Зависть. Вебстер определяет зависть как «болезненное или неприятное осознание преимуществ другого человека, сопровождающееся стремлением обладать такими же преимуществами».

Большинству из нас знакомо чувство зависти, но некоторые люди отравлены им как ядом, который пронизывает их существование сверху донизу, касаясь всех областей жизни. Хронические завистники еще в детстве приучились воспринимать себя как неадекватных человеческих существ (12). Как они вырабатывают подобный образ себя? Зависть порождают два типа детско-родительских отношений:

а) Родители, недовольные своим ребенком, ждут, когда он станет красивее, умнее, талантливее и т. д. Ребенок убеждается на всю жизнь, что не может достичь ничего этого.

б) Родители, имеющие иррациональное, экстравагантное представление о своем ребенке, преувеличивают его дарования. Но никакие амбиции и никакой самый усердный труд не помогут ему доказать всему миру, что он способен на предсказанные родителями достижения. Он никогда не сможет достигнуть столь завышенных целей.

Хронически завистливый человек постоянно озабочен вопросом престижа: как его получить и не потерять. С его точки зрения все виды достижений, материальные блага — гламурны и подчеркивают его статус. Убежденный в своих невысоких способностях, он накапливает эти знаки престижа, чтобы чувствовать себя равным окружающим. Он должен убедить мир, что не хуже остальных.

Многие завистливые люди из-за вечного чувства небезопасности легче чувствуют себя на отдыхе, в новом месте

с незнакомыми людьми, где они стараются избегать какой бы то ни было конкуренции. Но если они находятся на курорте слишком долго, близко знакомятся с людьми, так что возникает возможность помериться с ними силами, то снова чувствуют необходимость производить впечатление.

Зависть — очень неприятная эмоция, имеющая два болезненных аспекта:

а) Наша культура осуждает зависть. С точки зрения религии, греховно желать собственности ближнего. Мы стыдимся собственной зависти, ждем ответной неприязни и неодобрения окружающих.

б) Завидуя кому-либо, вы находитесь в состоянии болезненного осознания того, что у кого-то есть что-то, чем вы не обладаете. Поскольку завистливый человек изначально убежден в своей неполноценности, неспособности получить желаемое, каждый укол зависти, который он чувствует, сравнивая себя с другими, усиливает его страдания.

Завистливый человек оправдывает свое возмущение богатством другого, критикуя его. Он придумывает самые невероятные объяснения, чтобы защитить себя: «Это несправедливо. Если бы в мире была справедливость, я бы тоже обладал всем этим. Тот, у кого все это есть, плохой, бесчестный и не заслуживает этих благ».

Некоторые аспекты нашей культуры поощряют зависть. Американцам сложно достигать подлинной близости друг с другом, а отчужденность порождает зависть. Невероятная стремительность разработок природных источников, массовое производство и реклама заставляют оценивать вещи в соответствии с соображениями их престижности. Быть на уровне Джонсов — вот современный стиль жизни.

Американские родители учат детей пренебрежительно относиться к другим людям. Маленькая Сьюзи приходит домой в слезах, потому что Мэри назвала ее «толстухой». Мать спешит утешить дочку откровенной ложью: «Мэри такая тощая, я бы очень переживала, если бы она была моей дочкой. Не обращай внимания на ее слова, дорогая». И маленькая Сьюзи учится не доверять собственным наблюдениям, искажает правду ради более комфортного самочувствия.

Это стремление хронически завистливых людей искажать реальность довольно опасно. Из него может развиться параноидная установка. Если вы знаете, что довольно часто завидуете окружающим, используйте это знание для самотерапии и сделайте шаг к развитию собственной рациональности. Любая эмоция, которую вы часто испытываете, является тем, что я называю стереотипной реакцией, покрывалом, которое прячет под собой все остальные чувства. Стереотипная реакция — это всегда материал для самотерапии, вне зависимости от того, насколько он вам кажется разумным и адекватным. Каждый раз, счищая слой зависти, переживая то, что лежит под ней, — собственную неполноценность, никчемность, беспомощность и т. д., — вы движетесь к психическому здоровью и уходите от серьезных нарушений.

