Определение по Вебстеру: «Оценивание: формальное выражение авторитетного мнения». Мое определение оценочного отношения включает три аспекта функционирования на уровне Родителя:

1. Неодобрение, критика, поучение, возмущение, гнев: «Твое поведение плохое (глупое, сумасшедшее)» (7).

2. Снисхождение, наставление, помощь: «Давай я научу тебя, как себя вести» («Ты маленькое глупое создание»); «Рад видеть, что у тебя получается» («Я ставлю тебе «5» за усилия»); «Мне нравится то, что ты делаешь» («Я одобряю твои действия исходя из своей вышестоящей позиции»).

3. Приклеивание ярлыков, классификация, раздача характеристик: «Ты плохой (глупый, сумасшедший)»; «Ты человек, которого я одобряю (исходя из моей вышестоящей позиции)».

Отыгрывание оценочного отношения всегда создает барьер в общении. Это отделяет вас от другого человека, формирует дистанцию. Выражая свое оценочное отношение, вы играете в игру Родитель—Ребенок. В этом случае у другого человека есть четыре варианта реакции. Он может выбрать роль послушного Ребенка: «Я буду стараться. Помоги мне»; бунтующего Подростка: «Заткнись, черт побери! Кого волнует, что ты думаешь? »; он может вывести вас из роли Родителя и заставить сыграть роль Ребенка: «Как плохо (глупо) с твоей стороны думать, что ты можешь осуждать меня! », или может просто вас игнорировать и при первой возможности постарается уйти. В любом случае здесь нет места истинным доверительным отношениям.

Оценочное отношение — способ не выдать свои эмоции и/или отвлечь внимание, чтобы не почувствовать их. Вмес-

то того чтобы проявить как-то самого себя («Я испугался, когда ты так сделал (почувствовал боль, злость, беспомощность, симпатию)»), вы фокусируетесь на другом человеке: выражаете свое мнение о нем. Вместо признания того факта, что вам было обидно, вы называете его плохим. Вместо того чтобы сказать: «Я чувствую симпатию и любовь к нему», вы снисходительно называете его симпатичным человеком, избегая при этом того, что чувствуете к нему. Называя другого человека плохим или хорошим, вы подчеркиваете свое превосходство над ним. Он получает послание, что не в силах тронуть вас, что вы просто наблюдаете за его поведением с высоты своей позиции.

В семьях люди ищут безопасные, удобные способы отыгрывания оценочных отношений. Мужья и жены, дети и родители жалуются друг на друга: «Ты не даешь мне быть честным. Я не хочу бояться быть откровенным с тобой». На самом деле этим они хотят сказать: «Не злись и не обижайся, когда я как-то оцениваю тебя. Не пугай меня своим гневом, не заставляй меня чувствовать себя виноватой. Просто послушай мои замечания, ничего при этом не испытывая». Но это невозможно. Оценочное отношение всегда пробуждает чувства жертвы. Общение — двусторонний процесс. Если вы что-то сделали другому человеку, он должен сделать что-то вам, чтобы отплатить, если он не слишком запуган, так что вынужден хранить молчание. В этом случае его чувства многократно усилятся.

Опасность оценочного отношения состоит в том, что вы невольно говорите с человеком словами его жестокого внутреннего Родителя. Вы подкрепляете его ненависть к себе гораздо сильнее, чем могли предположить или подразумевать. В таких случаях он реагирует на пробужденную в нем ненависть к себе тремя способами: а) он может спроецировать эту ненависть на вас и наказать вас; б) он может уйти в депрессию, чтобы избежать ненависти к себе; в) ненависть к себе может оказаться сильнее того уровня чувств, который он способен в данный момент вынести, что приведет к приступу паники или попытке самоубийства.

Однажды, когда моя старшая дочь училась в школе, она вернулась домой, жалуясь на большой объем домашней работы и предстоящий полугодовой зачет. В тот же вечер за ужином она вскользь упомянула, что собирается покататься на роликах с подружками. Я сильно удивилась, учитывая ее предыдущие слова, и выразила свое мнение наиболее тактичным, как мне показалось, способом: «Не понимаю, как ты можешь гулять. Я думала, у тебя много заданий». Меня поразило то, как резко она мне ответила: «Я не просила давать мне советы! » Этот эпизод закончился периодом невыносимой холодной войны между нами. Два длинных дня мы не разговаривали. Потом я обратилась к самотерапии и смогла восстановить наше общение. «Ты знаешь, что я много занимаюсь, — сказала она мне позже. — Тебе когда-нибудь приходилось напоминать мне про домашние задания? » Никогда. Она была очень добросовестной ученицей. «Мне трудно выходить гулять и спокойно веселиться, когда дома меня ждет домашняя работа. Каждый раз я спорю с собой, чтобы позволить себе немного расслабиться. Когда я услышала, что ты хочешь, чтобы я села за тетради, я почувствовала, что это слишком, и вспылила». Мы обе сожалели о происшедшем, извинились и простили друг друга.

