Маленькая Сьюзи приходит домой вся в слезах и гневно объявляет: «Я больше никогда не буду играть с Эллен!» Вы вздыхаете с облегчением. Их отношения тревожили вас уже давно (Эллен постоянно обижает Сьюзи), и вы размышляли, не положить ли конец этой дружбе, причиняющей дочери одни страдания. Однако ваше облегчение длится недолго: на следующий день две девочки уже снова закадычные подруги, и все забыто и прощено.
Что вы можете с этим поделать? Ничего. Дети каждый день ссорятся и снова мирятся, нельзя от них ожидать последовательности в решениях, как от взрослых. Все, что вам остается, — посочувствовать им, когда они жалуются на обиды, прикусить губу, когда они так легко их прощают и забывают, и помнить, что вам не следует в это вмешиваться. Почему нельзя помочь Сьюзи и принять решение за нее? Хотя бы потому, что, вторгаясь подобным образом (разрывая дружбу девочек, заставляя Сьюзи «учиться» на вашем опыте), вы отказываете ей в возможности испробовать жизнь самой, что является для нее единственным способом истинного научения. Кроме того, каждый раз, когда вы отказываете ей в праве принимать собственные решения, касающиеся отношений с людьми, вы подрываете ее уверенность в собственные заключения; вы не даете ей расти.
Что такого видит Сьюзи в Эллен? Почему ей нужна именно такая подруга? Вы не психоаналитик Сьюзи: вы не можете понимать ее полностью. Она нечто большее, чем ваше продолжение, и не глина для лепки. У нее есть все права, чтобы быть самостоятельной личностью и по-своему удовлетворять собственные потребности. Уважать личность означает уважать ее попытки помогать себе и совершать собственные ошибки.
Друг удовлетворяет многоплановым потребностям вашего ребенка. Он может показаться вам чересчур юным или слишком пассивным для него. Но может быть, именно в этот период вашему отпрыску необходимо чувствовать себя старше или сильнее другого. Может, он чувствует себя неполноценным со своим старшим братом или старается сдержать ревность к недавно родившемуся малышу. Дружба — хорошая возможность для получения опыта, недостающего в семье. Помните, ваш ребенок руководствуется собственными причинами в выборе товарищей, даже если некоторые из >тих причин скрываются в его подсознании. Если только нет какой-то реальной опасности, лучше уважать его решение. Конечно, за маленькими детьми нужно присматривать, чтобы суметь защитить их друг от друга, поэтому лучше находиться с ними рядом.
Но что если ваш ребенок примкнул к компании, чей культурный и интеллектуальный уровень намного ниже его собственного? Что вы можете сделать? Немного. Юнец тянется к толпе, которая принимает его. Если бы он мог завести друзей получше, он так бы и сделал. Критика в адрес его друзей бьет по его самооценке и только осложняет процесс его вырастания из этой группы и переход в лучшую. Нельзя забывать, что для подростка худшие друзья лучше, чем их полное отсутствие. Но иногда родителям приходится даже переезжать в другой район, чтобы вытащить ребенка из колеи, в которую он попал, из банды настоящих малолетних преступников. Порой требуется профессиональная помощь, чтобы узнать, почему ребенок выбрал именно это направление.
У взрослых тоже бывают скрытые чувства относительно друзей. Иногда это представляет хороший материал для самотерапии. Я, например, получила возможность узнать себя лучше благодаря подобному случаю. Когда мы переехали в другой штат, что произошло довольно давно, я чувствовала себя сосланной в далекие земли. Из-за своей изолированности я испытывала глубокую признательность за дружбу одной очень гостеприимной женщине. Маргарет не только встретила меня с небывалым радушием, но и представила своим друзьям. Она возила меня повсюду на своей машине (пока я не научилась водить сама), показала мне все магазины и рестораны, не жалея своего времени и сил и проявив такую теплоту и душевную щедрость, что я стала смотреть на нее как на старшую сестру, которой у меня никогда не было. Отчасти благодаря ее усилиям, мне вскоре удалось найти свою нишу в новом обществе и меньше зависеть от ее практической помощи; кроме того, я научилась водить. Тем не менее, когда Маргарет внезапно и полностью прекратила всякое общение со мной, я была потрясена. Я заставила себя сходить к ней однажды и открыто об этом поговорить. Я сказала, что чувствую, что с нашей дружбой что-то случилось; возможно, между нами произошло какое-то недоразумение; не сделала ли я чего- то ненароком, что обидело ее? Маргарет совершенно спокойно ответила, что понятия не имеет, о чем я говорю. Это прозвучало для меня как пощечина, и я почувствовала себя полной идиоткой. Под первым же удобным предлогом я удалилась. Но все это так расстроило меня! Мне никак не удавалось заставить себя не думать о ней, что на самом деле было странно, поскольку я совсем не скучала по ее компании. Помимо благородства, которое она проявила ко мне, и моей благодарности в ответ, между нами было мало общего, я не искала дружбы в наших отношениях. И все же мысли о ней продолжали меня преследовать. (Что случилось? Что я могла такого сказать или сделать? Как она могла так неожиданно измениться? Может быть, я никогда не была для нее подругой, и мне все это просто показалось? И т. д., и т. п.). Эта озабоченность поведением Маргарет сохранялась у меня так долго, что Берни порядком надоела моя заезженная пластинка. «Какая тебе разница? — удивлялся он. — Все равно вы не подходите друг другу по характеру». Я знала, что он прав, но тем не менее, продолжала себя изводить.
