Во время психоанализа пациент часто видит в своем аналитике того или иного человека из собственного прошлого: отвергающего отца, слабую, потакающую во всем мать, ревнивого брата. Не отдавая себе отчета, пациент ошибочно истолковывает слова и действия терапевта («Я знаю, что вы на меня сердитесь!») и действует так, чтобы спровоцировать тот тип поведения, который научился ожидать. Опытный психоаналитик распознает, чего добивается пациент. Он не поддается на провокации, не уступает соблазну разыгрывать отведенную ему роль. Вместо этого он помогает пациенту исследовать его установки и чувствовать все, что скрыто под ними (страх отцовского неприятия и т. д.).

Во время краткосрочной психотерапии пациент, как правило, делает то же самое, но это поведение не всегда подвергается обсуждению и анализу в директивном стиле глубинного подхода. Здесь терапевт тоже отказывается играть в игру: не позволяет себе действовать как отвергающий отец и т. д., когда пациент ожидает этого. Он продолжает оставаться самим собой, терапевтом, а не тенью из прошлого пациента. Это постоянство со стороны доктора, отказ быть объектом манипуляций и разыгрывать роли из прошлого пациента, несмотря на все провокации, является одним из важнейших факторов, способствующих исцелению пациента. Даже без осознанного понимания процесса, этот опыт ломает старый паттерн, заставляет пациента выбраться из привычной колеи, учит его по-новому относиться к фигуре отца (матери, брата и т. д.).

В жизни в эту игру ошибочной идентичности время от времени играет большинство из нас. (Для примера см. главу «Внутренний ребенок».) Неудачные браки основаны именно на таких отношениях. Люди меняют браки один за другим, неизменно повторяя старый, провальный паттерн.

Женщину с навязчивой потребностью пострадать от рук мужчины притягивает к партнеру со скрытой склонностью к жестокости. Она действует в провоцирующей манере, пробуждая в нем это качество, чтобы в конце концов возненавидеть его, и даже не осознает своего участия в драме. Он со своей стороны тоже не понимает, как она его во все это втянула.

Если бы эта женщина, проходя курс психотерапии, попыталась подобным же образом обойтись со своим терапевтом, он намеренно избегал бы западни, которую она подсознательно ему подстраивала бы. Ему необязательно было бы обсуждать с ней причины ее поведения. Но даже не чувствуя своей скрытой эмоции, не понимая своего паттерна, ей бы стало лучше просто потому, что впервые в жизни мужчина оказал ей сопротивление, не стал играть в ее игру. Переживание совершенно нового опыта, подобного описанному, при отсутствии интеллектуального осознания происходящего может помочь человеку измениться, продвинуться в эмоциональном развитии.

Таким образом, хорошая дружба или брак могут быть терапевтичными. Допустим, вы неосознанно пытаетесь вынудить своего партнера разрушить отношения в соответствие с вашим старым, провальным паттерном. Если вам повезет, то он окажется достаточно сильным, чтобы не поддаваться вашим манипуляциям (у него нет скрытых чувств в этой области). Скажем, например, у вас есть скрытые чувства в связи с темой власти. Вы выбираете беспомощное и пассивное поведение. Вы всегда действовали подобным образом с определенными людьми (у которых имеются собственные скрытые чувства к теме власти), провоцируя их на то, чтобы они доминировали, распоряжались вами по своему усмотрению, а вы бы себя жалели, — чтобы повторить какую-то старую, неисследованную проблему из своего прошлого. Представим, что вы затеваете ту же старую игру с новым человеком, у которого нет скрытых чувств к теме власти и, даже не понимая, что происходит, он просто отказывается от участия в игре. Он не реагирует агрессивно на вашу пассивность, он просто остается собой. Новый опыт становится для вас очень полезным. На эмоциональном уровне, сами не осознавая этого, вы начинаете по-новому строить отношения с людьми в данной проблемной области.

То же происходило со мной в первый год замужества. Во время войны Берни служил за границей, а я жила в доме своего отца, и у нас было очень туго с деньгами. Отец выделял мне по десять долларов на продукты, и мне приходилось обращаться к нему каждый раз, как я их тратила. Я хорошо знала отцовские вкусы — он не изменял своих привычек в еде, поэтому мои покупки не отличались разнообразием: из недели в неделю я покупала одно и то же. Однако каждый раз, когда я приходила к нему за денежным подкреплением, отец удивлялся: «Я только недавно давал тебе десять долларов! На что ты могла их так быстро потратить?» Это был именно тот стиль его поведения, который я хорошо изучила за то время, пока еще была жива мачеха; меня должны были смешить его слова. Однако я воспринимала их с излишней чувствительностью. Когда он пытался узнать, сколько стоили апельсины или помидоры (которые употреблял в любое время года, независимо от цены), я никак не могла этого вспомнить. «Как это ты не знаешь? Как ты можешь покупать, не зная цен?»

В результате моя неспособность давать ему подробный отчет о ценах настолько вывела его из себя, что мне пришлось согласиться вести ежедневные записи о покупках. Он выдал мне небольшой блокнот, и я ответственно приступила к выполнению его требования. Помните, как в военные годы выдавали продукты по карточкам? Длинные очереди в каждом магазине (никаких супермаркетов в то время); четверть фунта драгоценного масла из-под прилавка для одних, эпикурейские наслаждения для других; разноцветные «талоны», извивающийся ребенок на руках (никаких магазинных тележек для детей), чью теплую зимнюю одежду обязательно надо расстегнуть, а потом застегнуть, чтобы он не вспотел и не переохладился. Мелочь, талоны — слишком много всего. Я старалась, как могла, но ко дню отчета из десяти долларов всегда обнаруживалась какая-нибудь недостача.

