнего месяца я могла получить удовольствие от еды, только питаясь в ресторане. Все, что я готовила сама, казалось невкусным. Эта еда была символом всех хороших вещей в жизни, удачи, которой застрявший в прошлом Ребенок завидовал и которую он ненавидел.

Другая фантазия

Я знала, что перерабатывая, я веду себя иррационально. Мне было сложно найти время для отдыха посреди непрочитанных писем от студентов и незаконченных домашних дел. Очень часто, проводя время на отдыхе, я чувствовала, что моя голова заполнена мыслями о студенческих проблемах, лекциях, воркшопах, и я не могла наслаждаться свободным временем и веселиться с семьей или друзьями. Мачеха давно умерла, но в ходе самотерапии я обнаружила, что все еще слушаюсь ее.

Мюриэл. Я так устала.

Мачеха. Ты недостаточно усердно работаешь. А ну, перестань валять дурака. Иди и займись домашними делами, ленивое создание. И не говори, что ты устала. Ты просто лентяйка.

Мюриэл. Ну пожалуйста, разреши поиграть.

Мачеха. Поиграть? Ты о чем? Ты должна сделать все дела.

Иди, принимайся за работу.

Мюриэл. Ты никогда не разрешаешь мне поиграть. Я устала от постоянной работы. Мне нужно отдохнуть и повеселиться.

Мачеха. Ты думаешь только о развлечениях, совсем как твоя мать. Какая безответственность!

Мюриэл. Нет! Пожалуйста, не говори, что я похожа на мать. Я не бросала своих детей.

(В этот момент я переключилась на две части Мюриэл: Родитель и Ребенок. )

Родитель. Ты лгунья, как и твоя мать. Притворяешься, что всех любишь. Тебя интересуют только развлечения. Ребенок. Это неправда. Я действительно их люблю. Я их не брошу. Мне просто нужно немного отдохнуть. Родитель. Я ненавижу тебя, лживое создание (бьет стул).

Такая же, как и твоя мать.

Ребенок. Перестань меня мучить. Я делаю, все что могу. Дай мне отдохнуть.

Родитель. Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя.

Ребенок. Пожалуйста!

Теперь я поняла еще одно значение сна о пропавшем мясе: страх быть депривирующей, фрустрирующей матерью.

Когда опыт гештальт-самотерапии заканчивается, когда чувства остывают, ситуацию начинает контролировать Взрослый. Я спрашиваю себя: «Что я теперь о себе знаю? С точки зрения внутреннего конфликта, где я в данный момент? » Потом происходят две вещи:

а) тайная фантазия теряет силу над моими чувствами и действиями, потому что я стала лучше осознавать их, снижается компульсивная потребность в отыгрывании провальных паттернов и

б) у Взрослого появляются небольшие области выбора, решения, которые представляют компромисс двух противоборствующих сил.

Я заметила, что благодаря регулярному анализу одних и тех же конфликтов в ходе гештальт-терапии изменился мой стиль жизни. Пропасть между двумя сторонами личности стала сужаться. Моя цель — устранить этот разрыв, интегрировать противоположности таким образом, чтобы внутренняя борьба полностью прекратилась, и я смогла жить в каждой из конфликтных областей подобно здоровому человеку, описанному Маслоу (9): спонтанно, свободно, бесконфликтно.

 

II. Сновидения

Фриц считал, что современный человек настолько интеллектуально ориентирован, ему так не хватает спонтанности, что только в сновидениях он может быть абсолютно искренним. С другой стороны, Гарри Стек Салливан утверждал, что к тому времени, когда мы начинаем вспоминать наши сны, мы уже успеваем их исказить. Исследования показывают, что пациенты непременно продуцируют фрейдистские сны, юнгианские сны, адлерианские сны и т. д., стараясь соответствовать теориям своих терапевтов.

Мои наблюдения показывают, что люди, слишком поглощенные анализом собственных сновидений, безответственны в повседневной жизни. В общем, я против погружения в размышления в ущерб самоосознанию. Большинству из нас нужна подл, ержка, чтобы наблюдать за собственными провальными действиями в повседневной жизни, чтобы узнавать ошибки, допущенные при решении проблем или в отношениях с другими людьми, не сбегая при этом в исследование сновидений.

Но существуют два вида сновидений, работу с которыми я считаю полезной:

1) повторяющееся сновидение и

2) сновидение, впечатление от которого остается в течение дня, вызывает депрессию, тревогу или навязчивые мысли.

Каждая часть сновидения — это вы. Проиграйте каждую роль: людей и вещей. Помните, что цель гештальт-са-мотерапии — пережить все части себя, особенно скрытые. Когда вы проигрываете сон и чувствуете некоторые эмоции настолько глубоко, насколько это возможно, когда они достигают пика и начинают остывать, точно перед тем, как они исчезнут, вы спрашиваете себя: «Что мне это напоминает? » и меняете героев сна на части своей личности.

Сновидение

Вдруг я вспоминаю, что забыла накормить и дать воды белым крысам в подвале, за которых отвечаю. Чувствуя страх и угрызения совести, я бегу вниз и вижу, что крысы лежат, распростершись на полу, пытаясь дотянуться до воды. Я чувствую жуткую жалость и отвращение. Я хочу помочь им дотянуться до воды, но не могу заставить себя прикоснуться к ним.

Крыса (лежа на полу). Мюриэл, спаси меня. Я умираю. (Протягивает лапки к воде. ) Я не могу добраться до воды. Мюриэл (плача). Бедное маленькое создание, я не могу коснуться тебя. Я хочу тебя спасти, но не могу.

Крыса. Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне.

Мюриэл. Попробуй еще раз, я не могу дотронуться до тебя.

Ты такая противная. Прости меня.

Крыса. Я слишком слаба. Я не могу. Мюриэл, помоги мне, дай мне воды.

Мюриэл. Ты такая жалкая, но у меня мурашки по телу от тебя.

Крыса (слабея). Умираю, умираю.

(В этот момент мне неожиданно видится, что крыса — это часть меня. )

Мюриэл 1. Я знаю, кто ты. Ты часть меня, жаждущая успеха. Я ненавижу тебя. Ты отвратительна.

Мюриэл 2. Я нуждаюсь, нуждаюсь. Не дай мне умереть. Мюриэл 1. Ты ненасытна. Я устала тебя кормить. Прекрати меня обвинять.

Мюриэл 2. Дай мне, дай мне.

Мюриэл 1. Маленькое мерзкое создание, я знаю тебя. Каждый раз, когда я что-то заканчиваю, помогаю кому-то продвинуться в развитии, появляешься ты, торжествуя и радуясь успеху, как будто он имеет какое-то значение. Я терпеть тебя не могу. Я тебя ненавижу. Мюриэл 2. Помоги мне, помоги.

Мюриэл 1. Я устала от тебя. Я хочу отдохнуть. Я больше не могу тебя кормить.

Мюриэл 2 (едва дыша). Я умираю.

Мюриэл 1. НУ И УМИРАЙ, черт с тобой (уничтожает Мюриэл 2).

Мюриэл 2 умирает.

Я выросла из того, что мне было свойственно, чего много лет стыдилась, провела самотерапию своего страстного желания последних лет в признании, стремлении к высокому статусу и престижу в работе. Не знаю, когда произошла перемена, потому что последнее время я не обращала на это внимание. Но после гештальт-самотерапии я стала замечать, что больше не испытываю волнения, когда слышу похвалу или вижу одобрение руководства. Их слова приятны, но не более того. Я поняла, что наконец нахожусь там, где хотела быть: увлеченность работой и мои чувства к студентам являются достаточными стимулами для обучения и усердной работы. Популярность и одобрение руководства перестали меня заботить.

Сновидение

Вдруг я вспоминаю, что отвечаю за ребенка и совсем об этом забыла. Я знаю, что у него есть молоко, но он нуждается в дополнительном питании — яичных желтках и апельсиновом соке. Я чувствую ужасную вину и бегу на поиски ребенка (иногда он лежит в кроватке, иногда находится в темном сыром заброшенном подвале). Я чувствую большое облегчение и удивление, обнаружив, что ребенок улыбается, сыт и доволен.

Несколько раз я использовала свои старые техники самотерапии и смогла обнаружить чувство вины, связанное с переживанием, что я не очень хорошая мать.

А. Первый раз я применила гештальт-терапию для анализа этого сновидения при первом посещении мастер-класса Фрица Перлза.

Мюриэл. С тобой все в порядке? Я беспокоилась. Извини, что забыла про тебя.

Ребенок (спокойно улыбается). Все прекрасно. Не беспокойся. Мне очень хорошо.

(Фриц спрашивает, может ли ребенок встать и пойти. ) Ребенок. Я не хочу. Я даже сидеть не хочу. Мне нравится здесь. Мюриэл, не беспокойся обо мне.

Я была удивлена, но не поняла значение произошедшего. После первого мастер-класса с Фрицем я начала экспериментировать с гештальт-терапией.

Б. В следующий раз, когда мне приснился этот сон, я попыталась понять, какую часть меня представляет ребенок.

Мюриэл. Слава Богу, ты жив и здоров. Я так беспокоилась о тебе. У тебя было только молоко, ты был заперт в этом подвале без свежего воздуха.

Ребенок. Ты моришь меня голодом. Мне нужны яйца и апельсиновый сок.

Мюриэл. Но ты выглядишь здоровым и довольным. Ребенок. Да, я могу выжить на молоке, но я не могу расти и развиваться. Мне нужна другая еда.

(Здесь я вспоминаю свои результаты по психологическому тесту: «Креативна, но может быть более креативной, если не будет так стремиться к конкретным результатам... временами подавляет потребность в ориентации на собственный внутренний мир, например, в погоне за артистическими успехами». Я заменяю ребенка на маленькую Мюриэл).

Маленькая М. У меня полно молока, есть книги и самоуважение, истоки которого в любви и успехе. Но ты слишком занята, чтобы накормить меня настоящей пищей, поэтому я не могу расти. Я не могу творчески проявить себя.

Мюриэл. Что ты хочешь, что тебе нужно, чтобы вырасти?

Маленькая М. Ты знаешь, что мне нужно. Ты знаешь это с тех пор, как прошла те тесты. Мне нужны развлечения, музыка, танцы, прогулки на природе.

Мюриэл. Я знаю, но у меня нет времени.

Маленькая М. Перестань так много работать. Перестань так много думать. Ты поступаешь со мной нечестно. Откажись от своих навязчивостей. Позаботься обо мне наконец, черт побери.

Мюриэл. Я заботилась о тебе. Где бы ты сейчас была, если бы не я? Пока ты жила в приемных домах, я выросла и научилась разбираться в людях. Я была твоим родителем. Не надо меня обвинять теперь. Я ничего не могу сделать с тем, что так много думаю.

В. В следующий раз я продолжила работу с этим сном на

другом мастер-классе Фрица. В этот раз Фриц попросил

меня поговорить со сном.

Мюриэл. Прекрати преследовать меня. Оставь меня в покое.

Ребенок. Ты отвергаешь меня. У тебя нет на меня времени.

Мюриэл. Где бы ты была без меня. Я была тебе отцом и матерью. О, Боже! Я говорю как мой отец (громко смеюсь). Это его голос.

Отец. Я был тебе отцом и матерью. Будь благодарна.

Мюриэл. Это ложь. Что ты для меня сделал? Ты все время оставлял меня с чужими людьми. Все эти годы я была одна.

Отец. Но я тебя навещал в выходные.

Мюриэл. Да, большое дело ты сделал! Ты никогда не интересовался, как у меня дела, что произошло за неделю. Ты просто закрывал глаза на все. Я сумела прожить эти годы без тебя. (Возвращаюсь к ребенку. )

Ребенок. Я сумел прожить эти годы без тебя. Ты мне не нужна. Я прекрасно себя чувствую один. Не будь дурой. Перестань пытаться понять меня. Я здоров и счастлив. Фриц. Ребенок — это самая здоровая часть в вас.

Шаг за шагом я начала меняться. Некоторые изменения были сознательными решениями, некоторые случились сами собой. Я стала покупать больше музыкальных записей, стала чаще танцевать. Я стала давать ребенку, моей не размышляющей части, больше свободы. Я стала более эмоционально включенной на собственных воркшопах, больше доверяя своей интуиции и меньше полагаясь на компьютер в голове. Эффективность моих воркшопов для студентов заметно возросла. В конце концов Фриц оказался прав: ребенок — это самая здоровая часть меня, в работе с людьми мои чувства полезнее моих мыслей.

 

III. Встречи с людьми

Большая часть гештальт-самотерапии, которой я занимаюсь, посвящена иррациональным или болезненным чувствам, возникающим в межличностных отношениях. Терапия дает практическое средство для их регуляции. Как и в случае с другими техниками самотерапии (4) каждый раз, прорабатывая внешнее чувство к кому-то, я вижу, как оно испаряется, и чувствую, что могу относиться к этому человеку более рационально.

Далее я привожу пять шагов, которые представляют вольное руководство по использованию гештальт-самотерапии. Вы можете двигаться как назад, так и вперед, а в целом перечень выглядит следующим образом:

Как переживать внутренний конфликт

1. Отметьте сильное или болезненное переживание, вызванное другим человеком или событием: гнев, страх, боль, разочарование, ревность, зависть, зависимость, беспомощность, манипулирование, ощущение, что вас контролируют, или невротические симптомы, причиной которых явился тот человек: тревожность, депрессия или навязчивые мысли. Эти три симптома скрывают истинное чувство. Возможно появление физических симптомов: признаки напряжения, психосоматическое расстройство.

2. Представьте, что спорите с этим человеком. По очереди проиграйте каждую роль. Я всегда сопровождаю смену роли сменой стула и изменением позы. Некоторые мои студенты считают, что это отвлекает, они предпочитают просто менять голос.

Некоторые люди чувствуют себя свободнее в присутствии участников группы самотерапии, другим нужно уединение. У меня лучше всего получается в присутствии одного человека, которому я доверяю и знаю, что ему не будет скучно и он не станет высказывать оценочные замечания.

В присутствие большей аудитории я боюсь, что займу слишком много времени. В одиночестве мне не хватает серьезности, чтобы включиться в работу. Мне скучно, и я никуда не продвигаюсь. Я всегда закрываю глаза, чтобы не думать о публике и глубже погрузиться в фантазии.

1) Проговорите мысли обоих людей более откровенно, чем в реальной жизни.

2) Проговорите мысли, которые, как вам кажется, может иметь другой человек, особенно мысли, которые вас беспокоят, даже если, особенно если Взрослый внутри вас считает это иррациональным поведением, проекцией. Мы скрываемся именно за проекциями.

3) Преувеличивайте, карикатурно изображайте обе стороны. Я обычно включаю все тело: жестикулирую, строю рожицы, принимаю какую-то позу или ползаю по полу.

4) Оставайтесь в ситуации, пока не прочувствуете всю ее глубину. Вы достигнете эмоционального пика и потом начнете успокаиваться. Перед тем как совсем успокоиться, сделайте следующий шаг.

3. Спросите себя: «Кто и кому это сделал? » Измените одну сторону на человека или нескольких людей из а) вашего настоящего, б) вашего прошлого. Пройдите 1),

2), 3) и 4) пункты стадии 2.

4. Смените обоих людей на две стороны вашей личности. Пройдите пункты 2), 3) и 4).

5. «В чем заключается мой внутренний конфликт? » Это то, где вы сейчас. Не забудьте вернуться и при первой возможности испытать эту безвыходную ситуацию еще раз. «Каких небольших компромиссов я могу достигнуть на данной стадии между этими противоположными силами? »

Далее я привожу пример использования гештальт-самотерапии для исследования иррационального чувства, возникшего после встречи с одной моей студенткой.

История

На одном из моих воркшопов Джил получила ценную отрицательную обратную связь от группы. Она непрерывно фрустрировала остальных участников тремя способами: постоянно говорила обобщениями, туманно выражая свои мысли и нагоняя на группу скуку. Никогда не говорила о своих чувствах к происходящему, хотя это было единственное, что от нее хотели услышать. Она никогда не слушала, когда остальные участники пытались рассказать ей о собственных чувствах, казалось, она стремится прервать их и заставить ничего не чувствовать. Оставаясь верной своему паттерну, Джил применяла те же тактики, чтобы не слышать обратной связи.

Она была симпатичной женщиной, и группа относилась к ней со вниманием. Но их сильно фрустрировал ее отказ слушать. Меня же он фрустрировал сильнее всех. Я знала Джил и ее мужа и понимала, насколько эта обратная связь была важна для ее личной жизни. У меня было достаточно хорошее представление о скрытом значении этого паттерна, и мне очень хотелось заставить ее слушать, использовать этот опыт для личностного роста. Я не могла видеть, как она тонет. Я должна была спасти ее!

В перерыве я нашла время, чтобы поговорить с Джил и припереть к стенке, быстро объяснив ее положение, смысл поведения, ценность групповой обратной связи и готовность к самотерапии. Джил отреагировала на мои слова так же, как и на комментарии группы. Она долго говорила, пытаясь заглушить меня и максимально абстрактно, отказывалась признать чувства и сумела ничего не услышать про ценность обратной связи. Моя настойчивость в сочетании с давлением группы явно превысили то, что Джил могла вынести. На следующий день она ушла из группы. (Позже я узнала, что на следующей неделе она впервые занялась самотерапией, что позволяет судить о важности произошедшего процесса. )

Когда воркшоп закончился, я постоянно думала о Джил, снова и снова прокручивая в голове способы, которыми можно было бы донести до нее мои идеи. Мое навязчивое мышление обычно работает именно в такой форме.

Когда навязчивые мысли стали мучительными, я применила гештальт-самотерапию. Это стало шагом 1 — отметить сильное или болезненное чувство или невротический симптом: депрессию, тревогу, навязчивые мысли.

Шаг 2. Представьте, что спорите с этим человеком.

По очереди проиграйте каждую роль. Проговорите мысли каждого человека. Состоялся следующий диалог между мной и воображаемой Джил:

Мюриэл. Джил, пожалуйста, послушай меня. Мне нужно сказать тебе нечто очень важное.

Джил. Я не хочу слушать.

Мюриэл. Пожалуйста, позволь спасти тебя. Я не могу смотреть на то, что ты делаешь.

Джил. Не понимаю, о чем ты говоришь.

Мюриэл. Разве ты не видишь, что стараешься держать всех людей подальше от себя? Поэтому тебе так одиноко.

Джил. Я понятия не имею, что вы хотите. Оставьте меня в покое.

Мюриэл. Мы пытаемся быть рядом. Мы любим тебя. Хотим лучше тебя узнать, но ты не разрешаешь. Пожалуйста, послушай меня. Я хочу тебе помочь. Я все понимаю и могу все объяснить.

Джил. Оставь меня в покое. Уходи. Я не хочу тебя слушать.

Мюриэл. Тебе нужно хорошее питание, я пытаюсь накормить тебя. Ты голодна.

Джил. Я не могу проглотить твою еду. Перестань запихивать мне пищу в глотку.

Мюриэл. Пожалуйста, пожалуйста, не отталкивай меня. Не мори себя голодом.

ШагЗ. Кто и кому это делал?

Джил (кричит). Убирайся, черт тебя возьми! Ты такая же, как миссис Л. (приемная мать, которая силой заставляла меня есть, пока у меня не начиналась рвота. В этот момент Джил превратилась в Маленькую Мюриэл, а Мюриэл стала миссис Л. )

Миссис Л. (стоит над Маленькой Мюриэл, кричит, морщится). ЕШЬ! ЕШЬ, черт возьми! Я запихну это в твою глотку. (Жест запихивания еды. )

Маленькая М. (выпрямляясь). Пожалуйста, не надо. Я не могу. Я бы съела, если бы могла.

Миссис Л. (крик, срывающийся в визг). Ешь! Ешь! Я заставлю тебя это проглотить. Я тебя побью, если тебя стошнит.

Маленькая М. (на коленях, умоляя). Пожалуйста, не заставляй меня. Я не могу, я не могу. Пожалуйста, пожалуйста, оставь меня в покое.

Шаг 4. Смена обоих людей на стороны вашей личности.

Мюриэл 1. Перестань заставлять людей. Дай им спокойно пожить. Кем ты, черт побери, себя возомнила? Будь ты проклята.

Мюриэл 2. Но они так страдают, терпят лишения, а я знаю, что им нужно. Я должна их спасти. Я должна спасти этих бедняжек.

Мюриэл 1. Ты вшивая лицемерка! Притворяешься святой.

Ты просто одержима, вот и все.

Мюриэл 2. Нет, это не правда. Я должна накормить всех голодных. Я не могу вынести их вид. Я знаю, что им нужно.

Мюриэл 1. Чертова лгунья. Ты все врешь. Я ненавижу тебя (пинает и роняет стул). Я убью тебя, если ты не остановишься. Прекрати это. Прекрати заставлять людей. Дай им спокойно жить.

Мюриэл 2. Я хочу остановиться, потому что я очень устала, но не могу.

Шаг 5. В чем заключается мой внутренний конфликт?

Борьба между стремлением спасти людей и желанием дать им свободу, независимость, возможность идти своей дорогой.

После этого опыта я смогла менее напряженно общаться с другой студенткой, чье сопротивление мучило меня долгое время. На эмоциональном уровне я смогла принять то, что давно знала умом: только она сама сможет справиться со своим сопротивлением, это была не моя битва.

В Приложении II приведено еще 10 примеров гештальт-самотерапии. Все диалоги гештальт-самотерапии в этой главе и в приложении И сокращены в учебных целях. Реальный опыт занимает гораздо больше времени, чем эти примеры; все переживание сопровождается сильными эмоциями.

 

В ПОИСКАХ ИДЕНТИЧНОСТИ

Большинство из нас боятся встретиться лицом к лицу со своими внутренними конфликтами. Мы предпочитаем все упрощать, замечать только одну сторону нашей личности, закрывать глаза на ее другие проявления, видеть себя двумерными. Не видя себя в целом, вы не осознаете свою подлинную идентичность. Эта слепота мешает вам достигнуть истинной близости с другими людьми. Как вы можете быть честными с другими, если лжете себе? Вы загромождаете жизнь невротическими защитами (симптомами), чтобы спрятать другую сторону. Чем сильнее ваша невротичность, тем больше вы портите свою жизнь скрытыми конфликтами, и тем отчаяннее избегаете встречи с ними.

Быть аутентичной личностью значит знать, кем вы на самом деле являетесь, познать конфликтующие стороны вашей личности. Самотерапия (и особенно гештальт-само-терапия) — это путь к познанию себя.

Когда вы достигаете своей скрытой грани и осознаете, что все эти годы лгали себе и другим, вам может стать стыдно. Настало время вспомнить, что эту систему защит вы создали не из воздуха и не ради шутки. Вы сформировали ее в детстве, чтобы выжить. Каждый из нас много лет назад получил от людей, от которых зависел, еле уловимое, возможно, невербальное послание. Может быть, неосознанно они исказили нашу личность угрозами отвержения. Мы были так беспомощны и зависимы, что просто не имели выбора. Следовательно, каждый раз погружаясь в скрытые чувства во время самотерапии, не забывайте возвраіцаться к своему Взрослому «я». Ваш Взрослый может напомнить, что эти искажения служили цели выживания. Если вы будете забывать возвращаться к своему Взрослому после каждого опыта самотерапии, ваш жестокий Родитель возьмет верх и накажет вас ненавистью к себе, стыдом или виной. Если ваш Взрослый слишком слаб, обратитесь к помощи терапевта или другого уважаемого вами взрослого, который послужит вам моделью. Постарайтесь в эти моменты вспоминать его рациональные слова.

Система игнорирования собственной целостности ког-да-то была эффективной и жизненно важной, но сейчас она изжила себя и мешает личностному росту. Если вы рискнете прочувствовать скрытые стороны ваших внутренних конфликтов, то перестанете прыгать на одной ноге и быть калекой. Вы сможете выбросить костыли (защиты), научитесь бегать, прыгать и танцевать как полноценный человек.

Целостная личность имеет три измерения, комплекс различных черт. Сферы личности невротика повреждены, они искусственны, у него есть только два измерения, потому что он отвергает одну сторону внутреннего конфликта и преувеличивает другую. Он представляет пародию на целостную личность.

Когда вы душите одну часть своей личности, она начинает бороться и вынуждает вас обратиться к провальному поведению. Один из провальных паттернов — стремление быть с кем-то, кто демонстрирует ваши скрытые черты (кто-то, чьи защиты противоположны вашим), и вы очень остро реагируете на них. Вы можете идеализировать и переоценивать эту черту, все время думать о том человеке или презирать это качество и стремиться изменить этого человека. Часто вы испытываете оба состояния: умоляете его измениться и в то же время заставляете отыгрывать поведение, на которое жалуетесь (4).

Далее я привожу несколько примеров конфликтов, которых люди избегают, замечая только одну сторону и игнорируя другую.

Мягкий - жесткий

Невротически мягкий человек пассивен в самый неподходящий момент, он подавляет реакции на болезненные ситуации, что приводит к возникновению телесных недугов (например, головной боли). Под его мягкостью скрывается скопившийся гнев. Каждая уступка, которую он переживает как унижение, только усиливает гнев. В фантазиях он кажется себе опасным человеком: если он осмелится почувствовать собственный гнев, то не сможет справиться с ним, и волна ярости захлестнет его и заставит совершить что-нибудь ужасное. Это самореализующееся пророчество, поскольку долгие периоды самодисциплины неминуемо приводят к вспышкам ярости. Компульсивно мягкий человек вырос в семье, где выражение гнева было слишком опасным, и ребенок очень хорошо усвоил этот урок.

Компульсивно жесткий человек стыдится собственной мягкости и использует псевдожесткость, чтобы спрятать ее. Ребенком он слишком рано, задолго до психической готовности к независимости перешел на стадию подросткового бунта. Он был злым и циничным с родителями в том возрасте, когда дети учатся доверять. Сегодня он боится почувствовать жажду любви и заботы, которые отверг ког-да-то, чтобы избежать разочарования. Он излишне жестко реагирует на мягких людей, называет слабаками, презирает их миротворческие усилия. Втайне он боится, что может сдаться и уподобиться этим людям, потерять жесткость и силу, которые помогли ему пройти сквозь тяготы детства. Как и все невротики, он продолжает битву, начатую в далеком прошлом.

Мягкому человеку часто нравится жесткий, он получает удовлетворение, наблюдая «сильное» отыгрывающее поведение, так как его собственный гнев скрыт. Жесткий человек считает мягкого трусом. Он даже не подозревает, что эта пассивность чаще скрывает страх перед собственным гневом, а не боязнь других людей.

Доверчивый - подозрительный

Невротически доверчивый человек прячет голову в песок подобно страусу, боясь встречи с реальностью. Ему хочется верить, что «все к лучшему в этом лучшем из всех возможных миров». Умышленная слепота превращает его в жертву болезненных неожиданностей. Простой наивный родитель служил ему моделью и учил не обращать внимания на болезненные семейные реалии.

Подозрительный человек старается избегать неожиданностей. Он видит мир враждебным и опасным, населенным людьми, которые стремятся его эксплуатировать. Он всегда настороже и готов к самообороне. Прилагая безумные усилия, чтобы избежать боли, он умудряется перехитрить самого себя. Такой человек искажает реальность и подгоняет ее под свои ложные представления, создает ситуации, которых большего всего боится. Отвергая людей, он отталкивает их, поэтому ему кажется, что окружающие его отвергают. Истолковывая их теплоту как холодность, он фру-стрирует их, что приводит к утрате этой теплоты. Обвиняя и несправедливо осуждая, он настраивает людей против себя. Подозрительный человек слеп к большинству хороших вещей, он идет по жизни, собирая лишь неприятности и страдания. В раннем возрасте он научился цинизму у неискренних, обманувших и забросивших его родителей. Разве он может теперь поверить, что мир совсем не таков, как его родительская семья?

Умный - глупый

Компульсивно умный человек когда-то был ребенком глупого родителя, которого легко высмеивал и обманывал, и родителя, который ценил в нем только ум. Сегодня он не в контакте со своими чувствами, не слишком уважает или не испытывает особого интереса к эмоциональной жизни. Он пытается (и терпит неудачу! ) поддерживать межличностные отношения только на интеллектуальном уровне. Такой человек переоценивает собственный интеллект, оказываясь в действительности не таким умным, как в своих представлениях. Он компульсивно пытается произвести впечатление на себя и других, демонстрируя интеллектуальные способности.

Компульсивно глупый человек испытывает невротическую потребность казаться глупым, хотя достаточно умен.

В раннем детстве он получил от родителя скрытое послание: его могут любить только в роли глупца. Разыгрывая из себя глупца, он преследует следующие цели: (а) выживание; (б) преувеличивая собственную глупость, он фру-стрирует и наказывает обманувших его родителей. Он превращается в карикатуру родительских требований, как будто заявляя: «Хорошо, если вы хотите этого, вы это получите. Вы будете этим сыты по горло». Став взрослым, он продолжает придерживаться своего старого паттерна и стремится попасть под впечатление компульсивно умного (см. выше), создать с ним семью, так как умный прекрасно подходит на роль родителя. Умный нуждается в ком-то, в сравнении с кем можно почувствовать собственное превосходство. Глупый нуждается в человеке, которого можно фрустрировать явной глупостью. Каждый принимает другого партнера в этой роли.

Если глупый человек перерастает невротическую тенденцию и начинает познавать себя, то ясно видит реальность. Ум других людей больше не производит на него такого впечатления. Если его партнер остается при своих невротических тенденциях, то брак рушится.

Красивый - уродливый

Этот внутренний конфликт свойствен как мужчинам, так и женщинам, но чаще он встречается у женщин, поскольку наша культура приравняла рыночную стоимость женщины к ее физической красоте. Компульсивно уродливая женщина в раннем детстве получила послание от своей красивой матери, которая боялась конкуренции. Она неявно дала дочери понять, что готова принять ее только в роли простушки Джейн. Ребенок играет эту роль на протяжении всей жизни, превращаясь в компульсивную неряху, безвкусно одетую и, как правило, полную женщину. Она может стать привлекательной, почти не прилагая никаких усилий, однако подчиняется скрытой команде из прошлого. Этот паттерн, как и описанный выше паттерн глупца, служит двум целям: (а) когда-то он имел ценность выживания и (б) он фрустрирует и смущает мать, которая отчаянно пытается научить дочь хорошим манерам. Дочь как будто говорит ей: «Ты хотела некрасивую, страшную дочь? Хорошо, получай».

Обсессивно красивая женщина когда-то была девочкой, чья мать, не способная полюбить в дочери личность, развлекалась тем, что одевала ребенка как куклу и предъявляла ее всем знакомым. Сегодня эта женщина считает, что только ее красота имеет какую-то ценность, а личность ничего не стоит. Фанатичная привязанность к внешности, убеждение, что ни один человек не может заинтересоваться ею самой — только ее лицом или фигурой — отражается на ее отношениях с мужчинами. Такая женщина не может достичь подлинной интимности и установить доверительные отношения. Ее подчеркнутая красота отпугивает мужчину, который рассчитывает на реальные отношения, и привлекает мужчину, который хочет видеть рядом с собой яркую красивую женщину, чтобы тем самым повысить собственное самоуважение. Находясь рядом с таким мужчиной, женщина снова попадает в ситуацию детских отношений с матерью: ее ценят только за привлекательную внешность. Эта женщина живет в страхе, что когда-нибудь она состарится, красота увянет, что означает утрату любви и идентичности.

Независимый - зависимый

Я сама являюсь примером невротически независимого человека. С каждым днем я все больше и больше осознаю, что мое стремление к независимости иррационально и касается всего. Я с трудом принимаю помощь и до недавнего времени была практически не в состоянии сама за ней обратиться.

Компульсивно зависимый человек — это «прилипала», он претворяет в жизнь фантазию о беспомощном ребенке, которому кажется, что все ресурсы, сила и наслаждение исходят от окружающих людей. Иногда мать такого человека является тем типом женщины, которые любят только малышей и теряют интерес к детям по мере их взросления.

Без отца, который мог бы любить самостоятельного сына или дочь, ребенок выбирает роль вечного младенца. Особенно легко этот паттерн усваивается девочками, так как наша культура проще принимает беспомощность женщин, чем мужчин.

Она тянется к людям, которым нравится опекать других людей, чувствовать собственное превосходство, а ее брак обычно напоминает детско-родительские отношения. В таком браке каждый питает паттерн другого, выражая при этом недовольство партнером («Он такой высокомерный, все время командует, не дает мне никакой свободы»; и: «Она настолько инфантильна, я не могу ей доверить принятие важных решений»).

Чувствительный - спортивный

Я заметила, что человек, который гордится своей чувствительностью, обычно довольно глух к чувствам других людей. Он ведет себя так, будто является единственным уязвимым человеком. Он — коллекционер обид, всегда бдителен к неосторожному слову или действию, на которое реагирует возмущением, так называемой «болью». Его гипертрофированная реакция на окружающих является орудием контроля и наказания («Ты бесчеловечное животное! ») или шантажа («Ты меня убиваешь! »).

«Чувствительный» человек обычно заключает брак со спортивным, который в первое время находится под впечатлением шоу его чувств, но постепенно закаляется и становится менее восприимчивым. Такая бессердечность заводит «чувствительного», он прикладывает еще больше усилий, приводит истеричные доказательства страданий, что вынуждает «спортивного» самоустраняться еще сильнее.

Я являюсь примером спортивного. В этом году я осознала, что всю жизнь борюсь и стараюсь избегать чувства беспомощности или унижения. Каждый раз, когда кто-то действует так, что может ранить меня, я выключаю чувства и превращаюсь в холодный, расчетливый компьютер, думающую машину, которая совершенно не осознает, что мне больно. Другой человек ощущает некоторую неадекватность ситуации, он чувствует, что слабее меня и будто не имеет сил, чтобы сдвинуть меня с места. Он прилагает еще больше усилий, чтобы достать меня. В конце концов, -моя холодность сменяется возмущением, праведным гневом, руганью Родителя. Все это прекрасно маскирует обиженного, униженного Ребенка.

Сталкиваясь с невыполнимой задачей, я избегаю чувства беспомощности, превращаясь в машину, не желающую останавливаться, изводя себя навязчивыми мыслями, от которых можно освободиться только при помощи самотерапии.

Гиперсексуальный — типосексуальный

Гиперсексуальный человек когда-то был ребенком, отвергнутым родителем того же пола. На скрытом уровне он всю жизнь жаждет родительской любви и, как и большинство взрослых невротиков, склонен сексуализировать эту любовь. Под его мнимой гиперсексуальностью и неразборчивостью прячется Ребенок, тщетно ищущий родительской любви. В поисках нее он обращается к представителям противоположного пола, потому что:

а) научился бояться и не доверять родителю собственного пола;

б) родитель противоположного пола, как ему видится, предлагает близость, теплоту и защиту (что никогда не исполняется);

в) он стыдится своей потребности в любви отвергающего родителя и прячет ее под слоями ненависти.

Гиперсексуальный человек иррационален в дружбе с людьми того же пола. Скрытое воспоминание о любви и страхе перед родителем может прятаться под такими эмоциями как полное недоверие, сильный дискомфорт в присутствии людей того же пола, проекция собственной сек-суализированной потребности в любви на других людей, фантазии о гомосексуальных предпочтениях окружающих.

Невротически гипосексуальный человек воспринимает родителя того же пола плохим и сексуально соблазнительным. Он изо всех сил старается быть непохожим на этого родителя и ведет себя как можно менее сексуально. Однако Ребенок внутри него все еще хочет любви родителя и пытается найти ее в дружбе с кем-то другим. Эти отношения фрустрируют его из-за переноса на друга, так что в результате он видит его (ее) в искаженном свете. Он идеализирует друга, возводит его на пьедестал, страдает от хронической обиды, возмущения и ревности, воображаемого пренебрежения. Друг задавлен чувством вины и беспомощности, и это мешает установлению подлинно дружеских отношений.

Авторитарный - «демократичный»

Авторитарный человек прячет неуверенность и чувство неполноценности под маской самодовольства. Он принимает особо грозный начальственный вид и раздает больше указаний в ситуации, когда испытывает чувство нерешительности и беспомощности. В детстве он зависел от милости унижающего родителя, который подрывал у ребенка веру в себя. Сегодня он подражает родителю, неистовствует и угрожает, пытаясь скрыть недостаток смелости и уверенности в себе.

Невротически «демократичный» человек тоже неуверен в себе и страдает от отсутствия мужества. Ему трудно принимать решения, он редко уверен в правильности выбранного пути, старается избегать ответственности и перекладывать ее на плечи других. Будучи родителем, он избегает ответственности даже в тех случаях, когда на кону стоит благополучие и здоровье его ребенка. Он хочет верить в равенство между родителями и детьми, а нежелание руководить часто вызывает у детей утрату чувства эмоциональной безопасности. «Демократичный» человек осознает свои фантазии о беспомощности. Он часто устанавливает близкие отношения с авторитарным человеком, чьи фантазии о беспомощности являются бессознательными. «Демократичный» уходит от ответственности, и этот вакуум заполняет авторитарный. Каждый жалуется на характер другого («Он все время командует! », «Она такая слабая! »), хотя действует так, чтобы способствовать привычному образу действий друг друга.

Подведем итог: в определенных поврежденных зонах вашей личности вы сформировали преувеличенные качества, скрывающие свою противоположность. Вы иррациональны в этих поврежденных зонах: решение проблем и межличностные отношения повреждены внутренним конфликтом между двумя крайностями — стороной, которую вы компульсивно воплощаете в жизнь, и запретной, скрытой стороной. В такие минуты вы не можете обратиться к разуму и опыту и прибегаете к провальным способам поведения, испытываете фрустрацию, стыд, вину или беспомощность.

Как найти свою подлинную идентичность

I. Самотерапия (описана в Приложении I) провального поведения.

II. Ожидание похожих ситуаций и переживаний.

III. Гештадьш-самотерапия внутреннего конфликта.

IV. Внесение в поведение маленьких изменений.

I. Когда вы испытываете вину, стыд, фрустрацию или беспомощность после провального поведения, используйте внешнюю эмоцию для самотерапии. Каждый раз, исследуя болезненную эмоцию и чувствуя то, что за ней скрывается, вы лучше осознаете себя.

II. Ждите и ищите сходные ситуации и переживания, используйте неудачи в решении проблем в этой области для дальнейшей самотерапии. Используйте знание о себе для обнаружения преувеличенных черт личности.

III. При помощи гештальт-самотерапии проведите диалог двух сторон вашей личности. Теперь вы осознаете свою преувеличенную характеристику и можете принять существование другой, противоположной стороны. Проиграйте конфликт между двумя сторонами: глупый — умный, красивый — уродливый, сексуальный — несексуальный и т. д. Прислушайтесь к звуку своего голоса, когда проигрываете запретную сторону. Кого из вашего прошлого напоминает этот голос? Проиграйте роль того человека. Кто в детстве послал вам сообщение, запрещающее обнаруживать срытую сторону? Вступите с ним в диалог, побудьте ребенком, которым когда-то были.

IV. Вы можете вносить маленькие изменения в поведение и реальную жизнь после каждой гештальт-самотерапии, после каждого касания запретной стороны.

Помните, что одного понимания, инсайта для изменения недостаточно. Вы сами можете наложить на себя сознательную ответственность. Ищите удобные случаи поэкспериментировать с новым поведением. В следующий раз, когда почувствуете искушение отыграть преувеличенную черту, которую теперь осознаёте, попытайтесь немного изменить обычное поведение и посмотрите, как себя при этом чувствуете. Не пытайтесь создать для себя совершенно новую программу; это может превратиться в простое отыгрывание скрытой стороны (см. «Внутренний конфликт»). Просто попробуйте что-нибудь новое и понаблюдайте за самочувствием. Помните, что можете проводить гештальт-самотерапию одной и той же черты не один раз, и каждый раз вы будете обретать всю большую свободу для экспериментирования с новым поведением. Постепенно вы начнете утрачивать ту застарелую ригидность, которая характерна для невротического поведения. В конце концов, после усердных занятий самотерапией и ежедневной практики новых способов вы перестанете быть двумерной карикатурой и станете полноценным человеком. Тем временем в течение этого периода неспешного обучения и практики вы шаг за шагом будете сбрасывать невротические симптомы, счищать слои ненужных защит, накопленных за всю жизнь.

Пример. Ранее в этой главе я упомянула о своей невротической потребности быть независимой и компульсивном стремлении к спортивности. Я всегда считала их добродетелями, гордилась, что меня трудно обидеть, гордилась своей самодостаточностью. Мне никогда не приходила в голову мысль исследовать эти черты. И это случилось, когда участники моего воркшопа стали жаловаться. Один из студентов обвинил меня в холодности. Сначала я подумала, что в этом проявилось его искаженное восприятие, но увидев, что остальная группа соглашается с ним, я была вынуждена обратить внимание на происходящее. Мне было страшно подумать, что я ранила студентов собственной холодностью. У многих из них был перенос на меня, что делало их особенно уязвимыми и чувствительными к унижению. Помимо этого я чувствовала в этом сильное противоречие собственному образу — большой, теплой, любящей мамы.

I. Каждый раз, услышав это обвинение, я возвращалась к описанному и прорабатывала его в самотерапии. Что случилось до этого? Что я старалась не чувствовать? И каждый раз я обнаруживала, что пыталась спрятать обиду или беспомощность, скрывая ее за псевдосилой холодной интеллектуализации. Каждый раз, чувствуя обиду или беспомощность, я соскальзывала в «помогающую» роль: думала, анализировала, учила и действовала подобно неуязвимому компьютеру, избегая чувства слабости. Я не осознавала, насколько была холодна с другими людьми.

После нескольких подобных сессий, на которых жалобы студентов заставили меня заняться самотерапией, я осознала, что подобное избегание боли и беспомощности является провальным поведением. Я пыталась создать теплую атмосферу помержки, в которой люди могли бы чувствовать себя в безопасности, создать им условия для самотерапии, а вместо этого отпугивала их своей холодностью. Я пыталась научить их быть аутентичными, а при этом лгала себе, притворялась суперженщиной, бесстрашной, сильной и неуязвимой. Я стала замечать и все больше и больше осознавать те способы, с помощью которых избегала ощущений слабости и уязвимости. Через некоторое время я увидела, что этот паттерн связан с проблемой гнева.

Много лет назад я обнаружила (в самотерапии) иррациональный страх собственного гнева, бессознательную фантазию, в которой я являюсь опасным человеком. Мне все еще трудно распознавать моменты, когда я в гневе, хотя улучшения уже есть, но я все еще стараюсь не проявлять свой гнев даже в тех случаях, когда явно его испытываю. Когда гнев становится навязчивым, когда я не могу мысленно отделаться от него, то использую его для работы в геш-тальт-самотерапии. Каждый раз, исследуя обсессивный гнев, я обнаруживаю проявления слабости — обиду, ранимость, беспомощность, иногда страх. Обсессивный гнев всегда оказывается псевдогневом для меня.

Для большинства людей, которые избегают отыгрывания гнева, первыми жертвами являются их собственные дети. Я редко шлепала (так как боялась зловещих сил внутри себя), но часто кричала и пугала моих бедных детей.

Я редко отыгрываю истинный гнев. Каждый раз, впадая в импульсивное поведение, я понимаю, что меня привел туда обман, псевдогнев, сокрытие слабости — обиды, ранимость, беспомощность или страх. Сейчас я знаю (слишком поздно! ), что пугала моих маленьких девочек, когда прятала от себя ощущение неполноценности, беспомощности или уязвимости.

II. В настоящее время, заметив знакомый паттерн избегания скрытой слабости при помощи холодности и псевдо-гнева, я внимательно ищу новые возможности с целью исследовать их. Каждый раз, замечая холодность по отношению к кому-то, о ком я забочусь, или чувствуя навязчивый гнев, я представляю воображаемую встречу с этим человеком и следую привычным путем (см. «Гештальт-самотера-пия»). Шаг за шагом я нахожу кусочки и частички своего скрытого «я». Каждый раз я возвращаюсь в детство и вижу, насколько важной была для меня эта псевдосила.

Подобно тому, как я оплакиваю и сопереживаю беспомощным детям, многие годы в самотерапии я оплакивала и сопереживала пятилетней Мюриэл, брошенной матерью, оставленной в странных приемных домах на милость отвергающих и иногда жестоких взрослых. Я никогда не позволяла себе вернуться в прошлое и действительно пережить беспомощность того положения. Я знала, что должна это сделать, чувствовала противоположную сторону очевидной силы и независимости. Осмелившись пойти назад по этой тропинке, я испытала сильную тревогу — настолько было страшно ощутить собственную слабость. Я могла застрять там и не суметь вернуться в безопасную взрослую жизнь. Но я снова и снова возвращалась назад при каждом удобном случае, при каждой необходимости исследовать свою псевдосилу.

Сейчас я знаю, что в те годы никогда не осмеливалась почувствовать истинную беспомощность. У маленького ребенка не было сил позволить себе пережить всю боль. Он находил пути избегать ее. Именно в то время я выработала компьютерный паттерн избегания чувства беспомощности. Подобно антропологу, живущему среди диких племен, в каждом новом приемном доме я изучала новых родителей и училась ими управлять. Я научилась скрывать свои мысли и чувства, быть той маленькой девочкой, которую они хотели видеть. Я научилась заводить новых друзей при каждом переезде и держать свою личную жизнь в секрете от них. Я научилась получать теплоту, заботу и одобрение от учителей и матерей других детей. Все это время я концентрировалась на своей силе и не обращала внимания на собственную слабость.

III. В гештальт-самотерапии я прошла путь до пятилетней Мюриэл, напрасно умолявшей мать вернуться; до семилетней Мюриэл, заклинавшей приемную мать не бить ее; и, наконец, к упрямому подростку Мюриэл, которая кусала губы, чтобы не разреветься, а выслушивая унизительные тирады мачехи, демонстрировала маску холодности и не давала себя сломать. Теперь я вижу, что застряла в той подростковой роли холодного равнодушия в отношениях с любым, кто пытается причинить мне боль. Показать уязвимость или беспомощность, а тем более почувствовать, означало вернуться в раннее детство и умолять о милосер-дни, которого никогда не было. Пока я не наткнулась на это в самотерапии, я не помнила, что была глупой, слабой и униженной. Я похоронила эти неудачи глубоко в себе, и они нашли выход в виде невротических симптомов.

Теперь я видела цель старых защит — холодности и псевдогнева. Моей главной задачей в те дни было поддержание самоуважения, избегание чувств униженности и беспомощности. Это была хорошая система, и она хорошо работала. Она помогла мне перейти от детства к отрочеству. Теперь мой Взрослый разум видел, как было глупо продолжать борьбу за что-то, что я уже имела, каким анахронизмом было носить ту старую одежду, из которой я уже выросла. Я продолжала ее носить лишь потому, что когда-то она действительно была нужна мне. Никто в моей настоящей жизни не мог меня унизить, не мог изменить мое представление о себе. Они могли только причинить мне боль. Сейчас я могу позволить себе почувствовать боль; я достаточно сильная; я — Взрослая и должна доказать это испуганному Ребенку, живущему внутри меня.

IV. Я дала себе задание — почувствовать уязвимость или беспомощность, когда это будет необходимо. Это отчет о моем продвижении в работе. Мне все еще требуется усилие воли, чтобы заметить, что мысли бегут слишком быстро, подобно компьютеру; чтобы обратить внимание на ощущение «мурашек по телу» и холода в голове; чтобы сказать себе: «Меня что-то беспокоит; может быть, ранили мои чувства», а затем ощутить, как на лице будто что-то трещит и корежится — это ломается маска холодности и превосходства, и я чувствую боль.

Я учусь видеть симптомы замаскированной беспомощности. На поверхности возникает чувство фрустрации, иногда гнева. Вдруг я больше не вынесу поведение другого человека? Возникает непреодолимое желание контролировать его, поучать, заставлять поступать правильно! Обычно внутри в этот момент ощущается дрожь, иногда это становится заметно и внешне. (В то время, когда я избегала чувства беспомощности и испытывала только гнев и фрустрацию, дрожь, по иронии судьбы для посторонних наблюдателей это выглядело как разновидность слабости — страх. )

Я учусь чувствовать беспомощность; затем исчезают фрустрация, гнев и необходимость их контролировать. Я снова могу быть разумным человеком, могу жить, и разрешаю себе жить, а не заниматься постоянным контролем.

Время от времени я пытаюсь позволить другим людям помочь мне, если они этого хотят. Иногда я испытываю легкую тревогу и применяю самотерапию, чувствуя тягу к самодостаточности и старый страх зависимости.

До завершения задачи по проживанию скрытой стороны себя — моей «слабой» стороны — еще далеко. Каждый раз, осмеливаясь почувствовать боль или беспомощность, позволив кому-то помочь мне выполнить задание, с которым могу справиться сама, я делаю это усилием воли. Большую часть времени я все еще отыгрываю «сильную» сторону, а дальше — дело дисциплины и гештальт-самотерапии: необходимо исследовать внешние чувства, навязчивые мысли компьютера, гнев и вернуться к скрытой слабости. После каждого подобного терапевтического опыта я освобождаюсь от навязчивости и могу извиниться перед человеком, которого обидела, пребывая во власти поверхностной эмоции.

Сколько времени мне понадобится, чтобы перерасти детскую потребность в поддержании самоуважения с помощью двумерного существования в варианте сила — слабость? Я когда-нибудь вырасту из нее или буду сохранять бдительность всю жизнь и избегать провальных путей? Я не знаю, но верю в систему; я действительно выросла из паттерна стыда (см. «Мужество потерпеть неудачу»). Может быть и это пройдет.

