I

Языки народов сиро-палестинского региона в древности не выработали термина, аналогичного греческому «история», обозначающему совопкупность знаний и повествований о прошлом, которые являются результатом исследовательской работы повествователя. Здесь существовал иной термин — толедот (родословия), показывающий происхождение исторических преданий. Они вырастают из родословий — передававшихся из поколения в поколение списков предков, на основании которых устанавливалось место каждого племени, каждого рода и каждого отдельного человека в системе общественных связей. В процессе своего бытования такие списки наполнялись замечаниями о выдающихся событиях, произошедших при жизни данного лица, а также о совершенных тем или иным человеком достопамятных деяниях. Наиболее яркий пример таких родословий дают первые главы 1 книги Хроник (Паралипоменон).

Как известно, в античной историографии в процессе разработки исторических сюжетов сформировались некоторые общие представления о целях и методах исторического исследования и повествования. Уже Геродот во введении к первой книге своей «Истории» так определяет стоящие перед ним цели: «Чтобы не забылись со временем людские деяния, и великие и поразительные подвиги, совершенные как эллинами, так и варварами, не были бы безвестными, а также и по какой причине они стали воевать между собой». Римский историк Тит Ливии в своей Римской истории («От основания города») заявляет, что он стремится показать развитие римского общества от древности до современности: «Какая жизнь, какие нравы были; какими людьми и какими способами дома и на войне и создалась, и расширялась держава; затем пусть он (читатель.— И. Ш.) последует мыслью за постепенно приходящим в упадок порядком, как и за началом порчи нравов, затем как они все больше и больше падали, а потом начали стремительно низвергаться, пока не дошло до этого времени,когда мы ни пороков наших, ни целебных средств переносить не можем» (Ливии, Предисловие, 9).

Столь же определенно высказывались античные историки и об отборе фактического материала. Обязательным условием является его достоверность. Правда, Геродот оговаривается (7, 152): «Я должен говорить то, что говорят, но верить не всему должен, и у меня это слово распространяется на все сочинение». Во многих ситуациях он либо отвергает недостоверную, по его мнению, версию, либо оговаривается, что считает ее невероятной. Фукидид, стремившийся представить читателю, как события развивались в реальной действительности, следующим образом формулирует принципы своей работы (Фукидид, 1, 22,2—4): «А о деяниях, совершавшихся во время войны, я считал нужным писать, не узнавая от первого встречного и не так, как мне казалось, но то, при чем я был сам и что узнавал от других, как можно более точно исследовав каждый эпизод. Разыскания были трудными, потому что присутствовавшие при каждом событии не одно и то же о них говорили, но так, как каждый представлял себе из сочувствия к той или иной стороне или по памяти». У Тита Ливия подобных деклараций нет, но и он стремится отделить истинные свидетельства от недостоверных или сомнительных, подвергая их рационалистической критике.

За пределами Ветхого завета из сиро-палестинского региона до нас дошли весьма немногочисленные сочинения на историческую тему. Это знаменитая надпись моавитского царя Меши (KAI 181), царствовавшего в середине IX в. до н. э. Это надпись Киламувы, царя государства Йауди в Северной Сирии (KAI 24), датируемая примерно 285 г. до н. э.; Киламува повествует о преодолении внутренних конфликтов в Йауди. Это надпись Панаммувы II, также царя Йауди (KAI 215), датируемая второй половиной VIII в. до н. э. В этих надписях ничего не говорится, ради чего они высечены, но это и без того ясно: чтобы память о их деяниях сохранилась в памяти поколений. Таким образом, цели, которые ставили перед собой составители надписей, те же, что и цели Геродота. Вопрос об отборе фактического материала и его источниках здесь также специально не обсуждается. Но в отличие от труда Геродота надписи — официальный документ, и поэтому их составители должны были стремиться создать впечатление максимальной достоверности. Естественно, соответствующим образом подбирался и материал.

Для развития исторического знания существенно важны постановка и разрешение проблемы исторической причинности. Для Геродота, как известно, характерна вера в предсказания, чудеса, всякого рода сверхъестественные явления, в качестве причины того или иного события у него выступает судьба, зависть богов и т. п. Впрочем, уже Геродот умеет видеть в тех или иных поступках своих персонажей причину последующих событий. Фукидид значительно более последователен: он иронически относится к оракулам, отвергает всякое вмешательство сверхъестественных сил в людские дела, в том числе и в исторический процесс, он ищет в истории естественные причинно-следственные связи.

Аналогичные процессы мы наблюдаем и в древней историографии сиро-палестинского региона. Так, в надписи Киламувы предпринимается попытка представить исторический процесс как цепь событий, происходящих естественным путем, без вмешательства сверхъестественных сил. Там сказано: «Я — Киламува, сын Хайи. Царствовал Габар над Йауди и ничего не<де>лал; был Бама и ничего не делал; и был мой отец Хайа и ничего не делал; и был мой брат Шаул и ничего не делал. А я, Киламува, совершенный, деяния делал, которые не делали прежние. Дом моего отца был посреди могучих царей, и каждый простирал руку, чтобы в<ое>ва<;ть>. И я был в руках царей, как если бы я ел мою бороду и как если бы я ел мою руку. И был могущественнее меня царь да<ну>нитов. И нанял я против него царя Ассирии. Девку давали за овцу, а мужика за одежду. Я, Киламува, сын Хайи, сижу на троне моего отца. Пред лицом прежних царей рычали приниженные, как псы. А я кому как отец, а кому как мать, а кому как брат. И того, кто не видывал морды овечьей, я сделал хозяином стада; и того, кто не видывал морды воловьей, я сделал хозяином быков, и хозяином серебра, и хозяином золота; и тот, кто не видывал хитона с отрочества,— в мои дни одевал его пурпур. И я держал приниженных за руку, и они сделали свою душу, как душа сироты к матери». Как можно видеть, история Йауди представлена здесь только как деятельность или бездеятельность царей — главных действующих лиц.

