Тем, чьи способности к эмоциональному и интеллектуальному росту выше среднего, требуется больше времени для достижения зрелости. Для них психологическая юность продолжается и в двадцать лет (22).
Существует три стадии развития человека: детство, юность и зрелость. Мы должны успешно решить задачи предыдущих стадий, прежде чем переходить на следующие.
Задача детства — научиться доверять (23); юности — освободиться от родительской зависимости, найти собственную идентичность. Настоящий взрослый уверен в своих силах, легко принимает себя и окружающих. Задача юности складывается из трех подзадач:
1. Разлюбить родителей
«Это несправедливо, — пожаловалась мне как-то младшая дочь, — ты вышла замуж за папу, а мне придется выходить за незнакомого человека». Молодой человек должен разлюбить родителей, чтобы освободить себя для любви к незнакомому человеку. Ему нужно отстраниться от тех людей, кого он любил с детства, чтобы достичь подлинной близости с другими.
Одним из признаков этого изменения является оценочное отношение к родителям. Я гордилась мачехой, когда была маленькой. Она была такой обаятельной и остроумной. А в юности я уже стыдилась появляться с ней на людях: она так громко сморкалась! Обе мои дочери прошли через похожие переживания в подростковом возрасте, когда они терпеть не могли ходить куда-нибудь вместе со мной. Они стыдились моей одежды («Такая невыразительная! »), быстрой походки, откровенного смеха, громкого голоса («Мам, на нас все смотрят! »).
Родителям больно, когда в один прекрасный момент они узнают, что дети их стыдятся. Детям еще больнее: стыд порождает чувство вины. И тем, и другим стало бы легче, если бы они поняли, что мы можем стыдиться только тех людей, которых любим (см. «Стыди вина», 4).
Юноша расторгает близкие отношения прошлого. «Моя дочь всегда мне доверяла свои переживания, все рассказывала, но сейчас стала все держать в секрете»; «Мы с папой всегда могли поговорить, но сейчас это почему-то изменилось». Родители, чрезмерно реагирующие на подобное отвержение, шантажирующие своих детей чувством вины, усложняют их юношеский период. Иногда дети вынуждены прибегнуть к обману: «Я общаюсь с матерью ровно столько, чтобы у нее сложилось впечатление, что я ей доверяю, но на самом деле я не рассказываю ей ничего значимого».
2. Бороться за независимость
Молодой человек одной ногой стоит в безопасном детстве, а другую проносит через опасный вакуум неизвестности, нащупывая свой путь к независимости. Часть его хочет еще ненадолго остаться в привычном безопасном мире, в то время как он борется за достижение уверенности в себе. Он стыдится своей зависимости и иногда скрывает ее от себя, проецируя на родителей: «Вы слишком меня опекаете, не позволяете мне жить своей жизнью. Перестаньте меня контролировать». Родители, которые в действительности стараются дать ребенку свободу, обижаются, их возмущают обвинения, не имеющие под собой никакого основания.
Ребенок нуждается в любви и одобрении родителей. Юноша все еще борется с некоторыми из этих потребностей и боится, что они потянут его назад. Чтобы доказать себе и родителям, что он перерос эти потребности, подросток обращается к опасным способам действий: рискует, поступает импульсивно, проявляет упрямство.
Молодой человек, которому в детстве приходилось прикладывать много усилий, чтобы получить любовь и одобрение, научился хорошо управлять родителями: задабривать, лгать, манипулировать, скрывать истинные мысли и чувства. Так как в первые годы жизни он столкнулся с депривацией, его старые потребности остались неудовлетворенными, он испытывает большие трудности с их преодолением в юношеском возрасте. Он может откладывать выполнение решающей задачи — тогда происходят невротические задержки, которые длятся до среднего возраста, или посвятить свою жизнь тому, чтобы задабривать, манипулировать, лгать и зависеть от любви и одобрения других людей, и тогда застревает на детском уровне отношений со всеми.
Ребенок, переживший опыт глубокой депривации, будет слишком остро реагировать на скрытую зависимость в юности, отрицая ее в преувеличенной манере. Он компульсивно отыгрывает негативные чувства к родителям и лицам, обладающим властью, — становится высокомерным, бунтует, наказывает, унижает. Возможно, ему никогда не удастся перерасти эту стадию. Он бессознательно ненавидит скрытую зависимость, сознательно ненавидит родителей, с которыми связаны эти чувства. Ребенок, который в детстве совсем не получал любви и одобрения, так и не научился доверять, станет психопатом (10).