У меня нет другого выбора: я должна продолжать самотерапию и эксперименты с новым поведением, основанным на более высоком уровне самоосознания. Хотя данная область имеет повреждения, моя цель — вести себя как рациональное существо, несмотря на невротические тенденции; решать проблемы моим Взрослым разумом, а не руководствоваться глупым Ребенком; жить настоящим, а не прошлым.

Я вижу изменения уже сейчас. Я гораздо чаще могу почувствовать боль или беспомощность, даже если мне не всегда удобно это показать. Я могу попросить о помощи людей, которые меня любят. Я меньше страдаю от навязчивых мыслей, так как меньше завишу от них как от защитного механизма. Исчезли и некоторые другие симптомы, ранее не связанные с этим паттерном. Раньше у меня всегда возникали головные боли, когда желание «спасти» кого-то вступало в конфликт со скрытым чувством беспомощности. Теперь, когда я чувствую, как сжимается что-то вокруг моей головы, могу признать собственную беспомощность, неспособность завершить невозможное, и головная боль мне больше «не нужна».

Еще один «плюс» — это возможность читать фантастику. Чтение всегда было главным источником освобождения для меня, и я с жадностью читала фантастику. Но последние годы я сузила тематику книг только до тех произведений, которые меня не трогали. Казалось, что работа с реальными людьми и их личные трагедии — это все, что я могу выдержать. Я боялась эмоционального соучастия героям художественных произведений. Я стала ограничиваться теми романами, авторы которых не играли на моих нервах. Я стала больше читать документальную, особенно историческую литературу. Но даже тогда, натыкаясь на живые описания людских страданий прошлого, я впадала в депрессию и мучалась головной болью.

В течение последних месяцев я вернулась к своей первоначальной манере чтения. Я получаю удовольствие, читая самую разную художественную литературу, мне больше не надо часами стоять в библиотеке, выбирая «безопасные» книги. Очевидно, что новая способность переживать беспомощность расширила варианты проведения свободного времени. До последнего месяца книги слишком сильно напоминали мне о скрытой беспомощности.

Лошадям надевают шоры, чтобы они смотрели на дорогу и не пугались незнакомых предметов. Невротики носят шоры, чтобы не видеть ничего, что может разбудить скрытое чувство. Чем больше у вас скрытых чувств, тем больше вещей вы стараетесь не замечать, тем меньше переживаний себе позволяете. Жизнь становится длинной, скучной дорогой, на которой вы можете ставить одну ногу перед другой, пропуская все радости и развлечения. Я понимаю, что в некоторых областях все еще ношу шоры, и надеюсь в дальнейшем от них освободиться. Но я рада, что освободилась от ограничений в чтении. Мы наказываем себя так же, как это делали наши родители. Моя приемная мать порвала мой читательский билет и лишила книг, которые были нужны мне для бегства из повседневности. Затем я стала сама лишать себя книг — моего самого ценного источника релаксации.

Выше в этой главе я писала, что мы тяготеем к людям — обладателям наших запретных характеристик. Много лет назад Фриц Перлз сказал мне: «Вы не станете хорошим терапевтом, пока не избавитесь от желания всем помочь». Теперь я понимаю, что в некоторых людях меня привлекала явная беспомощность и своим чрезмерным желанием помочь я усиливала их зависимость. Сейчас я лучше осознаю их скрытую силу. Я учусь отпускать, разрешать студентам оставаться в терапевтическом тупике, не стремиться «спасти» их; позволить им самим бороться с собственными конфликтами и находить выход. Я начинаю вести себя больше в самотерапии как учитель и меньше как мать. Теперь я могу смотреть в глаза собственной слабости и осознаю скрытую силу других даже в тех случаях, когда она маскируется под слабость.

Это изменение поведения, основанное на внутреннем росте, оказывается для некоторых людей болезненным. Когда «идентифицированные пациенты» в семейной терапии (7, 8) начинают меняться, другие члены семьи чувствуют неудобство. Равновесие нарушается. Когда один из партнеров в браке становится достаточно здоровым и перестает играть в невротические игры, другой страдает. Отношения улучшаются, когда и второй партнер становится способным к росту и изменениям (5).

 

САМОДИСЦИПЛИНА

Для большинства из нас самодисциплина — пуританское понятие: «Я ненавижу делать это, следовательно я должен себя заставить. Это хорошо, если я заставляю себя сделать то, что не люблю или чего боюсь. Это укрепит мой характер». Слово «должен» — опасный сигнал. Каждый раз, когда вы замечаете, что слепо чему-то подчиняетесь, вопреки огромному сопротивлению, с «должен» в голове, самое время остановиться и разобраться со скрытыми голосами, прежде чем поддаться импульсивному действию.

Попробуйте гештальт-самотерапию. Проведите диалог между Родителем и Ребенком, поймите, что происходит. Побудьте Родителем — бранитесь, порицайте, осуждайте: «Ты должен это сделать, потому что так положено. В чем дело? Поторопись! Не ленись. Тебе должно быть стыдно, что ты такой плохой (глупый)! » Оставайтесь в роли Родителя достаточно долго, чтобы выявить конкретные чувства. Потом побудьте Ребенком. Вы увидите, что Ребенок функционирует тремя способами:

1. Испуганный, просящий о милосердии: «Я делаю все, что могу. Пожалуйста, не наказывай меня. Ты требуешь слишком многого. Я не могу отвечать твоим требованиям. Прости меня».

2. Спокойный, манипулирующий, избегающий наказания: «Да, ты прав, а я нет. Я действительно плохой (глупый), поэтому я не могу этого сделать». В таком случае Ребенок манипулирует Родителем, изображая согласие с целью заставить Родителя замолчать.

3. Бунтующий Подросток: «Пошел ты к черту! Я не сделаю по-твоему. Я хочу развлекаться. Я тебя не боюсь».

Оставайтесь в процессе борьбы Родитель — Ребенок до тех пор, пока не иссякнут все чувства, которые она в вас

вызывает. Затем, попытайтесь понять, чей голос из прошлого напомнил вам Родитель. Кто из вашего прошлого или настоящего выдвигал такие требования, наказывал вас подобным образом? мать? отец? учитель? брат или сестра? друг? Устройте воображаемую встречу с этим человеком, проиграйте его и свою роль.

Следующая стадия: проиграйте две стороны самого себя. Одна из них похожа на того человека из вашей жизни. (Далее в этой главе я объясню, как найти компромисс между этими крайностями. )

Предположим, вы отказываетесь от проживания внутренней борьбы, идете в обход самотерапии и просто двигаетесь вперед — «дисциплинируете» себя, заставляя делать то, что вы не любите или боитесь, не осознавая происходящее. Вы используете самодисциплину следующими провальными способами:

I. Внешнее подчинение Родителю;

II. Непослушание.

I. Внешнее подчинение. В этом случае скрытый Ребенок, чей голос вы отказались услышать, дает о себе знать одним или обоими способами.

1. Невротические симптомы.

а) Эмоциональные: тревожность, депрессия, раздражительность, навязчивые мысли, неуместные эмоции.

б) Физические: головные боли, физическое напряжение, психосоматические заболевания.

2. Саботирование Родителя — невнимательностью, забывчивостью, медлительностью, глупостью, скукой, физическими недомоганиями (см. 16). Любой из этих симптомов останавливает действие. Рекомендую почитать «The Adjusted American» (11), где описан бессознательный саботаж.

II. Непослушание. В этом случае тоже есть два способа реагирования:

1. Спокойствие и манипулирование Родителем с целью избежать наказания: «Ну что ж, хорошо, я такой плохой (глупый), что просто не могу заниматься самодисциплиной. Я ошибка природы. Что я могу поделать? Я ничем не могу себе помочь».

Экзистенциалисты полагают, что мы те, кем становимся. Несмотря на то, что в большой степени вы являетесь продуктом прошлого опыта, есть также небольшая зона свободной воли. Вы можете делать выбор. Каждый день предоставляет возможность для принятия маленьких решений, которые либо помогут вам в росте, либо отбросят назад.

Талмуд объясняет библейское утверждение о том, что Бог сотворил человека по образу и подобию своему, следующим образом: Он дал человеку разум, чтобы отличать правильное от неправильного, и силу, чтобы принимать решения. Выбирая правильный путь, легче сделать верный шаг в следующий раз. Но каждый неверный шаг затрудняет выбор правильного пути в будущем.

Воистину, мы — жертвы прошлого опыта, который способствовал формированию наших характеров, но мы не законченные продукты; мы не полностью сотворены прошлым. Опыт настоящего и будущего влияет на наше становление. У нас есть маленькая точная мера контроля этого нового опыта. Мы можем выбрать опыт, который поможет нам расти.

Каждый раз, когда я делаю что-то, чтобы усилить голос наказывающего Родителя, который звучит в моей голове, когда доказываю себе, какая я плохая или глупая, я делаю шаг назад. Борьба за рост становится труднее. Некоторые люди думают, что могут отделиться от своих действий: «Меня могут заставить делать плохие вещи, но я не позволю им затронуть мои чувства. Я буду выше их. Моя душа останется чистой, даже если мои действия кого-то унизят». Это опасная фантазия, она может привести к психическому расстройству. Как утверждал Бруно Беттельхейм (21), люди являются теми, что они делают.

Каждый раз, когда я принимаю решение и выполняю действие, соответствующее тому образу человека, которым хочу быть, мне немного легче стать таким человеком. Заметьте, что здесь я обсуждаю действия, поведение, а не мысли и чувства. Если я пытаюсь ограничивать мои идеи и эмоции только теми, которые соответствуют тому человеку, кем я надеюсь стать, я просто лгу себе. Если я избегаю «плохих» мыслей и чувств, я не только замедляю прогресс, но и добавляю новые невротические симптомы. Каждое неадекватное чувство, которое я позволяю себе прожить и исследовать в ходе самотерапии, дает мне возможность лучше контролировать мое поведение.

2. Вторым способом не слушаться голоса Родителя является отыгрывание Бунтующего Подростка. Внешняя идея в этом случае: «Я устал соглашаться с требованиями общества. Я свободен и храбр — неважно, что говорят другие, — я хороший, я в порядке». Скрытые слова, ставшие явными в ходе самотерапии, обращенные к Родителю: «Иди ты к черту! Я устал подстраиваться под тебя. Ты больше не сможешь меня контролировать. Я уже большой мальчик».

Без погружения в скрытую битву вы продолжаете вести себя так, будто все еще живете в прошлом, будто вы действительно боретесь с другим человеком. Вам кажется, что вы можете стать сильнее, если избавитесь от внешнего контроля. Таким путем подросток получает свободу от своих родителей. Поскольку эта битва принадлежит прошлому, отыгрывание сейчас означает ее незавершенность для вас. Постарайтесь пережить ее в гештальт-терапии именно так. Начните с человека, который, по вашему мнению, контролирует вас сейчас. Затем измените его на человека из вашего прошлого. Наконец, услышьте обе стороны самого себя, повстанца и непереваренную часть Родителя: сознательно вступите в эту внутреннюю войну. Вы не можете изменить прошлого простым отыгрыванием провального поведения в реальных жизненных ситуациях. Это можно сделать только с помощью самотерапии и нового поведения, основанного на инсайте.

При каждом таком отыгрывании, восстании против Родителя без переживания внутреннего конфликта вы лжете себе, притворяетесь независимым от того порицающего голоса. Пряча одну сторону своей личности, отказываясь услышать звучащий в голове голос, вы идете путем провала. Каждый раз, когда вы слепо отыгрываете Бунтующего Подростка:

а) вы не можете вести себя по-взрослому. Вы искажаете реальность, самоутверждаетесь вычурными способами. Если у вас развито самосознание, то после такого действия вы испытываете стыд, вину или страх. Эти болезненные эмоции могут прятаться под маской тревоги или депрессии. Это значит, что ваше поведение подтолкнуло наказывающего Родителя к дальнейшей жестокости.

б) или вы можете успешно спроецировать порицающего Родителя на другого человека. Вы думаете, что люди хотят заставить вас почувствовать стыд, вину или страх, потому что вы плохо себя вели (некоторые действительно могут это сделать). Вы фокусируетесь на них вместо того, чтобы погрузиться во внутренний конфликт. Это может стать самореализующимся пророчеством. Если вы упорны в своем отыгрывании, проецировании внутренней борьбы на внешний мир, окружающие люди начнут реагировать на вас осуждением, неодобрением, наставлениями или просто захотят держаться от вас подальше. Конкретная реакция зависит от их личных историй и стадий эмоционального развития.

Я вкратце обрисовала провальные способы использования самодисциплины. Какую роль играет самодисциплина в жизни здорового человека? Никакой, если использовать определение здоровья Маслоу, которое не имеет ничего общего с простой нормой приспособляемости. Маслоу утверждает (9), что здоровый человек — и таких один на сотню (дальнейшие его исследования показали, что один на тысячу) — не ощущает противоречия между разумом и эмоциями. Подобно здоровым детям, которые выбирают здоровую пищу, потому что обладают хорошим вкусом, такой человек интуитивно поступает хорошо для себя, потому что «чувствует хорошее». В повседневной жизни здоровому человеку не нужна самодисциплина, он не страдает от постоянной внутренней борьбы между «хочу» и «надо».

Остальные из нас — невротики и так называемые «нормальные» люди (со слабо выраженными невротическими тенденциями), чьи эмоции ограничены старыми, незавершенными переживаниями, — не могут себе позволить руководствоваться голосом внутреннего Глупого Ребенка. Мы зависим от самодисциплины, которая помогает нам избежать стыда, вины, страха, беспомощности, сохранить самоуважение, продолжить развитие. Мы надеемся стать от нее менее зависимыми по мере приближения к истинному здоровью. Одна из главных целей самодисциплины должна быть следующей: ее необходимо перерасти, подобно тому, как ребенок, зависящий от указаний родителей, в конце концов перерастает потребность в их руководстве.

Ребенок в отношениях со своими родителями проходит определенные стадии этического развития. Если он застревает на какой-то стадии и не может двигаться дальше, то становится невротиком.

Стадия I

Ребенок

Маленький Джонни учится слушаться родителей, потому что ему нужна их любовь и одобрение. Вопреки распространенному мнению, наказания не учат Джонни хорошему (4). Ребенок, управляемый только страхом, без стремления к сохранению любви и одобрения с большой долей вероятности станет криминальным психопатом (10).

На этой стадии совесть маленького Джонни еще не развита. Он соблюдает правила, потому что непослушание грозит потерей любви и одобрения. В поведении он руководствуется словами «Что скажет мама? », думает, что мать знает, чем он занимается большую часть времени, даже если ее нет рядом. Он приписывает ей всевидящее око Бога.

Невротик

Альберт, взрослый человек, функционирует на этом же уровне. Он поступает так, как, по его мнению, он «должен» поступить, чтобы избежать неодобрения, утраты любви значимых других: жены, друзей, терапевта. Чем более он иррационален, тем более он видит в каждом Томе, Дике и Гарри важный источник одобрения. Выбирая направление своих действий, он вынужден принимать во внимание различные ценности других людей.

Конечно, как и все невротики, он проецирует на одних людей то, что когда-то считал нормативами своих родителей, а на других — чувства Ребенка. «Что бы они сказали, если бы узнали? Как я посмотрю им в глаза? Том может подумать, что я дурак, будет надо мной смеяться. Если нарушу правила, Дик будет считать меня смелым, будет мной восхищаться. Но Гарри не одобрит, решит, что я плохой. Если поступлю по правилам, Дик будет смеяться над моей трусостью».

Альберт контролирует свое поведение, использует самодисциплину с целью контролировать чувства других людей.

Стадия II

Ребенок

На следующей стадии морального развития ребенок усваивает все ценности родителей в соответствии с политической тактикой «Если не можешь победить, будь союзником». Теперь он спрашивает себя: «Что подумали бы мама и папа, если бы узнали? » Даже если ребенок уверен, что родители ничего не узнают (теперь он понимает, что они не обладают магической силой), он все равно руководствуется именно этой мыслью. Он не только принимает требования родителей, но вдобавок искажает, преувеличивая их. Когда мать говорит: «Хорошие мальчики так не поступают», что означает «Я не хочу, чтобы ты так делал», ребенок понимает это так: « Когда ты так поступаешь, ты ПЛОХОЙ! » Девочки, играя с куклами, изображают своих матерей. Они ругаются и наказывают сильнее, чем их матери в реальности. Моя собственная дочь на этой стадии твердо отказывалась от мороженого на празднике в детском саду, несмотря на уговоры воспитательницы. Она подчинялась «букве моего закона»: никаких сладостей перед едой. Когда я попыталась ей объяснить, что праздник — это особый случай, девочка окончательно запуталась и пережила сильнейшую фрустрацию. На данной стадии черное — это черное, а белое — это белое, серого не существует.

Когда у маленького Джонни есть выбор между «хочу» и «надо», и он не может последовать тому, что, по его представлениям, ценно для родителей, мальчик испытывает дискомфорт. Он чувствует не вину, а стыд, он слишком мал для чувства вины (4). Чтобы снять тяжесть стыда и получить облегчение, он может признаться матери («Но не говори папе! ») или старшему брату или сестре («Но не говори маме! »)

Невротик

Барри — взрослый человек, который функционирует на этом же уровне. Он целиком «проглотил» чьи-то требования к поведению, и они остались непереваренными, не интегрированными в его личность. Ребенок и Родитель внутри Барри ведут непрерывную борьбу. Ребенок иногда уступает, иногда бунтует, иногда саботирует. В отличие от здорового человека по Маслоу, Барри редко делает что-то хорошее для себя в соответствии с «хорошим вкусом». То, что для него хорошо, обычно ощущается им как плохое: он либо с усилием глотает это как лекарство, либо выплевывает.

Каждый раз, сталкиваясь с конфликтом между «хочу» и «надо», Барри спрашивает себя: «Если бы значимые другие узнали, что бы они подумали? » Значимые другие включают родителей, живых или умерших, учителей, друзей. Иногда вопрос осознается. Когда вопрос задается бессознательно, остается скрытым, Барри страдает от болезненной нерешительности или других невротических симпто-мов. Если он сможет обнаружить подобный скрытый вопрос при помощи самотерапии, симптомы исчезнут.

Подобно Альберту (см. выше) Барри принял ценности нескольких человек. Конфликт уходит глубоко внутрь: множество голосов, ведущих спор в голове Барри, говорящих ему, что хорошо, а что плохо. Неважно, какой голос ему нравится, они всегда будут спорить, заставляя его чувствовать стыд, неполноценность, беспомощность или просто ярость на хроническую неспособность испытать самоуважение.

Если Барри осознает внутренний конфликт, у него есть три альтернативных пути:

а) Он может избежать неприятных ощущений, спроецировав внутренние голоса на других людей. Он может начать возмущаться их реальным или воображаемым неодобрением. В таком случае Барри регрессирует на более примитивный уровень развития, описанный на стадии I. Он замедляет свой личностный рост.

б) Или, подобно маленькому Джонни (см. выше), он может «исповедаться» в своем стыде безопасному слушателю, другу или терапевту и, получив поддержку, почувствовать себя лучше. В этом случае не происходит ни роста, ни регресса. Сохраняется статус-кво.

в) Или же он может позволить себе остаться со своим стыдом и испытать дискомфорт. Это первый шаг на пути к эмоциональному росту.

Стадия III

Ребенок

Чтобы достигнуть третьей стадии этического развития, маленькому Джонни нужна хорошая модель. Хорошая модель — это человек, которого ребенок уважает, которому он доверяет, чьи стандарты ясны и понятны. Этот человек не решает этические проблемы с мыслью «Я не знаю, что хорошо, а что плохо. Что скажут соседи? »

Помимо этого Джонни должен переработать, «прожевать» ценности родителей, а не проглатывать их целиком (как на стадии И). Он должен переварить некоторые из них, а другие отбросить. Некоторые станут его неотъемлемой частью в совокупности с ценностями, усвоенными из других источников: от учителей, друзей, из книг, средств массовой информации, собственного жизненного опыта.

Теперь, когда Джонни предает собственные ценности, он чувствует истинную вину. Чем выше уровень его психического здоровья, тем легче он может предсказать, какие выборы вызовут в нем чувство вины, тем больше в его руках контроля над собственным поведением, тем ближе он к истинному чувству вины, которое тем менее нуждается в сокрытии под маской невротических симптомов.

Невротик

Мадж — женщина, в основном функционирующая на этом уровне. Обладая хорошо переваренными, интегрированными собственными ценностями, она в дополнении к ним страдает от эмоционального несварения, вызванного кусочками непереработанных правил, долженствований, которые являются наследием прошлого. Их происхождение — илло-гичные, нерациональные понятия, правила-анахронизмы, которые не имеют ничего общего с ее взрослым мышлением. Они вызывают невротическое чувство вины. Вы можете искупить истинную вину, но с невротической виной вы ничего не поделаете. Обычно она погребена под таким завалом невротических симптомов и псевдоэмоций, что вы даже не знаете, где именно она расположена (4). Мы, как правило, маскируем невротическую вину под депрессию, тревогу, гнев или физические симптомы. Если вы исследуете этот симптом и ощутите скрытую вину, то симптом исчезнет.

Если вы избегаете проживания невротической вины, то возрастает вероятность отыгрывания провальных паттернов, которые вступают в конфликт с вашими истинными взрослыми ценностями, что вынуждает вас испытывать настоящую вину. То есть, сталкиваясь с выбором «хочу» и «надо», вы функционируете либо на уровне слабого Ребенка (как на стадии II), либо бунтующего Подростка. Вы выберете «хочу». Этот выбор служит двум целям:

а) Это оправдывает хроническую иррациональную вину, источник которой является для вас загадкой. Почему-то страдать оказывается предпочтительнее, когда вы знаете причину своего «плохого» поведения, чем без этого знания.

б) Вы провоцируете других людей вас наказать, бессознательно надеясь, что наказание искупит тайный «грех» и принесет облегчение от невротической вины.

Обычно эта система некоторое время работает. Многим людям катастрофы вроде войны и землетрясения приносят эмоциональное облегчение от невротических симптомов. Люди перестают наказывать себя депрессией, тревогой и т. д., поскольку жизнь наказывает их более суровыми способами. На некоторое время они получают свободу от ужасных ожиданий, смертельного страха наказания, которого ждали всю жизнь. К сожалению, когда снова приходят хорошие времена, беда отступает, невротические симптомы, прятавшиеся под маской старого страха и служившие наказанием, возвращаются.

Я описала причины, по которым стоит исследовать скрытые чувства, прежде чем начинать упражняться в самодисциплине. Как вы узнаете, что перестали функционировать на взрослом уровне? Что внутренний конфликт мешает принять правильное решение? Когда важно применить самотерапию?

Спросите себя: «Какова причина моего выбора? » Если вы так поступаете просто из страха или ненависти, если вы специально заставляете себя, потому что считаете данный поступок «хорошим», это первый признак слепого подчинения жесткому Родителю, который пытается сломать дух Ребенка. Возможно, Ребенок будет саботировать ваши усилия.

Подобный саботаж я испытала на себе. Как-то раз мне нужно было написать статью, и каждое утро я посвящала час этому занятию. Обычно такая система работает и дает неплохие результаты. Но в тот раз несколько дней подряд, садясь за печатную машинку, я чувствовала, как начинают ныть зубы, — верный признак напряжения. Каждый день я пыталась заниматься самотерапией, пыталась понять, от какого чувства я хочу избавиться, но не могла ощутить ничего кроме зубной боли и возросшего более чем обычно нежелания писать. Каждый раз я вставала из-за письменного стола, бросала работу, и симптом исчезал. По какой-то неизвестной причине Ребенок внутри меня саботировал мои усилия в течение целой недели, и я сдалась. На следующей неделе все наладилось: я смогла спокойно поработать и написать статью в рекордные сроки (более подробно об этой проблеме я расскажу дальше).

У меня не было ни малейшего предположения о значении внутреннего конфликта. Без самотерапии я не могла услышать, что пытается сказать Ребенок. Уделите внимание Ребенку, когда он протестует единственным возможным для себя способом, а вы не понимаете, почему он это делает. Много лет назад одна из моих дочерей плакала целый день без всякой явной причины. Она не была мокрой или голодной, одежда была комфортной. Я померила температуру — температура была нормальной. Я не понимала, почему дочь капризничает, поэтому решила обеспечить ей физический комфорт. Я носила ее на руках практически весь день. Постепенно она успокоилась и перестала плакать. На следующий день пришел врач. Он объяснил мне, что у девочки сильно болело ухо, там вскрылся нарыв.

По отношению к моему внутреннему ребенку я стараюсь быть такой же доброй, как и к обычным детям. Когда Ребенок явно страдает, но не может поговорить со мной, я, не колеблясь, стараюсь успокоить его, дать то, что ему хочется. Я не боюсь «избаловать» его, обращая внимание на то, как он выражает боль, — на зубную или головную боль, депрессию, тревогу. Я боюсь этого не сильнее, чем боялась избаловать собственную дочь, обнаруживая ее страдания.

Я стараюсь услышать слова моего внутреннего ребенка с помощью самотерапии. Когда я не могу этого сделать, то просто стараюсь создать комфортные условия. Я снижаю уровень самодисциплины, так как очевидно, что она приносит новые мучения.

Если, выбирая между «надо» и «хочу», вы отдаете бразды правления в руки Родителя, то у вас действительно не остается выбора. Вы просто отыгрываете одну из сторон вашей личности, пренебрегая другой. Только Взрослый может сделать настоящий выбор. Взрослый — это та ваша часть, которая:

а) знает ваши личностные ценности и

б) осознает реальность.

Взрослый никогда не говорит: «Сделай так, потому что ты это ненавидишь или боишься. Заставь себя. Это укрепит твой дух». Такое смутное обобщение, используемое в качестве предлога для самодисциплины, исходит от Родителя, той вашей части, которая все еще функционирует на иррациональном уровне. У Взрослого всегда есть определенные конкретные цели при выборе между «хочу» и «надо». Цель может быть этической — восстановить справедливость, исправить ошибки; или цель может заключаться в удовлетворении жизненно важных потребностей в доверии, близости, независимости, креативности.

Взрослый защищает вас от травмирующих неожиданностей. Он может предсказать степень вины, стыда или неполноценности, которые вам придется пережить при данном конкретном выборе; насколько сильным на сегодняшний день является ваше самоуважение; какую степень вины вы можете выдержать.

Также следует обращать внимание на выраженную нерешительность в сочетании с навязчивыми мыслями. Когда вы испытываете слишком большие трудности, совершая выбор между «хочу» и «надо», это значит, что Взрослый спит. Чтобы разбудить его, выделите время и послушайте внутреннюю борьбу:

Родитель. Ты плохой (глупый), поэтому не хочешь это делать. Поэтому ты должен это сделать. Заставь себя. Страдания пойдут тебе на пользу. Ты заслужил их.

Слабый Ребенок. Я не могу это сделать. Я слишком плохой (глупый). Мне просто придется сидеть здесь и терпеть твое наказание, которое предполагает ненависть к себе.

Или:

Бунтующий Подросток. Я не буду это делать. Мне плевать, что я плохой (глупый). Я нравлюсь себе таким, а кому не нравится это, пусть убираются на все четыре стороны.

Если вы продолжите внутренний диалог достаточно долго, Взрослый сможет сказать: «Давайте проведем эксперимент. Я не уверен на 100%, что смогу выдержать боль и неуверенность, связанные с новым поведением, но хочу попробовать. Если получится, то я вырасту и стану больше похож на человека, которым хочу быть, — свободным, са-мореализованным. Жизнь будет более осмысленной».

Иногда принимая решения, Взрослый делает первый шаг, а потом вы передаете управление Родителю. Поступая таким образом, -вы готовите почву для появления либо слабого Ребенка, либо Бунтующего Подростка, саботирующего весь процесс.

Хорошим примером данного сценария является диета. Если у вас избыточный вес, Взрослый принимает разумное решение — сесть на диету:

1) Когда вы станете привлекательнее, то сможете установить более близкие отношения с другими людьми;

2) Хорошее самочувствие сделает процесс работы и отдыха приятнее;

3) У вас появятся новые возможности для самоосозна-ния и самотерапии, отпадет необходимость в избегании проблем с помощью компульсивного переедания.

Итак, вы садитесь на диету.

Затем к власти приходит жестокий Родитель и начинает руководить действием: выбирает ужасную диету (вам не разрешается получить простое животное удовольствие даже от того небольшого количества пищи, которое вы едите); вы едите так мало, что большую часть времени чувствуете себя голодным (самая простая форма депривации); не употребляете самую здоровую пищу (чувствуете себя физически ослабленным). Естественно Ребенок не может долго терпеть такие лишения. При компульсивном переедании еда заменяет любовь и означает выживание. Слабый Ребенок или бунтующий Подросток начнут саботировать ваши хорошие намерения. Вы заметите, что постоянно думаете о еде, хотите съесть то, что сейчас есть нельзя, и бросаете диету.

Когда это происходит, если Родитель не полностью контролирует ситуацию, Взрослый сможет заметить случившееся и сказать: «Хорошо. Сегодня я был не на диете, но завтра будет новый день. Ничего страшного не случилось. Начнем заново». К сожалению, Родитель был так жесток, что Ребенку себя очень жалко, он активизируется и заглушает голос Взрослого. Ребенок говорит: «Ладно. Я слабый. Я сдаюсь». Или звучат слова Подростка: «Ну и к черту эту диету. Кого волнует, что я толстый? Диета не стоит таких страданий».

Я сижу на диете почти всю свою жизнь и всегда завишу от Взрослого, который выбирает хорошую пищу — она вкусная и дает мне энергию. Взрослый помогает дождаться того момента, когда я действительно хочу есть. Домашний сыр и салат могут быть очень вкусными, когда вы действительно хотите есть. В типичном случае переедания человек никогда не испытывает настоящего голода, потому что Взрослый в нем не функционирует. Ребенок просит есть задолго до того, как достаточно проголодается, чтобы с аппетитом съесть не самую вкусную еду, а Родитель предлагает наименее привлекательные варианты. Я знаю, что Ребенок внутри меня может легко почувствовать лишения, поэтому стараюсь его задобрить и купить ему какие-нибудь «соски». Например, я обнаружила, что хорошо успокаивают подсолнечные семечки — вы их лущите, вынимаете семечки и едите. Можно съесть много, не набрав лишних килограмм.

Еще один способ, с помощью которого Взрослый может поддерживать самодисциплину, — это избегание повторных выборов и хронической нерешительности. Когда дети были маленькими, я упростила механизм жизнедеятельности, смазала колеса повседневной жизни несколькими несложными правилами. Например, каждый раз, говоря «Обед готов», я повторяла привычную формулу «мойте руки». Для споров и пререканий не было места («Но, мам, посмотри, у меня чистые руки. Может, я не буду их мыть? »). Никакой борьбы с властью авторитета, вопросов, только простой безболезненный ритуал, основанный на решении, которое я, взрослый человек, давно приняла, и которое сейчас спокойно принимают мои дети.

Я управляю Ребенком внутри меня так же, как дисциплинирую себя, когда пишу. Самым сложным при написании статьи для меня является принятие решения о том, что необходимо сесть и приступить к работе прямо сейчас. Я саботирую это решение самыми разными способами. При одной мысли о необходимости написания статьи домашние дела вдруг начинают казаться очень важными и привлекательными. Надо снять паутину, которую до этого не было видно, помыть окна и пол, навести порядок в шкафу. Я привыкла начинать каждый день с борьбы: «Я должна сесть за работу сейчас или могу это сделать позже? А может быть, сегодня позаниматься другими делами? » Конец борьбе был положен тогда, когда я начала обращаться с собой в точности так же, как со своими маленькими детьми.

Теперь в определенный час каждое утро я бросаю все остальные занятия и сажусь писать. Больше нет необходимости решать привычный конфликт между «хочу» и «надо». Я долго боролась и принимала решение писать или не писать эту книгу, но сейчас выбор сделан, и я просто совершаю привычные действия: посвящаю один час в день работе над статьей, не больше и не меньше. Для меня этот процесс является нормальной творческой деятельностью. Идеи возникают спокойно, без лишнего стресса или напряжения. Но через час работа требует усилий воли, принуждения, появляется физическое напряжение (стиснутые зубы и т. д. ), кажется, что вы плывете против течения.

Методом проб и ошибок я выяснила, что утро — лучшее время для моей работы над статьями и книгами: нужные слова приходят сами собой. Если приступать позже, то начинаются мучительные поиски «идеального» слова. Я торможу одну мысль другой. Это действительно важная идея? какая должна быть правильная последовательность изложения? Все логично? Доступно написано? И т. д. Я прекрасно знаю, что все эти проблемы можно решать с первого рассмотрения, а подобное беспокойство мешает свободному потоку мыслей и препятствует работе.

Я не знаю, почему это происходит днем, а не утром. Я никогда не разбирала это в самотерапии, но могу сделать предположение. Вероятно ночью, во сне я прорабатываю нерешенные проблемы, связанные с блоками писательства, поэтому утром чувствую себя свободнее. Но к полудню появляется загруженность рутинными проблемами, которая активирует внутренние конфликты. Невротичность усиливается, я отдаю себя на милость бессознательным конфликтам. По наблюдениям Эдмунда Берглера, подобное справедливо и для людей, имеющих сексуальные проблемы. Они могут наслаждаться сексом только рано утром, когда ощущают себя здоровыми благодаря работе сновидений.

Мое Взрослое «я» старается не фрустрировать Ребенка, для этого оно выбирает наиболее удобное время работы подобно тому, как выбирает наилучшее меню во время моей диеты. Я никогда не заставляла детей есть пищу, которая им не нравилась, просто потому, что считала ее полезной. Я экспериментировала с питанием до тех пор, пока не нашла здоровую пищу, которая была им по вкусу.

Я не хочу доставлять дискомфорта моему внутреннему Ребенку. Я не знаю, что он чувствует, как и в случае с моей дочерью, у которой болело ухо, но я не мучаю его. Я не провоцирую его на саботирование работы.

Что такое самодисциплина? С одной стороны, только вы сами можете определить это, упражняясь в самодисциплине, так как для стороннего наблюдателя компульсивное поведение иногда выглядит как самодисциплина. Представьте неряшливую домохозяйку, смиренно наблюдающую за работой компульсивной женщины. Она будет восхищаться самодисциплиной последней. Только компульсивная домохозяйка (а также ее жертвы, ее семья) знает правду.

Какая разница между компульсивным поведением и самодисциплиной? Свобода. При компульсивном действии вы чувствуете, что вами руководят таинственные силы, которые вы не можете контролировать. Вы практически не получаете удовлетворения от работы или конечного продукта. Вы выполняете действие, но оно не обогащает вашу жизнь, а только снимает тревогу. Компульсивный человек подобен служителю древнего языческого культа. Религиозные обряды отражают не восхваление любви к богам, а защищают от их гнева. Компульсивный человек совершает магические ритуалы, чтобы избежать наказания злого Родителя.

Самодисциплина ощущается иначе. Вы знаете, что делаете усилие, проявляете свободную волю. Ваша мотивация вам вполне ясна, вы знаете, что хотите сделать, у вас есть конкретная цель. Компульсивное поведение (подобно ритуалу в древней религии) является слепым повторением очень старого даттерна, происхождение которого давно забыто. А самодисциплина — это эксперимент с новым поведением, попытка найти новую дорогу в жизни.

Иногда самодисциплина со стороны незаметна. В первом браке мне все время хотелось выскочить из-за стола и начать мыть посуду сразу после того, как все доедали. Я ненавидела эту привычку, но Родитель в моей голове (умершая мачеха) заставлял это сделать. Она настаивала, говорила, что правильно так и только так. Когда я начала жаловаться и рассказывать о своих мучениях (любимый трюк компульсивных личностей — ожидание похвалы за хорошее поведение и последующее разочарование), Берни был удивлен. Он мягко возразил: «А что ты торопишься? Тарелки подождут. Расслабься».

Это была новая точка зрения, некоторое время я ее изучала, перед тем как решилась попробовать, посмотреть, какое наказание получу от Родителя, если проявлю независимость. Первые несколько раз было трудно усидеть на месте за разговором или чтением — грязные тарелки призывно грудились в раковине. Но я продолжила применять самодисциплину, сопротивлялась давлению, и понемногу дискомфорт стал исчезать. Наконец наступил день, когда я с удивлением обнаружила, что если дождаться того момента, когда чувствуешь готовность помыть тарелки, то домашние дела перестают быть скучными и приносят удовлетворение. Я всегда ненавидела заниматься домашними делами, слушая указания мачехи. Однако сейчас, функционируя на уровне Взрослого, я получаю удовольствие, убирая посуду.

Много лет назад, планируя написать первую книгу, я сказала Берни, что боїйсь не найти час в своем распорядке дня, чтобы заняться писательством. Он предложил сократить другие дела и выделить время. «Что сократить? » Все важно. «А как насчет уборки пылесосом? Ты все время этим занимаешься». Я была потрясена. «Да? Никогда не думала! »

У меня была привычка пылесосить весь дом, все ковры, пол — все за один день. Так делала моя мачеха, и я никогда не задавалась вопросом, подходит ли мне такая ^система. Но теперь я хотела написать книгу, поэтому решила поэкспериментировать. Сначала было небольшое чувство тревоги, когда я осмелилась ослушаться мачеху. Я продвигалась медленно, постепенно перерыв между днями уборки становился больше. Сегодня я совершенно свободна от этих компульсивных действий и от синдрома мытья посуды. Честно говоря, полы не идеальной чистоты, но я получаю от жизни гораздо больше удовольствия.

В течение многих лет я читала и отвечала на личные дневники студентов, занимающихся самотерапией. Мне нравится это занятие. Со временем гора дневников значительно выросла. Около года назад я заметила провальные тенденции, связанные с этой привычкой. Как и в ситуации с написанием книги или статьи, чтение дневников может быть удовольствием:

а) если этим заниматься определенное время и

б) если я в хорошем настроении.

Если же я берусь за них в неподходящее время или читаю слишком подолгу, то все превращается в рутинную домашнюю работу, которую заставляешь себя делать, не получая при этом никакого удовольствия, страдая от зубной боли и усталости.

Моя невротическая часть говорит: «Будь идеальной матерью, которой у тебя никогда не было. Нельзя развлекаться, если на письменном столе остались неотвеченные дневники. Ты, мерзкое создание, отвергаешь нуждающихся детей». И снова мне было нужно попробовать новое поведение, поупражняться в самодисциплине. Вместо слепого подчинения голосу Родителя и дальнейшего саботирования работы с помощью усталости и мученических усилий (я называю это синдромом еврейской матери), я учусь обращать внимание на свое настроение. Иногда мне нужно отдохнуть от проблем других людей, послушать музыку, потанцевать, почитать книги или поработать в саду. Я поняла, что могу оставлять на некоторое время эти дневники непрочитанными. Я все еще испытываю чувство вины в такие моменты, но это невротическая вина, и когда она становится слишком болезненной, я прорабатываю ее в самотерапии. Взрослый внутри меня решил, что я никогда не должна читать эти дневники в условиях, в которых скука и усталость могут помешать удовольствию, получаемому от этого важного занятия.

В главе «Креативность» книги «Самотерапия» я описываю эксперименты с музыкой, искусством, танцами и т. д. Мне приходится заниматься самодисциплиной каждый раз, когда я откладываю отведенное этим занятиям время. Если я буду ждать момента, когда почувствую непреодолимое желание нарисовать или сыграть на пианино, станцевать или поработать в саду, то никогда не займусь этим. Голос Родителя напоминает о домашних делах, непрочитанных журналах; Ребенок хочет почитать хорошую книгу, что является пассивной, нетворческой деятельностью вроде еды: ты получаешь удовольствие, пока ешь. Вы отдыхаете, но не самореализуетесь, в этом нет свежести. Одним словом, это не творческое занятие.

Взрослый принимает решение, как и в случае работы над статьей: выделить утреннее время для танцев. Желание танцевать появляется, если я слышу хорошую музыку. Занимаясь повседневными делами, у меня не возникает неожиданного порыва все бросить и развлечься. Но из опыта я знаю, что небольшое время, уделенное утром танцам, хорошо влияет на мое физическое и психическое состояние, повышает работоспособность, поэтому в отведенное время каждое утро Взрослый ставит кассету и дает Ребенку разрешение потанцевать. Начав, Ребенок овладевает ситуацией и веселится, пока голос Взрослого не скажет «пора за работу».

В моей повседневной жизни есть одна область, в которой без самодисциплины я бы не справилась. Это самоте-рапия. Без сознательных усилий, которые заставляют меня выдержать болезненные эмоции — стыд, вину, чувство неполноценности, боль, беспомощность — и пойти на более глубокие уровни, я бы стала роботом-гуманоидом, который говорит и делает вполне разумные вещи, но похож на компьютер. Его истинные эмоции заменяют депрессия и тревога, головные боли или физическое недомогание, напоминая о том, что я все еще человек.

Каждый раз замечая, что я «выключаюсь», проглатываю что-то болезненное, думаю быстрее обычного, чтобы справиться с неприятной ситуацией, мне нужно усилие воли, которое поможет мне избавиться от интеллектуализации и заставит чувствовать. Я полностью полагаюсь на Взрослого, который оставляет дверь открытой для чувств в тот момент, когда Ребенок ведет себя так, будто он слишком слаб, не может выдержать боль и пытается закрыть эти двери.

Некоторые студенты рассказывают, что стоит раз приучить себя к самотерапии, потом становится гораздо легче. В моем случае это не так. Хладнокровный компьютер отчаянно борется за власть, эмоциям приходится сражаться, чтобы остаться в живых.

 

ОЦЕНОЧНОЕ ОТНОШЕНИЕ

Определение по Вебстеру: «Оценивание: формальное выражение авторитетного мнения». Мое определение оценочного отношения включает три аспекта функционирования на уровне Родителя:

1. Неодобрение, критика, поучение, возмущение, гнев: «Твое поведение плохое (глупое, сумасшедшее)» (7).

2. Снисхождение, наставление, помощь: «Давай я научу тебя, как себя вести» («Ты маленькое глупое создание»); «Рад видеть, что у тебя получается» («Я ставлю тебе «5» за усилия»); «Мне нравится то, что ты делаешь» («Я одобряю твои действия исходя из своей вышестоящей позиции»).

3. Приклеивание ярлыков, классификация, раздача характеристик: «Ты плохой (глупый, сумасшедший)»; «Ты человек, которого я одобряю (исходя из моей вышестоящей позиции)».

Отыгрывание оценочного отношения всегда создает барьер в общении. Это отделяет вас от другого человека, формирует дистанцию. Выражая свое оценочное отношение, вы играете в игру Родитель—Ребенок. В этом случае у другого человека есть четыре варианта реакции. Он может выбрать роль послушного Ребенка: «Я буду стараться. Помоги мне»; бунтующего Подростка: «Заткнись, черт побери! Кого волнует, что ты думаешь? »; он может вывести вас из роли Родителя и заставить сыграть роль Ребенка: «Как плохо (глупо) с твоей стороны думать, что ты можешь осуждать меня! », или может просто вас игнорировать и при первой возможности постарается уйти. В любом случае здесь нет места истинным доверительным отношениям.

Оценочное отношение — способ не выдать свои эмоции и/или отвлечь внимание, чтобы не почувствовать их. Вмес-

то того чтобы проявить как-то самого себя («Я испугался, когда ты так сделал (почувствовал боль, злость, беспомощность, симпатию)»), вы фокусируетесь на другом человеке: выражаете свое мнение о нем. Вместо признания того факта, что вам было обидно, вы называете его плохим. Вместо того чтобы сказать: «Я чувствую симпатию и любовь к нему», вы снисходительно называете его симпатичным человеком, избегая при этом того, что чувствуете к нему. Называя другого человека плохим или хорошим, вы подчеркиваете свое превосходство над ним. Он получает послание, что не в силах тронуть вас, что вы просто наблюдаете за его поведением с высоты своей позиции.

В семьях люди ищут безопасные, удобные способы отыгрывания оценочных отношений. Мужья и жены, дети и родители жалуются друг на друга: «Ты не даешь мне быть честным. Я не хочу бояться быть откровенным с тобой». На самом деле этим они хотят сказать: «Не злись и не обижайся, когда я как-то оцениваю тебя. Не пугай меня своим гневом, не заставляй меня чувствовать себя виноватой. Просто послушай мои замечания, ничего при этом не испытывая». Но это невозможно. Оценочное отношение всегда пробуждает чувства жертвы. Общение — двусторонний процесс. Если вы что-то сделали другому человеку, он должен сделать что-то вам, чтобы отплатить, если он не слишком запуган, так что вынужден хранить молчание. В этом случае его чувства многократно усилятся.

Опасность оценочного отношения состоит в том, что вы невольно говорите с человеком словами его жестокого внутреннего Родителя. Вы подкрепляете его ненависть к себе гораздо сильнее, чем могли предположить или подразумевать. В таких случаях он реагирует на пробужденную в нем ненависть к себе тремя способами: а) он может спроецировать эту ненависть на вас и наказать вас; б) он может уйти в депрессию, чтобы избежать ненависти к себе; в) ненависть к себе может оказаться сильнее того уровня чувств, который он способен в данный момент вынести, что приведет к приступу паники или попытке самоубийства.

Однажды, когда моя старшая дочь училась в школе, она вернулась домой, жалуясь на большой объем домашней работы и предстоящий полугодовой зачет. В тот же вечер за ужином она вскользь упомянула, что собирается покататься на роликах с подружками. Я сильно удивилась, учитывая ее предыдущие слова, и выразила свое мнение наиболее тактичным, как мне показалось, способом: «Не понимаю, как ты можешь гулять. Я думала, у тебя много заданий». Меня поразило то, как резко она мне ответила: «Я не просила давать мне советы! » Этот эпизод закончился периодом невыносимой холодной войны между нами. Два длинных дня мы не разговаривали. Потом я обратилась к самотерапии и смогла восстановить наше общение. «Ты знаешь, что я много занимаюсь, — сказала она мне позже. — Тебе когда-нибудь приходилось напоминать мне про домашние задания? » Никогда. Она была очень добросовестной ученицей. «Мне трудно выходить гулять и спокойно веселиться, когда дома меня ждет домашняя работа. Каждый раз я спорю с собой, чтобы позволить себе немного расслабиться. Когда я услышала, что ты хочешь, чтобы я села за тетради, я почувствовала, что это слишком, и вспылила». Мы обе сожалели о происшедшем, извинились и простили друг друга.

Я действовала оценочным путем: снисходительно поучала, предлагала помощь в той области, в которой моя дочь заслуживала, чтобы с ней обращались как с взрослой. В действительности она уже выросла, и даже если бы она не относилась так серьезно к своей домашней работе, время моих поучений уже давно миновало. Я неосознанно подкрепила ее собственную жесткую самооценку, и она меня за это наказала.

Аналогичный опыт у меня произошел и с младшей дочерью, когда она стала подростком. В один из редких случаев доверительного разговора со мной она призналась в своей проблеме, и я воспользовалась возможностью наставить ее на путь истинный. Я осторожно объяснила собственную точку зрения в одной из последних отчаянных попыток повлиять на дочь. Она ответила почти теми же словами, что и ее сестра несколько лет назад. «Мама, хватит промывать мне мозги. Каждый раз, когда мне нужно сделать выбор, в моей голове одна мысль: «А что скажут мама с папой? » Перестань учить меня. Я прекрасно знаю все твои предложения. Я пытаюсь находить собственные решения». И в этом случае вместо того, чтобы общаться с ней как с равной, я продолжала помогать, поучать, снисходительно объяснять, будто она маленькая девочка и будто она нуждается в моей оценке ее поведения. В обоих случаях моя потребность наставлять дочерей в том возрасте, в котором они явно мотивировались собственными внутренними побуждениями, исходила из моей невротической потребности в контроле (см. главу «Потребность контролировать»).

Некоторые взрослые не выносят, когда дети выражают сильные чувства — горе, гнев, страх, ревность и т. д. Если вы замечаете за собой, что судите о «недостатке самоконтроля» у своих детей, используйте это для самотерапии. Исследуя это, вы обнаружите различные скрытые чувства: зависть к свободе, которой вы лишились много лет назад, а теперь запрещаете себе ею пользоваться; тревога за силу чувств ребенка — вы боитесь, что она может оказаться заразной, и вам тоже придется переживать подобные эмоции; потребность контролировать и страх беспомощности и т. д.

Человек с оценочным отношением может оказаться угрожающе сильным Родителем, который заставляет жертву регрессировать на уровень Ребенка. Но беспристрастный наблюдатель обычно видит в человеке с оценочным отношением ребенка, который не способен быть терпимым к индивидуальным особенностям людей и убежден, что он может и должен изменять окружающих людей. Это проявление детскости происходит из характера его скрытых чувств.

Человек, хронически демонстрирующий оценочное отношение, функционирует на уровне Родителя, обнаруживает стереотипные реакции, постоянно оценивает и не принимает себя. Голос порицающего Родителя ругает и критикует все его действия. Чтобы избежать внутренней борьбы между жестоким Родителем и испуганным Ребенком, он направляет голос Родителя вовне, на других людей. Фокусируясь на слабости других, он избегает собственной. Ругая других, он остается глухим к внутреннему порицанию. Нам он кажется ребенком, потому что редко функционирует на уровне Взрослого, его бросает из крайности в крайность: он чувствует себя то наказанным Ребенком (проекция голоса Родителя на других людей), то осуждающим Родителем. В роли Родителя он выглядит настолько иррациональным, преувеличенным, что становится похож на ребенка, который говорит своему приятелю: «Моя мама сказала, что так делать плохо. Ты плохой. Я хороший мальчик! Я так плохо не поступаю».