Однако более распространенным и, несомненно, стандартным для древнего сиро-палестинского региона было мифологическое объяснение исторического процесса — такое, когда боги воспринимаются как непосредственные участники событий, не только предрешающие их ход и исход, но и активно в них участвующие. Эти концепции вытекают из представлений о боге как о властителе мироздания, предводителе и покровителе данного общества. Так, в надписи моавитского царя Меши спасение от врагов — это дело рук бога Кемоша. «И я сделал эту высоту Кемошу в Кархе,— читаем мы,— в знак спасения, потому что он спас меня от всех погубителей, и потому что он дал мне увидеть победу над всеми моими врагами». Израильский царь Амврий (Омри) царствовал над Израилем многие дни; Амврий и его сын притесняли Моав, ибо разгневался Кемош на свою страну. В дальнейшем Кемош сменяет гнев на милость и активно действует на стороне Моава. Он приказывает Меше захватить у израильтян пункт Нево; он прогоняет израильтян из Йахаца, он обосновывается на жительство в тех местностях, которые отвоевывает Меша.

В надписи Закира, царя Хамата и Луаша, (KAI 202) рассказывается, как ему пришлось бороться с коалицией враждебных ему сирийских царей, которые осадили пункт Хазрак, входивший в его владения. Закир рассказывает: «И я воздел свои руки к владыке небесному, и ответил мне владыка небесный, и говорил владыка небесный мне через провидцев и через прорицателей. И сказал мне владыка небесный: не бойся, ибо я воцарил тебя, и я встану с тобой, и я спасу тебя от всех этих царей, которые соорудили против тебя осадный вал. И сказал мне владыка небесный...» Надпись повреждена, и тем не менее ясно, что владыка небесный произносит угрозу в адрес врагов Закира, а затем приводит Закира к победе.

Таков был уровень исторической мысли в тот момент, когда возникли ветхозаветные исторические повествования.

 

II

Среди ветхозаветных исторических повествований центральное место занимает комплекс книг Судей — Самуила — Царей (Судей — Царств). Продолжая одна другую, они излагают историю Израиля и Иуды от раннего догосударственного периода их пребывания на территории Палестины до вавилонского завоевания Палестины и изгнания иудеев. Их повествовательная манера отличается сжатостью, лаконизмом, отсутствием вычурности. Но главное, что определяет их единство,— это общая историческая концепция, которую ветхозаветный историк последовательно проводит через весь комплекс.

Однако прежде чем обратиться к этой стороне дела, нам необходимо определить круг источников, откуда Историк черпал свой материал. Интересующий нас памятник содержит целый ряд существенных указаний на этот счет. Так, вторая книга Самуила (2 Цар. 1:17—27) цитирует плач по царе Сауле, убитом вместе с его сыном Ионафаном филистимлянами; автором плача назван Давид, а текст заимствован из Книги Доблестного. Далее (2 Сам. [2 Цар.] 22) цитируется с небольшими стилистическими отклонениями псалом 18 [17], составленный по случаю избавления Давида от его врагов. Как известно, целый ряд других псалмов также соотнесен с отдельными фактами бурной биографии Давида. До нас дошли и другие псалмы, не вошедшие в Ветхий завет, но также отражающие отдельные эпизоды из жизни этого царя. Есть основания полагать, что ветхозаветный историк ориентировался также и на них; вполне возможно, что они попали в его сочинение, как и в книгу Псалмов, из Книги Доблестного. Победная песнь пророчицы Деворы по поводу разгрома войск Иавина, царя города Асора (Хацора) (Суд. 5:2—31), как и повествования книги Судей в целом, вероятно, также восходят к этому источнику. В повествовании о царе Соломоне Историк ссылается на Книгу деяний Соломона (1 Цар. [3 Цар.] 11:41): «А остальное из деяний Соломона, и все, что он сделал, и его мудрость, вот, они записаны в Книге деяний Соломона». Подобным же образом он отсылает читателя к Книге хроник царей Иудейских (см., например, 1 Цар. [3 Цар.] 14:29; 15:7, 23; 22:45) и к Книге хроник царей Израильских (например, 1 Цар. [3 Цар.] 14:19; 15:31; 2 Цар. [4 Цар.] 1:18; 10:34). Наконец, Историк включил в свое изложение (2 Цар. [4 Цар.] 19) повествовательный отрывок из книги Исайи (37—39), несомненно, потому, что он был близок к кругу пророков — последователей Исайи, а возможно, и принадлежал к их среде.

Стела египетского фараона Мернептаха (ок. 1230 г. до н. э.) с древнейшим упоминанием Израиля вне Ветхого завета. Стела содержит победные гимны по поводу торжества Мернептаха над ливийцами. Найдена в погребальном храме Мернептаха в Фивах (Южный Египет).

Историческая концепция, разрабатываемая в комплексе упомянутых выше книг,— это историческая концепция пророков (ср. в особенности Ис. 1:2—31; 5:1—30; Иер. 2:1—37; Мих. 1:2—16). Ветхозаветный историк, отбирая и систематизируя необходимый ему материал, стремится подтвердить обличения пророков и подкрепить их проповеди. Он излагает историю Израиля и Иуды как осуществление воли Яхве, находясь, таким образом, целиком в рамках распространенного в историографии сиро-палестинского региона мифологического объяснения исторического процесса. Но ветхозаветный историк интересуется не всей событийной канвой израильско-иудейской истории. Он стремится проследить только одно, с его точки зрения, важнейшее направление — взаимоотношения общества с богом. Кульминационные моменты истории Израиля, с точки зрения Историка,— это те эпизоды, в которых воплощается и утверждается господство монотеистического культа Яхве. Результаты его изысканий формулируются во введении к книге Судей (2:10—23) как некая «закономерность», своеобразный внутренний ритм исторического процесса: «И все это поколение присоединилось к его отцам, и восстало другое поколение после них, которое не знало Яхве и деяний, которые он делал для Израиля. И делали сыны Израиля зло в глазах Яхве, и служили Ваалам, и оставили Яхве, бога их отцов, выведшего их из страны Египетской, и пошли за другими богами из богов народов, которые окружали их, и поклонялись им, и разгневали Яхве, и оставили Яхве, и служили Ваалу и Астартам. И возгорелся гнев Яхве на Израиля, и он отдавал их в руки грабителей, и грабили их, и он продавал их в руки их врагов вокруг, и они не могли больше устоять пред лицом их врагов. Во всем, куда они ходили, рука Яхве была на них во зло, как говорил Яхве и как поклялся Яхве им. И худо было им очень. И ставил Яхве судей, и они — спасали их от руки грабивших их. И даже их судей они не слушали, ибо блудили вслед за другими богами и поклонялись им, .сворачивали быстро с дороги, которою ходили их отцы, чтобы слушать повеления Яхве. Не делали они так. А когда воздвигал Яхве им судей, то был Яхве с судьею и спасал их от рук их врагов во все дни судьи, ибо давал им покой Яхве пред лицом угнетавших их и притеснявших их. И было, когда умирал судья, они снова поступали хуже их отцов, чтобы ходить вслед другим богам, служить им и поклоняться им, не отпадали от своих дел и тяжкого своего пути. И возгорелся гнев Яхве на Израиля, и он сказал: так как преступил этот народ договор со мною, который я повелел их отцам, и не слушают моего голоса, то и я не буду больше изгонять никого пред их лицом из народов, которых оставил Иисус и умер, чтобы искушать ими Израиля, блюдут ли они пусть Яхве, чтобы идти по нему, как блюли их отцы, или нет. И оставил в покое Яхве эти народы, и не изгнал их вскоре, и не отдал их в руки Иисуса».