В ходе гештальт-самотерапии проведите воображаемую встречу с человеком, которому завидуете. Обвините его во всех грехах, которые вам придут в голову, — в никчемности, злобе. Отругайте его. Объясните, почему он не заслужил этих благ, а потом сыграйте роль этого «никчемного» человека. Затем проиграйте две части своей личности: одна часть считает, что вы заслуживаете всех «ценностей», другая придерживается противоположного мнения. Как только вы поймете, что проецируете на другого человека скрытую убежденность в собственной никчемности, вы начнете меняться в сторону роста.

Те из нас, кто не страдает хронической завистью, для кого зависть не является стереотипной реакцией, все равно время от времени испытывают это чувство. Зависть всегда является неадекватной реакцией, скрывающей истинное чувство. После того, как меня оставила мать, я завидовала другим детям, у которых были нормальные семьи и любящие матери. Даже будучи взрослой, я чувствовала укол зависти, если слышала чьи-то жалобы на материнскую гиперопеку. Мне потребовалось проделать много работы в самотерапии, чтобы разобраться в своих скрытых чувствах к матери, чувствах, связанных с опытом приемного, «чужого» ребенка. Эта зависть прошла, и теперь я могу сказать: человеку, имеющему гиперопекающую, контролирующую мать, возможно, приходится сложнее, чем мне.

В начальной школе я сильно завидовала одной своей однокласснице. Меня возмущала ее популярность, школьные успехи и живая, притягательная манера общения. В течение многих лет я просила в вечерней молитве: «Боже, пожалуйста, позволь мне стать лучше Мэй Брайт». Я сконцентрировалась на Мэй Брайт и своей зависти к ней, чтобы избежать чувства одиночества и отверженности — спутников приемного ребенка.

Зависть концентрирует вас на другом человеке и отвлекает от ваших внутренних процессов. Зависть всегда скрывает другие чувства и является хорошим материалом для самотерапии.

Много лет назад, когда я еще не обрела профессионального статуса, мне очень хотелось выйти с лекцией на аудиторию. Подобно истинному миссионеру, я была готова читать любой группе, согласной меня слушать. Я бесплатно предлагала свои услуги некоторым местным организациям, которые приглашали лекторов выступить с еженедельными сообщениями на разные темы. Руководительница одной обучающей программы с благодарностью приняла мое предложение, но на следующий же день перезвонила мне с извинениями. Она объяснила, что еще новенькая на этой работе, и вышестоящее начальство отругало ее за приглашение лектора без их ведома. Лекцию отменили. В то время я считалась независимой одиночкой в данной области, и мне было известно, что несколько членов руководства выступали против моего нетрадиционного подхода в психологии и называли меня шарлатанкой. Я приняла еще одну неудачу в реализации своего миссионерского рвения и отправилась на поиски другой публики.

Несколько месяцев спустя я прочитала объявление в местной газете, в котором говорилась, что эта организация представляет новый курс с названием, аналогичным моему. Курс собирался читать местный психолог. Зависть буквально съедала меня, я страдала навязчивыми мыслями и впала в депрессию. После нескольких дней мучительных переживаний я обратилась к технике записывания в самотерапии (4), что принесло мне облегчение.

Этот метод заключается в записывании вопросов и предположений, связанных со скрытым чувством. Вы пишете до тех пор, пока не возникнет новая эмоция, более сильная, чем та, с которой вы начали. Некоторые ваши предположения будут вполне разумными, но если они не пробуждают сильного чувства, вы должны оставить их и искать другое объяснение. Вот что я записала, пытаясь найти, что стоит за моей завистью:

«Что я чувствую в связи с этим курсом? Депрессивное настроение. Что я боюсь почувствовать? Разочарование? Гнев? Конкуренцию? Я чувствую себя брошенной за борт? Снова чувствую себя приемным ребенком? Меня никто не ценит? Это ревность к «своему» ребенку в семье? Гнев на взрослых, которые не заботятся обо мне? (Это были прежние открытия, к которым я пришла в ходе самотерапии. ) Что я боюсь почувствовать? Почему мне настолько больно, что я чувствую себя будто замороженной? Зубы болят. Что я чувствовала, впервые прочитав объявление? Доктор N. Мне кажется, что он что-то украл у меня? Хочется есть. Стараюсь отвлечься, читаю что-то из Маслоу (интеллектуализация). Что я боюсь почувствовать? Страх? Утрату веры в работу? Я зависима от их одобрения? Боюсь, что они сочтут меня пустышкой? Боюсь продолжать работу, будто мне нечего сказать? Будто я ненастоящая? Как Сара Кру (из детской книжки), которая притворялась принцессой. На самом деле я всего лишь приемный ребенок. Боюсь показаться фальшивкой, потому что они меня считают такой? Потому что я солгала по поводу своей семьи? (Сказала, что мачеха — моя настоящая мать. ) Пыталась обрести какую-то принадлежность, быть такой же, как все дети. Мне стыдно узнать это из опыта (плачу). Так вот что означают эти переживания! Мой сексуальный опыт. Полученный из жизни, а не из книг (травмирующий детский сексуальный опыт). Стыд. Как будто они обвиняют меня. Не такая, как все дети. Притворщица».