Если человек с оценочным отношением осознает стереотипный паттерн своего реагирования, если замечает, как часто он критикует, ругает, поучает, то может начать меняться. Он может понаблюдать за своим чувством и использовать его для гештальт-самотерапии.

Даже если это не ваша хроническая проблема, используйте, подобно мне, оценочное отношение для терапии. Я знаю, что осуждая что-либо, я скрываю что-то от себя. Я начинаю с воображаемой встречи с человеком, которого оцениваю. Затем я меняю одного или обоих нас на людей из моего прошлого и заканчиваю проигрыванием обеих сторон моей личности: судьи и осужденного, Родителя и Ребенка.

Человек при виде товарища, выбившегося из узких рамок приличного поведения, разражается вюзмущенным гневом и самоуверенно произносит пафосную речь в поддержку чистоты собственной морали, выражая тем самым яростный протест. Ведь в этом случае он рискует потерять прочную убежденность, сформировавшуюся в этой конкретной области, и боится заразиться. И опять подобно маленькому ребенку он безмолвно сообщает: «Не поступай так плохо. Ты показываешь мне дурной пример. Я хочу быть хорошим мальчиком, и не знаю что будет, если я попаду в плохую компанию». С утратой внутреннего направления, лишившись руководства, он пытается не дать другим раскачать лодку, чтобы самому удержаться на борту. Это издавна усвоенная установка. Многие родители привычно обвиняют товарищей своего ребенка в том, что они сбивают того с пути истинного. Если двое детей из разных семей уличаются в запретном поведении, каждая мать немедленно сваливает ответственность на чужого ребенка.

Оценочные отношения преследуют множество целей. Оценивающий человек проецирует бранящегося Родителя из своей головы на других и ожидает от них осуждения. Следуя принципу, что лучшая защита — это нападение, он бросается на них первым и критикует, предупреждая их атаку.

К тому же это что-то вроде установки «кислого винограда». Одинокий, отдалившийся от всех человек, который не хочет обнаруживать собственного провального поведения (это могло бы показать ему, что он сам ответствен за то, что чурается людей), может спасаться за оценочной позицией: «Вы все такие плохие, поэтому меня не волнует, что я — аутсайдер. Я не хочу нравиться вам», тем самым отталкивая их еще дальше от себя.

Для человека, чей ранний опыт научил его не доверять другим и бояться близости, оценочное отношение служит способом отвращать близость. Он находит множество причин, чтобы отделять себя от ближних. Всякие человеческие качества отпугивают его. Он может осуждать жизненный стиль людей: слишком комфортный или слишком непривычный; их политику: чересчур консервативная или слишком радикальная; личные привычки: излишне педантичный или слишком неряшливый. Он выдает себя за эксперта по красоте, уму, культуре — всему, что способно утешить его в том, что он не потратит впустую время, если позволит себе сблизиться с другим человеком. Я знаю людей, которые, даже находясь на грани потери любви, останавливают себя и неожиданно начинают искать физические недостатки возлюбленных: его волосы слишком кудрявые, он слишком толстый ИЛИ СЛИШКОМ ТОЩИЙ И Т. Д.

Иногда вы оцениваете, чтобы утаить скрытые чувства; в других случаях вы подстегиваете оценочное отношение и отыгрываете его, чтобы сознательно заглушить (подавить) эмоции, которые только наметились и которые вы не хотите переживать. В обоих этих случаях отыгрывание чувств, происходящих из оценочного отношения, является анти-коммуникацией: а) другие люди и не подозревают о ваших истинных чувствах и б) они стараются исказить ваше сообщение и преувеличить его. Отыгрывание поверхностных чувств отталкивает обе стороны отношений еще дальше друг от друга вместо того, чтобы помочь им узнать друг друга лучше.

Далее я привожу несколько примеров из моих воркшо-пов, взятых наугад.

А говорит В: «Ты напоминаешь мне мадам Лафарге, женщину из «Истории двух городов», которая любила смотреть, как людей лишают голов на гильотине». (Не высказанные, осознанно подавленные эмоции: «Меня обидели твои слова, и теперь я тебя боюсь»). В страдает от фобии жестокости и насилия, иррационально опасаясь, что обладает скрытой склонностью к садизму. На его слух А говорит словами его осуждающего внутреннего Родителя, что вызывает в нем приступ тревоги к огромному удивлению и сожалению А, который и не думал, что его критика будет воспринята столь буквально.

С говорит D: «Ты как наивная школьница». (Невысказанное сообщение: «Я слишком грешна и боюсь, что если обнаружу свое истинное «я», ты меня осудишь и оттолкнешь». ) D страдает от навязчивого убеждения, что она менее образована, чем остальные члены группы, и слишком невежественна, чтобы группа ее приняла (ни одно из двух не является истинным). Теперь она сочла, что С разоблачила ее перед группой и подвергла публичному осмеянию. Она страдает депрессией всю неделю вплоть до следующей встречи, где рассказывает обо всем и выясняет, что С в смятении из-за ошибочного истолкования ее слов и что она вовсе не имела ничего такого в виду.

Е говорит F: «Ты собираешь свои волосы в такой плотный пучок, потому что хочешь выглядеть холодной и неприступной». (Невысказанное сообщение: «Я злюсь, потому что ты отталкиваешь меня». Скрытые эмоции: «Мне страшно, потому что я думаю, что ты меня отвергаешь». ) Идеализированный образ себя, в котором F является сердечной и любящей вступает в конфликт с наказывающим Родителем в ее голове, который настойчиво утверждает, то она плохая и совсем не любящая. Обвинение Е подпитывает ее ненависть к себе и толкает в состояние депрессии, возбуждая навязчивые мысли, которые не оставляют ее всю неделю. Е потрясена. Она не знала, что F ранима в этой области и не хотела причинять ей столь сильную боль.

G сурово и неодобрительно говорит Н: «Я не понимаю, как ты можешь так завидовать ей. Она должна быть счастлива, что ей так повезло». (Невысказанное сообщение: «Я чувствую себя неуютно и слегка встревожена таким откровенным признанием в зависти — не знаю, почему. Перестань испытывать зависть». ) Н всегда стыдилась своей зависти и распинала себя за это из-за страха быть осужденной. Ее стыд в этом случае значительно отягчен. Позже G открыла в самотерапии, что она сама завистлива в иррациональных, неожиданных областях. Она не выносит в других черту, которую ненавидит и которой боится в себе.

I говорит J: «Я не думаю, что ты должна раскрывать эту личную информацию группе. Нельзя трясти грязным бельем на публике». (Невысказанное сообщение: «Ты смутила меня. Я бы хотел скрыть тебя от всех этих любопытных глаз». Скрытый смысл: «Я боюсь, что испытаю соблазн отыграть навязчивое разоблачение болезненных секретных данных о себе самом». ) J пристыжена, чувствуя себя дрянной девчонкой.

К говорит I: «Ты не должен так переживать». (Невысказанное сообщение: «Я поддерживаю тебя. Я хочу, чтобы ты не испытывал болезненных эмоций». Скрытые чувства: «Когда ты переживаешь что-то болезненное, это угрожает мне. Я боюсь, это заразительно. Я могу соблазниться болезненными чувствами, которые скрыты во мне самой». ) L обижается. Он думает К говорит, что он плохой, тупица или сумасшедший и что К неинтересно выслушивать его чувства.

М говорит группе: «В этой группе слишком много плачут». (Невысказанное сообщение: «Вы компания распустившихся слабаков, потакающих себе в этом». Скрытая эмоция: «Я боюсь позволить себе отпустить свои защиты и переживать такие сильные эмоции. Я хочу уйти от вас — я боюсь, что вы ослабите мои защиты, и я испытаю соблазн пережить то болезненное, что скрываю». ) Некоторые члены группы переживают стыд из-за того, что разоблачили свои внутренние «я» в присутствии М, после того как он выступил с речью осуждающего Родителя, голос которого и без того звучал в их головах.

N говорит группе: «Мне кажется, что все эти слезы и демонстрация эмоций лживы». (Невысказанное сообщение: «Иногда я делаю вид, что испытываю эмоции, которых в действительности нет. Я могу одурачивать других, и я боюсь быть одураченной таким же образом». Скрытое чувство: «Я боюсь поверить, что вы искренни, поскольку тогда мне придется переживать за вас глубже, сопереживать вам и испытать соблазн пережить собственные скрытые болезненные эмоции». ) Упрек N обидел некоторых членов группы, а других разозлил.

О говорит группе: «Здесь все слишком хорошие и добрые, любящие и заботливые. Моя проблема в том, что я боюсь чувствовать и выражать гнев. Если бы группа демонстрировала больше гнева, мне было бы легче. Вы не даете мне выразить себя». (Невысказанное сообщение: 1. «Я злой человек, который ведет себя как добрый. Думаю, вы все такие же, как я. Я не могу доверять вашей заботе, следовательно, не могу чувствовать себя в безопасности и свободно выражать чувства». 2. Я постоянно оцениваю вас и жду ответной оценки. Если вы обнаружите свою злость, то не сможете осуждать мой гнев. Вы разделите со мной вину за плохие поступки»).

Я называю подобные случаи синдромом «если бы». Далее приведено несколько примеров синдрома «если бы», взятых из моих воркшопов.

• «Я новенький на этом воркшопе. Если бы я не был новичком, я смог бы раскрыться».

• «Если бы салфетки были ближе, я могла бы позволить себе расплакаться».

• «Если бы в группе было меньше молодежи, я могла бы быть собой».

• «Если бы в группе было меньше пожилых и т. д. »

• «Если бы в группе было больше мужчин и т. д. »

• «Если бы у вас не было таких ужасных проблем, я смог бы поучаствовать в беседе».

• «Если бы у вас не было таких сильных чувств и т. д. »

• « Если бы вы не обсуждали такие банальные вещи и т. д. »

• «Если бы у вас были такие же серьезные проблемы как у меня и т. д. »

• «Если бы здесь была поддержка, как в других группах, я бы смог почувствовать гнев».

• «Если бы я только знал в чем дело, я бы смог посочувствовать человеку, который плачет».

Синдром «если бы» — форма сопротивления. Люди с этим синдромом идут по жизни с фантазией, что если бы мир был иным, если бы люди изменились, тогда они смогли бы начать жить по-настоящему. Нежелание войти в реальный терапевтический опыт, страх ожить, заставляет их оставаться отчасти нерожденными, напрасно тратя драгоценные годы в ожидании акушерки-волшебницы, которая никогда не придет.

 

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И ВИНА: ПРОБЛЕМЫ В ОБЩЕНИИ

Самое большое препятствие на пути к истинному общению — склонность играть в «обвинителей». Если, споря с близким человеком, вы сознаете, что собираетесь предъявить обвинение («Я прав, он нет. Я должен доказать ему это»), будьте готовы к еще большему разочарованию. Вам не удастся достичь доверительных отношений с правовых позиций. Если двое готовы к судебному разбирательству, значит их отношения под угрозой.

«Так нечестно! » Вы правы; в человеческих эмоциях нет справедливости. Чувства не рациональны; бессознательное алогично. Близкий вам человек в данный момент кажется иррациональным? Тогда тем более вы не можете взывать к его разуму. Но если вам все-таки хочется попробовать, тогда и вы слишком иррациональны, пытаетесь что-то скрыть от себя, действуете неадекватно, провально (4). Честность, справедливость, вина не обсуждаются, если другой человек во власти сильных эмоций.

Вы близки с кем-то, кто не обладает чувством справедливости, нечестен с вами и постоянно вас эксплуатирует? Тогда поработайте со своей проблемой. Используйте само-терапию, чтобы выяснить:

а) чем вас изначально привлек этот человек;

б) в какую бессознательную игру вы с ним играете; какие условия создали, чтобы он эксплуатировал вас и

в) почему не можете уйти от этого человека?

Помните, что игра в обвинителя вашего партнера не изменит.

Что происходит с отношениями, когда люди начинают играть в обвинительные игры? Мы рассмотрим это на примерах, взятых из моих воркшопов:

I. Если двое участников заходят в тупик, а) обвиняя друг друга и б) не давая друг другу возможности уйти, мы имеем дело с двусторонней проблемой. В этот момент оба иррациональны, каждый переживает боль. В такие минуты вопрос о том, кто прав, а кто нет, не стоит, нельзя сказать, что кто-то виноват больше, кто-то — меньше. Оба и правы, и неправы. Они правы в своей потребности почувствовать боль, гнев или страх, потому что произошло вмешательство в поврежденную область. Они не правы, потому что излишне сильно реагируют друг на друга, отыгрывают старые нерешенные проблемы из своего прошлого.

II. Или, предположим, А испытывает иррациональные чувства, вызванные действиями В, и обвиняет его в этом. Если В в данный момент рационален, он сможет посочувствовать дискомфорту А и сказать ему об этом. Он сможет выразить искреннее сожаление о том, что А расстроен из-за его действий. Часто такое сожаление помогает найти выход из тупика, и все заканчивается хорошо.

Однако если А испытывает слишком много скрытых чувств, то он исказит и смысл извинения В. Если В все еще сохраняет рациональность, ничего от себя не скрывает, то смирится со своей беспомощностью и будет готов сохранять спокойствие в течение всей встречи. Он не стремится оправдать себя или осудить В за неразумность.

III. Но допустим, что А продолжает вести себя иррационально, и это затрагивает скрытые чувства В, наносит удар по его чувствительной области. В больше не в состоянии сочувствовать А. Он тоже становится иррациональным. Они начинают отыгрывать обвинительную игру, ожесточенно споря и пытаясь свалить вину друг на друга. Они заходят в тупик, задев чувства остальных членов группы.

Одни участники идентифицируются с А, другие с В. Те, для кого встреча имеет скрытый смысл, испытывают практически невыносимую фрустрацию и хотят немедленного урегулирования. Другие скрывают свою тревогу под видом скуки. Те, для кого эта проблема не имеет скрытого смысла, легко все видят и сопереживают обеим сторонам. Они могут терпеливо наблюдать за происходящим, увлеченно слушать, независимо от направления развития и продолжительности борьбы.

Потребность обвинять проистекает из страха быть обвиненным. Люди, которые постоянно обвиняют других, для которых обвинение — стереотипная реакция, стараются избежать внутреннего конфликта между обвиняющим Родителем и испуганным Ребенком. Время от времени они проецируют Родителя на других людей, считая, что люди обвиняют их. Иногда они проецируют вовне Ребенка, а сами отыгрывают обвиняющего Родителя.

Обвинение — это система избегания ответственности. В тех случаях, когда вы намеренно причинили боль другому человеку, ответственность является реальной. Но иногда вы случайно наступаете на больную мозоль, тогда вы ответственны только за то, что ошиблись. И если вы иррациональны в отношении своих ошибок, если рассуждаете с позиции абсолютного своего совершенства или полной никчемности, то обижаетесь на любого, кто обращает внимание на вашу ошибку. Вам кажется, что если вы признаете хоть какую-то долю ответственности, то принимаете вину. Вы чувствуете себя вынужденным защищаться, чтобы вас не сочли виноватым. Вы используете в качестве оружия обвинение, осуждение других людей.

IV. А неправильно истолковывает слова В и испытывает от них боль. У В нет связанных с этим скрытых чувств, в данный момент он рационален. Он не чувствует обвинений со стороны А, просто транслирует его жалобу в значение: «Ой, больно! » и отвечает А: «Сожалею, что тебе было больно. Я не хотел тебя обидеть. Я только имел в виду... » и объясняет свои слова. В проявляет желание принять ответственность за невольно нанесенную обиду другому участнику.

V. Противоположный пример. С неправильно истолковывает слова D, и последний неадекватно реагирует на обиду первого. Задеты скрытые чувства D, поэтому он возмущен жалобой С и обвиняет его: «Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым». D обвиняет С в том, что тот пытается обвинить его, хотя С об этом даже не думал, он только сказал «Ой! » D не специально обвинил С, он просто боится принять ответственность за то, что невольно вызвал у С боль, и поэтому делает ему еще больнее, воздерживаясь от сочувствия и обвиняя С в том, что тот посмел пожаловаться.

VI. Е говорит с F осуждающим тоном, F дает понять, что ему обидно. Если Е в данный момент рационален, он признает, что был зол и что его речь была достаточно жесткой. Он возьмет ответственность за свои действия и не станет обвинять F за его жалобы.

VII. Если же F вместо выражения обиды ругает и обвиняет Е за осуждающий тон, Е реагирует встречным обвинением. Он либо оправдывает свою первоначальную позицию, либо утверждает, что F крайне груб. В этом случае они оказываются в тупике, который был описан под пунктом I.

VIII. G злится и обижает Н. Н выражает обиду, G обвиняет его: «Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым». G боится взять ответственность за свои действия, он возмущен жалобой Н, которая для него звучит как обвинение. Люди со скрытым чувством вины часто проецируют самообвинение на окружающих. Им кажется, что другие люди обвиняют их, пытаются вынудить их переживать вину. Предположим, кто-то действительно хочет, чтобы вы почувствовали себя виноватым. Если у вас нет скрытых чувств, связанных с данной областью, вы не расстроитесь. Вы не будете обвинять этого человека за то, что он обвиняет вас.

IX. J злят слова К. К не отвечает на чувства J, не говорит что-нибудь наподобие: «Извини, что разозлил тебя». Он оправдывает себя и обвиняет J. К: «Ты не понимаешь. Дай мне объяснить. Ты не должен злиться». Скрытое послание: «Не обвиняй меня в том, что испытываешь эти чувства. Ты сам виноват, что не понял». Эти слова еще больше злят J.

X. М неадекватно реагирует на поведение L. L боится взять на себя ответственность за случайное попадание по больному месту М, поэтому обвиняет его в том, что тот жалуется. L: «Не надо обвинять меня, если ты такой иррациональный. Это твоя проблема». Он не способен ответить на чувства М.

Играя в игру «обвинение», мы не можем испытывать сочувствие, эмпатию или сердечность. Этим эмоциям почти нет места в действиях с правовых позиций.

Далее я привожу примеры, которые показывают, как люди используют обвинение, чтобы избежать ответственности.

«Наш брак был прекрасным, у нас была бы счастливая семья, если бы не этот проблемный ребенок». Родители используют ребенка в качестве козла отпущения, избегая ответственности за создание атмосферы, в которой у него сформировались серьезные проблемы. Семейные терапевты давно заметили, что как только идентифицированному пациенту становится лучше, семья начинает распадаться (7).

«Мой муж не хочет, чтобы я ходила в церковь (посещала терапию, воркшопы, имела друзей, собственные интересы). Мне так плохо. Это полностью его вина». Некоторые женатые люди видят причину собственной инертности и нехватки мужества в своих партнерах. Они избегают ответственности за собственную жизнь.

«Моя жена не занимается детьми»; «Мой муж не уделяет детям внимания». Фокус на недостатках другого человека помогает избежать исследования ваших собственных сильных и слабых сторон, ответственности за компенсацию недостатков вашего партнера.

В психотерапии мы учимся работать с пережитками прошлого: гневом, обидой, фрустрацией, вызванными нашими родителями еще в детстве. Эти чувства следует использовать как повод для постоянного роста. Некоторые пациенты цепляются за вину, чтобы избежать ответственности за изменения: «Я не могу перестать злиться на жену, когда она так делает. В точности так же вела себя моя мать». Этот мужчина неверно применяет новое знание, оправдывая свои старые паттерны, вместо того чтобы использовать их как материал для изменений.

Далее приведены высказывания участников моих ворк-шопов:

«Я знаю, что люди не любят меня, потому что я таким родился. Я не привлекателен (не обаятелен, не умен). Мне суждено всегда быть одному». Этот человек отказывается взять ответственность за свои действия. Когда члены группы дают негативную обратную связь, объясняя простым конкретным языком, что именно в его поведении раздражает, он не воспринимает их всерьез. Вместо того, чтобы использовать эту ценную информацию о провальном поведении для самотерапии, постараться измениться, он игнорирует ее и остается со своей фантазией, согласно которой другие люди не любят его по каким-то таинственным причинам, и он ничего не может с этим поделать.

«Мне всегда не везет. У меня вечно что-то случается». Наш самый ранний опыт просто случился с нами: когда-то мы были беспомощными, зависели от милости других людей. Но бесконечное обвинение судьбы или других людей за неприятности в настоящей взрослой жизни — это избегание ответственности за собственное провальное поведение. Вы свободны для создания нового, лучшего опыта. Эту свободу обеспечивают новое знание о себе и экспериментирование с новыми поведенческими паттернами.

«Я тебя ненавижу, потому что ты напоминаешь мне моего отца. Извини». (Виноват отец, я ничего не могу поделать. ) «Ничего личного. Не расстраивайся». (Я не отвечаю за сказанное, поэтому у тебя нет права переживать или злиться. ) Безответственно отыгрывать чувство к человеку, которое, как вы знаете, иррационально и неадекватно, не идя дальше и не исследуя его скрытое значение. Когда вы прорабатываете его в гештальт-самотерапии, негативные чувства по отношению к этому человеку из вашего настоящего меняются. Вы начинаете видеть в нем его самого, а не тень из прошлого. Только вы отвечаете перед самим собой и людьми за то, чтобы пытаться отделить прошлое от настоящего.

«Он не дает мне права выражать свое мнение». Никто не может не дать вам этого права: вы должны сами его взять. Обвинение другого за отсутствие разрешения, по правде говоря, является избеганием ответственности за собственные действия. Вы обвиняете его за то, что он откликнулся на ваши слова чувством боли, гнева или страха. Вы требуете привилегий: хотите отыгрываться, не отвечая за последствия своих действий. Вы хотите гарантий, что он не будет негативно реагировать на ваши слова; вы вините его за то, что сами испытываете трусость.

А обвиняет группу за недостаточную поддержку В. Сам А не оказал В никакой поддержки. Его обвинение -- это избегание ответственности за собственное бездействие.

С ведет себя в провальной манере, после чего не может смириться с негативной обратной связью группы и покидает ее. Как обычно, члены группы встревожены и долго обсуждают свои реакции на поведение С. D возмущается и обвиняет группу за обсуждение недостатков С после ее ухода. «Вы должны были сказать ей об этом, пока она была здесь. Она смогла бы извлечь для себя урок». Но D — самый осторожный член группы. Она излишне опекала С, слишком защищала ее: однажды вмешалась и отругала другого члена группы, когда тот попытался честно поговорить с С. D обвиняет группу, чтобы избежать собственной неудачи в ответственности за С.

Е: «В этой группе слишком много говорят о пустяках. Я не разглядел ни одного глубокого чувства». На самом деле в группе было выражено и пережито много болезненных эмоций. Однако произошедшее оказалось недоступным для восприятия Е. Он настолько разобщен со своими чувствами, что ему трудно сопереживать остальным. Он ищет яркого эмоционального взрыва, который вывел бы его из состояния скуки.

Е функционирует на чисто интеллектуальном уровне. Он обвиняет группу, чтобы избежать ответственности за собственную неспособность извлечь терапевтическую пользу из воркшопа.

Далее приведены несколько вопросов, которые вы можете задать себе, исследуя свое желание обвинить или страх, что обвинят вас. «Кто и кого обвинял в моем прошлом? » После воображаемой встречи с человеком, которого вы обвиняете, постарайтесь поставить на его место других людей.

«Каков для меня скрытый пророческий смысл обвинения? Что ужасного я почувствую, если приму обвинение? Вину? Стыд? Беспомощность? Ненависть к себе? »

«В моем случае кто кого осуждает? » Кого из своего прошлого вы все еще хотите осудить? Кто неправильно понимал, неверно оценивал вас? В гештальт-само-терапии проиграйте судью и обвиняемого. Затем поменяйте их на две стороны вашей личности.

Существует особый вид обвинения и избегания ответственности, заключающийся в недоброжелательности или злобе. Моей мачехе было свойственно контролировать. Когда она пыталась манипулировать мной, заставить меня что-то сделать, то обычно говорила: «У тебя не получится». Она ожидала, что я приму вызов, приложу усилия и докажу, что она ошибается. Она любила соревноваться, и подобный вызов был хорошей мотивацией для нее самой. Но со мной такой план никогда не срабатывал, он заставлял меня только еще больше упираться. Видя, что мачеха пытается манипулировать, я отступала, чтобы доказать ее правоту: да, у меня действительно ничего не получится. В наших отношениях не было места для того, чтобы я открыто проявляла фрустрацию или гнев. Пассивное сопротивление, злорадство были единственным оружием, с помощью которого мне удавалось сохранять самоуважение.

Некоторые люди отыгрывают недоброжелательность, не осознавая мотивов своего поведения, пока не откроют их в самотерапии. В главе «В поисках идентичности» я описала компульсивно глупого мужчину и компульсивно непривлекательную женщину. Эти люди идут по жизни, отыгрывая недоброжелательность к своим родителям. Первый притворяется глупым, а вторая пытается казаться несимпатичной, чтобы обвинить родителей и избежать ответственности за собственное поведение. Когда я сопротивлялась желанию мачехи заставить меня приложить усилия, я говорила себе: «Она виновата в моих неудачах. Если бы она оставила меня в покое, то у меня бы все очень хорошо получалось». Я обвиняла ее за собственное провальное поведение.

Я считаю, что подобная недоброжелательность является относительно хорошим выбором для ребенка, живущего в таких условиях. Она помогает сохранить личностную целостность. Когда из всего арсенала у вас есть только недоброжелательность, вы вынуждены ее использовать, чтобы сохранить психическое здоровье. Трагедия заключается в том, что некоторые из нас так и не сдают этого оружия. Мы применяем его десятилетиями, даже если в этом уже нет необходимости. Работая над этим разделом, я поняла, что один из моих писательских блоков связан с недоброжелательностью. Учителя в школе всегда восторженно отзывались о моих сочинениях. Одна особенно экзальтированная учительница сказала даже, что однажды я напишу Великий Американский Роман. Каждый раз, когда я напоминала об этих словах мачехе, та сразу же сбивала с меня спесь «ради моего же блага». Она выносила мне следующий вердикт: «Конечно, у тебя есть талант болтать, ты очень безалаберная. Но у тебя нет ни одной новой идеи, поэтому ты никогда не сможешь стать творчески интересным писателем». Я еще не проработала это в самотерапии, так что пока это только учебная задача, но, думаю, одна из причин того, что я не могу работать над этой книгой больше одного часа в день, не способна признать в себе писательницу, — это недоброжелательность по отношению к мачехе. Возможно, я все еще сопротивляюсь негативному вызову, все еще говорю «Да, ты права. Я не умею писать».

Каждая невротическая тенденция сильно детерминирована. На это существует множество причин. Злобный, бунтующий Подросток, испуганный Ребенок, наказывающий Родитель аккумулировали болезненные переживания за всю историю нашей жизни. Все они толкают нас к провальному поведению.

 

НЕВРОТИЧЕСКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ В КОНТРОЛЕ

Потребность в контроле — одна из самых распространенных невротических черт. Зацикленный на контроле человек старается распланировать всю свою жизнь, чтобы избежать сюрпризов. В отличие от здорового человека (который проявляет любопытство к неизвестному), контролер боится неожиданностей. Он хочет спрограммировать события и людей. Если мысли и чувства другого человека отличаются от его собственных, контролер становится нетерпимым и высокомерным. За этим скрывается страх. Контролирующий человек чувствует угрозу от независимых, целеустремленных людей даже при их доброжелательном отношении. Спонтанность делает их непредсказуемыми. Он все время пытается контролировать чувства других людей, но даже в тех случаях, когда их отношение абсолютно совпадает с ожидаемым, он не чувствует удовлетворенности. Так как он переоценивает свою способность к контролю, то не может поверить в искренность чувств. Другие люди в его глазах — просто марионетки. Кукольник в мире марионеток всегда остается одиноким.

Чувствуя потребность контролировать других людей, вы используете одно из трех средств: гнев, шантаж и манипуляцию.

Вы применяете гнев в качестве орудия, когда отыгрываете сильный гнев или когда угрожаете лишить кого-то любви и безопасности. Этот способ наиболее эффективен, когда жертва зависит от вас, как это бывает в детско-родитель-ских отношениях. Эта зависимость может быть биологической или психологической в браке, дружбе, любви или психотерапии.

Вы шантажируете, когда заставляете другого человека почувствовать сожаление или вину: «У меня голова из-за тебя болит»; «Ты разбиваешь мне сердце! »; «У меня сердечный приступ»; «Ты убиваешь меня». При длительном использовании метода на одном человеке он постепенно теряет эффективность.

Вы можете манипулировать с помощью примирения, соблазнения, «промывания мозгов», игры в Родителя или Ребенка.

Примирение: «Я не это имел в виду. Ты что, шуток не понимаешь? »; «Извини. Я не хотел тебя обидеть. Беру свои слова обратно»; «Не переживай. Ты мне действительно нравишься».

Несексуальное соблазнение — сделать его союзником: «Ты мне нравишься. Неважно, что ты будешь делать, я всегда буду защищать тебя (и я жду взаимности)».

Сексуальное соблазнение: если у вас есть скрытый страх перед людьми противоположного пола, вы можете налаживать с ними контакт с помощью флирта или открытых сексуальных отношений.

«Промывание мозгов»: втянуть человека в спор или интеллектуальную дискуссию, в результате которых он утратит способность ЯСНО МЫСЛИТЬ;

Игра в Родителя: «Давай помогу, научу, защищу. Положись на меня».

Игра в Ребенка: «Ты такой умный, скажи, что мне делать.... Да, но я не могу. Спаси меня, помоги... Да, но... и т. д. » Если для роли Родителя вы выбираете человека с такой невротической потребностью, то можете удерживать его внимание годами.

Человек, контролирующий себя

Люди такого типа делятся на две категории:

1. Некоторые невротики пытаются контролировать окружающих, контролируя собственные эмоции, функционируя на чисто интеллектуальном уровне, превращаясь в компьютеры. Такой безучастный человек больше боится собственных чувств, чем чужих. Согласно его бессознательной фантазии, в случае если позволить скрытому ма-

териалу проявить себя, то он овладеет им, вынудит его совершать деструктивные поступки, спровоцирует ужасные реакции окружающих и вообще приведет к хаосу мирового масштаба. Такой человек видит цель своей жизни в поддержании порядка на случай наступления хаоса. Он постоянно отслеживает свои и чужие эмоции. Его монотонный голос, неподвижное лицо и застывшие позы производят впечатление безжизненности. Иногда благодаря алкоголю или наркотикам он действительно испытывает ужасающую отчужденность от себя и других людей. Если он наберется смелости неоднократно пережить это при помощи самотерапии (без обращения к химическим стимуляторам), то начнет меняться: статуя оживет.

2. Еще один тип невротика, практически полностью отчужденный от своих чувств, — это человек, которого психиатры называют истероидом. Как и описанный выше безучастный человек, истероид тоже отчужден от своего истинного «я». Однако чтобы избежать ощущения безжизненности, он хватается за поверхностные эмоции и раздувает их до впечатляющих размеров. Легкое раздражение сопровождается криками и яростью, гнев выражается в сильных вспышках, легкая симпатия торжественно называется любовью, небольшое разочарование предстает в виде глубочайшего презрения, а печаль — в виде непереносимого горя.

Эта система (преувеличение поверхностных эмоций) преследует несколько целей:

а) спасает от безжизненности и хронической депрессии;

б) скрывает и отвлекает от истинных эмоций;

в) контролирует чувства других людей — пробуждает у них сочувствие, страх, любовь, гнев и т. д.;

г) обманывает окружающих: создает впечатление, что истероид более чувствителен, способен на более глубокие чувства, чем большинство «обычных» людей;

е) обманывает самого человека: он представляет себя более чувствительным, чем другие люди.

Время от времени тяжелый груз скрытых чувств прорывается наружу в виде приступов тревоги или сильной депрессии.

Человек, контролирующий других и собственные чувства, делает это одним из двух способов:

1) путем самоумерщвления или

2) путем усиления поверхностных эмоций — он проецирует собственное навязчивое стремление контролировать окружающих на других людей.

Он считает, что все остальные люди похожи на него. За его потребностью в контроле скрывается страх быть контролируемым другими людьми. Он боится, что если начнет переживать свои истинные чувства, хоть на минуту расслабится и утратит бдительность, другой человек получит над ним полную власть. Стремление к власти исходит из скрытого страха беспомощности, страха оказаться во власти других людей.

Эти двое — безучастный и истероид — тяготеют друг к другу и устанавливают длительные эмоциональные отношения. Так как их стили жизни внешне сильно различаются, ни один не признает их глубинного сходства: оба боятся попасть под влияние других людей, хотят контролировать других, отчуждены от собственных эмоций.

Истероид на внешнем вербальном уровне подбадривает своего партнера, возвращает к жизни, помогает почувствовать и выразить эмоции.

Скрытое послание: «Почувствуй то, что я хочу, чтобы ты почувствовал, и когда я хочу». Он пытается контролировать чувства партнера с помощью любого доступного средства: «Ты холоден как лед, я ухожу от тебя»; «Своей бесчувственностью ты разбиваешь мне сердце»; «Мне так жаль тебя, бедный невротик. Давай я помогу тебе подойти ближе к чувствам».

Так как безучастный человек боится, что его будут контролировать, он постоянно пребывает на страже. Тактики контроля делают его еще более равнодушным и безучастным.

Партнер никогда не замечает, что истероид противоречит сам себе, что его действия полностью расходятся с его намерением освободить безучастного человека от безжизненности. В тех редких случаях, когда безучастный человек сам спонтанно переживает и выражает подлинное чувство, независимо от указаний истероида, его пугают, шантажируют или манипулируют им. Если безучастный выражает гнев, истероид обвиняет его в нечеловеческой жестокости, теплота по отношению к другому человеку вызывает у истероида приступ иррациональной ревности, демонстрация слабости порождает презрение. Безучастный быстро возвращается в свою раковину, и истероид продолжает обвинять его в холодности.

Безучастный человек сначала приходит в восторг от стиля жизни истероида, он сближается с ним, чтобы погреться у этого огня. Остаток жизни он проводит, заливая огонь холодной водой («Тс-с! Не прыгай так от радости. Не плачь. Успокойся. Нет поводов для твоих восторгов. Ты меня смущаешь. Мне скучно» и т. д. ). Помимо этого он сильно сопротивляется любой попытке разбудить в себе чувства, что заставляет истероида разыгрывать все новые невероятные по драматизму сцены в надежде увидеть хоть какую-то реакцию. Это похоже на то, как актер пытается произвести впечатление на мертвую публику. Безучастный человек дает ему двойное послание. Он говорит: «Измени свой стиль. Стань похожим на меня, ограничь себя», но дефицит его реакций стимулирует истероида к еще более искрометной игре.

Результаты контролирования

Контролирующее поведение, как и любой невротический паттерн, всегда оказывается провальным. Ребенок внутри контролирующего человека жаждет любви и безопасности. Но марионетки не могут утолить жажду своего хозяина. Вы обречены страдать до тех пор, пока зависите от искусственного питания. Даже если вам удается через запугивание, шантаж или манипуляции добиваться желаемых реакций, Ребенок им не верит и становится еще более жадным.

Помешанный на контроле невротик устанавливает отношения с человеком, который особенно сильно сопротивляется контролю. В такой ситуации оба партнера живут в состоянии хронической взаимной фрустрации.

Исполнение роли Родителя — поучения, наставления, советы, порицание — зачастую лишь усиливает существующий в голове вашей жертвы голос его собственного Родителя. Затем он проецирует этот внутренний порицающий голос на вас и избегает собственного конфликта, связанного с тучностью, леностью, алкогольной или наркотической зависимостью или любой другой проблемой, с которой, как вам кажется, вы можете ему помочь разобраться. Своим отношением контролирующего Родителя вы вынуждаете его исполнять роль бунтующего Подростка, а это замедляет прогресс, уменьшает шансы столкновения с внутренними конфликтами и их разрешения. Ваше поведение становится провальным, противоречит вашим «лучшим» намерениям. Вы разрушаете любую возможность установления равных отношений.

Некоторые люди надеются обрести здоровье путем подражания здоровым людям, гипнотизируя себя переживанием «здоровых» эмоций. Всеми средствами старайтесь избегать отыгрывания иррациональных установок, но не забывайте чувствовать все, что рождается в вас. Здоровый человек — это наша модель, если говорить о цели, но к росту нет короткого пути. Если вы пытаетесь контролировать «плохие» и провоцировать «хорошие» чувства, вы просто строите новые невротические защиты. Вы хотите перестать испытывать ревность, страх, ярость, нетерпение? Если вы контролируете эти эмоции, скрываете их под видом хорошего настроения, то, в конце концов, придете к новым симптомам: депрессии, тревоге, психосоматическим заболеваниям. Вы не можете вылечить инфекцию, скрывая ее. Нужно выпустить яд. Под «плохими» чувствами находятся «хорошие» — забота, сострадание, сочувствие, сила. Дорога к здоровью — это внутреннее путешествие души, прохождение сквозь слои, образованные в течение всей жизни.

Лечение потребности контролировать

Как узнать в себе контролирующего человека? Обратите внимание на частоту появления следующих реакций:

а) Вы не можете смириться с повседневными делами, вас преследуют навязчивые мысли на этот счет;

б) Вы не терпите чужих мыслей, чувств, действий, вы все время думаете, как их изменить;

в) У вас вызывают отвращение другие люди: их внешний вид, одежда, разговоры, смех и т. д. Вы осуждаете их стиль жизни: слишком реакционный, конформный или вычурный; слишком привередливый или простой; слишком отличающийся от вашего4,

г) Вы испытываете навязчивое чувство ответственности за происходящие события и изменения в жизни людей, при неудаче страдаете от сильного разочарования, фрустрации, навязчивых мыслей, тревожности.

Итак, у вас есть над чем работать. Используйте эти симптомы — фрустрацию, разочарование, навязчивые мысли, тревожность — для первых четырех стадий, описанных в главе «В поисках идентичности» и перечисленных здесь:

I. Самотерапия провального поведения.

II. Поиск похожих ситуаций и переживаний.

III. Гештальт-самотерапия внутреннего конфликта.

IV. Осуществление маленьких изменений в поведении.

Приведу в качестве примера свою невротическую попытку контролировать личностный рост студентов. Я учу самотерапии. Это моя осознанная и декларируемая задача. Несмотря на склонность некоторых студентов видеть во мне Старую Мудрую Женщину, раздающую магические советы, я знаю, что когда они соприкасаются со своими подлинными чувствами и рационально мыслят, то способны самостоятельно разрешать свои проблемы. Я знаю, что моя работа, состоит в том, чтобы просто обучать их способам раскрывать чувства, так как это проясняет их мысли. Но каждый раз я замечаю, что пытаюсь взять на себя ответственность за их судьбу больше разумного.

Однажды я поймала себя на том, что все время думаю об одной студентке, которую здесь назову Лореттой. Как только у меня появлялось свободное время, я в навязчивой форме принималась мысленно перебирать всевозможные аргументы и способы вести беседу, которые сломили бы ее сопротивление. Наши встречи превращались в дебаты. После каждой из них я испытывала сильную фрустрацию. Сейчас я понимаю, что навязчивые мысли и фрустрация были индикаторами мои скрытых чувств, а это показатель к необходимости самотерапии. В те дни я меньше осознавала себя и отыгрывала фантазию, что если бы больше работала, то смогла бы решить эту проблему: декларируемое Лореттой желание улучшить семейные отношения и непрерывные просьбы о помощи против ее неумолимого саботажа любых предложений по схеме «Да, но... » (см. понятие несексуального соблазнения, представленное в этой главе).

Наконец, когда навязчивость стала лишать меня сна, и Лоретта перекочевала в мои сновидения, я поняла, что здесь должен быть скрытый смысл. Передо мной отчетливо встала необходимость самотерапии. Это было стадией I.

Я исследовала свое отношение к Лоретте, позволила себе почувствовать отчаянную потребность спасти ее брак. Когда я задала себе вопрос «Что мне это напоминает? » (см. Приложение I), то начала плакать, вспомнив разлуку собственных родителей и утрату мира, в котором я прожила до 5-летнего возраста.

После самотерапии я поняла, что Ребенок внутри меня, спасая брак Лоретты, пытается вернуть прошлое, спасти брак моих родителей, мое детское состояние безопасности. Я освободилась от навязчивости и смогла предоставить Лоретте свободу для встречи с ее внутренним конфликтом: желание спасти брак и желание разрушить его. Больше не было потребности принимать участие в этом действе. Я перестала бороться с ее сопротивлением. Первый раз получилось так, что я действительно не знала, что лучше в данной ситуации — спасти брак или разрушить его!

Стадия II. Поиск похожих ситуаций и переживаний. Затем с новым знанием о себе, я стала наблюдать за своим невротическим стремлением спасать браки. Всякий раз, чувствуя подобное искушение, я применяла самотерапию и, вспомнив беспомощного Ребенка, не сумевшего спасти брак своих Родителей, выявляла свое желание контролировать, тем самым освобождаясь от него и ограничиваясь просто обучением других. Так я научила свою студентку познавать себя и дала ей возможность принять собственное решение относительно ее брака. Осознав потребность контролировать, я смогла увидеть и другие опасные зоны. Замечая навязчивые мысли о том или ином студенте, прокручивание в голове способов объяснения материала, видя задержку или саботирование помощи с их стороны, я использовала переживаемую фрустрацию в этой связи для самотерапии. Понемногу я поняла, что Ребенок внутри меня пытается различными способами вернуть прошлое.

Ребенок пытается заставить родителей обеспечить детей любовью, свободой, пониманием и безопасностью, то есть всем тем, чего мне недоставало в детстве. Пытается предотвратить жестокость, так как я видела от взрослых много жестокости. Пытается сделать так, чтобы они не боялись, как боялась я. Пытается уберечь их от манипуляций, поскольку, будучи приемным ребенком, я сама нередко прибегала к манипулированию. Пытается сделать так, чтобы никто не чувствовал себя обманутым, как чувствовала себя я, доверяя матери. Пытается уберечь их от неприятных сюрпризов, шока и боли, которые испытала я, когда умерла мама. Пытается защитить их от последствий провального поведения, потому что я идентифицируюсь с их страданиями, мне сложно это терпеть. Пытается заставить их вести себя рационально, так как они еще недостаточно здоровы, опять-таки это происходит, потому что я идентифицируюсь с их страданиями, мне сложно это терпеть. Пытается заставить их больше работать, быстрее обретать психическое здоровье — потому что я идентифицируюсь с их страданиями, и мне сложно это терпеть.

Моя зацикленность на контроле приняла форму острого навязчивого желания персонально инструктировать каждого студента, вдохновлять каждого на работу, на то, чтобы отмечать каждое провальное действие, показывать, как прекращать так действовать или как использовать это для самотерапии. Некоторое время благодаря особому вниманию студент преуспевает, я наблюдаю всплеск его роста, но рано или поздно он реагирует одним из следующих способов:

а) возмущается чрезмерной активностью моих наставлений, видит во мне порицающего Родителя, который не может оценить, как он старается, и

б) становится ненасытным и (как старуха в сказке о золотой рыбке) требует от меня все больше и больше. Обвиняет в лицемерии, в невыполнении обещаний: быть Хорошим Родителем, о котором он мечтал; сделать его любимым ребенком, желательно единственным.

В этот момент я начинаю жалеть себя: не оценили, используют. Меня мучает фрустрация и навязчивые мысли. Набираясь смелости, я использую эти чувства для геш-тальт-самотерапии - стадия III. Начинаю с воображаемого диалога со студентом: ругаю его, обвиняю в неблагодарности, жалуюсь на усталость, прошу дать мне отдохнуть, отстать от меня. (Как и все контролирующие люди, я действую так, будто у других есть власть контролировать меня. )

Иногда, в роли просящего помощи студента, я идентифицируюсь с ним и чувствую беспомощность, отчаянную потребность не быть брошенной и страх, что меня оставят. Затем гнев превращается в сожаление и переживание чувства собственной неполноценности.

Иногда студент в моем исполнении становится заносчивым, требовательным, ненасытным. Я чувствую боль или гнев.

Далее (см. главу «Гештальт-самотерапия») я меняю эти роли на роли людей из моего прошлого. Иногда студент оказывается моей мачехой, вечно разочарованной моими достижениями, критикующей, ругающей, придирающейся, заставляющей больше стараться.. Я прошу ее прекратить: «Я стараюсь как могу. Я очень устала. ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ! »

Иногда я сама превращаюсь в мачеху, ругающую, обвиняющую, шантажирующую студента (Маленькую Мюриэл) чувством вины, угрожающую отвержением.

Иногда студент становится Маленькой Мюриэл, просящей Большую Мюриэл спасти ее, вернуть прошлое. Большая Мюриэл испытывает состояние беспомощности и молит о прощении.

Иногда студент превращается в Маленькую Мюриэл, обвиняющую меня в отвержении, холодности, эгоизме, как это делала мать. Я чувствую вину и ненависть к себе.

В конце концов я завершаю проигрыванием двух сторон своей личности: Мягкой Мюриэл и Жесткой Мюриэл. Мягкая Мюриэл стремится к волшебной силе, которая поможет вернуть прошлое студента, исполнит все его мечты, сделает его счастливым. Жесткая Мюриэл презрительно смеется над ней («Ты хочешь быть святой, обманщица! Кем ты, черт побери, себя возомнила? »), кричит и колотит кресло: «Отпусти их, черт побери! Дай людям самим сделать их работу. Перестань их душить». Все это время Мягкая Мюриэл горько плачет и отчаянно хочет совершить невозможное.

На сегодняшний день обе стороны находятся в равновесии. Кричащая и воинствующая так же сильна, как плачущая. Но с каждым разом, занимаясь гештальт-самотерапи-ей, сознательно переживая внутренний конфликт, Взрослый во мне становится все сильнее. Я могу разрешать текущую проблему рациональным способом, могу осуществлять небольшие изменения в невротическом паттерне, на некоторое время превзойти свой невроз. Оборачиваясь назад, глядя на прошлое, я вижу, насколько стала менее контролирующей, насколько чаще желаю предоставлять людям свободу, возможность идти своим путем, ведь само-терапия учит именно этому.

Несколько простых

терапевтических упражнений для людей,

стремящихся контролировать

Попробуйте, удерживая лицо под водой, задержав дыхание, позволить расслабиться всем мышцам вашего тела. Не вытягивайтесь и не пытайтесь держаться на поверхности воды; ведите себя так, будто вы мертвы, дайте себе свободу быть. Попробовав это упражнение в первый раз, я испугалась. Я никогда раньше не чувствовала себя настолько свободной. Через некоторое время это упражнение стало для меня самым лучшим способом успокоиться. Его полезно делать даже в бассейне, но самый богатый терапевтический опыт как контролирующий человек я получила во время отдыха на Гавайях, посреди океана, испытав на себе игру его легких волн.

Разрешайте себе заплакать в любом месте, в любое время, даже если вы не знаете, почему плачете. Я не раз смущала официантов в ресторане, плача вместе с друзьями за обедом. Мой публичный образ для меня не так важен, как мое психическое здоровье.

Отмечайте те случаи, когда склоняетесь к импульсивным действиям с целью избежать тревожности. Отложите решение, побудьте с тревожностью как можно дольше. В конце концов вы сможете использовать ее для самотерапии.

Чувствуя фрустрацию, напряжение или гнев, бейте подушку или картонные коробки, кричите.

Расслабляйтесь в теплой ванне.

Танцуйте в странной, необычной манере.

Последние два упражнения входят в состав моего ежедневного расписания!

 

МУЖЕСТВО ПОТЕРПЕТЬ НЕУДАЧУ

Мы живем в ориентированном на успех обществе, поэтому считаем страх неудачи врожденной чертой человека. Но стремление к превосходству не универсально. В некоторых культурах распространена иная точка зрения. Антрополог Рут Бенедикт, описывая индейцев Равнин, отмечает, что для них соперничество, соревнование со сверстниками является постыдным занятием.

Наша озабоченность успехом искажает ценности и может испортить жизнь. Эрих Фромм (28) называл нас «рыночным обществом». Современный человек полностью сосредоточен на рыночных ценностях, публичном имидже, принося в жертву собственную идентичность. Абрахам Маслоу (9) считает, что мы относимся к себе как к предметам, которые не имеют внутренней ценности. Эта трагедия человеческой жизни описана в пьесе Артура Миллера «Смерть продавца».

По мнению Дэвида Осьюбела (29), навязчивое стремление к успеху происходит из недостатка самоуважения. Он описывает родителя, который переоценивает одну из сторон личности ребенка — талант, интеллект, красоту, шарм и т. д. Такой родитель видит в ребенке продолжение собственной личности, символ статуса, нечто, что можно продемонстрировать окружающим. Ребенок не чувствует полного принятия и безусловной любви, поэтому не может выработать истинное самоуважение. Всю жизнь им движет невротическое стремление к успеху, ненасытная жажда похвалы, так как именно она больше всего напоминает знакомую с детства любовь. Он превращается в «сверх-достигателя», человека, который путем невероятных усилий и узкой направленности действий достигает гораздо большего, чем ждут от его ума и таланта. Трагедия состоит в том, что никакой успех не дает желаемого самоуважения.

Дэвид Райсман (15) считает, что потребность в успехе была ранней, традиционной американской ценностью «внутренне ориентированного» человека. Эта потребность дала дорогу новому стремлению к популярности человека, «ориентированного на других».

