Большинство из нас боятся встретиться лицом к лицу со своими внутренними конфликтами. Мы предпочитаем все упрощать, замечать только одну сторону нашей личности, закрывать глаза на ее другие проявления, видеть себя двумерными. Не видя себя в целом, вы не осознаете свою подлинную идентичность. Эта слепота мешает вам достигнуть истинной близости с другими людьми. Как вы можете быть честными с другими, если лжете себе? Вы загромождаете жизнь невротическими защитами (симптомами), чтобы спрятать другую сторону. Чем сильнее ваша невротичность, тем больше вы портите свою жизнь скрытыми конфликтами, и тем отчаяннее избегаете встречи с ними.

Быть аутентичной личностью значит знать, кем вы на самом деле являетесь, познать конфликтующие стороны вашей личности. Самотерапия (и особенно гештальт-само-терапия) — это путь к познанию себя.

Когда вы достигаете своей скрытой грани и осознаете, что все эти годы лгали себе и другим, вам может стать стыдно. Настало время вспомнить, что эту систему защит вы создали не из воздуха и не ради шутки. Вы сформировали ее в детстве, чтобы выжить. Каждый из нас много лет назад получил от людей, от которых зависел, еле уловимое, возможно, невербальное послание. Может быть, неосознанно они исказили нашу личность угрозами отвержения. Мы были так беспомощны и зависимы, что просто не имели выбора. Следовательно, каждый раз погружаясь в скрытые чувства во время самотерапии, не забывайте возвраіцаться к своему Взрослому «я». Ваш Взрослый может напомнить, что эти искажения служили цели выживания. Если вы будете забывать возвращаться к своему Взрослому после каждого опыта самотерапии, ваш жестокий Родитель возьмет верх и накажет вас ненавистью к себе, стыдом или виной. Если ваш Взрослый слишком слаб, обратитесь к помощи терапевта или другого уважаемого вами взрослого, который послужит вам моделью. Постарайтесь в эти моменты вспоминать его рациональные слова.

Система игнорирования собственной целостности ког-да-то была эффективной и жизненно важной, но сейчас она изжила себя и мешает личностному росту. Если вы рискнете прочувствовать скрытые стороны ваших внутренних конфликтов, то перестанете прыгать на одной ноге и быть калекой. Вы сможете выбросить костыли (защиты), научитесь бегать, прыгать и танцевать как полноценный человек.

Целостная личность имеет три измерения, комплекс различных черт. Сферы личности невротика повреждены, они искусственны, у него есть только два измерения, потому что он отвергает одну сторону внутреннего конфликта и преувеличивает другую. Он представляет пародию на целостную личность.

Когда вы душите одну часть своей личности, она начинает бороться и вынуждает вас обратиться к провальному поведению. Один из провальных паттернов — стремление быть с кем-то, кто демонстрирует ваши скрытые черты (кто-то, чьи защиты противоположны вашим), и вы очень остро реагируете на них. Вы можете идеализировать и переоценивать эту черту, все время думать о том человеке или презирать это качество и стремиться изменить этого человека. Часто вы испытываете оба состояния: умоляете его измениться и в то же время заставляете отыгрывать поведение, на которое жалуетесь (4).

Далее я привожу несколько примеров конфликтов, которых люди избегают, замечая только одну сторону и игнорируя другую.

Мягкий - жесткий

Невротически мягкий человек пассивен в самый неподходящий момент, он подавляет реакции на болезненные ситуации, что приводит к возникновению телесных недугов (например, головной боли). Под его мягкостью скрывается скопившийся гнев. Каждая уступка, которую он переживает как унижение, только усиливает гнев. В фантазиях он кажется себе опасным человеком: если он осмелится почувствовать собственный гнев, то не сможет справиться с ним, и волна ярости захлестнет его и заставит совершить что-нибудь ужасное. Это самореализующееся пророчество, поскольку долгие периоды самодисциплины неминуемо приводят к вспышкам ярости. Компульсивно мягкий человек вырос в семье, где выражение гнева было слишком опасным, и ребенок очень хорошо усвоил этот урок.