То же самое ветхозаветный историк говорит и применительно к царскому периоду иудейско-израильской истории, на этот раз в форме речи Яхве, обращенной к Соломону (1 Цар. [3 Цар.] 9:1—9): «И было, когда закончил Соломон строить дом Яхве, и дом царя и все желанное Соломону, что он хотел сделать, и явился Яхве Соломону вторично, как он явился ему в Гаваоне (Гивебне). И сказал Яхве ему: я слышал твою молитву и твою мольбу, которыми ты умолял меня. Я освятил этот дом, который ты построил, чтобы поставить мое имя там навек, и будут мои глаза и мое сердце там все дни. А ты, если будешь ходить пред моим лицом, как ходил Давид, твой отец, в совершенстве сердца и добродетельности, чтобы сделать все, что я повелел тебе, мой закон и мой приговор будешь блюсти, то я воздвигну трон твоего царствования над Израилем навечно, как я говорил Давиду, твоему отцу, сказав: не истребится у тебя человек с престола Израильского. А если отвратитесь вы и ваши сыновья от меня, и не будете блюсти мои заповеди, мои законы, которые я дал вам, и пойдете, и будете служить другим богам и поклоняться им, то я истреблю Израиль с лица земли, которую я дал вам, и этот дом, который я освятил моему имени, я отброшу от моего лица, и будет Израиль притчей и посмешищем у всех народов. А этот высокий дом,— всякий проходящий о нем ужаснется, и присвистнет, и скажет: почто сделал Яхве так этой стране и этому дому? И скажут: потому что они забыли Яхве, их бога, который вывел их отцов из страны Египетской, и держались других богов, и поклонялись им...»

Эта схема отчетливо прослеживается уже в повествовательной традиции, воспроизводящей фольклорные предания. Например, предание об Иеффае (Суд. 11:1—40). Это сказка с широко распространенным сюжетом: некто приносит клятву отдать то в доме, чего он не знает. Историк подробно прослеживает его биографию — от изгоя, предводителя разбойничьей шайки, до вождя родного племени Галаад (Гилеад). Иеффай клянется отдать в жертву за победу то, что выйдет ему навстречу. Его встречает, танцуя с венком на голове, его единственная дочь; отца охватывает естественное отчаяние, а дочь выражает героическую готовность погибнуть ради выполнения отцовской клятвы. Целиком фольклорны и предания о Самсоне (Шимшон) (Суд. 13— 16), о его женитьбе, о его борьбе с филистимлянами и богатырской смерти. Но победы достаются древним витязям — и Гедеону, спасающему Израиль от мидианитян (Суд. 6—8), и Иеффаю, и Самсону, и другим, потому что они выполняют волю Яхве. Дать такое объяснение ветхозаветному историку было тем более просто, что подобным образом мотивировало победы израильтян и древнее предание, для которого они были прямым следствием вмешательства Яхве — бога-воителя, предводителя Израиля — на стороне последнего. Достаточно вспомнить, что победа над Иавином, царем Асора, и его военачальником Сисарой объясняется тем, что Яхве внес в их войско смятение (Суд., 4:15). В победной песне пророчицы Деворы (Суд. 5) — тексте XIII в. до н. э.— бедствия израильтян показаны как следствие того, что они избрали «новых богов», но предводительствует израильтянами Яхве; водительство Яхве обеспечило победу. Важно здесь и другое. Вывод Историка об эпохе судей таков: «В те дни не было царя в Израиле; каждый то, что ему нравилось, делал» (Суд. 21:25). Представляя этот период как время анархии, Историк подводит читателя к мысли о необходимости режима царской власти.

Возникновение царской власти является, с точки зрения Историка, важнейшим эпизодом ранней истории Израиля; его кульминация — строительство храма («дома») Яхве в Иерусалиме. Вообще говоря, ветхозаветная традиция относится к царской власти резко отрицательно. Характерна притча, которую Историк приводит, рассказывая о попытке одного из сыновей народного героя Гедеона, жестокого узурпатора Авимелеха, захватить царскую власть в Сихеме. Авимелех уничтожил всех своих братьев. Иофам (Йотам), единственный, кто уцелел от кровавой расправы, говорит (Суд. 9:8-15):

Столь же выразителен и другой текст, который Историк вложил в уста пророку Самуилу (1 Сам. [ 1 Цар.] 8:11—18): «И он (Самуил.— И. Ш.) сказал: это будет обычай царя, который будет царствовать над вами. Ваших сыновей он возьмет и поставит себе на его колесницы и в его всадники, и они будут бежать перед его колесницей,— и чтобы поставить себе тысячниками и пятидесятниками, и пахать его пашню, и жать его жатву, и делать воинское оружие и колесницы. И ваших дочерей он возьмет в мироварницы, и в поварихи, и в хлебницы. И ваши поля, и ваши виноградники, и ваши лучшие масличные рощи он возьмет и отдаст своим рабам. И от ваших посевов и ваших виноградников он возьмет десятину и отдаст своим придворным и своим рабам. И ваших рабов, и ваших лучших рабынь, и ваших лучших парней, и ваших ослов он возьмет и отправит на свою работу. От вашего мелкого скота он возьмет десятину, и вы будете ему рабами. И вы возопите в тот день из-за вашего царя, которого вы изберете себе, и не ответит Яхве вам в тот день».