Я действовала оценочным путем: снисходительно поучала, предлагала помощь в той области, в которой моя дочь заслуживала, чтобы с ней обращались как с взрослой. В действительности она уже выросла, и даже если бы она не относилась так серьезно к своей домашней работе, время моих поучений уже давно миновало. Я неосознанно подкрепила ее собственную жесткую самооценку, и она меня за это наказала.

Аналогичный опыт у меня произошел и с младшей дочерью, когда она стала подростком. В один из редких случаев доверительного разговора со мной она призналась в своей проблеме, и я воспользовалась возможностью наставить ее на путь истинный. Я осторожно объяснила собственную точку зрения в одной из последних отчаянных попыток повлиять на дочь. Она ответила почти теми же словами, что и ее сестра несколько лет назад. «Мама, хватит промывать мне мозги. Каждый раз, когда мне нужно сделать выбор, в моей голове одна мысль: «А что скажут мама с папой? » Перестань учить меня. Я прекрасно знаю все твои предложения. Я пытаюсь находить собственные решения». И в этом случае вместо того, чтобы общаться с ней как с равной, я продолжала помогать, поучать, снисходительно объяснять, будто она маленькая девочка и будто она нуждается в моей оценке ее поведения. В обоих случаях моя потребность наставлять дочерей в том возрасте, в котором они явно мотивировались собственными внутренними побуждениями, исходила из моей невротической потребности в контроле (см. главу «Потребность контролировать»).

Некоторые взрослые не выносят, когда дети выражают сильные чувства — горе, гнев, страх, ревность и т. д. Если вы замечаете за собой, что судите о «недостатке самоконтроля» у своих детей, используйте это для самотерапии. Исследуя это, вы обнаружите различные скрытые чувства: зависть к свободе, которой вы лишились много лет назад, а теперь запрещаете себе ею пользоваться; тревога за силу чувств ребенка — вы боитесь, что она может оказаться заразной, и вам тоже придется переживать подобные эмоции; потребность контролировать и страх беспомощности и т. д.

Человек с оценочным отношением может оказаться угрожающе сильным Родителем, который заставляет жертву регрессировать на уровень Ребенка. Но беспристрастный наблюдатель обычно видит в человеке с оценочным отношением ребенка, который не способен быть терпимым к индивидуальным особенностям людей и убежден, что он может и должен изменять окружающих людей. Это проявление детскости происходит из характера его скрытых чувств.

Человек, хронически демонстрирующий оценочное отношение, функционирует на уровне Родителя, обнаруживает стереотипные реакции, постоянно оценивает и не принимает себя. Голос порицающего Родителя ругает и критикует все его действия. Чтобы избежать внутренней борьбы между жестоким Родителем и испуганным Ребенком, он направляет голос Родителя вовне, на других людей. Фокусируясь на слабости других, он избегает собственной. Ругая других, он остается глухим к внутреннему порицанию. Нам он кажется ребенком, потому что редко функционирует на уровне Взрослого, его бросает из крайности в крайность: он чувствует себя то наказанным Ребенком (проекция голоса Родителя на других людей), то осуждающим Родителем. В роли Родителя он выглядит настолько иррациональным, преувеличенным, что становится похож на ребенка, который говорит своему приятелю: «Моя мама сказала, что так делать плохо. Ты плохой. Я хороший мальчик! Я так плохо не поступаю».

Если человек с оценочным отношением осознает стереотипный паттерн своего реагирования, если замечает, как часто он критикует, ругает, поучает, то может начать меняться. Он может понаблюдать за своим чувством и использовать его для гештальт-самотерапии.

Даже если это не ваша хроническая проблема, используйте, подобно мне, оценочное отношение для терапии. Я знаю, что осуждая что-либо, я скрываю что-то от себя. Я начинаю с воображаемой встречи с человеком, которого оцениваю. Затем я меняю одного или обоих нас на людей из моего прошлого и заканчиваю проигрыванием обеих сторон моей личности: судьи и осужденного, Родителя и Ребенка.

Человек при виде товарища, выбившегося из узких рамок приличного поведения, разражается вюзмущенным гневом и самоуверенно произносит пафосную речь в поддержку чистоты собственной морали, выражая тем самым яростный протест. Ведь в этом случае он рискует потерять прочную убежденность, сформировавшуюся в этой конкретной области, и боится заразиться. И опять подобно маленькому ребенку он безмолвно сообщает: «Не поступай так плохо. Ты показываешь мне дурной пример. Я хочу быть хорошим мальчиком, и не знаю что будет, если я попаду в плохую компанию». С утратой внутреннего направления, лишившись руководства, он пытается не дать другим раскачать лодку, чтобы самому удержаться на борту. Это издавна усвоенная установка. Многие родители привычно обвиняют товарищей своего ребенка в том, что они сбивают того с пути истинного. Если двое детей из разных семей уличаются в запретном поведении, каждая мать немедленно сваливает ответственность на чужого ребенка.