3. Найти идентичность
Маленький ребенок воспринимает себя как члена семьи: он дитя родителей, брат или сестра других детей в семье. В юности он должен освободиться от старого образа себя и найти новый; ему предстоит открыть свою индивидуальность. Он начинает отрываться от семейных традиций, но еще не готов встать на собственный путь. В этот переходный период он нуждается во временной идентичности, образе «я», который поможет преодолеть сложности отречения от старых путей. Он временно усваивает чужой стиль жизни: взрослого, которым восхищается (но не родителя), друга, группы сверстников, возможно, писателя или литературного героя. Родители, которые высмеивают подростковый конформизм в одежде и манерах, желание «быть как все», не понимают, что их ребенок просто на время обращается к новой идентичности, примеряет ее к себе, чтобы затем найти собственную.
Некоторые родители поднимают столько шума из-за мелочей, что это толкает и их самих, и их детей на ложный путь повторяющихся глупых перебранок — так, будто ведется серьезная борьба. Мать, переоценивающая важность одежды или прически, заставляет сына сконцентрировать все мысли и силы на борьбе за внешний вид. Он тратит столько энергии на эту поверхностную проблему, что главные задачи юношеского периода остаются нерешенными: молодой человек не может найти своего места в мире и свой путь в жизни. Мать и сын обманывают сами себя: оба лелеют иллюзию, что он решает важную задачу своего возраста. На самом деле он тратит драгоценное время и силы, которые нужны для истинного роста, на пустые насмешки и перебранки.
Чтобы достичь зрелости, индивиду нужно избавиться от некоторых семейных традиций и сформировать собственные. В юношеский период это может выглядеть так, будто вместе с водой он выплескивает и ребенка, отрицая все стандарты и намеренно действуя наперекор родителям. Вообще-то, люди наследуют от родителей значимые ценности, хотя в годы юношеской неразберихи это может и не быть очевидным. Некоторых родителей охватывает паника, и они стараются навязать свои идеи детям. Пытаясь избежать чувства беспомощности, они становятся жестче, авторитарнее как раз тогда, когда их детям больше, чем обычно, нужна свобода. Эта отчаянная попытка установить контроль над ребенком усиливает его бунт и увеличивает пропасть в отношениях. Иногда восстановлению они уже не подлежат. Неистовствующие родители обращаются за помощью в полицию, объявляют себя врагами ребенка и навсегда лишаются его доверия.
Когда вы передаете ребенка в руки правоохранительных органов, подвергая его тем самым унижению, запугиваете тюремным заключением, то наделяете его представлениями о себе как о преступнике. Фриденберг (24) описал, как мы категоризируем молодых людей. Как раз в тот период, когда молодой человек находится в поисках своей идентичности, наше общество загоняет его в угол. Его поведение помечается совершенно определенными ярлыками: хорошо адаптированный, больной (невротичный) или делинквент — и нет речи об индивидуальных различиях, нет признания конфликтных мотивов, понимания юности как переходного, экспериментального периода. Трагедия заключается в том, что молодой человек принимает такой ярлык и отдается на волю судьбы.
Некоторые родители пытаются контролировать детей эмоциональным шантажом, вынуждая их чувствовать себя виноватыми: «Ты разбиваешь матери сердце»; «У отца будет сердечный приступ из-за тебя»; «У меня случится нервное расстройство». И если им не удается саботировать юношеское становление, то они сеют семена хронического негодования. Другие используют более прямые угрозы: «Пока я тебя кормлю, ты будешь поступать по-моему»; «Я тобой больше не занимаюсь»; «Ты мне больше не сын».
Особенно сегодня, когда целое поколение экспериментирует с наркотиками, ведет образ жизни хиппи, некоторые истеричные родители отыгрывают самые ужасные фантазии своих детей, связанные с отвержением и одиночеством. Родители толкают их к важным решениям в тот момент, когда им нужно поэкспериментировать с новыми идеями, попробовать новые виды поведения, найти собственный стиль жизни и свою философию. Вместо того чтобы дать молодому человеку время на встречу с внутренним конфликтом между зависимостью и независимостью, его вынуждают переживать проблему как решающую битву между Родителем и Ребенком. Такой порядок вещей либо сильно замедляет его рост и стремление к зрелости, либо совсем останавливает его, и юноша навсегда застревает на стадии подросткового бунта.