Я думаю, в нас есть болезненное сочетание двух стремлений. Они существуют в конфликте: потребность преуспевать в личных достижениях плюс потребность быть популярным. В викторианские времена было достаточно подняться выше, перешагнув через голову соплеменника, чтобы заявить о своем успехе. Сегодня обыграть друзей и повлиять на окружающих считается такой же важной целью, как личные достижения. Вы должны быть впереди, расталкивая локтями всех, кто стоит на вашем пути. Но вы должны сделать это так, чтобы никто не узнал. Вы не можете открыто взять то, что хотите: ощущение успеха исчезнет, если другие люди начнут возмущаться. Вы должны научиться манипулировать, брать так тонко и аккуратно, чтобы никто не заметил, что его чего-то лишают. Они должны восхищаться вашим успехом и любить вас.

Действительно, здоровый человек (согласно модели развития Маслоу) превосходит, выходит за рамки своего окружения. Он устанавливает цели за пределами возможности их достижения, цели, которые не обусловлены культурным определением успеха или неудачи. Истинный художник, равнодушный к любви или неприятию публики, постоянно стремится к идеалу безупречности.

К сожалению, большинство из нас ограничены общественными нормативами. Всю жизнь мы ведем борьбу, чтобы избежать печати неудачника, будто живем в окружении судей и присяжных. Некоторые протестуют: «Деньги меня не волнуют! Они не важны для меня». А как насчет других вещей? В каждой субкультуре есть свои мерила статуса: академические, социальные, художественные, поли-

тические. Помимо финансового успеха существует множество других его видов.

Я знаю людей, чье отношение к чтению было испорчено навязчивым вниманием родителей к их академической успеваемости. Еще детьми их соблазняли чрезмерными похвалами и восторгами по поводу хороших оценок в школе. Чтение ограничивалось рамками стремления к успеху. Теперь они просто не могут читать ради удовольствия. Отпечатанная страница стала символом домашней работы. Они лишены радости чтения ради удовольствия и похожи на людей, которые не могут ощутить вкус пищи и едят, чтобы поддерживать в организме жизненные силы.

Я была приемным ребенком, мне сильно не хватало любви, заботы и гордости родителей, когда я училась читать. Никого не волновало, умею я читать или нет. Мне повезло: хорошая книга сейчас завораживает меня не меньше, чем сказки много лет назад.

У успеха может быть скрытый смысл, который ведет нас к провальному поведению. Джойс, молодая женщина, сильно переживала из-за того, что муж редко бывает дома. Амбиции заставляли его много работать и подолгу засиживаться в офисе. «Барри решил, что к 30 годам он должен стоить... — и она назвала внушительную сумму. — Я горжусь его стремлением и всячески ему помогаю, но меня беспокоят наши отношения. У нас нет возможности лучше узнавать друг друга. Я беспокоюсь за малыша Джэми. Он редко видит отца, а мне сложно справляться с ним одной. Последнее время я очень нервничаю и легко раздражаюсь, понимаю, что я плохая мать». Джойс исследовала собственные скрытые мотивы, которые заставляют ее поощрять амбиции Барри. Она вспомнила свои неблагополучные дни, проведенные в колледже для девочек, куда ее отправила мать, обеспокоенная ее продвижением по социальной лестнице. Джойс всегда чувствовала себя неуютно среди богатых девочек. Постепенно она стала понимать, как ценности матери повлияли на ее чувство неполноценности. Наконец, Джойс поняла свою фантазию: грандиозный успех Барри волшебным образом изменит ее представления о себе, обеспечит недостающие самообладание и уверенность. Она поняла, что это только фантазия. Она осознала, что не может позволить лишить ребенка и саму себя необходимых сердечных отношений в обмен на иррациональную мечту.

Марджори была очаровательной девушкой, их с мужем считали самой симпатичной парой в округе. Муж получил продвижение по службе, и они должны были переехать в другой штат. Впервые в жизни Марджори переживала депрессию, причины которой совершенно не понимала. Она знала, что это как-то связано с переездом, но как? Она не боялась незнакомых людей. Не думала об одиночестве или неприятии, так как верила в свою не раз показавшую себя в деле способность заводить друзей. Что могло беспокоить ее? Наконец, в самотерапии она обнаружила скрытое чувство — страх неудачи. Марджори хотела быть популярной, нравиться людям, она достигла больших успехов на этом пути. Ее образ я, чувство идентичности были завязаны на роль самой популярной девушки в округе. Что если в новом месте это окажется не так? Может быть, люди в новом городе не будут ею очарованы. Этот скрытый страх неудачи (скрытый, потому что она стыдилась этой черты) привел к депрессии. Когда она решилась почувствовать его, депрессия прошла.

Актриса Мэрилин Монро когда-то была ребенком, которому так недоставало любви... Она много работала, чтобы стать всемирно известным секс-символом, не потеряв при этом ауры детской невинности. Я думаю, что за ее амбициями стоял бессознательный мотив, фантазия: если бы она смогла заставить весь мир полюбить себя, то страждущий Ребенок насытился бы. Достигнув успеха, она поняла свое заблуждение, вместе с которым пришло осознание, что смысла жизни больше нет. Многие люди совершают самоубийство на вершине своей карьеры. Люди, всю жизнь работающие с целью достижения всемирного успеха, который имеет для них скрытый смысл, отказываются от всего, когда понимают, что успех не имеет волшебной силы и не может вернуть прошлого.

Скрытый смысл успеха может быть опасным, может подтолкнуть человека к провальным паттернам.

На одном общественном собрании была затронута тема воскресных художников, не считающих себя профессионалами, рисующих в свободное время ради собственного удовольствия. Одна молодая женщина пришла в ужас от самой идеи: «Я не вынесла бы, если потратила бы целый год жизни на рисование, а потом поняла, что у меня нет таланта! » Успех для нее являлся единственным критерием ценности творческого выражения (см. главу «Креативность» в книге «Самотерапия»). Обнаружить отсутствие таланта и пережить неудачу слишком опасно.

Мэри — одаренный человек. Она хорошо пишет, рисует и музицирует. Девочка выросла в тени авторитарного, презирающего посредственность отца с ригидным мышлением. «Если ты не можешь стать настоящей пианисткой, — поучал он ее, — ты вообще не должна играть». Он так старательно внушал ребенку эту мысль, что Мэри не стала развивать ни один из своих талантов. Как она может быть уверена, что напишет успешный роман, создаст шедевр изобразительного искусства или превосходно выступит на концерте? Это проблемные периоды в ее жизни, когда она отчаянно нуждается в терапевтическом эффекте своих творческих выходов, а Отец в ее голове (хотя давно умер) запрещает ей подобные эксперименты.

Джон хорошо пишет и рисует. Время от времени он занимается и тем, и другим, ходит на семинары, работает с большим воодушевлением, но никогда не заканчивает своих начинаний. Он не дописал ни одну из своих замечательных историй или удивительных картин. Для Джона креативность ограничивается фантазиями об успехе. «Я неудачник, — сказал он однажды. — Я потерпел неудачу в карьере и в любви. Я не могу удержаться на работе, не могу удержать женщину. Меня тошнит от жалости к себе. Начиная рассказ или картину, чувствуя творческие силы, я прихожу в восторг. Я думаю, а вдруг это станет потрясающей картиной или великим американским романом! Тогда они поймут, кто я есть на самом деле. Я им покажу! ».

Эти фантазии об успехе препятствуют творческим усилиям Джона. Он не может заниматься творчеством, потому что скрытый страх говорит ему: «Предположим, когда работа будет закончена, она не окажется успешной? » Незаконченные проекты помогают избежать встречи с неудачей.

Синтия — танцовщица, но, как она часто повторяет, только любитель, не профессионал. Женщина стала замечать за собой особую реакцию на комплименты. Синтию всегда возмущали хвалившие ее люди. Самотерапия помогла обнаружить скрытый смысл этого.

Синтия любила своего молчаливого, замкнутого отца. Будучи маленькой девочкой, она ждала понимания и признания. Она писала стихи, и когда робко показывала их отцу, он хвалил ребенка. Он гордился талантом дочери, подбадривал ее начинания, давал советы. Но его никогда не волновало содержание, смысл стихотворения, он никогда не обращал внимания на чувства и мысли дочери. Он мог оценить технику стихотворения, но не его суть. В самотерапии Синтия смогла почувствовать глубокое неудовлетворенное стремление получить от отца нечто большее, нечто более глубокое, чем похвала художественных способностей. Потом она осознала, что сегодняшние комплименты будили в ней неудовлетворенного Ребенка.

Есть исследование, которое проводилось на неуспевающих в школе мальчиках. Их работы были гораздо ниже их потенциала. Результаты показали, что большинство отцов этих мальчиков считались неудачниками. Скрытый смысл неудач мальчиков заключался в страхе оказаться лучше отца. Успех для них был слишком опасен. Мать, критикующая и унижающая мужа, хочет тем самым подвигнуть сына на большие достижения («Не будь таким неудачником как твой отец! »), но ее действия оказываются провальными.

Мы научились стыдиться неудач, этот стыд преследует нас повсеместно. Средний «хорошо приспособленный» человек (полная противоположность «здоровому» человеку Маслоу) живет в страхе реальной или воображаемой публики и порицающего Родителя, ждет осмеяния своих ошибок и провалов. Одно неверное движение, и все пропало.

На своих воркшопах я замечаю, как люди вздрагивают, заслышав слово «жалость». Они чувствуют себя униженными, лишенными поддержки, осужденными. Я вижу, как иные пытаются подобрать слова, чтобы выразить сочувствие, защитив другого человека от их собственной глупой спеси. Стыд — другое название гордыни; страх неудачи — фальшивая гордыня.

Страх неудач отвлекает нас от глубинных чувств, препятствует личностному росту. Несчастья, боль могут стать терапевтичными только в том случае, если мы прочувствуем наши подлинные эмоции. Периодические неудачи в работе, любви, дружбе, материнстве и отцовстве составляют часть нашей повседневной жизни. Спотыкаясь, падая и снова вставая, мы учимся узнавать и принимать себя. Такое самоосознание сближает нас с другими людьми, помогает принять их слабости; оно делает нас более человечным.

Но, фокусируясь на стыде неудачи, мы отказываемся от чувств, которые делают жизнь богаче, мы дегуманизируем сами себя. Единственный способ избежать болезненных чувств — спрятать их, столкнуть туда, где они присоединятся к прошлым эмоциям и усугубят нашу невротичность.

Если мы счистим слой стыда и почувствуем то, что лежит за ним, если перестанем концентрировать все внимание на проблеме успеха и неудачи, прочувствуем все разбуженные несчастьем эмоции, то сделаем большой шаг на пути к личностному росту.

Пример: Мейбл бросили. Ее возлюбленный влюбился в другую девушку. Если в этот раз Мейбл сузит свою личность до сферы успеха и неудачи, гордости и стыда, она ограничится следующими реакциями:

А. Стыд перед другими людьми. Навязчивые мысли о том, что «они» скажут, как «они» будут жалеть или смеяться над ней.

Б. Стыд перед ее внутренним Родителем. Он говорит: «Ты неудачница, не смогла удержать мужчину». Ее внутренний Ребенок отвечает: «Да, я знаю. Я ничего не стою». В. Гордость и самообман. Бунтующий Подросток борется с осуждающим Родителем: «Ну что ж, я рада, что поняла, кто он есть на самом деле. Он не стоит моих слез. Он не слишком-то хорош для меня. Кого это волнует? »

Такие мысли помогают Мейбл избежать переживания сильной боли. Скрытое чувство будет мучить ее и однажды вернется к ней в замаскированном виде, когда девушке будет сложнее всего понять и справиться с ним.

Если Мейбл сможет выйти за пределы навязываемых культурой представлений об успехе и неудаче, гордости и стыде и пойти вглубь своих эмоций, использовать их для самотерапии, то она переживет:

A. Потерю. Много лет назад Фрейд писал, что человеку естественно и необходимо пройти через период оплакивания потери любимого человека. Если Мейбл разрешит себе выстрадать потерю сейчас, то избежит ее возвращения и преследования в виде депрессии.

Б. Беспомощность. Мейбл потеряла отца, когда была ребенком. Она может использовать сегодняшнюю потерю для работы с ранней травмой.

B. Испуг, удивление. Застряв на детском уровне потери отца, она была нереалистична и наивна в своих ожиданиях относительно человеческих отношений. Если Мейбл исследует шок тех лет, то сделает шаг на пути к личностному росту, лучше осознает реальность, освободится от провальных действий.

Г. Ревность. Казалось, что мать всегда предпочитала ей сестру. Если она использует ревность к другой женщине как дверь в прошлое, то сможет сблизиться с сестрой.

Если она наберется смелости прочувствовать и исследовать все эти чувства, вместо того чтобы прятаться от них, то однажды, оглянувшись назад, поймет, что эти болезненные переживания помогли ее росту и становлению.

Самый творческий путь работы со стыдом и страхом неудачи — признание его культурно обусловленного происхождения. Первым шагом вашей самотерапии должно стать обнаружение того, что скрывает этот страх. Много лет назад я преподавала самотерапию три вечера в неделю в трех разных школах для взрослых. В двух меня хорошо понимали, но в третьей были проблемы. Каждый семестр студенческая группа едва набиралась. Посещаемость падала, и директор грозился закрыть курс. Эта ситуация висела надо мной подобно грозовой туче, я стала бояться каждой сессии. Однажды зимним вечером в разгар эпидемии гриппа, когда на занятиях отсутствовало много студентов, директор сделал свое обычное предупреждение, но в ультимативной форме. Похоже, это было начало конца.

Возвращаясь в тот вечер домой, я почувствовала себя подавленной. Это было первым шагом — признание болезненной или неадекватной эмоции. Шаг 2: что я чувствовала? Стыд, я теряла группу, терпела неудачу. Шаг 3: что я чувствовала до стыда, в течение всех этих тревожных недель? Навязчивую потребность добраться до тех людей, научить их. Компульсивное стремление удержать эту группу, как будто случится что-то ужасное, если они потеряют меня и мои послания. Шаг 4: что мне это напоминает? Мою вечную озабоченность общением. Я обнаруживала это в самотерапии много раз —ч стремление общаться и страх потерять общение. Скрытым чувством была тревога.

Я позволила себе почувствовать тревогу, страх катастрофы неизвестного рода: случится нечто ужасное, если я перестану общаться. Через несколько мгновений тревога ушла, а вместе с ней прошли депрессия и озабоченность потерей группы.

Шаг 5, определение паттерна. Пережив скрытое чувство, избавившись от поверхностного, я приблизилась к Взрослому. (Не обращайтесь к Взрослому раньше шага 5, т. е. не прочувствовав прежде скрытую эмоцию. Ваш рассудок может саботировать процесс самотерапии. Как только выходит Взрослый, Ребенок закрывается. )

Теперь мне известен мой паттерн. Каждый раз, чувствуя угрозу потребности в общении, я страдаю от приступа тревоги. Мне было сложно принять эту черту, и обычно я скрывала ее. На этот раз традиционный стыд неудачи был удобной завесой, за исключением того момента, что я стыдилась своего стыда, поэтому постаралась замаскировать его под видом депрессии. (Я описываю этот синдром в прошедшем времени, потому что в данный момент активно работаю над всей причиной нервозности в общении и делаю успехи. Надеюсь, что к тому времени, когда выйдет эта книга, я перерасту проблему. )

Неожиданно я поняла, что не хочу ходить на эту работу. Мне надоели угрозы директора, школа была слишком далеко, поездки туда три раза в неделю создавали большое напряжение. Впервые в жизни я поняла, что любой из студентов, желающий заняться самотерапией, может посещать мои занятия в других школах. В действительности директор не прервал курс, он пригласил меня снова в следующем семестре, но я отказалась. Студенты не последовали за мной; в конце концов я перестала работать и в другой школе (см. главу «Офисные неврозы») и начала читать лекции для большой группы студентов, что было интереснее и не требовало от меня больших усилий.

Мы нуждаемся в том, что Дэвид Райсман назвал «нерв неудачи», мужество потерпеть неудачу, чтобы принять решение. Когда вы стоите на перекрестке своей жизни, ни одно направление не гарантирует успех. Выбор всегда является ставкой. Мужество сменить работу, исследовать скрытые таланты, попробовать новый стиль жизни, а не продолжать тащиться в скучной колее, очнуться от летаргии и инертности, — все это требует мужества потерпеть неудачу.

Любовь и дружба зависят от мужества потерпеть неудачу. Когда вы заботитесь о другом человеке, серьезно воспринимаете близкие отношения, вы рискуете. Всегда остается страх неправильного решения, эмоциональной зависимости, манипулирования вами, отвержения и потери, поэтому вам необходимо мужество потерпеть неудачу. Без этого мужества вы обречены на жизнь в одиночестве.

Чтобы преодолеть провальный паттерн, вам необходимо мужество потерпеть неудачу. Это хорошо понимают анонимные алкоголики. Алкоголик пытается вылечиться, учась делать шаг, падать и снова вставать. «Сегодня я постараюсь быть трезвым» — вот его цель. «Если у меня не получится, завтра попробую снова». Когда толстяк нарушает диету, ему необходимо мужество потерпеть неудачу. Подобно алкоголику, завтра он должен попробовать снова. Курильщик, пытающийся бросить, наркоман, трусливая душа, выбирающаяся из своего одиночества навстречу людям, каждый из нас, кто пытается вырваться из созданных нами же тюрем, нуждается в мужестве потерпеть неудачу. Иначе при первом же провале мы называем себя «неудачниками» и сдаемся.

Мужество потерпеть неудачу означает видеть себя человеком в полном смысле слова — того, кто сложным образом сочетает в себе и слабость, и силу. Это означает борьбу против тирании глупого Ребенка и жестокого Родителя. Тот, кто навешивает на себя ярлыки, категоризирует себя, думает одними обобщениями в действительности избегает ответственности. «Я рожден неудачником. Все, чего я касаюсь, портится. Нет смысла пытаться» — это отсутствие мужества потерпеть неудачу. Ничего не делая, можно продолжать мечтать об успехе.

Обобщение неудач, навешивание ярлыков служит двум целям: а) вы получаете сочувствие со стороны окружающих и б) избегаете собственно неудачи, произошедшей из-за конкретной ошибки — реального процесса изменения и роста.

Среди болезненных истин, обнаруженных мной в качестве участницы групп встреч много лет назад, было невротическое навязчивое желание понравиться каждому человеку. Я поняла, что невозможно понравиться четырнадцати разным людям одновременно. Если я вызывала симпатию у того, кому нравилась в пассивном состоянии, кто-то другой в это же время хотел, чтобы я была более агрессивна. Когда я была сильной, кто-то предпочитал видеть меня слабой. Если же я становилась слабой, первые начинали меня презирать. Моя разговорчивость очаровывала одних и отталкивала других. Выиграть было невозможно. Как крыса в лабиринте, я металась в течение нескольких сессий, но старая система не работала. Я всегда пыталась быть «всем для всех», но это похоже на карусель, и у меня от всего этого кружилась голова.

Некоторое время вся проблема казалось «реальной». Пытаясь ее разрешить, я страдала тревожностью и депрессией. Чтобы справиться с беспомощностью, я провела колоссальную самотерапию собственных чувств к каждому члену группы, которому я не нравилась. Мне понадобилось много времени, чтобы увидеть истину: я просто отыгрывала в преувеличенной форме старую защиту, но она не работала. Впервые я увидела, каким был провальный паттерн, как он замедлял мой личностный рост. Всю жизнь я так была озабочена тем, чтобы заставить людей любить меня, что не могла быть спонтанной; я была такой тактичной, умиротворяющей, «милой», что почти превратилась в обманщицу.

Как быть дальше с этим знанием? Что вы делаете, когда обнаруживаете паттерн, который вам не нравится и который вы хотите изменить? Есть два средства: самотерапии и самодисциплина. Я использовала оба. Я открыла дверь для всех скрытых смыслов этой черты в себе и одновременно начала экспериментировать с новым поведением — спонтанностью.

Для этого эксперимента мне было необходимо мужество потерпеть неудачу. Я все еще страдала от жажды всеобщей любви и принятия, боялась отвержения. Я только начала самотерапию в этой области, мне были нужны годы работы. Что произойдет, если я стану собой? Что случится, если разрешу себе чувствовать (а иногда и проявлять в действиях) гнев, боль, осуждение, опасную силу или унизительную слабость? Я пошла на ужасный риск: некоторым людям это может не понравиться!

Конечно, именно так и случилось. Некоторым людям я не нравилась. Я пережила неудачи в своем невротическом поиске. Но я выжила. Некоторое время мне было неуютно, но в конце концов я поняла, что могу жить в мире, где не все меня любят. Более того, я начала получать удовольствие от своей вновь обретенной свободы быть настоящей. Это изменило мой путь, и я сделала огромный шаг вперед.

Одна из неожиданных граней неудачи — это случайное понимание, что успех, к которому вы когда-то стремились, больше не имеет такого значения. Открываются новые двери. Г одами, десятилетиями я наводила блеск на инструмент, который теперь стал не нужен. Я сфокусировалась на том, чтобы стать успешным работягой. Не испытав свободы, я не могла представить, как поменяются мои цели. Аутентичность стала более ценной, чем талант завоевывать друзей и влиять на людей.

Здесь я хочу привести еще один случай, когда неудача открыла новую дверь. Шарль — молодой человек, очень рано достигший большого успеха. Как-то раз у него вдруг все пошло не так: деньги и статус стали ускользать из его рук. В прежние годы он был на вершине успеха, а теперь катился вниз. Шарля мучили стыд и страх общественного мнения. В отчаянии он ухватился за соломинку — новое направление в работе, к чему имел склонность, но никогда раньше не занимался. С привычным усердием и энтузиазмом он бросился в новую область. Работа очаровывала его, приносила огромное удовлетворение, хотя никаких финансовых гарантий не давала. Прежняя неудача почти перестала мучить его, в какой-то степени Шарль был благодарен ей. Неудача дала возможность построить новую, более творческую карьеру.

Чтобы исследовать скрытые чувства, нам необходимо мужество потерпеть неудачу. Терапевтический процесс начинается с исследования неудачи. Осознание себя означает осознание провальных паттернов, собственных неудач. В самотерапии часто необходимо прочувствовать внешние эмоции по поводу неудачи — стыд, вину, неполноценность, беспомощность, страх. Когда мы обращаемся внутрь себя, то нередко открываем скрытое чувство неудачи, которого избегали всю жизнь.

Многим из нас, выходцев из общества, где высоко ценится уверенность в себе, при столкновении с первым большим препятствием в ситуации обращения за профессиональной помощью требуется мужество потерпеть неудачу: признать, что нам нужна помощь. В терапевтических отношениях разрешение себе стать зависимым от другого человека, установить перенос требует мужества потерпеть неудачу. Всегда присутствует некоторый страх (иногда явный, иногда скрытый), что этот период зависимости не будет временным. Что если, отказавшись от независимости, мы больше не сможем вновь ее обрести?

Некоторые из нас приходят на терапию с конкретными непосредственными целями. Пары надеются спасти рушащийся брак; родители хотят «помочь» детям (контролировать их); молодые люди хотят изменить родителей. Если вы думаете о терапии как об инженерном искусстве, технике более эффективной работы с вашими мыслями и чувствами в привычном смысле этого слова, вам необходимо мужество потерпеть неудачу. Будьте готовы к неожиданным изменениям. Ваши требования, стандарты могут трансформироваться в нечто абсолютно иное. Узнав себя лучше, вы можете решить, что брак не стоит спасать; что детям нужно больше, а не меньше свободы от вашего контроля; что непонимание родителей не всегда имеет значение.

Самое сложное в терапии — переход из сознательного в бессознательное, от явных к скрытым чувствам. Легко думать о вашем случае, подводить теорию о бессознательной мотивации, происхождении невротического паттерна, но необходимо мужество почувствовать скрытые за этим вещи. Почему самый важный терапевтический шаг столь сложен? Потому что мы боимся нового опыта.

Мы обращаемся к терапии, потому что нам не нравится то, что мы видим в себе, и мы надеемся, что найдем новое место, где понравимся себе больше. Но мы чувствуем, что внутреннее путешествие может привести к пугающим, ужасным результатам. Вдруг мы еще больше возненавидим себя? Мужество встретиться со скрытыми гранями собственной личности, запретными чувствами — это мужество потерпеть неудачу. Это мужество пойти вглубь, в темноту, без всяких гарантий, надеясь только на то, что в конце концов вы выйдете к свету.

Необходимо мужество обратиться к прошлому, еще раз пережить беспомощность детства, ужас ранних травм. Вы боитесь застрять в чувствах прошлого, попасть в его ловушки и больше не вернуться в настоящее, в свое сильное и безопасное состояние. Конечно, это не совсем так. Взрослый всегда остается с вами. Когда вы идете назад и переживаете старое событие, вы одновременно находитесь здесь, в настоящем. Самотерапия — не психотический срыв, не сумасшествие. Вы не теряете контакт с реальностью. Вам только кажется, что вы полностью отдаетесь на милость прошлых чувств. Но тот страх настолько силен, что нам необходимо мужество, чтобы погрузиться в самотерапию.

В терапии вам необходимо мужество, чтобы увидеть несоответствие своему идеальному образу («Идеализированный образ «я» (4)). Необходимо мужество встретиться с «плохой» стороной вашей личности в гештальт-самотерапии, признать и исследовать проекции, не пытаясь их рационализировать и оценивать.

Переполняясь праведным гневом, чрезмерно сильно реагируя на поведение знакомого, иногда полезно спросить себя: «Что мне это напоминает? Кто так поступил со мной в прошлом? », почувствовать то, что осталось от детства и избавиться от навязчивости в настоящем. Но требуется мужество пойти дальше, встать на место другого, примерить его мысли к себе. Требуется мужество, чтобы спросить себя: «Что это напоминает мне во мне самом? Когда я поступал подобным образом или хотел сделать что-то похожее? Что я ненавижу в себе, и о чем мне напоминает данная ситуация? »

Когда кажется, что сама судьба против вас, когда одни и те же ужасные события повторяются снова и снова, из года в год, требуется мужество перестать фокусироваться на «плохих парнях», которые дурно обращаются с вами, обратить внимание на собственную ответственность вместо того, чтобы обвинять судьбу. Требуется мужество встретиться лицом к лицу с собственным провальным поведением, понять, что вы делаете, какая часть вашей личности отрабатывает самореализующееся пророчество.

А что же стыд? (См. «Стыд и вина» (4). ) Мы можем искупить вину, но стыд можно только пережить, и это требует мужества потерпеть неудачу. Начав вести еженедельные воркшопы, я как-то раз заметила, что перед сном после сессии чувствую себя прекрасно, но уже в постели испытываю дикое возбуждение, беспокойство, легкую тошноту. Мне было ясно, что эти симптомы как-то связаны с воркшопом, и я знала, что буду мучаться бессонницей, пока не разберусь с этим. Я решила мысленно вернуться назад, в прошлое. Что произошло на этом воркшопе? Что я так старательно забываю? Что оказалось для меня слишком болезненным в тот вечер? Я упустила некоторые важные комментарии, жесты или выражения участников? Или провела вмешательство слишком рано? Или сказала неосторожное слово? Каким-то образом я упустила главное: потеряла прекрасную возможность продвинуть групповой процесс, помочь научиться. Я потерпела неудачу!

Эта неудача и была болезненной настолько, что я отбросила переживание с помощью привычной защитной системы: мозг сработал как компьютер, язык сгладил шероховатости. Я могла использовать ошибку в интересах группы: проанализировать, собрать разрозненные кусочки и реконструировать их в нечто полезное и терапевтичное для всех. Вместо этого я защитилась и спасла свое самоуважение, избежала дискомфорта, связанного с ошибкой. В подобных случаях я забывала все, что касалось неудачи, вплоть до ночи, когда я пыталась заснуть.

Мучительный опыт научил меня тому, что я обречена лежать без сна, если у меня есть какое-то незаконченное дело. Я научилась оживлять в памяти моменты, когда мне было стыдно, позволяя себе полностью погрузиться в чувство стыда, так что короткое время я чувствовала, как он сжигает меня изнутри. Затем поднявшаяся волна чувства спадала, и я могла заснуть.

В то время я вела одновременно четыре группы каждую неделю, так что в возможностях для неудач не было недостатка. Итак, я решила пойти глубже в скрытые чувства по поводу моих ошибок на воркшопах. Неожиданно во мне проснулся Взрослый с новой идеей. Насколько наивной и высокомерной я была, стыдясь собственных ошибок! Это же была я, ведущая групп, та, что получает уроки непосредственно в своем движении! Правда в том, что я была участницей групп сензитивного тренинга, и мой лидер благословил меня на веденйе моих собственных групп, снабдив предварительно несколькими наставлениями. Правда также в том, что я честно изучила весь доступный материал по групповым процессам. Но еще никто прежде не вел коммуникативных воркшопов по самотерапии! Это было моим собственным изобретением, экспериментом. У меня не было учителей. Я была новичком в групповом лидерстве, затеявшим совершено новый проект, и при этом ожидала быть совершенной сразу, без всякого опыта. Бред величия! Кем я вообще себя возомнила? Каким гением?

Хвала человеческой способности смеяться над собой! Я знала, что грозный Родитель и напуганный Ребенок во мне не слышат ни одного из аргументов Взрослого. Я настроилась в ожидании нового приступа стыда при первом же своем ляпе на группе. Но теперь, когда я знала, насколько абсурдны мои притязания, насколько нелепо ожидать от себя немедленного совершенного исполнения роли лидера, я могла дать себе новое задание. С сегодняшнего дня я могла направлять свое внимание на ошибки и по возможности пытаться чувствовать иррациональный стыд, вместо того чтобы отвлекаться на даровитость. Я знала: чем дольше я скрываю от себя свой стыд, тем дольше застреваю в затруднительном положении. Моя новая цель — перерасти стыд, принять свою человеческую подверженность ошибкам в этой области, аналогично тому, как я поступаю в областях, где менее невротична. Я начала с мужества почувствовать стыд.

Награда (или наказание) за личностный рост — расширение самосознания. Постепенно возрастает количество очевидных для вас невротических зон — областей, которые скрывались за вашими рационализациями и проекциями, когда вы еще были слишком слабы, чтобы увидеть их. Приблизительно раз в год я заставляю себя увидеть какую-то «новую», удивительную для себя задержку, помеху для здоровья и после этого даю себе задание. Я нахожу любую возможность, чтобы пережить этот невротический симптом и исследовать его при помощи какой-нибудь доступной техники самотерапии.

Периодически в течение приблизительно года я осмеливалась смотреть в лицо своему стыду за неудачи в групповом лидерстве. В гештальт-самотерапии я проживала битву между Родителем («Постыдись за себя — ты опять ошиблась! ») и Ребенком («Прости меня, я постараюсь, чтобы этого больше никогда не повторялось. Перестань меня наказывать»). Я никогда не чувствовала себя виноватой в связи с этими ошибками, только стыдилась (см. «Стыд и вина» (4)). По существу, я безобидный человек, и хотя могу неумышленно обидеть кого-то, я никогда никому не причиню вреда. У меня нет никаких сомнений в том, что, если в какой-то момент я упускаю возможность быть полезной студентам, моментов помощи в моей практике гораздо больше, и что я смогу и буду. компенсировать эти упущения.

Как только я вижу, что это полезно для группы, я сразу говорю о своем стыде за совершенную ошибку. Я начинаю заниматься самотерапией в их присутствии. Каждый раз выступая с этим, уже после того, как я переживаю стыд (см. главу «Как использовать психотерапевта»), во мне просыпается Взрослый, чтобы напомнить, что этот стыд неуместен, что ошибки неизбежны, что сама идея перфекционизма иррациональна. После приблизительно года нелегкой работы я начала меняться.

Пришло время, когда я заметила, что у меня сформировалось мужество потерпеть неудачу без стыда. Сегодня, когда я совершаю или говорю что-то ошибочное на воркшопах, я могу фокусироваться на других людях, а не на себе. Если я вмешиваюсь в стычку слишком рано и не даю кому-то выразить себя, если я слишком рано утихомириваю кого-то и мешаю его чувствам, я могу посочувствовать ему и извиниться за свою ошибку. Теперь, когда я больше не поглощена собственными проблемами, я могу думать о нем. Страх ошибиться всегда ослепляет нас и не дает видеть других. Как мы можем видеть их, когда стыд затуманивает наше видение? Когда мы охвачены стыдом или гордыней, другие люди являются просто зеркалами для нашего самолюбия.

Внутренняя битва продолжается. Исследуя в гештальт-самотерапии другие проблемы (например, навязчивое стремление слишком много работать, желание «спасти» мир), я чувствую, что Родитель по-прежнему требует от меня совершенства, а Ребенок подчиняется и плачет из-за своей неполноценности. Но Взрослый становится сильнее с каждым днем. Постепенно я принимаю собственные ограничения. Совершенствуясь как ведущая группы, приближаясь к мудрости, я больше не страдаю из-за ошибок на воркшопах.

 

СМЫСЛ ЛЮБВИ

Мифы о романтической любви питают многие наши невротические склонности. Вы можете вступать в любовные отношения с неверными ожиданиями.

а) Вы можете думать, что для вас в мире существует один-единственный человек, и без него вы никогда не будете счастливы. Но как только в отношениях возникают проблемы, вы делаете «логический» вывод, что совершили роковую ошибку: это не настоящая любовь, и нужно снова начать поиски идеального партнера. Этот миф поддерживает склонность перекладывать свою ответственность на чужие плечи, проецировать внутренний конфликт на других людей и обвинять судьбу вместо того, чтобы взять на себя ответственность за собственное провальное поведение. Все мы чужды друг другу, и установление близких, доверительных отношений требует терпения, труда и самосознания. Если, подобно всем невротикам, вас тянет к кому-то, чьи иррациональные установки укрепляют ваши собственные, быстрая смена партнеров не решит вашей проблемы. Без понимания связанных с партнером скрытых чувств, вы снова «влюбитесь» в кого-то похожего.

б) Вы считаете, что должны успешно конкурировать со всеми соперниками во всем. Если он (она) действительно любит вас, то всегда будет воспринимать вас как самую красивую (ого), умную(ого), сексуальную (ого), обаятельную (ого), способную (ого), женственную (мужественного) и т. д. Каждый ребенок хочет быть самым любимым для своего родителя, и Ребенок внутри вас относится к вашему партнеру как к родителю. Чем меньше вас ценили в детстве, тем более

ревнивы вы сейчас. Здоровый человек знает, что его любят не за особые таланты, а за что-то неопределимое, скрытое в бессознательном партнера.

в) Вы ждете от партнера безусловного одобрения: он никогда не должен критиковать или раздражаться из-за ваших действий. Вы думаете, что такое безоговорочное одобрение магически заменит ваше самоприня-тие, которого вы были лишены всю жизнь.

Маленький ребенок видит себя в зеркале родительского восприятия и формирует самопринятие из их принятия (29). Ребенок внутри вас надеется вернуть прошлое в новых отношениях и потому обречен на провал. Принимающий себя человек — хороший любовник, потому что легко принимает другого человека. Если вам не хватает самопринятия, вы становитесь нетерпимым к слабостям партнера, постоянно понижаете его самоуважение. Это вынуждает его защищаться. Он настолько занят самозащитой, что лишается потенциала дающего и усиливает депривацию вашего Ребенка. Ребенок всегда остается ненасытным, его невозможно накормить из внешнего источника. В данном случае это оборачивается против вас: вы становитесь более требовательным, наказывающим, провальным. Вы еще дальше отталкиваете его и тем самым еще больше депривируете своего внутреннего Ребенка: получается замкнутый круг.

г) Вы рассчитываете удовлетворять друг друга лучше, чем кто-либо еще, во всех сферах жизни — не только в сексуальной, но также в интеллектуальной и сфере досуга. Подобные ожидания вносят в отношения сильное напряжение. Симбиоз матери и ребенка нельзя успешно повторить во взрослые годы. Если вы живете чужой жизнью, то теряете собственную идентичность, а затем обвиняете в этом партнера. Когда два человека полностью зависят друг от друга во всех источниках удовольствия, не заводят друзей, не развивают собственные интересы, в конце концов они

приходят к взаимообвинениям (сознательным или бессознательным). Они считают друг друга ответственными за то, что жизнь не удалась (7). Отношения переходят в состояние стагнации. Ни один любовник не способен достаточно хорошо исполнять все роли — партнера, друга, брата или сестры и родителя, — не чувствуя себя при этом обремененным.

Чем больше каждый из партнеров реализует собственную личность, тем больше он обогащает отношения. Вас влечет к другому человеку, потому что он отличается, потому что может добавить в вашу жизнь еще одно измерение. Вы напрасно теряете время и силы, пытаясь быть отражением другого. Как говорят французы: «Да здравствуют различия! »

д) Вы хотите одобрять все его действия, не испытывать недовольства или раздражения. С такими чувствами может жить только совсем маленький ребенок. По мере взросления вы учитесь критиковать и понимать, что никто не является совершенством.

Помимо этого, мало кто из нас рационален всегда. Наши скрытые чувства, переживания прошлого, невротические устремления провоцируют нас требовать невозможного. Мы скрываем свои внутренние конфликты под симптомами раздражения, нетерпения, депрессии, тревожности, и самые близкие люди становятся нашими жертвами. Мы видим их в ложном свете, проецируем; обвиняем их. Если вы намерены всегда одобрять своего партнера, никогда не испытывать к нему негативных чувств, то будете вынуждены проглатывать все «плохие» мысли и чувства, возникающие в результате его неразумных действий. Неважно, насколько иррационально чувство. Даже если вы контролируете свое поведение, опасно избегать эмоций. Это приводит к образованию новых защит, невротических симптомов, затрудняет самотерапию и препятствует продвижению по пути здоровья и личностного роста.

Гарри Стек Салливан утверждал, что в нас больше сходства, чем различий. Каждый из нас способен к громадному разнообразию мыслей, чувств, действий, но мы не замечаем определенные грани наших личностей, мы выбираем для направления своей жизни лишь несколько узких троп. Если вы ограничиваете себя подобным образом, то будете тянуться к человеку, который, как вам кажется, живет так, как вы себе запрещаете жить. Путни (11) считает, что когда это происходит, вы:

а) переоцениваете характеристики другого человека, воспринимаете их милыми и очаровательными;

б) проецируете на него другие черты; наделяете свойствами, которыми он в действительности не обладает;

в) обожаете и сексуализируете черты а) и б), которые хотели бы иметь сами.

Другими словами, вы «влюбляетесь». Путни считает любовь неврозом.

Что касается моего собственного опыта и наблюдений, они показывают, что хороший брак обладает следующими характеристиками:

а) оба партнера принимают себя, они не нуждаются в унижении другого с целью повышения собственного самоуважения;

б) их невротические тенденции не совпадают. Поскольку они редко бывают одновременно иррациональными (4), каждый может вынести определенную долю иррационального поведения другого, не отвечая чрезмерной реакцией. Непонимание и различия обсуждаются, а не раздуваются до угрожающих размеров, способных разрушить отношения;

в) каждый предан отношениям, хочет их продолжать и развивать и не ищет путей отступления и бегства.

Любовь не может решить все наши старые проблемы. Однако хороший брак может удовлетворить большую часть потребностей:

1) в близости — психологической и физической;

2) в сексе;

3) в удовольствии от деятельности и окружающего мира;

4) в самопринятии.

1. Близость

а) Психологическая близость между взрослыми похожа на атмосферу, которая царит между жильцами в комнате студенческого общежития: двое людей делятся друг с другом мыслями и чувствами; каждый прилагает усилия, чтобы узнать другого и дать возможность узнать себя; они сопереживают друг другу. Психологическая близость — это атмосфера уюта и комфорта, которая помогает справляться с тяжестью экзистенциального одиночества. Никто не может до конца познать другого человека, но эта попытка построить мост через пропасть дает нам силы и ощущение благополучия.

б) Физическая близость, не связанная с сексуальными отношениями, включает все телесные выражения привязанности и нежности, животный контакт, который нужен человеческим существам. Некоторые люди были лишены этого в детстве, поэтому во взрослой жизни они стараются не прикасаться к партнеру, исключение составляет сексуальный акт. Если вы сексуализируете потребность в нежности и простом животном тепле, вы переоцениваете секс, находитесь, возможно, в компульсивных поисках и всегда будете переживать фрустрацию.

2. Секс

Невротики способны сексуализировать практически любую сферу жизни. Они используют секс для канализации побуждений, которые в своей основе не имеют ничего общего с сексуальной потребностью, и тем самым лишь портят половой акт. Секс может использоваться в силовой борьбе как символ статуса: «Я слишком сексуальна, ты не дотягиваешь до моего уровня ». Секс может выражать враждебность и быть оружием унижения: «Ты такая фригидная и больная! »; «Ты импотент». Невротик может использовать секс для подкупа, шантажа, поощрения или наказания. Секс может стать средством самоуничижения: «Я презираю себя, но не могу тебе сопротивляться». У человека есть огромные возможности неадекватного использования секса и отыгрывания иррациональных чувств к себе и другим людям. В нашей культуре самоуважение мужчины всегда было связано с сексуальной доблестью. В последние десятилетия сексологи повлияли и на самосознание женщин. Благодарные женщины получили освобождение от викторианского мифа («Женщины не испытывают удовольствия от секса»), но сексологи наградили сексуальную свободу «поцелуем смерти». Специалисты, зафиксировавшие как, что и когда должна чувствовать женщина до, во время и после полового акта, научили ее наблюдать за реакциями и смотреть на них критическим взглядом, оценивать состояние, успехи, неудачи. Это не только нарушает спонтанность и простое животное удовольствие, но и становится пищей для невротических тенденций:

а) стыда неудачи (см. главу «Мужество потерпеть неудачу»);

б) тревоги и спутанности сексуальной идентичности: «Если я не чувствую то, что написано в книге, значит, я не настоящая женщина»;

в) стремления к зависимости: «Все зависит от партнера. Если бы он прочитал нужную книгу и выучил все соответствующие техники, тогда я могла бы получать удовольствие от секса»;

г) детско-родительских отношений: «Если бы он любил меня, то прочитал бы мои мысли и понял без слов, что мне нужно»;

д) проекции скрытых чувств неполноценности на партнера; обвинение, сожаления: «Я в порядке. Это твоя вина»;

е) зависти: «Это нечестно. У всех остальных женщин в мире прекрасные ощущения. Меня всегда обманывают».

В качестве противоядия от подобного воздействия сексологов я бы порекомендовала «Анализ рассказов Кинси» Геддеса (33) и эссе «Влияние искаженного отношения к женской сексуальности» Клары Томпсон, с. 409, в «Психоаналитическом очерке» (34).

Почему некоторые пары постепенно приходят к мысли, что секс с прежним партнером становится скучным? Курт Гольдштейн объясняет этот феномен «табу на инцест». Вашими ранними объектами любви были члены семьи, вскоре вы узнали, что секс с ними является запретным актом. Выполнив подростковую задачу развития, вы перерастаете любовь к членам семьи и обретаете способность влюбляться в чужого человека. Вы живете с ним, учитесь узнавать его, он перестает быть чужим и становится членом семьи: сексуально запретным предметом. Скрытое табу, сексуальное подавление переживается как скука, недостаток интереса к сексуальным отношениям с ним.

Есть несколько выходов из этой ситуации. Быстрое, но временное решение принесет совместная поездка в новое место, участие в новой деятельности с настроением как будто вы не женаты. В незнакомой обстановке, где не нужно решать бытовые вопросы, вы снова увидите друг в друге незнакомцев.

Но для получения более устойчивых результатов вам нужна самотерапия. При каждой возможности исследуйте неадекватные или неприятные чувства к партнеру (см. Приложение I, «Шаги самотерапии»). Счищая слой внешних эмоций и добираясь до скрытого чувства, вы освобождаетесь от бессознательной фантазии, что ваш партнер является членом родительской семьи — родителем или сиб-лингом, секс с которым запрещен.

Альберт Эллис предлагает практический подход людям, которые, подавляя себя, мешают себе наслаждаться сексом. Их обычный метод — избегание мыслей о сексе, попытка входить в половой акт с последующим выключением и безучастностью. Он рекомендует им готовиться к сексу заранее, вызывая в памяти старые фантазии. Все, что когда-то случалось с вами, касающееся секса, любые старые переживания или мечты — это ваша часть. Не отбрасывайте их, используйте, чтобы настроиться на сексуальные отношения. Если вам повезет, сознательные фантазии перевесят бессознательные, которые препятствуют получению удовольствия от секса.

3. Удовольствие от деятельности и окружающего мира

Разделяя интересы и опыт с человеком, которого вы любите, вы усиливаете удовольствие от деятельности и укрепляете близость. Когда я говорила ранее, что люди должны развивать собственные интересы, даже если они не могут разделить их друг с другом, я не имела в виду, что они просто идут каждый своим путем, независимо от партнера. Именно совместный опыт укрепляет отношения и придает им смысл.

4. Самопринятие

Очень терапевтично раскрыть перед другим человеком свое подлинное «я», слабости и страхи и увидеть,. что он продолжает вас любить, менее оценочно подходит к вашим промахам, чем вы сами. Подлинная близость удовлетворяет наши потребности в безопасности, принятии и самоутверждении.

Что происходит в плохом браке? Путни описывает печальный исход. Вы зависите от одобрения партнера, так как вам недостает самопринятия. Он наделяет вас всевозможными добродетелями, которыми вы в действительности не обладаете. Вы боитесь разочаровать его, раскрыть подлинного себя. Это лишает ваши отношения психологической близости.

Не осознавая своих внутренних ресурсов, вы проецируете на партнера способность радоваться жизни, чувствуете сильную зависимость от него в получении удовольствий, что делает вас ревнивым собственником. Вы боитесь, что, потеряв его, потеряете все удовольствия мира.

Если он поймет, что вы не соответствуете его проекциям, не возвышаетесь на построенном пьедестале, то начнет искать новый объект проекций. Вы преисполняетесь гневом, который помогает скрыть от себя и от него беспомощность и страх. Вы боитесь показать, что вместе с ним потеряете всевозможные удовольствия. Вы отыгрываете гнев, наказывая партнера и лишая себя близости и секса.

Вы начинаете искать кого-то еще, прежде чем у вашего нынешнего партнера появится шанс увидеть, что он просто воспринимал через вас собственные проекции. Вы находите нового человека, сексуализируете собственные проекции и «влюбляетесь». Влюбленность помогает оправдать новые проекции и их сексуалйзацию. Она также рационализирует ваши потребности в близости и сексе, нехватку которых вы испытали в последнее время.

Путни (11) называет любовь неврозом в смысле фрейдовской концепции о переносе. Фрейд обнаружил, что пациент в психоанализе склонен воспринимать аналитика как кого-то из собственного прошлого. Мы знаем, что люди в психотерапии видят поведение терапевтов в ложном свете (см. «Как использовать психотерапевта»). Гротьян (8) описывает, как невротики обращаются с членами собственной семьи — так, будто они лишь тени родительской семьи.

Поскольку Путни видит в любви только невроз, он считает ее неподходящим основанием для брака. Люди, получающие удовольствие от жизни, могут создать хорошую семью практически с любым человеком.

Я согласна, что хороший брак состоит из двух людей, живущих полной, насыщенной жизнью рядом друг с другом, разделяя общее, где возможно, и находя компромиссы, где нет. Но в моих взглядах есть принципиальное отличие от Путни: не все нерациональные позывы провальны. Мы не можем позволить себе зависеть во всех важных решениях от одного только интеллекта. Фрейд говорил, что, используя интеллект для решения большинства повседневных проблем, он доверял бессознательному в двух сферах: при выборе работы и спутника жизни.

Я считаю хорошим свой 27-летний брак, и это убеждает меня в том, что Путни пишет только о плохих браках. Я уверена, что при выборе партнера надо полагаться и на интеллект, и на интуицию. Если вы знаете, что ценности человека, в которого влюблены, сильно отличаются, а базовое отношение к жизни противоречит вашему, то глупо создавать с ним семью. Одумайтесь!

С другой стороны, опасно планировать совместную жизнь с человеком, с которым у вас просто много общего. Без той самой искорки, без нерационального чувства, которое мы называем любовью, совместная жизнь будет фрустрирующей и малоприятной. Ежедневная жизнь бок о бок с другим человеком создает некоторое напряжение. Если вы не любите его, вас будут раздражать старые привычки, особенности характера и прочие мелочи. По каким-то таинственным причинам любовь помогает принимать и мириться со многими личностными качествами, вы даже можете считать их милыми и дорогими сердцу.

За годы совместной жизни у вас появятся разногласия, расхождения во мнениях, могут возникать ссоры. Возможно, вы столкнетесь с серьезными проблемами, которые пошатнут брак. Только любовь — нерациональное, таинственное измерение отношений — может добавить важный ингредиент: преданность. Без преданности вам покажется, что нет смысла бороться, вы сдадитесь.

Есть старомодная добродетель принесения себя в жертву. (Я не имею в виду мученичество — невротическое средство шантажа и манипуляции. ) Вы можете уважать, даже восхищаться супругом, испытывать благодарность за его доброту, колебаться при возможности эксплуатировать его или ранить чувства, но только любовь делает его благополучие и счастье таким же важным, как и ваши собственные.

Когда вы кого-то любите, его счастье делает вас богаче, но при этом ваше удовольствие от жизни не находится в полной зависимости от него. Мне нравится готовить что-нибудь вкусное для Берни, но мое наслаждение едой от него не зависит. Берни рад, что я наконец-то переросла свою невротическую тревожность, связанную с выходом в море на парусной лодке (4), он может наслаждаться морским путешествием, даже если я не в настроении. Наша способность получать удовольствие исходит из нас самих.