Прошли недели, месяцы, годы. Конечно, навязчивые мысли о Маргарет через некоторое время перестали меня одолевать, и я больше не забивала ими голову. Но иногда, услышав ее имя в разговоре с тем или другим нашим общим знакомым, я чувствовала, как мое сердце начинает биться быстрее, как у девушки, услыхавшей новости о своем бывшем возлюбленном. Бывало, что я случайно встречала ее в супермаркете. И тогда мне приходилось переживать настоящие мучения: сердце начинало колотиться так сильно, что я боялась, его услышат все вокруг, мне становилось трудно дышать. Каждый раз мы мило улыбались друг другу и обменивались стандартными приветствиями (вы знаете, какими лицемерными могут быть женщины): как хорошо выглядишь, как дети, — и я тут же стремилась сбежать, едва скрывая свое волнение. Иногда мне удавалось увидеть ее первой издалека и избежать мучительной встречи, но даже тогда меня изводили очень неприятные ощущения.
В один такой день я наконец заметила, как все это странно. Это стало Шагом 1. Обратить внимание на неадекватную реакцию. Я решила воспользоваться следующей же нашей встречей, чтобы почувствовать внешнюю эмоцию (Шаг 2), так я и поступила. Настал день, когда я краешком глаза уловила присутствие Маргарет в супермаркете. Как обычно, завидев издалека, как она стоит у овощного прилавка, я почувствовала бешеное сердцебиение и едва смогла отдышаться. Стремглав выбежав из магазина, я бросилась к машине, чтобы посидеть в одиночестве и почувствовать. Каким было внешнее чувство? Трудно было обозначить точно, но физические симптомы говорили о тревожности.
Шаг 3. Что еще я чувствовала? Я постаралась вспомнить, что случилось несколько лет назад, когда Маргарет бросила меня. Что я тогда чувствовала? Шок, удивление, мне было трудно поверить в случившееся. В голове никак не укладывалось, что женщина, так усердно оказывавшая мне свое покровительство, могла вдруг, ни с того, ни с сего, потерять ко мне всякий интерес. Она была так добра ко мне, совсем как мать.
Шаг 4. О чем мне это напоминает? «Как мать». Вот разгадка к скрытому чувству. Неожиданно мне вспомнилось скрытое чувство, на которое я случайно наткнулась как-то в самотерапии, плача над рассказом и решив проследить источник слез. Рассказ напомнил мне о матери, которая так любила меня, а потом исчезла из моей жизни, когда мне исполнилось пять лет. На какое-то мгновение ребенок во мне ощутил часть этой старой потери, и глаза наполнились слезами. Теперь я вспомнила, как плакала в последний раз, и на этот раз мне не пришлось переживать это с той же интенсивностью. Достаточно было вспомнить.
Шаг 5. Определить паттерн. Итак, я узнала, что все эти годы Маргарет вызывала во мне чувства, какие вызывает любящая мать — моя мать. Неудивительно, что ее поступок оставил в моей душе такой болезненный след.
И тут же мои симптомы тревожности, внешней эмоции, исчезли; я почувствовала себя прекрасно. После этого я больше не переживала из-за Маргарет. В те редкие моменты, когда мы случайно встречались где-нибудь, я могла улыбаться и болтать с ней минуту-другую, оставаясь абсолютно спокойной.
Почему Маргарет бросила меня? Я не знаю. Первое время я пыталась разобраться в этом с нашими общими друзьями. Выяснилось, что, скорее всего, это в характере Маргарет: она «приударяет» за людьми, а потом остывает к ним и бросает. Я размышляла, «анализировала» ее поведение, пытаясь понять, что ею движет. Однако, разобравшись с собственными скрытыми чувствами к ней, я могла прекратить докапываться до ее сущности. Это не моя, а ее проблема. Я ей не психотерапевт.