Я испытала острый стыд. Он продлился несколько секунд, а потом я поняла, что зависть, депрессия и навязчивые мысли прошли. Все показалось совсем не важным, и я могла больше не думать об этом.

Наша культура, стимулирующая зависть, в то же время называет ее постыдной, и некоторые люди учатся избегать этого чувства. Мы прячем зависть под другими переживаниями. Несколько лет назад, на одном из моих воркшопов студентка, краснея, призналась, что завидует красоте другой участницы группы. Почти вся группа сказала, что они хорошо ее понимают, так как и они периодически страдают от зависти. Моей первой реакцией было удивление, а потом я выпалила: «Я никогда никому не завидовала».

После сессии я стала размышлять. У меня закрались некоторые подозрения, так как реакция была нетерапевтич-ной и не похожей на меня. В группе была участница, которая рискнула признаться в постыдных переживаниях, остальные поддержали ее, а я, ведущая, выдала реплику, в которой было одно превосходство и ни малейшего сочувствия.

Эта неадекватная реакция, провальная с точки зрения позиции ведущего, была явным признаком того, что я пытаюсь что-то скрыть. Это стало шагом 1 в самотерапии, осознать неадекватную реакцию (см. Приложение I). Шаг 2: Почувствовать поверхностную эмоцию. Я вернулась к эпизоду, снова почувствовала удивление, осознав, что зависть — такое распространенное чувство. Шаг 3: Что еще я чувствовала? Желание объяснить той участнице, что она не должна завидовать. Шаг 4: Что мне это напоминает? И в этот момент я вспомнила (одновременно поразившись своей способности к самообману) ту зависть, от которой совсем недавно избавилась. На протяжении многих лет я завидовала высокой (мой рост — чуть больше полутора метров) привлекательной женщине, которая пользовалась большим успехом у публики и получила профессиональное признание за оригинальные работы в психологии.

Мне всегда говорили, что ее лекции такие же интересные и увлекательные, как мои. Обычно это произносилось с таким восторгом, словно они ожидали, что я буду рада это слышать, а мне в ответ всегда хотелось ударить их. Слыша или находя ее имя в списках достижений, я каждый раз вздрагивала. Благодаря длительной, тяжелой самотерапии я переросла эту зависть, но моя новообретенная свобода сопровождалась некой амнезией всего прошлого опыта. Я старательно забыла обо всех своих переживаниях. Однако когда я рискнула вспомнить и признать собственную слабость, то смогла стать более полноценной ведущей, не только принимающей, но и реально понимающей завистливых людей.

Существует множество способов скрыть зависть, замаскировать ее при помощи других эмоций. Моя первая дочь была большой любительницей послушать новые истории, и как только немножко подросла, стала такой же страстной читательницей, как я. Я еженедельно ходила в библиотеку, пока она занималась в школе, и в дополнение к своим книгам приносила целую стопку рассказов для нее.