Оценочные отношения преследуют множество целей. Оценивающий человек проецирует бранящегося Родителя из своей головы на других и ожидает от них осуждения. Следуя принципу, что лучшая защита — это нападение, он бросается на них первым и критикует, предупреждая их атаку.

К тому же это что-то вроде установки «кислого винограда». Одинокий, отдалившийся от всех человек, который не хочет обнаруживать собственного провального поведения (это могло бы показать ему, что он сам ответствен за то, что чурается людей), может спасаться за оценочной позицией: «Вы все такие плохие, поэтому меня не волнует, что я — аутсайдер. Я не хочу нравиться вам», тем самым отталкивая их еще дальше от себя.

Для человека, чей ранний опыт научил его не доверять другим и бояться близости, оценочное отношение служит способом отвращать близость. Он находит множество причин, чтобы отделять себя от ближних. Всякие человеческие качества отпугивают его. Он может осуждать жизненный стиль людей: слишком комфортный или слишком непривычный; их политику: чересчур консервативная или слишком радикальная; личные привычки: излишне педантичный или слишком неряшливый. Он выдает себя за эксперта по красоте, уму, культуре — всему, что способно утешить его в том, что он не потратит впустую время, если позволит себе сблизиться с другим человеком. Я знаю людей, которые, даже находясь на грани потери любви, останавливают себя и неожиданно начинают искать физические недостатки возлюбленных: его волосы слишком кудрявые, он слишком толстый ИЛИ СЛИШКОМ ТОЩИЙ И Т. Д.

Иногда вы оцениваете, чтобы утаить скрытые чувства; в других случаях вы подстегиваете оценочное отношение и отыгрываете его, чтобы сознательно заглушить (подавить) эмоции, которые только наметились и которые вы не хотите переживать. В обоих этих случаях отыгрывание чувств, происходящих из оценочного отношения, является анти-коммуникацией: а) другие люди и не подозревают о ваших истинных чувствах и б) они стараются исказить ваше сообщение и преувеличить его. Отыгрывание поверхностных чувств отталкивает обе стороны отношений еще дальше друг от друга вместо того, чтобы помочь им узнать друг друга лучше.

Далее я привожу несколько примеров из моих воркшо-пов, взятых наугад.

А говорит В: «Ты напоминаешь мне мадам Лафарге, женщину из «Истории двух городов», которая любила смотреть, как людей лишают голов на гильотине». (Не высказанные, осознанно подавленные эмоции: «Меня обидели твои слова, и теперь я тебя боюсь»). В страдает от фобии жестокости и насилия, иррационально опасаясь, что обладает скрытой склонностью к садизму. На его слух А говорит словами его осуждающего внутреннего Родителя, что вызывает в нем приступ тревоги к огромному удивлению и сожалению А, который и не думал, что его критика будет воспринята столь буквально.

С говорит D: «Ты как наивная школьница». (Невысказанное сообщение: «Я слишком грешна и боюсь, что если обнаружу свое истинное «я», ты меня осудишь и оттолкнешь». ) D страдает от навязчивого убеждения, что она менее образована, чем остальные члены группы, и слишком невежественна, чтобы группа ее приняла (ни одно из двух не является истинным). Теперь она сочла, что С разоблачила ее перед группой и подвергла публичному осмеянию. Она страдает депрессией всю неделю вплоть до следующей встречи, где рассказывает обо всем и выясняет, что С в смятении из-за ошибочного истолкования ее слов и что она вовсе не имела ничего такого в виду.

Е говорит F: «Ты собираешь свои волосы в такой плотный пучок, потому что хочешь выглядеть холодной и неприступной». (Невысказанное сообщение: «Я злюсь, потому что ты отталкиваешь меня». Скрытые эмоции: «Мне страшно, потому что я думаю, что ты меня отвергаешь». ) Идеализированный образ себя, в котором F является сердечной и любящей вступает в конфликт с наказывающим Родителем в ее голове, который настойчиво утверждает, то она плохая и совсем не любящая. Обвинение Е подпитывает ее ненависть к себе и толкает в состояние депрессии, возбуждая навязчивые мысли, которые не оставляют ее всю неделю. Е потрясена. Она не знала, что F ранима в этой области и не хотела причинять ей столь сильную боль.