Юноша должен найти свою сексуальную идентичность. В нашей культуре маленький мальчик, окруженный женщинами дома и в школе, практически не имеет возможности идентифицироваться с мужчиной. Он может войти в юношескую стадию со спутанным образом собственной сексуальности, которая его пугает. Ему известно, как наша культура принижает, наказывает и ограничивает свободу муж-чин- гомосексуалистов.
Маленькая девочка, которую в школе учили соревноваться с мальчиками, вдруг узнает, что ей нужно их соблазнять, а не конкурировать. Культура и средства массовой информации угрожают ее самооценке и постоянно напоминают, что она должна быть привлекательной для мужчин.
Родители, которые хотят помочь взрослеющим детям добрым советом относительно внешнего вида и поведения на людях, должны помнить, что в этом возрасте ребенка терзают сомнения. Почти каждый их комментарий созвучен внутреннему голосу подростка, вещающего ему, что он безобразно выглядит или неадекватно себя ведет.
Юноша пытается найти свое место на профессиональном поприще. В отличие от мальчиков из более примитивных сообществ, большинство современных сыновей лишены возможности помогать отцам и одновременно учиться у них тем навыкам, которые они могли бы применить в зрелом возрасте. Эти дети имеют скудные представления о деятельности отцов. В механизированном обществе трудно найти достойную работу, что усложняет обретение профессиональной идентичности (24, 25).
Девочка получает хорошее образование, позволяющее ей внимательно отнестись к собственному потенциалу и рассмотреть возможности профессиональной творческой деятельности, но одновременно с этим ей приходит незаметное, но мощное послание, которое заставляет ее думать только о том, как завлечь мужчину, и забыть об остальных интересах.
Хелена Дойч (26) пишет, что женщине ровно настолько трудно понять и принять свою дочь-подростка, насколько она не решила собственные проблемы в отношениях с матерью. Это справедливо и для отношений с отцами. Скрытые чувства, связанные с нашими родителями, живыми или уже умершими, затуманивают наше видение. Остатки страха, гнева, ревности, зависимости искажают мышление и портят отношения с взрослеющими детьми.
Проблема отцов и детей существует с незапамятных времен, но сегодня она стоит особенно остро. История меняется так быстро, происходит настолько радикальный слом ране почитаемых устоев и нравов, что молодые люди видят мир совсем иным, нежели его видели их родители и дедушки с бабушками. Юноша всегда стремился к отвержению некоторых родительских ценностей, но современные дети называют бессмысленным весь наш уклад жизни. Поколение депрессивных, озабоченных безопасностью родителей свидетельство тому, как молодежь общества изобилия игнорирует их предостережения и насмехается над ценностями среднего класса. Неудивительно, что родители испуганы. Именно страх объясняет их осуждающий настрой и воинственность (30).
Еще одним фактором, который увеличивает разрыв между поколениями, является современная семья, центрированная на ребенке. Мы, воспитанные в старомодных авторитарных семьях, где подразумевалось, что детей должны видеть, но не слышать, переключились на Гезелла и Илг', доктора Спока и либеральную школу воспитания детей в целом. Мы научили детей чувствовать и выражать эмоции, требовать соблюдения их прав. Вы можете не волноваться, когда ваше четырехлетнее чадо топает ногой и кричит: «Ты плохая мама, я тебя ненавижу! » Но если он продолжит поступать так же, став выше, сильнее и членораздельнее вас, сохранять спокойствие уже сложнее. Мой собственный опыт самотерапии показал, что часто, когда дети выражали негативные чувства в отношении меня, за моим внешним гневом скрывалось нечто совершенно иное.
В ходе самотерапии мне удалось обнаружить следующее: я чересчур идентифицируюсь со своим ребенком.
В детстве я никогда не осмеливалась сердиться на родителей и, испытав на себе ежовые рукавицы моей ригид-
Речь, по-видимому, идет о книге Арнольда Гезелла и Френсис Илг « Ребек от 5 до 10» («The Child from Five to Ten» by Gesell, Arnol and Ilg, Frances L.; NY, Jason Aronson. 1946). — Прим. peg.
