В своей книге «Семейный невроз» Гротьян описывает, как взрослые люди искажают восприятие своей семейной жизни. Интимность, обусловленная совместным проживанием, провоцирует у них реакции на супругов и детей как на членов исходной семьи, то есть как на родителей и сестер или братьев. Нерешенные проблемы прошлого влияют на настоящее.
Аналогичные процессы происходят и на службе. Ежедневная совместная работа превращает коллег в подобие семьи. Когда затрагиваются нерешенные скрытые проблемы прошлого, напряжение приобретает чудовищные размеры. Мы реагируем на других сотрудников иррационально: испытываем неадекватные эмоции и отыгрываем провальное поведение.
Многие из нас бессознательно принимают начальника за родителя. Задолго до самотерапии я заметила собственные иррациональные установки к людям, с которыми работала. Мой начальник, например, был жестким, но по-отечески заботливым человеком — этаким великодушным деспотом. Мистер С. знал о моем донкихотстве — в другом отделении, в котором я работала до появления в его конторе, я устраивала ссоры, чтобы отстоять справедливость, — и относился к такому моему диковинному поведению со смесью удивления, восхищения и теплоты (почти также относился к моим детским выходкам отец).
Однажды я узнала, что мистер С. весьма несправедливо обошелся с одной девушкой из нашего офиса. Я была в ужасе — шокирована и разочарована. Сработал мой старый паттерн.
В течение первых пяти лет жизни я была любимой дочерью, единственным ребенком обожающих меня родителей.
Потом на мою долю выпал страшный сюрприз: я узнала, что больше не могу рассчитывать на родительскую опеку, что их собственные потребности обладают для них большим приоритетом. Самотерапия показала, что я компульсивно раз за разом возвращаюсь к той детской травме. Каждый раз я реагирую удивлением и разочарованием, видя, как власть имеющий человек ведет себя неразумно или несправедливо. И каждый раз я отыгрывала провальный паттерн (4).
В этот раз я снова почувствовала, как закипают во мне знакомые чувства удивления и разочарования, и поспешила туда, куда побоялись бы ступить даже ангелы. С наивной самоуверенностью любимого ребенка я выступила перед мистером С. с речью, выразив удивление нехарактерной для него несправедливостью и потребовав восстановления справедливости. Я испытала шок, не получив от него привычного уважения или отеческого снисхождения. Напротив, он разозлился и пригрозил поступить со мной так же, как с моей несчастной коллегой. С того дня мистер С. стал меня игнорировать. Исчезли отеческая улыбка, подшучивания, признание. Из любимицы я превратилась в падчерицу и погрузилась в депрессию. Приятельские подбадривания сотрудников больше меня не радовали. Каждое утро мне все сложнее и сложнее было вставать и отправляться на работу. После нескольких недель переживания этой неприятности случилась настоящая трагедия: неожиданно умерла моя мачеха. Шок от ее внезапной смерти, противоречивые чувства к ней — любовь и гнев, тот факт, что я во второй раз потеряла мать, повергли меня в состояние сильного горя (см. главу «Одиночество»).
Мы были очень сплоченным коллективом, все старались утешить меня, включая мистера С., который снова стал добрым и заботливым, как прежде. Но теперь это было неважно: он меня не интересовал. Переживания тех недель стали смешными в сравнении с моей реальной потерей и связанными с ней страданиями. Как было глупо впадать в депрессию, с учетом того, что мне не на что было жаловаться! Какой я была идиоткой, что серьезно отнеслась к мистеру С. и перемене его настроения! Как мало он значил в моей жизни после случившегося. Все, что мне хотелось, — повернуть стрелки часов вспять и попасть в то время, когда мачеха еще была жива.
Многие люди испытывают иррациональные чувства к начальству. У меня есть знакомый, чья работа поощряется повышением зарплаты и продвижением по службе. Но его это не устраивает, он хочет особого признания, персонального одобрения, которого никогда не получал от отца.
Невротик — человек, которому не удалось удовлетворить первичные потребности. Он так и не научился получать того, что необходимо для их удовлетворения, и страстно этого желает.
Мэри на службе компульсивно воспроизводила роль Золушки, которую хорошо усвоила в детстве. Она старалась выполнять работу сверх нормы, работала сверхурочно, хотя такой необходимости не было, изо всех сил стремилась заработать любовь и уважение работодателя, так как никогда не получала их от своей матери. У ее начальника была репутация тирана: требовательный эксплуататор, не способный ценить заслуги. Когда я познакомилась с Мэри, женщина страдала хронической депрессией, выходные она проводила не вставая с дивана, погруженная в навязчивые мысли. Она вела себя так, будто была в ловушке, и была неспособна сменить работу.