Пластина из слоновой кости с изображением царского триумфа (XIII в. до н. э.). Найдена в Мегиддо

Сопоставление последнего отрывка с деловыми документами III тысячелетия до н. э. из сирийского города Эбла, II тысячелетия до н. э. из сирийских же городов Алалаха и Угарита, а также с тем (к сожалению, очень немногим), что известно о I тысячелетии до н. э. по материалам о финикийских городах-государствах, Иудейском и Израильском царствах, показывает, что в речи, вложенной в уста пророка Самуила, нашли отражение порядки, существовавшие в сиро-палестинских обществах на протяжении тысячелетий. Но вот что любопытно: в речи, вложенной в уста пророка, всякий труд на царя, всякая деятельность в его пользу, в том числе в качестве придворных и военачальников высшего ранга, отвергается, расценивается как рабство. Так мог думать и чувствовать только представитель демократически организованного племенного союза. И ясно, что, по его представлениям, желать царской власти, стремиться угнетать и притеснять других мог только самый ничтожный и самый никчемный.

Для ветхозаветного историка стремление к созданию режима царской власти — это отступничество от Яхве, отвержение его власти. По преданию, израильтяне обращаются к Самуилу с просьбой поставить царя, и это вызывает гнев престарелого пророка, до того полновластно от имени бога правившего Израилем (1 Сам. [1 Цар.] 8:5—6). Далее следует мотивировка, почему эта просьба, которую все же следует выполнить, по сути своей преступна (1 Сам. [ 1 Цар.] 8:7—8): «И сказал Яхве Самуилу: слушай голос народа во всем, что будут они говорить тебе, ибо не тебя отвергают они, ибо меня отвергают они, чтобы я не царствовал над ними. Подобно всем делам, которые они делали со дня, когда я вывел их из Египта до сего дня,— и оставили меня, и служили другим богам,— так они делают и с тобою». Тем не менее царская власть создается, и царем становится божий избранник — помазанник.

Начальный этап существования царистского режима в Израильском племенном союзе был наполнен ожесточенными войнами с разного рода внешними врагами, прежде всего филистимлянами, осуществлявшими гегемонию на территории Палестины, грабившими и притеснявшими Израиль. Но он же был наполнен и внутренними распрями, ожесточенной борьбой за власть. Положение первого царя, Саула, было весьма непрочным; в сущности, он был прежде всего предводителем всенародного ополчения; его царская дружина была слабой. В ходе борьбы с филистимлянами своими подвигами отличился выходец из иудейского города Вифлеема Давид. Вероятно, он был приближен к царю как искусный поэт и музыкант (1 Сам. [1 Цар.] 16:15—23), однако предание расцветило его подвиги сказочными подробностями.

Давид, младший среди своих братьев, пасет отцовское стадо в Вифлееме (чтобы это согласовать с предыдущим, Историк говорит, будто Давид возвратился от Саула домой (см. 1 Сам. [1 Цар.] 17:15); отец посылает его в войско с пищей для братьев и подарком для тысячника; Давид попадает к началу сражения. «И вышел,— рассказывает Историк, явно перелагая народное предание (1 Сам. [1 Цар.] 17:4— 11),— Голиаф [Голиат] его имя, из Гефа [Гат]; его рост — шесть локтей и пядь (т. е. больше 3 м.— И. Ш.). И шлем бронзовый на его голове, и в панцирь чешуйчатый он одет; и вес панциря — пять тысяч сиклей бронзы. И наколенники бронзовые на его ногах, и щит бронзовый между его плеч. И древко его копья, как навой у ткачей, а наконечник его копья — шестьсот сиклей (7,2 кг.— И. Ш.) железа. И оруженосец шел перед ним. И он встал, и закричал ратям израильским, и сказал им: зачем вы вышли воевать? Разве я не филистимлянин, а вы не рабы Саула? Изберите себе мужа, и пусть он сойдет ко мне! Если он сможет сразиться со мной и убьет меня, то мы будем вам рабами, а если я одолею его и убью его, то вы будете нам рабами и будете служить нам. И сказал филистимлянин: я опозорю рати израильские сегодня. Дайте мне мужа, и мы сразимся с ним! И услышал Саул и весь Израиль эти слова филистимлянина, и испугались, и очень устрашились». На единоборство с Голиафом решается Давид, который настолько молод, что его еще называют отроком, и воинские доспехи Саула ему слишком велики и непривычны. После некоторых колебаний Саул соглашается. Происходит сражение. «И он (Давид.— И. Ш.) взял свой посох в свою руку,— читаем мы далее (40—53),— и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в пастуший кошель, который был у него, и в сумку, и праща в руке его, и он подошел к филистимлянину. И пошел филистимлянин, идя и приближаясь к Давиду, и оруженосец перед ним. И посмотрел филистимлянин, и увидел Давида, и презрел его, ибо он был отрок, и румяный и красивый видом. И сказал филистимлянин Давиду: разве пес я, что ты идешь на меня с посохом? И проклял филистимлянин Давида своими богами. И сказал филистимлянин Давиду: иди ко мне, и я отдам твою плоть птицам небесным и скотине полевой. И сказал Давид филистимлянину: ты приходишь ко мне с мечом, и копьем, и щитом, а я прихожу к тебе во имя Яхве Воинств, бога ратей Израиля, которого ты позорил. Сегодня отдаст тебя Яхве в мои руки, и я убью тебя, и отсеку твою голову от тебя, и отдам трупы войска филистимского сегодня птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть бог у Израиля. И узнает все это общество, что не мечом и не копьем спасет Яхве, что ради Яхве эта война, и он отдаст вас в наши руки. И было, когда встал филистимлянин, и пошел, и стал приближаться навстречу Давиду, и поторопился Давид, и побежал к рати навстречу филистимлянину. И опустил Давид свою руку в кошель, и взял оттуда камень и пращу, и ударил филистимлянина в его лоб, и вонзился камень в его лоб, и он упал на свое лицо на землю. И одолел Давид филистимлянина пращой и камнем, и убил филистимлянина, и умертвил его, а меча не было в руке Давида. И побежал Давид, и встал на филистимлянина, и взял его меч, и вынул его из его ножен, и ударил его, и отсек им его голову. И увидели филистимляне, что мертв их витязь, и побежали. И встали мужи израильские и иудейские, и закричали, и преследовали филистимлян до входа в долину и до ворот Аккарона, и падали поражаемые филистимляне на дороге Шааримской и до Гефа и до Аккарона. И возвратились сыны Израиля из погони за филистимлянами, и разграбили их лагерь». Характерная подробность: когда Давид совершает свой подвиг и является к Саулу с головой Голиафа, он оказывается не известным ни царю, ни начальнику его войска Авениру (Авнеру), и Саул допытывается, «кто этот отрок». Историк словно забывает, что совсем недавно он рассказывал, как Давид — поэт и музыкант — был призван ко двору Саула и как Саул разговаривал только что с Давидом и отправлял его на подвиг. Интересно и то, что по другому преданию (2 Сам. [2 Цар.] 21:19) Голиафа убил выходец из Вифлеема Елханан, сын Ягаре-Оргима.