Компульсивно жесткий человек стыдится собственной мягкости и использует псевдожесткость, чтобы спрятать ее. Ребенком он слишком рано, задолго до психической готовности к независимости перешел на стадию подросткового бунта. Он был злым и циничным с родителями в том возрасте, когда дети учатся доверять. Сегодня он боится почувствовать жажду любви и заботы, которые отверг ког-да-то, чтобы избежать разочарования. Он излишне жестко реагирует на мягких людей, называет слабаками, презирает их миротворческие усилия. Втайне он боится, что может сдаться и уподобиться этим людям, потерять жесткость и силу, которые помогли ему пройти сквозь тяготы детства. Как и все невротики, он продолжает битву, начатую в далеком прошлом.

Мягкому человеку часто нравится жесткий, он получает удовлетворение, наблюдая «сильное» отыгрывающее поведение, так как его собственный гнев скрыт. Жесткий человек считает мягкого трусом. Он даже не подозревает, что эта пассивность чаще скрывает страх перед собственным гневом, а не боязнь других людей.

Доверчивый - подозрительный

Невротически доверчивый человек прячет голову в песок подобно страусу, боясь встречи с реальностью. Ему хочется верить, что «все к лучшему в этом лучшем из всех возможных миров». Умышленная слепота превращает его в жертву болезненных неожиданностей. Простой наивный родитель служил ему моделью и учил не обращать внимания на болезненные семейные реалии.

Подозрительный человек старается избегать неожиданностей. Он видит мир враждебным и опасным, населенным людьми, которые стремятся его эксплуатировать. Он всегда настороже и готов к самообороне. Прилагая безумные усилия, чтобы избежать боли, он умудряется перехитрить самого себя. Такой человек искажает реальность и подгоняет ее под свои ложные представления, создает ситуации, которых большего всего боится. Отвергая людей, он отталкивает их, поэтому ему кажется, что окружающие его отвергают. Истолковывая их теплоту как холодность, он фру-стрирует их, что приводит к утрате этой теплоты. Обвиняя и несправедливо осуждая, он настраивает людей против себя. Подозрительный человек слеп к большинству хороших вещей, он идет по жизни, собирая лишь неприятности и страдания. В раннем возрасте он научился цинизму у неискренних, обманувших и забросивших его родителей. Разве он может теперь поверить, что мир совсем не таков, как его родительская семья?

Умный - глупый

Компульсивно умный человек когда-то был ребенком глупого родителя, которого легко высмеивал и обманывал, и родителя, который ценил в нем только ум. Сегодня он не в контакте со своими чувствами, не слишком уважает или не испытывает особого интереса к эмоциональной жизни. Он пытается (и терпит неудачу! ) поддерживать межличностные отношения только на интеллектуальном уровне. Такой человек переоценивает собственный интеллект, оказываясь в действительности не таким умным, как в своих представлениях. Он компульсивно пытается произвести впечатление на себя и других, демонстрируя интеллектуальные способности.

Компульсивно глупый человек испытывает невротическую потребность казаться глупым, хотя достаточно умен.

В раннем детстве он получил от родителя скрытое послание: его могут любить только в роли глупца. Разыгрывая из себя глупца, он преследует следующие цели: (а) выживание; (б) преувеличивая собственную глупость, он фру-стрирует и наказывает обманувших его родителей. Он превращается в карикатуру родительских требований, как будто заявляя: «Хорошо, если вы хотите этого, вы это получите. Вы будете этим сыты по горло». Став взрослым, он продолжает придерживаться своего старого паттерна и стремится попасть под впечатление компульсивно умного (см. выше), создать с ним семью, так как умный прекрасно подходит на роль родителя. Умный нуждается в ком-то, в сравнении с кем можно почувствовать собственное превосходство. Глупый нуждается в человеке, которого можно фрустрировать явной глупостью. Каждый принимает другого партнера в этой роли.

Если глупый человек перерастает невротическую тенденцию и начинает познавать себя, то ясно видит реальность. Ум других людей больше не производит на него такого впечатления. Если его партнер остается при своих невротических тенденциях, то брак рушится.