Мэри так сильно наказывали в детстве, если она плакала, что в первые месяцы самотерапии единственным способом выражения болезненных эмоций была рвота. К тому времени, когда она научилась плакать, женщина смогла сменить работу и стала получать удовольствие от выходных. Еще довольно долго она отыгрывала старый паттерн Золушки: много работала, испытывая обиду и возмущение из-за поведения неблагодарного начальства. Но теперь, когда ситуация становилась слишком болезненной, она могла уволиться и начать сначала. Через некоторое время она научилась устраивать в гештальт-самотерапии воображаемые встречи с фрустрирующим начальником и менять его роль на роль матери. Она научилась выпускать пар, ломая картонный домик во время обеденного перерыва. Сегодня Мэри развивает свои скрытые способности, о которых никогда не знала, и получает от жизни больше удовольствия. Она осознает свой паттерн Золушки, но у нее больше нет навязчивого стремления отыгрывать его в офисе. Она наслаждается работой и удовлетворена тем, что начальство признает в ней ценного сотрудника.
Мартина часто унижал отец. Мартин вырос с «непереваренной частью» отца: частью личности, которая стремится действовать похожим образом, то есть унижать других людей. Он часто проецирует это желание на окружающих, особенно на людей, имеющих власть. Рано или поздно на любой работе Мартин чувствует себя злым и обиженным, потому что исказил слова начальника и пережил унижение.
Отец Белл был очаровательным обманщиком. Все детство и юность он подводил ее, давая обещания, которые никогда не выполнял. Сегодня Белл работает на человека, чья внешняя душевность скрывает личность эксплуататора. Она неспособна сопротивляться знакомому ей сочетанию качеств в человеке, хотя знает, что ее используют. Несмотря на низкую оплату труда и излишнее давление она усердно трудится. Белл колеблется между крайностями — сильным возмущением и чувством стыда («Я такая простофиля! ») и страстным желанием употребить остатки силы на выход из окончательного кризиса! Она достаточно умна, чтобы понимать происходящее. Но поскольку она никогда не использовала самотерапию для работы с противоречивыми чувствами к отцу, то не в состоянии освободиться от провального паттерна: она не может сопротивляться фигуре отца, чья подкупающая душевность сочетается с качествами хладнокровного эксплуататора.
Выше я описывала, как директор школы для взрослых, в которой я работала, неожиданно оборвал мои занятия вопреки желанию студентов. Когда мистер Б. внезапно объявил о своем решении, я сначала удивилась, потом разозлилась. Гнев преследовал меня несколько недель. И вот наступил день, когда я должна была ему позвонить. Я стала набирать номер, и моя рука задрожала так сильно, что мне трудно было удержать трубку. Мне показалось, что я не испытываю никаких эмоций в данный момент, мне просто хочется есть. Но, взглянув на часы, я поняла, что ела недавно, значит, это признак тревожности. Это был шаг 1 — признание неадекватного чувства. Я положила трубку и перешла к шагу 2 — почувствовать явную эмоцию. Кажется, это был страх. Я чего-то боялась, но не знала чего именно. Шаг 3 — что я чувствовала до этой эмоции? Навязчивый гнев. Шаг 4–0 чем мне это напоминает? Я стала вспоминать все чувства к мистеру Б., с тех пор как познакомилась с ним. Я вспомнила, каким он был добрым и приветливым во время нашей первой беседы, как он настойчиво звал меня на работу со словами: «Судя по вашему стилю, вы прекрасный преподаватель». Я думала, что понравилась ему. Что случилось? Почему сейчас он захотелось избавиться от меня? И о чем мне это напоминает? Неожиданно словно удар колокола прозвенели в моей голове слова: «Папа, я думала, ты любишь меня. Что случилось? » Они касались изменившегося отношения отца, которое меня мучило. Такой нежный в детстве! С каким нетерпением я ждала выходных в детском доме! Я тянулась к нему как к солнцу в период тьмы. А когда я выросла, отец изменился: стал злым и осуждающим. В течение нескольких лет мне казалось, что никакое мое действие не может порадовать его.
Случай с мистером Б. напомнил о том болезненном периоде моей жизни. Моя тревожность и навязчивый гнев скрывали старую печаль и потерю. Я отпустила горечь от вновь ожившего прошлого, вместе с ним ушли тревожность и сильный гнев. Я сумела это преодолеть. Мистер Б. больше не был моим отцом.
Шаг 5, определение паттерна. Иногда без всякого понимания происходящего я веду себя так, будто мужчина, имеющий надо мной власть, является моим отцом. Если сперва он мне симпатизирует, а потом его отношение меняется на противоположное, я скрываю чувство отвержения с помощью гнева и навязчивых мыслей.