G сурово и неодобрительно говорит Н: «Я не понимаю, как ты можешь так завидовать ей. Она должна быть счастлива, что ей так повезло». (Невысказанное сообщение: «Я чувствую себя неуютно и слегка встревожена таким откровенным признанием в зависти — не знаю, почему. Перестань испытывать зависть». ) Н всегда стыдилась своей зависти и распинала себя за это из-за страха быть осужденной. Ее стыд в этом случае значительно отягчен. Позже G открыла в самотерапии, что она сама завистлива в иррациональных, неожиданных областях. Она не выносит в других черту, которую ненавидит и которой боится в себе.

I говорит J: «Я не думаю, что ты должна раскрывать эту личную информацию группе. Нельзя трясти грязным бельем на публике». (Невысказанное сообщение: «Ты смутила меня. Я бы хотел скрыть тебя от всех этих любопытных глаз». Скрытый смысл: «Я боюсь, что испытаю соблазн отыграть навязчивое разоблачение болезненных секретных данных о себе самом». ) J пристыжена, чувствуя себя дрянной девчонкой.

К говорит I: «Ты не должен так переживать». (Невысказанное сообщение: «Я поддерживаю тебя. Я хочу, чтобы ты не испытывал болезненных эмоций». Скрытые чувства: «Когда ты переживаешь что-то болезненное, это угрожает мне. Я боюсь, это заразительно. Я могу соблазниться болезненными чувствами, которые скрыты во мне самой». ) L обижается. Он думает К говорит, что он плохой, тупица или сумасшедший и что К неинтересно выслушивать его чувства.

М говорит группе: «В этой группе слишком много плачут». (Невысказанное сообщение: «Вы компания распустившихся слабаков, потакающих себе в этом». Скрытая эмоция: «Я боюсь позволить себе отпустить свои защиты и переживать такие сильные эмоции. Я хочу уйти от вас — я боюсь, что вы ослабите мои защиты, и я испытаю соблазн пережить то болезненное, что скрываю». ) Некоторые члены группы переживают стыд из-за того, что разоблачили свои внутренние «я» в присутствии М, после того как он выступил с речью осуждающего Родителя, голос которого и без того звучал в их головах.

N говорит группе: «Мне кажется, что все эти слезы и демонстрация эмоций лживы». (Невысказанное сообщение: «Иногда я делаю вид, что испытываю эмоции, которых в действительности нет. Я могу одурачивать других, и я боюсь быть одураченной таким же образом». Скрытое чувство: «Я боюсь поверить, что вы искренни, поскольку тогда мне придется переживать за вас глубже, сопереживать вам и испытать соблазн пережить собственные скрытые болезненные эмоции». ) Упрек N обидел некоторых членов группы, а других разозлил.

О говорит группе: «Здесь все слишком хорошие и добрые, любящие и заботливые. Моя проблема в том, что я боюсь чувствовать и выражать гнев. Если бы группа демонстрировала больше гнева, мне было бы легче. Вы не даете мне выразить себя». (Невысказанное сообщение: 1. «Я злой человек, который ведет себя как добрый. Думаю, вы все такие же, как я. Я не могу доверять вашей заботе, следовательно, не могу чувствовать себя в безопасности и свободно выражать чувства». 2. Я постоянно оцениваю вас и жду ответной оценки. Если вы обнаружите свою злость, то не сможете осуждать мой гнев. Вы разделите со мной вину за плохие поступки»).

Я называю подобные случаи синдромом «если бы». Далее приведено несколько примеров синдрома «если бы», взятых из моих воркшопов.

• «Я новенький на этом воркшопе. Если бы я не был новичком, я смог бы раскрыться».

• «Если бы салфетки были ближе, я могла бы позволить себе расплакаться».

• «Если бы в группе было меньше молодежи, я могла бы быть собой».

• «Если бы в группе было меньше пожилых и т. д. »

• «Если бы в группе было больше мужчин и т. д. »

• «Если бы у вас не было таких ужасных проблем, я смог бы поучаствовать в беседе».

• «Если бы у вас не было таких сильных чувств и т. д. »

• « Если бы вы не обсуждали такие банальные вещи и т. д. »

• «Если бы у вас были такие же серьезные проблемы как у меня и т. д. »

• «Если бы здесь была поддержка, как в других группах, я бы смог почувствовать гнев».

• «Если бы я только знал в чем дело, я бы смог посочувствовать человеку, который плачет».

Синдром «если бы» — форма сопротивления. Люди с этим синдромом идут по жизни с фантазией, что если бы мир был иным, если бы люди изменились, тогда они смогли бы начать жить по-настоящему. Нежелание войти в реальный терапевтический опыт, страх ожить, заставляет их оставаться отчасти нерожденными, напрасно тратя драгоценные годы в ожидании акушерки-волшебницы, которая никогда не придет.