Ширли и Реувен Так прошло, пробежало, пронеслось, протащилось время – дни, недели, месяцы…

Которые незаметно сложились в три с половиной года…

В один прекрасный день тусклую и печальную рутину существования Рути и её матери, старой больной Ханы, взорвал Цвика Магидович. Придя в их маленькую квартирку, он с порога объявил: "Ширли выходит замуж!" – "Да? И за кого же?" – с деланным безразличием сквозь зубы процедила Рути, только мельком глянув на племянника, очень вытянувшегося и похорошевшего за последнее время: он чем-то напомнил ей её близнецов, и это причиняло боль. – "За Реувена Дорона! – удивлённо отвечал Цвика.

– Это вся Неве-Меирия знает! Они и работают вместе… в студии музыкальных компьютерных фильмов при фирме "Ноам"! Она, наконец-то, ответила ему согласием…

Он, правда, должен будет идти в армию, когда отсрочка кончится…" – "Какая ещё отсрочка? Он что, больной?" – "Он заканчивает йешиву, параллельно получает специальность "видеорепортаж, журналистика", там дают отсрочку – до окончания курса. Наверно, это выйдет через полгода после свадьбы… – смутился Цвика и поспешил перевести разговор на другое: – А Ширли, вы же знаете, после ширут-леуми поступила и уже заканчивает художественный колледж, компьютерная графика и анимации". – "Спасибо австралийским родным: Яэль, сестра Мотеле, помогла, да и дедушка Майк хорошо подкидывает. Я бы не смогла – с моих-то доходов! А папа…

Как он хотел, чтобы она в Австралии училась…" – всхлипнула Рути. Хана глянула на дочь и покачала головой. Цвика между тем продолжал: "На студии "Ноам" уже пару фильмов поставили по её сценариям и анимациям!" – "Да-а… Ничего не скажешь, она у нас талантлива! Такую я вырастила доченьку… Вот только…

Быстро же она забыла своего любимого, из-за которого нашу семью порушила…" – "О чём ты, Рути!" – воскликнула дрожащим голосом старенькая Хана. – "Ну, как же!

Ради него она из дома сбежала, нас знать не захотела… Мотеле так по ней тосковал, может, из-за этого и сердце себе надорвал… А прошло каких-то несколько лет, и всё – уже другому в объятья кидается! Я своего Мотеле, – глаза Рути наполнились слезами, в голосе зазвенели слёзы, – никогда не забуду! И никто мне не нужен! Я могла выйти замуж за этого… хотя бы мальчиков вернуть! – и неожиданно истерически закричала: – Но я – нет!.. Я верна Мотеле! На всю оставшуюся жизнь!.." Цвика, опешив, смотрел на тётушку: "Ну, если для тебя это такая травма… Прости, я честно не знал…" – тихо заговорил парень. – "Во-первых, дочь, успокойся! – неожиданно строго и сухо почти приказала Хана; Рути тут же замолкла и сникла. – Ты никогда не могла выйти замуж "за этого"! Это, кроме всего прочего, было бы преступлением перед памятью Моти – со всех точек зрения. И мальчиков ты бы всё равно не вернула, они давно ушли из семьи, и началось это, когда они посмели избить… Ноама… в первый раз… – почти неслышно прошелестела старушка, и её глаза наполнились слезами. – Мы ничего папе (зихроно ле-враха!) не говорили о том, какими стали твои мальчики. А Ширли – это совсем другое дело! Чего ты хочешь от неё? Мы все её очень полюбили: ласковая, мягкая, воспитанная… Вон, Цвикеле скажет! Твоих мальчиков мне ещё не довелось увидеть… – старушка вздохнула. – Вообще-то ты бы тоже могла попробовать устроить свою жизнь. Твоя верность покойному мужу достойна всяческого уважения… Беседер… Твоё дело! Но требовать того же от молодой девушки, у которой вся жизнь впереди? Ты что, дорогая моя? Ей же тогда 17-и не было!.. Она не может не утешиться со временем, ей нужно идти дальше, устроить жизнь, выйти замуж, родить детей! Как я понимаю, девочка сделала достойный выбор – со всех точек зрения!" – "Ага!.. Если учесть, что их отца… подозревали в причастности к смерти её отца!" – сквозь злые слёзы снова закричала Рути. – "Если уж начистоту, то… Это наши Галь и Гай… подозреваются в причастности к смерти сына Бенци… – заплакала старушка. – И если нашу девочку они принимают, будь счастлива! Вспомни: Нехама была твоей подругой! Она пережила такое страшное несчастье, что никому не дай Б-г! Галь и Гай, ещё, может, даст Б-г, вернутся, а её первенца не вернёшь…" Старушка помолчала, потом заговорила снова: "Мория рассказывала, что Нехама сейчас все силы, всю душу отдаёт внуку, сыну Ренаны. И Бенци тоже…" – "Он работает на фирме Ирми, а ещё у себя в саду возится… – вставил Цвика. – А малыш у Ренаны какой хорошенький! Я видел: волосики кудрявые, светлые, как у отца, а глаза – большие, чёрные – как у Ноама… Лицом на Доронов похож, щёчками!.." – "И назвали, небось, Ноамом?" – осведомилась Рути. – "Не совсем… Элиноам!" – с важным видом откликнулся парень. – "А-а-а! Ну, и слава Б-гу…" Старая Хана пристально посмотрела на угрюмое, сильно расплывшееся и постаревшее лицо дочери в рамке растрёпанных седых волос, к которому она никак не могла привыкнуть – она же помнила её совсем не такой! – и ничего не сказала. "Ладно, Цвикеле, спасибо за радостное сообщение. Держи нас в курсе дела… Я думаю, – деловито заметила Хана, обернувшись к Рути, – нам с тобой надо поехать к Доронам… А то как-то не очень хорошо… Не по-человечески!" – "Ну, подумаем… Они нас не спешат приглашать…" – уклонилась от ответа Рути.

"А ты, внучок, почаще бы заходил! А то мы тут вдвоём скучаем… Хорошо, что Рути начала снова понемногу уроки давать…" – грустно обратилась старушка к внуку. – "Да ты понимаешь, бабуля… Некогда! Последний год в йешиве, надо готовиться к высшей. А ещё сейчас Шмуэль организовывает новый ансамбль. Мы спорим, как назвать. Мы с Нахуми хотим назвать "Типуль Нимрац", а Шмуэль – ни в какую! "Тацлилим" – и всё! Говорит, что надо возрождать память о счастливых днях, а не о тех… когда… – и парень мрачно опустил голову. – Говорит: печаль надо побеждать воспоминанием о радости, а не воспоминанием о печали… В общем, бабуля, Рути, готовьтесь! Я думаю, они вас сами на шабат пригласят…" – "Да мне и одеть-то нечего… С тех пор, как… – у Рути снова покраснели глаза, и сорвался голос, – я себе ничего из одежды не покупаю… Не хочется!.."

***

"Ширли, а ты не хочешь поехать к маме и бабушке и пригласить их?" – как-то вечером Ренана осторожно завела разговор на эту тему с подругой. Она как раз уложила в кроватку Элиноама, нежно поцеловала его и выпрямилась, обернувшись к подруге.

После рождения сына Ренана ещё больше располнела, превратилась в солидную даму и казалась на несколько лет старше худенькой и миниатюрной Ширли. Но сияющая добротой, задорная улыбка и огромные каре-зеленоватые глаза остались такими же, какими их запомнила Ширли с первого дня их знакомства и дружбы. То, что осталось от пышной девичьей косы, обычно прикрывалось красивой шляпкой собственного изготовления, а вечером затейливо повязанным платком, и только неизменно непослушный медно-рыжий локон выбивался над высоким лбом.

Ширли подняла глаза от ноут-бука, в котором она фантазировала на тему очередного мультика из жизни "весёлых облачат". Она задумчиво уставилась на Ренану и пожала плечами: "Ты же знаешь, почему я не захотела больше жить с нею: просто нам стало очень трудно общаться… С тех пор, как… Ты это можешь понять?" – "Нет, не могу! Мы все пережили такое, что не дай Б-г никому пережить – и наша семья, и ваша. И две смерти, одна за другой, в вашей семье, а до того… то, что с Арье случилось… У Амихая свои болезненные проблемы… Думаешь, твоей маме легко?

Она же всю жизнь любила твоего папу, ради него готова была на любые жертвы – и шла на них!.. И вот… да что говорить!.. Ещё и это издевательство, которое вам устроили с его похоронами! Я бы этого Тумбеля своими руками бы!.. – яростно прошептала она, помолчала и, снова склоняясь и разгибаясь над кроваткой, продолжила, строго взглядывая на подругу: – Разве ты не можешь понять, как всё это на неё повлияло?.. И потрясение от участия твоих братьев… – Ренана осеклась и судорожно вздохнула. – Думаешь, она этого не понимает, это её не мучает? Надо уметь прощать своих родных. Вот я всю жизнь… на маму обижалась – из-за ерунды, собственно. А теперь мне её так жалко, она такая больная… Мой Элиноам – её единственная отрада… – и она снова склонилась над кроваткой засыпающего малыша. – Барух сейчас у бабушки Шоши. Она такая слабенькая стала – после всего… Дед Натан с ним занимается, чему-то пытается учить… Шилат – с бабулей Ривкой, они очень привязались друг к другу, и Шилат о ней очень трогательно заботится – ведь и бабуля Ривка стала такая старенькая, и на неё смерть Ноама очень подействовала… – Ренана отвернулась, украдкой утирая слёзы.

– Дедушка Давид увлёкся идеей Шмулона с созданием новой студии, и это тоже на него благотворно действует… Все при деле…" "Это хорошо, что все при деле…" – тихо обронила Ширли, опуская голову и уставившись в экран ноут-бука глазами, полными слёз. – "А что есть у твоей мамы?

Она, как мы слышали, только-только начала понемногу брать учеников, а до этого долго не работала… Раньше у неё были и вы, и папа, и музыка… Дом, семья…" – "Да… Спасибо Арье с Амихаем, помогли с инструментом… Тот, что у нас был… дорогое и хорошее пианино, куда-то пропало, когда… Ну, в те дни… И никто не знает, что там случилось… Всё цело, а пианино – исчезло, и никаких следов…" – с горечью прошелестела Ширли. – "Была нормальная жизнь – и вдруг всё сломано, опрокинуто… А ты!.. Это эгоизм!.." – "Сказать тебе правду? – вздохнула Ширли.

– Я просто её боюсь… Её постоянных косых взглядов – вбок и в пол, желчных коротких вопросов, не требующих ответов, замечаний… Жутко боюсь! Понимаешь?" – "Ей всё время больно! Это её реакция на непрекращающуюся боль одиночества! И… стыд за сыновей, которые… – Ренана снова судорожно вздохнула. – Она не в состоянии выбраться из всего этого! А у тебя – мы все… Яэль и дедушка Мики в тебе такое участие приняли! Яэль у вас просто прелесть! И вот сейчас – Рувик. Ты знаешь, как он тебя любит?" – "Да… – покраснев, задумчиво протянула Ширли. – Тогда… они оба меня любили… а я… одного из них… Рувик сражался сам с собой, со своей ревностью к… Ноаму…" – она с трудом, через слёзы, забившие горло, выговорила имя покойного любимого.

"В общем, так, Шир! Мама и миссис Неэман обе с радостью посидят с Элиноамом, а мы с тобой вместе съездим в Эранию, к твоим! Ты лично и я тоже, пригласим маму и бабушку к нам на шабат, а заодно – и на свадьбу! И никаких!.." – безапелляционно заявила Ренана, сверкнув глазами. Ширли только покачала головой: "Да я и сама понимаю, что надо это сделать… Самой мне никак…" – "Если у Ирмуша будет время, он нас туда подбросит. Я ещё попрошу маму лично позвонить и пригласить твоих к нам… Они же когда-то были близкими подругами!.. – с грустью проговорила она, помолчала, потом заговорила быстро и возбуждённо: – Кстати, твой американский дядюшка таки ухитрился прибрать к рукам их бизнес. Ещё и наши подонки помогли: распустили слух, что Неэманы – злостные антистримеры, представляют опасность законности и правопорядку. Мистер Неэман не решился даже просто съездить в Калифорнию, чтобы навести порядок со своим бизнесом и разобраться со своим бывшим управляющим… Но сотрудничество с Кастахичем и Тумбелем удачи вашему Джо не принесло. Зато мой Ирмуш оказался талантливым бизнесменом! Если не случится снова – не дай Б-г! – силонокулла с его колпакованиями и ораковениями, то всё будет тип-топ!" – "Да, Ренана, давно хотела спросить: а что с Сареле? Ну, с той… Помнишь?.." – "Ой, плохо… Хели говорит, что мало шансов вернуть её психику в норму… Сестра пристроила её в свою мастерскую по пошиву детской одежды, она выполняет простые операции… А была у нас – помнишь? – одной из самых блестящих учениц!"

***

Рути с Ханой собирались на свадьбу Ширли. Рути сидела у зеркала и нехотя наводила лёгкий макияж, когда раздался громкий стук в дверь. "Как некстати! И кто это на звонок внимания не обращает? Ведь он сразу бросается в глаза!" – недовольно проворчала она. Нервирующий стук не прекращался всё время, пока они с матерью шли к двери. "Кто там?" – "Открой, маманька… Это я, Гай…" – раздался оттуда ломкий, словно плачущий, тенор, и похожий, и одновременно не похожий на голос Моти. Рути почувствовала, как сердце у неё падает вниз. Дрожащими руками она принялась открывать дверь. Хана поспешила ей на помощь: "Что с тобой, доченька?" – "Это… – чуть не теряя сознание, пролепетала Рути. – Это… Гай…" Грузно топая, он вошёл в дом, не стряхивая грязи с ботинок, прошлёпал в крохотный салон и плюхнулся в кресло. Рути с побелевшим лицом смотрела на такого родного, и в то же время, совершенно чужого, совсем взрослого, молодого мужчину, который был её сыном… одним из близнецов. Она потянулась к нему, но что-то её остановило. Она снова внимательно поглядела на него, остановив взгляд на его ушах… Вроде форма вернулась в норму, но цвет… какой-то сивый…

"Б-же! Внук… Как он похож на Йоси!" – пролепетала старая Хана, бессильно опускаясь в кресло в салоне и не сводя глаз с неожиданного гостя, который смотрел только на мать. "Ты… откуда?" – едва смогла выговорить Рути, робко подходя к нему и протягивая руки. – "Ты бы лучше дала мне поесть… – Гай явно не был расположен ни к проявлениям нежности, ни к излишней откровенности, и это сразу воздвигло между ним и матерью словно бы некую стену. – Сколько времени сына не видела? А-а-а?" – А где же ты был всё это время? – пробормотала Рути, спешно готовя ему бутерброды и запихивая в микрогаль оставшееся с обеда второе.

– Извини, сынок, но мы с мамой… с бабушкой… торопимся… На свадьбу Ширли…

Наша Ширли замуж выходит…" – бесцветным тоном пробормотала Рути. – "Как?! – откусив половину бутерброда сразу, хрипло спросил Гай. – Бубале?.. Пигалица?..