Сначала ей нравились книги, которые я приносила, но годы шли, у нее появились свои вкусы, и я не всегда могла угадать, что она хочет, поэтому приносила ассортимент самой разной литературы, из которого дочь могла выбрать себе что-то по вкусу. Все шло хорошо. Однажды, исследуя последнюю мою книжную подборку, Джени пожаловалась: «Мам, почему ты приносишь книги, которые мне не нравятся? » Я так разозлилась, что не смогла произнести ни слова в ответ. Я вышла из комнаты и стала мысленно изливать весь свой праведный гнев («Избалованная девчонка! Она не заслуживает такой хорошей матери, как я. Какая мать будет каждую неделю ходить в библиотеку и тратить столько времени, чтобы подобрать книгу, которая придется по вкусу ее ребенку? Как она может такое говорить, когда я так добра с ней?! ») Наконец, до меня дошло: возможно, я что-то от себя скрываю. Это было шагом 1, осознание неадекватной или слишком болезненной эмоции. Шаг 2, почувствовать внешнее переживание. Я осуждала неблагодарность дочери. Шаг 3: Что я чувствовала до появления этого переживания? Разочарование. Я думала, она будет довольна. Выбирая книги для Джени, я предвкушала ее радость с тем же чувством, с каким готовлю пироги для Берни. Я получаю огромное удовольствие, видя, как они все радуются. Шаг 4: Что мне это напоминает? Как было бы здорово, если бы кто-нибудь приносил мне книги, когда я была ребенком. Мысленно я вернулась в детство, к своей зависимости от книг, к отчаянному бегству в рассказы о чужих жизнях, к злой приемной матери, которая в качестве наказания порвала мой читательский билет и те два года, которые я прожила с ней, я была вынуждена читать и перечитывать одни и те же книги. Я вновь пережила то ужасное чувство и осознала, что лежит за моим негодованием, — зависть. Прошедший через многочисленные лишения ребенок завидовал богатствам моей дочери.

Как только я почувствовала скрытую зависть, которая продлилась несколько мгновений, внешняя эмоция — праведный гнев — испарилась, и, как это обычно бывает после самотерапии, включился Взрослый. Я вернулась в комнату и сказала Джени: «С моей стороны глупо подбирать тебе книги. С сегодняшнего дня я буду ждать твоего возвращения из школы, и мы вместе будем ходить в библиотеку. Ты уже большая, и можешь сама выбирать себе книги». Джени была в восторге. С тех пор проблем с книгами больше не было. Мне все еще стыдно вспоминать, как я не давала ей права выбирать себе книги. Скрытые чувства творят странные вещи с нашим разумом.

Однажды, когда моя младшая дочь была в подростковом возрасте, она отправилась на молодежную вечеринку. Ее туда повез родитель одного из ее друзей, и мы с Берни пошли спать. Нас разбудил звук приближающейся машины.

Энн вошла в комнату и спросила: «Ничего, если я переночую у Мэри? » Мы согласились, полагая, что за воротами ее ждет та же машина. Но неожиданно мы услышали, как открывается дверь гаража. Некоторое время мы спокойно лежали, пытаясь сообразить, что происходит. Когда мы поняли, в чем дело, Энн уже выкатила велосипед из гаража и уехала. Она не поехала к Мэри на машине, а поехала туда на велосипеде — поздно ночью, не имея при себе даже фонарика. Это было против наших правил, и она прекрасно знала об этом. По-видимому, она специально ввела нас в заблуждение, поскольку знала, что мы не разрешим ей ехать на велосипеде в такой поздний час. Берни сильно разозлился. Он вскочил с кровати, надел брюки поверх пижамы, я накинула пальто на ночную рубашку — мы намеревались догнать ее! Берни решил поехать на машине и потребовать, чтобы она немедленно вернулась домой. Проблема заключалась в том, что хотя мы знали, где живет Мэри, но не знали, какой дорогой поедет Энн. Мы ехали, исследуя каждую улицу в округе, пока честные граждане спокойно спали в своих кроватях. Велосипеда нигде не было. Наконец, мы подъехали к дому Мэри, возле которого стоял велосипед Энн. Берни отправился за дочерью. Поскольку она только что приехала, а я ужасно боялась их стычки, то осталась сидеть в машине, ожидая, когда Берни вернется с победой. Через некоторое время он действительно вернулся и робко сказал: «Может быть, ты пойдешь и посмотришь, что мы можем сделать. Я не могу насильно вытащить ее оттуда и не понимаю, что происходит». Впервые наш ребенок открыто не повиновался ему, просто сказал «нет». Берни был в шоке.

Я прошла за ним в дом, где обнаружила комнату, полную подростков. Они стояли за спиной Энн и смотрели на нас. Все молчали, их лица ничего не выражали. Ситуация напоминала кошмарный сон, я чувствовала себя совершенно беспомощной. Не помню, что я говорила, но в какой-то момент рассмеялась и попыталась разрядить обстановку, сделать конфронтацию менее напряженной. Я спросила: «Что происходит? » Энн ответила тихо, но твердо: «Папа хочет, чтобы я поехала домой, а я не хочу». Было ясно, что мы не можем заставить ее сделать это силой, также было совершенно очевидно, что в эту минуту ничто не вернет ее домой, поэтому мы с Берни решили, сохранив достоинство, мирно удалиться.