Красивый - уродливый

Этот внутренний конфликт свойствен как мужчинам, так и женщинам, но чаще он встречается у женщин, поскольку наша культура приравняла рыночную стоимость женщины к ее физической красоте. Компульсивно уродливая женщина в раннем детстве получила послание от своей красивой матери, которая боялась конкуренции. Она неявно дала дочери понять, что готова принять ее только в роли простушки Джейн. Ребенок играет эту роль на протяжении всей жизни, превращаясь в компульсивную неряху, безвкусно одетую и, как правило, полную женщину. Она может стать привлекательной, почти не прилагая никаких усилий, однако подчиняется скрытой команде из прошлого. Этот паттерн, как и описанный выше паттерн глупца, служит двум целям: (а) когда-то он имел ценность выживания и (б) он фрустрирует и смущает мать, которая отчаянно пытается научить дочь хорошим манерам. Дочь как будто говорит ей: «Ты хотела некрасивую, страшную дочь? Хорошо, получай».

Обсессивно красивая женщина когда-то была девочкой, чья мать, не способная полюбить в дочери личность, развлекалась тем, что одевала ребенка как куклу и предъявляла ее всем знакомым. Сегодня эта женщина считает, что только ее красота имеет какую-то ценность, а личность ничего не стоит. Фанатичная привязанность к внешности, убеждение, что ни один человек не может заинтересоваться ею самой — только ее лицом или фигурой — отражается на ее отношениях с мужчинами. Такая женщина не может достичь подлинной интимности и установить доверительные отношения. Ее подчеркнутая красота отпугивает мужчину, который рассчитывает на реальные отношения, и привлекает мужчину, который хочет видеть рядом с собой яркую красивую женщину, чтобы тем самым повысить собственное самоуважение. Находясь рядом с таким мужчиной, женщина снова попадает в ситуацию детских отношений с матерью: ее ценят только за привлекательную внешность. Эта женщина живет в страхе, что когда-нибудь она состарится, красота увянет, что означает утрату любви и идентичности.

Независимый - зависимый

Я сама являюсь примером невротически независимого человека. С каждым днем я все больше и больше осознаю, что мое стремление к независимости иррационально и касается всего. Я с трудом принимаю помощь и до недавнего времени была практически не в состоянии сама за ней обратиться.

Компульсивно зависимый человек — это «прилипала», он претворяет в жизнь фантазию о беспомощном ребенке, которому кажется, что все ресурсы, сила и наслаждение исходят от окружающих людей. Иногда мать такого человека является тем типом женщины, которые любят только малышей и теряют интерес к детям по мере их взросления.

Без отца, который мог бы любить самостоятельного сына или дочь, ребенок выбирает роль вечного младенца. Особенно легко этот паттерн усваивается девочками, так как наша культура проще принимает беспомощность женщин, чем мужчин.

Она тянется к людям, которым нравится опекать других людей, чувствовать собственное превосходство, а ее брак обычно напоминает детско-родительские отношения. В таком браке каждый питает паттерн другого, выражая при этом недовольство партнером («Он такой высокомерный, все время командует, не дает мне никакой свободы»; и: «Она настолько инфантильна, я не могу ей доверить принятие важных решений»).

Чувствительный - спортивный

Я заметила, что человек, который гордится своей чувствительностью, обычно довольно глух к чувствам других людей. Он ведет себя так, будто является единственным уязвимым человеком. Он — коллекционер обид, всегда бдителен к неосторожному слову или действию, на которое реагирует возмущением, так называемой «болью». Его гипертрофированная реакция на окружающих является орудием контроля и наказания («Ты бесчеловечное животное! ») или шантажа («Ты меня убиваешь! »).

«Чувствительный» человек обычно заключает брак со спортивным, который в первое время находится под впечатлением шоу его чувств, но постепенно закаляется и становится менее восприимчивым. Такая бессердечность заводит «чувствительного», он прикладывает еще больше усилий, приводит истеричные доказательства страданий, что вынуждает «спортивного» самоустраняться еще сильнее.