Несколько лет спустя произошла еще одна история. Наверное, у нас с Дженни было много общего: у обеих росли дочери, обе обожали концерты, лекции и театры. Дженни была в восторге, обретя приятельницу по интересам в моем лице, и сразу начала придумывать различные мероприятия, которые почти всегда включали участие мужей. Тогда я еще стеснялась сообщать людям, что мой муж закоренелый отшельник, и больше всего на свете любит оставаться дома наедине с женой. Я старалась найти компромисс, и иногда силком тащила Берни с собой, чтобы нас было четверо. Но шло время, мне все чаще приходилось извиняться за его отсутствие, и мы были вынуждены ходить куда-нибудь втроем или в чисто женском обществе. По всей видимости, Дженни вовсе не устраивало подобное положение вещей, и я не раз встречала ее пристальный взгляд, когда при очередном поступившем предложении (она была ими переполнена) осторожно намекала, что Берни может не захотеть составить нам компанию. Я не знаю, какие выводы она делала из всего этого, но через некоторое время она перестала со мной общаться. Оставшись без Дженни, я почувствовала некоторое облегчение, поскольку ненавидела уговаривать Берни составлять нам компанию, и честно говоря, я сама уже начала уставать от всей этой бурной деятельности. Мы были знакомы с Дженни, но не были подругами. Несмотря на некоторые общие интересы, мы, в сущности, сильно расходились в своих ценностях и целях. Кроме того, она всегда казалась мне слишком загадочной: я никак не могла проникнуть за ее внешнюю холодность. Поэтому нельзя сказать, что я расстроилась, когда мы расстались, наоборот, я глубоко вздохнула и расслабилась.
Но странно, я чувствовала себя подавленной. Мысли о Дженни вызывали во мне какую-то грусть. Сталкиваясь с пей на очередном концерте или лекции, я страдала от старых знакомых симптомов тревожности, которые были у меня с Маргарет.
Прошло несколько лет, и однажды, как гром среди ясного неба, раздался телефонный звонок. Дженни приглашала меня на какое-то культурное мероприятие, намечавшееся у нее дома, — неподалеку от меня. Моей первой мыслью было вежливо отказаться — не хотелось снова втягиваться в какие-то отношения с ней. Одновременно, я почувствовала сильную потребность встретиться. Стала очевидной неадекватность моей реакции (Шаг 1). Я захотела воспользоваться представившейся возможностью, чтобы применить самотерапию и выяснить наконец, что же я от себя скрываю. С ее разрешения вместо Берни я взяла с собой подругу.
Мы с Хильдой давно уже были хорошими слушателями по самотерапии друг для друга, поэтому я, объяснив ситуацию, попросила ее сходить со мной к Дженни и после этого визита помочь мне исследовать проблему. Я не могла четко определить свое внешнее чувство (Шаг 2), поэтому планировала намеренно вызвать его в соответствующих обстоятельствах, чтобы незамедлительно, в самый разгар, его отследить. Итак, вечером мы отправились к Дженни, и я позволила себе окунуться в свои чувства. По дороге домой я описывала Хильде этот опыт.
— Я чувствую, как меня тянет к Дженни, — начала я, пытаясь разобраться в своих реакциях, — мне так грустно, будто я упустила что-то важное, не сумев узнать ее по-настоящему. Она слишком загадочна. У нее такое интересное лицо — ты не находишь?
Нет, Хильда вовсе так не думала.
— Но разве тебе не кажется, что мы просто не можем ее до конца понять, — продолжала я размышлять вслух. — Если бы мне удалось по-настоящему с ней сблизиться, вдруг она раскрылась бы с новой, совсем неожиданной стороны?
— Нет, мне так не кажется. По мне она просто чудачка, — сказала Хильда, как всегда откровенная, — и достаточно пяти минут, чтобы она наскучила.
Я была потрясена: обычно Хильде и мне нравились одни и те же люди.
Что же было в Дженни, что так заинтриговало меня и вызвало чувство важной потери? Что-то знакомое в этих тонких чертах лица, печальных глазах, в этой сдержанной манере поведения. Кого же она мне напоминает? Неожиданно в голову пришел ответ: «Клэр. Ну, конечно, она напоминает мне Клэр». Я рассказала Хильде о Клэр, моей первой настоящей подружке, которую я любила как сестру-близнеца. Мы тогда были в подростковом возрасте и еще не встречались с мальчиками и были неразлучными подругами в течение нескольких лет. Но потом, в одно роковое лето она уехала в деревню, где перенаправила энергию своей привязанности к другой девочке, и я чувствовала себя покинутой и одинокой. Я вспомнила все свои тогдашние страдания. Разговор с Хильдой воссоздал во мне потрясение от того давнего случая. «Я никак не могла в это поверить. Я просто ничего не понимала. Как Клэр могла так запросто взять и перестать со мной дружить?» — с этими словами я заплакала, будто снова вернулась в те далекие дни. Неожиданно я услышала в этом что-то знакомое: я так же плакала и произносила те же слова, когда переживала скрытые чувства о своей матери. Потом все прошло. Я успокоилась и снова стала взрослым человеком.
Шаг 5. Определить паттерн. Я видела в Дженни не ее саму, а всего лишь тень Клэр, которую она отдаленно мне напоминала. Моя острая реакция на уход Клэр, должно быть, послужила прикрытием чувств к матери.
Теперь тайна Дженни была для меня раскрыта. При встречах с ней я могла вести себя так же непринужденно, как с другими знакомыми, не чувствуя этой прежней грызущей досады. Мне снова удалось освободиться от призраков прошлого.