Еще один аспект офисного невроза — это наша склонность видеть в коллегах сиблингов. Сотрудники становятся семьей, имеющей все виды привязанности, зависти и ревности, распространенных среди братьев и сестер.
Чувствуя себя дочерью по отношению к мистеру С., моему начальнику, я вела себя с остальными девушками как защитница, стараясь опекать и помогать им, будто была их старшей сестрой. Я завидовала молодой женщине, которая занимала должность менеджера. Я вела себя так, будто она была старше меня и обладала слишком большой властью и множеством привилегий. Еще была девушка по имени Элис. Мистер С. любил Элис и восхищался ею: она была его любимым ребенком. Он давал ей важные поручения, и это означало, что она умнее меня. Он шутил и смеялся с ней особым образом, это значило, что ее больше любят. Меня снедала ревность, ребенок внутри меня плакал: «Папочка любит сестру больше, чем меня».
Ширли — молодая женщина, которая чувствует себя покинутой на любой работе. Ей кажется, что все остальные девушки в офисе образуют тесный дружеский союз, из которого ее намеренно исключают. Детские переживания Ширли убедили ее, что она нелюбимый и нежеланный ребенок. Она не осознает, что ее нынешнее поведение выглядит холодным и отвергающим. Когда новые знакомые пытаются сблизиться с Ширли, она отталкивает их, сама того не осознавая. Она ведет себя недружелюбно, подозрительно, неискренне, что создает впечатление, будто она хочет остаться одна. Ожидая отвержения, она вынуждает людей отворачиваться от нее.
Я знаю нескольких человек, похожих на Ширли. Некоторые из них проработали скрытые чувства, связанные с ранними переживаниями, и смогли изменить поведенческие паттерны. Сегодня они могут спокойно присоединяться к любой группе и чувствовать себя на работе равноправными членами семьи. Но те, кто фокусируется на ошибках других людей вместо того, чтобы исследовать собственные скрытые конфликты, продолжают провальную линию поведения и оправдывают свои ожидания, связанные с отвержением, в каждой новой рабочей обстановке. Кажется, что эти люди исполняют роль Золушки и используют ее, чтобы подкрепить обвинительную установку к жизни (см. главу «Ответственность и обвинение»). Они притягивают неудачи.
В детстве старший брат запугивал Карла, но в подростковом возрасте и юности попытался дать ему помощь и поддержку, которых он никогда не получал от отца. Карл ценил эту помощь, но знал, что брат не понимает его. Детская жестокость оставила свой след. Ему всегда было трудно обратиться за помощью. Став взрослым, Карл относится к обладающим властью людям как к своему старшему брату. Он ищет начальника, которым мог бы восхищаться и который направлял бы его в работе. Если начальник не понимает его потребности, Карл разочаровывается и не может обратиться за помощью. Он бросает работу и начинает искать нового начальника, который может удовлетворить его потребности.
Далее я привожу гипотетический случай, чтобы показать, как самотерапия помогает справиться с офисным неврозом. Джон — маленький мальчик, который сильно возмущен появлением на свет младшего брата. Малыш умирает, и Джон вырастает со скрытой убежденностью, что его гнев погубил брата, — следовательно, он опасный человек, и его гнев обладает волшебной силой. Он работает в офисе, один из его коллег — известный задира. По некоторым причинам, возможно из-за разницы в возрасте, этот сотрудник напоминает Джону умершего брата. Все происходит вне поля сознания Джона, на скрытом уровне. Такое сходство означает опасность проявления гнева в отношении задиры. Джон скрывает гнев от самого себя и пытается задобрить коллегу. Подобное поведение всегда подвигает любого задиру на распущенность, гнев Джона кипит и рвется на свободу. Поскольку старая защита против гнева — задабривание — больше не работает, появляются симптомы тревожности. Тревожность похожа на страх, и задира реагирует на страх провоцирующим поведением. Ситуация ухудшается. Предположим, теперь Джон проводит небольшую самотерапию, счищает слой внешних чувств и позволяет себе почувствовать направленный на коллегу гнев. Тревожность исчезает. Не двигаясь в этот момент глубже, не осознавая, почему он испытывал скрытый гнев, не понимая сходства задиры с умершим братом, Джон сумеет с помощью разума, используя свой опыт, решить эту проблему наиболее подходящим лично для него способом. Он может попросту дать отпор задире (хороший способ справиться с таким человеком) или попросить перевода или увольнения с работы. Если он пройдет гештальт-самотерапию и исследует противоречивые чувства, гнев и вину к брату, то окрепнет для будущих эмоциональных потрясений. Но даже небольшой курс самотерапии поможет справиться с непереносимой ситуацией.