Иерусалимский храм Яхве, построенный в царствование Соломона в X в. до н. э. (реконструкция)

Здесь все сказка — битва легко вооруженного отрока-пастуха с вооруженным тяжелейшим оружием великаном, и его победа над врагом, добытая ударом из пращи, и даже внутренние противоречия, легко просматривающиеся в повествовании. За всем этим, однако, скрываются воспоминания о реальном событии — о воинском подвиге Давида, воодушевившем израильтян на победу над смертельным врагом. Но военный подвиг делает Давида и реальным претендентом на царскую власть. Саул начинает преследовать Давида, и в конце концов Давид уходит в пустыню. Там он собирает вокруг себя отряд воинов (к нему приходят люди, оторвавшиеся от общества, обездоленные и т. п.) и ведет полную опасностей и приключений жизнь предводителя вольной дружины. Кстати, и само имя Давид, как показали документы первой половины II тысячелетия до н. э. из северо-месопотамского города Мари, вышло из названия предводителя такой дружины; оно явно не исконно и прилипло к Давиду на этом этапе его жизни. Гибель Саула и его старшего сына Ионафана в очередной битве с филистимлянами открыла Давиду дорогу к власти. Он обосновывается в Хевроне — религиозно-политическом центре племени Иуда — и становится царем этого племени. На протяжении длительного времени Давид ведет войну с сыном и преемником Саула, которого Историк называет Ишбошет («муж позора») вместо правильного Ишбаал («муж Баала»), пока, наконец, предательское убийство последнего не отстранило потомков Саула от царствования. Теперь весь Израильский племенной союз избирает Давида царем, и он становится основателем династии, правившей в Иудее до Вавилонского пленения. Под властью Давида и его сына Соломона Иудейско-Израильское царство постепенно охватывает практически весь сиро-палестинский регион, кроме Финикии; Давид захватил Иерусалим, ставший с тех пор царской резиденцией, и в Иерусалиме Соломон создает не только политический, но и религиозный центр своего государства: он строит в Иерусалиме храм Яхве, но также и храмы богов других народов, находившихся под его властью,— моавитского Хамоса (Кемоша) и аммонитского Молоха (Милькома) (1 Цар. [3 Цар.] 11:1—8). Политика Давида и Соломона по отношению к израильтянам, в частности распространение на израильтян царских повинностей, вызывала массовое недовольство и антицаристские бунты. После смерти Соломона десять североизраильских племен отказались признать власть его сына и преемника Ровоама (Рехавама), образовав собственное (Израильское) царство. Ровоам остался царем Иудейского царства, включавшего племена Иуда и Вениамин. Посмотрим теперь, какими предстают эти события в изображении ветхозаветного историка.

Иерусалимский храм Яхве, построенный в царствование иудейского царя Ирода (37—34 гг. до н. э., реконструкция)

Во-первых, борьба с Саулом. По преданию, которое Историк обойти не мог, Саул был царем, избранным богом (Яхве указывает на него Самуилу, и Самуил помазывает Саула; Саул избирается также по жребию) и одновременно избранным на сходке воинов после победы над аммонитянами, которую израильтяне одержали под его водительством. Таким образом, Саул — законный царь, и борьба против него — преступление. Однако ветхозаветный историк изображает Саула отступником, не выполняющим волю Яхве. В одном случае ( 1 Сам. [ 1 Цар.] 15), готовясь к войне с филистимлянами, Саул не дождался задержавшегося Самуила; видя, что долгое ожидание отрицательно сказывается на моральном состоянии ополчения и люди начали разбегаться, Саул приказал принести жертву до прихода пророка. Сразу по ее окончании появляется разгневанный Самуил и заявляет: «Ты поступил глупо; ты не соблюл повеление Яхве, твоего бога, которое он повелел тебе, ибо теперь утвердил бы Яхве твое царствование в Израиле навечно. А теперь твое царствование не устоит; найдет Яхве себе мужа по СеРДЦУ его, и повелит ему Яхве быть водителем его народа, ибо ты не соблюл то, что повелел тебе Яхве». Другой эпизод такого же рода (1 Сам. [1 Цар.] 15): по окончании победоносной войны с амалекитянами Саул пощадил их царя Агага и не истребил вопреки обычаю все лучшее из добычи. Бог раскаивается, что сделал Саула царем. Пытаясь оправдаться, Саул говорит Самуилу, что добыча предназначалась для жертвоприношения. Но Яхве непреклонен, и Самуил говорит Саулу знаменательные в своем роде слова (22—23):

В результате борьба с Саулом оказывается в изображении Историка богоугодным деянием, хотя поступки Саула, вменяемые ему в вину, по условиям обстановки необходимы и целесообразны.

Пророк Самуил помазывает царя Давида. Настенная живопись синагоги из Дура-Европос