Всю ночь Берни промучился. Он переживал из-за того, что поступок Энн стал причиной его публичного поражения. Ему казалось, что она намеренно унизила его перед своими друзьями. На следующее утро во время завтрака он все еще был расстроен. А что же я? Мне было жаль, что он попал в такую ситуацию, — бросился на поиски и настроился на серьезную битву, которую проиграл. Мне было очень тяжело видеть, как он переживает, хотелось как-то ему помочь. Что я чувствовала к Энн? Ничего. Холодность, отстраненность, будто она чужая. Я говорила: «Мы предоставили ей такую свободу, а ей все мало. Она рисовалась перед друзьями и намеренно обидела тебя. Я ее не понимаю».

Но собственная холодность испугала меня. Энн — мой ребенок, я всегда любила ее! Что со мной происходит? Должно быть, я что-то скрываю от себя, что-то прячется за этой холодностью. Это был шаг 1, осознание неадекватной эмоции. Шаг 2. Почувствовать внешнее переживание. Я чувствовала только отсутствие каких-либо эмоций — холодность, отчуждение от собственного ребенка. Шаг 3. Что я чувствовала до этого? Меня переполнял праведный гнев: неблагодарная девчонка! Ведь мы предоставили ей такую свободу! Мы избаловали ее. Она не ценит того, что имеет, и т. д. Шаг 4. Что мне это напоминает? Полная свобода! У меня самой никогда ее не было! В ее возрасте я жила с мачехой в режиме исправительного учреждения. Я жила по часам, каждая минута была расписана, никаких ночных гуляний, комендантский час по выходным. Я жила в страхе гнева мачехи: она могла разозлиться за малейшее нарушение ее бесчисленных правил.

Вдруг я осознала, что скрывала от себя зависть. Все было очень просто: я завидовала свободе собственной дочери-подростка, поскольку сама в юношеские годы так желала иметь ее. Я разрешила себе испытать эту зависть, а затем стыд (унизительно завидовать собственному ребенку, которому желаешь только лучшего), и чувства прошли. Холодность, отчужденность от дочери тоже исчезли без следа. Во мне проснулось любопытство. «Я не знаю, о чем Энн думала вчера вечером, — сказала я Берни, — но вряд ли она хотела тебя обидеть или унизить. Это непохоже на нее. Она скоро придет домой, и мы у нее спросим». (До этого момента я вообще не хотела с ней разговаривать. )

Мы так и сделали. Энн появилась, когда мы все еще завтракали, и она присоединилась к нам. «Что это было вчера, Энн? » — спросила я. Берни добавил: «Тебе было нужно унизить меня перед друзьями? » Оказалось, что она обидела его, не желая того. Энн стала объяснять: «Вчера у меня была ужасная депрессия, раньше такого никогда не случалось. Я почувствовала, что мне нужно остаться с друзьями во что бы то ни стало. Я знала, что вы не разрешите мне туда пойти, если меня не отвезут на машине, поэтому не сказала, что поеду на велосипеде. Я совсем не хотела никого из вас обидеть, но иногда мне нужно делать что-то, что правильно для меня, а вы этого не понимаете. Я должна это сделать, даже если вы обидитесь. Я не причиняю вам боль специально, но иногда я совершаю поступки, несмотря на то, что они могут ранить ваши чувства». Это было самое важное послание, которое я когда-либо получала от молодого человека, и я никогда не забуду его. Оно неоднократно помогало мне в те минуты, когда я собиралась истолковывать действия юношей и девушек как направленные против меня. Наши дети в основном заняты взрослением, поиском себя, и наши чувства иногда им мешают. Они не могут замедлить собственный прогресс, чтобы защитить нас. Это знание не снимает остроту моих чувств, время от времени мне все равно обидно и больно. Но по крайней мере мой разум может воспроизвести слова дочери и мотивировать мое обращение к самотерапии.