Замуж?.. Ведь её… э-э-э… хахаль вроде копыта откинул! Я сам видел, как он умирал, мне аж жалко его стало!.. За то, что я его пожалел, пришлось отсидеть на губе… Ну, разумеется, как у нас, у дубонов, водится, избили… Потом…" – "Что потом?" – одними губами лепетала Рути. Хана, ошарашенная странной холодностью внука, нервно поглядывала на часы, бормоча: "Вот-вот Арье и Амихай заедут за нами…" – "Ладно, сын, мы с мамой уже должны выходить… Ты не хочешь к нам присоединиться… на свадьбу сестры?" – "У меня, извини, фрака для торжеств нету!

А за кого Бубале замуж выходит, если её любимый… того?.." – "Ты знаешь, что и папа тоже… тогда же… умер?" – прерывающимся голосом спросила Рути, потрясённо глядя на сына. – "Да, что-то такое говорили… – он помолчал, положив бутерброд на стол, что-то пробормотал, потом заговорил: – Была статейка Офелии, но я не поверил – тогда со мной… много всего… не до того было… и не расскажешь… Мы с Галем почему-то ещё до этого всего… думали: если что, ты сразу за Тимми выйдешь замуж…" – "Да как ты смеешь! – поражённая, сорванным голосом взвыла Рути. – Неужели это всё, что ты можешь сказать, узнав о смерти отца?!" – "Да ну, мамань, мы же просто так думали, никто не думал тебе этого предлагать… Галь шутил… И ваще – сколько лет прошло?.. Пора бы всем слезам просохнуть…" – "Ладно, сын, у меня много чего есть у тебя спросить, и что тебе сказать. Сейчас нет времени… Оставайся, отдохни, подожди нас с мамой. Потом поговорим. А сейчас, извини – нам надо уходить. Иди на кухню: сию минуту Арье с Амихаем будут тут, и мне бы не хотелось, чтобы… именно сейчас… когда…" – "Какое совпадение – я тоже не хочу их видеть!" – просипел Гай и потопал на кухню.

***

Свадьбу Ширли вспоминала, как красивый, затейливый сон, в основном обилием ярких красок, красивых мелодий и громких радостных возгласов. Она с трудом помнила, как перед хупой её усадили в кресло, смущённую, словно бы оглушённую, всю в белом. Рядом мама и непрестанно всхлипывающая бабушка, которую тихо успокаивает Мория, за её спиной – Тили и старшая дочка Амихая Лиора. Были и ещё женщины и девочки с их стороны, но Ширли почему-то запомнила только этих. С другой стороны – Нехама, Ренана и Хели. Ренана с Хели и время от времени – Мория ей что-то ласково нашёптывали, она не запомнила, что именно. Мама сидит с каменным лицом и почти не смотрит в сторону Нехамы, которая только время от времени кидает на неё удивлённые, вопрошающие и словно бы виноватые взгляды. Ещё тётушки и многочисленные подружки по ульпене и по художественному колледжу, что-то поют, кто-то играет на гитаре, кто-то (наверно, Хадас) на флейте. Конечно, флейта Даси – это не флейта Шмуэля, но тоже неплохо… нежно и задушевно…

Потом все куда-то исчезают, и при ней остаются только Ренана и Хели. В этот момент на Ширли нахлынули воспоминания, и она начинает плакать, осторожно, одним мизинцем, чтобы не потекла косметика, смахивая слёзы. "Ничего, ничего, дорогая, невесте полагается плакать!" – шепчут по очереди Ренана и Хели; а перед её мысленным взором – лицо Ноама, он грустно улыбается и кивает ей головой. Ей кажется, что она слышит его напевный, немножко в нос, басок: "Я так и хотел, чтобы ты вышла за моего братика… Раз уж вместе нам не суждено…" И струятся, струятся слёзы по её лицу.

***

Потом хупа, от которой у Ширли в памяти остались отдельные обрывочные картинки: грустная улыбка Реувена… много-много улыбающихся лиц… горящие свечи в руках мамы и Нехамы… Почему-то не звон, а жалобный шелест разбиваемого каблуком Реувена бокала… И снова его улыбка… Как приклеенная, улыбка на скривившемся, словно приготовившемся плакать, лице матери, слёзы старенькой бабушки, слёзы Нехамы, странно растроганное лицо совершенно седого Бенци, вислые щёки, к которым Ширли никак не может привыкнуть, придают лицу печальный, даже скорбный, вид… Радостные лица Шмуэля и Ренаны, в какой-то момент слившиеся в одно лицо…

Рав Давид, рабанит Ривка, Шошана и Натан, озорной Бухи с Шилат, а за ними братья и сёстры, племянники и племянницы Нехамы и Бенци… То и дело рядом появляются и снова куда-то уплывают Цвика и Нахуми, его сестрёнка Лиора, их отцы и младшие братья и сёстры… И всё это на фоне оглушительного грохота, перемежаемого чарующими мелодиями, теми самыми, памятными… Ширли всё время пугливо оглядывалась, когда слышала звук ударника, потом тихо шепнула Реувену: "Эти барабаны и дарбуки… Зачем так громко… Я почти не слышу ни флейты, ни гитары, ни угава…" – "Хорошо, дорогая, я их попрошу потише… снизить ударный фон…" – "Меня это почему-то пугает…" – "Не бойся! Это же наша музыка!.."

***

Отчётливо осталось в памяти, как они с Реувеном остались наедине. Серебристо-лиловые стены, чуть темнее оттенок полупрозрачных кружевных занавесок на огромных окнах.

И на этом фоне – приближающееся к ней лицо Реувена, необычная, смущённая улыбка, огромные каре-зеленоватые глаза, почему-то очень похожие на глаза Ноама… Он очень медленно подходил к ней, и вдруг оказался очень близко, робко положив руки на её худенькие плечи. Потом осторожно и нежно взял в ладони её щёки и наклонился над лицом. У Ширли внутри всё задрожало, сердце стремительно понеслось куда-то вниз. Она пару раз моргнула и широко раскрыла глаза. Робко поцеловав её сначала в щёку, потом в губы, он тихо произнёс: "Ты – моё маленькое чудо! Я и не знал, какое ты чудо!" И тут Ширли разрыдалась. "Что такое, роднуленька?" – "Рувик, я тебе не рассказывала…" Реувен почувствовал, что сердце его стремительно падает вниз. Он сильно побледнел, отпустил её, резко отстранившись и опустив руки, и хрипло спросил, не глядя на неё: "Что ты мне не рассказала?" – и сильно закусил губу. – "Мы с Ноамом в тот день, когда… когда… мы с ним первый… и последний раз целовались… только целовались… ты не думай… – еле слышно пролепетала она, потом скороговоркой: – Мы шли и всю дорогу целовались, и ничего вокруг не замечали… И он мне говорил те же самые слова. И сейчас… – она всхлипнула: – мне почудилось, что… ты – это он. Ты так же, как он, целуешь, и твои руки и губы очень похожи на его руки и губы… И почему-то глаза тоже… Прости меня, что я не рассказала тебе об этом раньше… о том, что я уже целовалась… Но сейчас я поняла, что ты должен знать…" – и она виновато глянула на него сквозь слёзы. С облегчением увидела, что краска возвращается на его лицо, а следом и улыбка, такая добрая и ласковая!.. "Ну, конечно! А как же иначе! Ведь не может быть, чтобы мой братик не испытал хотя бы раз в жизни такого счастья! И мне сейчас даже кажется, что… нет, если бы… – он смущённо отвернулся, – я бы, наверно, расстроился… Всё-таки мы все немного эгоисты…" – и он снова и ещё крепче прижал её к себе и принялся целовать, всё неистовей и неистовей, шепча ласковые и нежные слова, и она, заливаясь слезами, отвечала на его поцелуи и шептала только одно слово: "Рувик… Рувик… Рувик…"

***

…Ширли, утомлённая, уснула, а Реувен от сильного возбуждения никак не мог заснуть. Он лежал и улыбался в полумраке, поворачивал голову и смотрел, смотрел на спящую Ширли, и никак не мог насмотреться. На какие-то краткие минуты он проваливался в сон, потом просыпался, но боялся пошевельнуться, чтобы не спугнуть её сон. Когда забрезжил рассвет, он осторожно сел в постели и снова, не отрываясь, смотрел на спящую Ширли, думая: "Моя жена Ширли… Моя жена Ширли…

Моя маленькая жёнушка… Моё маленькое чудо…" Она тихо дышала, подложив ладошку под худенькую щёчку, улыбаясь во сне… И Реувен, глядя на её улыбку, заулыбался тоже. И вдруг её тонкое нежное личико сморщилось, и между ресницами блеснула слеза, скатилась по тонкой, смуглой щёчке.

Реувен тут же отвернулся, и его лицо приняло горькое выражение. Он подумал: "Неужели всю жизнь мой родной и любимый покойный брат будет стоять между нами? Вчера, когда я с нею стоял под хупой, мне казалось, что его душа благословила нас, а она, моя девочка, никак не может его забыть…" Спустя считанные минуты Ширли раскрыла глаза и увидела, что Реувен сидит подле неё, смотрит куда-то в сторону, а лоб прорезала горькая складка. "Реуве-ен!" – нежно позвала она. – "А… Вот я…" – тут же обернулся он к ней и попытался улыбнуться. – "Пожалуйста, простиь меня… Ты, наверно, видел, как я плакала во сне… Это мне снова приснился тот ужасный лабиринт… Ну, а Ноам… ничего не поделать, он мне всегда будет сниться… Но он не должен стоять между нами…" – "Ты что, во сне мысли читаешь?" – "Конечно, нет! Но когда я плачу, ты сразу понимаешь, что это я по Ноаму, а когда ты так печален, то я тоже думаю, что это из-за Ноама… А ведь Ноам – это наша общая утрата! А ещё у меня папа и дедушка… тогда же… Поэтому пусть память о них по-доброму освещает нашу с тобой жизнь… даже если она вызывает печаль и слёзы…" – "Какая ты у меня умница! Ширли, моя маленькая жёнушка!" – и он принялся осыпать её лицо поцелуями, и она благодарно и доверчиво прижалась к нему.

***

За дверью послышался шум, и через минуту – стук в дверь. "Минутку!" – недовольно крикнул Реувен, оборачиваясь в сторону двери. – "А мы не к тебе, братик! – послышался голос его неугомонной сестрицы. – Ты хоть знаешь, который час?" – "Нет, меня это сейчас не интересует! Погоди, я открою, но вы сразу не входите…" – снова крикнул Реувен, повернул ключ и тут же юркнул в ванну.

Вошли Ренана с Хели, а сзади – Мория. Ширли заулыбалась, натянув одеяло до горла:

"А не рано?" – "Нет, в самый раз! Мы хотим помочь тебе… – сказала Мория. – Ты прости маму, они с бабушкой уехали домой… – она смущённо отвернулась и замолчала, потом быстро заговорила: – Вот, Ренана тебе принесла несколько шляпок, она всю эту неделю по ночам делала. Нехама тоже немного помогла, говорит: хочу, чтобы у моей невестки были красивые шляпки, под стать ей самой!" – "Неужели так и сказала?" – недоверчиво хмыкнула Ширли. – "Ага! Ты не думай – моя мама тебя полюбила, потому что ты любишь Рувика…" – смущённо заверяла её Ренана.

"А что моя мама?" – не отставала Ширли от Мории. – "Понимаешь, какое дело…

Просто бабушка устала и плохо себя почувствовала, и Арье забросил их домой, а потом вернулся… Ты не обижайся на маму, дай ей придти в себя… после всего…

Лучше давай, примерь ещё шляпку… Твоя подруга великолепная мастерица… Не понимаю, чего ей взгрустнулось идти в медсёстры… Ведь она отказывается от своего собственного дела, ради того, что, может, так и не станет её делом. И это в то время, когда она с детства нашла своё! Не всем так везёт!" – и Мория грустно усмехнулась. Хели молча кивнула. Ширли качнула головой: "А вот и мама от своего дела почти отказалась…" – "Это на время… Ведь всю жизнь она учила детей музыке… пока не случилась эта жуткая история… А сейчас с неё нельзя много требовать, она всё ещё тоскует по папе, и всё-таки нашла в себе силы для нескольких учеников…" – вздохнула Мория. – "Она настаивает, чтобы мы вернулись в Эранию, говорит, что у нас ненадёжно… А мы с Рувиком хотим туда же, где Ренана с Ирми и Хели с Максом – на Гиву! Я уж маме пока не говорю… Там такие пейзажи, такой воздух! Сказка!" – "А ты знаешь, – вставила, просияв, Хели, – что нашу Гиву назвали Гиват-Ноам?" – "Ну, тогда я просто обязана там поселиться! Я уверена, Рувик согласится!" – "Конечно, дорогая! Я почему-то уверена, что он сам тебе это предложит: и сестра рядом, это немаловажно! И Шмулик тоже хочет там поселиться… – ласково погладила её по плечу Мория. – Ты же знаешь, что это совсем недалеко от нас? А потом я, может, маму и бабушку уговорю к нам переехать…

Чего им там быть одним… У нас всем места хватит! Эльяшив будет только рад!" "А ну-ка, сестричка! – ведь ты теперь мне не просто подруга, а сестричка! – давай, примерим!" – прервала их разговор Ренана. – "Вот прямо так, в ночной рубашке?" – широко заулыбалась Ширли.

Из ванной вышел Реувен, уже полностью одетый и умытый. Поправляя кипу на голове, он широкой улыбкой поприветствовал собравшихся вокруг Ширли женщин и бочком вышел из комнаты, подмигнув молодой жене.

***

Потом была суматошная неделя ШЕВА БРАХОТ!

Утром того дня, когда традиционный приём молодых устраивала семья Бен-Шило, Рути заскочила к Арье и попросила его о конфиденциальном разговоре.

Арье с семьёй и Амихай с сыном Идо снимали четырёхкомнатную квартиру в том же предместье, что и Рути с Ханой. Старшие дети обоих братьев уже жили при своих учебных заведениях в Неве-Меирии, поэтому было терпимо. Арье с Тили надеялись, что, когда их с Амихаем бизнес выйдет из затяжного кризиса и пойдёт на подъём, они смогут приобрести квартиру просторней и в нормальном районе. Но в Неве-Меирии в этот период строительство прекратилось, Меирию до сих пор не удалось расчистить, поэтому и бизнес никак не удавалось восстановить, и те квартиры, что шли на продажу, были для братьев слишком дороги. Арье понятия не имел, о чём хочет говорить с ним сестра после свадьбы дочери, поэтому удивился, но согласился, и они прошли на маленький балкон.

"Арье, неизвестно откуда вдруг появился Гай. Он ни за что не хочет говорить, где он был все эти годы, чем занимался. Попросил на некоторое время его приютить.