По мнению Абрахама Маслоу, если вы любите кого-то, вы цените ваши принципиальные различия. Он имел в виду уважение мужественности или женственности партнера. Я думаю, сюда можно включить любые различия. Нарцисс влюбился в свое отражение. Только нарциссичный человек хочет видеть себя в другом как в зеркале. Нормальному человеку смертельно скучно жить со своим полным подобием.

Психологи-экзистенциалисты считают, что в любви мы видим истинный потенциал другого человека: способности, о которых, возможно, он сам не подозревает. В первые годы нашего брака мне казалось, что Берни приукрашивал мои качества, считая меня хорошей, доброй, смелой. Его видение дало мне цель и силы к ней двигаться. Я никогда не скрывала свои слабости, не пыталась придумать добродетели, но когда жизнь давала шанс, я старалась стать такой, какой он меня видел. Почти три десятилетия я пыталась при каждой возможности быть хорошей, доброй, смелой. Я старалась превзойти эгоистичность, скупость и трусость: проживала внутренний конфликт между «хорошей» и «плохой» сторонами своей личности, старалась избегать отыгрывания той стороны, которую Берни не признавал. Как описано в главе «Самодисциплина», я считаю, что именно таким путем можно стать тем человеком, каким я хочу быть.

При переносе вы проецируете на другого человека фантазии запретной стороны своей личности, свои тайные устремления. Вы искажаете реальность. В любви вы тоже цените в любимом человеке качества, которых вам не достает, но они не являются простыми проекциями. Некоторые из них — его реальные черты, другие — потенциальные. Я описала, как восприятие любящего человека дает нам силы двигаться вперед к актуализации этих качеств.

Силы, которые вы в нем видите, могут послужить для вас моделью роста, раскрыть собственные скрытые возможности. Подобно тому, как вы растягиваете психологическую мышцу, чтобы достичь высот его образа о вас, вы также можете обретать те качества, которыми сами восхищаетесь в нем.

Я всегда ценила некоторые черты Берни, которые были чуждыми моей природе. 27 лет я использовала его в качестве модели и теперь могу сказать, что достаточно изменилась, чтобы понять: в нас больше сходств, чем различий.

Берни скромный: у него нет потребности производить впечатление. Я всегда беспокоилась о своем публичном образе, о «продаже» себя каждому Тому, Дику или Гарри: мне было важно всеобщее одобрение. Наш контраст помог мне увидеть невротичность моего паттерна и проработать его в самотерапии. Хотя сегодня я еще не достигла уровня Берни, но у меня уже нет желания постоянно быть на сцене, отдавая себя на милость публике.

Меня всегда изумляла честность Берни. Я всю жизнь лгала, исходя из соображений «такта» и общей трусливости. Через некоторое время я стала стыдиться этого паттерна. Сегодня мне по-прежнему нужно быть бдительной, но гештальт-самотерапия помогает мне становиться честнее, даже если это означает некоторую угрозу для меня и пробуждает негативные чувства в других людях.

Я вербальный тип. Смущаясь, я начинаю компульсивно говорить. Я завидовала спокойствию Берни. Его молчание сообщало о достоинстве, которого не хватало моей болтливости. Сегодня я учусь молчать, давать ситуации развиваться своим ходом, не предпринимая активных действий.

Я труслива и немного благоговела перед мужеством Берни. В результате упорного труда в самотерапии, встречи со страхом и экспериментирования с новым поведением, я стала смелее. Сегодня я могу решиться на новый опыт, который выходит далеко за рамки необузданных фантазий трусливого прежнего «я».

Я всегда представлялась щедрым человеком, но в ходе самотерапии выяснилось («Идеализированный образ «я» (4)), что моя внешняя щедрость имеет невротические корни. По сути, я была жадной, мои подарки были заражены скрытыми мотивами: жаждой любви и благодарности, стремлением чувствовать себя святой. С самых первых дней брака я была поражена простой, не привлекающей внимания щедростью Берни, отсутствием конфликта и невидимых мотивов.

Я поставила себе новую цель: дарить от сердца, без сожаления или не дарить совсем. Но такому невротику, как я, очень трудно узнать истинные чувства, когда он думает, что кто-то «нуждается» в его помощи. Моей первой реакцией часто является позыв отдать все. Только некоторое время спустя я понимаю, что меня эксплуатируют, и начинаю возмущаться. С помощью тяжелой работы в гештальт-самотерапии я начала меняться. Снова и снова мне приходится проживать внутренний конфликт. Одна из сторон моей личности сверхидентифицирована с человеком, который чего-то хочет от меня и полагает, что я должна дать ему то, что он хочет. Другая сторона, тоже иррациональная, возмущается контролем со стороны требующего человека. Я еще не полностью переросла этот конфликт, но хорошо осознаю его и после каждой гештальт-самотерапии обретаю свободу быть честной. Я теряю свой образ гото-вой-все-отдать-святой, но становлюсь более аутентичной, подлинной, и людям легче мне доверять.

Я описала, как использовать любимого человека в качестве модели для роста. Что делать с проекциями, вашими представлениями о нем? При каждой удобной возможности используйте ваши проекции для самотерапии, потому что:

а) Иррациональные ожидания разрушают любые отношения. Если он пытается оставаться на пьедестале, притворяется тем человеком, каким вы хотите его видеть, то это значит, что вы живете с чужаком. Если он решается показать подлинного себя, вы испытываете разочарование. Когда вы после самотерапии перестаете подгонять его под свои проекции, то познаете его таким, какой он есть на самом деле. Тогда наступает время для подлинной близости.

б) Каждый раз признавая и исследуя в самотерапии собственные проекции, вы становитесь более рациональными, делаете еще один шаг к психическому здоровью.

В первые годы совместной жизни я не только любила Берни, у меня имелись на него полноценный перенос и проекции всевозможных фантазий. Я видела в нем Родителя, которого у меня никогда не было: мудрого, совершенного, никогда не ошибающегося. У меня случился приступ паники, когда я впервые заметила в нем иррациональность. Ребенок внутри меня снова оказался в прошлом вместе с родителями, которые не знали, как меня защитить. Постепенно самотерапия научила меня, что я взрослая и больше не нуждаюсь в тотальной зависимости от других людей. В течение многих лет я училась переживать в самотерапии те сферы жизни, в которых была иррациональна. Это помогло мне принять право Берни время от времени тоже бывать иррациональным.

Я хотела, чтобы Берни был сильной авторитетной фигурой, принимал все ответственные решения. Когда он спрашивал моего совета и ожидал, что я разделю с ним ответственность за принятые решения, я начинала паниковать. Ребенок внутри меня кричал и визжал от страха: «Но я же просто маленькая девочка! » К счастью, у Берни не было невротической потребности играть в игру Родитель—Ребенок, поэтому я приступила к самотерапии в надежде избавиться от собственных страхов. В детстве меня действительно покинули, оставили с незнакомыми людьми. Мне пришлось слишком рано взять на себя бремя ответственности. Когда я начала обращать внимание на испуганного Ребенка, застрявшего в прошлом, Взрослый стал крепнуть. Я смогла поставить прошлое на место, отделить его от настоящего и посмотреть на себя как на помощницу, соратницу мужа, а не ребенка.

Еще одним аспектом проекции на Берни как на Родителя был иррациональный страх его гнева. Я всегда стыдилась этого страха, поскольку он добрый, не выносящий насилия человек, совсем не склонный унижать других. Его эпизодические вспышки гнева очень коротки, а за ними всегда следует раскаяние. С помощью самотерапии я исследовала этот неадекватный страх. Сегодня я практически избавилась от него.

Бок о бок с моей фантазией о Берни как о Родителе жила совсем другая: мы оба дети, малыши, затерянные в лесу. Чтобы выжить, мы должны слушаться моего отца. В первые годы брака, после того как Берни вернулся с войны, у моего отца были совершенно определенные представления о дальнейшей карьере Берни. Он описал конкретные шаги, необходимые для нашей будущей финансовой защищенности. Берни вежливо выслушал, некоторое время попробовал следовать этому плану, а затем пошел своей дорогой, оставив в стороне совет тестя. Говоря «совет», я имею в виду ворчание и недовольство. Отец довольно быстро понял, что зять плохо поддается влиянию, поэтому занялся мной. Он спорил, доказывал, объяснял, предрекал ужасное будущее, если я не воздействую на Берни и мы не последуем его рекомендациям. Подобно испуганному Ребенку, я верила ему и неделями изводила своего бедного мужа, пытаясь заставить его быть Хорошим Ребенком и слушаться Папочку. Папочка знает лучше. Мы были обречены на безосновательные страхи, пока не перестали подчиняться требованиям. Я страдала хронической тревогой, впервые переболела крапивницей. Берни оставался спокойным и сдержанным весь период осады. В конце концов я сдалась.

Сегодня я понимаю, что он лучше отца знал, что ему было нужно делать. Позже он рассказал, насколько болезненным был для него тот период, его спокойствие было только внешним. Он знал, что я страдаю, но ему никогда не приходило в голову сдаться, чтобы угодить мне и отцу.

Десятилетиями я исследую в самотерапии свои фантазии о Берни. Постепенно туман проекций рассеивается, я вижу и ценю настоящего человека. По мере того как уходит перенос, расцветает любовь. Брак становится более значимым, наполненным смыслом, безопасным, он превращается в питательную среду, в которой два человека могут расти и быть собой.

 

ОФИСНЫЙ НЕВРОЗ

В своей книге «Семейный невроз» Гротьян описывает, как взрослые люди искажают восприятие своей семейной жизни. Интимность, обусловленная совместным проживанием, провоцирует у них реакции на супругов и детей как на членов исходной семьи, то есть как на родителей и сестер или братьев. Нерешенные проблемы прошлого влияют на настоящее.

Аналогичные процессы происходят и на службе. Ежедневная совместная работа превращает коллег в подобие семьи. Когда затрагиваются нерешенные скрытые проблемы прошлого, напряжение приобретает чудовищные размеры. Мы реагируем на других сотрудников иррационально: испытываем неадекватные эмоции и отыгрываем провальное поведение.

Многие из нас бессознательно принимают начальника за родителя. Задолго до самотерапии я заметила собственные иррациональные установки к людям, с которыми работала. Мой начальник, например, был жестким, но по-отечески заботливым человеком — этаким великодушным деспотом. Мистер С. знал о моем донкихотстве — в другом отделении, в котором я работала до появления в его конторе, я устраивала ссоры, чтобы отстоять справедливость, — и относился к такому моему диковинному поведению со смесью удивления, восхищения и теплоты (почти также относился к моим детским выходкам отец).

Однажды я узнала, что мистер С. весьма несправедливо обошелся с одной девушкой из нашего офиса. Я была в ужасе — шокирована и разочарована. Сработал мой старый паттерн.

В течение первых пяти лет жизни я была любимой дочерью, единственным ребенком обожающих меня родителей.

Потом на мою долю выпал страшный сюрприз: я узнала, что больше не могу рассчитывать на родительскую опеку, что их собственные потребности обладают для них большим приоритетом. Самотерапия показала, что я компульсивно раз за разом возвращаюсь к той детской травме. Каждый раз я реагирую удивлением и разочарованием, видя, как власть имеющий человек ведет себя неразумно или несправедливо. И каждый раз я отыгрывала провальный паттерн (4).

В этот раз я снова почувствовала, как закипают во мне знакомые чувства удивления и разочарования, и поспешила туда, куда побоялись бы ступить даже ангелы. С наивной самоуверенностью любимого ребенка я выступила перед мистером С. с речью, выразив удивление нехарактерной для него несправедливостью и потребовав восстановления справедливости. Я испытала шок, не получив от него привычного уважения или отеческого снисхождения. Напротив, он разозлился и пригрозил поступить со мной так же, как с моей несчастной коллегой. С того дня мистер С. стал меня игнорировать. Исчезли отеческая улыбка, подшучивания, признание. Из любимицы я превратилась в падчерицу и погрузилась в депрессию. Приятельские подбадривания сотрудников больше меня не радовали. Каждое утро мне все сложнее и сложнее было вставать и отправляться на работу. После нескольких недель переживания этой неприятности случилась настоящая трагедия: неожиданно умерла моя мачеха. Шок от ее внезапной смерти, противоречивые чувства к ней — любовь и гнев, тот факт, что я во второй раз потеряла мать, повергли меня в состояние сильного горя (см. главу «Одиночество»).

Мы были очень сплоченным коллективом, все старались утешить меня, включая мистера С., который снова стал добрым и заботливым, как прежде. Но теперь это было неважно: он меня не интересовал. Переживания тех недель стали смешными в сравнении с моей реальной потерей и связанными с ней страданиями. Как было глупо впадать в депрессию, с учетом того, что мне не на что было жаловаться! Какой я была идиоткой, что серьезно отнеслась к мистеру С. и перемене его настроения! Как мало он значил в моей жизни после случившегося. Все, что мне хотелось, — повернуть стрелки часов вспять и попасть в то время, когда мачеха еще была жива.

Многие люди испытывают иррациональные чувства к начальству. У меня есть знакомый, чья работа поощряется повышением зарплаты и продвижением по службе. Но его это не устраивает, он хочет особого признания, персонального одобрения, которого никогда не получал от отца.

Невротик — человек, которому не удалось удовлетворить первичные потребности. Он так и не научился получать того, что необходимо для их удовлетворения, и страстно этого желает.

Мэри на службе компульсивно воспроизводила роль Золушки, которую хорошо усвоила в детстве. Она старалась выполнять работу сверх нормы, работала сверхурочно, хотя такой необходимости не было, изо всех сил стремилась заработать любовь и уважение работодателя, так как никогда не получала их от своей матери. У ее начальника была репутация тирана: требовательный эксплуататор, не способный ценить заслуги. Когда я познакомилась с Мэри, женщина страдала хронической депрессией, выходные она проводила не вставая с дивана, погруженная в навязчивые мысли. Она вела себя так, будто была в ловушке, и была неспособна сменить работу.

Мэри так сильно наказывали в детстве, если она плакала, что в первые месяцы самотерапии единственным способом выражения болезненных эмоций была рвота. К тому времени, когда она научилась плакать, женщина смогла сменить работу и стала получать удовольствие от выходных. Еще довольно долго она отыгрывала старый паттерн Золушки: много работала, испытывая обиду и возмущение из-за поведения неблагодарного начальства. Но теперь, когда ситуация становилась слишком болезненной, она могла уволиться и начать сначала. Через некоторое время она научилась устраивать в гештальт-самотерапии воображаемые встречи с фрустрирующим начальником и менять его роль на роль матери. Она научилась выпускать пар, ломая картонный домик во время обеденного перерыва. Сегодня Мэри развивает свои скрытые способности, о которых никогда не знала, и получает от жизни больше удовольствия. Она осознает свой паттерн Золушки, но у нее больше нет навязчивого стремления отыгрывать его в офисе. Она наслаждается работой и удовлетворена тем, что начальство признает в ней ценного сотрудника.

Мартина часто унижал отец. Мартин вырос с «непереваренной частью» отца: частью личности, которая стремится действовать похожим образом, то есть унижать других людей. Он часто проецирует это желание на окружающих, особенно на людей, имеющих власть. Рано или поздно на любой работе Мартин чувствует себя злым и обиженным, потому что исказил слова начальника и пережил унижение.

Отец Белл был очаровательным обманщиком. Все детство и юность он подводил ее, давая обещания, которые никогда не выполнял. Сегодня Белл работает на человека, чья внешняя душевность скрывает личность эксплуататора. Она неспособна сопротивляться знакомому ей сочетанию качеств в человеке, хотя знает, что ее используют. Несмотря на низкую оплату труда и излишнее давление она усердно трудится. Белл колеблется между крайностями — сильным возмущением и чувством стыда («Я такая простофиля! ») и страстным желанием употребить остатки силы на выход из окончательного кризиса! Она достаточно умна, чтобы понимать происходящее. Но поскольку она никогда не использовала самотерапию для работы с противоречивыми чувствами к отцу, то не в состоянии освободиться от провального паттерна: она не может сопротивляться фигуре отца, чья подкупающая душевность сочетается с качествами хладнокровного эксплуататора.

Выше я описывала, как директор школы для взрослых, в которой я работала, неожиданно оборвал мои занятия вопреки желанию студентов. Когда мистер Б. внезапно объявил о своем решении, я сначала удивилась, потом разозлилась. Гнев преследовал меня несколько недель. И вот наступил день, когда я должна была ему позвонить. Я стала набирать номер, и моя рука задрожала так сильно, что мне трудно было удержать трубку. Мне показалось, что я не испытываю никаких эмоций в данный момент, мне просто хочется есть. Но, взглянув на часы, я поняла, что ела недавно, значит, это признак тревожности. Это был шаг 1 — признание неадекватного чувства. Я положила трубку и перешла к шагу 2 — почувствовать явную эмоцию. Кажется, это был страх. Я чего-то боялась, но не знала чего именно. Шаг 3 — что я чувствовала до этой эмоции? Навязчивый гнев. Шаг 4–0 чем мне это напоминает? Я стала вспоминать все чувства к мистеру Б., с тех пор как познакомилась с ним. Я вспомнила, каким он был добрым и приветливым во время нашей первой беседы, как он настойчиво звал меня на работу со словами: «Судя по вашему стилю, вы прекрасный преподаватель». Я думала, что понравилась ему. Что случилось? Почему сейчас он захотелось избавиться от меня? И о чем мне это напоминает? Неожиданно словно удар колокола прозвенели в моей голове слова: «Папа, я думала, ты любишь меня. Что случилось? » Они касались изменившегося отношения отца, которое меня мучило. Такой нежный в детстве! С каким нетерпением я ждала выходных в детском доме! Я тянулась к нему как к солнцу в период тьмы. А когда я выросла, отец изменился: стал злым и осуждающим. В течение нескольких лет мне казалось, что никакое мое действие не может порадовать его.

Случай с мистером Б. напомнил о том болезненном периоде моей жизни. Моя тревожность и навязчивый гнев скрывали старую печаль и потерю. Я отпустила горечь от вновь ожившего прошлого, вместе с ним ушли тревожность и сильный гнев. Я сумела это преодолеть. Мистер Б. больше не был моим отцом.

Шаг 5, определение паттерна. Иногда без всякого понимания происходящего я веду себя так, будто мужчина, имеющий надо мной власть, является моим отцом. Если сперва он мне симпатизирует, а потом его отношение меняется на противоположное, я скрываю чувство отвержения с помощью гнева и навязчивых мыслей.

Еще один аспект офисного невроза — это наша склонность видеть в коллегах сиблингов. Сотрудники становятся семьей, имеющей все виды привязанности, зависти и ревности, распространенных среди братьев и сестер.

Чувствуя себя дочерью по отношению к мистеру С., моему начальнику, я вела себя с остальными девушками как защитница, стараясь опекать и помогать им, будто была их старшей сестрой. Я завидовала молодой женщине, которая занимала должность менеджера. Я вела себя так, будто она была старше меня и обладала слишком большой властью и множеством привилегий. Еще была девушка по имени Элис. Мистер С. любил Элис и восхищался ею: она была его любимым ребенком. Он давал ей важные поручения, и это означало, что она умнее меня. Он шутил и смеялся с ней особым образом, это значило, что ее больше любят. Меня снедала ревность, ребенок внутри меня плакал: «Папочка любит сестру больше, чем меня».

Ширли — молодая женщина, которая чувствует себя покинутой на любой работе. Ей кажется, что все остальные девушки в офисе образуют тесный дружеский союз, из которого ее намеренно исключают. Детские переживания Ширли убедили ее, что она нелюбимый и нежеланный ребенок. Она не осознает, что ее нынешнее поведение выглядит холодным и отвергающим. Когда новые знакомые пытаются сблизиться с Ширли, она отталкивает их, сама того не осознавая. Она ведет себя недружелюбно, подозрительно, неискренне, что создает впечатление, будто она хочет остаться одна. Ожидая отвержения, она вынуждает людей отворачиваться от нее.

Я знаю нескольких человек, похожих на Ширли. Некоторые из них проработали скрытые чувства, связанные с ранними переживаниями, и смогли изменить поведенческие паттерны. Сегодня они могут спокойно присоединяться к любой группе и чувствовать себя на работе равноправными членами семьи. Но те, кто фокусируется на ошибках других людей вместо того, чтобы исследовать собственные скрытые конфликты, продолжают провальную линию поведения и оправдывают свои ожидания, связанные с отвержением, в каждой новой рабочей обстановке. Кажется, что эти люди исполняют роль Золушки и используют ее, чтобы подкрепить обвинительную установку к жизни (см. главу «Ответственность и обвинение»). Они притягивают неудачи.

В детстве старший брат запугивал Карла, но в подростковом возрасте и юности попытался дать ему помощь и поддержку, которых он никогда не получал от отца. Карл ценил эту помощь, но знал, что брат не понимает его. Детская жестокость оставила свой след. Ему всегда было трудно обратиться за помощью. Став взрослым, Карл относится к обладающим властью людям как к своему старшему брату. Он ищет начальника, которым мог бы восхищаться и который направлял бы его в работе. Если начальник не понимает его потребности, Карл разочаровывается и не может обратиться за помощью. Он бросает работу и начинает искать нового начальника, который может удовлетворить его потребности.

Далее я привожу гипотетический случай, чтобы показать, как самотерапия помогает справиться с офисным неврозом. Джон — маленький мальчик, который сильно возмущен появлением на свет младшего брата. Малыш умирает, и Джон вырастает со скрытой убежденностью, что его гнев погубил брата, — следовательно, он опасный человек, и его гнев обладает волшебной силой. Он работает в офисе, один из его коллег — известный задира. По некоторым причинам, возможно из-за разницы в возрасте, этот сотрудник напоминает Джону умершего брата. Все происходит вне поля сознания Джона, на скрытом уровне. Такое сходство означает опасность проявления гнева в отношении задиры. Джон скрывает гнев от самого себя и пытается задобрить коллегу. Подобное поведение всегда подвигает любого задиру на распущенность, гнев Джона кипит и рвется на свободу. Поскольку старая защита против гнева — задабривание — больше не работает, появляются симптомы тревожности. Тревожность похожа на страх, и задира реагирует на страх провоцирующим поведением. Ситуация ухудшается. Предположим, теперь Джон проводит небольшую самотерапию, счищает слой внешних чувств и позволяет себе почувствовать направленный на коллегу гнев. Тревожность исчезает. Не двигаясь в этот момент глубже, не осознавая, почему он испытывал скрытый гнев, не понимая сходства задиры с умершим братом, Джон сумеет с помощью разума, используя свой опыт, решить эту проблему наиболее подходящим лично для него способом. Он может попросту дать отпор задире (хороший способ справиться с таким человеком) или попросить перевода или увольнения с работы. Если он пройдет гештальт-самотерапию и исследует противоречивые чувства, гнев и вину к брату, то окрепнет для будущих эмоциональных потрясений. Но даже небольшой курс самотерапии поможет справиться с непереносимой ситуацией.

 

ДЕПРЕССИЯ

Определение из словаря Вебстера: «Депрессия — психоневротическое или психотическое расстройство, характеризуемое грустью, пассивностью и самоосуждением». «Психоневротическое или психотическое расстройство»: обратите внимание, что депрессия — это не настоящая эмоция вроде гнева, страха, обиды, ревности, а расстройство, симптом, скрывающий подлинную эмоцию. «Грусть»: в состоянии депрессии вы испытываете печаль, но не знаете, о чем печалитесь. «Пассивность»: жизнь утрачивает свой вкус, ничего не кажется стоящим усилий. «Самоосуждение»: вас преследуют мысли о неудачах, собственной неполноценности, общей никчемности.

Депрессия овладевает вами, когда вы отворачиваетесь от себя. Ваши чувства притупляются, вы не замечаете подлинных эмоций, и депрессия окутывает вас подобно черному облаку, скрывая жизнь и сущую ценность всего, что есть в мире. Отчужденная изолированность от жизни: если звуки, то только приглушенные, если очертания, то неясные, мрачные. Депрессия — одинокое место.

Самое главное, что следует помнить о депрессии, — она не является настоящей эмоцией, она служит прикрытием для чего-то другого. Вы подавлены, потому что действуете, ошибочно полагая, что скрытая эмоция гораздо болезненнее, чем депрессия, которая ее прикрывает. Справедливости ради следует отметить, что иногда очень властный, директивный человек слишком рано заставляет вас пережить скрытое чувство. Вы еще не готовы с ним справиться. Но когда вы сами управляете собой, то можете переживать только те эмоции, к которым готовы. В самотерапии, когда вы счищаете слой депрессии и переживаете спрятанное за ней чувство, боль длится только короткий миг, а затем уходит, а вместе с ней уходит и депрессия, состояние, мучающее вас длительное время.

Чтобы исследовать скрытый смысл депрессии, вы должны сперва почувствовать ее и осознать как неадекватную реакцию. Это первые шаги самотерапии. Вы должны забыть опасный урок, который мы все усвоили: не обращай внимания на депрессию, соберись, иди вперед, двигайся дальше! Присмотритесь к депрессии. Однажды подруга поведала мне, что много недель страдала депрессией. Я спросила: «И что ты делала? » Она ответила: «Я сказала себе: Марта, соберись! » И ее депрессия затянулась еще на несколько недель. Она была так занята игнорированием депрессии, что не могла серьезно к ней отнестись и увидеть, что она скрывает.

Некоторые люди, особенно те, кто разобщен со своими чувствами и страдает хронической депрессией, тратят огромное количество энергии на избегание депрессии. Они стараются не замечать расстройство. Вместо того чтобы встретиться с депрессией лицом к лицу, использовать ее для самотерапии, они прибегают к различным ухищрениям, специальным техникам, помогающим не замечать преследующие чувства. Они притворяются, что депрессия не существует. Они носятся в поисках новых впечатлений, играют со смертью, пытаясь отвлечься от своего состояния. Они впадают в компульсивную деловитость: суетятся на работе или дома, не могут обойтись без болтовни, их преследуют навязчивые мысли, у них навязчивая потребность слушать музыку, оставлять включенным телевизор или радио. Те, кто пытаются контролировать свои мысли и чувства, чтобы избавиться от депрессии, намеренно контролируют других людей и события. Иногда лошадям надевают шоры, чтобы они не пугались едущих мимо машин. Мы надеваем себе шоры, чтобы не переживать депрессию или не видеть лежащую под ней эмоцию.

Некоторые темы в разговоре становятся запретными: «Перестань говорить об этом. Ты вгоняешь меня в депрессию». Никто не может вогнать вас в депрессию. Депрессия существует внутри вас и появилась задолго до того, как вы услышали эти слова.

Музыка может восприниматься угрожающей. «Классическая музыка мне всегда казалась скучной, а теперь нравится» — скука обычно является симптомом дистанцирования от реальной жизни. Она не позволяет окружающим вещам разбудить вашу депрессию. «Я становлюсь нервной, если слышу рок-н-ролл»; «Симфонии погружают меня в депрессию». Некоторые из нас особо чутко реагируют на музыку: у нас нет защит от нее. Она проникает на более глубокие уровни, находящиеся за пределами интеллекта.

Отталкивая депрессию, мы бросаемся на поиски новых волнующих впечатлений, стараемся избегать всего мрачного и пугающего.

Когда я была маленькой, то всегда крепко зажмуривалась лежа в постели, потому ночь была полна ужасных вещей. Свет выключали, и мебель и одежда превращалась в ведьм и гоблинов. Будучи взрослой, в состоянии засыпания я иногда вижу различные образы. Они появляются сами собой, из каких-то потаенных мест моего сознания, развлекают и изумляют меня. Если картинка появилась, я могу повторно вызвать ее усилием воли. Пейзажи, волны океана, красочные узоры, сельские поля приводят меня в восторг. А лица пугают. До недавнего времени любой намек на человеческое лицо пугал и угрожал мне депрессией. Старая детская боязнь ведьм и гоблинов превратилась в страх депрессии.

В течение многих лет я предпринимала попытки посмотреть в глаза депрессии и понять, что за ней стоит (4). Я больше не трачу время на то, чтобы избавиться или отгородиться от нее. Я заметила, что мое отношение к возникающим перед сном образам изменилось. Я могу расслабиться и смотреть на все, что поднимается из бессознательного, даже на лица. Мне не нужно контролировать каждую ситуацию в страхе, что она разбудит депрессию. Сейчас я ближе к своим чувствам, и депрессия больше не мерещится мне за каждым поворотом. Я еще не окончательно освободилась от шор. приходится избегать некоторых книг, фильмов, спектаклей. Но я стала более спонтанной, меня меньше волнует, как спастись от «опасных» мыслей.

Человек с хронической депрессией может со стороны казаться холодным и отстраненным или радостным и дружелюбным. И тот, и другой способ используются как средство избегания и маскировки депрессии. Однако в обоих случаях такой человек старается избегать людей, переживающих глубокие подлинные чувства. Например, ему страшно видеть кого-то в муках процесса самотерапии: ведь и у него может возникнуть соблазн испытать скрытую за депрессией эмоцию. Поскольку он боится заразиться болью, боится, что на нем отразится глубина чужих эмоций, то старается избегать эмпатии и близости с другими людьми в момент их страданий. Он предпочитает скуку, смущение, отдаление или неодобрение. В лучшем случае он испытывает поверхностную жалость или острый дискомфорт, который заставляет его «утешать» страдающего. Такая «помощь» закрывает другого человека, лишает возможности остаться с болью достаточно долго, чтобы использовать ее в терапевтических целях.

Самое печальное, что избегание депрессии, как и большинство других защит, не срабатывает. Фрейд отмечал, что проблема вытесненного материала заключается в том, что он не хочет оставаться вытесненным. Несмотря на все наши уловки, депрессия никуда не девается, она скрывается за внешним благополучием и отравляет нашу жизнь.

Еще один печальный результат подобного избегания — сильные затруднения в самотерапии, когда в конце концов вы к ней обращаетесь. Длительное развитие депрессии сложно исследовать. Гораздо легче справиться с первыми симптомами. В «Детективной работе в самотерапии» (4) я показала, как проследить происхождение депрессии, как дойти до момента, когда вы впервые заметили ее, и как спросить себя «Что случилось до этого? » и «Что я, возможно, боялась почувствовать? » Как и в любой таинственной детективной истории, чем дольше детектив ждет, не начиная поиски преступника, тем слабее становятся следы и меньше остается улик.

 

КАК ИСПОЛЬЗОВАТЬ ПСИХОТЕРАПЕВТА

Ученые провели сравнительное исследование успехов и неудач различных психотерапевтических школ: фрейдистской, адлерианской, юнгианской, салливановской, род-жерианской, бихевиористской и других, и обнаружили, что результаты практически одинаковы. Складывается впечатление, что терапевтическая теория о происхождении невроза имеет не слишком большое значение в вопросе оказания помощи. Что-то другое оказывается решающим фактором. Исследователи пришли к выводу, что терапевтическим фактором являются отношения между терапевтом и пациентом.

Что искать в психотерапевте

Правда заключается в том, что психотерапия — это искусство, а не наука, и одни художники талантливее других. Существует также такая вещь, как межличностный конфликт. Терапевт и пациент вступают в противоречивые отношения двух людей.

После приблизительно четырех сессий вы можете дать ответ «да» на следующие вопросы: Чувствую ли я себя в безопасности, чтобы открыто выражать свои подлинные чувства? Могу ли я поделиться проблемой, о которой никому не рассказывал? Примет ли он мои «плохие» чувства и мысли, не наказывая и не отвергая меня? Заботится ли он обо мне? Видит ли он во мне человека, а не только очередной случай? Пытается ли он понять, как и что я чувствую, а не просто классифицирует мое состояние?

Если после четырех сессий на один из этих вопросов вы отвечаете «нет», то лучше начать поиски другого терапевта. Если ответы «да», но месяцы спустя вы говорите «нет», то вы проходите период негативного переноса. Будьте готовы исследовать эти чувства как часть терапевтического опыта.

Не соглашайтесь на терапию с конкретным специалистом только потому, что вы «верите» в его теорию о происхождении неврозов, потому что он фрейдист, юнгианец или роджерианец. Меня всегда удивляет, что люди не колеблясь ищут другого слесаря, если их не устраивает его коллега, но совершенно беспомощны, когда речь заходит о выборе психотерапевта. Безусловно, ваш терапевт имеет неменьшую ценность, чем сантехник, и заслуживает быть наилучшим вариантом из возможных!

Одна из моих студенток, Мира, рассказала о своих еженедельных сессиях с доктором X. Их работа длилась два года. «Он такой умный, я восхищалась его умом. Но он всегда так холодно на меня смотрел, будто я объект под микроскопом, — сказала женщина, и слезы выступили на ее глазах. — Я чувствую, что никогда не интересовала его по настоящему! » Я спросила, как она могла потратить два года жизни на такую работу. Сначала она не смогла объяснить, но после нескольких дней раздумий сказала: «К тому времени, когда вы готовы обратиться к терапии, вы уже столько раз потерпели в жизни неудачу, что чувствуете себя ничтожеством. Ваше самоуважение сильно понижено. Поэтому, когда вы наконец обращаетесь за помощью и этот уважаемый человек смотрит на вас как на маленького никчемного жучка, вы готовы принять такой взгляд на себя. У вас не возникает сомнений в правомерности подобного отношения». Через некоторое время Мира решилась начать все сначала и нашла себе подходящего терапевта.

Мне всегда грустно, когда я вижу человека, который потерял веру в профессиональную психотерапию после одного неудачного опыта. Он осуждает всю эту сферу деятельности и лишает себя профессиональной помощи из-за того, что потерпел неудачу в эксперименте и слишком долго работал со специалистом, который не подходил ему с самого начала. Мы же не зарекаемся ходить к медикам, если нас разочаровал тот или иной врач!

Что такое психотерапия?

Различные психотерапевты, чьи клиенты обучались у меня, считают мои техники самотерапии хорошей подготовкой и дополнением к профессиональной терапии. Но я вижу это несколько иначе. Я рассматриваю профессиональную терапию (которая по своей природе носит временный характер) как подготовку и дополнение к самотерапии — курсу, рассчитанному на всю жизнь. Хороший слушатель (терапевт) разрешает вам относиться к себе серьезно. Его забота и уважение помогают вам переносить стыд и вину, которые сопутствуют самотерапии. Если вы один раз научились использовать профессионального слушателя, то сможете завести друзей, которые время от времени вас выслушают, если возникнет необходимость что-то продумать вслух.

Наивно и провально искать Волшебного помощника, ожидать, что терапевт «сделает» что-то, «вылечит» вас. Фрейд надеялся, что психоанализ никогда не станет монополией в медицинской профессии. Медицинская модель в психотерапии ошибочна. Только вы сами можете принять ответственность за собственный эмоциональный рост. Вы должны сами проделать работу, никто не может сделать это за вас.

В чем заключается психотерапевтическая работа?

1. Мы учимся узнавать неадекватные реакции.

2. Мы переживаем свои внешние эмоции, даже считая их иррациональными (невротическими защитами).

3. Мы исследуем внешние эмоции и скрытые за ними чувства.

4. Мы проживаем внутренние конфликты.

5. Мы экспериментируем с новым поведением.

Любой студент-психолог может научить вас тому, как теоретизировать по поводу истории вашего случая, строить гипотезы о бессознательных мотивах. Интеллектуальная активность такого рода сама по себе не является тера-певтичной.

Помогающий человек, или хороший терапевт, может создать терапевтическую атмосферу, в которой вы отважитесь сделать решительный шаг от известного к неизвестному — от внешних чувств (сознательных) к скрытым (бессознательным).

Почему этот переход так труден? Почему мы избегаем скрытых чувств? Испуганный Ребенок, живущий внутри каждого из нас, все еще в плену нерешенных проблем прошлого, он затоплен старыми запретными эмоциями: яростью, завистью, ревностью. Внутренний Родитель выжидает: он готов атаковать, как только старые запретные чувства, станут явными, чтобы наказать Ребенка стыдом, виной, страхом, ненавистью к себе, беспомощностью. Неудивительно, что мы приучаемся держать Ребенка вне пределов видимости, стараясь удержаться наплаву. Но это не лучшая сделка с Родителем. Вы не можете задобрить тирана, и Родитель рано или поздно накажет вас за скрытые чувства депрессией, тревожностью, напряжением, психосоматическим расстройством. Поскольку чувства скрыты, вы не знаете, за что вас наказывают. Вы живете с наказанием за непонятные грехи, но незнание не снимает ответственности перед законом. Ваше сознательное равнодушие к деятельности Ребенка ни в коей мере не умиротворяет порицающего Родителя. Более того, чем менее сознателен Взрослый, тем больше беспокоится Ребенок.

Как Взрослый может защитить Ребенка от жестокого Родителя?

Предположим, вы позволили Ребенку разгневаться на мать, вашу добрую, немощную, престарелую мать, которая когда-то могла вас фрустрировать. Ребенок все еще находится в прошлом и ничего не знает о настоящем. Вы испытываете гнев, Родитель производит акт наказания, и вы чувствуете вину за запретную эмоцию. После этого переживания Взрослый говорит: «Мои дурные мысли не обладают магической силой. Я не обижаю мать. Мой гнев не причиняет ей вреда». Рациональный, практичный Взрослый защищает иррационального Ребенка от иррационального Родителя. Вы осмелились почувствовать и гнев, и вину, после чего оба чувства прошли. Пока функционирует Взрослый, Родитель не может мучить Ребенка длительной депрессией или чем-то другим. Весь опыт является терапев-тичным: Ребенок чувствует себя комфортнее, избавившись от старых непереваренных кусков, Взрослый размял мышцы и окреп, Родитель отступил назад и несколько ослаб.

Что происходит, когда Взрослый слишком слаб и не может защитить Ребенка от Родителя?

Ребенок, иногда напутанный и усмиренный, иногда бунтующий и дерзкий, бьется с Родителем в нескончаемой битве. Это сражение происходит втайне от вас. Вы вряд ли узнаёте свои подлинные чувства: они скрыты под псевдоэмоциями (фальшивый гнев скрывает страх, фальшивый страх — гнев и т. д. ) — депрессией, тревогой, напряжением, психосоматическим расстройством.

Более того, чем менее ответствен Взрослый в вашей жизни, чем меньше вы осознаете страдания Ребенка, тем более активен последний. Если вы не слышите его всхлипываний, он начинает вопить; если вы игнорируете крики, он начинает действовать. Это означает, что Ребенок не только испытывает запретные эмоции, за которые его наказывает Родитель, он действительно заставляет вас вести себя провальным образом. Психологи называют это «невротическим отыгрыванием». Теперь у Ребенка два судьи: Родитель, возмущенный как никогда, и Взрослый, ужасающийся поступками, которые противоречат его ценностям. Наказание (депрессия, тревожность и т. д. ) возрастает, Ребенок фрустри-руется еще больше, усиливает отыгрывание, Родитель —* соответственно наказание, и порочный круг замыкается.

Было бы здорово, если бы терапевт включился в эту битву, скрестил шпагу с Родителем и победил того ради Ребенка. Когда вы говорите терапевту: «Мать фрустрировала меня, когда я был маленьким, но сейчас я понимаю, что у нее не было выбора. Она старалась, как могла. Я буду чувствовать себя очень виноватым, если рассержусь на нее сейчас», терапевт может утешить вас: «У вас есть полное право злиться. Раз сейчас вы не собираетесь ее наказывать, вы не должны чувствовать себя виноватым».

Это звучит так, будто он говорит вашему внутреннему Ребенку: «Не беспокойся, ты можешь злиться. Я защищу тебя от жестокого Родителя», а Родителю: «Даже не думай наказывать Ребенка. Я здесь для того, чтобы защищать его». К сожалению, ни Ребенок, ни Родитель не слышат терапевта. Они пребывают в прошлом и неспособны понять логические доводы сегодняшнего дня. Единственная ваша часть, которая может услышать терапевта, — это Взрослый.

‘Терапевт не может вмешаться во внутреннюю битву между Ребенком и Родителем. Только ваш внутренний Взрослый способен принять на себя такую ответственность.

В чем заключается роль психотерапевта в этой битве?

Терапевт может поговорить со Взрослым. Он может показать ему реальность, направить мышление Взрослого в русло требований дня сегодняшнего, освободить от анахроничных умозаключений Ребенка и Родителя.

Кроме того, терапевт служит моделью для Взрослого. Он

а) демонстрирует, как рациональный человек видит вашу проблему, открывает дверь свежему дыханию здравого смысла в тот момент, когда вы заморочены иррациональным конфликтом; б) своим отношением к вам он учит принимать Ребенка и ограничивать жестокого Родителя. Терапевт укрепляет Взрослого, готовит его к задачам терапии.

В чем заключается роль Взрослого в терапии?

Общение между Взрослым (сознание) и Ребенком, а также Родителем (бессознательное) происходит строго в одностороннем порядке. В процессе терапевтического опыта Взрослый может слышать, о чем говорят Ребенок и Родитель. Если после опыта такого рода вы «решаете» остановить эти переживания из-за их иррациональности, вы обманываете себя. Взрослый не может диктовать Ребенку или Родителю, что они должны чувствовать. Они функционируют на более ранней ступени вашего развития и неспособны услышать ни вас, ни тем более вашего терапевта.

Вы можете предположить, что после того, как терапевт дает необходимые разъяснения, Взрослый обнадеживает Ребенка: «Давай, злись на мать. Я защищу тебя от наказаний Родителя. Ты не должен чувствовать вину». Но Ребенок неспособен услышать эти слова, и такое обещание фальшиво. Вы не можете помешать Родителю наказать вас виной.

Какую роль играет Взрослый во внутренней битве?

Как хороший лидер группы, Взрослый является одновременно и участником, и наблюдателем, который может остановить ситуацию, пока дело не зашло слишком далеко. Это мой подход к лидерской позиции на воркшопах по общению: два человека вступают в болезненное столкновение, бьются над проблемой, которую не могут разрешить, поскольку оба пребывают в иррациональном состоянии. Я не останавливаю их действия до тех пор, пока каждый полностью и во всю мощь не выразит свои чувства. Через некоторое время, если они заходят в тупик и начинают повторяться, непродуктивно наказывают друг друга, цепляются за поверхностные эмоции и раздувают их, чтобы избежать осознания истинных чувств, я вмешиваюсь: делаю вступление, суммирую произошедшее, признаю право каждого человека на чувства и демонстрирую, что принимаю обе стороны, я прекращаю бесконечную череду уже наскучивших им наказаний и самооправданий и показываю реальность — тот факт, что они ведут себя иррационально.

В терапии Взрослый играет роль лидера. Ребенок внутри вас осмеливается почувствовать гнев к матери за те действия, которые она совершила много лет назад. Неожиданно появляется Родитель с чувством вины. В течение нескольких минут позвольте себе переживать вину. Не избегайте ее только потому, что терапевт назвал вину иррациональным чувством. Конечно, она иррациональна. Все, что вы чувствуете в самотерапии, иррационально, оно принадлежит вашему раннему «я». Но вы не можете перепрыгнуть через этот опыт. Это важная часть терапевтической работы — проживание иррациональной части. Подобно групповому лидеру, Взрослый позволяет Ребенку и Родителю на короткое время выразить чувства — гнев (Ребенок) и вину (Родитель). Затем Взрослый вступает и прерывает наказание, чтобы оно не длилось вечно. Взрослый, укрепленный вашим терапевтом, способен рассуждать рационально. Он может обратиться к Родителю: «Ерунда! Я не причиняю боль матери. У моих мыслей нет магической силы. Я просто избавляюсь от остатков прошлого», и к Ребенку: «Я больше не маленький и беспомощный. Я могу жить без понимания матери».

Время — важный фактор в процессе. Если лидер (Взрослый) вмешается слишком рано, воины (Ребенок и Родитель) не смогут выразить свое недовольство и обиду. Сильные чувства (гнев или вина) будут вытеснены в подполье, где будут бродить, пока не вырвутся оттуда в самый неожиданный момент и не создадут проблем (невротическое отыгрывание или невротические симптомы). Если Взрослый прождет слишком долго, гнев и вина будут жить и преобразуются в депрессию, тревожность И Т. Д.

Предположим, на Взрослого оказывают влияние Ребенок или Родитель. Он становится слишком иррациональным, слишком слабым и не может быть полезным во внутренней битве. Когда Взрослый присоединяется к Родителю, ругающему Ребенка (« Как ты мог разозлиться на мать?! Ты же знаешь, как она старалась все делать правильно. Как ты можешь быть таким несправедливым? »), не принимает право Ребенка на иррациональность, происходят две вещи:

1) вместо ощущения свежести и силы после терапевтического опыта вы страдаете депрессией, тревожностью или другими невротическими симптомами;

2) самотерапию сложнее проводить в следующий раз: Ребенок не чувствует себя в безопасности рядом со слабым Взрослым, боится говорить.

Если на Взрослого влияет Ребенок, он начинает притворяться, что настоящее похоже на прошлое. Вместо того чтобы быстро пережить гнев, который когда-то был адекватным, и выйти из этого переживания с ясным и чистым разумом, вы продолжаете злиться и вести себя как маленький ребенок, который зависит от милости матери. Вы либо:

1) провальным способом отыгрываете неадекватный гнев на мать или других людей, которые в вашем воображении намереваются поступить так же, как когда-то мать; либо:

2) не решаетесь выразить гнев, пытаетесь скрыть его и чувствуете себя слабым и беспомощным или страдаете тревожностью и депрессией.

В обоих случаях Взрослому не удается взять на себя роль ответственного лидера в ситуации противостояния Родителя и Ребенка.

Каждый раз, когда Взрослый действует как сильный лидер, он вселяет в Ребенка мужество проговорить свои чувства при следующей встрече. Ребенок из опыта узнает, что можно открыто переживать «опасную эмоцию». Он осознает: Взрослый не может помешать Родителю наказать Ребенка виной и т. д., но может предотвратить неблагоприятное развитие ситуации. Ребенок также узнает, что не останется один на один со своим болезненным чувством, гневом и т. д. на неопределенное время. Ему не нужно будет отыгрывать чувства провальными способами, Взрослый видит реальность и принимает ответственность за рациональные чувства и действия.

Нет короткого пути в развитии. Когда терапевт говорит «Вы не должны чувствовать стыд, вину или страх по этому поводу, это иррационально», то не следует понимать его буквально. Он действительно обращается к вашему Взрослому, учит, что иррационально принимать приговор Родителя. Ваша работа вначале состоит в переживании битвы между Родителем и Ребенком; затем вы позволяете

Взрослому спасти их. Не обманывайте себя предположением, что сможете обойти битву.

Никому не становилось лучше в офисе терапевта

Некоторые люди полагают, что им нужно как можно ближе подойти к бессознательному и это автоматически, волшебным образом сделает их здоровыми. Но все инсайты мира и терапевтический опыт не изменят вас, пока вы не примените новые знания о себе в реальной жизни. Когда вы развиваете осознание себя, лучше узнаете провальные паттерны, когда переживаете скрытые чувства, которые являются причиной этих паттернов, то готовитесь к другой, равно важной ответственности. Вы должны начать экспериментировать с новым поведением. Бруно Бетлхейм (21) объяснял, что мы в большой мере те, кем представляемся. Наши действия, а не мысли, создают нас. Мыслей недостаточно — благими намерениями вымощена дорога в ад. Подлинное изменение происходит из соединения истинного знания о себе и нового поведения. Психотерапия осуществляется не в вакууме: вы не можете годами размышлять, а затем вдруг ворваться в мир здоровым человеком. Психотерапия — это медленная сложная работа, перевод иррациональных действий в скрытые эмоции и дальнейший перевод нового рационального сознания в рациональное поведение. Мы то, чем становимся. Сегодняшнее действие помогает сделать меня тем человеком, которым я стану в будущем.

Общение

Люди иногда спрашивают: «Зачем мне профессиональный психотерапевт? У меня есть хороший друг, которому я могу довериться. Что такого может сделать терапевт, чего не может друг? » Отвечаю: терапевт может дать вам качественно новый опыт человеческих отношений.

Большинство из нас так озабочены «умением обращаться» с людьми, избеганием неодобрения, отвержения, наказания, что мы никогда не решаемся сказать всю правду другому человеку о наших чувствах к нему. Мы часто слишком горды (или нам очень стыдно), чтобы показать обиду, страх, зависть, ревность; слишком боимся выразить гнев; слишком стесняемся сказать о любви. Профессиональный терапевт психологически и профессионально подготовлен к принятию всех ваших чувств к нему. Он ждет их, они составляют часть терапевтического опыта.

Счастливый ребенок — тот, кто может топнуть ногой и крикнуть: «Ты плохая мама, я тебя ненавижу! », зная, что мать все равно будет его любить. Мало кому так повезло. Большинство научилось не говорить правду о своих чувствах к другим людям, особенно если эти люди многое значат для нас. Без такого общения невозможно достичь подлинной близости. Человеческие отношения дегенерируют, превращаясь в игры, в которые играют люди (5).

Если вы решитесь использовать профессиональные терапевтические отношения как эксперимент с реальным общением, то получите второй шанс пережить упущенный в детстве опыт от принимающего родителя. Вы научитесь новому здоровому способу быть ближе к людям.

Честное общение с терапевтом может оказаться тера-певтичным с неожиданной стороны. Бетти жаловалась на своего психотерапевта: «У нас было несколько сессий, и я собираюсь бросить ее. В ней нет ни капли человеческого тепла. Она холодна как лед. Я никогда не смогу открыться такому человеку».

«Ты скажешь ей, почему уходишь? »

Бетти испугалась: «Конечно нет».