Я являюсь примером спортивного. В этом году я осознала, что всю жизнь борюсь и стараюсь избегать чувства беспомощности или унижения. Каждый раз, когда кто-то действует так, что может ранить меня, я выключаю чувства и превращаюсь в холодный, расчетливый компьютер, думающую машину, которая совершенно не осознает, что мне больно. Другой человек ощущает некоторую неадекватность ситуации, он чувствует, что слабее меня и будто не имеет сил, чтобы сдвинуть меня с места. Он прилагает еще больше усилий, чтобы достать меня. В конце концов, -моя холодность сменяется возмущением, праведным гневом, руганью Родителя. Все это прекрасно маскирует обиженного, униженного Ребенка.

Сталкиваясь с невыполнимой задачей, я избегаю чувства беспомощности, превращаясь в машину, не желающую останавливаться, изводя себя навязчивыми мыслями, от которых можно освободиться только при помощи самотерапии.

Гиперсексуальный — типосексуальный

Гиперсексуальный человек когда-то был ребенком, отвергнутым родителем того же пола. На скрытом уровне он всю жизнь жаждет родительской любви и, как и большинство взрослых невротиков, склонен сексуализировать эту любовь. Под его мнимой гиперсексуальностью и неразборчивостью прячется Ребенок, тщетно ищущий родительской любви. В поисках нее он обращается к представителям противоположного пола, потому что:

а) научился бояться и не доверять родителю собственного пола;

б) родитель противоположного пола, как ему видится, предлагает близость, теплоту и защиту (что никогда не исполняется);

в) он стыдится своей потребности в любви отвергающего родителя и прячет ее под слоями ненависти.

Гиперсексуальный человек иррационален в дружбе с людьми того же пола. Скрытое воспоминание о любви и страхе перед родителем может прятаться под такими эмоциями как полное недоверие, сильный дискомфорт в присутствии людей того же пола, проекция собственной сек-суализированной потребности в любви на других людей, фантазии о гомосексуальных предпочтениях окружающих.

Невротически гипосексуальный человек воспринимает родителя того же пола плохим и сексуально соблазнительным. Он изо всех сил старается быть непохожим на этого родителя и ведет себя как можно менее сексуально. Однако Ребенок внутри него все еще хочет любви родителя и пытается найти ее в дружбе с кем-то другим. Эти отношения фрустрируют его из-за переноса на друга, так что в результате он видит его (ее) в искаженном свете. Он идеализирует друга, возводит его на пьедестал, страдает от хронической обиды, возмущения и ревности, воображаемого пренебрежения. Друг задавлен чувством вины и беспомощности, и это мешает установлению подлинно дружеских отношений.

Авторитарный - «демократичный»

Авторитарный человек прячет неуверенность и чувство неполноценности под маской самодовольства. Он принимает особо грозный начальственный вид и раздает больше указаний в ситуации, когда испытывает чувство нерешительности и беспомощности. В детстве он зависел от милости унижающего родителя, который подрывал у ребенка веру в себя. Сегодня он подражает родителю, неистовствует и угрожает, пытаясь скрыть недостаток смелости и уверенности в себе.

Невротически «демократичный» человек тоже неуверен в себе и страдает от отсутствия мужества. Ему трудно принимать решения, он редко уверен в правильности выбранного пути, старается избегать ответственности и перекладывать ее на плечи других. Будучи родителем, он избегает ответственности даже в тех случаях, когда на кону стоит благополучие и здоровье его ребенка. Он хочет верить в равенство между родителями и детьми, а нежелание руководить часто вызывает у детей утрату чувства эмоциональной безопасности. «Демократичный» человек осознает свои фантазии о беспомощности. Он часто устанавливает близкие отношения с авторитарным человеком, чьи фантазии о беспомощности являются бессознательными. «Демократичный» уходит от ответственности, и этот вакуум заполняет авторитарный. Каждый жалуется на характер другого («Он все время командует! », «Она такая слабая! »), хотя действует так, чтобы способствовать привычному образу действий друг друга.

Подведем итог: в определенных поврежденных зонах вашей личности вы сформировали преувеличенные качества, скрывающие свою противоположность. Вы иррациональны в этих поврежденных зонах: решение проблем и межличностные отношения повреждены внутренним конфликтом между двумя крайностями — стороной, которую вы компульсивно воплощаете в жизнь, и запретной, скрытой стороной. В такие минуты вы не можете обратиться к разуму и опыту и прибегаете к провальным способам поведения, испытываете фрустрацию, стыд, вину или беспомощность.