Совершенно иначе Историк относится к Давиду и Соломону. Еще до появления Давида при дворе Саула Самуил помазывает его, «и помогал дух Яхве Давиду с того дня и позже» (1 Сам. [1 Цар.] 16:13). Тем самым притязаниям Давида на власть придается ореол законности. Легенда о том, как аэндорская волшебница вызвала по просьбе Саула из загробного мира тень пророка Самуила, использована для утверждения прав Давида. Пророк говорит ( 1 Сам. [ 1 Цар. ] 28:16—17): «Почему ты спрашиваешь меня, когда Яхве оставил тебя и стал на сторону твоего врага? И сделает Яхве ему, как он сказал через меня, и вырвет Яхве царство из твоих рук, и отдаст его твоему ближнему, Давиду». Саул в его изображении несправедливо преследует Давида, между тем как Давид постоянно проявляет по отношению к Саулу рыцарское благородство. Давид — благочестивец; поэтому «был Яхве с ним, а от Саула отступил» (1 Сам. [ 1 Цар.] 18:12). По этой причине даже явно неблаговидные поступки Давида Историк представляет в благоприятном для него освещении. Так, он рассказывает, как Давид потребовал у богатого скотовода Навала прислать ему различных припасов (1 Сам. [1 Цар.] 25). Навал грубо отказывает, и Давид собирается расправиться с ним. От этого Давида удерживает жена Навала Авигея (Авигаиль). Она приходит к Давиду, и то, что она говорит,— это декларация избранности Давида на царство (28—31): «Сделает Яхве моему господину прочный дом, ибо войны Яхве мой господин воюет, и зла не найдется в тебе от начала и до конца твоих дней. А станет человек преследовать тебя и искать твоей души, то будет душа моего господина вплетена в венец жизни у Яхве, твоего бога, а душу твоих врагов он отшвырнет пращой. И будет, когда сделает Яхве моему господину все, что он говорил хорошего о тебе, и повелит тебе быть вождем Израиля, то пусть не будет это тебе огорчением и печалью сердца моего господина, и чтобы не проливать кровь напрасно, и чтобы сберечь моему господину себя. И сделает добро Яхве моему господину, то вспомни свою рабыню». Яхве сам карает Навала: через десять дней Навал умирает, а Авигея становится женою Давида. Другое преступление Давида, мимо которого Историк пройти не мог,— это его поступок по отношению к его воину — хетту Урии, у которого Давид отнял жену, а самого отправил на гибель. Здесь приговор Историка однозначен (2 Сам. [2 Цар.] 11:27): «И было злым то дело, которое совершил Давид в глазах Яхве». Пророк Нафан (Натан) обличает Давида, и последний впадает в раскаяние. Бог снимает с Давида грех, но ребенок, которого родила ему бывшая жена Урии, умирает.

Подобным образом Историк изображает и Соломона. Соломон происходил от скандального брака Давида с женщиной, которую тот отнял у хетта Урии. Он пришел к власти при поддержке группы отцовских придворных в результате переворота, отстранив, а затем и убив законного претендента — своего брата Адонию. Едва захватив власть, Соломон истребляет всех своих явных и потенциальных врагов, причем один из них, Иоав — виднейший военачальник в войске Давида, по приказу Соломона был убит у алтаря, где он искал спасения. Такое поведение само по себе было греховным и, разумеется, не вязалось с обликом благочестивого строителя божьего храма. В царствование Соломона особенно острым стало недовольство режимом, потому что на израильтян были наложены царские повинности — натуральные и трудовые. Несметные, по представлениям эпохи, богатства Соломона, огромное количество женщин в его гареме, масса коней в его конюшнях и соответственно великое множество всадников и колесничих в его рати вызывали раздражение, тем более что многочисленное и сильное царское войско оттесняло на задний план ополчение Израильского племенного союза и, таким образом, способствовало подавлению демократической организации общества. Явно с оглядкой на Соломона законодатель Второзакония (Втор. 17:16—17) запрещал царю, как уже говорилось, иметь слишком много коней, жен, золота и серебра.

Конюшни царя Соломона в Мегиддо (X е. до н. э.; реконструкция)

При таких обстоятельствах Соломон нуждался в пропаганде, которая была бы противопоставлена этим фактам. Ее изложением была «Книга деяний Соломона», откуда она попала и в 1 книгу Царей (3 Цар.). Здесь Соломон представлен великим мудрецом и поэтом (1 Цар. 5:9—14 [3 Цар. 4:29—34]). Естественно, Соломон — мудрый судья, и о нем рассказывается сказка (1 Цар. [3 Цар.] 3:16—28), как он определил, которой из двух женщин следует отдать спорного ребенка. Царствование Соломона представляется как время благоденствия: «Иуда и Израиль, многочисленные, как песок, который на море, множеством, ели, и пили, и веселились» (1 Цар. [3 Цар.] 4:20); «И сидели Иуда и Израиль в безопасности, каждый под своим виноградником и под своею смоковницей от Дана и до Вирсавии (Беер-Шевы) во все дни Соломона» (1 Цар. 5:5 [3 Цар. 4:25]). Об этом, впрочем, говорит и само имя Соломон (Шеломб) — «мир», «благополучие» и т. п. Царствование Соломона есть проявление особого благоволения Яхве к Израилю; именно такое суждение Историк влагает в уста царицы Савской, посетившей, по преданию, Иерусалим (1 Цар. [3 Цар.] 10:8—9).

Естественно, что при такой общей тенденции наш источник представляет Соломона, чинящего жестокости при вступлении на престол, правым. Адония, пытаясь стать царем, идет против воли и клятвы отца; уже потерпев поражение, он пытается добыть себе отцовскую наложницу, что, по представлениям эпохи, открывало для него возможность претендовать на власть; он, по мысли рассказчика, достоин своей участи. В оправдание прочих убийств вводится предание (1 Цар. [3 Цар.] 2), восходящее, конечно, к самому Соломону, о том, как на смертном одре Давид завещал ему покарать нечестивцев.

Кульминацией царствования Соломона, к которому подводит все предшествующее развитие иудейско-израильского общества, было, по представлениям ветхозаветного историка, построение Иерусалимского храма. Историк представляет царя благочестивцем, творящим волю Яхве. Но всему есть предел. Соломон служит чужим богам, а это, по оценке ветхозаветного историка, грех непростительный. Наказанием за него является распад царства после смерти Соломона; Иудея остается в руках потомков Давида только ради благочестия Давида.