«Почему нет? »

«Ой,. я не могу поступить так жестоко».

«Как ты думаешь, что с ней произойдет? »

«Ей будет ужасно больно, это расстроит ее. Как она это вынесет? »

«Как ты обычно ведешь себя с такими людьми в реальной жизни? »

«Я ухожу от них как можно быстрее. Просто избегаю их».

Но Бетти признала, что в те дни ей стало сложнее сбегать от людей. Мы говорили о ее старом паттерне: навязчивой потребности защищать всех от любой боли или дискомфорта. Я напомнила ей о том, что ее мать была слабой хрупкой женщиной, которой Бетти всегда боялась сказать правду, так как это могло сильно ранить ее. С тех пор у Бетти накопилось много гнева и ощущения фрустрированности.

«Попробуй в этот раз другую тактику, — посоветовала я. — Поговори открыто с этой женщиной, с родительской фигурой, которую ты представляешь такой хрупкой. Посмотри, что произойдет. Я не говорю, что надо остаться с ней. Просто проговори свои чувства перед тем, как уйти».

Бетти решилась сказать правду и, к своему удивлению, обнаружила, что ее терапевт не слабая женщина, напротив, она оказалась сильной и бескомпромиссной. Она легко приняла эту критику, слова Бетти не обидели ее. По мнению моей подопечной, она стала еще холоднее.

Эта последняя встреча оказалась для Бетти весьма тера-певтичной. Она смогла проработать чрезмерное стремление защищать окружающих и свое возмущение слабостью матери. В отношении «холодных» женщин на работе она стала более рациональной.

Перенос

Время от времени в повседневной жизни вы встречаете человека, к которому относитесь так, будто он является кем-то из вашего прошлого, с кем у вас не завершены отношения, не решены какие-то проблемы. Вы искажаете его слова и действия, реагируете на них неадекватным образом. Вы «читаете» его мысли (неправильно), «угадываете» мотивы (неправильно) из-за собственных скрытых чувств. Ребенок, живущий внутри вас, путает прошлое с настоящим, людей из сегодняшнего дня со знакомыми дней вчерашних.

Сама природа терапевтических отношений, ваша зависимость от помогающего человека делает перенос практически неизбежным. Вы можете ожидать чрезмерной реакции на многие его слова, выражение лица, движения тела. Будьте готовы к сильным эмоциям — ненависти, любви, страху, ревности, — которые Взрослый внутри вас считает неадекватными и иррациональными.

Если вы невротик, это значит, что вам не удалось получить нечто очень важное в своей жизни. Вы все еще пытаетесь получить это и не знаете как. Чего бы вы ни были лишены — любви матери, уважения отца, дружеской поддержки сестры — Ребенок внутри вас продолжает отчаянно искать этих отношений, выбирая провальные способы.

Когда вы встречаете кого-то, кто кажется Ребенку похожим на депривирующего человека из прошлого, вы стараетесь контролировать его отношение к себе с помощью особой системы: манипулируете, хулиганите, задабриваете, производите впечатление, льстите, шантажируете («Я убью себя, если ты меня отвергнешь! ») и т. д. Вы тянетесь к человеку, невротические наклонности которого соответствует вашей игре, чьи проблемы дополняют ваши. Если вы любите запугивать людей, то найдете того, кому нравятся угрозы. Если любите жаловаться о своих несчастьях, то встретите любителя посочувствовать. Если предпочитаете, чтобы вам говорили, что делать, то найдете друга, который захочет спланировать вашу жизнь за вас.

В какие бы игры вы ни играли с другими людьми, вы непременно постараетесь сыграть в них и с психотерапевтом. Если ему не было нанесено вреда в данной конкретной области, он не станет играть в вашу игру. Маслоу считает, что, к сожалению, только один из тысячи является совершенно здоровым. Это значит, что вы можете задеть терапевта за живое и, тем самым, вовлечь в игру и значительно замедлить прогресс терапии. Фриц говорил, что большинство людей начинают терапию, чтобы сыграть с терапевтом в какие-то игры, а не улучшить свое состояние. Он полагал, что обязанность терапевта заключается в том, чтобы намеренно фрустрировать попытки пациента устроить игру. На плечах терапевта оказывается невероятный груз. Терапевт должен быть либо здоровым во всех тех сферах, где болен его пациент, либо постоянно практиковать самотерапию, чтобы не попасть в западню там, где его проблемы совпадают с проблемами пациента.

Я учу людей принимать ответственность за их личностный рост. Вы должны постоянно помнить о провальных паттернах, играх, в которые играете, привычных способах искажения реальности. Каждый раз, замечая, что слишком сильно реагируете на поведение терапевта или пытаетесь заставить его измениться, используйте этот материал для самотерапии.

Вот несколько способов фрустрировать терапевта, саботировать терапевтический процесс:

1) бесконечные вопросы, интеллектуализация истории случая с позиции наблюдателя, профессионально интересующегося терапией;

2) отказ слушать любые интерпретации;

3) вы притворяетесь, что принимаете интерпретации, хотя вам они кажутся неверными;

4) фантазии, что терапевт может читать ваши мысли и прекрасно их понимать, практически с вами не общаясь;

5) обвинения в непонимании.

Если вы осознаете свои провальные паттерны взаимодействия с людьми, видите игры, в которые играете, то старайтесь отслеживать эти тенденции и в работе с терапевтом. Будьте готовы к восприятию психолога как человека из незавершенного прошлого — вашей гиперопекающей, но не любящей матери, критикующего отца, ревнивой сестры, завистливого брата и т. д. Как только вы понимаете, что ваше чувство иррационально, используйте его для самотерапии. Это самый короткий и быстрый путь к вашему росту. Чем больше ваша независимость, чем больше ответственности вы принимаете за ход терапии, тем скорее станете здоровым человеком. В этом и состоит суть психотерапии. Чем больше вы работаете, не ожидая Волшебного помощника, тем значительнее ваш прогресс.

В предыдущем параграфе, посвященном общению, я описала выгоду откровенного выражения чувств, которые вы испытываете к терапевту. Однако общение не заменяет терапию. Всеми силами старайтесь говорить терапевту о тех случаях, когда вы чувствуете боль, обиду, страх или гнев. Ощущая его гнев, отвержение или разочарование, спросите, так ли это, выясните данный вопрос. Но когда вам кажется, что ваши чувства иррациональны, что они являются частью переноса, не ограничивайтесь общением. Переходите к самотерапии и ищите скрытые чувства.

Некоторые пациенты эксплуатируют терапевтические отношения. Терапевт становится козлом отпущения, на нем отыгрывают фрустрацию всех предыдущих лет. Такие пациенты отыгрывают все свои иррациональные чувства, используя терапевта в качестве мальчика для битья: «Вы плохой терапевт. Вы глупый, некомпетентный и т. д. » Это наказание терапевта свидетельствует о сопротивлении терапии. Конечно, было бы здорово, если терапевт вышел бы на поле боя и поборол ваше сопротивление, сразился бы с вашим внутренним голосом, который препятствует личностному росту и держит вас в ловушке невроза. Но, к сожалению, как было показано ранее в этой главе, терапевт не может обратиться непосредственно к вашей скрытой части. Самое лучшее, что он может сделать, — поговорить с вашим Взрослым. Вы сами ответственны за внутреннюю борьбу между стремлением к здоровью и сопротивлением.

Если вы продолжаете потакать себе, занимаясь отыгрыванием, избегаете исследования иррациональных чувств в самотерапии, то идете к саморазрушению двумя путями.

I. Отыгрывая неадекватную реакцию, иррациональную эмоцию, вы теряете уникальную возможность самотерапии и замедляете свой рост.

Хорошим примером такого процесса является случай Дена. Практически весь час терапевтической встречи он тратил на болтовню в ожидании последних пяти минут, когда начинал говорить о реальных проблемах и истинных чувствах. Когда он попросил увеличить время встречи, доктор

И. согласился. Но увидев, что паттерн повторился, терапевт установил строгие временные рамки. Доктор И. настаивал на том, чтобы встреча завершалась строго по расписанию без ущерба другим пациентам. Ден был фрустрирован и злился. Хотя его Взрослый прекрасно понимал, что эти требования не имеют под собой основания, а паттерн таит скрытый смысл, он намеренно цеплялся за внешнее чувство, раздувал праведное негодование и отыгрывал эмоции: обвинял, ругал, осуждал. Ден отказался от возможности начать настоящую терапевтическую работу, исследовать иррациональные чувства к доктору И. и терапевтическому часу. Превратив этот случай в серьезную борьбу с доктором И., Ден избегал обращения своего взора внутрь себя и истинной терапевтической работы.

Много лет назад на своем первом гештальт-семинаре, который вел Фриц Перлз, я сформировала устойчивый перенос, «влюбилась» в него с первого взгляда, но Фриц отверг меня. Во время обеда он буквально повернулся спиной к моим страстным попыткам вести беседу, а в перерывах третировал немилосердно. Хотя каждый раз, когда я проделывала настоящую терапевтическую работу во время сессий, он всячески меня поддерживал и помогал, я страдала навязчивой ревностью и депривацией. Несколько дней я не могла нормально есть и спать, бродила по квартире, мучаясь головной болью, плакала денно и нощно. Я прибегла ко всем известным мне уловкам, чтобы привлечь к себе внимание и получить одобрение Фрица, но ничего не помогало. Однажды он признался, что его отталкивал голос «хорошенькой маленькой девочки», который служил мне в качестве проверенной защиты всякий раз, когда я была неуверена в своих силах.

В отличие от Дена, я использовала это как возможность. В отчаянии, с единственной целью сохранить рассудок, я обратилась к самотерапии. Я погружалась в нее каждый раз, когда оставалась днем одна или не могла заснуть ночью. Наконец однажды, поздно ночью, после многих дней упорной работы произошел инсайт: «Я избегаю своего роста. Я пытаюсь остаться папиной дочкой, маленькой девочкой, чтобы получить его любовь. НО ЭТО БОЛЬШЕ НЕ РАБОТАЕТ! Он все равно перестал меня любить. Черт с ним! Я сдаюсь».

Несколько дней я пребывала в тупике — как заставить Фрица (моего отца) полюбить меня. И вдруг я почувствовала свободу. Я нашла новый путь: меня это просто перестало волновать. Я приняла свою беспомощность и покорилась. Измотанная, я впервые спокойно проспала ночь. На следующее утро к усталости и покорности прибавилось некоторое удовлетворение. Головная боль прошла, завтрак показался вкусным, я перестала плакать. К моему удивлению Фриц и группа были в восторге от моего нового голоса. Тревожный тон маленькой девочки исчез, и на его месте проявились интонации спокойной взрослой женщины.

После этого опыта изменилось мое отношение к работе. Впервые в жизни я воспринимала себя как взрослого человека, делающего настоящую работу, а не как талантливого ребенка, играющего в игры. Я стала профессионалкой! Я начала вести воркшопы по самотерапии и написала книгу.

Что такое перенос?

Много лет назад вас кто-нибудь фрустрировал, сегодня у вас появляется новый знакомый, который, как вам кажется, фрустрирует вас точно так же. Вы искажаете его слова и действия в соответствии со своими предвзятыми ожиданиями. (Иногда вы провоцируете его, готовитесь к подобному обращению — самореализующееся пророчество. ) Полагая, что этот человек поступает с вами в точности так же, как человек из вашего прошлого, вы начинаете к нему относиться как к тому самому человеку из прошлого, не осознавая этой установки. Вы совершаете с ним те действия, в которых обвиняете его. Вас преследует этот человек из прошлого: а) вы «видите» его в других людях, хотя в них нет ничего общего; б) он действует через вас как через посредника. То, что вы сильнее всего ненавидите в других, — это то, что вы сами делаете или хотели бы сделать с другими людьми.

Многие из моих студентов, кто занимался самотерапией, пережили в отношении меня перенос. Обычно, воспринимая мое поведение искаженно (представляя, что я веду себя так же, как его (ее) мать, отец или кто-то из сиблин-гов), студент(ка) начинает обращаться со мной в точности так же, как эти люди вели себя с ним (ней). Если студент думает, что я подавляю его, не оцениваю по достоинству его ум, он всеми силами старается показать, что я глупа. Если подозревает, что я пытаюсь навязать ему какие-то идеи, то заставляет меня принять его собственные.

Один из лучших способов использовать вашего терапевта — проработать ваши негативные чувства и подозрения, касающиеся терапевта, в ходе самотерапии. Помните, что те черты характера или поступки, к проявлениям которых у других людей мы нетерпимы, часто оказываются нашими собственными чертами, кусочками непереваренного прошлого, которое вызывает чувство тошноты. Мы еще не решили, что с этим делать: переварить (интегрировать как часть нашей личности) или выплюнуть.

Много лет назад, проходя индивидуальную терапию, я ехала на сессию с навязчивой мыслью о материале, который остался с предыдущей встречи. Мне казалось, что мой терапевт не сдержал своего обещания, и я испытывала сильное разочарование. Войдя в кабинет, я с порога разразилась тирадой: «Я ужасно злюсь на вас! Вы обещали, что... и т. д., и т. п. ». Выпустив весь этот гнев, который в дальнейшем был использован для самотерапии, я спросила себя: «Что мне это напоминает? », ответ пришел незамедлительно: «В точности как мой отец! » Я вернулась в детство к нарушенным обещанием отца, и старые разочарования ожили с новой силой. Я использовала гнев, направленный на терапевта, чтобы открыть дверь в прошлое, пережить глубокую обиду, которой старалась избегать многие годы.

Когда я закончила, терапевт объяснил проблему со своей точки зрения, но это больше не имело значения. Моя чрезмерная реакция была следствием старого, незаконченного дела с моим отцом, теперь же мне стало вполне комфортно. Текущая ситуация перестала быть проблемой.

Годы спустя в ходе гештальт-самотерапии я смогла пойти вглубь своего разочарования и исследовать скрытое отношение к матери. Она была такой теплой и заботливой первые пять лет моей жизни, а потом вдруг покинула меня. Она не выполнила своего обещания любить меня. Исследуя отношения со своими студентами, я поняла, что разочаровываю их аналогичным образом: моя теплота и забота превращаются в обещание, которое я не могу выполнить. Ребенок, живущий внутри студента, ищет Идеального Родителя, который будет о нем заботиться, изменит его трагическое прошлое. Эту роль в его переносе должна выполнять я. Моя любовь вводит их в заблуждение: я ни в коей мере не могу удовлетворить «нужды» страждущего Ребенка; не могу выполнить «обещание». В гештальт-самотерапии я все еще переживаю борьбу двух сторон своей личности: желание быть матерью, которой я была лишена, и страх оказаться похожей на собственную мать.

Итак, каждый раз отыгрывая иррациональное чувство к вашему терапевту без его дальнейшего использования в самотерапии, вы теряете драгоценную возможность продвинуться по пути своего роста. Используя это иррациональное чувство с целью исследования того, что лежит за ним, вы проделываете настоящую терапевтическую работу.

И. Еще одна опасность заключается в том, что вы перебарщиваете в отыгрывании: вы подвергаете чрезмерным испытаниям ваши отношения с терапевтом в точности так же, как с другими людьми в вашей жизни.

Профессионал самого высокого уровня, с самыми хорошими намерениями всегда остается человеком. Он может легко принимать ваши иррациональные негативные чувства, когда вы используете их для терапии. Удовольствие от творческого терапевтического процесса и забота о вас дает ему силы выдержать вырывающийся из вас негатив.

Но если вы постоянно пребываете в роли брыкающегося скандалиста, который обращается с терапевтом как с вещью, а не как с равным себе, и ждете при этом, что он будет любить вас, несмотря на все гадости, которые вы вываливаете на него, получая удовольствие от высвобождения застарелого гнева, который никогда не выражали ранее, то вы на прямом пути к проблемам. Если вы не проделываете истинную терапевтическую работу, а просто потакаете своему желанию выпустить пар, ваш терапевт может не суметь это принять. Не получая творческого удовлетворения от наблюдения за вашим личностным ростом, испытывая напряжение от беспрерывных наказаний в течение длительного периода времени, терапевт может охладеть и отстраниться от вас.

Некоторые люди думают, что можно все купить, они говорят себе: «Терапевт работает за деньги. Он должен принять все, что я с ним вытворяю». Эту проекцию терапевта-про-ститутки стоит исследовать в гештальт-самотерапии. Пациент должен спросить себя: «Когда я продавался, унижался, чтобы получить деньги, статус, любовь, одобрение?»

Никто не станет целыми днями выслушивать чужие проблемы только ради денег. Терапия — тяжелая работа. Терапевт — человек, который увлечен этой работой, потому что стремится понять людей, узнать их и помочь им. Помимо этого, талантливый терапевт обладает способностью любить и уважать людей независимо от их невротического паттерна. Любовь нельзя купить. Чрезмерная жестокость может ослабить ее или даже убить.

Это не является предупреждением или подсказкой к тому, как «управлять» терапевтом, чтобы его задобрить, манипулировать им и разыграть привычную игру. Будьте открыты и искренни, будьте максимально честны. Общайтесь, не надо заниматься отыгрыванием. Скажите: «Я чувствую злость, ненависть». Постарайтесь использовать ваши иррациональные чувства для самотерапии, не следует сводить все к удовольствию от возможности поколотить взятую напрокат боксерскую грушу.

Напрасно потраченный терапевтический час

Некоторые пациенты говорят мне: «Я могу только рассуждать во время сессии. Я ничего не чувствую». Или, хуже того: «В голове пусто. Не знаю, о чем говорить». Блок, мешающий вам чувствовать или думать, — это форма сопротивления. Одна ваша часть злится из-за потраченного впустую дорогостоящего часа, а другая саботирует любое усилие личностного роста.

Техники борьбы с сопротивлением

I. Перед терапевтическим часом

А. Подготовка. Когда я проходила личную терапию, то по дороге в офис терапевта вспоминала все события, произошедшие за неделю: «Все ли потайные уголки я вычистила? От каких болезненных эмоций избавилась? Как я себя чувствую сегодня? Есть ли ощущение депрессивности, тревожности, напряжения? » К началу терапевтического часа я была готова погрузиться в самотерапию.

Б. Незаконченное дело. Расскажите терапевту о чувствах, обсуждения которых избегали последнее время или, наоборот, которые возникли только что. Было ли вам неприятно, когда он засмеялся? Испугались ли вы при мысли, что терапевт неодобрительно посмотрел на вас? Разозлились, когда он перебил? Разочаровались ли, когда он неправильно вас понял? Чувства, касающиеся терапевта, — самая важная часть терапии. Не забывайте, что другой человек не может читать ваши мысли. Вам решать, останется канал общения открытым, или вы закроете его. Когда вы начнете говорить о чувствах, испытанных на прошлой неделе, то, скорее всего, сможете пережить их снова и использовать для самотерапии: что это напоминает? Кто и с кем поступил так же много лет назад?

И. После терапевтического часа

Некоторые пациенты во время терапевтического часа могут только интеллектуализировать, рассказывая о себе равнодушно и без личного участия. Такая беседа является хорошей подготовкой, но не заменой терапии. Подобная беседа часто пробуждает эмоции, которые вы можете пережить позже. В этом случае вы должны внимательно отнестись к своим чувствам, возникающим после окончания сессии. Эти чувства представляют часть терапевтического опыта. Заранее спланируйте дальнейшие действия: посидите некоторое время в тихом месте, чтобы продолжить терапевтическую работу.

Некоторые студенты вооружаются бумагой и карандашом, и самая творческая работа для них начинается после сессии, когда они садятся в машину. Они разбираются в своих чувствах, что способствует более интенсивному их проживанию и исследованию в ходе самотерапии.

III. Здесь-и-сейчас

А. У тела есть собственный язык, обратите на него внимание. Опишите признаки своего напряжения: стиснутые зубы, напряженные мышцы, учащенное сердцебиение, неровное дыхание. Иногда простое проговаривание этих симптомов помогает пережить эмоцию. Я слышала, как люди говорят: «Я ничего не чувствую», а затем вдруг начинают рыдать, описывая телесные признаки тревоги, депрессии, гнева и т. д.

Б. В ходе гештальт-самотерапии проведите встречу с терапевтом. Исследуйте свои фантазии о нем:

Терапевт. Старайтесь сейчас не быть эмоциональным. Просто расскажите о своей проблеме, давайте подойдем к ней с интеллектуальных позиций. Не плачьте, продолжайте. Посмотрите, как я спокоен и разумен. Будьте, как я.

Или:

Терапевт. Продолжайте, сделайте из себя полного дурака. Дайте себе свободу самовыражения. Я буду сидеть здесь и злорадствовать, наблюдая, как вы теряете контроль над собой. Это позволит мне ощутить собственное превосходство.

Или:

Терапевт. Боже мой, как вы мне противны, несчастное, больное создание. У меня нет проблем. Я такой сильный, а вы такой отвратительно слабый.

В. В ходе гештальт-самотерапии проведите встречу с сопротивлением, диалог двух сторон вашей личности — одна хочет чувствовать и быть искренней, другая пытается ей помешать.

Сопротивление. Не вздумай делать из себя дурака. Я сделаю так, что тебе будет очень стыдно, ты не посмеешь и глаз поднять. Не будь слабаком, это омерзительно.

Или:

Сопротивление. У тебя нет права на чувства. Ты сидишь у меня в тюрьме, холодный, одинокий и отрешенный, потому что не заслужил полноценной жизни. Ты всегда будешь мертвым.

В действительности, если вы продолжите работу по типу III Б (встреча с терапевтом), то в результате придете к III В (встреча с сопротивлением), так как проецируете на него собственное сопротивление. Вам кажется, что он не позволяет вам чувствовать. Правда заключается в том, что это вы себе не разрешаете. Конечно, у одних терапевтов лучше, чем у других, получается помочь пациентам почувствовать себя в безопасности рядом с собственными эмоциями. Но в конечном счете — это ваша фантазия о разрешении на чувства. Я знаю много людей, которые оставались замороженными и продолжали сопротивляться, даже работая с самыми теплыми, принимающими и терпимыми терапевтами, тогда как другие были способны добираться до собственных чувств в присутствии довольно холодных, безучастных терапевтов.

Помните, что профессиональная психотерапия — это дополнительная помощь для самотерапии, а не ее замена. Волшебных Помощников не существует. Мы сами должны проделать терапевтическую работу и взять ответственность за собственный рост.

 

ОДИНОЧЕСТВО

В течение многих лет мои студенты заказывали мне лекцию о проблеме одиночества. Но я избегала этой темы. Мне казалось, что одиночество — что-то чуждое для меня, а я всегда гордилась тем, что рассказываю на лекциях о том, что пережила сама, а не просто прочитала в книгах. И все-таки, наконец, я уступила их требованиям и стала собирать материал.

Однажды, когда, на мой взгляд, набралось достаточно материала, я села с намерением составить план лекции и неожиданно оказалась в ступоре. Я никак не могла начать, читая и перечитывая подобранную литературу. И тут я увидела в своих действиях неадекватную реакцию; шаг 1 в самотерапии (см. Приложение I). Шаг 2: почувствовать неадекватную эмоцию. Тревога средней интенсивности, страх, что материала недостаточно. (Это мой старый повторяющийся симптом, совершенно иррациональный, поскольку материал я всегда готовлю с избытком, так что отведенных на лекцию двух часов всегда не хватает. ) Шаг 3: что другое я пережила перед проявлением внешней эмоции? Рассеянность, отстраненность от темы одиночества в целом, убежденность, что я не смогу быть компетентной на лекции, потому не знаю, что это за чувство. Шаг 4: Что это мне напоминает? Я не могла вспомнить ничего подходящего. Я спросила себя: что я делаю? Кажется, я убегаю от темы одиночества. От какого воспоминания я могу убегать? В этот момент я неожиданно вспомнила одинокого приемного ребенка, которым когда-то была: года скитаний, проведенные в чужих семьях. На короткий момент я испытала тогдашнее одиночество. И все поняла. Шаг 5: определить паттерн. Всю взрослую жизнь я старалась забыть того одинокого ребенка, остаться в счастливом настоящем, притвориться, что прошлого никогда не было. Именно это усилие забыть о прошлом мешало мне спокойно думать об одиночестве.

Существует два вида одиночества: истинное одиночество, творческое переживание, и невротический страх одиночества (14). В местной газете как-то раз опубликовали опрос домохозяек, только что поселившихся в окрестностях Калифорнии. Речь шла о состояниях изоляции и одиночества новых жителей. Несколько женщин, прочитавших статью, посмеялись над этими одинокими людьми. Они говорили друг другу: «Со всеми публичными библиотеками, концертами и театрами любая интеллигентная женщина сможет прожить здесь вполне достойную и приятную жизнь. Почему они не вступят в профессиональное сообщество или Лигу женщин-избирателей? » Так получилось, что я знала, что каждая из этих насмешниц, прежде чем вступить в эти сообщества, пережила депрессию, вызванную изоляцией, когда они оказались вдали от близких, старых друзей и привычных занятий.

Они так и не поднялись над своим невротическим страхом одиночества, не позволили себе встретиться с одиночеством, по-настоящему глубоко его пережить. Все, что они могли сделать, — попытаться его забыть. Когда вы прячетесь от болезненного опыта, то не можете проявить сочувствия к другим людям. Вы не хотите терпеть их проблемы.

Невротический страх одиночества в своей основе является страхом неудачи. В нашей современной культуре стыдно быть одиноким. Средства массовой информации подчеркивают важность завоевания новых друзей, приобретения влияния. Популярность приравнивается к успеху (15). До недавнего времени юность считали периодом одиночества. Романы описывали болезненное одиночество юношеского поиска идентичности (16, 17). Но сегодня многие молодые люди имеют достаточно денег, поэтому средства массовой информации пропагандируют юность как самое счастливое время в жизни, которое следует проводить в толпе, вместе с другими любителями развлечений, беззаботными юношами и девушками. Одино-ким быть нельзя. Если они одиноки, значит, с ними что-то не так. Миф Мэдисон-авеню питает американский невротический страх одиночества.

Я часто испытывала невротический страх одиночества. Я помню периоды, когда была вынуждена ходить в кино одна. Выходя из театра, я пыталась незаметно проскользнуть по улицам, убежденная в том, что каждый случайный прохожий провожает меня взглядом, выражающим пренебрежение вперемежку с жалостью — бедная девочка, она ходит в кино одна! Иногда я прятала стыд под таинственной, мечтательной улыбкой, которая должна была всем показать мою самодостаточность, погруженность в какие-то приятные мысли. Я старалась выдать себя за человека, который выбрал для данного случая уединение, несмотря на многочисленных людей, жаждущих составить мне компанию.

Потом наступил канун Нового года, мне было двадцать лет. Я только что рассталась с молодым человеком. Я не знаю, что думают сейчас по этому поводу молодые люди, но в мое время отсутствие парня на Новый год означало позорную неудачу. Я решила отсидеться дома. Моя лучшая подруга со своим молодым человеком настаивали, чтобы я пришла к ним, и я позволила себя уговорить. Это были времена Великой депрессии, мы провели скромный вечер за просмотром иностранного фильма на Манхеттене, а затем пошли ужинать в Чайнатаун. По дороге домой, когда мы ехали в метро, я молилась, чтобы мы не встретили никого из знакомых. Я была в ужасе, когда рядом с нами села соседская девушка. Чтобы скрыть смущение — меня застали в канун Нового года без парня, — пришлось соврать. Я подробно объяснила, что мой парень сегодня работает, и мы только что его проводили. Я была так поглощена своим страхом, что только годы спустя поняла, что та девушка была совсем одна.

В то время я ходила на концерты с подругой, и мне всегда казалось, что все в мире разбились на парочки, и нас все жалеют.

Позже, будучи замужем, я стеснялась идти на концерт без подруги: люди могут заметить мое одиночество, подумать, что у меня нет подруг. Я брала книгу, чтобы почитать в антракте, — это помогало создать впечатление самодостаточной, независимой женщины, которая хочет быть одна. После нескольких лет самотерапии, без специальной проработки этой темы я увидела, что люди не смотрят на меня, они заняты собственной жизнью, и им нет дела до незнакомого человека. Только теперь я могу, смешиваясь с толпой, чувствовать себя невидимой и наслаждаться тем, что я наблюдаю и слушаю других людей, не пугаясь их жалости. Это самочувствие невидимки является одним из великих даров зрелости.

Мои родители расстались, когда мне было пять лет, оставшиеся детские годы я провела в разных семьях, иногда совершенно для меня чужих. Одним из самых безотрадных был год, прожитый с тетей Л. Она была хорошим человеком, по-доброму ко мне относилась, но у нее не было ни времени, ни желания заниматься такой маленькой девочкой, как я. Я помню, как однажды играла с другими детьми, и одна девочка неправильно поняла мои слова: «Ой! — воскликнула она, — ты сказала плохое слово! » Я быстро сообразила, на какое слово из трех букв это было похоже, и ужаснулась. В то время маленькие девочки из среднего класса никогда не произносили слова, которые плохие мальчики писали на заборах. Я поспешила поправить ее ужасную ошибку и запротестовала: «Моя тетя вымыла бы мне рот с мылом, если бы я такое сказала! » Это было откровенным враньем. Тетя Л. никогда не обращала внимания на мои слова, ее совершенно не интересовали вопросы воспитания. Мне просто хотелось быть такой же, как остальные дети, о которых заботились родные матери. Хотелось иметь настоящую семью. Мне было стыдно считать себя одинокой приживалкой в чужой семье.

Люди, страдающие невротическим страхом одиночества, всегда компульсивно чем-нибудь заняты. Они тратят время и силы на скучных людей и бессмысленные занятия.

Пытаются заглушить страх перед телевизором или за чтением книг, переживая при этом фрустрацию и нереализо-ванность.

Описание подлинного одиночества вы найдете у Муста-каса (20), агонизирующего одиночества хулигана — у Альфреда Казана (18), а описание одиночества при психическом расстройстве — у Ханны Грин (19). Подлинное одиночество — это часть человеческого существования, факт жизни. Если вам повезло, у вас есть настоящая дружба и любовь, то вы не часто испытываете его в повседневной жизни. Но, по сути, мы все одиноки, каждый замкнут в оболочку собственной индивидуальности. Даже те, кто нас любит, никогда не смогут до конца понять и разделить наших страданий. Самое лучшее, что мы можем сделать, — пересечь разделяющую нас бездну и прикоснуться к другому человеку.

Психологическая задача юности, отделение от родителей, связана с переживанием сильного одиночества. На половине пути между детством и самодостаточностью взрослости молодой человек оказывается в пустоте и пытается стать самим собой. Некоторые теряют мужество и боятся встречи с этим одиночеством. Они проходят внешние этапы взросления, избегая важного шага отделения. Некоторые из них навсегда остаются психологически неразвитыми, другие проходят запоздалую стадию юности позже, «освобождаясь» от людей, к которым бессознательно относятся как к родителям. К сожалению, эти новые фигуры, заменяющие родителей, часто оказываются супругами, а борьба «юноши» средних лет лишает его собственных детей чувства эмоциональной безопасности.

У каждого из нас есть в жизни по крайней мере одна возможность узнать истинное одиночество. Если мы можем освободиться от невротического страха и рискнуть его пережить, то одиночество превратится в творческий процесс. Если мы перестанем лгать себе, рискнем почувствовать нашу подлинную человечность, то боль одиночества станет терапевтичной и произведет длительный положительный эффект на нашу личность.

Джули росла в семье, где царили конфликты. Только бабушка действительно любила девочку и давала необходимое чувство безопасности. Когда старая женщина внезапно умерла, мир Джули превратился в темное место без единой дружеской души. Прогуливая занятия, замкнувшись в своем одиночестве, она неделями слонялась по улицам города. То мучительное время значительно укрепило ее. Джули обрела способность к сочувствию и заботе об одиноких людях.

Я потеряла семью, когда была в детском саду. Мне так хотелось узнавать новые истории, что я с трудом дождалась первого класса, где меня научили читать. Дома никто не интересовался мои школьными успехами. Я завидовала друзьям, которых матери ругали за невыполненные задания, но теперь я знаю, что те одинокие годы были сторицей вознаграждены. Мой быстрый прогресс в чтении оказался незагрязненным похвалой взрослых: никому не было дела, научилась я читать или нет. Я читала ради удовольствия тогда и читаю ради удовольствия сейчас. Я обратилась к книгам в поисках комфорта в те одинокие годы, и до сих пор книги являются источником силы и радости.

Мне было 25 лет, когда умерла моя мачеха, и я полгода оплакивала эту утрату. (Несколько лет спустя, в ходе самотерапии я поняла, что в действительности это были запоздалые сожаления об отделении от родной матери, которая бросила меня 20 лет назад. ) Я оказалась в ловушке унылого одиночества, куда никто из друзей не мог проникнуть. Меня преследовали мысли о хрупкости и скоротечности человеческой жизни, недолговечности отношений. Я решила, что никогда не выйду замуж, никогда не позволю себе эмоциональной привязанности и никогда не буду страдать от подобных потерь. Я буду контролировать свою судьбу.

В конце концов, я вышла из черной полосы, решилась на замужество и зажила счастливой жизнью. Но пережитое одиночество научило меня некоторым истинам, которыми я руководствуюсь в своей последующей жизни. Я поняла, что жизнь — это неопределенность, я никогда не смогу полностью контролировать свою судьбу. Я могу лишь делать шаг за шагом и жить настоящим. Моя мачеха умерла в возрасте 44 лет, растратив свой прекрасный ум и редкие дарования на годы невротического бездействия. Я решила найти применение всем своим способностям и прожить полноценную жизнь, не тратя понапрасну драгоценные дни, отведенные мне в земной жизни. Сейчас мне 53 года, я все еще исследую свои скрытые способности и стремлюсь получить максимум возможного, чтобы потом, оглянувшись, не сожалеть об упущенных возможностях, как я сожалела о прожитой впустую жизни мачехи.

Выйдя замуж, я по-прежнему страдала фобией утраты. Я жила в страхе, что Берни может умереть раньше меня. Мне казалось, я не смогу жить без него. Я надеялась, что он доживет до того момента, когда вырастут дети, они больше не будут во мне нуждаться, и я смогу совершить самоубийство. Я внимательно следила за его здоровьем. Каждый раз, когда он задерживался с работы, у меня начиналась паника (в памяти всплывал тот день, когда я приготовила ужин, а мачеха не пришла домой, скоропостижно скончавшись по дороге). Я опекала его как курица-наседка. Так как Берни — человек спортивного склада, с большим терпением относящийся к моим невротическим тенденциям, он постоянно заверял меня, что собирается дожить до весьма преклонного возраста.

Потом я пошла на пятидневный мастер-класс Фрица. В течение пяти дней я страдала в аду собственного одиночества. Никто не понимал, что со мной происходит. Я никому не могла довериться и рассказать о своих чувствах. Позвонил Берни — узнать, как дела, я выдавила из себя: «Прекрасно» и быстро закончила разговор. Казалось, он так далеко, совершенно в другом измерении. Я знала, что он не может мне помочь. Меня шокировало открытие, что впервые за все годы совместной жизни, я не думала о нем в разлуке. Я погрузилась в одиночество, доступ в которое был для него закрыт. Я пыталась представить свое возвращение домой, вспомнить ощущение безопасности и близости, которое испытывала рядом с Берни, но ничего не получалось. Казалось, я была обречена остаться здесь, вечно одинокая.

Эта ужасная фантазия не материализовалась. Домой я вернулась вместе со своим чувством одиночества и была не в состоянии почувствовать теплоту и любовь Берни. Затем я вышла из этого состояния, все встало на свои места, за исключением одного важного изменения. То ужасное одиночество помогло нам. Я пережила пять дней без Берни. Я сделала огромный шаг вперед. Я больше не была беспомощным Ребенком, который живет в страхе потерять Родителя. Впервые в жизни я смогла почувствовать чистую любовь Взрослого, без примесей зависимости и страха. Фобия потери ушла, я смогла стать настоящей женой.

Моя работа подразумевает знание страшных секретов других людей. Иногда я замечаю, что навязчиво думаю об этих личных кошмарах и приближаюсь к депрессии. Благодаря самотерапии я нашла скрытую эмоцию: одиночество. Груз чужих трагедий, моя беспомощность в этом отношении порождают чувство одиночества. Но годы профессионального одиночества, которое является одним из самых болезненных аспектов моей работы, в конечном счете, укрепили меня. Сегодня я легче принимаю других людей, меньше их оцениваю и критикую — о таком я даже не мечтала.

 

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ ЮНОСТИ

Тем, чьи способности к эмоциональному и интеллектуальному росту выше среднего, требуется больше времени для достижения зрелости. Для них психологическая юность продолжается и в двадцать лет (22).

Существует три стадии развития человека: детство, юность и зрелость. Мы должны успешно решить задачи предыдущих стадий, прежде чем переходить на следующие.

Задача детства — научиться доверять (23); юности — освободиться от родительской зависимости, найти собственную идентичность. Настоящий взрослый уверен в своих силах, легко принимает себя и окружающих. Задача юности складывается из трех подзадач:

1. Разлюбить родителей

«Это несправедливо, — пожаловалась мне как-то младшая дочь, — ты вышла замуж за папу, а мне придется выходить за незнакомого человека». Молодой человек должен разлюбить родителей, чтобы освободить себя для любви к незнакомому человеку. Ему нужно отстраниться от тех людей, кого он любил с детства, чтобы достичь подлинной близости с другими.

Одним из признаков этого изменения является оценочное отношение к родителям. Я гордилась мачехой, когда была маленькой. Она была такой обаятельной и остроумной. А в юности я уже стыдилась появляться с ней на людях: она так громко сморкалась! Обе мои дочери прошли через похожие переживания в подростковом возрасте, когда они терпеть не могли ходить куда-нибудь вместе со мной. Они стыдились моей одежды («Такая невыразительная! »), быстрой походки, откровенного смеха, громкого голоса («Мам, на нас все смотрят! »).

Родителям больно, когда в один прекрасный момент они узнают, что дети их стыдятся. Детям еще больнее: стыд порождает чувство вины. И тем, и другим стало бы легче, если бы они поняли, что мы можем стыдиться только тех людей, которых любим (см. «Стыди вина», 4).

Юноша расторгает близкие отношения прошлого. «Моя дочь всегда мне доверяла свои переживания, все рассказывала, но сейчас стала все держать в секрете»; «Мы с папой всегда могли поговорить, но сейчас это почему-то изменилось». Родители, чрезмерно реагирующие на подобное отвержение, шантажирующие своих детей чувством вины, усложняют их юношеский период. Иногда дети вынуждены прибегнуть к обману: «Я общаюсь с матерью ровно столько, чтобы у нее сложилось впечатление, что я ей доверяю, но на самом деле я не рассказываю ей ничего значимого».

2. Бороться за независимость

Молодой человек одной ногой стоит в безопасном детстве, а другую проносит через опасный вакуум неизвестности, нащупывая свой путь к независимости. Часть его хочет еще ненадолго остаться в привычном безопасном мире, в то время как он борется за достижение уверенности в себе. Он стыдится своей зависимости и иногда скрывает ее от себя, проецируя на родителей: «Вы слишком меня опекаете, не позволяете мне жить своей жизнью. Перестаньте меня контролировать». Родители, которые в действительности стараются дать ребенку свободу, обижаются, их возмущают обвинения, не имеющие под собой никакого основания.

Ребенок нуждается в любви и одобрении родителей. Юноша все еще борется с некоторыми из этих потребностей и боится, что они потянут его назад. Чтобы доказать себе и родителям, что он перерос эти потребности, подросток обращается к опасным способам действий: рискует, поступает импульсивно, проявляет упрямство.

Молодой человек, которому в детстве приходилось прикладывать много усилий, чтобы получить любовь и одобрение, научился хорошо управлять родителями: задабривать, лгать, манипулировать, скрывать истинные мысли и чувства. Так как в первые годы жизни он столкнулся с депривацией, его старые потребности остались неудовлетворенными, он испытывает большие трудности с их преодолением в юношеском возрасте. Он может откладывать выполнение решающей задачи — тогда происходят невротические задержки, которые длятся до среднего возраста, или посвятить свою жизнь тому, чтобы задабривать, манипулировать, лгать и зависеть от любви и одобрения других людей, и тогда застревает на детском уровне отношений со всеми.

Ребенок, переживший опыт глубокой депривации, будет слишком остро реагировать на скрытую зависимость в юности, отрицая ее в преувеличенной манере. Он компульсивно отыгрывает негативные чувства к родителям и лицам, обладающим властью, — становится высокомерным, бунтует, наказывает, унижает. Возможно, ему никогда не удастся перерасти эту стадию. Он бессознательно ненавидит скрытую зависимость, сознательно ненавидит родителей, с которыми связаны эти чувства. Ребенок, который в детстве совсем не получал любви и одобрения, так и не научился доверять, станет психопатом (10).

3. Найти идентичность

Маленький ребенок воспринимает себя как члена семьи: он дитя родителей, брат или сестра других детей в семье. В юности он должен освободиться от старого образа себя и найти новый; ему предстоит открыть свою индивидуальность. Он начинает отрываться от семейных традиций, но еще не готов встать на собственный путь. В этот переходный период он нуждается во временной идентичности, образе «я», который поможет преодолеть сложности отречения от старых путей. Он временно усваивает чужой стиль жизни: взрослого, которым восхищается (но не родителя), друга, группы сверстников, возможно, писателя или литературного героя. Родители, которые высмеивают подростковый конформизм в одежде и манерах, желание «быть как все», не понимают, что их ребенок просто на время обращается к новой идентичности, примеряет ее к себе, чтобы затем найти собственную.

Некоторые родители поднимают столько шума из-за мелочей, что это толкает и их самих, и их детей на ложный путь повторяющихся глупых перебранок — так, будто ведется серьезная борьба. Мать, переоценивающая важность одежды или прически, заставляет сына сконцентрировать все мысли и силы на борьбе за внешний вид. Он тратит столько энергии на эту поверхностную проблему, что главные задачи юношеского периода остаются нерешенными: молодой человек не может найти своего места в мире и свой путь в жизни. Мать и сын обманывают сами себя: оба лелеют иллюзию, что он решает важную задачу своего возраста. На самом деле он тратит драгоценное время и силы, которые нужны для истинного роста, на пустые насмешки и перебранки.

Чтобы достичь зрелости, индивиду нужно избавиться от некоторых семейных традиций и сформировать собственные. В юношеский период это может выглядеть так, будто вместе с водой он выплескивает и ребенка, отрицая все стандарты и намеренно действуя наперекор родителям. Вообще-то, люди наследуют от родителей значимые ценности, хотя в годы юношеской неразберихи это может и не быть очевидным. Некоторых родителей охватывает паника, и они стараются навязать свои идеи детям. Пытаясь избежать чувства беспомощности, они становятся жестче, авторитарнее как раз тогда, когда их детям больше, чем обычно, нужна свобода. Эта отчаянная попытка установить контроль над ребенком усиливает его бунт и увеличивает пропасть в отношениях. Иногда восстановлению они уже не подлежат. Неистовствующие родители обращаются за помощью в полицию, объявляют себя врагами ребенка и навсегда лишаются его доверия.

Когда вы передаете ребенка в руки правоохранительных органов, подвергая его тем самым унижению, запугиваете тюремным заключением, то наделяете его представлениями о себе как о преступнике. Фриденберг (24) описал, как мы категоризируем молодых людей. Как раз в тот период, когда молодой человек находится в поисках своей идентичности, наше общество загоняет его в угол. Его поведение помечается совершенно определенными ярлыками: хорошо адаптированный, больной (невротичный) или делинквент — и нет речи об индивидуальных различиях, нет признания конфликтных мотивов, понимания юности как переходного, экспериментального периода. Трагедия заключается в том, что молодой человек принимает такой ярлык и отдается на волю судьбы.

Некоторые родители пытаются контролировать детей эмоциональным шантажом, вынуждая их чувствовать себя виноватыми: «Ты разбиваешь матери сердце»; «У отца будет сердечный приступ из-за тебя»; «У меня случится нервное расстройство». И если им не удается саботировать юношеское становление, то они сеют семена хронического негодования. Другие используют более прямые угрозы: «Пока я тебя кормлю, ты будешь поступать по-моему»; «Я тобой больше не занимаюсь»; «Ты мне больше не сын».

Особенно сегодня, когда целое поколение экспериментирует с наркотиками, ведет образ жизни хиппи, некоторые истеричные родители отыгрывают самые ужасные фантазии своих детей, связанные с отвержением и одиночеством. Родители толкают их к важным решениям в тот момент, когда им нужно поэкспериментировать с новыми идеями, попробовать новые виды поведения, найти собственный стиль жизни и свою философию. Вместо того чтобы дать молодому человеку время на встречу с внутренним конфликтом между зависимостью и независимостью, его вынуждают переживать проблему как решающую битву между Родителем и Ребенком. Такой порядок вещей либо сильно замедляет его рост и стремление к зрелости, либо совсем останавливает его, и юноша навсегда застревает на стадии подросткового бунта.

Юноша должен найти свою сексуальную идентичность. В нашей культуре маленький мальчик, окруженный женщинами дома и в школе, практически не имеет возможности идентифицироваться с мужчиной. Он может войти в юношескую стадию со спутанным образом собственной сексуальности, которая его пугает. Ему известно, как наша культура принижает, наказывает и ограничивает свободу муж-чин- гомосексуалистов.

Маленькая девочка, которую в школе учили соревноваться с мальчиками, вдруг узнает, что ей нужно их соблазнять, а не конкурировать. Культура и средства массовой информации угрожают ее самооценке и постоянно напоминают, что она должна быть привлекательной для мужчин.

Родители, которые хотят помочь взрослеющим детям добрым советом относительно внешнего вида и поведения на людях, должны помнить, что в этом возрасте ребенка терзают сомнения. Почти каждый их комментарий созвучен внутреннему голосу подростка, вещающего ему, что он безобразно выглядит или неадекватно себя ведет.

Юноша пытается найти свое место на профессиональном поприще. В отличие от мальчиков из более примитивных сообществ, большинство современных сыновей лишены возможности помогать отцам и одновременно учиться у них тем навыкам, которые они могли бы применить в зрелом возрасте. Эти дети имеют скудные представления о деятельности отцов. В механизированном обществе трудно найти достойную работу, что усложняет обретение профессиональной идентичности (24, 25).

Девочка получает хорошее образование, позволяющее ей внимательно отнестись к собственному потенциалу и рассмотреть возможности профессиональной творческой деятельности, но одновременно с этим ей приходит незаметное, но мощное послание, которое заставляет ее думать только о том, как завлечь мужчину, и забыть об остальных интересах.

Хелена Дойч (26) пишет, что женщине ровно настолько трудно понять и принять свою дочь-подростка, насколько она не решила собственные проблемы в отношениях с матерью. Это справедливо и для отношений с отцами. Скрытые чувства, связанные с нашими родителями, живыми или уже умершими, затуманивают наше видение. Остатки страха, гнева, ревности, зависимости искажают мышление и портят отношения с взрослеющими детьми.

Проблема отцов и детей существует с незапамятных времен, но сегодня она стоит особенно остро. История меняется так быстро, происходит настолько радикальный слом ране почитаемых устоев и нравов, что молодые люди видят мир совсем иным, нежели его видели их родители и дедушки с бабушками. Юноша всегда стремился к отвержению некоторых родительских ценностей, но современные дети называют бессмысленным весь наш уклад жизни. Поколение депрессивных, озабоченных безопасностью родителей свидетельство тому, как молодежь общества изобилия игнорирует их предостережения и насмехается над ценностями среднего класса. Неудивительно, что родители испуганы. Именно страх объясняет их осуждающий настрой и воинственность (30).

Еще одним фактором, который увеличивает разрыв между поколениями, является современная семья, центрированная на ребенке. Мы, воспитанные в старомодных авторитарных семьях, где подразумевалось, что детей должны видеть, но не слышать, переключились на Гезелла и Илг', доктора Спока и либеральную школу воспитания детей в целом. Мы научили детей чувствовать и выражать эмоции, требовать соблюдения их прав. Вы можете не волноваться, когда ваше четырехлетнее чадо топает ногой и кричит: «Ты плохая мама, я тебя ненавижу! » Но если он продолжит поступать так же, став выше, сильнее и членораздельнее вас, сохранять спокойствие уже сложнее. Мой собственный опыт самотерапии показал, что часто, когда дети выражали негативные чувства в отношении меня, за моим внешним гневом скрывалось нечто совершенно иное.

В ходе самотерапии мне удалось обнаружить следующее: я чересчур идентифицируюсь со своим ребенком.

В детстве я никогда не осмеливалась сердиться на родителей и, испытав на себе ежовые рукавицы моей ригид-

Речь, по-видимому, идет о книге Арнольда Гезелла и Френсис Илг « Ребек от 5 до 10» («The Child from Five to Ten» by Gesell, Arnol and Ilg, Frances L.; NY, Jason Aronson. 1946). — Прим. peg.

ной и властной мачехи, которую я любила и боялась, к юношескому возрасту я накопила огромный запас гнева. Я умудрялась контролировать его невероятным усилием воли, которое сопровождалось навязчивыми мыслями о самоубийстве, поскольку мой неканализированный гнев обратился внутрь меня. Когда дочь в подростковом возрасте выражала раздражение в мой адрес, мне казалось, что она ненавидит меня так же сильно, как я когда-то ненавидела свою мачеху.