Как найти свою подлинную идентичность

I. Самотерапия (описана в Приложении I) провального поведения.

II. Ожидание похожих ситуаций и переживаний.

III. Гештадьш-самотерапия внутреннего конфликта.

IV. Внесение в поведение маленьких изменений.

I. Когда вы испытываете вину, стыд, фрустрацию или беспомощность после провального поведения, используйте внешнюю эмоцию для самотерапии. Каждый раз, исследуя болезненную эмоцию и чувствуя то, что за ней скрывается, вы лучше осознаете себя.

II. Ждите и ищите сходные ситуации и переживания, используйте неудачи в решении проблем в этой области для дальнейшей самотерапии. Используйте знание о себе для обнаружения преувеличенных черт личности.

III. При помощи гештальт-самотерапии проведите диалог двух сторон вашей личности. Теперь вы осознаете свою преувеличенную характеристику и можете принять существование другой, противоположной стороны. Проиграйте конфликт между двумя сторонами: глупый — умный, красивый — уродливый, сексуальный — несексуальный и т. д. Прислушайтесь к звуку своего голоса, когда проигрываете запретную сторону. Кого из вашего прошлого напоминает этот голос? Проиграйте роль того человека. Кто в детстве послал вам сообщение, запрещающее обнаруживать срытую сторону? Вступите с ним в диалог, побудьте ребенком, которым когда-то были.

IV. Вы можете вносить маленькие изменения в поведение и реальную жизнь после каждой гештальт-самотерапии, после каждого касания запретной стороны.

Помните, что одного понимания, инсайта для изменения недостаточно. Вы сами можете наложить на себя сознательную ответственность. Ищите удобные случаи поэкспериментировать с новым поведением. В следующий раз, когда почувствуете искушение отыграть преувеличенную черту, которую теперь осознаёте, попытайтесь немного изменить обычное поведение и посмотрите, как себя при этом чувствуете. Не пытайтесь создать для себя совершенно новую программу; это может превратиться в простое отыгрывание скрытой стороны (см. «Внутренний конфликт»). Просто попробуйте что-нибудь новое и понаблюдайте за самочувствием. Помните, что можете проводить гештальт-самотерапию одной и той же черты не один раз, и каждый раз вы будете обретать всю большую свободу для экспериментирования с новым поведением. Постепенно вы начнете утрачивать ту застарелую ригидность, которая характерна для невротического поведения. В конце концов, после усердных занятий самотерапией и ежедневной практики новых способов вы перестанете быть двумерной карикатурой и станете полноценным человеком. Тем временем в течение этого периода неспешного обучения и практики вы шаг за шагом будете сбрасывать невротические симптомы, счищать слои ненужных защит, накопленных за всю жизнь.

Пример. Ранее в этой главе я упомянула о своей невротической потребности быть независимой и компульсивном стремлении к спортивности. Я всегда считала их добродетелями, гордилась, что меня трудно обидеть, гордилась своей самодостаточностью. Мне никогда не приходила в голову мысль исследовать эти черты. И это случилось, когда участники моего воркшопа стали жаловаться. Один из студентов обвинил меня в холодности. Сначала я подумала, что в этом проявилось его искаженное восприятие, но увидев, что остальная группа соглашается с ним, я была вынуждена обратить внимание на происходящее. Мне было страшно подумать, что я ранила студентов собственной холодностью. У многих из них был перенос на меня, что делало их особенно уязвимыми и чувствительными к унижению. Помимо этого я чувствовала в этом сильное противоречие собственному образу — большой, теплой, любящей мамы.

I. Каждый раз, услышав это обвинение, я возвращалась к описанному и прорабатывала его в самотерапии. Что случилось до этого? Что я старалась не чувствовать? И каждый раз я обнаруживала, что пыталась спрятать обиду или беспомощность, скрывая ее за псевдосилой холодной интеллектуализации. Каждый раз, чувствуя обиду или беспомощность, я соскальзывала в «помогающую» роль: думала, анализировала, учила и действовала подобно неуязвимому компьютеру, избегая чувства слабости. Я не осознавала, насколько была холодна с другими людьми.