Говорит, что хочет уехать в Америку, мол, слышал, что у него там есть дядя, поэтому и пришёл ко мне, чтобы я помогла. Я заикнулась об Австралии, но он слышать не хочет: там его не понимают и не примут. Короче, он просит, чтобы я помогла ему… А я не знаю, что я могу сделать…" – "Как я понимаю, тебе нужна моя, а может, и Амихая, помощь…" – "Если ты… вы можете…" – робко промямлила Рути. – "А про Галя он ничего не говорил?" – "Я его спросила, где Галь, но он сказал, что не знает, может только предполагать… Скорей всего в одной маленькой скандинавской стране, если не ещё северней. Вместо этого он очень путано и сбивчиво рассказывал, как их девушек Смадар и Далью увёз с собой Ад-Малек… и вообще, неизвестно, живы ли они. Как будто мне интересней слушать про этих девушек, чем про своего сына! Только намекнул, что, вроде, Галь поехал их искать… а может, просто в поисках места, где он сможет делать хорошие деньги – при том скудном образовании, которое они… э-э-э…" – "А чего бы тебе и взаправду не списаться с братцем, Джо этим самым! Это для Гая самая подходящая компания…" – губы Арье скривились. – "Да ты что! Он же с Тумбелем дела крутит!

Я категорически не хочу, чтобы мой сын снова попал в эти жернова… И так они его перемололи… и всю его жизнь… А ведь ему только 23… В этом возрасте Мотеле со мной познакомился… Мы поженились, когда ему было 23… Ничего уже не помню…" – и Рути всхлипнула.

"Ты знаешь, сестра… Я хочу его кое о чём спросить. Кое-что нам интересно узнать… хотя бы сейчас!" – "Ты хочешь спросить его, где Галь?" – "И это тоже…

Галь был важной шишкой у дубонов, у меня к нему свой счёт… И… если бы не Галь, мы бы, может, гуляли не на этой свадьбе, а на несколько месяцев раньше… на другой…" – "Неужели ты веришь в то, что… Я уверена, это злые языки…

Галь, наверно, по наивности сунул парня, который показался ему похожим на дезертира, в камеру, где оказались эти мирмеи, бандиты!.." – "Ага… – иронически протянул Арье. – А до этого сам зверски избил его: зубы выбил, особым приёмом лишил возможности защитить себя…" – "Галь всегда отличался… э-э-э… крутым характером, несдержанностью. Ещё и влияние этого мерзавца, Тумбеля, который их с этими злодеями познакомил, с наркоманами… Но погоди! Откуда это известно? Ведь никто не видел! Всё это было… без свидетелей…" – вдруг воскликнула Рути. – "Ну, начнём с того, что всё это на видео снимали. Бенци недавно рассказал, как им с Моти показывали…" – "Так вот почему?.. – побелела Рути. – Теперь я понимаю! Он вполне мог из-за этих кадров… – в состоянии аффекта! – что-то Мотеле сделать… Может, и не хотел, да только… А кадры могли сфабри…" – "Нет, дорогая сестричка, кадры не сфабрикованы. Бенци говорил: сначала они оба так и думали, что это компьютерная графика, просто провокационные страшилки. Это потом пригляделись – они же оба классные специалисты! Бенци рассказал, как они поняли, что это документальные кадры…" – "Ну, хорошо, ты говоришь с его слов, а кроме его слов – ничего…" – "Не совсем так, Рути. Максим нашёл это в Интернете – задолго до того, как Бенци вышел на волю и рассказал. Правда, тогда мы не знали, что это кто-то отцам показывал…

Теперь мы знаем, кому такое пришло в голову – и зачем! Кое-что можно было понять из намёков в статье Офелии… – Арье побледнел, сглотнув и закусив губу. – В оправдание Гая могу сказать, что он только начал допрашивать, но бить отказался".

– "Ну, вот видишь! Так чего ты хочешь от моего мальчика!" – "Просто хочу с ним поговорить, заодно и понять, чего он хочет. Помнишь же, как мы их на руках носили, танцевали с ними на "Цлилей Рина"!" – "Я хочу всё забыть… Кроме моего Мотеле…" – всхлипнула Рути.

Арье с Рути пришли в маленькую квартирку, где она жила с мамой. Гай высунул нос из спальни – и тут же хотел скрыться обратно. "Нет, нет, дорогуша, ты-то мне и нужен! Иди-ка сюда! Разговор на пару слов…" – "Да чего там…" – пробурчал парень, но вышел, пряча глаза. Арье попросил и сестру, и мать не мешать ему, и те послушно удалились на кухню.

"Я понимаю – ты всё забыл, или не хочешь вспоминать, но всё-таки прошу вспомнить!

– Арье говорил спокойно, но жёстко, прищурившись, глядя на племянника: – Случайно ли это, что в тот вечер, когда вы пришли проведать больного папу, его выкрали и перевели в Шестое отделение? Вернее, скажем так: кто вас надоумил пойти и, так сказать, исполнить свой сыновний долг именно в этот день?" – "Мы… сами… – ломким, слегка позванивающим, голосом пробормотал Гай, и вдруг заговорил, монотонно и не глядя на Арье: – В тот день нас не допустили в Золотой Гальюн… Или нет? Это было… гораздо раньше. Ничего не помню!.. Арье, ну, ты-то хоть не мучай меня! Меня же так били…" – "За что? Тебя-то за что?" – "Я отказался бить… того парня… Я только ему несколько слов сказал, но больше не захотел… Я вспомнил, как мы с братом его избили несколько лет назад, и мне чего-то стало его жаль… А ещё вспомнил сестрёнку… ей-то за что?.. Галь за что-то на него взъелся, или просто решил, что ему всё можно, а я так не мог… после того, что… Ад-Малек и Куку нам сделали: наших девушек у нас забрали, и где они теперь, бедняжки… Я слышал, их уже нет в живых: Ад-Малек их задушил!.." – в голосе Гая зазвенели слёзы. Арье молчал, его лицо ничего не выражало.

"Галь говорил мне, что таким слюнтяям, как я, не место среди дубонов, что ему стыдно, что я его брат, ещё и наша фиолетовая родня… И избил меня… Он мой командир – я не мог защищаться! Потом… наверно, чтобы сломать… меня бросили в тот подвал, где тот парень уже… отдавал концы… Страшно было… и почему-то жалко стало его… и Ширли… За это меня избили… Галь сказал, что надо оттуда срочно смываться, потому как ихние мультишофары начали раскручивать витки, и скоро до нас доберутся… Парня бросили – мол, без нас подохнет… Со мной эти…

Навзи… тоже немного развлеклись, но не так круто, как с фиолетовым – я быстро очухался… Это была идея Тимми: они как бы должны "сбежать", а мы как бы "провалиться" на их поимке, и я как бы пострадавший. Зато потом!.. Это Тимми с Офелией меня выходили и увезли на Юг. Там я и обретался, на рынке работал – грузчиком, уборщиком… Тим мне сразу сказал, что он в нас с братом слишком много вложил за все эти годы, а мы не оправдали… А теперь пришла пора мне самому за себя – и на него не рассчитывать… Галь к этому времени уже отбыл за своими… Ад-Малеком и… Я надеялся, что Куку его там к делу пристроит, и тогда они меня вызовут.

Зря надеялся!.. Сейчас я просто хочу узнать у маманьки, как к дяде в Америку перебраться, может, поможет мне… Мне дали отпуск, Тимми с Офелией слиняли куда-то, меня не трогают…" Арье слушал бессвязный рассказ племянника, который от бессвязности становился ещё страшнее. Он почувствовал, как откуда-то, от живота, поднимается ужас и отвращение – и жалость к этому опустившемуся молодому парню, который натворил таких дел, так запутался. Да есть ли для него выход?..

"Хорошо, кое-что я понял, кое-что мы и раньше знали; твой рассказ всего лишь подтверждение… Но я хочу получить конкретный ответ на конкретный вопрос: знали ли вы с братом, что отца собираются выкрасть из больницы, или оказались там случайно?" – последние слова Арье произнёс резким тоном, приблизив лицо к лицу Гая, почти нависая над ним и сверкая глазами, которые словно превратились в две льдинки; лицо снова покрылось яростным румянцем, в котором растворились веснушки.

Гай попытался отодвинуться, словно став меньше ростом и съёжившись на стуле. Ему померещилось: это Галь разговаривает с ним и вот сейчас начнёт его бить. "Тимми сказал, что Кошель по его просьбе дал нам несколько часов отпуска, чтобы мы навестили больного отца, даже подбросил к больнице, дал, во что переодеться… какое-то непотребное тряпьё… Он говорил – так dad скорее нас простит… Научил, что мы должны отцу сказать, сунул нам несколько сигарет и сказал, когда мы должны их закурить, где и как стоять… А потом… когда мы вернулись, велел переодеться в форму дубонов и послал туда, маму забрать… Но там откуда-то уже набежали антистримеры, и нас… обкрутили… Мерзкий санитар в странной каскетке…" – "Ясно, племянничек! Главное ты сказал: предположения превратились в уверенность. Тумбеля можешь не бояться: он попросту побоится после всего, что стало известно о его делишках, вернуться в Арцену…" – "Я сам не хочу тут оставаться! Я же сказал: я прошу маманьку помочь мне уехать к дяде… Если честно, я боюсь Галя. Я не знаю, что он там… но я с этими делами завязал! Мне хватило видеть, как тот парнишка умирал…" – "А к сестре на шева брахот пойти не хочешь?" – "Так она на самом деле вышла замуж? – впервые с начала разговора в голосе Гая зазвучала живая интонация, свидетельствующая о проблеске интереса. – Ведь её дружок умер!" – Гай удивлённо поднял свои светлые кустистые, как у Арье и Амихая, брови. – "Она вышла замуж за его младшего брата, одного из близнецов… который её давно любил…" – "Это который на мультишофаре… нашего рош-ирия ухайдокал?" – "Сейчас, после всего, что раскрылось, ты мог бы и не повторять этих глупостей! Или до сих пор силонокулл на тебя действует? – презрительно бросил Арье, скривив губы. – Ладно, я поговорю с мамой, она, вроде, ещё общается с этим… э-э-э… Джо Мегедом… братцем нашим… Он ей действительно помог, вот она и благодарна ему… Может, сможем тебе на билет собрать… Хотя Австралия была бы для тебя, в твоей ситуации, предпочтительней…" – "Почему?" – "Потому что она очень далеко, и родня там поприличней! А в Антарктиде у вас родни, к сожалению, нет…" Гиват-Ноам Ширли и Реувен сняли караван на Гиват-Ноам, где уже поселились Ирми с Ренаной и Хели с Максимом.

Таким образом, три семьи – Ренана и Ирмиягу Неэман, Ширли и Реувен Дорон и Хели и Максим Лев оказались вместе в крохотном, симпатичном караванном квартальчике на холме, возвышавшемся над посёлком Неве-Меирия, к которому вела извилистая, хорошо утоптанная дорога между молодыми деревцами и густым, низким кустарником.

Тут же в маленьком домике поселился Шмуэль, рядом в одном караване поселились друзья Максима, Зеэв, Бени и Эльяшив, и там же устроили малую студию компьютерных фильмов от фирмы "Ноам", где Ширли с Реувеном и Шмуэлем занимались эскизной отработкой вариантов. Основная студия, откуда выходили в свет уже готовые фильмы, находилась внизу, в Неве-Меирии на фирме Ирми Неэмана, которая тоже стала называться, как мы знаем, "Ноам".

Через год у Ширли с Реувеном родились двойняшки – мальчик и девочка, тогда же у Хели с Максимом родилась долгожданная дочка.

***

Это были самые длинные и напряжённые сутки дежурства Ренаны в больнице, с нею рядом были Мория и Нехама. Ширли позволила позвонить своей матери только под утро, когда роды благополучно завершились. Рути, которую разбудил звонок Нехамы, от сильного волнения трубку выронила, после чего долго молчала, всхлипывая, глотая слёзы и слушая взволнованное, радостное, сбивчивое щебетание то Ренаны, то рыдающей Нехамы, то, под конец, Мории: "Наша Ширли просто молодец! Она – беседер! Немедленно собирайся, приезжай к нам! Я сейчас позвоню Арье, чтобы подбросил тебя. Мы тебя ждём, сестричка-бабулька!" – "Нет, не надо будить брата, я сама доберусь", – почему-то пролепетала Рути.

Реувен в это время проходил службу в армии. В этот день ему выпало дежурство, поэтому во время родов он не смог быть в больнице. О рождении своих близнецов он узнал только в полдень, сменившись с дежурства. Он тут же взял увольнительную и примчался в больницу, даже не успев снять форму.

Ширли на всю жизнь запомнила счастливую, ошалелую улыбку Реувена, которую она увидела, открыв глаза после короткого сна, в который провалилась после долгих суток рождения двойняшек. Реувен медленно, странной скованной походкой, приближался к её постели. Подойдя, он присел на стуле рядом, и его щёки влажно лоснились от слёз. Потом с необычной даже для него робостью он наклонился над сдвоенной колыбелькой новорожденных. "Кто из них кто?.." – хрипло спросил он, бросив взгляд на неё. Она, устало и счастливо улыбаясь, отвечала: "Который справа – сынок… Ты уже знаешь, как мы его назовём?" – "Конечно! Догадываюсь…

А доченьку?" – "Ты тоже можешь догадаться: Наоми-Хана. Кстати, она родилась первая и немного крупнее…" – "Как скажешь, родная!" Он улыбался, глядя то на неё, то с ошалелым удивлением – на новорожденных; взять их на руки он боялся.

Неожиданно хрипло проговорил: "Мне дали отпуск на три дня – ведь наша часть расположена рядом с Неве-Меирией… Теперь буду с вами каждую неделю!" – "Ты бы знал, как мне помогли и Ренана, и твоя мама, и Мория! Родные люди, родные руки и лица… Как я им благодарна!"

***

К вечеру открылась дверь в палату, и показалась целая толпа – как и следовало ожидать, все Дороны. От шумных, бурных поздравлений и поцелуев у Ширли закружилась голова. Больше всего её поразила и тронула бурная нежность маленького, капризного, избалованного Бухи, неожиданно напомнившего ей Ноама.

Спустя пятнадцать минут появилась Рути, за её спиной маячила Мория, она подтолкнула сестру в палату, улыбаясь, помахала Ширли рукой и исчезла – её дежурство продолжалось.

"Мама! Мамочка!" – вскрикнула Ширли и радостно улыбнулась, протягивая к ней руки.

– "Поздравляю, дочка!" – впервые за много месяцев широко и искренне улыбнулась дочери Рути, подходя к ней и приложившись губами к худенькой, бледной щёчке, потом, словно бы после долгих раздумий, крепко обняв и поцеловав дочь. На Бенци с Нехамой она упорно не смотрела. Дороны (все, кроме Реувена) деликатно отошли в сторону, словно бы превратившись в невидимок. "Как ты себя чувствуешь? – и почти без паузы: – Можно посмотреть на внуков?" – "Ну, конечно, мамуль!" – улыбаясь сквозь слёзы, воскликнула Ширли. Рути склонилась над колыбелькой, внимательно вглядываясь в крохотные личики спящих младенцев. Реувен застыл в ногах колыбельки и робко, немножко ревниво поглядывал на Рути. Только сейчас Нехама догадалась поздравить сына, после чего и остальные принялись радостно и шумно поздравлять его, постепенно двигаясь в коридор. Остались только Нехама и Бенци, скромно стоя в стороне. Рути между тем, не замечая никого вокруг, не сводила глаз с личиков спящих младенцев.