Однажды я сказала своей взрослой аудитории, что следующая лекция будет посвящена юношескому возрасту, и на нее приглашаются все молодые люди. По мере приближения дня X. моя тревога нарастала. Я боялась предстать перед аудиторией подростков и юношей. Они должны меня ненавидеть: я буду для них родителем или учителем, то есть врагом. Что я могу им сказать? Что они хотят услышать? Что будет для них полезно? В отчаянии я позвонила своей младшей дочери, которая тогда жила отдельно от нас, и попросила совета. Что стало бы полезным для нее в тот, подростковый период? «Помнишь последний год, когда ты жила дома, с нами? Мне казалось, что ты все время испытывала сильную ненависть ко мне». Дочь была шокирована таким вступлением: «Мамочка, что ты! Я никогда не ненавидела тебя. Ты, конечно, меня доставала, — она засмеялась, — иногда это действительно раздражало. Ударяясь локтем о косяк, я злилась на тебя — будто это ты виновата, но я всегда знала, что это иррациональное чувство».

Этот разговор принес мне огромное облегчение. Даже в последние годы, когда благодаря гештальт-самотерапии и общению с детьми я узнала, насколько глупыми и невротичными были мои поступки в их адрес, и что их раздражительность в действительности была оправдана, мне помогало, если я вспоминала слова дочери: «Я никогда тебя не ненавидела». Меня все еще преследует образ мачехи: моя иррациональная часть чувствует, что я похожа на нее и заслуживаю ненависти собственных детей, другая часть чрезмерно идентифицируется с агрессивной дочерью. Сегодня при помощи гештальт-самотерапии я прорабатываю свой старый гнев к мачехе. Я бы очень хотела решить эту проблему, пока девочки еще живут дома.

Молодой человек, выполняющий задачу своего периода развития, а именно — разлюбить родителей и освободиться от зависимости от них, нередко критичен и суров. Отец — объект восхищения в прошлом, привыкший слышать возносящие на пьедестал фразы вроде: «Но папа говорит, что... », теперь принимает один болезненный удар за другим. Мать все чаще слышит отчаянное: «Ну, мам! », из которого ясно слышится: «Ты ничего в этом не понимаешь! »

Если вы чрезмерно реагируете на это новое отношение, то благодаря самотерапии можете увидеть, что вы бессознательно поменялись ролями и ведете себя так, будто вы — это ребенок, которого ругают, а ваше взрослеющее чадо — критикующий родитель. Пропустив сквозь себя этот скрытый материал, вы сможете снова почувствовать себя взрослым и спокойно принять критику ребенка.

Каждый родитель реагирует на такое новое отношение с позиции собственной истории. Когда мои дети стали закидывать меня своими неодобрительными взглядами, я регрессировала на ранние стадии своего развития. Я снова почувствовала себя приемным ребенком, живущим в чужих семьях, нежеланным, нелюбимым приемышем, которого едва терпят. Иногда скрытым чувством оказывается зависть к той новой свободе, которую получили наши дети, и которой у нас самих никогда не было — это описано в главе «Зависть и ревность».

Иногда это просто неспособность выйти из привычной роли опекающего родителя. Ребенок, для которого одобрение родителей и учителей было важнее всего, ныне обеспокоен признанием сверстников. Взрослые, когда-то служившие для него опорой, становятся врагами. Это изменение оказывается неприятным сюрпризом для родителей. Некоторые из них отказываются смотреть правде в глаза и продолжают использовать старые угрозы и методы подкупа, чтобы подчинить детей. Однако теперь эти методы не только не приносят желанных результатов, но скорее — вредят.

Подростковый и юношеский возраст — время стресса и сильного напряжения и для ребенка, и для родителей. Чем менее гибкими и более ригидными будут обе стороны, тем более травматичным для всех окажется данный период.

 

ЗАВИСТЬ И РЕВНОСТЬ

Зависть. Вебстер определяет зависть как «болезненное или неприятное осознание преимуществ другого человека, сопровождающееся стремлением обладать такими же преимуществами».

Большинству из нас знакомо чувство зависти, но некоторые люди отравлены им как ядом, который пронизывает их существование сверху донизу, касаясь всех областей жизни. Хронические завистники еще в детстве приучились воспринимать себя как неадекватных человеческих существ (12). Как они вырабатывают подобный образ себя? Зависть порождают два типа детско-родительских отношений:

а) Родители, недовольные своим ребенком, ждут, когда он станет красивее, умнее, талантливее и т. д. Ребенок убеждается на всю жизнь, что не может достичь ничего этого.

б) Родители, имеющие иррациональное, экстравагантное представление о своем ребенке, преувеличивают его дарования. Но никакие амбиции и никакой самый усердный труд не помогут ему доказать всему миру, что он способен на предсказанные родителями достижения. Он никогда не сможет достигнуть столь завышенных целей.

Хронически завистливый человек постоянно озабочен вопросом престижа: как его получить и не потерять. С его точки зрения все виды достижений, материальные блага — гламурны и подчеркивают его статус. Убежденный в своих невысоких способностях, он накапливает эти знаки престижа, чтобы чувствовать себя равным окружающим. Он должен убедить мир, что не хуже остальных.

Многие завистливые люди из-за вечного чувства небезопасности легче чувствуют себя на отдыхе, в новом месте

с незнакомыми людьми, где они стараются избегать какой бы то ни было конкуренции. Но если они находятся на курорте слишком долго, близко знакомятся с людьми, так что возникает возможность помериться с ними силами, то снова чувствуют необходимость производить впечатление.

Зависть — очень неприятная эмоция, имеющая два болезненных аспекта:

а) Наша культура осуждает зависть. С точки зрения религии, греховно желать собственности ближнего. Мы стыдимся собственной зависти, ждем ответной неприязни и неодобрения окружающих.

б) Завидуя кому-либо, вы находитесь в состоянии болезненного осознания того, что у кого-то есть что-то, чем вы не обладаете. Поскольку завистливый человек изначально убежден в своей неполноценности, неспособности получить желаемое, каждый укол зависти, который он чувствует, сравнивая себя с другими, усиливает его страдания.

Завистливый человек оправдывает свое возмущение богатством другого, критикуя его. Он придумывает самые невероятные объяснения, чтобы защитить себя: «Это несправедливо. Если бы в мире была справедливость, я бы тоже обладал всем этим. Тот, у кого все это есть, плохой, бесчестный и не заслуживает этих благ».

Некоторые аспекты нашей культуры поощряют зависть. Американцам сложно достигать подлинной близости друг с другом, а отчужденность порождает зависть. Невероятная стремительность разработок природных источников, массовое производство и реклама заставляют оценивать вещи в соответствии с соображениями их престижности. Быть на уровне Джонсов — вот современный стиль жизни.

Американские родители учат детей пренебрежительно относиться к другим людям. Маленькая Сьюзи приходит домой в слезах, потому что Мэри назвала ее «толстухой». Мать спешит утешить дочку откровенной ложью: «Мэри такая тощая, я бы очень переживала, если бы она была моей дочкой. Не обращай внимания на ее слова, дорогая». И маленькая Сьюзи учится не доверять собственным наблюдениям, искажает правду ради более комфортного самочувствия.

Это стремление хронически завистливых людей искажать реальность довольно опасно. Из него может развиться параноидная установка. Если вы знаете, что довольно часто завидуете окружающим, используйте это знание для самотерапии и сделайте шаг к развитию собственной рациональности. Любая эмоция, которую вы часто испытываете, является тем, что я называю стереотипной реакцией, покрывалом, которое прячет под собой все остальные чувства. Стереотипная реакция — это всегда материал для самотерапии, вне зависимости от того, насколько он вам кажется разумным и адекватным. Каждый раз, счищая слой зависти, переживая то, что лежит под ней, — собственную неполноценность, никчемность, беспомощность и т. д., — вы движетесь к психическому здоровью и уходите от серьезных нарушений.

В ходе гештальт-самотерапии проведите воображаемую встречу с человеком, которому завидуете. Обвините его во всех грехах, которые вам придут в голову, — в никчемности, злобе. Отругайте его. Объясните, почему он не заслужил этих благ, а потом сыграйте роль этого «никчемного» человека. Затем проиграйте две части своей личности: одна часть считает, что вы заслуживаете всех «ценностей», другая придерживается противоположного мнения. Как только вы поймете, что проецируете на другого человека скрытую убежденность в собственной никчемности, вы начнете меняться в сторону роста.

Те из нас, кто не страдает хронической завистью, для кого зависть не является стереотипной реакцией, все равно время от времени испытывают это чувство. Зависть всегда является неадекватной реакцией, скрывающей истинное чувство. После того, как меня оставила мать, я завидовала другим детям, у которых были нормальные семьи и любящие матери. Даже будучи взрослой, я чувствовала укол зависти, если слышала чьи-то жалобы на материнскую гиперопеку. Мне потребовалось проделать много работы в самотерапии, чтобы разобраться в своих скрытых чувствах к матери, чувствах, связанных с опытом приемного, «чужого» ребенка. Эта зависть прошла, и теперь я могу сказать: человеку, имеющему гиперопекающую, контролирующую мать, возможно, приходится сложнее, чем мне.

В начальной школе я сильно завидовала одной своей однокласснице. Меня возмущала ее популярность, школьные успехи и живая, притягательная манера общения. В течение многих лет я просила в вечерней молитве: «Боже, пожалуйста, позволь мне стать лучше Мэй Брайт». Я сконцентрировалась на Мэй Брайт и своей зависти к ней, чтобы избежать чувства одиночества и отверженности — спутников приемного ребенка.

Зависть концентрирует вас на другом человеке и отвлекает от ваших внутренних процессов. Зависть всегда скрывает другие чувства и является хорошим материалом для самотерапии.

Много лет назад, когда я еще не обрела профессионального статуса, мне очень хотелось выйти с лекцией на аудиторию. Подобно истинному миссионеру, я была готова читать любой группе, согласной меня слушать. Я бесплатно предлагала свои услуги некоторым местным организациям, которые приглашали лекторов выступить с еженедельными сообщениями на разные темы. Руководительница одной обучающей программы с благодарностью приняла мое предложение, но на следующий же день перезвонила мне с извинениями. Она объяснила, что еще новенькая на этой работе, и вышестоящее начальство отругало ее за приглашение лектора без их ведома. Лекцию отменили. В то время я считалась независимой одиночкой в данной области, и мне было известно, что несколько членов руководства выступали против моего нетрадиционного подхода в психологии и называли меня шарлатанкой. Я приняла еще одну неудачу в реализации своего миссионерского рвения и отправилась на поиски другой публики.

Несколько месяцев спустя я прочитала объявление в местной газете, в котором говорилась, что эта организация представляет новый курс с названием, аналогичным моему. Курс собирался читать местный психолог. Зависть буквально съедала меня, я страдала навязчивыми мыслями и впала в депрессию. После нескольких дней мучительных переживаний я обратилась к технике записывания в самотерапии (4), что принесло мне облегчение.

Этот метод заключается в записывании вопросов и предположений, связанных со скрытым чувством. Вы пишете до тех пор, пока не возникнет новая эмоция, более сильная, чем та, с которой вы начали. Некоторые ваши предположения будут вполне разумными, но если они не пробуждают сильного чувства, вы должны оставить их и искать другое объяснение. Вот что я записала, пытаясь найти, что стоит за моей завистью:

«Что я чувствую в связи с этим курсом? Депрессивное настроение. Что я боюсь почувствовать? Разочарование? Гнев? Конкуренцию? Я чувствую себя брошенной за борт? Снова чувствую себя приемным ребенком? Меня никто не ценит? Это ревность к «своему» ребенку в семье? Гнев на взрослых, которые не заботятся обо мне? (Это были прежние открытия, к которым я пришла в ходе самотерапии. ) Что я боюсь почувствовать? Почему мне настолько больно, что я чувствую себя будто замороженной? Зубы болят. Что я чувствовала, впервые прочитав объявление? Доктор N. Мне кажется, что он что-то украл у меня? Хочется есть. Стараюсь отвлечься, читаю что-то из Маслоу (интеллектуализация). Что я боюсь почувствовать? Страх? Утрату веры в работу? Я зависима от их одобрения? Боюсь, что они сочтут меня пустышкой? Боюсь продолжать работу, будто мне нечего сказать? Будто я ненастоящая? Как Сара Кру (из детской книжки), которая притворялась принцессой. На самом деле я всего лишь приемный ребенок. Боюсь показаться фальшивкой, потому что они меня считают такой? Потому что я солгала по поводу своей семьи? (Сказала, что мачеха — моя настоящая мать. ) Пыталась обрести какую-то принадлежность, быть такой же, как все дети. Мне стыдно узнать это из опыта (плачу). Так вот что означают эти переживания! Мой сексуальный опыт. Полученный из жизни, а не из книг (травмирующий детский сексуальный опыт). Стыд. Как будто они обвиняют меня. Не такая, как все дети. Притворщица».

Я испытала острый стыд. Он продлился несколько секунд, а потом я поняла, что зависть, депрессия и навязчивые мысли прошли. Все показалось совсем не важным, и я могла больше не думать об этом.

Наша культура, стимулирующая зависть, в то же время называет ее постыдной, и некоторые люди учатся избегать этого чувства. Мы прячем зависть под другими переживаниями. Несколько лет назад, на одном из моих воркшопов студентка, краснея, призналась, что завидует красоте другой участницы группы. Почти вся группа сказала, что они хорошо ее понимают, так как и они периодически страдают от зависти. Моей первой реакцией было удивление, а потом я выпалила: «Я никогда никому не завидовала».

После сессии я стала размышлять. У меня закрались некоторые подозрения, так как реакция была нетерапевтич-ной и не похожей на меня. В группе была участница, которая рискнула признаться в постыдных переживаниях, остальные поддержали ее, а я, ведущая, выдала реплику, в которой было одно превосходство и ни малейшего сочувствия.

Эта неадекватная реакция, провальная с точки зрения позиции ведущего, была явным признаком того, что я пытаюсь что-то скрыть. Это стало шагом 1 в самотерапии, осознать неадекватную реакцию (см. Приложение I). Шаг 2: Почувствовать поверхностную эмоцию. Я вернулась к эпизоду, снова почувствовала удивление, осознав, что зависть — такое распространенное чувство. Шаг 3: Что еще я чувствовала? Желание объяснить той участнице, что она не должна завидовать. Шаг 4: Что мне это напоминает? И в этот момент я вспомнила (одновременно поразившись своей способности к самообману) ту зависть, от которой совсем недавно избавилась. На протяжении многих лет я завидовала высокой (мой рост — чуть больше полутора метров) привлекательной женщине, которая пользовалась большим успехом у публики и получила профессиональное признание за оригинальные работы в психологии.

Мне всегда говорили, что ее лекции такие же интересные и увлекательные, как мои. Обычно это произносилось с таким восторгом, словно они ожидали, что я буду рада это слышать, а мне в ответ всегда хотелось ударить их. Слыша или находя ее имя в списках достижений, я каждый раз вздрагивала. Благодаря длительной, тяжелой самотерапии я переросла эту зависть, но моя новообретенная свобода сопровождалась некой амнезией всего прошлого опыта. Я старательно забыла обо всех своих переживаниях. Однако когда я рискнула вспомнить и признать собственную слабость, то смогла стать более полноценной ведущей, не только принимающей, но и реально понимающей завистливых людей.

Существует множество способов скрыть зависть, замаскировать ее при помощи других эмоций. Моя первая дочь была большой любительницей послушать новые истории, и как только немножко подросла, стала такой же страстной читательницей, как я. Я еженедельно ходила в библиотеку, пока она занималась в школе, и в дополнение к своим книгам приносила целую стопку рассказов для нее.

Сначала ей нравились книги, которые я приносила, но годы шли, у нее появились свои вкусы, и я не всегда могла угадать, что она хочет, поэтому приносила ассортимент самой разной литературы, из которого дочь могла выбрать себе что-то по вкусу. Все шло хорошо. Однажды, исследуя последнюю мою книжную подборку, Джени пожаловалась: «Мам, почему ты приносишь книги, которые мне не нравятся? » Я так разозлилась, что не смогла произнести ни слова в ответ. Я вышла из комнаты и стала мысленно изливать весь свой праведный гнев («Избалованная девчонка! Она не заслуживает такой хорошей матери, как я. Какая мать будет каждую неделю ходить в библиотеку и тратить столько времени, чтобы подобрать книгу, которая придется по вкусу ее ребенку? Как она может такое говорить, когда я так добра с ней?! ») Наконец, до меня дошло: возможно, я что-то от себя скрываю. Это было шагом 1, осознание неадекватной или слишком болезненной эмоции. Шаг 2, почувствовать внешнее переживание. Я осуждала неблагодарность дочери. Шаг 3: Что я чувствовала до появления этого переживания? Разочарование. Я думала, она будет довольна. Выбирая книги для Джени, я предвкушала ее радость с тем же чувством, с каким готовлю пироги для Берни. Я получаю огромное удовольствие, видя, как они все радуются. Шаг 4: Что мне это напоминает? Как было бы здорово, если бы кто-нибудь приносил мне книги, когда я была ребенком. Мысленно я вернулась в детство, к своей зависимости от книг, к отчаянному бегству в рассказы о чужих жизнях, к злой приемной матери, которая в качестве наказания порвала мой читательский билет и те два года, которые я прожила с ней, я была вынуждена читать и перечитывать одни и те же книги. Я вновь пережила то ужасное чувство и осознала, что лежит за моим негодованием, — зависть. Прошедший через многочисленные лишения ребенок завидовал богатствам моей дочери.

Как только я почувствовала скрытую зависть, которая продлилась несколько мгновений, внешняя эмоция — праведный гнев — испарилась, и, как это обычно бывает после самотерапии, включился Взрослый. Я вернулась в комнату и сказала Джени: «С моей стороны глупо подбирать тебе книги. С сегодняшнего дня я буду ждать твоего возвращения из школы, и мы вместе будем ходить в библиотеку. Ты уже большая, и можешь сама выбирать себе книги». Джени была в восторге. С тех пор проблем с книгами больше не было. Мне все еще стыдно вспоминать, как я не давала ей права выбирать себе книги. Скрытые чувства творят странные вещи с нашим разумом.

Однажды, когда моя младшая дочь была в подростковом возрасте, она отправилась на молодежную вечеринку. Ее туда повез родитель одного из ее друзей, и мы с Берни пошли спать. Нас разбудил звук приближающейся машины.

Энн вошла в комнату и спросила: «Ничего, если я переночую у Мэри? » Мы согласились, полагая, что за воротами ее ждет та же машина. Но неожиданно мы услышали, как открывается дверь гаража. Некоторое время мы спокойно лежали, пытаясь сообразить, что происходит. Когда мы поняли, в чем дело, Энн уже выкатила велосипед из гаража и уехала. Она не поехала к Мэри на машине, а поехала туда на велосипеде — поздно ночью, не имея при себе даже фонарика. Это было против наших правил, и она прекрасно знала об этом. По-видимому, она специально ввела нас в заблуждение, поскольку знала, что мы не разрешим ей ехать на велосипеде в такой поздний час. Берни сильно разозлился. Он вскочил с кровати, надел брюки поверх пижамы, я накинула пальто на ночную рубашку — мы намеревались догнать ее! Берни решил поехать на машине и потребовать, чтобы она немедленно вернулась домой. Проблема заключалась в том, что хотя мы знали, где живет Мэри, но не знали, какой дорогой поедет Энн. Мы ехали, исследуя каждую улицу в округе, пока честные граждане спокойно спали в своих кроватях. Велосипеда нигде не было. Наконец, мы подъехали к дому Мэри, возле которого стоял велосипед Энн. Берни отправился за дочерью. Поскольку она только что приехала, а я ужасно боялась их стычки, то осталась сидеть в машине, ожидая, когда Берни вернется с победой. Через некоторое время он действительно вернулся и робко сказал: «Может быть, ты пойдешь и посмотришь, что мы можем сделать. Я не могу насильно вытащить ее оттуда и не понимаю, что происходит». Впервые наш ребенок открыто не повиновался ему, просто сказал «нет». Берни был в шоке.

Я прошла за ним в дом, где обнаружила комнату, полную подростков. Они стояли за спиной Энн и смотрели на нас. Все молчали, их лица ничего не выражали. Ситуация напоминала кошмарный сон, я чувствовала себя совершенно беспомощной. Не помню, что я говорила, но в какой-то момент рассмеялась и попыталась разрядить обстановку, сделать конфронтацию менее напряженной. Я спросила: «Что происходит? » Энн ответила тихо, но твердо: «Папа хочет, чтобы я поехала домой, а я не хочу». Было ясно, что мы не можем заставить ее сделать это силой, также было совершенно очевидно, что в эту минуту ничто не вернет ее домой, поэтому мы с Берни решили, сохранив достоинство, мирно удалиться.

Всю ночь Берни промучился. Он переживал из-за того, что поступок Энн стал причиной его публичного поражения. Ему казалось, что она намеренно унизила его перед своими друзьями. На следующее утро во время завтрака он все еще был расстроен. А что же я? Мне было жаль, что он попал в такую ситуацию, — бросился на поиски и настроился на серьезную битву, которую проиграл. Мне было очень тяжело видеть, как он переживает, хотелось как-то ему помочь. Что я чувствовала к Энн? Ничего. Холодность, отстраненность, будто она чужая. Я говорила: «Мы предоставили ей такую свободу, а ей все мало. Она рисовалась перед друзьями и намеренно обидела тебя. Я ее не понимаю».

Но собственная холодность испугала меня. Энн — мой ребенок, я всегда любила ее! Что со мной происходит? Должно быть, я что-то скрываю от себя, что-то прячется за этой холодностью. Это был шаг 1, осознание неадекватной эмоции. Шаг 2. Почувствовать внешнее переживание. Я чувствовала только отсутствие каких-либо эмоций — холодность, отчуждение от собственного ребенка. Шаг 3. Что я чувствовала до этого? Меня переполнял праведный гнев: неблагодарная девчонка! Ведь мы предоставили ей такую свободу! Мы избаловали ее. Она не ценит того, что имеет, и т. д. Шаг 4. Что мне это напоминает? Полная свобода! У меня самой никогда ее не было! В ее возрасте я жила с мачехой в режиме исправительного учреждения. Я жила по часам, каждая минута была расписана, никаких ночных гуляний, комендантский час по выходным. Я жила в страхе гнева мачехи: она могла разозлиться за малейшее нарушение ее бесчисленных правил.

Вдруг я осознала, что скрывала от себя зависть. Все было очень просто: я завидовала свободе собственной дочери-подростка, поскольку сама в юношеские годы так желала иметь ее. Я разрешила себе испытать эту зависть, а затем стыд (унизительно завидовать собственному ребенку, которому желаешь только лучшего), и чувства прошли. Холодность, отчужденность от дочери тоже исчезли без следа. Во мне проснулось любопытство. «Я не знаю, о чем Энн думала вчера вечером, — сказала я Берни, — но вряд ли она хотела тебя обидеть или унизить. Это непохоже на нее. Она скоро придет домой, и мы у нее спросим». (До этого момента я вообще не хотела с ней разговаривать. )

Мы так и сделали. Энн появилась, когда мы все еще завтракали, и она присоединилась к нам. «Что это было вчера, Энн? » — спросила я. Берни добавил: «Тебе было нужно унизить меня перед друзьями? » Оказалось, что она обидела его, не желая того. Энн стала объяснять: «Вчера у меня была ужасная депрессия, раньше такого никогда не случалось. Я почувствовала, что мне нужно остаться с друзьями во что бы то ни стало. Я знала, что вы не разрешите мне туда пойти, если меня не отвезут на машине, поэтому не сказала, что поеду на велосипеде. Я совсем не хотела никого из вас обидеть, но иногда мне нужно делать что-то, что правильно для меня, а вы этого не понимаете. Я должна это сделать, даже если вы обидитесь. Я не причиняю вам боль специально, но иногда я совершаю поступки, несмотря на то, что они могут ранить ваши чувства». Это было самое важное послание, которое я когда-либо получала от молодого человека, и я никогда не забуду его. Оно неоднократно помогало мне в те минуты, когда я собиралась истолковывать действия юношей и девушек как направленные против меня. Наши дети в основном заняты взрослением, поиском себя, и наши чувства иногда им мешают. Они не могут замедлить собственный прогресс, чтобы защитить нас. Это знание не снимает остроту моих чувств, время от времени мне все равно обидно и больно. Но по крайней мере мой разум может воспроизвести слова дочери и мотивировать мое обращение к самотерапии.

Между тем, мы сказали Энн, что предпочли бы вылезти из постели и отвезти ее, если у нее есть срочная необходимость поехать к друзьям, чем отпускать ночью одну на велосипеде.

Мораль этой истории заключается в том, что моя скрытая зависть, замаскированная под холодность, воспрепятствовала общению с Энн и раздула весь инцидент до невероятных размеров. Последнее время я часто сталкиваюсь с собственной завистью. В гештальт-самотерапии я узнаю, что за ней скрываются связанные с мачехой гнев и фрустрация или стыд за послушность и трусость в годы юности.

Я заметила, что в обоих случаях скрытой зависти к собственным детям была категорична. Мне интересно, насколько «разрыв поколений» зиждется на скрытой зависти старших к молодежи. Ведь мы были лишены многого из того, что они имеют сейчас.

Ревность, ревнивый: «нетерпимый к соперничеству или неверности; склонен подозревать наличие соперника или неверности; боится лишиться преданности другого человека; враждебен к соперникам», — таково определение из словаря Вебстера.

Гарри Стэк Салливан писал, что после тревоги самым болезненным чувством является ревность. Это острое, сильное и опустошающее переживание. Если вы не очень хорошо представляете, что такое ревность, почитайте ее описание у Пруста (13).

Человек, часто испытывающий ревность, не может почувствовать полноценной близости с другим человеком. Он неспособен испытать опыт единения. Ему кажется, что человеку, которого он любит, будет лучше с кем-то другим, и он никогда не сможет пережить такого же счастья, как счастье тех двоих.

Где-то в глубине души он убежден, что хуже своего соперника. Он считает, что недостоин человека, которого любит, его любимый гораздо лучше, а он сам — не тот человек, которого можно любить.

У большинства из нас есть некоторый опыт ревности. Маленькой я ревновала к приемной сестре. Приемная мать любила ее, а не меня. В первом гештальт-семинаре с Фрицем Перлзом я регрессировала на уровень ребенка и сильно ревновала Фрица к другим женщинам, которых он любил. Самым унизительным ощущением была ревность к «другим детям» такого же возраста.

В первые годы семейной жизни я страдала от приступов ревности каждый раз, когда Берни говорил что-то хорошее о другой женщине. Я привыкла получать пренебрежительные замечания от отца. Он всегда критично смотрел на женщин: слишком толстые или худые, слишком простое лицо или перебор с макияжем, и т. д. Но Берни любит женщин. Он всегда может найти какие-то привлекательные черты в любой женщине. В то время было несколько причин, из-за которых я сомневалась в успешности нашего брака: шла война, и в первый год супружества мы не могли быть вместе; и у его, и у моих родителей был неудачный опыт совместной жизни. Тревожным признаком была ревность. Я внимательно отслеживала возможных соперниц, хотя Берни никогда ни с кем не флиртовал. Подобно отцу, я тщательно выискивала негативные черты в знакомых женщинах. «Какая самоуверенная», — замечала (искренне) я, и Берни сразу же вставал на защиту объекта моей критики: «Но она так молода! » «Какая простушка». — «Зато очень мила». Каждый раз мне было стыдно за проявление моей мерзкой привычки, и я злилась, что опять обратила его внимание на очередную девушку. В конце концов я научилась молчать и страдать про себя.

Я не испытываю былой ревности уже много лет. Думаю по причине того, что осознав однажды свою способность к глубоким доверительным отношениям, я перестала беспокоиться о соперницах.

Навязчивая ревность всегда является материалом для самотерапии. Как и в случае зависти, внешняя эмоция связана с другим человеком, что означает: вы бежите от болезненных переживаний, касающихся лично вас. Этими переживаниями могут быть неумение конкурировать, ощущение неполноценности в межличностных отношениях, отсутствие истинной близости, ощущение собственной никчемности. Иногда ревность скрывает спутанность сексуальной идентичности. Вы можете обнаружить, что сверх-идентифицируетесь с человеком, которого любите. Если вы женщина, то сверхидентифицируетесь с любимым мужчиной. Возможно, вы даже думаете про себя: «Конечно, он ее любит. Она такая привлекательная. Что он может поделать? Меня саму к ней влечет».

Если вы часто страдаете от слишком сильной и навязчивой ревности, то обязательно исследуйте ее при помощи самотерапии. Не следует слишком долго поддаваться внешнему переживанию. Опасность концентрации на других людях вместо исследования собственного чувства похожа на опасность хронической зависти. Вы разрушаете реальность, подгоняя ее под свою фантазию. Это ведет к паранойе.

Здесь я приведу пример того, как ревность исказила мое восприятие реальности, и как я использовала этот материал в самотерапии. Несколько лет назад я преподавала курс самотерапии в трех различных институтах. Один из директоров, который никогда не был на моих лекциях и не интересовался самотерапией, в конце летней сессии решил, что я должна пропустить осенний семестр. «Вы успешно ведете этот курс уже очень долго. Думаю, вы достигли предела своих возможностей». Минимальное количество студентов на курсе составляло 15 человек, у меня же в тот год было 50. Большинство из них с нетерпением ждали наступления осеннего семестра. Люди, стремящиеся научиться самотерапии, посещают мои занятия длительное время. В конце концов я выяснила, что студенты готовы слушать мои лекции в другом месте, и я могла оставить за собой только один институт. Но в тот момент я была жутко фрустрирована и иррационально обеспокоена потерей класса.

Некоторое время спустя я прочитала объявление о новом курсе, который начинался в том самом институте. Курс назывался «Самоанализ». Ревность к новому преподавателю, который намеревался занять мое место, была настолько сильной, что я почувствовала легкий приступ паники и была вынуждена применить технику письменной самотерапии. Вот что я записала:

«Меня трясет. Тяжело дышать. Почему? Мистер X. (директор) отдал курс под названием «Самоанализ» другому преподавателю. Я ревную? Чувствую себя изгоем? Приемным ребенком? Завидую сестре? Нет. Несправедливо. Кто-то украл мой материал, но он не сможет прочитать мой курс. Кто-то собирается обмануть моих студентов. Мистер X. в сговоре, взял на мое место любимого преподавателя (обратите внимание на параноидное искажение). Почему я так расстроена? Если бы я только могла расплакаться. Мне страшно. Признаки тревоги. Чего я боюсь? Мистер X. меня не любит. Ну и что? Разве он опасный взрослый, который мне угрожает? Боюсь, что будет больно? Чувствую себя отверженной? Нелюбимым ребенком? Почему я так расстроена? Разочарована? Нет. Злюсь? Боюсь собственного гнева? Я его ненавижу, но боюсь своей ненависти. Моя ненависть ко мне вернется. Как будто отец перестал меня любить. Потерял ко мне интерес. Больше не чувствую себя его ребенком. Отец так вел себя со мной тем летом. Меня все еще трясет. Почему? Ревную к другому преподавателю? Кто он? Самозванец. Не так хорош, как я. Просто имеет много регалий. К кому или чему я ревную? Похоже на гнев к мнимым профессионалам, которые не заботятся о своих пациентах, вредят им. Я очень забочусь о своих студентах (плачу). Почему они не разрешают мне учить? Я же знаю, что хорошо работаю. Не позволяют работать. Не ценят».

В течение нескольких мгновений я испытывала обиду — чувство, уместное скорее в период детской отверженности, чем во взрослости. Затем оно ушло. Сильная болезненная ревность тоже прошла. Меня больше не волновала эта проблема. Я очень хорошо знала, что название нового курса не имеет значения. Никто не сможет научить той самотерапии, которой обучала я, потому что она — мое изобретение. Я почти не сомневалась, что люди, которым нужны мои занятия, найдут меня.

Так как ревность является вторым самым болезненным чувством, известным человеку, некоторые из нас прилагают огромные усилия, чтобы избежать этих переживаний. Когда появилась книга Шострома «Человек-манипулятор» (27), введение к которой написал Фриц Перлз, я не могла найти в ней ничего хорошего. Я с трудом ее прочитала. Я критиковала, насмехалась над этой работой всякий раз, когда кто-то из моих студентов находил ее не только интересной, но и полезной. Наконец я поняла, что моя критика была искажена скрытым чувством — ревностью. К своему великому смущению я осознала, что сильно ревную: Фриц написал такое проникновенное предисловие к книге Шострома, а о моей не сказал ни слова... Я все еще страдала от переноса: моему внутреннему Ребенку Шостром был братом, которого папа любил больше. Абсурдность этой ревности и искажение моей способности к критичности дали еще один толчок к проработке связанного с Фрицем переноса и моему самоосвобождению.

 

ВОРКШОПЫ ПО САМОТЕРАПИИ

Когда я впервые прочитала о Синаноне (32), передо мной будто открылась новая дверь. Наркоманы, люди, отверженные обществом, учились жить полноценной творческой жизнью! Это означало, что человек — гораздо более гибкое создание, чем его представляла психиатрия. Если смогли измениться эти люди, то, вне всяких сомнений, обычные невротики смогут сделать огромный шаг к психическому здоровью, если им предоставить такие же возможности.

Синанон предлагает жилье для наркозависимых и их семей. Они поселяются вместе с себе подобными. Их поддерживают мощные родительские фигуры — не профессиональные психотерапевты, а кто-то, кто сам прошел через аналогичные испытания и победил, человек, который служит примером остальным. Участники Синанона живут в подобии семьи, которой им не хватало в детстве, члены этой семьи заботятся друг о друге, понимают чужие беды. В этой семье можно быть честным до конца. Они получают второй шанс пройти через опыт, который нужен всем, чтобы набраться сил и мужества пойти вперед, к росту.

Я была вдохновлена. Я мечтала дать студентам второй шанс: семейную жизнь с людьми, подобными им, и со мной — заменой родителя, не профессиональным психотерапевтом, а средним невротиком, который борется со своим неврозом, обычным человеком, чей опыт похож на их опыт, человеком, занимающимся саморазвитием и готовым протянуть руку помощи.

Я сожалею, что не могу надолго приводить людей к себе домой, не могу дать им опыт жизни с родителями, подобный тому, какой дает Жак Ли Шиф шизофреникам (31). Но ворк-шопы выходного дня (см. Приложение III) работают подобно семье: те, кто действительно стремится расти, снова и снова посещают занятия. Они переживают то, что предлагают остальные участники группы, начинают меняться и развиваться самым удивительным образом.

Постепенно мои воркшопы изменились. Сегодня это, главным образом, воркшопы по самотерапии, сильно отличающиеся от первоначальных воркшопов по общению с элементами самотерапии в виде домашних заданий (4). Участники по-прежнему общаются, придерживаясь уровня здесь-и-сейчас, но гораздо меньше внимания уделяется умению управлять другими людьми, мы больше заботимся о росте. Участники используют эти встречи действительно творчески, как материал для непосредственной самотерапии. Люди лучше осознают свой внутренний мир, исследуют иррациональные чувства. Вместо того чтобы принимать обратную связь просто в качестве информации, пытаться соглашаться с группой, чтобы приспособиться к ней на поверхностном уровне, участники изменяют провальные паттерны на самых глубинных пластах.

Я привыкла обучать самотерапии на лекциях и через книги. Но такой метод подобен обучению навыкам без отработки на практике. Сегодня на моих воркшопах происходит действие, и я являюсь полноценным членом семьи. Время от времени что-нибудь затрагивает одну из моих иррациональных областей, и студенты видят, как я прохожу процесс самотерапии. Я служу им примером.

Раньше в качестве иллюстративного материала выступала одна я. Сегодня студенты учатся друг у друга. Вместо разбора только одного вида невроза воркшопы демонстрируют самые разные типы личностей и провальные паттерны, с которыми можно идентифицироваться и на примере которых можно учиться.

У каждого есть свой способ использования самотерапии. Раньше я обучала методу, который эффективен для меня. Атмосфера воркшопа стимулирует творческую активность, и участники формируют собственные методы. На своих примерах они учат друг друга и меня. На каждой сессии я узнаю что-нибудь новое.

Я узнала, что мы можем погрузиться в прошлое гораздо дальше, чем я себе представляла. Несколько лет назад, после десятилетий самоконтроля, благодаря самотерапии мне удалось заплакать, но беззвучно, и скупыми слезами. Я вытирала их, как только получала облегчение, пережив внешнюю эмоцию. Молодые люди на воркшопах поражают меня тем, что в процессе самотерапии их голоса меняются. Звук рыданий, который поначалу кажется соответствующим их возрасту, постепенно молодеет по мере того, как они углубляются в прошлое. Матери, участвующие в группе, узнают в этом плаче младенческие всхлипы, и всех посещает странное чувство, что в зале есть маленький ребенок.

Я узнала, что слезы в ходе моей самотерапии были слезами Взрослого, который жалеет Ребенка. В гештальт-самотерапии я стала двигаться назад в детство. Я искренне удивилась, услышав собственные рыдания, похожие на плач маленькой девочки, которой когда-то была. Другие участники среднего возраста учатся у молодых, более гибких членов группы: они узнают, что тоже могут проникнуть в прошлое.

Участники, вспоминающие болезненные сцены детства, подтолкнули меня к тому, чтобы повторно прожить чувства, которых я избегала всю жизнь. Они дали мне мужество пережить боль, беспомощность и ужас.

Всю жизнь мною руководило навязчивое желание спешить, меня подгонял страх опоздать на встречу, я боялась не успеть вовремя закончить работу. Хотя я жаждала освобождения от мучительного внутреннего голоса, подгоняющего меня: «Торопись, торопись! », применение старых техник самотерапии никогда не приносило долговременных результатов.

В нынешнем году этот синдром доставил мне столько неприятностей, что, отчаявшись, я еще раз попыталась с ним разобраться. Я вспомнила недавний критический случай, когда я почти опоздала, и спросила себя: «Что случится, если я не буду спешить? Какую ужасную катастрофу я стараюсь предупредить? Когда было слишком поздно избежать катастрофы? »

Мне вспомнилась смерть мачехи. Будучи вполне здоровым человеком, она неожиданно попала в больницу с болью непонятного происхождения. Когда я приехала туда на следующее утро, ее комната была пуста. Я металась по больничному коридору, разыскивая ее в каждой палате, пока сестра не сказала: «Разве вы не знаете? Она умерла вчера ночью».

В ходе гештальт-самотерапии я вернулась к тому отрезку времени, когда долго ехала в метро, чтобы добраться до больницы, и почувствовала свое жуткое желание торопиться.

Мюриэл. Быстрее, быстрее! Ну пожалуйста, поехали быстрее. Я опоздаю. Мне нужно добраться до больницы, или она умрет.

Поезд. Я не буду торопиться. Я тебя задержу. Я не позволю тебе успеть.

Мюриэл. (Чудовищное напряжение каждого мускула, пытается заставить поезд ехать быстрее. ) Пожалуйста, пожалуйста, поехали. Не задерживай меня. Она умрет (и т. д.; речь сопровождается тревогой и фрустрацией).

Потом я снова спросила себя: «Что еще мне это напоминает? Кто еще мог умереть, если бы я не поторопилась? » Я вспомнила рассказы о моем рождении. Мама рожала меня дома, без анестезии. У нее был низкий болевой порог, а роды проходили тяжело. В течение двадцати двух часов врач вытаскивал меня из ее чрева с помощью инструментов, от которых на моем теле до сих пор есть шрамы.

Это было простым предположением: не было никаких чувств, связанных с тем опытом, я приступила к гештальт-терапии в абсолютном спокойствии. Я легла в позе эмбриона, с согнутыми коленами. Неожиданно, обхватив колени руками, я вдруг почувствовала экстренную необходимость освободиться, распрямить ноги.

Мюриэл. Выпусти меня! Выпусти меня! Пожалуйста, выпусти меня, а то будет поздно!

Мать. Не могу. Я боюсь.

Мюриэл. Пожалуйста, пожалуйста. Мне нужно выйти, или я умру. Я хочу жить, выпусти меня.

Этот диалог некоторое время продолжался. Я боролась, рыдала, вопила неузнаваемым голосом. Это был самый яркий опыт самотерапии в моей жизни. Как всегда Взрослый, немного удивленный, спокойно находился рядом, а Ребенок, полный страха и отчаяния, вел ожесточенную борьбу. Закончив, я была похожа на участников своих воркшопов: совсем мокрая, физически изможденная, но ликующая. С тех пор компульсивное стремление спешить оставило меня в покое. Я все еще пребываю в ритме быстрого движения — это мой стиль жизни, но он очистился от хронического внутреннего давления и желания торопиться. Мне нравится моя работа. Наконец тот противный голос — «Быстрее! Быстрее! » — умолк навсегда.

Хотя на наших воркшопах нет специальных игр или упражнений, мы предлагаем доступные всем методы работы с чувствами. Я заметила, что люди, которые боятся самораскрытия, поскольку считают, что в них дремлют опасные силы, предпочитают в гневе бить подушки. Они должны быть уверены, что не причинят никому вреда: подушка мягкая, после хорошего удара ее всегда можно привести в первоначальную форму. Тем, кто убежден в своей беспомощности, подходит бумага. В гневе ее можно скомкать, а затем разорвать. Другим нужен картон или фанера, чтобы можно было наносить более сильные удары. Иногда человек может ударить по полу или стене. Чтобы регрессировать на детскую стадию, рекомендуют лечь на матрас. Можно выражать гнев, брыкаясь, колотя по нему руками и совершая другие резкие движения.

Некоторым из нас сложно пережить гнев. В этой ситуации терапевтично понаблюдать, как другие расправляются с бумажными коробками или душат подушки. Нужны примеры, которые придадут нам мужества.

Один молодой мужчина, который направлял свой гнев внутрь, против себя самого, наблюдал за пожилым человеком, в ярости разломавшим полдюжины коробок, нанося по ним удары профессионального боксера. Он сказал этому мужчине, когда тот закончил: «Я в восторге. Было приятно видеть, как сильный мужчина выражает свой гнев подобным образом. Я могу идентифицироваться с вами и почувствовать себя более мужественным».

Некоторых из нас можно отнести к вербальному типу: чтобы почувствовать эмоцию, нам нужно вложить ее в слова. Другие считают, что слова просто усиливают склонность к интеллектуализации и уводят от чувств. Участники воркшопов интуитивно находят новые способы перевода эмоций в конкретные действия и учат друг друга.

Хороший пример — упражнение «тяни-толкай». Одну молодую женщину мучил конфликт, который она переживала по отношению ко мне. Самотерапия показала ей, что перенос на меня касается ее отношений с матерью. Она предложила мне сесть с ней на пол друг против друга, скрестив ноги. Держа меня за плечи, она разыграла внутренний конфликт: стремление к близости против желания освободиться. Она крепко держала меня, выражая любовь, а затем отталкивала — вперед-назад, вперед-назад, с нарастающей силой чувств любви и фрустрированности. При этом она горько плакала как маленький ребенок. Временами она держала меня на расстоянии вытянутой руки и кричала: «Мама, держи меня! Держи меня! », а я всеми силами старалась до нее дотянуться. Мы ничего не планировали заранее. Это взаимодействие символизировало наши реальные жизненные отношения, отношения реальных живых людей, а не актеров психодрамы. В то же время оно репрезентировало наши провальные жизненные установки: ее неспособность взять то, что я давала; мое навязчивое стремление дать то, что она не может взять.

«Тяни-толкай» стал нашим рабочим инструментом, мы использовали его каждый раз по мере необходимости. Когда участник в переносе осознавал связанный со мной внутренний конфликт, любовь и фрустрированность, зависимость и независимость, «стань ближе» и «уходи», мы применяли метод «тяни-толкай». Этот опыт помогал проникнуть вглубь межличностных конфликтов в повседневной жизни человека. Иногда «тяни-толкай» является конфликтом между приближением к освобождению и безопасностью привычного невроза. Иногда он превращается в подростковый бунт и стремление разорвать связь с семьей. Временами участник трясет меня в гневе и горечи, будто трясет своих родителей, проживая свои старые фрустрации.

Одна участница использовала «тяни-толкай», чтобы в конкретной форме пережить двойственное отношение к близости. Я сидела, не шевелясь, ее руки лежали на моих плечах, она могла притянуть меня к себе или оттолкнуть. Ее руки дрожали, в какой-то момент девушка поняла, что не может сделать ни того, ни другого. Конфликт между стремлением и страхом близости был настолько сильным, что она могла только удерживать меня на средней дистанции.

Иногда человек просит поставить определенную песню или мелодию, так как она имеет для него тайный смысл и помогает начать самотерапию. Композиция «Темнота, темнота» обычно выводила одного из наших студентов из депрессии и направляла в русло терапевтических чувств. «Я скала, я остров» помогала некоторым участникам почувствовать страх и горечь, связанные с отчужденностью и одиночеством.

Люди учатся обращать внимание на свое тело. Одна девушка, которая с трудом распознавала свой гнев, заметила, что у нее начинают болеть руки, когда ей хочется кого-то ударить. Она научилась использовать подушку для битья даже в тех случая, когда чувствовала только общую тревогу. Несколько ударов по подушке, и ее эмоции вскипали, после чего она могла приступить к гештальт-самотерапии и достичь облегчения.

Та же самая участница нашла еще один способ символизации скрытого конфликта. Однажды, лежа на полу, она сказала: «Мои руки хотят что-нибудь толкать». Она начала толкать скамеечку для ног. Когда она собралась вернуть ее на место, чтобы повторить, другой участник пододвинул скамеечку. Снова и снова девушка проделывала это движение, толкая окружающие предметы и наблюдая, как они возвращаются на свои места. Было видно, как она удивлена, возбуждена и взволнована, она смеялась и плакала одновременно, и ее движения напоминали движения младенца. Закончив, она с удовлетворением и триумфом объяснила, что чувствовала, будто отталкивает от себя стены. Эта девушка провела первые три недели своей жизни в инкубаторе, но у нее было впечатление, что она оставалась в том боксе для новорожденных вплоть до этого момента и только сейчас впервые вырвалась наружу.

На другом занятии она снова почувствовала это ощущение в руках и начала толкать предметы в зале, а другой участник возвращал их на место. Она заметила, что ее ноги проделывают похожее движение, поэтому еще один участник поставил к ее ногам картонную коробку, и девушка стала отталкивать от себя что-то руками и ногами одновременно. Все ее движения сопровождались восторгом и другими глубокими эмоциями.

Закончив, она сказала: «Мне казалось, я расталкиваю стены коробки, в которой живу, тюремные стены моего невроза».

В следующий раз, проделав аналогичную операцию, она сказала, что это вариант «тяни-толкая». Ей хотелось освободиться от невроза, но, страшась неизвестного, она одновременно хотела остаться в привычных стенах.

Одна молодая женщина, наблюдая за мужчиной, ломающим и разрывающим на части картонные коробки, была шокирована. Она проявляла беспокойство и в конце концов сказала, что не может смотреть на эти сломанные коробки. Плача от горя и ужаса, некоторое время она безуспешно пыталась собрать их. Будто в состоянии транса, она внимательно исследовала разорванные куски, пытаясь их соединить. Позже она сказала, что ее действия имели два смысла: удержать истеричную мать от развода и восстановить разрушенную семью.

Еще одной находкой студентов, возникшей в ходе их самотерапии, когда им нужно было конкретизировать свой опыт, стала затея прятаться в туалете или накрывать голову одеялом, когда они чувствовали тревогу и страх перед людьми. Некоторые студенты, словно испуганные детишки, прятали голову в руки какого-то члена группы, которому доверяли. Эти действия помогали им регрессировать на более раннюю стадию развития и проработать старые страхи.

На моих воркшопах нет ничего заранее спланированного или подготовленного.

Мы не применяем психодраму или «намеренную регрессию» (5). Я никогда не предлагаю участникам попытаться вести себя как ребенок. Если человек так чувствует и хочет сесть к кому-то на колени, то инициатива исходит от него самого, от его собственных терапевтических потребностей. И я никогда не предлагаю вести себя подобно родителю. Ни я, ни другие участники группы не стремятся к определенным, заранее установленным способам взаимодействия, исходя из соображений «потребностей» другого человека. Наше поведение спонтанно: мы ведем себя в соответствии с нашими истинными чувствами. Если А плачет как ребенок, а В качает его на руках, то это происходит потому, что у В есть сильное желание это сделать, В чувствует себя в этот момент любящим родителем, готовым оказать поддержку. Он поступает так не потому, что хочет быть «хорошим». Каждый человек приходит на воркшоп ради собстренного роста, а не только ради «помощи» другим людям. Путь к росту — реальный путь, по нему нельзя идти, «как будто» любя, — только руководствуясь настоящими чувствами.

Результатом этой политики реальности является отказ от использования членов группы в качестве вспомогательных средств, что помогает людям приобрести новый, ценный опыт. В самотерапии они проигрывают свои фантазии, но взаимодействие происходит с реальными живыми людьми. Иногда оно бывает болезненным, иногда приятным, но всегда терапевтичным. Некоторые участники никогда не обращаются к самотерапии, и все-таки они чувствуют и ведут себя как более здоровые люди после наших реальных жизненных переживаний в терапевтической обстановке.

Настороженные люди, не привыкшие к проявлению эмоций, сначала чувствуют дискомфорт и смущение, наблюдая за свободным поведением других участников с совершенно иных позиций. Затем они меняются и радуются новообретенной свободе ясно и осмысленно принимать и дарить комфорт и любовь.

Люди раскрывают в себе новые способности. Человек, регрессирующий на стадию несчастного депривированно-го младенца, жадно принимая ласки и заботу других участников группы, затем вдруг демонстрирует огромный ресурс, предоставляя поддержку и комфорт кому-то другому, кто в этом нуждается. Я всегда бываю приятно взволнована, когда вижу, как такой человек принимает роль старшего брата или сестры, если возникает такая необходимость.