Следующий взлет допленной истории Израиля и Иудеи, в представлении ветхозаветного историка,— это религиозные реформы царя Иосии. Связанные с ним события предсказаны сразу же после распада царства и воцарения в Израиле царя Иеровоама I. Иеровоам, желая обеспечить для своего царства идеологическую независимость, создает свои культовые центры в Вефиле и Дане; с точки зрения Историка, это непростительный грех. Историк рассказывает (1 Цар. [3 Цар.] 13:1—6): «И вот, человек божий пришел из Иудеи по слову Яхве в Вефиль, и Иеровоам стоит у жертвенника, чтобы воскурить. И он возгласил к жертвеннику словом Яхве, и сказал: Жертвенник, жертвенник! Так говорит Яхве: вот, сын родится в доме Давида; Иосия его имя; и он принесет в жертву на тебе жрецов высот, совершающих курение на тебе, и кости человеческие будут сожжены на тебе. И он дал в тот день знамение, сказав: это знамение того, что говорит Яхве: вот жертвенник разрушится, и рассыплется пепел, который на нем. И было, когда услышал царь слово человека божьего, то, что он возгласил к жертвеннику в Вефиле, и протянул Иеровоам свою руку от жертвенника, сказав: схватите его! И отсохла его рука, которую он протянул к нему, и он не мог повернуть ее к себе. И жертвенник разрушился, и рассыпался пепел с жертвенника как знамение, которое дал человек божий по слову Яхве. И отвечал царь, и сказал человеку божьему: смягчи лицо Яхве, твоего бога и помолись за меня, и пусть повернется моя рука ко мне. И смягчил человек божий лицо Яхве, и повернулась рука царя к нему и стала, как прежде». Это предсказание Историк вспоминает, рассказывая о деяниях царя Иосии (2 Цар. [4 Цар.] 23:15—18): «И также жертвенник, который в Вефиле, высоту, которую сделал Иеровоам сын Навата, который ввел в грех Израиль, также этот жертвенник и высоту он разрушил, и сжег высоту, стер в пыль и сжег Ашеру. И повернулся Иосия, и увидел гробницы, которые там на горе, и послал, и взял кости из гробниц, и сжег на жертвеннике, и осквернил его по слову Яхве, которое возгласил человек божий, когда стоял Иеровоам на празднике возле жертвенника. И он повернулся, и поднял свои глаза к гробнице человека божьего, который возгласил об этих деяниях. И он сказал: что это за колонна, которую я вижу? И сказали ему мужи города: гробница человека божьего, который пришел из Иудеи и возгласил об этих деяниях, которые ты сделал с этим жертвенником в Вефиле. И он сказал: оставьте его в покое, пусть никто не поколеблет его кости. И они сохранили его кости вместе с костями пророка, который пришел из Самарии».

Анонимность человека божьего и точность, с которой пророчество указывает именно на Иосию, показывают, что интересующее нас предание сформировалось в кругах, близких к этому царю. Оно должно было лишний раз показать, что Иосия действует во исполнение воли Яхве, разрушая и оскверняя алтари. Оба процитированных текста образуют как бы рамку, внутри которой укладывается рассказ о втором этапе иудейско-израильской истории — от построения храма до реформы царя Иосии, т. е. до окончательной победы единобожия.

Все, что происходит на протяжении этого этапа в Израильском и Иудейском царствах, интересует Историка лишь постольку, поскольку имеет отношение к единобожию. В деятельности царей он отмечает только их отношение к культу Яхве и соответственно их оценивает. За всеми остальными сведениями он отсылает читателя к иудейским и израильским царским хроникам. Приведем только один пример. Одним из наиболее значительных политических деятелей Израильского царства был царь Амврий (Омри). Ассирийцы называли Израильское царство Домом Омри; моавитский царь Меша говорит, что в царствование Омри израильтяне притесняли и угнетали Моав.

Но вот что говорит Историк по этому поводу (1 Цар. [3 Цар.] 16:23—27): «В тридцать первый год Асы, царя Иудейского, воцарился Амврий над Израилем на двенадцать лет. В Фирце (Тирце) он царствовал шесть лет. И он купил гору Семерон (Шемрон) у Семира (Шемера) за два таланта серебра, и обстроил гору, и назвал имя города, который он построил по имени Семира, хозяина горы, Самария. И делал Амврий зло в глазах Яхве, и был хуже всех, которые были до него. И он ходил всеми дорогами Иеровоама сына Навата и в его грехах, которыми он ввел в грех Израиль, чтобы прогневить Яхве, бога Израиля, их суетами. А остальные из деяний Амврия, которые он совершил, и его богатырство, которое он совершил, вот, о них написано в Книге хроник царей Израильских. И почил Амврий со своими отцами, и был погребен в Самарии».

Тенденция комплекса книг Судей — Самуила — Царей станет еще более ясной, если учесть, что большое место в нем отведено «пророкам-чудотворцам» Илии и Елисею. В этом плане примечательно объяснение причин гибели Израильского царства (2 Цар. [4 Цар.] 17:7—23): нарушение воли Яхве, служение языческим богам.

Вся тенденция комплекса и, в особенности, роль, которую в нем играет реформа Иосии, позволяет отнести его возникновение к царствованию Иосии, т. е. к последним десятилетиям VII в. до н. э. Впоследствии он был дополнен рассказом о гибели Иудейского царства. Сопоставление этого повествования (2 Цар. [4 Цар.] 25) с тем, что говорит пророк Иеремия (гл. 52), показывает, что оно явно заимствовано у Иеремии и, во всяком случае, написано под влиянием его книги. Произошло это дополнение, по-видимому, в середине VI в. до н. э.

 

III

Другую группу исторических повествований Ветхого завета составляют книги Хроник (Паралипоменон), Ездры и Неемии. Содержание хроник, в общем, совпадает с содержанием комплекса книг Судей — Самуила — Царей; книги Ездры и Неемии рисуют историю возвращения иудеев из Вавилонского пленения и восстановления Иерусалимского храма Яхве. Поздняя иудейская традиция, по-видимому, видела в книгах Ездры и Неемии продолжение Хроник; во всяком случае, она рассматривала их в неразрывном единстве (Бава Батра, 15а). Во второй книге Маккавеев (2:13), не вошедшей в иудейский библейский канон, говорится: «Это же (предания о жертвоприношениях с помощью огня, низошедшего с небес.— И. Ш.) излагается и в писаниях и в воспоминаниях Неемии; и, как бы создавая библиотеку, он (Неемия.— И. Ш.) собрал сведения о царях и пророках, и то, что принадлежит Давиду, и письма царей о посвящениях». Основываясь на этом свидетельстве, можно считать вероятным, что книги Хроник принадлежат перу Неемии. Возникли все поименованные книги, по всей вероятности, в середине или во второй половине IV в. до н. э.

Для книг Хроник характерна в целом та же тенденция, что и для книг Судей — Самуила — Царей, но в еще более углубленном виде. Здесь все события настойчиво изображаются как воплощение воли Яхве при пассивности людей, выступающих в конечном счете не столько как субъекты, сколько как объекты исторического процесса; здесь обнаруживается повышенный интерес ко всему, что так или иначе связано с культом. Преимущественное внимание Хронист уделяет Иудее, что легко объясняется иудейским происхождением членов Иерусалимской гражданско-храмовой общины, для которых книги Хроник писались.