Весь год мы с отцом играли в эту игру. Обычно он изводил меня до тех пор, пока я не выдерживала и не начинала плакать от ярости, после чего извинялся (конечно, он мне доверяет, он ведь знает, что я не пытаюсь его обмануть), и вскоре все начиналось сначала.

Потом возвратился Берни, получил работу, и мы принялись за обустройство собственного хозяйства, как подобает семейной паре. Когда Берни принес домой свой первый чек с зарплатой, он спросил меня, как бы я хотела распорядиться деньгами. Я не знала, что ответить, и занервничала. В обоих папиных браках были ссоры из-за денег. Берни первым внес предложение:

— Хочешь, ты будешь полностью следить за деньгами и выдавать мне сумму на необходимые расходы?

Нет, я боялась всех этих денег.

— Хочешь, я буду каждую неделю выдавать тебе деньги на хозяйство? Сколько тебе нужно?

Я не могла сказать точно.

— Необязательно точно. Просто скажи примерно, сколько тебе потребуется.

Я не могла сказать.

— Ну, хорошо, сколько ты тратила каждую неделю, пока жила с отцом?

Я не имела понятия.

— Не имеешь понятия? Ты целый год вела хозяйство и не знаешь, сколько тратила?

Берни был не рассержен, а просто крайне изумлен, но я чувствовала, что вот-вот расплачусь (ссора из-за денег, да еще так скоро: то самое, чего я больше всего страшилась; то, из-за чего рушатся семьи). В отчаянии я пыталась найти решение, способ избежать денежных проблем между нами.

Неожиданно мне в голову пришла блестящая идея.

— Послушай, — сказала я радостно, — просто дай мне десять долларов, а когда они кончатся, я попрошу у тебя еще.

Почему-то это не показалось Берни лучшим решением вопроса. Странный способ вести хозяйство. Нет, это совершенно исключено!

— Вот что я тебе скажу, — решил он, наконец, — если ты боишься распоряжаться деньгами, то мы будем делать это вместе.

Так мы и поступили. Он разложил деньги по конвертам и подписал каждый из них: «молоко», «плата за квартиру», «газ и электричество» и т. д.

— Мы будем откладывать деньги заранее, — объяснил он мне терпеливо. — Каждую неделю мы будем класть нужное количество в каждый конверт: четверть месячной платы за квартиру, четверть за газ и так далее. Все, что будет оставаться, ты используешь на хозяйственные нужды, смешанные расходы и сбережения. Посмотрим, что у тебя получится, хорошо?

И все получилось. Поскольку я, как правило, экономна, несмотря на иррациональную боязнь денег (или из-за нее?), у нас все вышло просто прекрасно. Через несколько лет я научилась действовать собственным умом, без всех этих конвертов.

Но самое странное, что моя базовая установка по отношению к деньгам не изменилась. Да, я могу затянуть пояс в бедный год и позволить себе больше, когда с финансами становится лучше, однако мне до сих пор трудно сказать, сколько денег я трачу каждую неделю. Несмотря на совместный счет в банке, я не могу вспомнить, сколько зарабатывает Берни. Я не могу с точностью назвать цену товара. Но каким бы ни был мой иррациональный паттерн, мы никогда не ссорились из-за денег.

К счастью для нас обоих, у Берни нет скрытых чувств в этом отношении. Деньги для него не имеют тайного символического смысла (любовь, власть и т. д.), поэтому здесь он смог проявить разум: он спокойно принял мою потребность в иррациональности и нашел решение. Ему не нужно было меня унижать (злорадствовать по поводу моей глупости, чтобы почувствовать себя умным); он не был шокирован моим инфантильным поведением (моя неадекватность не представляла для него угрозы); он не вел себя покровительственно, как взрослый, поддакивающий туповатому ребенку (не было нужды чувствовать свою силу за мой счет). Он просто расценил это как проблему, которую мы, два взрослых человека, вполне можем решить вместе, поэтому моя самооценка совсем не пострадала, и я смогла действовать с ним заодно. Не осознавая скрытого значения проблемы, Берни поступил, как хороший психотерапевт: он отказался играть в мою нездоровую игру и не принял роль деспотичного отца. Это помогло мне повзрослеть.

Со мной не произошло разительных перемен в области денег — я все еще не исследовала своих скрытых чувств в этой связи, однако теперь я могу быть разумной в хозяйственных тратах, несмотря на имеющийся недостаток. Что еще важнее, сейчас, после двадцати лет замужества, я понимаю, как часто в первые несколько лет пыталась заставить Берни быть родителем (всезнающим, всемогущим), вынудить его брать на себя ответственность за все решения, которые мы должны были принимать вместе. Каждый раз он непоколебимо оставался собой. В результате я выросла из своей детской потребности в отношениях, где я занимала бы подчиненную роль. Я начала чувствовать и вести себя как взрослый в истинном партнерстве равных. Я была избавлена от необходимости ненавидеть деспотичного мужа, что происходит на следующей стадии этой старой игры. Брак может иметь терапевтическую ценность.

Желающие больше узнать о технических аспектах игр в человеческих отношениях могут прочесть книгу Эрика Берна «Трансактный анализ в психотерапии».