Из своих воркшопов я узнала два новых жизненных факта:

1) люди могут быть гибкими, и

2) большинство людей, чувствуя себя в безопасности, могут заботиться и любить других.

Теплота, доверие, демонстрируемые ранее отчужденными участниками, глубина подлинных эмоций — гнева, ревности, любви, страха и т. д., пережитых теми, кто когда-то был равнодушным, отстраненным роботом, мужество и честность, проявленные членами группы, которые раньше откровенно манипулировали, являются для меня бесконечным источником восторга, а иногда и благоговейного трепета.

 

Приложение I ТЕХНИКИ САМОТЕРАПИИ

У каждого человека есть свои уязвимые места, в которых появление определенных эмоций воспринимается как опасное. Когда ситуация провоцирует вас на переживание этой «запретной» эмоции, вы стараетесь спрятать ее под другой, ложной. Скрывая от себя подлинное чувство, вы позволяете псевдоэмоции вынуждать вас вести себя провальным образом; вы не свободны, чтобы распоряжаться своим разумом, опытом и не можете решить текущей проблемы.

Самотерапия — инструмент, позволяющий счистить слой ложной эмоции и почувствовать под ней подлинное переживание. Вам необязательно понимать, как это происходит (вы не психотерапевт); просто чувствуйте скрытую эмоцию, и вся ситуация предстанет в ином свете. Когда вы рискнете пережить ваши подлинные чувства, то увидите людей не тенями из вашего прошлого, а такими, какие они есть, услышите не собственные фантазии и ложные толкования, а их реальные слова. Почувствовав скрытую эмоцию, вы становитесь свободными и можете использовать свой разум и чувства для решения проблемы в точности так же, как вы поступаете с проблемами в областях, где нет ущербности.

Шаг 1. Осознание неадекватной реакции. Вы замечаете, что реагируете на ситуацию эмоцией, которая, как подсказывает ваш разум, является неадекватной: «Почему мне так больно? Я знаю, что он не хотел меня обидеть». Поскольку любая эмоция может скрывать другое чувство, а ложная эмоция переживается в точности так же, как настоящая, то вы сталкиваетесь с определенными трудностями. Сложно узнать неадекватную реакцию в момент ее переживания, особенно если вы только начали заниматься самоте-рапией. Этот вид самоосознания обычно происходит задним числом, когда вы оглядываетесь на прошлое: «Интересно, почему я вчера так злилась. Она всего лишь ребенок! »

Депрессия, тревожность, навязчивые мысли, не являясь определенными конкретными эмоциями, часто вызываются неадекватными реакциями. Они всегда скрывают то, что вы боитесь почувствовать. Напряжение, головная боль, физические проявления тревожности (например, учащенное дыхание или сердцебиение) служат сигналами появления ложных эмоций.

Шаг 2. Почувствуйте внешнюю эмоцию. Иногда вы намеренно избегаете неадекватной реакции («Глупо обижаться, он не хотел меня задеть»), но вам нужно почувствовать эту эмоцию, независимо от степени ее иррациональности. Нет короткого пути в бессознательное: вы не можете пережить скрытую эмоцию, пока не почувствуете ту, что на поверхности.

Иногда поверхностная эмоция кажется опасной («Я так разозлилась, что готова убить ее, но ведь она всего лишь ребенок! »). Вы не должны отыгрывать неадекватное чувство: мысли и действия — не одно и то же, они существуют отдельно друг от друга. Ваши мысли не обладают магической властью и не могут никому причинить вреда. Вы всегда можете выразить внешнюю эмоцию другими способами: проговорить ее, записать, закрыться в ванной и выплакаться. Но не проглатывайте ее, не запирайте в себе.

Если вы исследуете вчерашнюю неадекватную реакцию, подогрейте остывшее чувство, поговорив с человеком, который может вас спокойно выслушать.

Предположим, вы отслеживаете, какое скрытое чувство стояло за головной болью. Станьте детективом и ищите улики. Когда появился симптом? Что произошло потом? Как я себя чувствовала?

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Какое чувство возникло до внешней эмоции? Не скрытая эмоция, а ощущение, чувство, которое появилось на короткий миг и сразу исчезло при появлении внешней эмоции, и на которое вы почти не обратили внимания. Вы можете вспомнить, что почувствовали страх, прежде чем на поверхности возник гнев.

Шаг 4. Что мне это напоминает? Когда вы так реагировали на аналогичные ситуации? На какие мысли это вас наводит? Замечали ли вы когда-нибудь, что у вас есть особое отношение к проблемам подобного рода?

Если скрытое чувство не появилось, спросите себя: что я делаю? Взгляните на ситуацию объективно. Представьте себя наблюдателем, который смотрит, как вы себя ведете в этом случае. На что похоже ваше поведение?

Шаг 4 заключается в том, что ваш разум задает вопросы, пытаясь пробудить эмоции. Вы не ищете интеллектуального объяснения неадекватных реакций, не пытаетесь найти мотивы провального поведения, вы не психотерапевт. Вы просто пытаетесь почувствовать скрытую эмоцию. Делайте новые предположения, пока одно из них не пробудит новую эмоцию. Вы поймете, что это скрытое чувство по тому, что оно заменит внешнюю эмоцию, с которой вы начали самотерапию.

Шаг 5. Определите паттерн. Здесь вы определяете не базовый паттерн личности или что-то другое, глобальное. Просто постарайтесь выяснить, что произошло в данном случае. Какую скрытую эмоцию вы прятали? Под какой внешней? Теперь вы предсказуемы для себя. Столкнувшись с подобной проблемой (потребностью почувствовать эту запретную эмоцию) в следующий раз и вспомнив эти шаги, вы сможете больше не прятаться под старой внешней эмоцией. Вы освободитесь для экспериментирования с новыми способами разрешения этой проблемы. Вы перестанете автоматически отыгрывать старый провальный способ действий. Теперь, зная свой паттерн (тенденцию скрывать конкретное чувство под конкретной внешней эмоцией в данных обстоятельствах), вы будете вольны распоряжаться своим разумом и переживаниями и вести себя по крайней мере так же мудро, как и в тех областях, в ко-

торых никогда не было потребности что-то от себя скрывать.

Обращаясь внутрь себя, рискнув пережить подлинную эмоцию, вы слышите другое послание и знаете, как на него ответить. Я проходила через это.

Однажды вечером, когда звон кастрюль и сковородок известил о приближении ужина, моя дочь крикнула из своей комнаты: «Когда мы будем есть? Я голодная! » Поскольку мы всегда едим в одно и то же время, вопрос прозвучал для меня следующим образом: «Что за сервис в этом паршивом отеле? »

Естественно, я закричала в ответ: «Прекрати кричать, веди себя как взрослая, ты уже не маленькая. Иди сюда и помоги, если такая голодная» и т. д. Этот обмен репликами быстро перерос в истерический дуэт. Только на следующий день я поняла, что из года в год мы устраиваем подобные сцены. Я осознала (как и в предыдущие годы), что бедный ребенок не может справиться с этой ситуацией. «Жесткое» расписание, рекомендованное книгами по воспитанию детей, доводило ее до слез в младенческом возрасте, когда она ждала кормления в первые недели жизни. Так же она плакала и сейчас. Я поняла проблему дочери, «проанализировала» бессознательную мотивацию много лет назад. Но это так и не помогало справиться с девочкой. Я терпеть не могла ее ворчания и не знала, как заставить ее замолчать. Если вы обычно ладите со своим ребенком, что характерно для наших отношений, и заходите в тупик с ка-кой-то конкретной проблемой, то скорее всего это значит, что вы скрываете от себя некое чувство. Я спросила себя: «Почему мне так трудно в этой ситуации? » Это был шаг 1, осознание неадекватной реакции.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Сейчас я была спокойна, пыталась решить вчерашнюю проблему, поэтому решила поговорить с подругой, у которой тоже была дочь-подросток. Я знала, что подруга выслушает меня заинтересованно и с сочувствием. Так и случилось, и вскоре я снова испытала вчерашний гнев во всей его силе.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Теперь мне вспомнилось: как только дочь закричала, я почувствовала сильное напряжение — будто она стояла надо мной с хлыстом, и я должна торопиться. Только потом появился гнев, который снял это напряжение.

Шаг 4. Что мне это напоминает? Я вспомнила, как она плакала в ожидании кормления. Но интеллектуального понимания было недостаточно, я все еще злилась («Она большая девочка, сколько она еще будет продолжать плакать? »)

Что мне это напоминает? Еда... Мое компульсивное переедание, навязчивое стремление обеспечить в семье сбалансированное питание и т. д. Как я чувствовала себя тогда, когда мой ребенок плакал в ожидании кормления, потому что педиатры рекомендовали кормить ее каждые четыре часа строго по расписанию?

Впервые я постаралась намеренно оживить ту ситуацию, а не просто интеллектуально рассуждать о ней. Мысленно я стала рассматривать ту комнату ребенка из прошлого, почувствовала, как стою за дверью, смотрю на часы и жду, когда будет можно кормить ее. Я вспомнила, как она плакала, и я плакала вместе с ней: слезы беспомощности, фрустрированности и... вины. Ужасная вина захлестнула меня сейчас, и боль от нее была такой сильной, словно все произошло вчера, а не много лет назад. Скрытая вина выплеснулась наружу и вытеснила весь гнев. На протяжении пятнадцати лет я обвиняла педиатров за то, что они мучили моего ребенка. Наконец, я осмелилась почувствовать эту запоздалую вину сама.

Шаг 5. Определить паттерн. Ощущение вины длилось какие-то несколько секунд, и затем я увидела паттерн. Не всю структуру отношений с дочерью, а только этот паттерн: как только она с криком начинает просить еды, во мне просыпается старое скрытое чувство вины и угрожает своим проявлением и болезненностью его переживания. Сперва я напрягаюсь и изо всех сил спешу доказать, что я хорошая мать. Потом, когда напряжение становится невыносимым, я спасаюсь бегством в гнев. Я отыгрываю провальный паттерн гнева, точнее псевдогнева, который заставляет дочь кричать еще громче. Ее крик усиливает мое скрытое чувство вины, я злюсь еще больше и т. д.

Теперь, увидев паттерн, я стала предсказуемой для себя. Я ждала повторения этой ситуации, чтобы попробовать реагировать на нее по-новому. Я не знала точно, как поступлю в следующий раз, но была уверена, что следующий раз наступит.

И точно, через месяц я услышала старый воинственный клич: «Когда мы будем есть? Я голодная! » Снова почувствовалось напряжение, но в этот раз, перед тем как напряжение переросло в гнев, я вспомнила о скрытой вине. В этот раз я ее не почувствовала, просто вспомнила. В тот же момент напряжение ушло, а интонация дочери прозвучала совершенно по-новому. Вместо привычного «Что за сервис в этом паршивом отеле? » я услышала: «Мам, мне плохо. Разве ты не видишь? »

Конечно, я видела. Легко и спонтанно пришел ответ на ее скрытое послание: «Сейчас-сейчас, зайчик. Ужин почти готов». Именно это ей и было нужно услышать от меня, больше никаких реплик не последовало.

 

Приложение II ДЕСЯТЬ ПРИМЕРОВ ГЕШТАЛЬТ-САМОТЕРАПИИ

Ниже приведены сокращенные версии реального опыта гештальт-самотерапии, пять — моих собственных (1–5)

и пять — из терапии моих студентов (6–10).

1. История случая: чувство возмущения, чувство, будто

студент меня эксплуатирует.

Мюриэл. Я так устала. Что ты хочешь от меня?

Студент. Помоги мне. Спаси меня. Скажи, что нужно делать.

Мюриэл. Ты не хочешь помощи. Ты просто хочешь, чтобы я к тебе хорошо относилась. Ты скрываешь правду. Ты лжешь мне.

Студент. Потому что я боюсь, я такой несчастный. Мюриэл, разве ты не понимаешь? Я ненавижу себя и боюсь, что ты тоже будешь меня ненавидеть. Поэтому я вынужден тебе лгать.

Мюриэл. Ой, бедняжка. Я поняла. Я хочу тебе помочь, но не могу. Я ужасно устала. (Студент превращается в Маленькую М. )

Маленькая М. Ты обещала спасти меня. Обещала, что я буду счастливой, когда вырасту. Ты меня обманула. Я все еще страдаю.

Мюриэл. Прости, я очень старалась. Я сделала все, что могла.

Маленькая М. Ты меня обманула. Спаси меня. Спаси меня. Вытащи меня из прошлого. Ты оставила меня там.

Мюриэл. Я не могу, не могу.

Маленькая М. — это невротичная часть меня, которая все еще реагирует на окружающую действительность старыми способами. Я добираюсь до этой части в самотерапии и вижу, что она все еще страдает от старых страхов, обид, фрустраций.

2. История случая: я и мать после десятилетий отчуждения, наконец, установили дружеские отношения. В последние годы ее жизни мы виделись раз или два в год, болтали по телефону раз в месяц. Я не видела ее несколько месяцев, когда позвонил ее муж и сказал, что она неожиданно умерла. Недавно я нашла старый альбом с фотографиями, где она такая, какой я запомнила ее в первые пять лет моей жизни, пока она не оставила меня. Несмотря на свою внешнюю любезность, я давно научилась не думать о ней как о своей матери, не доверять ее очарованию и словам о любви.

Я поехала на похороны в растерянности, не зная, что именно я чувствую. Ее тело лежало в открытом гробу, посмотрев на него, я почувствовала смятение. Я не узнала собственной матери. Фотографии из альбома были настолько свежи в моей памяти, мать из детских воспоминаний была настолько реальнее этой вежливой незнакомки, с которой я общалась последнее время, что я разрыдалась: «Я никогда ее не знала, а теперь слишком поздно». Эта сцена стала навязчиво преследовать меня, и я использовала ее как материал для гештальт-самотерапии.

Мюриэл (обращаясь к лежащей в гробу матери). Ты самозванка. Я тебя не знаю. Где моя мать?

Мать (в гробу, выглядит отталкивающей). Я твоя мать. Ты никогда меня не знала. Ты никогда меня не любила. Ты была любезна со мной последние годы, притворялась, что любишь меня, я тебе поверила. Теперь я умерла и знаю, что это была ложь.

Мюриэл. Прости, я не знала.

Мать. Ты холодная, черствая.

Мюриэл. Боже мой, я всегда это говорила о тебе.

Мать. Ты никогда не позволяла себе любить меня.

Мюриэл. Я боялась тебя любить. Я так сильно тебя любила, когда была маленькой, а ты бросила меня. Я не хотела, чтобы меня снова одурачили.

Мать. Ты должна была думать, думать, думать все время. Должна была понять меня так же, как ты пытаешься понять своих студентов. Мы просто хотим, чтобы ты нас любила.

(Я меняю мать на студента. )

Студент. Перестань умничать. Мы не хотим, чтобы ты понимала нас. Мы просто хотим, чтобы ты нас любила. Дура, разве ты не понимаешь? Нас никто никогда не любил. Это все, что нам нужно, — твое сердце, а не мозги.

(Две стороны Мюриэл):

Маленькая М. перестань так стараться, идиотка. Думаешь, ты такая умная? Все время думаешь, думаешь, думаешь. Им это не нужно. Они хотят, чтобы ты была человеком, настоящим, любящим, а не чертовым компьютером.

Большая М. Я не могу перестать работать. Это большая ответственность. Я должна понять, что происходит. Я должна продолжать стараться. Я сожалею. Я постараюсь не быть компьютером.

3. История случая: я получила письмо от бывшего студента, с которым много работала несколько лет назад. Он обвинял меня в том, что я не смогла улучшить его состояние, адаптировать его к неврозу. Вдруг я поняла, что напрасно тратила время и силы — он и не собирался меняться. Он принадлежал к группе людей «приспосабливающихся», которых я описала в главе « Внутренний конфликт». От меня он хотел жалости. Я почувствовала гнев — какая неблагодарность! — и стыд — какая глупость с моей стороны! Меня стали мучить навязчивые мысли.

Мюриэл. Ты, неблагодарное создание! Я столько работала, столько тебе дала, а теперь ты пишешь такое жестокое письмо. Как ты мог?!

Студент. Ты не дала мне того, что я хотел. Я хочу! Хочу!

Дай мне, дай мне!

Мюриэл. Черт побери! Что ты хочешь? Я устала все время что-то тебе давать.

Студент. Я хочу жалости. Пожалей меня. Я голоден. Накорми меня. Дай мне! Дай мне!

Мюриэл. Я кормила тебя хорошей питательной пищей многие годы. А ты только выплевывал ее.

Студент. Это не та пища, которую я хочу. Не учи меня. Просто пожалей, помоги мне почувствовать себя лучше. Пища. Ты пережевывал меня все эти годы. Ты выжал меня как лимон, а потом выбросил. Я измождена. Я выжатый и выброшенный лимон. Во мне больше нет соков. Ты все выжал.

(Я снова превращаюсь в Мюриэл. )

Мюриэл (уставшая, лежа на полу). Ты выжал из меня последнюю каплю жалости. Больше ничего не осталось.

4. История случая: студент по имени Джон обвинил меня в попытке его контролировать, подтолкнуть к переживанию «опасных» эмоций. Хотя он пришел ко мне, чтобы научиться самотерапии, Джон намеренно сопротивлялся процессу обучения и переживанию подлинных эмоций. Он выражал страх и гнев, обвинял меня в попытке запутать его.

Мне было обидно, и я решила обратиться к старому методу самотерапии, чтобы проникнуть за пределы внешней эмоции. Спросив себя «Что мне это напоминает? », я мысленно вернулась к бывшему студенту Дику, который оказался в терапевтическом тупике сопротивления. Он поочередно то любил, то ненавидел меня, был зависимым на одной неделе, недоверчивым и обвиняющим на другой. Я испытала глубокую жалость и сильное беспокойство из-за его страданий, признавала, что мне неизвестно, какая часть Дика доминирует: страх перемен или стремление к росту. Теперь я поняла, что чувства к Джону были очень похожими, и обида исчезла.

На следующий день появились навязчивые мысли: бесконечные повторы объяснений, споры, наставления Джону.

Мюриэл. Я очень беспокоюсь о тебе. Ты не даешь себе свободы, не даешь возможности чувствовать. Почему ты такой упрямый?

Джон. Я боюсь. Идти за тобой опасно. Откуда я знаю, что ты знаешь, что для меня правильно?

Дик. Я тебе не верю. Ты зло.

Мюриэл. Это неправда. Я никому не причиню вреда. Я просто хочу помочь.

(Джон и Дик становятся одним студентом. )

' Студент. Ты такая могущественная и опасная. Я тебя боюсь.

Мюриэл. Нет, нет. Я добрый, любящий человек.

Студент. Я тебе не верю. Ты пытаешься манипулировать мной, заставить меня чувствовать против моей воли. Я должен бороться с тобой. Я не могу поддаться тебе, иначе произойдет что-то ужасное. Ты хочешь контролировать меня. Я не позволю тебе взять надо мной власть.

Мюриэл. Я не такая, это неправда.

Студент. Да, ты такая. Такая же, как твоя мачеха. (Здесь я меняю роли. Студент становится Маленькой Мюриэл, Мюриэл — мачехой. )

Маленькая М. Ты всегда пытаешься меня контролировать. Я боюсь тебя. Позволь мне жить. Позволь быть собой.

Мачеха (свирепо, угрожающе). Делай по-моему. Слушайся. Ты должна делать то, что я говорю и думаю. Должна чувствовать, что я хочу, чтобы ты сделала. Если не будешь слушаться, я тебя напугаю и сломлю твое сопротивление. (Кричит): Я большая и сильная, а ты слабая, ты ничего не стоишь. Ты никто.

Маленькая М. Я не позволю тебе сломить меня. Я умею втыкать свои ногти в кожу, чтобы отвлекаться на боль. Я умею не показывать свои чувства.

Мачеха. Я буду кричать на тебя, пока ты не заплачешь. Покажи мне, что тебе обидно, что ты напугана, унижена, черт побери. Не стой как статуя. Я сломлю тебя. Я сильнее.

Маленькая М. Я превратилась в камень, ты не сможешь меня расплавить. Это единственный способ сохранения моей целостности. Я слишком напугана, чтобы открыто противостоять. Но по крайней мере ты не сможешь меня сломить. Но это слишком разрушительно для меня. Я научилась ничего не чувствовать и превратилась в невротика.

Студент. Именно так я выключаю свои чувства. Я должен перестать чувствовать, чтобы сопротивляться тебе.

Мюриэл. Мне жаль, что я настолько увлечена контролем. Я постараюсь измениться. Я постараюсь позволить тебе идти своей дорогой.

Студент. Я страдаю. Моя жизнь похожа на ад. Спаси меня, спаси меня!

Мюриэл. Я не знаю как. Ты не хочешь, чтобы я учила тебя, а другого пути я не знаю.

Студент. Спаси меня. Спаси меня! Я умираю.

Мюриэл. Я хочу спасти. Я бы все отдала, чтобы спасти тебя. Я не могу. Я беспомощна. Что я могу сделать? (Студент становится Маленькой Мюриэл. )

Маленькая М. Спаси меня. Спаси меня! Я страдаю здесь, в прошлом. Вытащи меня отсюда.

Мюриэл. Не могу; хочу, но не могу.

Маленькая М. Ты бросаешь меня. Спаси меня. Спаси меня!

Мюриэл. Я беспомощна, я не могу ничего сделать.

(Я продолжила на следующий день; в диалоге две стороны моей личности. )

Победитель. Спаси их. Ты должна их спасти.

Неудачник. Я пытаюсь, но не могу. Я стараюсь изо всех сил. (Победитель превращается в мачеху. )

Мачеха. Ты плохо стараешься. Давай, работай.

Мюриэл. Но я так устала.

(Снова две стороны личности. )

Победитель. Спаси их. Спаси весь мир. Не останавливайся, это твоя работа.

Неудачник. Я устала. Я хочу их отпустить.

Победитель. Испорченное, ленивое создание! Даже не мечтай об отдыхе. Работай! Спаси их всех.

Неудачник. Пожалуйста, дай мне отдохнуть. Я очень устала (лежит на полу). Я чувствую себя совершенно беспомощной. Перестань понукать меня. Отстань, черт побери. Я тебя ненавижу. Ты сумасшедшая. Ты хочешь меня убить. Позволь мне жить.

Шаг за шагом я учусь давать своим студентам больше свободы, позволяю идти своим путем, даю себе больше свободы и возможности отдохнуть и развлечься.

5. История случая: один из моих студентов с симптомом неконтролируемых вспышек гнева вел себя жестоко и оскорбительно с другими людьми. Я чувствовала, что сильно его осуждаю. На занятиях я даже не осмеливалась заговорить с ним, так как понимала, что вся моя критичность отразится в интонации. Я решила проработать свои чувства.

Мюриэл. Ты жестокое, бессердечное создание! Как ты можешь говорить такие ужасные вещи. Ты не человек. Студент. Ха-ха! (Делает угрожающий жест): Я порву тебя на кусочки!

Мюриэл. Ты такой же, как миссис Л. (приемная мать с садистскими наклонностями; я жила с ней с 7 до 9 лет). Миссис Л. Я ведьма, я напугаю тебя до смерти. Ты зависишь от моей милости. Ты не можешь сбежать. (Бьет Мюриэл. ) Я ненавижу тебя, я сломлю твое сопротивление. Маленькая М. (плачет). Пожалуйста, не бей меня. Я очень боюсь. Имей сострадание!

Миссис Л. Сострадание? Ха-ха! На колени, червяк. Студент. Я бы хотел бить людей, но просто сражаю их наповал словами.

Мюриэл. Как М. (Мачеха, с которой я провела годы юности). Мачеха (презрительно усмехаясь). Мюриэл, ты ничтожество. Все, что ты делаешь, никуда не годится. Я буду унижать тебя, чтобы ты головы не смела поднять. Мюриэл. Я боюсь твоего жестокого языка.

Мачеха. Правильно делаешь. Я разделаю тебя, как тушку, своим острым языком. Ты не сможешь защитить себя.

Мюриэл. О боже, это я. Это же мой студент. (Прячущемуся студенту): Ты испорченное создание! Как ты смеешь так себя вести! Я уничтожу тебя, я тебя накажу. Я унижу тебя, растопчу. Ты себя возненавидишь. Студент. Пожалуйста, не делай этого. Я и так себя ненавижу. Я больше не вынесу. Имей сострадание.

(Я переключаюсь на две стороны личности Мюриэл: жестокая и мягкая. )

Мягкая М. Я тебя боюсь. Я и не подозревала, что ты моя часть. Ты похожа на мачеху и миссис Л. Ты монстр! Жестокая М. (презрительно усмехаясь). Маленькая святая Мюриэл. Ты испорченная врушка, притворяешься безгрешным созданием. Никогда не злишься, не осуждаешь. Просто держишь меня в подземелье все время.

Мягкая М. Я не хочу быть жестокой, не хочу наказывать.

Не хочу быть твоей частью.

Жесткая М. Что ж, а я все-таки здесь. Я наказываю, осуждаю, злюсь. Меня тошнит от твоей слабости и лживости (кричит, бьет Мягкую М. ). Прекрати. Хватит строить из себя святошу. Перестань притворяться. Я тебя ненавижу. Ненавижу, обманщица.

Мягкая М. (плача) Я тебя боюсь. Ты мучаешь моих студентов. Они такие ранимые, они не вынесут наказания или отвержения. Ты убиваешь их. Я не позволю тебе приблизиться к ним.

После этого я неожиданно осознала невротические симптомы — головную боль, навязчивые мысли. Они проявлялись, если я прятала «жестокую» сторону своей личности, пыталась компенсировать (из-за страха походить на мачеху или приемную мать миссис Л. ) ее излишней мягкостью. Я вернулась к этому конфликту, исследуя другие проблемы. Чем больше я смотрела в лицо своему страху быть жестокой, тем меньше была потребность прятать его под неестественной приторностью. Мои студенты наблюдали за появлением новой жесткости, которую они восприняли как силу и искренность. Она придавала им больше уверенности, чем прежняя мягкость.

Другой случай, похожая ситуация, в которой одна из студенток жестоко поступила с другой; исследование в ходе гештальт-самотерапии:

Жертва. Мюриэл, спаси меня от нее. Я ее боюсь. Я такая беспомощная, а она сильная и жестокая. (Жертва превращается в Маленькую Мюриэл. )

Маленькая М. Спаси меня от миссис Л. Я ее боюсь, я маленькая и одинокая.

Большая М. Если бы я только могла повернуть время вспять и спасти тебя! Не могу, не могу.

6. История случая: на воркшопе по общению Фриде сказали, что ее семилетний сын Джеми практически неуправляемый ребенок. Он бьет людей, портит их вещи. Так как Фрида никому не разрешает наказывать мальчика, то люди не могут себя защитить и враждебно относятся к Джеми. Фрида не может принять их право воспитывать Джеми силовыми методами.

Фрида. О, Джеми, моя крошка! Ты такой маленький, у нас в семье все так плохо с тех пор, как ты родился. Я о тебе позабочусь. Я тебя защищу. Никому не позволю тебя обижать.

Джеми. Я знаю, вряд ли мои действия причиняют тебе беспокойство.

Фрида. Это верно, сыночек. Мне бы хотелось, чтобы ты был поприветливее с людьми, они бы к тебе лучше относились. Но я не позволю им тебя обижать. Ты такой маленький, я знаю, ты стараешься быть хорошим. Я тебя защищу. Ты такая кроха — как я. Ты единственный из всех детей, кто похож на меня.

(Она меняет роли. Фрида становится бабушкой, которая ее воспитала, Джеми — маленькой Фридой. ) Бабушка. Я о тебе позабочусь, деточка. Ни о чем не беспокойся.

Маленькая Ф. Но почему папа с мамой не живут вместе?

Почему папа здесь не живет?

Бабушка. Не обращай внимания, деточка. Не забивай голову такими вещами. Папа тебя любит.

Маленькая Ф. Откуда ты знаешь, что он меня любит? Он тебе сказал?

Бабушка. Я знаю, знаю. Он так не говорил, но я могу сказать.

Маленькая Ф. Тогда почему он не живет со мной? Почему мама такая жадная?

Бабушка. Ты еще слишком маленькая, чтобы понять. Ты не должна думать о таких вещах. Не слушай и не замечай плохое. Будь счастлива. Маленькая девочка должна быть счастливой. Я тебя защищу. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Я люблю тебя.

Маленькая Ф. Я знаю, что ты любишь меня. Но ты так хорошо защищаешь меня, что я выросла, ничего не зная о реальном мире, а теперь посмотри, какие у меня неприятности.

(Возвращается к Фриде и Джеми. )

Фрида. О Джеми! Я так люблю тебя, что защищаю от реального мира. Ты плохо относишься к людям, они не любят тебя, а ты не понимаешь. Ты не знаешь, что единственная причина, по которой они не трогают тебя, — это я. Я несправедлива с тобой. У тебя неправильное представление о мире, как у меня.

Фрида прошла через этот опыт и вышла из него с твердым убеждением как-то изменить отношение к своим знакомым и их поведению с Джеми, дать ему шанс узнать реальность.

7. История случая: «дружба» Мириам с Эллой была переносом отношений, в которых Мириам чувствовала себя эмоционально зависимой от Эллы. Навязчивые мысли Мириам варьировали от сильной привязанности до сильного возмущения манипуляциями Эллы.

Мириам. Мне плохо, я устала от этих чувств. Я хочу перестать о тебе думать. Я не хочу видеть тебя так часто. Ты сводишь меня с ума.

Элла. Я не понимаю о чем ты. Я ничего не сделала. Иди сюда. Уходи.

Мириам. Этот двойной смысл, запутанные послания совсем сбивают меня с толку. Перестань меня дразнить. Элла (раскачивает воображаемую ленточку). Киса, киса!

Поймай. Давай, лови. Ха-ха! Я тебе не дам.

Мириам (сидит на полу в позе котенка, поворачивает голову из стороны в сторону пытаясь поймать воображаемую ленточку). Черт, прекрати! Перестань меня дразнить. Прекрати, говорю. Оставь меня в покое. Ты как моя мать.

Мать. Мириам, дорогая, сделай по-моему. Я прекрасно тебя понимаю. Просто послушай меня. Сделай это, сделай то, давай я скажу, что тебе делать.

Мириам. Оставь меня в покое. ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ, черт побери! Уйди отсюда. Я буду жить своей жизнью. Я буду думать по-своему.

(Меняет роли на две стороны своей личности. ) Победитель. Давай, работай. У тебя должны быть отличные оценки. Ты всегда должна быть доброй и вежливой с людьми, говорить им то, что они хотят услышать. Развлекай их, шути. Не потворствуй себе. Не смей веселиться. Не показывай свои чувства. Будь всегда спокойна.

Неудачник. Отстань от меня. Меня от тебя тошнит. Перестань рушить мою жизнь. Дай мне возможность жить. Оставь меня в покое! ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ, черт побери.

После этого опыта Мириам стала постепенно отходить от болезненной зависимости от Эллы. Она применяла техники гештальт- и самотерапии каждый раз, когда осознавала отыгрывание иррациональных устремлений. Постепенно Мириам начала изменять перфекционистский паттерн, экспериментировать с небольшой тревогой. Как только она разрешила себе спонтанность, люди отметили более выразительную мимику ее лица, привлекательность. Мириам больше не производила впечатления застывшей холодной статуи.

8. История случая: Сильвия полностью зависела от мужа в принятии решений, касающихся семейного благосостояния. Она как будто была не способна брать на себя ответственность, пассивно ждала, надеясь на мудрые решения мужа, жаловалась и переживала из-за собственной беспомощности. В случае неудачных решений мужа испытывала сильную тревогу.

Сильвия. Позаботься о нас. Будь ответственен. Ты ответственен за все, происходящее в семье. Я не могу принимать важные решения. Почему бы это не сделать тебе? Почему ты принимаешь неправильные решения? Ужасно, когда ты совершаешь ошибку. Я так беспокоюсь о благополучии детей, но ничего не могу сделать. Я совершенно беспомощна. Сделай это! Действуй безошибочно! Делай все правильно! Я так напугана. Я чувствую себя беспомощным ребенком. (Возвращается в детство. )

Маленькая С. Папа, позаботься о маме. Относись к ней хорошо. Она страдает, а я не могу о ней позаботиться. Мама. Сильвия, позаботься обо мне. Я умираю. Найди папу.

Пусть он вернется домой. Я умираю, спаси меня, спаси. Маленькая С. Не могу, не могу. Я очень хочу, но я всего лишь маленькая девочка. Я так старалась спасти тебя, уладить ваши отношения с папой, но у меня не получается. Папа, пожалуйста, позаботься о маме. Я не могу видеть ее страдания, я всего лишь маленькая девочка. Я не могу помочь.

(Возвращается к настоящему «я». )

Сильвия. Я хочу спасти мир. Я не выношу страдания. Я хочу, чтобы все были счастливы.

Мир. Спаси нас, спаси нас. Мы страдаем. Посмотри на несправедливость, жестокость, лишения. Измени это.

Сильвия. Я пытаюсь это сделать всю свою жизнь, но не могу.

(Две стороны личности Сильвии):

Победитель. Ты ответственна за всех. Лучше старайся. Будь умнее. Больше занимайся. Больше работай. Не отдыхай.

Неудачник. Я не могу. Я очень устала (ложится). Я хочу отдохнуть. Я больше не могу нести на своих плечах этот груз. Так устала, так устала. Просто хочу полежать здесь. Не двигаясь.

После этого опыта Сильвия стала брать на себя больше ответственности за происходящее в семье. В тех случаях, когда ее мнение сильно расходилось с мнением мужа, она находила в себе силы отстоять свои убеждения. Продолжая занятия самотерапией, она начала более реалистично представлять свои возможности относительно спасения мира, уменьшилась склонность к импульсивным провальным действиям.

9. История случая: во время воркшопа по гештальт-са-мотерапии, исследуя личную проблему, я сильно плакала. Когда я закончила, вступила Сильвия.

Сильвия. О Мюриэл, я не могу видеть твоих слез. Твои рыдания разрывают меня на части. Не могу видеть, как ты страдаешь. Перестань страдать. Я знаю, что это похоже на мою мать. Мама, перестань плакать. Пожалуйста, перестань. Я не могу это вынести.

Мать (плачет). Сильвия, я умираю. Спаси меня. Позаботься обо мне. Скажи папе, чтобы он вернулся в семью. О Сильвия, я такая несчастная. Я умираю.

Сильная С. Мама, перестань. Я не могу это слышать. Ты отвратительна. Ты отталкиваешь меня — фу! Терпеть не могу слабых.

(Меняется на сильную Сильвию и слабую Сильвию. ) Сильная С. Терпеть не могу проявления слабости. Ты меня отталкиваешь, ты отвратительна. Меня от тебя тошнит.

Слабая С. (плачет). Я такая слабая и беспомощная. Я ничего не могу сделать. Я хочу быть сильной, но не могу. Я такая же, как моя мать.

Сильвия. Бедная мама. Бедняжка. Ты ничего не можешь сделать. Беспомощная бедняжка (плачет). Мне жаль (обнимает мать). Я люблю тебя, бедняжка. Мне так жаль, что ты страдаешь. Если бы я только могла тебе помочь.

Принятие слабости матери было новым шагом для Сильвии, который означал сужение пропасти между сильной и слабой сторонами ее личности. Она стала более открытой своим подлинным чувствам, способной к переживанию боли. Сильвия могла показать, что ей больно; старая система, скрывающая боль за мнимым гневом, оказалась больше не нужной.

10. История случая: на воркшопе Агнес заявила, что у нее такое чувство, будто настоящей работы не происходит.

Агнес. Мне кажется, здесь не происходит никакой работы. Мне кажется, я не делаю то, что предполагается. Я устала все время быть такой противно хорошей. Я хочу уйти с работы и перестать делать все эти «милые» вещи, которые делала всю жизнь. Я устала быть идеальной хозяйкой. Я была готова убить себя после того, как предложила провести нашу последнюю встречу у меня дома. Я была раздражена всю неделю, а на вечеринке чувствовала себя абсолютно несчастной. Раньше такого никогда не было. Я не могу понять, что произошло.

Мать (возмущенно). Я не могу понять, что с тобой происходит. Ты должна быть гостеприимной. В нашей семье так заведено. А ну-ка возьми себя в руки и сделай все как надо. Ты понимаешь, о чем говоришь? Я больше не хочу этого слышать. Все, хватит!

Агнес (отважно). Поэтому я сейчас здесь. Мне надоело поступать по-твоему, меня тошнит. Я больше не хочу быть маменькиной дочкой. К черту! Я буду поступать по-своему, а если тебе что-то не нравится, можешь злиться сколько угодно.

Мать. Все, хватит. Ты просто должна взять себя в руки. Больше никакой ерунды.

Агнес. Я больше не собираюсь тебя слушаться. Я уже большая девочка (начинает дрожать). Я не знаю, почему меня трясет. Думаю, я испугана, но не знаю, чего боюсь. (Некоторое время стоит молча, ее продолжает трясти. Дрожь усиливается. Возвращается к детскому образу матери. )

Мать (свирепо). Как ты смеешь так говорить! Думаешь, ты можешь меня не слушаться? Я тебе покажу, я тебя проучу! (Шлепает Агнес. )

Агнес (плачет). Пожалуйста, не надо. Я буду хорошо себя вести. Я хочу быть хорошей, но у меня никогда не получается угодить тебе. Почему ты меня все время шлепаешь и ругаешь, что бы я ни сделала? Почему ты бьешь маленькую девочку?

Мать (спокойно бьет). Это единственный способ воспитать ребенка. Откуда ты будешь знать, как себя вести, если я не буду тебя шлепать? Я должна это делать.

Агнес. Кто-нибудь, помогите, спасите! Папа, пожалуйста, помоги мне. Мама все время меня шлепает, я ее очень боюсь. Ты же ничего не знаешь. Тебя нет дома, когда она начинает меня ругать. Пожалуйста, защити меня.

Отец. Агнес, я не понимаю, о чем ты. Как я могу тебе помочь? У меня есть свои обязанности. Извини, я должен идти.

Агнес (кричит). Что ты за отец? Что ты за человек? Тебя совершенно не волнует моя жизнь? Я твоя дочь, я боюсь. (Агнес все еще дрожит, лежа на полу. )

Агнес (плачет). Я маленькая девочка, я лежу здесь на полу, в гостиной, надеясь, что кто-то меня услышит и позаботится обо мне. Мне так холодно в одной ночнушке. Почему никто не придет и не согреет меня? До меня никому нет дела? Папа, мама, пожалуйста, придите, коснитесь моей щеки и скажите, что любите (громко рыдает). Хоть раз скажите, что любите меня. Если бы я хоть раз это услышала, я бы надолго запомнила эти слова. Никто не слышит, никто не идет. Здесь так холодно. Думаю, мне лучше встать и вернуться в постель. Большая А. Вставай, Агнес. Нет смысла их ждать. Просто позаботься о себе сама. Перестань плакать. Это тебе не поможет.

Маленькая А. Но я хочу, чтобы они заботились обо мне. Большая А. Они этого не сделают, так что выбрось это из головы.

Агнес. Дрожь прекратилась. Мне больше не страшно. Забавно, я была такой храброй бунтаркой. И не подозревала, что на самом деле мне было страшно. Думаю, я должна измениться, я больше не хочу быть маменькиной дочкой (громко смеется). Я знаю, что бы хотела сделать! Вернуться в тот маленький городок, полный сплетен, и пройтись по улицам голой. Вот бы мать призадумалась! Она бы всю жизнь головы не смела поднять.

ПРИМЕЧАНИЕ: Все примеры гештальт-самотерапии, приведенные в этой книге, даны в сокращенном варианте. Я выделила смену ролей и настроения, но опустила время, необходимое для каждой стадии.

 

Приложение III ВОРКШОПЫ ПО ОБЩЕНИЮ

(Отрывки из статьи Джеймса Эллиота «Воркшоп лидерских навыков»/Группы и Организации, 1968, Exploration Institute).

Самотерапия, — как пишет Мюриэл Шиффман, — это система, благодаря которой вы отмечаете собственные иррациональные реакции. Может быть, разум говорит вам: «Эй, это забавно, как это я так разозлился? », и вы начинаете — безусловно, я упрощаю, — рассуждать: «М-м, что это мне напоминает? » — «О Боже, это напоминает моего отца в те моменты, когда он ругал меня». Потом возникает другое чувство: «Как я тогда себя чувствовал? Мне было очень больно. Мне казалось, меня отвергли». Вы переживаете настоящее отвержение, что длится лишь пару секунд, а затем уходит и поверхностная эмоция, гнев. Теперь вы можете посмотреть на того человека немного другими глазами. Вы понимаете, что он не ваш отец, его слова — это результат его собственного жизненного опыта. Вместо того чтобы нападать на него с мнимым гневом, вы можете сказать: «Ой, это больно! » Он может ответить: «Извини, я не знал. Я не хотел причинить тебе боль». Однако если вы реагируете в соответствии с внешней эмоцией: «Черт тебя побери! », он будет вынужден ударить вас еще больнее, и так будет продолжаться до бесконечности.

... По словам Мюриэл, результаты групп выходного дня просто потрясающие: «Люди, с которыми я работала много лет, раскрывались за пару выходных. Это удивительно и восхитительно одновременно. Я получаю множество звонков. Один мужчина позвонил и сказал: «Боже мой, я не знаю, что вы сделали с моей женой, но впервые за двенад-

цать лет брака она выражает свою привязанность и любовь! Она может поцеловать детей, которых раньше даже никогда не обнимала». Или еще один пример — звонок от женщины: «Не знаю, что вы сделали с моим мужем, он стал интересоваться детьми. Он принимает их со словами: «Если вы хотите курить, то лучше курите дома». Это чудесно! »

... Главное отличие между группами выходного дня и группами, встречи которых проходят раз в неделю, состоит в том, что в группе выходного дня участники на время становятся частью семьи Мюриэл.... «Это семья по разным соображениям. С одной стороны, я потакаю собственной потребности накормить людей. Я еврейская мать, для меня это очень важно. Я даже не представляла, какое удовлетворение буду от этого получать. Им нравится пища, нравится, что я уговариваю их поесть. Не буду скрывать: я получаю удовольствие, видя их голод. Если они не голодны, я начинаю беспокоиться. Иногда из-за собственных переживаний люди страдают расстройством желудка, не могут есть, я кормлю их йогуртом, и им нравится. Совершенно очевидно, что д ля тех людей, у кого не было еврейской матери, это имеет огромное значение. Этот дом становится их домом. Они могут подойти к холодильнику и взять все, что им понравится. Это их дом. Они могут пойти в одну из спален и немного вздремнуть».

«В основном я являюсь продуктом моей собственной национальной истории, — объясняет Мюриэл, — очень показательной и непостоянной. И люди вздрагивают и пугаются, сталкиваясь с этим, поэтому я научилась быть осторожной и предусмотрительной. Но в субботу и воскресенье меня это не волнует. Я делаю то, что хочу, и если они пугаются, — ну что ж, мы поговорим об этом. «Тебя беспокоит, когда я так поступаю? » И мне отвечают: «Нет, мне нравится, но меня это так смутило, я не знаю, как реагировать». Однако она тут же добавляет: «Я могу захотеть обнять человека. Но если я абсолютно уверена, что этот человек перестанет плакать, почувствовав себя в комфортных условиях, я не буду этого делать. Я не дотронусь до него, пусть плачет. Но некоторые люди плачут, задыхаясь, сдавленно. Если их крепко обнять и сказать: «Все хорошо, поплачь», — тогда они начнут рыдать, и их переживания выйдут наружу».

Она продолжает: «Еще один способ разрушить старые защиты — это метод нападения. Это похоже на игры Сина-нона. Однако, любовь — это еще более сильное средство, потому что она делает людей открытыми. Это невероятно. Они будут говорить о вещах, мысли о которых всегда скрывали. Будут плакать и переживать о том, о чем десятилетиями рассуждали без всяких эмоций.

Теоретическая основа моих воркшопов заключается в том, что я представляю модель семьи. Наша семейная жизнь может быть такой, если мы рискнем быть честными друг с другом. Моя семья является моделью. Мы с Берни — это наши подлинные «я». Я часто плачу, я плачу по крайней мере каждый выходной».

Обе дочери Мюриэл являются участницами ее групп выходного дня. Девочкам сейчас чуть больше двадцати лет. «То, что сделали дети, когда были здесь, можно назвать проработкой старых проблем, которые раньше никогда не звучали в открытой форме. Один раз это была очень болезненная встреча младшей дочери с отцом, в другой — старшей дочери со мной. Каждый раз, когда с нами происходило что-то очень важное, для группы это было потрясающим открытием: они узнавали, что настоящая, реальная семья может открыто поговорить о своих чувствах, а другой человек может слушать. Все участвуют. Это действительно вдохновляет. «Я чувствую желание защитить жертву». — «Я злюсь на обидчика». — «Ты не понимаешь!» Если вы заметили какие-то чувства, связанные с происходящим, то предполагается, что вы скажете о них, поэтому обычно между нами — Берни или мной, ребенком или кем-нибудь из молодых участников, другим взрослым, — завязывается спор. Всегда есть борьба поколений. Каждый раз, когда происходит нечто подобное, группа раскалывается на две половины, одна из которых идентифицируется с ребенком, другая — с взрослым. Все включены, пытаются объяснить, поспорить, отругать. Они делают то, что должны делать, а затем происходит удивительная вещь, которой никогда не было в старых группах, — люди обращаются к самотерапии. Кто-то расплачется: «Боже мой, он так похож на моего отца; он никогда не слышал меня, ты тоже не слышишь, что я говорю». А кто-то другой скажет: «О Боже, я никогда не слышал своего сына. Теперь я понимаю, что он снова и снова пытался до меня достучаться». Борьба продолжается, к вечеру воскресенья дети говорят: «Я так тебе благодарен за то, что ты можешь меня услышать. Может быть, отец тоже меня услышит, может быть, я могу попытаться еще раз». Или: «Если бы только отец услышал меня». А вот слова взрослых: «Вы дали мне надежду, может быть, дочь поверит, что я люблю ее, если я скажу ей об этом».

 

Литература

1.

The Great Short Stories of Robert Louis Stevenson.

2.

Buber M. Good And Evil.

3.

Peris F. Gestalt Therapy Verbatim.

4.

Schiffman M. Self Therapy Techniques for Personal Growth.

5.

Berne E. Transactional Analysis in Psychotherapy.

6.

Angyal A. Neurosis and Treatment.

7.

Satir V. Lectures.

8.

Grotjahn. The Family Neurosis.

9.

Maslow A. Toward a Psychology of Being.

10.

McCord and McCord. The Psychopath.

И.

Putney. The Adjusted American.

12.

Sallivan H. S. Clinical Studies in Psychiatry.

13.

Proust M. Remembrance of Things past. Book I: Swann.

14.

Moustakas С. E. Loneliness.

15.

Riesman D. The Lonely Crowd.

16.

Rolland R. Jean Christopher.

17.

Wolfe T. Look Homeward Angel.

18.

Kazan A. A Walker in the City.

19.

Greene H. I Never Promised You a Rose Garden.

20.

Moustakas С. E.Creativity and Conformity.

21.

Bettelheim B. The Informed Heart.

22.

Erikson E. Martin Luther.

23.

Erikson E. Childhood and Society.

24.

Friedenberg. The Vanishing Adolescent.

25.

Goodman P. Growing Up Absurd.

26.

Deutsch H. The Psychology of Women.

27.

Shostrom E. Man the Manipulator.

28.

Fromm E. The Sane Society.

29.

Ausubel D. Development of Neurosis.

30.

Simmons and Winograd. It's Happening.

31.

Schiff J. L. All My Children.

32.

Caserel. So Fair a House, The Story of Synanon; Yablonsky. The Tunnel Back.

33.

Geddes. An Analysis of the Kinsey Reports.

34

An Outline of Psychoanalysis, ed. by Thompson, Mazer and Witenberg.

На русском языке: Шиффман М. «Лицом к подсознанию. Техники личностного роста на примере метода самотерапии», Москва, 2007.

Книга является продолжением книги Мюриэл Шиффман «Лицом к подсознанию: Техники личностного роста на примере метода самотерапии». Мюриэл Шиффман - ученица Абрахама Маслоу и Фредерика Перлза. Метод гештальт-самотерапии раскрывается ею с помощью трех техник: исследование известной фантазии, работа со сновидениями и проигрывание воображаемых встреч с людьми.

Люди из нашего прошлого, отношения с которыми еще не завершены, с кем мы не осмеливались действовать в соответствии со своими подлинными чувствами, до сих пор «живут» внутри нас и «руководят» разными сферами нашей жизни.

Каждый раз, когда мы чрезмерно реагируем на других, мы что-то проецируем на них из своего прошлого.

Это подходящий случай для применения гештальт-самотерапии: так можно обнаружить скрытую часть себя, которая вызывает невротические реакции, провальное поведение, мешает удачному браку и успешной самореализации.

«Я хочу узнать себя, по-настоящему осознать противоборствующие силы внутри меня, сознательно пережить битву, бушующую под поверхностью моего сознания. Битву, отдаленные раскаты которой я стремлюсь заглушить, сжимая зубы, мучаясь головной болью и навязчивыми мыслями».

Книга будет полезна студентам, психологам, консультантам, психотерапевтам и другим специалистам помогающих профессий, а также всем тем, кто стремится к личностному росту.

Содержание