Приведем некоторые примеры, показывающие, в каком направлении Хронист обрабатывал свой материал. Так, вторжение в Иудею фараона Сусакима (Шешонка) он объясняет (2 Хрон. [2 Пар.] 12:1—12) тем, что царь Ровоам будто бы отпал от Яхве. Затем, однако, Хронист оказывается вынужденным объяснить, почему дальнейшее правление Ровоама не отличалось чрезвычайными бедствиями и катастрофами. С этой целью конструируется легенда, будто Ровоам снова вернулся к почитанию Яхве. Особенно интересно изображение Хронистом царствования иудейского царя Манассии. Ветхозаветный историк (2 Цар. [4 Цар.] 21) относится к нему резко отрицательно, обвиняя его в отпадении от Яхве, идолопоклонстве и т. п. Однако царствование Манассии было относительно продолжительным и сравнительно благополучным. Объяснение такому факту Хронист (2 Хрон. [2 Пар.] 33) находит в том, что Манассия будто бы был уведен ассирийцами в плен, там раскаялся, снова вернулся в Иерусалим, занял престол и царствовал продолжительное время. Не исключено, что в основе версии Хрониста лежит реальное историческое событие — поездка Манассии ко двору ассирийского царя и его возвращение. Однако Хронист дает ему совершенно неожиданное освещение, превращая его в пленение, приведшее к духовному перерождению царя. Рассказ о победе иудейского царя Иосафата над коалицией заиорданских государств (2 Хрон. [2 Пар.] 20:1—30) сводится к вознесению молитв и священных песнопений, во время которых Яхве уничтожает врагов иудейского войска.

Черный обелиск ассирийского царя Салманасара III (858—824 гг. до н. э.) с изображением того, как израильский царь Ииуй простирается ниц перед ассирийским владыкой

Свой материал Хронист черпает преимущественно у ветхозаветного историка; можно указать многочисленные текстуальные совпадения между их сочинениями. Однако он пользовался и другими источниками. Так, завершая свой рассказ о Давиде, Хронист пишет (1 Хрон. [ 1 Пар.] 29:29— 30): «А деяния Давида-царя, первые и последние, вот, они описаны в деяниях Самуила-прозорливца, и в деяниях Нафана-пророка, и в деяниях Гада-провидца, со всем его царствованием и его богатырством и событиями, которые произошли с ним, и с Израилем, и со всеми царствами земными». Подобным образом заканчивает Хронист и рассказ о Соломоне (2 Хрон. [2 Пар.] 9:29): «А прочие деяния Соломона, первые и последние, вот, они описаны в деяниях Нафана-пророка, и в пророчестве Ахии, Силомлянина, и в видении Иоиля-прозорливца об Иеровоаме сыне Навата». По поводу царствования Ровоама Хронист говорит (2 Хрон. [2 Пар.] 12:15): «И деяния Ровоама первые и последние, вот: они описаны в деяниях Самея-пророка и Адды-прозорливца, чтобы внести в родословие». Наряду с этим Хронист цитирует (1 Хрон. [1 Пар.] 16:8—36) псалом, представляющий собой своеобразное сочетание псалмов 105 (104) и 95 (94) с отклонениями от текстов, внесенных в Псалтирь.

Использованием дополнительных источников сверх сочинения ветхозаветного историка объясняется наличие у Хрониста подробностей, отсутствующих в комплексе книг Судей — Самуила — Царей. Так, рассказывая о захвате царем Давидом Иерусалима, Хронист добавляет важную деталь, которой нет у Историка (1 Хрон. [1 Пар.] 11:6): «И сказал Давид: всякий, побивший йевуссея (жителя Иерусалима.— И. Ш.) первым, будет вождем и начальником. И взошел на стену первым Иоав сын Саруи и стал вождем». Известно, однако, что Иоав был врагом Соломона, что именно он по приказу Соломона был убит возле жертвенника и что Историк всячески стремится продемонстрировать отрицательное отношение Давида к Иоаву и его братьям и к их поступкам.

Приведем еще один пример. Если бы книги Хроник не вошли в ветхозаветный канон, о царствовании иудейского царя Иосафата мы знали бы только, что он был благочестив (хотя и не уничтожил «высот»), установил мир с Израильским царством, в союзе с ним вел войны, неудачно пытался организовать морскую экспедицию в страну Офир, а также что «остальное из деяний Иосафата, и богатырство его, которое он совершил, и что он воевал, вот, это написано в Книге хроник царей Иудейских» (1 Цар. [3 Цар.] 22:45). Как видим, жатва невелика. Из Хроник мы узнаем еще и другие важные сведения: что Иосафат провел судебную реформу и создал систему судов, подчиненных царю, что он разместил в городах Иудеи воинские гарнизоны и наместников, как и в захваченных его отцом израильских городах, что он получал дань от иудеев, филистимлян и арабов (2 Хрон. [2 Пар.] 17:2—11), т. е. что он проводил важные реформы, антидемократические по своей природе.

В книгах Ездры и Неемии содержание начального этапа истории послепленного периода сводится к восстановлению храма Яхве в Иерусалиме, провозглашению Учения и отделению членов возникающей Иерусалимской гражданско-храмовой общины от всего остального населения Палестины. Но здесь восстановление храма и утверждение Учения предстают перед читателем как результат настойчиво и последовательно проводимой политики, тонкой дипломатии и во всяком случае как результат чисто земной, человеческой деятельности. В них использован обильный и разнообразный документальный материал, в том числе указы персидских царей, мемуары важнейших действующих лиц, например Неемии, составленные как боевой памфлет для обличения и посрамления политических противников, списки тех, кто вернулся в Иерусалим. Мемуары Неемии по своей структуре близки к биографическим надписям высших чиновников позднего Египта.

Особое место среди исторических книг Ветхого завета занимает книга Иисуса Навина. По своему содержанию она является непосредственным продолжением Пятикнижия. В ней рассказывается, как после смерти Моисея под водительством Иисуса Навина израильтяне вступили в Палестину, как страна была завоевана и поделена между отдельными племенами. Сказанное дает основания датировать книгу временем «открытия» и публикации Пятикнижия. В ее основу легли тенденциозно обработанные предания о захвате отдельных городов, о происходивших при этом чудесах и о границах между племенами. Составитель ее пытается представить Израиль как некое единство, во главе которого стоит Иисус Навин; но это находится в вопиющем противоречии с картиной, возникающей при чтении книги Судей. Имеются и другие расхождения. Так, согласно книге Иисуса Навина, последний захватил и уничтожил Асор (Нав. 11:10—11). Но в книге Судей (гл. 4—5) поражение Асору наносит группа израильских племен по призыву пророчицы Деворы, а гибель Асора имела место, очевидно, после этого события.