"Это мальчик?" – спросила она, указывая на младенца с вроде более крупным и круглым личиком. – "Нет, мамуль, это девонька! Она у нас первой родилась, потом мальчик…" – поправила Ширли. – "А-а, так значит, это мальчик? Как же я сразу не догадалась!.. Какой он маленький, щупленький! Как он на моего Мотеле похож!.." – в глазах Рути заблестели слёзы, покатившись по щекам, голос дрогнул. – "Рути, поздравим же друг друга с нашими общими внуками! – желая немного снять напряжение, проговорил Бенци, и его сильно постаревшее и осунувшееся лицо осветила знакомая добрая "чеширская" улыбка: – Это же наша общая радость!..

После всего пережитого…" – "Конечно, конечно… Поздравляю, Нехама, поздравляю, Бенци… Всех поздравляю…" – пробурчала она послушно, пробежав взглядом по лицам Доронов, столпившихся у двери. – "Ты помнишь, Рути, как мы познакомились?" – "Да, ещё бы…" – "Ну, вот, значит, если наш внук похож на свою маму, – а он таки похож на Ширли! – а стало быть – на дедушку Моти, стало быть, он может быть похож и на бабушку Нехаму!" – "Подождём, пока волосики подлиннее вырастут!

Сейчас непонятно…" – "Зато доченька – копия Дороны! Правда, пап? У Доронов так мало девочек…" – смущённо и радостно проговорил Реувен, а сияющая Ренана подняла руку с выставленным вверх большим пальцем. Бенци кинул смущённый взгляд на Рути и начал потихоньку оттеснять свою команду к двери.

Шмуэль подошёл, долго смотрел на младенцев, потом звонко и крепко ударил брата по плечу: "Молодец! Отличные детишки!" – "Неважно, на кого похожи – лишь бы были здоровые и счастливые!.." – всхлипнув, проговорила Нехама и залилась слезами.

В дверях палаты мелькнула голова Максима: "Шир, Рувик, всех поздравляю… – скороговоркой, и тут же: – Ирми…" – громко прошептал он, смущённо и ошалело ухмыляясь. – "Что?" – "Она родилась!" – "Ой, Макси! Поздравляем!" – раздался громогласный ликующий вопль. Все, кроме Рути и Бенци с Нехамой, оставили Ширли и бросились в коридор поздравлять Максима, хлопать его по плечам и спине. "Реуве-ен!

Кто? Что?" – "А, Шир, прости, роднуль! У Хели только что дочка родилась!" – "Ренана!

Поздравь её от моего имени! Поцелуй много-много раз!" Рути продолжала пристально и ревниво смотреть на внука полными слёз глазами, только изредка переводя взгляд на внучку, и вдруг тихо произнесла: "Если бы вы жили у меня, я бы тебе могла помочь… Уж очень мне внучок понравился: он мне так напомнил Мотеле! Так бы его себе и забрала!" – "Ой, мам, ну, что за странная идея?" – опешила Ширли. – "Ну, почему странная? Я же так одинока, после того, как… ушла мама!.. Вот этот маленький и скрасил бы моё одиночество, если бы ты была при мне…" – "А девочка?" – чуть слышно прошелестела Ширли, закусив губу и отворачиваясь. Нехама вспыхнула до слёз и уже порывалась сказать что-то, но Бенци положил ей руку на плечо и что-то шепнул на ухо, потом обратился к Рути: "А ты перебирайся к нам в Неве-Меирию! Тогда мы будем все вместе, и никто не будет одиноким! У нас принято друг другу помогать, друг друга поддерживать – ты же знаешь!" – "Я подумаю… – не глядя на него, откликнулась Рути. – Ну, что же, доченька, я подожду в коридоре. Народу собралось тут слишком много, а тебе, наверно, надо отдохнуть…" – она упорно не смотрела на молодого отца, и он, чувствуя её холодность, старался стушеваться, не мозолить ей глаза. – "Да нет, Рути, это мы подождём в коридоре! – тут же откликнулся Бенци, – тебе же нужно посидеть с дочкой, посмотреть на внуков! Первые внуки!!! Разве же мы не понимаем!

Реувен, пойдём!" – окликнул его отец. Реувен послушно вышел за всеми в коридор.

"Ты-то как себя чувствуешь? Наверно, тяжело было? Я же знаю, каково это – родить двойню… А ты ещё и такая худенькая…" – наконец, спросила Рути, оставшись с дочкой наедине. – "Я уже и забыла! – ведь сейчас я чувствую себя прекрасно.

Поэтому спроси у Мории, она тебе расскажет. А главное – я чувствую себя счастливой, это, верно, оттого, что ты ко мне пришла… – устало улыбнулась Ширли, откидываясь на подушку; увидев, что Реувен выходит в коридор, жалобно окликнула его: – Рувик, ты не уходи!.. Подожди…" "Теперь вот что, дочь, – серьёзно заговорила Рути, когда они остались вдвоём. – Я давно тебе говорила: я хочу, чтобы вы покинули свой холм и переехали, скажем, в Эранию. Мне очень тревожно за тебя, а теперь – и за маленьких! Как это так? – с двумя младенцами поселиться на отшибе, в таком неустроенном месте! Как ты не понимаешь! Муж на работе, работа с командировками связана… А сейчас вот в армии, чёрт его знает, где. Да и мальчишка он ещё, несерьёзный! И всё, всё на тебе! А если заболеют?" – "Мамочка, о чём ты говоришь! Нас там три семьи – все родные и близкие, все друг другу помогаем! Живём, как одна семья! Шабаты у нас всегда вместе, а то у родителей, или идём к Морие. А ещё с нами весь посёлок.

Сейчас и мне, и Хели вся Неве-Меирия поможет, как у нас принято. Даже не знаю, хватит ли холодильника… Очень обустроенное место, главное – с душевной точки зрения! И потом… Хели, ты же знаешь! – отличный врач, Ренана последний год учится на дипломированную медсестру. Продукты нам на всех Ирми привозит. Ещё Шмулон помогает, друзья Максима тоже всегда рядом… О чём ты говоришь! А про Рувика ты зря так: он очень хороший и заботливый! Ну, почему ты его невзлюбила!" "А своего первого любимого ты уже совсем забыла?" Каждый раз, когда Ширли ей говорила, какой Рувик заботливый и хороший муж, Рути тут же, словно на автомате, задавала этот вопрос, словно не задумываясь, насколько это ранит дочь. "Мамочка, я тебя очень прошу запомнить: я люблю своего мужа, брата погибшего Ноама, люблю память о Ноаме – вот мы же дочку хотим назвать Наоми-Хана! Поэтому я тебя прошу больше мне никогда ничего подобного не говорить!" – "Значит, ко мне в Эранию перебираться ты не хочешь? Ты же там выросла!.." – "Категорически! У меня с Эранией связаны самые жуткие ассоциации… после всего… И вообще… Я тоже думаю, что лучше бы тебе переехать жить к нам сюда. Мория же предлагала это тебе, и не раз. У неё бы тебе было хорошо, лучше, чем одной… в той дыре, где ты живёшь…" – "Эранийский адрес знает Гай, а в Неве-Меирию он ни за что не поедет… если вдруг вернётся из Америки…" – отвернувшись, пробурчала Рути. – "И ради этого ты хочешь меня оторвать от всех моих друзей, и сама живёшь там одна, вдали от всех?" – "Нет, это не главное… Я пекусь о твоей и твоих детей безопасности!

Я очень боюсь, что они ещё вернутся… Арье говорил, что появились на то некоторые намёки… Снова силонокулл входит в моду… Подумай… – и Рути поднялась, поцеловала дочь, ещё раз долгим взглядом посмотрела на спящих младенцев, после чего громко, нарочито весело проговорила: – Ну, доченька, ещё раз поздравляю! Деток ты родила чудесных, особенно внучека, хотя он и мельче девочки! Ну, да вырастет! Только бы она его не била, как её тётушка своих братиков… Беседер, пойду, мне ещё на автобус успеть… Подарки я оставила у Мории, там одежда для деток, одеяльца, потом ещё привезу. Арье с Тили и Амихаем к тебе завтра зайдут, они привезут коляску, кроватки, что-то из одёжки ещё собирались – тоже у Мории оставят… Лиора… О, вот она! И Цвика с Нахуми!..

Шалом!" – воскликнула Рути, отвечая на приветствия племянников, и снова повернулась к дочери.

"Я две недели или месяц поживу у Нехамы, она предложила, вообще очень хочет присмотреть за детьми Рувика хотя бы в первые недели… Так что не волнуйся…

Но приезжай, пожалуйста… когда тебе удобно, когда хочешь! Мы всегда тебе очень рады! И Нехама тоже примет с удовольствием, – сказала Ширли, не замечая, как скривилась Рути. – И не беспокойся за нас – Рувик тут со мной, и все родные и друзья тоже!"

***

Ширли и Реувен назвали своего сына Мордехай-Гедали, дочку – Наоми-Хана, а Хели с Максимом назвали свою дочку Одайя-Нира, но с самого начала все звали её Нирой.

Ренана, с подачи отца, положила начало традиции в их маленькой компании: в честь рождения первенца рядом с караваном они посадили масличное деревце. А теперь возле каравана Ширли и Реувена были посажены два саженца, которые наперегонки потянулись вверх. Один саженец посадил у входа Максим. Спустя полгода пришло время – и Ирми посадил ещё одно масличное деревце: в честь того, что у них с Ренаной родилась дочка, которую они назвали Эфрат-Шошана. Бенци Дорон руководил этими посадками и потом постоянно помогал – и не только советами! – по уходу за саженцами. Окапывая новый саженец у каравана Неэманов, он промолвил: "Вот давайте, вы, все три семьи, рожайте побольше детишек – и будет у нас тут на холме настоящая масличная плантация! И мне на старости лет будет, чем заняться!

Только бы Шмуэля женить…" – и усмехнулся, подмигнув сначала Ренане, потом Реувену – тот смущённо отвернулся. Шмуэль улыбнулся, потом сказал: "Всему своё время, пап…" Для охраны их крохотного квартала караванов на холме Ирми завёл щенка-овчарёнка, которого назвали Лаф-Лаф. Щенок вырос и превратился в красивого и дружелюбного, даже слишком дружелюбного, пса, которого полюбили и дети, и взрослые, живущие на Гиват-Ноам.

Так прошло ещё два года.

***

Реувен часто разъезжал по заданию редакции сайта "Ноам", а в перерыве между командировками они с братом-близнецом пару раз в неделю по ночам работали на студии – в основном, когда готовили очередной сюжет к выпуску. Так было и в тот день, с которого всё началось…

В неурочный ранний час в караван Ширли постучал офицер внешней охраны, чтобы вручить семье повестку с требованием в течение месяца освободить караван. Такие же повестки получили и остальные обитатели Гиват-Ноам. От них требовалось оставить холм, который они заняли незаконно, согласно поступившей от неназванной правозащитной организации эксклюзивной жалобе.

Это был час, когда Ширли поднимала и кормила детей, чтобы отвезти их вниз в садик-мишпахтон, который находился в центре посёлка возле дома Доронов. В своё время туда же Нехама отдала Бухи, она его присоветовала и дочери, а вот теперь – невестке с сыном. В этом садике-мишпахтоне после уроков работали Шилат с Лиорой и ещё две их подруги из ульпены. Шилат до самозабвения любила племянников и частенько спорила с сестрой и братом насчёт методов ухода за малышами и их воспитания.

Ширли наспех собрала детей и вывела их из дому, быстрым нервным шагом направляясь к каравану Неэманов. На радостный лай Лаф-лафа Ренана не вышла, только окликнула: "Кто там?" Ширли без стука распахнула дверь, возбуждённо заговорив и даже забыв поздороваться: "Ренана, смотри, что мне принесли – в такой ранний час!" – "Во-первых, с добрым утром! Во-вторых… Ты что, подруга!

Мы же решили все эти бумажки выкидывать прямо в мусорный ящик! Ты что, с Луны свалилась?" – "А, даже забыла… В такой час пришёл, хорошо – успела кисуй-рош надеть… даже не сообразила… Что-то я не понимаю… Неужели, снова фанфаразматики?" – "Н-не думаю… Правда, вчера в поликлинике я снова видела у кого-то в руках…"SILONOCOOL-NEWS" – на дату я не посмотрела…И он не выглядел старым – страницы, как новенькие…" – с изумлением и чуть не с испугом протянула Ренана. – "Да ты что? Тогда… Что же будет?.." – "Подожди, придут мальчики – у них спросим! Ирмуш тоже внизу, рано утром вызвали на фирму… Не переживай! Не завтра же выметаться! Нам дали целый месяц на всё про всё – вот и подготовимся! Шмулон ещё не разучился играть на угаве!" – отвечала подруга.

Несмотря на то, что Ренана говорила спокойно и как бы небрежно, Ширли видела, что она заметно занервничала. Они усадили всех троих, Мотеле с Наоми и малышку Эфрат, в манеж на колёсах – агалюль. Элиноам уже нёсся вниз по тропинке.