После нескольких подобных сессий, на которых жалобы студентов заставили меня заняться самотерапией, я осознала, что подобное избегание боли и беспомощности является провальным поведением. Я пыталась создать теплую атмосферу помержки, в которой люди могли бы чувствовать себя в безопасности, создать им условия для самотерапии, а вместо этого отпугивала их своей холодностью. Я пыталась научить их быть аутентичными, а при этом лгала себе, притворялась суперженщиной, бесстрашной, сильной и неуязвимой. Я стала замечать и все больше и больше осознавать те способы, с помощью которых избегала ощущений слабости и уязвимости. Через некоторое время я увидела, что этот паттерн связан с проблемой гнева.

Много лет назад я обнаружила (в самотерапии) иррациональный страх собственного гнева, бессознательную фантазию, в которой я являюсь опасным человеком. Мне все еще трудно распознавать моменты, когда я в гневе, хотя улучшения уже есть, но я все еще стараюсь не проявлять свой гнев даже в тех случаях, когда явно его испытываю. Когда гнев становится навязчивым, когда я не могу мысленно отделаться от него, то использую его для работы в геш-тальт-самотерапии. Каждый раз, исследуя обсессивный гнев, я обнаруживаю проявления слабости — обиду, ранимость, беспомощность, иногда страх. Обсессивный гнев всегда оказывается псевдогневом для меня.

Для большинства людей, которые избегают отыгрывания гнева, первыми жертвами являются их собственные дети. Я редко шлепала (так как боялась зловещих сил внутри себя), но часто кричала и пугала моих бедных детей.

Я редко отыгрываю истинный гнев. Каждый раз, впадая в импульсивное поведение, я понимаю, что меня привел туда обман, псевдогнев, сокрытие слабости — обиды, ранимость, беспомощность или страх. Сейчас я знаю (слишком поздно! ), что пугала моих маленьких девочек, когда прятала от себя ощущение неполноценности, беспомощности или уязвимости.

II. В настоящее время, заметив знакомый паттерн избегания скрытой слабости при помощи холодности и псевдо-гнева, я внимательно ищу новые возможности с целью исследовать их. Каждый раз, замечая холодность по отношению к кому-то, о ком я забочусь, или чувствуя навязчивый гнев, я представляю воображаемую встречу с этим человеком и следую привычным путем (см. «Гештальт-самотера-пия»). Шаг за шагом я нахожу кусочки и частички своего скрытого «я». Каждый раз я возвращаюсь в детство и вижу, насколько важной была для меня эта псевдосила.

Подобно тому, как я оплакиваю и сопереживаю беспомощным детям, многие годы в самотерапии я оплакивала и сопереживала пятилетней Мюриэл, брошенной матерью, оставленной в странных приемных домах на милость отвергающих и иногда жестоких взрослых. Я никогда не позволяла себе вернуться в прошлое и действительно пережить беспомощность того положения. Я знала, что должна это сделать, чувствовала противоположную сторону очевидной силы и независимости. Осмелившись пойти назад по этой тропинке, я испытала сильную тревогу — настолько было страшно ощутить собственную слабость. Я могла застрять там и не суметь вернуться в безопасную взрослую жизнь. Но я снова и снова возвращалась назад при каждом удобном случае, при каждой необходимости исследовать свою псевдосилу.

Сейчас я знаю, что в те годы никогда не осмеливалась почувствовать истинную беспомощность. У маленького ребенка не было сил позволить себе пережить всю боль. Он находил пути избегать ее. Именно в то время я выработала компьютерный паттерн избегания чувства беспомощности. Подобно антропологу, живущему среди диких племен, в каждом новом приемном доме я изучала новых родителей и училась ими управлять. Я научилась скрывать свои мысли и чувства, быть той маленькой девочкой, которую они хотели видеть. Я научилась заводить новых друзей при каждом переезде и держать свою личную жизнь в секрете от них. Я научилась получать теплоту, заботу и одобрение от учителей и матерей других детей. Все это время я концентрировалась на своей силе и не обращала внимания на собственную слабость.