Между тем, мы сказали Энн, что предпочли бы вылезти из постели и отвезти ее, если у нее есть срочная необходимость поехать к друзьям, чем отпускать ночью одну на велосипеде.

Мораль этой истории заключается в том, что моя скрытая зависть, замаскированная под холодность, воспрепятствовала общению с Энн и раздула весь инцидент до невероятных размеров. Последнее время я часто сталкиваюсь с собственной завистью. В гештальт-самотерапии я узнаю, что за ней скрываются связанные с мачехой гнев и фрустрация или стыд за послушность и трусость в годы юности.

Я заметила, что в обоих случаях скрытой зависти к собственным детям была категорична. Мне интересно, насколько «разрыв поколений» зиждется на скрытой зависти старших к молодежи. Ведь мы были лишены многого из того, что они имеют сейчас.

Ревность, ревнивый: «нетерпимый к соперничеству или неверности; склонен подозревать наличие соперника или неверности; боится лишиться преданности другого человека; враждебен к соперникам», — таково определение из словаря Вебстера.

Гарри Стэк Салливан писал, что после тревоги самым болезненным чувством является ревность. Это острое, сильное и опустошающее переживание. Если вы не очень хорошо представляете, что такое ревность, почитайте ее описание у Пруста (13).

Человек, часто испытывающий ревность, не может почувствовать полноценной близости с другим человеком. Он неспособен испытать опыт единения. Ему кажется, что человеку, которого он любит, будет лучше с кем-то другим, и он никогда не сможет пережить такого же счастья, как счастье тех двоих.

Где-то в глубине души он убежден, что хуже своего соперника. Он считает, что недостоин человека, которого любит, его любимый гораздо лучше, а он сам — не тот человек, которого можно любить.

У большинства из нас есть некоторый опыт ревности. Маленькой я ревновала к приемной сестре. Приемная мать любила ее, а не меня. В первом гештальт-семинаре с Фрицем Перлзом я регрессировала на уровень ребенка и сильно ревновала Фрица к другим женщинам, которых он любил. Самым унизительным ощущением была ревность к «другим детям» такого же возраста.

В первые годы семейной жизни я страдала от приступов ревности каждый раз, когда Берни говорил что-то хорошее о другой женщине. Я привыкла получать пренебрежительные замечания от отца. Он всегда критично смотрел на женщин: слишком толстые или худые, слишком простое лицо или перебор с макияжем, и т. д. Но Берни любит женщин. Он всегда может найти какие-то привлекательные черты в любой женщине. В то время было несколько причин, из-за которых я сомневалась в успешности нашего брака: шла война, и в первый год супружества мы не могли быть вместе; и у его, и у моих родителей был неудачный опыт совместной жизни. Тревожным признаком была ревность. Я внимательно отслеживала возможных соперниц, хотя Берни никогда ни с кем не флиртовал. Подобно отцу, я тщательно выискивала негативные черты в знакомых женщинах. «Какая самоуверенная», — замечала (искренне) я, и Берни сразу же вставал на защиту объекта моей критики: «Но она так молода! » «Какая простушка». — «Зато очень мила». Каждый раз мне было стыдно за проявление моей мерзкой привычки, и я злилась, что опять обратила его внимание на очередную девушку. В конце концов я научилась молчать и страдать про себя.

Я не испытываю былой ревности уже много лет. Думаю по причине того, что осознав однажды свою способность к глубоким доверительным отношениям, я перестала беспокоиться о соперницах.

Навязчивая ревность всегда является материалом для самотерапии. Как и в случае зависти, внешняя эмоция связана с другим человеком, что означает: вы бежите от болезненных переживаний, касающихся лично вас. Этими переживаниями могут быть неумение конкурировать, ощущение неполноценности в межличностных отношениях, отсутствие истинной близости, ощущение собственной никчемности. Иногда ревность скрывает спутанность сексуальной идентичности. Вы можете обнаружить, что сверх-идентифицируетесь с человеком, которого любите. Если вы женщина, то сверхидентифицируетесь с любимым мужчиной. Возможно, вы даже думаете про себя: «Конечно, он ее любит. Она такая привлекательная. Что он может поделать? Меня саму к ней влечет».

Если вы часто страдаете от слишком сильной и навязчивой ревности, то обязательно исследуйте ее при помощи самотерапии. Не следует слишком долго поддаваться внешнему переживанию. Опасность концентрации на других людях вместо исследования собственного чувства похожа на опасность хронической зависти. Вы разрушаете реальность, подгоняя ее под свою фантазию. Это ведет к паранойе.