Осторожно толкая агалюль с малышами вниз по извилистой тропке между валунами и ласково поглядывая на бегущего перед ними вприпрыжку кудрявого светловолосого, как отец, Элиноама, подруги взволнованно обсуждали полученную повестку, а главное – угрожающе нависающие в воздухе пугающие перемены. Из-за поворота показалась машина Ирми, рядом с ним сидел Максим; они что-то горячо обсуждали с озабоченными лицами. Приветливо кивнув подругам, Ирми притормозил машину и спросил жену: "Ты когда нынче возвращаешься с работы?" – "Я тебе позвоню… Ты же знаешь, что у нас ничего нельзя знать заранее!" – "Постарайся не задерживаться, дорогая: вечером в Неве-Меирии общее собрание. Наши мамы посидят со всеми малышами, а мы пойдём туда. Дела надвигаются нескучные…" – "А где Реувен?" – спросила Ширли. – "Он на фирме… Какие-то проблемы на студии…

Только не волнуйтесь, девчата!" – "А что такое?! Почему ты мне ничего не говоришь?" – в голосе Ренаны послышались грозные и испуганные нотки. – "Да всё беседер!.. Давайте, девочки, я вас подброшу! Забирайтесь с детишками сюда! Макс, помоги загрузить в багажник агалюль!" Раскидав детей по садикам, забросив Ренану в больницу, Ирми подбросил Ширли домой. По пути он рассказал ей то, что не решился сказать жене. Ночью, почти под утро, когда братья Дорон заканчивали монтаж звуковой дорожки нового мультика, в студию неожиданно ворвались… "Э-э-э… по виду новая инкарнация дубонов…

Только называются по-другому – дабуры. Короче, они конфисковали компьютер и прочее оборудование. Якобы, в полицию поступили сведения из достоверного, но эксклюзивного источника, что в этой нелегальной студии клепают… – так и сказали: клепают! – фильмы подстрекательского содержания и чрезвычайно низкого эстетического уровня!" – "Неужели комиссар по культуре вернулся?" – в ужасе прошептала Ширли. – "Чего не знаю, того не знаю… – Ирми явно был в замешательстве и почти не смотрел ей в глаза. – Но есть признаки, указывающие на это. Мы думали, Зяма Ликуктус уже прочно засел в руководстве вместо него – ведь тогда, сразу после того, закрыли СТАФИ и восстановили "Лулианию"… Ну, которую твой папа (зихроно ле-враха!) на самом деле создал, а приписали Мезимотесу. Но оказалось: потихоньку, тихой сапой, там снова всем заправляют фанфаразматики Тумбеля, да тот же Зяма всегда был его верным холуем!.. Они решили, что наша студия им составляет конкуренцию! Ведь и у них как бы комбинации игр и мультиков, и наши мультики им почему-то покоя и не дают! А главное – как и тогда, им не по душе музыкальное оформление наших мультиков, композиции Шмулона и Реувена…" – "Но ведь у нас совершенно другая продукция!" – "Они говорят: недопустимо, чтобы в Арцене существовала такая… низкопробная… Да, так и говорят! И это не Офелия, а очень, казалось бы, грамотный и культурный журналист…" – "Кто же?" – "Мы не знаем, он прикрылся псевдонимом Озен Кашуах, говорят, он даже в кипе…

Наверняка, это просто страх перед конкуренцией! В общем, Реувен и Шмуэль сейчас в полиции, хотят добиться возвращения компьютера и аппаратуры!" – "Как удачно я догадалась именно вчера ночью запустить в Интернет копии наших эскизных наработок!.." – мрачно проговорила Ширли.

Ирми притормозил возле каравана Ширли, она, пролепетав "спасибо", выбралась из машины, уже пробегая мысленно список дел, намеченных ею до возвращения детей.

Когда она допивала кофе, раздался телефонный звонок. Это была Рути: "Дочка, я хочу с тобой серьёзно поговорить. Только что я смотрела по телевизору утренние новости. Передали, что опять вы у себя на Гиват-Ноам отличились! Просто гвоздь программы!" – "А что такое, мам? Я ничего не знаю! У нас всё беседер!" – оторопела Ширли, закашлявшись от глотка кофе. – "Во-первых, дети беседер? Мотеле перестал кашлять?" – "Да ещё на той неделе, и Наоми тоже, оба в мишпахтоне. Ты мне лучше расскажи, что там передавали?" – "Ну, надо сказать, меня очень удивило и, честно говоря, напугало, что снова на экране появилась… – ты удивишься, дочка! – изрядно постаревшая, но такая же экстравагантная Офелия. Теперь у неё волосы крашенные в ярко-рыжий цвет, такая же худая, даже, я бы сказала, слишком, и так же коленки выставляет; словно забыла, сколько ей лет, или давно на свои коленки не смотрела…" – ядовито заметила Рути. – "Мамуля, ты мне, пожалуйста, по делу, а не о коленках Офелии! Что о нас говорили?" – нервно спросила Ширли. – "Что у вас в Неве-Меирии создана нелегальная студия, где до последнего времени клепали – так и сказали! – клеветническую и подстрекательскую продукцию очень низкого уровня, и этой низкопробной продукцией наводняли сайты по всему миру.

Ещё и продавали диски по непомерным ценам, наживаясь на этом! Полиция вынуждена была рано утром придти и конфисковать оборудование и продукцию! А твой муженёк с братцем устроили дебош, оскорбляли и проклинали органы охраны законности и порядка! Офелия сказала, что против них, наконец-то, возбудят уголовное дело! Их обоих задержали… Они в тюрьме!!! Дочка, я тебе много раз говорила: ты должна взять детей, покинуть Гиву и приехать ко мне! Хватит! Ты никакого права не имеешь рисковать детьми! Если твой муженёк тебя любит, он за тобой на край света пойдет, не только в Эранию!.. А если ты продолжаешь упорствовать, то я приеду… может, удастся Арье уговорить… – забормотала Рути с сомнением, – и заберу хотя бы Мотеле, спасу от безответственных родителей моего лапочку!" – "Мама! Я тебе много раз говорила: оставь эту бредовую идею! Оба ребёнка наши с Рувиком, и мы никого никому отдавать не собираемся! Разлучать близнецов просто преступление!

Ни Арье, ни Амихай тебя в этом никогда не поддержат! Лучше бы ты сюда к нам, хотя бы к Морие, перебралась, а не смотрела бы очередную брехню Офелии! Разве ты её не знаешь?!" – "Да ты что, не понимаешь, не чувствуешь? – всё вернулось! Они власть, у них сила, армия, эти… как-их-там-теперь? – дабуры… Ты что, забыла дубонов?! Слава Б-гу, Гай… больше не с ними!.." – голос Рути сорвался на истерический крик. – "Мамочка, успокойся! Мы тут под защитой армии! Всё у нас законно – и наша студия зарегистрирована, как полагается по закону". – "Сегодня закон один, завтра – другой, всё одно – закон!" – "Уверяю тебя, ничто нам не грозит! А Офелия… Что с того, что она вернулась и по-прежнему брешет!.. Свою пайку отрабатывает… – и, уже не слушая, что ей продолжала истерически кричать в трубку мать, отчеканила: – Беседер… Рувик придёт домой, и он мне расскажет всё, как есть. А сейчас, извини: у меня много дел по дому, а потом ещё надо поработать… Извини… И не волнуйся! То, что было, не вернётся!" Она, конечно же, не сказала матери, что в последнее время им несколько раз вручали повестки с требованием в течение полугода освободить холм, причём наведывались в самое неурочное время – или поздно ночью, или рано утром, чуть не поднимая хозяев дома с постели.

После разговора с матерью Ширли целый день пыталась связаться с Реувеном, но безуспешно. Справиться у Бенци и Нехамы, вообще что-то сказать им об этом она не решилась, изо всех сил сдерживая растущую тревогу в себе. Ни Ренаны, ни Хели дома не было, они были внизу, и Ширли не с кем было поговорить, не у кого получить поддержку и утешение…

Реувен появился только поздним вечером и тут же постарался успокоить жену, нежно обнял её. Не выпуская Ширли из своих объятий, он начал с нервной усмешкой рассказывать об их с братом приключениях – и ночью в студии, и целый день в полиции. Он прошёлся по салону, зашёл в спальню, постоял между кроватками, с нежностью глядя на сладко посапывающих во сне малышей, снова вышел в салон и подошёл к Ширли. Увидев тень сомнения на её лице, он повторил: "Я же дома – видишь? Стало быть, беседер!!!" После этого он только обмолвился, что при полиции появились части спецназа, теперь они называются "дабуры". Ширли вспомнила, что утром ей рассказывала мать по телефону и тоже произнесла это слово – "дабуры"… "Да, почти дубоны… – повторил с горечью и капелькой сарказма Реувен. – Снова Раханут в струе…" "Мама говорила о них… Говорит, братья уже не с ними… Откуда она-то знает? Об этом Офелия в новостях не сообщала…" – остановившимся взором уставившись на портрет Ноама на стене, прошелестела она, по щеке скатилась слеза. Реувен подошёл к ней и обнял её за плечи, поцеловав за ушком: "Я же с тобой, так чего ты боишься? И мы же не одни – с нами вся Неве-Меирия, я уверен – вся Арцена!" "Да, дорогой, я забыла тебе сказать: у нас снова будет маленький. Я на днях была у врача… – неожиданно тихо произнесла Ширли и добавила: – И у Ренаны тоже…" – "Ты серьёзно? Как здорово! – и он обнял и крепко поцеловал жену, удерживая её и поглаживая по голове, серьёзно добавил: – Вообще-то, нетрудно было догадаться… – хитро прищурился он. – Но… Ты не должна нервничать, ты же знаешь! А маме ты сказала? Она же звонила…" – "Нет ещё… Потому что она настаивает, чтобы мы отсюда уехали. Будет ещё сильней давить… – и, помолчав, добавила: – А твоим маме и папе мы попозже скажем… Хотя Нехама, я думаю, знает…" Последний угав Прошло два месяца. Обитателей Гиват-Ноам никто не беспокоил, даже повестки перестали им вручать. Дело с конфискацией компьютера удалось замять, и оборудование удалось восстановить. Закончили и запустили в Интернет ещё несколько короткометражных музыкальных фильмов. Ширли с Ренаной успокоились.

Ширли, наконец-то, удалось зазвать мать к себе на шабат; до этого Рути наотрез отказывалась посещать караван, где жила семья её дочери. Встречались они в доме Мории, куда Рути приезжала несколько раз в месяц понянчить внуков.

Ширли приготовила вкусную первую трапезу, Рути с удовольствием слушала пение обоих близнецов за столом, кормила и ласкала внуков, потом уложила их спать.

Назавтра поутру они спустились по тропинке вниз – сначала к Доронам-старшим, а потом к Эльяшиву и Морие Бен-Шило. На пороге дома Ширли показала матери потрясающие утренние виды, открывающиеся им с вершины холма, продемонстрировала, как подросли два масличных дерева, посаженные в честь рождения близнецов.

У Мории всех ждал маленький сюрприз. В салоне на краешке дивана сидела 17-летняя дочка Амихая Лиора. На другом конце того же дивана – Шмуэль Дорон. Он с робким обожанием глядел на черноглазую, темнокудрую девушку, а она со смущённой улыбкой то поглядывала в окошко, то озиралась по сторонам, то кидала стремительный взор на Шмуэля и снова быстро отводила глаза.

Рути удивлённо уставилась на племянницу: "Лиора, ты разве нынче не у папы?

Почему?" – "А почему нет?" – тихо прошелестела девушка, не глядя на тётю. – "Ну, наверно, папа хотел бы тебя видеть дома почаще… тем более на шабат". – "Папа не возражает… Ты что, не знаешь, что я здесь давно живу?" – покраснела Лиора и тут же подхватила на руки малышку Наоми. Шмуэль посадил на колени Мотеле и принялся играть с ним. Это не помешало парню и девушке продолжать украдкой обмениваться робкими взглядами и улыбками.

Ширли тихо спросила Морию: "Ты знала?" – "Да, Лиора мне недавно призналась.

Оказывается, ваш Шмулик давненько на неё глаз положил: она же подружка Шилат!

Рано говорить, она ещё слишком юная, но… Если у них сладится, то Дороны с Магидовичами будут связаны ещё крепче… И дай-то Б-г, чтобы у детей Амихая жизнь сложилась удачнее, чем у него самого… – горько вздохнула Мория. – Он же такой хороший и добрый парень, а так у него нелепо вышло…" – "А мы-то всё не понимали, почему наш Шмулон ни с кем знакомиться не хотел…" – качнула Ширли головой.

И Ширли, и Нехама, и Мория рассказывали о своей жизни в Неве-Меирии. Мория в который раз звала сестру перебраться к ней и быть рядом с внуками; намекнула, что здесь у неё будет больше учеников. Рути недоверчиво покачивала головой и, лаская внуков, отвечала на это: "Мне было бы спокойней, если бы Ширли вернулась в Эранию – и за неё, и за детей. Тем более сейчас, когда… Постарайся уговорить мужа, дочка! Там бы он тоже нашёл работу, не хуже, чем в этой фирме, которой руководит не солидный бизнесмен, а мальчишка! И ты бы пристроилась, хотя бы в нормальное, нейтральное издательство, или в какой-нибудь женский журнал…" – "Мамуля, ты посмотри, как у нас потрясающе красиво! А какой воздух, какой климат! Не то, что в Эрании!" – "Не о том ты говоришь, дочь… Тебе о детях надо думать, об этих и… о будущем ребёнке… Я же вижу… Как хотя бы чувствуешь себя?.." Ширли удивлённо воззрилась на мать, покраснела и неопределённо мотнула головой.

***

Рути оказалась права: спокойствие оказалось временным. Настал день, когда реальность обернулась для обитателей Гиват-Ноам самой жуткой стороной, пережитое несколько лет назад откликнулось очень болезненными ассоциациями…

***

Ширли пешком возвращалась на Гиву, как обычно, забросив детей в мишпахтон.

Сегодня вечером была их с Хели очередь заниматься всеми детьми – и своими, и детьми Ренаны, которой предстояло ночное дежурство в приёмном покое. До вечера всех детей забирали из мишпахтона и из садика обе бабушки – Нехама и миссис Неэман, а к ужину их привозили домой отцы на машине Ирми. Это означало, что утро и большая часть дня у неё были свободны для домашних дел и творческой работы.

Предвкушая момент, когда можно будет сесть за компьютер и заняться новым сюжетом, Ширли взобралась по петляющей тропинке, подходила к каравану, отогнув ветку дерева, и… застыла в изумлении.

На пороге каравана, на низкой ступеньке сидела, нога на ногу, незнакомая молодая женщина явно светского вида. Она была худощава, на ней была коротенькая, открывающая живот, декольтированная маечка без рукавов и обтягивающие джинсы.

Длинные светлые не очень густые волосы трепал порыв ветра. Обращало на себя внимание, что глаза гостьи словно бы застыли в постоянном прищуре.

Гостья со странным недобрым любопытством озиралась по сторонам. Увидев приближение Ширли, остановила на ней взгляд прищуренных светлых глаз: "Прости, это не ты Ширли… э-э-э… в девичестве Блох?" – пронзительным голоском заговорила девица. – "Да, это я. Но… э-э-э… прости… Мы с тобой, кажется, незнакомы… Или?.." – "Вот именно – "или"!" – "То есть?.." – "Я когда-то училась с твоим братом Гаем в школе, потом два года, или больше – в гимназии Галили… Пока вы в Австралию не уехали…" – "Но я давно с братьями не в контакте! Мама говорила, что Гай как раз перед моей свадьбой неожиданно объявился и какое-то время жил у неё. Меня увидеть он почему-то не захотел, или не смог. Потом исчез, снова ударился в бега, вернее – мама помогла ему в Штаты уехать… Прости, а как тебя зовут? Так было бы удобнее общаться…" – "Я – Ализа. А я тебя, между прочим, помню: такая маленькая, худенькая, я даже не верила, что ты уже в школе учишься… Да ещё… словно закопчённая…" – это она добавила еле слышно сквозь зубы. – "Ну, да… Они меня отводили в школу, близнецы!" – "Их уже тогда можно было различить!" – "Точно! И всё-таки… ты уверена, что тебя интересует именно Гай, а не…" – "Нет! Галь, если кого и интересует, то женщин другого типа. Из-за него мы с Гаем рассорились, а потом вы почти сразу уехали в Австралию… Я его уже тогда любила… и… и… мне было очень тяжело…" – "Но что же мы на крыльце! Зайдём ко мне, выпьём кофе, побеседуем! Я, знаешь ли, детей забрасывала в мишпахтон и, как всегда, позавтракать не успела!" – "У тебя уже не ребёнок, а – дети?" – неожиданно широко распахнула глаза гостья и тут же снова их прищурила. – "Да! А что в этом такого? Во-первых, у меня двойня: мальчик и девочка. Во-вторых… Не понимаю, что тебя удивляет?" – "Да сколько тебе лет?" – "Ну, если ты ровесница Гая, то тебе 25-26, верно? – гостья молча кивнула. – Ну, а я на два с половиной года всего моложе братьев! И всё-таки, Ализа, что именно тебя интересует?" – спросила Ширли, ставя на стол тарелку с домашней выпечкой "от Шилат" и с улыбкой поясняя:

"Это младшая сестрёнка мужа испекла. Она с малых лет отлично печёт! Она у нас талант, а главное – любит это дело!.." Они сидели у маленького столика на кухоньке. Ширли подала гостье чашку дымящегося кофе и не обратила внимания, как насмешливо прищурились глаза неожиданной гостьи, уставившейся на Ширли, делающей омовение рук (нетилат-ядаим), а потом благословение на хлеб.