III. В гештальт-самотерапии я прошла путь до пятилетней Мюриэл, напрасно умолявшей мать вернуться; до семилетней Мюриэл, заклинавшей приемную мать не бить ее; и, наконец, к упрямому подростку Мюриэл, которая кусала губы, чтобы не разреветься, а выслушивая унизительные тирады мачехи, демонстрировала маску холодности и не давала себя сломать. Теперь я вижу, что застряла в той подростковой роли холодного равнодушия в отношениях с любым, кто пытается причинить мне боль. Показать уязвимость или беспомощность, а тем более почувствовать, означало вернуться в раннее детство и умолять о милосер-дни, которого никогда не было. Пока я не наткнулась на это в самотерапии, я не помнила, что была глупой, слабой и униженной. Я похоронила эти неудачи глубоко в себе, и они нашли выход в виде невротических симптомов.

Теперь я видела цель старых защит — холодности и псевдогнева. Моей главной задачей в те дни было поддержание самоуважения, избегание чувств униженности и беспомощности. Это была хорошая система, и она хорошо работала. Она помогла мне перейти от детства к отрочеству. Теперь мой Взрослый разум видел, как было глупо продолжать борьбу за что-то, что я уже имела, каким анахронизмом было носить ту старую одежду, из которой я уже выросла. Я продолжала ее носить лишь потому, что когда-то она действительно была нужна мне. Никто в моей настоящей жизни не мог меня унизить, не мог изменить мое представление о себе. Они могли только причинить мне боль. Сейчас я могу позволить себе почувствовать боль; я достаточно сильная; я — Взрослая и должна доказать это испуганному Ребенку, живущему внутри меня.

IV. Я дала себе задание — почувствовать уязвимость или беспомощность, когда это будет необходимо. Это отчет о моем продвижении в работе. Мне все еще требуется усилие воли, чтобы заметить, что мысли бегут слишком быстро, подобно компьютеру; чтобы обратить внимание на ощущение «мурашек по телу» и холода в голове; чтобы сказать себе: «Меня что-то беспокоит; может быть, ранили мои чувства», а затем ощутить, как на лице будто что-то трещит и корежится — это ломается маска холодности и превосходства, и я чувствую боль.

Я учусь видеть симптомы замаскированной беспомощности. На поверхности возникает чувство фрустрации, иногда гнева. Вдруг я больше не вынесу поведение другого человека? Возникает непреодолимое желание контролировать его, поучать, заставлять поступать правильно! Обычно внутри в этот момент ощущается дрожь, иногда это становится заметно и внешне. (В то время, когда я избегала чувства беспомощности и испытывала только гнев и фрустрацию, дрожь, по иронии судьбы для посторонних наблюдателей это выглядело как разновидность слабости — страх. )

Я учусь чувствовать беспомощность; затем исчезают фрустрация, гнев и необходимость их контролировать. Я снова могу быть разумным человеком, могу жить, и разрешаю себе жить, а не заниматься постоянным контролем.

Время от времени я пытаюсь позволить другим людям помочь мне, если они этого хотят. Иногда я испытываю легкую тревогу и применяю самотерапию, чувствуя тягу к самодостаточности и старый страх зависимости.

До завершения задачи по проживанию скрытой стороны себя — моей «слабой» стороны — еще далеко. Каждый раз, осмеливаясь почувствовать боль или беспомощность, позволив кому-то помочь мне выполнить задание, с которым могу справиться сама, я делаю это усилием воли. Большую часть времени я все еще отыгрываю «сильную» сторону, а дальше — дело дисциплины и гештальт-самотерапии: необходимо исследовать внешние чувства, навязчивые мысли компьютера, гнев и вернуться к скрытой слабости. После каждого подобного терапевтического опыта я освобождаюсь от навязчивости и могу извиниться перед человеком, которого обидела, пребывая во власти поверхностной эмоции.

Сколько времени мне понадобится, чтобы перерасти детскую потребность в поддержании самоуважения с помощью двумерного существования в варианте сила — слабость? Я когда-нибудь вырасту из нее или буду сохранять бдительность всю жизнь и избегать провальных путей? Я не знаю, но верю в систему; я действительно выросла из паттерна стыда (см. «Мужество потерпеть неудачу»). Может быть и это пройдет.