ной и властной мачехи, которую я любила и боялась, к юношескому возрасту я накопила огромный запас гнева. Я умудрялась контролировать его невероятным усилием воли, которое сопровождалось навязчивыми мыслями о самоубийстве, поскольку мой неканализированный гнев обратился внутрь меня. Когда дочь в подростковом возрасте выражала раздражение в мой адрес, мне казалось, что она ненавидит меня так же сильно, как я когда-то ненавидела свою мачеху.
Однажды я сказала своей взрослой аудитории, что следующая лекция будет посвящена юношескому возрасту, и на нее приглашаются все молодые люди. По мере приближения дня X. моя тревога нарастала. Я боялась предстать перед аудиторией подростков и юношей. Они должны меня ненавидеть: я буду для них родителем или учителем, то есть врагом. Что я могу им сказать? Что они хотят услышать? Что будет для них полезно? В отчаянии я позвонила своей младшей дочери, которая тогда жила отдельно от нас, и попросила совета. Что стало бы полезным для нее в тот, подростковый период? «Помнишь последний год, когда ты жила дома, с нами? Мне казалось, что ты все время испытывала сильную ненависть ко мне». Дочь была шокирована таким вступлением: «Мамочка, что ты! Я никогда не ненавидела тебя. Ты, конечно, меня доставала, — она засмеялась, — иногда это действительно раздражало. Ударяясь локтем о косяк, я злилась на тебя — будто это ты виновата, но я всегда знала, что это иррациональное чувство».
Этот разговор принес мне огромное облегчение. Даже в последние годы, когда благодаря гештальт-самотерапии и общению с детьми я узнала, насколько глупыми и невротичными были мои поступки в их адрес, и что их раздражительность в действительности была оправдана, мне помогало, если я вспоминала слова дочери: «Я никогда тебя не ненавидела». Меня все еще преследует образ мачехи: моя иррациональная часть чувствует, что я похожа на нее и заслуживаю ненависти собственных детей, другая часть чрезмерно идентифицируется с агрессивной дочерью. Сегодня при помощи гештальт-самотерапии я прорабатываю свой старый гнев к мачехе. Я бы очень хотела решить эту проблему, пока девочки еще живут дома.
Молодой человек, выполняющий задачу своего периода развития, а именно — разлюбить родителей и освободиться от зависимости от них, нередко критичен и суров. Отец — объект восхищения в прошлом, привыкший слышать возносящие на пьедестал фразы вроде: «Но папа говорит, что... », теперь принимает один болезненный удар за другим. Мать все чаще слышит отчаянное: «Ну, мам! », из которого ясно слышится: «Ты ничего в этом не понимаешь! »
Если вы чрезмерно реагируете на это новое отношение, то благодаря самотерапии можете увидеть, что вы бессознательно поменялись ролями и ведете себя так, будто вы — это ребенок, которого ругают, а ваше взрослеющее чадо — критикующий родитель. Пропустив сквозь себя этот скрытый материал, вы сможете снова почувствовать себя взрослым и спокойно принять критику ребенка.
Каждый родитель реагирует на такое новое отношение с позиции собственной истории. Когда мои дети стали закидывать меня своими неодобрительными взглядами, я регрессировала на ранние стадии своего развития. Я снова почувствовала себя приемным ребенком, живущим в чужих семьях, нежеланным, нелюбимым приемышем, которого едва терпят. Иногда скрытым чувством оказывается зависть к той новой свободе, которую получили наши дети, и которой у нас самих никогда не было — это описано в главе «Зависть и ревность».
Иногда это просто неспособность выйти из привычной роли опекающего родителя. Ребенок, для которого одобрение родителей и учителей было важнее всего, ныне обеспокоен признанием сверстников. Взрослые, когда-то служившие для него опорой, становятся врагами. Это изменение оказывается неприятным сюрпризом для родителей. Некоторые из них отказываются смотреть правде в глаза и продолжают использовать старые угрозы и методы подкупа, чтобы подчинить детей. Однако теперь эти методы не только не приносят желанных результатов, но скорее — вредят.
Подростковый и юношеский возраст — время стресса и сильного напряжения и для ребенка, и для родителей. Чем менее гибкими и более ригидными будут обе стороны, тем более травматичным для всех окажется данный период.