"Я хочу тебе рассказать кое-что, чтобы ты поняла, почему это для меня так важно!..

Я с детства любила Гая. Ты спросишь – почему не Галя?" – "Нет, не спрошу: любовь – дело тонкое, необъяснимое. Да и Гай ничем не хуже Галя, а чем-то и лучше, теплее…" – "А ты, оказывается, философ!.." – усмехнулась и снова сильно прищурилась неожиданная гостья. Ширли не обратила внимания на странную игру век, прикрывающих глаза то слабее, то сильнее, и пропустила невинную колкость мимо ушей, она слушала, прихлёбывая кофе. Ализа продолжала, как бы невзначай шныряя по крохотному салону прищуренными глазами: "Галь не любил, чтобы кто-то ему брата предпочёл…" – "Это-то я знаю…" – эхом откликнулась Ширли. – "…и он нас поссорил. А я всё равно продолжала Гая любить: он же такой милый и… беззащитный!.. Поэтому постаралась поступить в гимназию, в тот класс, куда приняли его, хотя это было, поверь мне, очень непросто!.. А тут ещё ваша семья уехала в Австралию…" – и она вздохнула.

В этот момент Ширли случайно бросила взгляд на Ализу, и её поразило, как сверкнули её неожиданно широко распахнувшиеся глаза – они оказались странного бледно-голубого цвета. Это почему-то неприятно поразило Ширли, но она слегка встряхнула головой, отбрасывая ненужные ассоциации. Ализа меж тем продолжала: "У нас в гимназии много чего говорили о вашем отъезде за границу. Даже о том, что вашего папу уволили из фирмы, за то, что он завалил очень важный проект, и поэтому вам пришлось срочно смываться, чтобы его не замели… Ну, и вообще, свалить из Эрании… куда подальше – в поисках счастья… В Австралии вроде у вас родня?" – "Родня – это верно! А насчёт нашего отъезда – совсем наоборот: папа сделал отличный проект, его наградили премией и отпуском на 9 месяцев…

Его на фирме всегда очень ценили!" – воскликнула Ширли, глянув на Ализу и увидев, как та, изобразив на лице искреннее удивление, которым пыталась замаскировать ядовитый скепсис, легко качнув головой. Ширли почувствовала даже не досаду, а ярость, и прошептала: "А вообще папа у нас умер…" – "О… прими мои соболезнования!" – как бы между прочим, проговорила Ализа. – "Это было несколько лет назад. Мы с Рувиком сына назвали в память о нём…" – отвернувшись, произнесла Ширли, потом начала про себя читать Биркат а-мазон. Ализа замолчала и снова, со странным прищуром, склонив голову набок, уставилась на Ширли. Увидев, что Ширли встала и принялась собирать со стола посуду и относить в раковину, сказала ни к селу, ни к городу: "Да?.. Ну, ладно… Я не обращала внимания на разговоры, ведь я продолжала любить Гая и надеялась, что он ещё вернётся!" Ализа встала и, расхаживая по маленькому салону, говорила, говорила без остановки. Она рассказывала о каких-то неизвестных и неинтересных Ширли других girl-friends близнецов, потом с ненужными подробностями расписала свои чувства, когда узнала, что они сошлись с двойняшками из Эрании-Бет, Смадар и Дальей.

Ширли мыла посуду, время от времени из вежливости издавая какие-то междометия и стараясь почти не глядеть на Ализу. Она вдруг отчётливо ощутила, что незваная гостья ей неприятна, и вообще – слишком явственно излучает непонятную угрозу их дому, но не знала, как от неё избавиться, только изредка кидала на неё не слишком приветливые взгляды исподлобья. Ализа ничего, казалось, не замечала, или не хотела замечать. Кружа по крохотному салону, она остановилась перед их семейной фотографией на стене, некоторое время внимательно изучала лицо Реувена, потом хмыкнула и снова уставилась на Ширли, подметающую кухоньку, и продолжала говорить. Снова на считанные секунды замолкла, остановившись и внимательно разглядывая портрет Ноама, который рисовала Ширли в те далёкие, полные радостного ожидания и светлых переживаний времена, после первого посещения Лужайки "Цлилей Рина". Ширли почувствовала, что неуместный, насмешливо-недобрый интерес гостьи к этому портрету ей неприятен.

Тут Ализа, зачем-то повысив голос, начала рассказывать, как Смадар и Далья попали к Ад-Малеку, который сделал их своими наложницами и служанками, а потом куда-то увёз и, по слухам, убил. Ширли пристально на неё посмотрела, ничего не сказала, только подумала: "Зачем она всё это мне рассказывает? Жаль, конечно, этих двух дурочек, но…"

***

Ализа по-хозяйски разгуливала по салону, касалась руками книжных полок, снимала, лениво перелистывала и снова ставила на место книги, вертела в руках керамические вещицы, тут и там живописно разбросанные по всевозможным полочкам, бесцеремонно качнула кисти висящего на стене красивого коврика, сделанного Ренаной в смешанной технике и подаренного брату. Потом тронула пальцем струны гитары Реувена, висящей на стене, гитара, как показалось Ширли, издала недовольно-жалобный звук. При этом её глаза оставались теми же странно прищуренными, и она так же шныряла ими по салону. Она долгое время с насмешливым прищуром пялилась на украшавшие одну из стен салона рисунки Ширли, бормоча что-то и еле слышно упоминая имена Мерав и Керен Ликуктус. Ширли предпочла "не расслышать" её бормотаний на эту тему. Но та не дала ей долго отмалчиваться.

Словно бы невзначай, Ализа дотронулась до висящего на стене красивого витого шофара, который венчал последнюю, усовершенствованную модель угава, изготовленного на фирме "Ноам". Пристально глянув на подметающую кухню Ширли, спросила: "А кстати… Скажи-ка, пожалуйста, как ваша фамилия?" – "А ты что, не знаешь? Дорон! Табличка на дверях каравана… Как же ты меня тогда нашла?.." – "А-а-а!

Выходит, что вы с этим твоим рыжим мужиком, – и она небрежно мотнула головой в сторону их семейной фотографии, висящей на стене, – известные антистримеры, это правда?" – "Прости? Ты о чём?" – еле сдерживаясь, ответила Ширли. – "Ну, ты же помнишь балаган, что досы и фиолетовые устроили в Эрании несколько лет назад!" – "Ещё бы! Балаган – это ещё мягко сказано! Только ты снова всё перепутала! Это не мы устроили, а наоборот – фанфаразматики и дубоны! А вообще-то, я думала, что те времена канули без возврата, и все те имена и названия более не актуальны… и никогда актуальными не будут…" – "Ага… – как бы не слыша, быстро выпалила Ализа: – Ну, конечно! Как я не догадалась! Вы же живёте в Неве-Меирии, и не просто в Неве-Меирии, а на этом самом холме, откуда изгнали мирмеев…

Незаконный форпост, так сказать…" – "Ясно с тобой… Только одно неясно: ты пришла что-то узнать про Гая, или выяснить, кто и почему тут живёт? Этот холм – в муниципальных границах Неве-Меирии, чтобы ты знала!" – "А что такое Неве-Меирия?" – сварливо осведомилась Ализа. – "Я всё-таки не понимаю – ты о Гае хочешь узнать, или тебя интересует что-то другое?" – "Я пришла узнать о Гае! Я его люблю… и…

Где он сейчас? Может, ты бы могла дать мне адресок…" – "К сожалению, ничем тебе не могу помочь!" – холодно отозвалась Ширли, продолжая прибирать комнату и складывая вещи по местам.

"Кстати, ты слышала, что Галь вернулся?" – "Нет…" – тут же вскинула Ширли голову, выпрямилась и пристально посмотрела на незваную гостью. Та усмехнулась, смерив Ширли взглядом с ног до головы: "Сейчас Галь и его сподвижники снова востребованы…" – и замолчала. Воцарилось молчание.

Ализа подошла к её рабочему столику, заваленному распечатками эскизов. Она взяла в руки ноут-бук и неожиданно громко, с ударением спросила: "А эт-то что такое?" – и глаза её на мгновение широко распахнулись и зловеще сверкнули. – "Как – что?

Мой ноут-бук! Я же учусь в колледже… Вот и…" – "Но это же дорогая штука!

Неужели вам, – она подчеркнула это слово: – такие дорогие вещи по карману? Да кто этому поверит!" – "Этот ноут-бук мне папа подарил, давным-давно, ещё в Австралии…" – Ширли почувствовала, как в горле застрял комок.

Ализа неожиданно раскрыла и включила ноут-бук. "Ага, ты уже успела пароль сменить?" – "Что? – не поняла Ширли, изумлённо помотав головой, как бы стряхивая наваждение: – Какой пароль?" – "Ну, для входа в систему! Я хотела войти в мои программы!" – "Как это – в твои программы? Откуда в моём ноут-буке твои программы?" – "Ты неправильно ставишь вопрос, детка! Надо бы спросить, откуда у тебя мой ноут-бук?! Ты хоть работать-то на нём умеешь, или?.." – "Я тебя не понимаю! И вообще – зачем ты трогаешь вещи в моём доме?" – "Потому что в твоём доме оказалась моя вещь!" – "Какая твоя вещь?" – Ширли почувствовала себя неожиданно в какой-то ирреальной ситуации. – "Вот эта!" – и Ализа потрясла перед носом Ширли её ноут-буком. Ширли оторопела: "Да это же папин подарок, старая модель! Я же только что тебе сказала! Я на нём работаю, выполняю задания в колледже, а до этого в ульпене! Уже много лет!.." – "На моём ноут-буке?!" – зло прищурилась Ализа. Ширли протянула руку: "Положи его на место, пожалуйста… А про братьев я тебе ничего сказать не могу, я уже тебе ясно сказала. Так что извини. И вообще мне больше некогда разговоры разговаривать…"

***

В дом вошли Реувен и Шмуэль. Реувен увидел неожиданную гостью, его лицо моментально потемнело, и он резко спросил: "Простите… Ширли, кто эта девушка?" Ширли выпрямилась, обернулась и сбивчиво зачастила: "Рувик… Мальчики… Она пришла… Сначала говорила, что школьная подруга моего брата Гая… А теперь вдруг заявила, что мой ноут-бук – это её ноут-бук!.." – "А это не её случайно ждёт "ленд-дабур" на тропинке за поворотом, несколькими метрами ниже?" – Реувен обращался к Ширли, но тут девица резко обернулась, не выпуская ноут-бук из рук, и визгливо воскликнула: "Какой ещё "ленд-дабур"? Что ты несёшь?! Меня никто не ждёт! Я сама пешком сюда притопала – и неожиданно обнаружила тут, на этом незаконном форпосте, мою вещь… Я давно его искала, думала, в читалке универа забыла!" – "Ты что, за ноут-буком, оставленным, как ты полагала, в читалке универа, сюда притопала? Ты это хочешь сказать?" – спросил Шмуэль. – "Нет… Но я его везде искала – и вот… неожиданно нашла!.. В принципе, я готова замять это дело… Вы понимаете, о чём я! О сумме можем договориться…" Она принялась запихивать ноут-бук Ширли в сумку и направилась к двери. Но близнецы стояли на её пути. "Прости, ты кто будешь?" – "Твоя жена тебе всё объяснила!" – скороговоркой произнесла Ализа и попыталась прошмыгнуть в дверь. "Нет-нет…

Ноут-бук ты здесь оставишь!" – "Какой ноут-бук? Мой украденный, который я тут нашла?" – "Ноут-бук моей жены, который ты хочешь спереть!" – "Ну, сестричка Гая, и грубиян же твой мужик! И его братан не лучше… На чёрта мне ваши антистримерские ноут-буки! У нас своих хватает! Вот – я тут у вас свой неожиданно нашла…" – "Ну, конечно!.. Немедленно положи его на место – и выметайся отсюда!" – "Ага! Я уйду, но прямо тут, с этого холма вызову полицию!

Скажу, что вы украли у меня ноут-бук в кафе… Моих отпечатков пальцев тут хватает, и вы ничего не докажете! А ещё скажу, что один из вас, – или вы оба! – и она ткнула пальцем в сторону близнецов: – пытались меня изнасиловать!" – "Ещё скажи, что на глазах собственной жены?" – "А чёрт вас, фиолетовых, знает: вы же все извращенцы! Как и ваш братец, – и она скосила насмешливо прищуренные глаза на портрет Ноама, – которого по нечаянности за это и кокнули, когда он…" – "Убирайся отсюда! – взревел Шмуэль, – да поживее!" Девица швырнула ноут-бук, целясь в одного из близнецов: "Не мне, так никому!.." – но Шмуэль поймал его почти у самого пола, криво усмехнувшись: "Фанфаразматическая версия притчи царя Шломо!" Девица скрипнула зубами, прошила злым прищуром всех троих по очереди и выскочила из дому, хлопнув дверью. Караван мелко задрожал.

Они втроём стояли у края обрыва и с неприязнью и тревогой смотрели, как она спускается и забирается в "ленд-дабур". Реувен жёстко произнёс: "Мы со Шмулоном, поднимаясь сюда, увидели его – и сразу поняли, что это не к добру, кто-то сюда незванный приехал…" – "И как я не поняла, что это провокаторша! Она же такое молола!.." – "А как ты могла понять! Девица и девица… Элитарочка! А почему бы и нет… О братике голову морочила…" – "Ещё как!" – "Но что-то она слишком грубо работает…" – мрачно усмехнулся Шмуэль. "Я позвоню ребятам, предупрежу…

Наверно, они ищут, нет ли где ещё копий… Фильмы-то продолжают выходить!..

После налёта дабуров на студию, я имею в виду!" – Реувен вытащил ницафон, оставшийся от незабываемых времён, и набрал номер…

"Ну, ладно, давайте делом займёмся", – пробормотала Ширли, и они пошли в караван-студию.