У меня нет другого выбора: я должна продолжать самотерапию и эксперименты с новым поведением, основанным на более высоком уровне самоосознания. Хотя данная область имеет повреждения, моя цель — вести себя как рациональное существо, несмотря на невротические тенденции; решать проблемы моим Взрослым разумом, а не руководствоваться глупым Ребенком; жить настоящим, а не прошлым.

Я вижу изменения уже сейчас. Я гораздо чаще могу почувствовать боль или беспомощность, даже если мне не всегда удобно это показать. Я могу попросить о помощи людей, которые меня любят. Я меньше страдаю от навязчивых мыслей, так как меньше завишу от них как от защитного механизма. Исчезли и некоторые другие симптомы, ранее не связанные с этим паттерном. Раньше у меня всегда возникали головные боли, когда желание «спасти» кого-то вступало в конфликт со скрытым чувством беспомощности. Теперь, когда я чувствую, как сжимается что-то вокруг моей головы, могу признать собственную беспомощность, неспособность завершить невозможное, и головная боль мне больше «не нужна».

Еще один «плюс» — это возможность читать фантастику. Чтение всегда было главным источником освобождения для меня, и я с жадностью читала фантастику. Но последние годы я сузила тематику книг только до тех произведений, которые меня не трогали. Казалось, что работа с реальными людьми и их личные трагедии — это все, что я могу выдержать. Я боялась эмоционального соучастия героям художественных произведений. Я стала ограничиваться теми романами, авторы которых не играли на моих нервах. Я стала больше читать документальную, особенно историческую литературу. Но даже тогда, натыкаясь на живые описания людских страданий прошлого, я впадала в депрессию и мучалась головной болью.

В течение последних месяцев я вернулась к своей первоначальной манере чтения. Я получаю удовольствие, читая самую разную художественную литературу, мне больше не надо часами стоять в библиотеке, выбирая «безопасные» книги. Очевидно, что новая способность переживать беспомощность расширила варианты проведения свободного времени. До последнего месяца книги слишком сильно напоминали мне о скрытой беспомощности.

Лошадям надевают шоры, чтобы они смотрели на дорогу и не пугались незнакомых предметов. Невротики носят шоры, чтобы не видеть ничего, что может разбудить скрытое чувство. Чем больше у вас скрытых чувств, тем больше вещей вы стараетесь не замечать, тем меньше переживаний себе позволяете. Жизнь становится длинной, скучной дорогой, на которой вы можете ставить одну ногу перед другой, пропуская все радости и развлечения. Я понимаю, что в некоторых областях все еще ношу шоры, и надеюсь в дальнейшем от них освободиться. Но я рада, что освободилась от ограничений в чтении. Мы наказываем себя так же, как это делали наши родители. Моя приемная мать порвала мой читательский билет и лишила книг, которые были нужны мне для бегства из повседневности. Затем я стала сама лишать себя книг — моего самого ценного источника релаксации.

Выше в этой главе я писала, что мы тяготеем к людям — обладателям наших запретных характеристик. Много лет назад Фриц Перлз сказал мне: «Вы не станете хорошим терапевтом, пока не избавитесь от желания всем помочь». Теперь я понимаю, что в некоторых людях меня привлекала явная беспомощность и своим чрезмерным желанием помочь я усиливала их зависимость. Сейчас я лучше осознаю их скрытую силу. Я учусь отпускать, разрешать студентам оставаться в терапевтическом тупике, не стремиться «спасти» их; позволить им самим бороться с собственными конфликтами и находить выход. Я начинаю вести себя больше в самотерапии как учитель и меньше как мать. Теперь я могу смотреть в глаза собственной слабости и осознаю скрытую силу других даже в тех случаях, когда она маскируется под слабость.

Это изменение поведения, основанное на внутреннем росте, оказывается для некоторых людей болезненным. Когда «идентифицированные пациенты» в семейной терапии (7, 8) начинают меняться, другие члены семьи чувствуют неудобство. Равновесие нарушается. Когда один из партнеров в браке становится достаточно здоровым и перестает играть в невротические игры, другой страдает. Отношения улучшаются, когда и второй партнер становится способным к росту и изменениям (5).