Здесь я приведу пример того, как ревность исказила мое восприятие реальности, и как я использовала этот материал в самотерапии. Несколько лет назад я преподавала курс самотерапии в трех различных институтах. Один из директоров, который никогда не был на моих лекциях и не интересовался самотерапией, в конце летней сессии решил, что я должна пропустить осенний семестр. «Вы успешно ведете этот курс уже очень долго. Думаю, вы достигли предела своих возможностей». Минимальное количество студентов на курсе составляло 15 человек, у меня же в тот год было 50. Большинство из них с нетерпением ждали наступления осеннего семестра. Люди, стремящиеся научиться самотерапии, посещают мои занятия длительное время. В конце концов я выяснила, что студенты готовы слушать мои лекции в другом месте, и я могла оставить за собой только один институт. Но в тот момент я была жутко фрустрирована и иррационально обеспокоена потерей класса.

Некоторое время спустя я прочитала объявление о новом курсе, который начинался в том самом институте. Курс назывался «Самоанализ». Ревность к новому преподавателю, который намеревался занять мое место, была настолько сильной, что я почувствовала легкий приступ паники и была вынуждена применить технику письменной самотерапии. Вот что я записала:

«Меня трясет. Тяжело дышать. Почему? Мистер X. (директор) отдал курс под названием «Самоанализ» другому преподавателю. Я ревную? Чувствую себя изгоем? Приемным ребенком? Завидую сестре? Нет. Несправедливо. Кто-то украл мой материал, но он не сможет прочитать мой курс. Кто-то собирается обмануть моих студентов. Мистер X. в сговоре, взял на мое место любимого преподавателя (обратите внимание на параноидное искажение). Почему я так расстроена? Если бы я только могла расплакаться. Мне страшно. Признаки тревоги. Чего я боюсь? Мистер X. меня не любит. Ну и что? Разве он опасный взрослый, который мне угрожает? Боюсь, что будет больно? Чувствую себя отверженной? Нелюбимым ребенком? Почему я так расстроена? Разочарована? Нет. Злюсь? Боюсь собственного гнева? Я его ненавижу, но боюсь своей ненависти. Моя ненависть ко мне вернется. Как будто отец перестал меня любить. Потерял ко мне интерес. Больше не чувствую себя его ребенком. Отец так вел себя со мной тем летом. Меня все еще трясет. Почему? Ревную к другому преподавателю? Кто он? Самозванец. Не так хорош, как я. Просто имеет много регалий. К кому или чему я ревную? Похоже на гнев к мнимым профессионалам, которые не заботятся о своих пациентах, вредят им. Я очень забочусь о своих студентах (плачу). Почему они не разрешают мне учить? Я же знаю, что хорошо работаю. Не позволяют работать. Не ценят».

В течение нескольких мгновений я испытывала обиду — чувство, уместное скорее в период детской отверженности, чем во взрослости. Затем оно ушло. Сильная болезненная ревность тоже прошла. Меня больше не волновала эта проблема. Я очень хорошо знала, что название нового курса не имеет значения. Никто не сможет научить той самотерапии, которой обучала я, потому что она — мое изобретение. Я почти не сомневалась, что люди, которым нужны мои занятия, найдут меня.

Так как ревность является вторым самым болезненным чувством, известным человеку, некоторые из нас прилагают огромные усилия, чтобы избежать этих переживаний. Когда появилась книга Шострома «Человек-манипулятор» (27), введение к которой написал Фриц Перлз, я не могла найти в ней ничего хорошего. Я с трудом ее прочитала. Я критиковала, насмехалась над этой работой всякий раз, когда кто-то из моих студентов находил ее не только интересной, но и полезной. Наконец я поняла, что моя критика была искажена скрытым чувством — ревностью. К своему великому смущению я осознала, что сильно ревную: Фриц написал такое проникновенное предисловие к книге Шострома, а о моей не сказал ни слова... Я все еще страдала от переноса: моему внутреннему Ребенку Шостром был братом, которого папа любил больше. Абсурдность этой ревности и искажение моей способности к критичности дали еще один толчок к проработке связанного с Фрицем переноса и моему самоосвобождению.