"Эх, какой день мне разбила! Я как раз хотела над новым сюжетом поработать… А теперь… голову задурила…" – сокрушённо проговорила Ширли. – "Шир, тут такой сюжет разворачивается – в лучших традициях фанфаразмации! Но ты не бойся, всё будет тип-топ! – обнял её Реувен. – Ну, давай, начнём на сегодня, ты, брат, тоже присоединяйся…" – "А не спрятать ли нам ноут-бук?" – предложил Шмуэль, доставая угав. – "А зачем?.. Вечером я его папе и передам… Мы же так и так вечером идём туда за детишками", – пожал Реувен плечами.

***

Под вечер Ширли и Реувен вышли из дому. Неожиданно они увидели, как по узкой тропинке, вьющейся вверх по спирали, цепочкой взбирается, тихо гудя моторами, несколько "ленд-дабуров". Первый уже въехал на площадку между караванами, и из него резво выскочили несколько человек в форме зеленовато-асфальтового цвета, особенно зловещего в лучах заходящего солнца, со странными, словно бы нарочито грубо выточенными лицами, и направились к ним. Остальные машины как бы случайно загородили тропинку, и по ней теперь нельзя было проехать, и даже пройти оказалось затруднительно.

На вопрос Реувена: "Простите? Вы кто такие и по какому праву?" – один из приближающихся к ним людей, судя по всему, вожак, ответил: "У нас приказ. А больше ничего нам знать не положено!" – "Но кто вы такие?" – "А вот этого вам знать не положено!" – "А почему без опознавательных знаков, и… главное – где ордер, или приказ?" – "Не твоё дело, фиолетовый! Нам было сказано, что тут сегодня утром было совершено два преступления – кража ноут-бука и попытка изнасилования, или, как минимум, сексуальные домогательства в адрес нашего сотрудника!" – "Простите, я вам не фиолетовый! Если есть подозрения, что кто-то здесь действительно украл ноут-бук и пытался изнасиловать вашего сотрудника, то, как минимум, должен быть ордер на обыск и арест. Вы можете предъявить его?" – "Это тоже не вашего ума дело! Прикинь, хабуб – логика простая: тут ведь живут мужики!

Так ведь? Раз живут мужики, стало быть, способны трахать. А раз способны трахать, значит, вполне могли попытаться изнасиловать! Наш сотрудник врать не будет!" – "И что – это было при свидетеле?" – "В таком деле свидетелей обычно не бывает. Не исключено, что всё это видела жена преступника, которая, по определению, не может быть свидетелем – а только соучастницей!" – "Жена – соучастница изнасилования?" – "Ну… Ещё кража ноут-бука…" – "С вами всё ясно! Явились без ордера, без опознавательных знаков, несёте какую-то околесицу! Самозванцы!" "А как мы теперь детей заберём домой? Смотри, что сейчас начнётся!" – тихо прошептала мужу Ширли. – "Не волнуйся, лапонька! Я позвоню моим, что немного задерживаемся… Ой, папа уже тут…" – растерянно проговорил Реувен, увидев, что с другой стороны по узкой тропинке не спеша поднимается, сверкая в лучах заходящего солнца седой бородой, Бенци. С облегчением Реувен вздохнул, увидев, что за ним не идёт Нехама, не видно агалюля с детьми. Тем временем Ирми с Максимом, а за ними Зеэв, Бени и Эльяшив возникли откуда-то сбоку и встали между ними и прибывшими на "ленд-дабурах". У Ширли мелькнула мысль: "А где машина Ирми?.." – и тут же испарилась: воспользовавшись возникшей суматохой, Реувен незаметно передал Ирми ноут-бук Ширли, тот передал его Эльяшиву, а тот пихнул ноут-бук в рюкзачок за спиной. Напролом по колючему кустарнику, минуя тропинку, к ним уже карабкались Цвика с Нахуми, за которыми подтягивались их товарищи-йешиботники.

Прибыло ещё несколько "ленд-дабуров", они загородили тропинку, и из них высыпало с полсотни, если не больше, высоких парней в зловеще чёрной форме с огромными бляхами на груди, ослепительно сверкающими в косых лучах заходящего солнца. Они стеной надвинулись на подростков и стали сталкивать их вниз по склону, в колючки.

Взрослые мужчины из Неве-Меирии бросились на защиту йешиботников, а тем временем подъехал крупный начальственный "ленд-дабур". Из него вышли трое в чёрном.

Бесцеремонно отталкивая людей с дороги, они направились прямо к Ширли и Реувену.

Один из них, с явными повадками бывалого рахана (такое название некогда дал главарям фанфаразматиков Максим), густо прогудел: "Супруги Дорон? Реувен и Ширли?" – "Да. А вы, извините, кто?" – снова спросил Реувен. – "Вам разве уже не было сказано? – это не вашего ума дело! Считайте, что мы – командование батальона дабуров! Это отныне в Арцене спецназ охраны порядка и законности. Мы получили конкретную информацию о краже у нашей дружинницы её ноут-бука. Когда она, выяснив по своим каналам, что вы держите похищенное в этом месте, пришла сюда и потребовала вернуть свою собственность, то была подвергнута оскорблениям, к тому же имела место попытка изнасилования, или сексуальные домогательства, что, собственно, одно и то же!" "Простите, о чём речь? Сын, о чём он говорит?" – поинтересовался Бенци. Он оглянулся на успевших просочиться на Гиву мужчин, которые слушали и ошеломлённо переглядывались. Ширли покраснела и заговорила: "На самом деле утром приходила особа, назвалась Ализой, сказалась давней подругой моего брата, будто бы хотела узнать у меня о нём. Но я не могла ничего ей сказать о брате – сама о нём ничего не знаю. О ноут-буке почти до самого конца её… э-э-э… визита… речи не шло!

Это под конец она почему-то, увидев у меня на столе ноут-бук, давным-давно подаренный мне покойным папой…" – "Это что – покойник тебе подарки дарит?" – оглянувшись на товарищей, загоготал один из дабуров, и вся зеленовато-асфальтовая братия вторила ему громким гоготом. – "Мой отец подарил мне его, когда был жив, а несколько лет назад он умер… при трагических обстоятельствах… – голос Ширли дрогнул. – Вот этот-то подарок отца явившаяся ко мне особа объявила своим.

Не понимаю, на каком основании! Конечно, мой муж велел ей положить прибор на место и убираться вон! Если это оскорбление, то…" – "Но это же легко проверить – по отпечаткам пальцев!" – до приторности ласково, как к недоразвитому ребёнку, обратился к ней один из троих прибывших паханов. – "Да, если учесть, что она хорошо полапала ноут-бук моей жены!" – возмущённо воскликнул Реувен.

"Как я понял из твоих слов, ты отлично знаешь, у кого похитила ноут-бук! – обратился второй рахан к Ширли: – Ты же только что сама признала, что сегодня она была тут, и что ты усиленно старалась её "заговорить". А потом, когда она всё-таки обнаружила у тебя на столе свой ноут-бук, твой муж с братом начали грубо выталкивать её из дома. При этом твой муж и его брат позволили себе непристойные действия по отношению к ней!" – "Что-о?! – одновременно воскликнули Ширли и Реувен. – Откуда у вас такие сведения?" – "От потерпевшей!" – "Но это гнусная ложь!" – "Вот это мы и хотим выяснить! Поэтому мы требуем выдать нам упомянутый ноут-бук, как вещественное доказательство – для проведения следствия.

Вас обоих… нет, всех троих – и брата тоже: он – один из соучастников! – придётся задержать. Ордер на арест вам предъявят позже, в камере дознания…" Реувен растерянно обернулся: "Папа! Это ложь! Этот ноут-бук Ширли подарил её отец, несколько лет назад, когда они были в Австралии!" – "Я верю тебе, сынок!

Мы все тебе верим… Мы хорошо знаем этот старенький ноут-бук…" – отвечал Бенци, переводя взгляд с растерянных лиц сына и невестки на пугающе невыразительные лица дабуров. В памяти вспыхнули свирепые каменные лица дубонов (или штилей?), схвативших его на Турнире, их оловянные глаза. Нет, не случайно это навевающее жуть внешнее сходство тогдашних дубонов с дабурами нынешними…

"Мы никуда не поедем: нам сейчас надо детей домой забирать!" – лепетала Ширли. – "Раньше надо было думать – и где поселяться, и какими подстрекательскими съёмками заниматься, и как чужие вещи похищать! И как детей на этом воспитывать!" Трое дабуров с раханом во главе широко шагнули к Ширли, мгновенно отделив её от Реувена. Ширли закричала, Реувен бросился к ней, прорываясь между двумя дабурами:

"Не трогайте мою беременную жену!" – "Забыли у тебя спросить!" – "Предъявите документы! – резко выкрикнул Бенци, рядом с ним стоял Шмуэль, за его спиной стояли Ирми, Максим, Зеэв, Бени иих окружили ещё несколько десятков мужчин Неве-Меирии.

– У нас есть основание считать вас… самозванцами! Да, именно самозванцы, облачившиеся в форму, и без опознавательных знаков! Ведь не будете же вы уверять нас, что эти пустые бляхи – ваши таги!" – "Не вашего ума дело!" – "Это незаконное, насильственное вторжение! У нас не власть Пительмана-Арпадофеля, их преступления осуждены!" – жёстко вставили Ирми и Максим. – "Пожалуй, вы не зря их помянули: они вернулись в Эранию. Пительман снова баллотируется на пост рош-ирия, у него отличные шансы! Арпадофель возрождает СТАФИ! Поэтому нечего молоть антистримерскую ахинею, что этих выдающихся деятелей кто-то когда-то посмел осудить! Мезимотес, за большие заслуги и в силу большого опыта в общественной деятельности, уже избран президентом. Вы этого, конечно, могли и не знать, бесчинствуя на своих холмах. Избирают на эти посты на более высоком уровне, до которого вам с ваших холмов никогда не допрыгнуть! Теперь вы у нас попляшете!"

***

Стемнело. При свете сильных прожекторов по петляющей тропке тяжело взбирался на холм пыхтящий бульдозер. Рахан с командирского ленд-дабура поймал растерянные и недобрые взгляды присутствующих и подчёркнуто услужливо, с торжествующей насмешкой пояснил: "Мы неоднократно присылали вам повестки и настоятельно советовали освободить холм, но вы проигнорировали. Теперь из-за совершённого здесь сегодня преступления приходится применить силовое решение вопроса. Чтобы избежать лишних эксцессов, попрошу всех немедленно спуститься вниз! Мы объявляем этот холм закрытой военной зоной!" – "Ещё скажите – центром колпакования!" – раздался откуда-то ломкий юношеский голос.

На шум из дома выскочила Хели с малышкой на руках и бросилась к Максиму: "Но как же это… Но что же это… Нас отсюда выкидывают?.. У Ниры температура, поэтому мы с нею дома весь день…" – "Да! Именем законности и порядка!" – подтвердил дабур с повадками рахана, давая знак бульдозеру. Тот вплотную подошёл к каравану, где жили друзья Максима и располагалась малая студия. Хели разрыдалась, следом заплакала малышка. Максим нежно обнимал её, целовал маленькую Ниру, пытаясь успокоить обеих, и уговаривал Хели пойти с кем-нибудь вниз к родителям с больной девочкой. "Я не могу уйти, мы должны быть тут… – ласково объяснял он. – Я сейчас папу извещу. Вон, идите с равом Эльяшивом – он поможет".

Вдруг раздались отчаянные крики сгрудившихся на плоской вершине холма йешиботников: "Дабуры громят промзону, сносят здания фирмы "Ноам"!" Ирми и Максим бросились к обрыву. Ирми застыл, кусая губы в бессильной ярости и сжимая кулаки: "Так вот что они задумали: отвлечь сюда всех мужчин – и разорить фирму!..".

Ему хотелось броситься на троих дабуров, которые отталкивали их от караванов, бубня с монотонной деловитостью: "Посторонитесь! Нам не нужно человеческих жертв!

У нас приказ… У нас приказ… Приказы надо выполнять…"

***

Дабуры от души резвились, издеваясь над йешиботниками, упрямо взбиравшимися по крутому склону на Гиват-Ноам. Один из них, выбрав двух маленьких и щуплых мальчишек с длинными пейсами, схватил их за воротники и со всей силы столкнул лбами, после чего, оглушённых, спихнул вниз со склона. Другие распихивали сцепившихся локтями парнишек в разные стороны друг от друга, раздавая направо и налево оглушающие тумаки увесистыми кулаками, стараясь непременно попасть по голове. Ошеломлённо наблюдая эту дикую сцену и не зная, как помочь мальчикам, Ширли вдруг увидела, как от толпы от души резвящихся дабуров отделился невысокий в сравнении с остальными, широкоплечий, круглолицый дабур с явными ухватками опытного рахана. Он направлялся к бульдозеру, который уже почти покончил с караваном, где жили друзья Шмуэля и Максима. Его лицо показалось Ширли до жути знакомым. С ужасом она поняла, что это её брат Галь – Ализа не врала. "Значит, это правда, что их боссы вернулись, и он за ними… А я раньше как-то не замечала, что он у нас такой маленький… Он же всегда был мощный, с такими бицепсами… Или на фоне этой банды?.." – мелькнула паническая мысль. Перед глазами полыхнул багровый туман, и, как от первых звуков силонофона, схватило, как обручем, голову, подступила тошнота. Перед мысленным взором возникло лицо Ноама, каким оно отпечаталось в её памяти в самый последний раз в том жутком лабиринте. Ей пришлось со всей силы закусить губу, чтобы не закричать, не броситься на кого-нибудь из этих мерзких пустоликих дабуров.

***

В этот момент глаза Ширли встретились с глазами Галя, и она увидела его багрово вспыхнувшее лицо. Он мгновенно отвернулся от неё, бросился в центр маленькой площадки, окружённой тремя уже смятыми караванами, к нескольким своим сообщникам – те как раз подбирались сзади к Бенци с явным намерением схватить его за локти.

Галь крикнул: "Оставьте эту падаль, он уже своё получил! Лучше займитесь молодняком!" – и указал в сторону склона, где дабуры теснили и избивали подростков-йешиботников. Трое головорезов резко развернулись и присоединились к тем, что сдерживали взрослых мужчин, пытающихся прорваться к обломкам караванов.

Галь медленно направился к сестре. Не доходя пары шагов, остановился, уперев руки в бока, и некоторое время смотрел на неё, покачивая головой.

Ширли с ужасом уставилась на бульдозер, который проворным волчком кружился на руинах каравана, где до нынешнего вечера жили Зеэв, Бени и Эльяшив, и где была их малая студия, давя незатейливую утварь ребят и студийное оборудование.

Расширенными от ужаса и чувства безысходности сухими воспалёнными глазами она смотрела, как бульдозер подминает под себя уже их караван, как рассыпаются стол, дешёвенькие стулья, книжные полки, которые Рувик мастерил вместе с Максимом и Шмуэлем, как летят гонимые ветром страницы книг, со звоном бьются рамки фотографий и её картин, которые ещё сегодня утром с недобрым прищуром рассматривала вестница беды Ализа. Жалобно затрещали и поникли переломанные молодые саженцы масличных деревьев. Казалось, дабуру-бульдозеристу доставляет особое удовольствие крушить, ломать, давить их нехитрый скарб, их любимые вещицы, создававшие уют в их маленьких домиках, ломать и грубо выкорчёвывать молодые деревца. Об этом словно бы кричало широкое лицо бульдозериста, торжествующий изгиб его тонких губ. Бульдозер разворачивался, чтобы сделать последний заход, а Ширли сухими глазами смотрела на превратившиеся в щепки детские кроватки и безучастно подумала: "Хорошо, что успели предупредить Нехаму, и сегодня все детки, наши и Ренаны с Ирми, будут спать у бабушки… что они не видят этого кошмара… Только бы Ренана этого не увидела… Она же такая импульсивная… и так непросто носит…" Под жуткий скрежет, мучительно напомнивший пассажи силонофона, бульдозер исполнял виртуозные па, крутясь на руинах караванов. Рядом жутко завывал, будто плакал, Лаф-Лаф, которого изо всех сил удерживали Цвика и Нахуми, чудом вырвавшиеся из рук дабуров. А те наслаждались, издеваясь над рвущимися на вершину холма йешиботниками. Лица обоих кузенов Ширли распухли, были покрыты синяками и кровавыми ссадинами.

Было ясно, что замыслом дабурьих раханов было – окончательно стереть в прах даже слабую искорку надежды на возвращение на руины Гиват-Ноама. Глаза Ширли наполнились слезами, когда она взглянула на сиротливо валяющийся посреди разгрома портрет Ноама её работы, смятый и в раскуроченной рамке, тот самый портрет, что висел у них в салоне. Она с горечью подумала, что бульдозер и те, кто его послал, более всего желают растоптать даже память о том, в честь кого назвали этот холм. Чувство безысходности и бессильного гнева сжало ей горло и сердце. Снова и снова мелькала мысль о детях, которые (ей хотелось верить) сейчас были у бабушки Нехамы в безопасности, и, наверное, их уже уложили спать.

Боковым зрением она видела сидящего на земле, привалившись к сломанному дереву, бледного, как полотно, Бенци, на которого дабуры не обращали внимания. Кто-то из мужчин пытался помочь ему встать, но он непрестанно качал головой, продолжал сидеть, полными слёз глазами уставившись на бульдозер, подминавший под себя молодые масличные деревца, за которыми он с такой любовью ухаживал. Его губы что-то шептали, и двигались в такт с их движением седая борода и усы… Немного поодаль – друг Максима Бени; он, как и многие защитники Гиват-Ноам, был весь в кровавых ссадинах, и чёрные волосы, торчащие из-под кипы, местами слиплись от покрывающей их спёкшейся крови. Он сидел прямо на земле и причитал над своим братом Эльяшивом, валявшимся без сознания после удара дубинкой, повторяя по-русски: "Илюша, Илюша, ну, скажи хоть слово!.. Братик, очнись! Очнись, братишка…"

***

Перед глазами Ширли плыл багровый туман, и из него то и дело выскакивали на первый план окровавленные, в жутких синяках лица друзей – Ирми, Максима, Зеэва, Бени, белое в темно-синих пятнах лицо и закрытые глаза бессильно лежащего на земле Эльяшива, изо рта которого вырывалось хриплое дыхание. Потом – лица мальчиков-йешиботников, которых не удалось выкинуть с холма. На месте руин, которые остались от их жилищ, ещё пульсировала свалка человеческих тел, непрестанно мелькали кулаки и ноги. Крики, вопли, ругательства, звуки ударов, в эту какофонию вплетался жалобный вой раненого Лаф-Лафа… и – отчаянный голос Шмуэля, кричавшего: "Лиора! Уходи отсюда, девочка моя! Уходи! Нахуми, ребята, уберите её отсюда! Лиора, не на-до!.. Убери Бухи, Шилати, уходите все!.." С ужасом и чувством яростного бессилия созерцая разгром, учинённый бульдозером, она не сразу заметила, как дабуры отделили от остальных и окружили плотным кольцом Шмуэля и Реувена. Туман перед глазами растаял, но страшный сон наяву продолжался. Она отчётливо увидела, как перед нею вырос Галь, пристально и со злобным торжеством глядя ей в глаза, услышала высокий тенор брата (и похожий, и непохожий на голос отца), цедившего страшные слова: "Вот и встретились, сестрица!

Теперь-то ты от меня не уйдёшь!.." – "А я только сейчас заметила, какой ты на фоне дружков плюгавенький! И они тебя слушаются? Смотри, какие они все лбы рядом с тобой!.." Галь решил не обращать внимания на колкости сестры, произнесенные почти истерическим тоном, а может, именно тон его вдохновил, потому что он ответил: "Я знал, что когда-нибудь этой верёвочке конец найдётся!.. Твоих антистримеров мы – прямёхонько в тюрягу, а тебя я маманьке отвезу: она просила!.." – "Мои дети – где они?!!" – "Их мы тоже к матери привезём. Может встать вопрос о вашей недееспособности как родителей, о том, что вам нельзя доверять воспитание детей – ведь твоего мужика мы арестовываем. Ну, и… Сама понимаешь: нельзя доверять детей родителям-антистримерам! Разве что… ты дашь подписку, что… Но уж по протекции… сестра как-никак!" – "Ни за что!!! – Ширли завертела головой и отчаянно закричала: – Рувик! Рувик!" – "Не поможет тебе твой пейсатый сожитель!

Скажи спасибо, если с ним не поступим, как с его братцем! Знаешь, небось?.." – и он схватил её за локоть, сжав его словно клещами. Она только успела заметить странно и страшно сверкнувшие его глаза.

***

Боковым зрением она с изумлением увидела: откуда-то, словно из-под бульдозера, возникла её мать, а за нею, задыхаясь, поспешал мистер Неэман, но он виднелся как бы в тумане. Рути из толпы выхватила взором двоих своих детей, оказавшихся почти посредине, в столбе пыли, освещаемом прожекторами, между руинами того, что ещё пару часов назад было уютным караванным кварталом на вершине холма. Она закричала не своим голосом: "Доченька-а-а! Бубале!!! Галь, сынок, не трогай сестру! Ты же обещал!.. Её нельзя трогать – она беременна!.. Оставь её!" Галь обернулся на крик матери, от неожиданности выпустив локоть Ширли, – и оказался лицом к лицу с Ирми, отбивавшим атаку сразу десятка дабуров, и тут же получил от него резкий и оглушающий удар, свалившись под ноги своим приспешникам.

Те, увидев поверженного главаря, оставили разъярённого гиганта с пудовыми кулаками и бросились врассыпную. Только двое из них бросились поднимать рухнувшего Галя. Ирми не растерялся, тут же схватил Ширли за руку и оттащил от дабуров. Она крепко зажмурила глаза, и когда их открыла, то увидела, что их с матерью и мистера Неэмана окружает плотное кольцо мужчин Неве-Меирии, отделяющих их от дабуров. Мама, всхлипывая, гладила её по голове, приговаривая: "Успокойся, сладкая моя, успокойся… Тебе не стоит волноваться… Он больше к тебе не подойдёт – я не позволю… не подпущу… Я, как чувствовала! Решила нынче поехать к вам, уже почти подъезжала, как Мория мне позвонила и рассказала, что тут творится… – сбивчиво бормотала Рути, – Не беспокойся: детки у Мории, там с ними Нехама… Они принесут тебе с детками вещи на первое время… Переночуете у неё, а завтра поедем ко мне… Сама видишь, что тут у вас… Я сто раз говорила: тебе и детям лучше будет у меня…" – "Мама, я отсюда никуда не уйду без Рувика!

Где Рувик?!" Она услышала знакомый низкий голос с тяжёлым акцентом – это был мистер Неэман: "Ты видишь – здесь они камня на камне не оставили, всё разорили! Мальчиков избили до крови, даже собачку не пощадили, поранили…" – "Спасите наших мальчиков, Рувика!..

Их посадят в тюрьму, с ними расправятся!.. Как с…" – почти в истерике лепетала Ширли. Мистер Неэман сочувственно качал головой и твердил: "Ирми ранен… Максим тоже… Это чудо, что удалось в последний момент Хели с Нирой отсюда вызволить, а потом уж я твою маму сюда провёл… Скажи Максиму спасибо… Рав Эльяшив с коллегами пытались отсюда эвакуировать Бухи с Шилат и Лиорой, Ренану – их по дороге завернули обратно… Представляешь? Бухи решил сюда пробраться, Шилат с Лиорой, конечно, за ним следом, а Ренана, беременная, за ними… Как будто не понимает, что ей-то ни в коем случае нельзя в эту свалку, тем более сейчас! Бухи, бедный мальчонка, рыдал, тянулся к отцу…" – тяжело вздохнул мистер Неэман.

Рути, не глядя на мистера Неэмана, пробормотала: "Вот только зачем ваш сын моего мальчика избил?.." – "Вы видели, как дело было…Я уж не говорю, что и моего мальчика избили… дружки вашего сына, между прочим!" – "Хм-м…" – "Так ты знала, что он вернулся? Знала – и мне ничего не сказала? А о чём ты его просила?

Он же мне сказал…" – в потрясении повторяла Ширли, сначала уставившись на мать, а потом резко отвернувшись от неё. – "Раз знаешь, чего спрашиваешь… – проворчала Рути, покраснев. – Я мало чего понимаю в ваших делах… Он мой сын, не забывай этого!.. И… мы столько лет не виделись!.. Он мне обещал, что только вытащит тебя отсюда, спасёт…" – стараясь не глядеть дочери в глаза, бормотала Рути. – "Он – твой сын, а Рувик – мой муж, отец моих детей, если ты забыла!..

Это моя жизнь, и никто вас не просит меня от этого спасать! Мамочка, спасибо тебе, но… Иди к своему сыну – он же ранен! Он тебе ближе и дороже нас с Мотеле и Наоми…" – "О чём ты, дочка!?" – потрясённо бормотала Рути.

Мистер Неэман удивлённо и укоризненно покачал головой и попытался осторожно взять Ширли за локоть, чтобы увести с холма. Но она не двигалась, не сводя глаз с Реувена и Шмуэля, которые тщетно пытались вырваться из плотного кольца дабуров.

К ним подтолкнули Ирми с Максимом и Зеэва, их тоже взяли в плотное кольцо.

Максим и Зеэв еле держались на ногах, пытаясь стереть кровь с лица. Туда же подтащили Бени, который осторожно поддерживал Эльяшива, не до конца пришедшего в себя и озиравшегося по сторонам бессмысленным, затуманенным взором.

***

Неожиданно Ширли увидела приближающуюся группу гогочущих и изрыгающих непристойные ругательства дабуров, они то тащили волоком, то пинками поднимали на ноги и гнали вперёд спотыкающихся и окровавленных, покрытых синяками Цвику и Нахуми. За ними, спотыкаясь и плача, бежали Лиора и Шилат, следом Ренана вела упирающегося и рыдающего Бухи. Цвику с Нахуми втолкнули к остальным задержанным.

Увидев Ренану, Ирми потрясённо закричал: "Ренана, родная моя! Зачем?.." Близнецы глазами, полными слёз, смотрели на сестёр и братишку и твердили: "Зачем… Зачем вы-то пришли сюда?.." Шмуэль потрясённо повторял: "Лиора, девочка моя, я же просил!.." Дабуры начали отталкивать Ренану с Бухи, Шилат и Лиору от задержанных. Ирми закричал: "Не трогайте мою жену! Она беременна!.." – "Брысь отсюдова! Мы просто их эвакуируем вниз! Нечего им тут делать! А с вами со всеми разберёмся на суде!

Особенно с тобой: сам знаешь, сколько преступлений на твоём счету!.. Привыкли к комфорту за народный счёт, фиолетовая сволочь…" – "А мы плевать хотели на ваши Тройки!" – нервно выкрикнула Ренана, в голосе зазвенели злые слёзы и покатились по щекам. Через головы дабуров Ирми прокричал: "Ренана, не унижайся перед этими!.. – и обернувшись в сторону теснимой с холма толпы: – Daddy! Заберите девочек отсюда! Позаботьтесь о Ренане и детях!" – "Не волнуйся, сын! Всё будет О-кей!" Ширли смотрела на кольцо дабуров широко раскрытыми от ужаса глазами и бессвязно бормотала: "Что будет с Нехамой, что будет с Бенци… Зачем Ренана пришла?" Угрозы в адрес задержанных вывели её из оцепенения. Резко высвободив плечо из рук мистера Неэмана, пролепетав: "Sorry, sir!" – Ширли протолкалась к девочкам.

Она крепко обняла Ренану, и они вместе пытались удерживать рвавшегося из рук Бухи, который горько рыдал: "Пустите меня к папе!". Лиора и Шилат горько плакали и не сводили глаз с близнецов.

"Ты что, не хочешь воспользоваться протекцией? – грубо гоготнул один из дабуров.

– Вон, мать не поленилась, на холм полезла, чтобы тебя вызволить, а ты…

Фанатичка!.." – "Плевала я на вашу протекцию! – громко отрезала Ширли и прошелестела: – У моей семьи другая протекция…" Она издали увидела потрясение и стыд на лице своей матери. Но приблизиться к дочери Рути уже не осмелилась, только прокричала: "Я возьму детей к себе, я о них позабочусь. Не беспокойся, дочка!" – "Не смей! Я тебя ни о чём не прошу…" Ширли повернулась к матери спиной. Крепко обнявшись и продолжая удерживать Бухи, Ширли, Ренана, Шилат и Лиора не сводили глаз с близнецов и остальных арестованных.

***

Неожиданно в уши ударила гулкая тишина.

Вдруг под ноги ребят, как раз рядом со Шмуэлем, из-под гусениц покидающего холм бульдозера выскочил угав, тот самый, увенчанный витым шофаром, на который утром обратила внимание незваная гостья, вестница беды Ализа. Непостижимым образом он, единственный из всех вещей их семьи, остался целым. Шмуэль в дерзком отчаянии ухитрился выхватить угав из кучи щебня и пыли, в которой они стояли в кольце дабуров, и приложил к губам. Девчата смотрели на лица близнецов, на мокрые от слёз щёки, на полные слёз огромные глаза обоих и – на фоне тёмного неба, прорезанного пронзительным белым светом прожектора, – на неожиданно взлетевший вверх угав в руках Шмуэля. Над тем, что ещё утром было кварталом Неве-Меирии, Гиват-Ноам – в память о старшем сыне семьи Дорон, – над Неве-Меирией рассыпались грозные и тревожные звуки: "ТРУА, ТРУА, ШВАРИМ, ТКУА!.." Сначала они смешивались с пронзительными, силонокуллистыми звуками скрежета гусениц бульдозера. А потом заглушили их, мощными волнами вздымаясь над холмом, над посёлком, над древней землёй… Дабуры застыли в злобной оторопи и даже на миг отпустили ребят; в этот момент они не посмели, им даже в голову не пришло, выхватить у Шмуэля угав.

Ширли была уверена, что тревожные звуки угава возвещают всем, кто готов слушать и способен понять: "Мы непременно вернёмся сюда!.." Конец 2002 – Март 2008 года, Израиль, Мицпе-Йерихо (с видом на Мёртвое Море)