В качестве пролога рассказ Николь о том, как все началось

Макс с укоризною наблюдал за моими суетными сборами. Наконец, пригвоздив чемодан коленкой к полу, мне удалось свести молнии. Я слезла с чемодана и глубоко вздохнула.

– С тобой обязательно что-нибудь произойдет! – Макс повторил слово в слово козырной аргумент моего босса, Генри Тамона, только вложил в него иной смысл. – Ведь я не могу с тобой поехать.

Я знала, что не может, но отменить из-за этого встречу с Мэриэл? Да никогда!

– Дорогой, – мягко сказала я, памятуя, во что влетает клиентам час трудодеятельности моего мужа, – я понимаю, что работа превыше всего, и ты можешь заработать больше меня, лишь тогда, когда я праздную лентяя.

Чистой воды правда: даже средней руки программист зарабатывает лучше хорошего адвоката, только зря я это сказала. Теперь Макс надуется и всю неделю, что я проведу в Сент-Ривере, не проронит ни слова, ни разу не позвонит…

– Обещают дожди на всю неделю! – Муж уже сдался, но адвокат блефует, продолжая цепляться за последнюю соломинку. Ведь знает сам, что летом в Сент-Ривере дождей не больше, чем нотариусов в Антарктиде.

– У Мэриэл наверняка найдется запасной зонтик! – примирительно проговорила я и обняла Макса. Помогло.

Супружеской жизни небольшие перерывы идут лишь на пользу. Только что-то я больно быстро усвоила эту истину.

Сент-Ривер

– Ты превосходно выглядишь, – сказала я, трижды чмокнув Мэриэл. – Нет, правда!

– И ты, Николь, ничуть не изменилась!

– Ладно, сочту за комплимент.

Мой чемодан не влез в багажник такси, и мы втиснули его на заднее сидение, а сами устроились рядом.

– Наряды? – спросила Мэриэл, и мы покатились со смеху.

По дороге в гостиницу мы щебетали, как две школьницы, сбежавшие с последнего урока. Это было рискованно: водитель без конца пялился на нас в зеркальце, отвлекаясь от извилин дороги.

– Дэвид просил извинить его, – сказала Мэриэл. – Он не смог приехать в аэропорт. Работа.

– Все мужчины одинаковы! – Мы снова расхохотались. – Нет! Максимилиан не просил передать извинения!

– За что?

– Как за что? За то, что не смог приехать в аэропорт!

Дорога пролетела незаметно. Лишь когда машина затормозила у подъезда гостиницы, моя подруга посерьезнела.

– Завтра в девять. Мы, как договаривались, отправимся ко мне.

– Один день из жизни несравненной Мэриэл Адамс! – сказала я.

– Надеюсь, он выдастся таким же интересным, как и солнечным, и нам не придется скучать.

– Не беспокойся, с тобой не соскучишься! Только надеюсь, что преступление, которое нас ожидает, не будет уж слишком…

– Да, и я надеюсь, что им не станет убийство.

Нашим надеждам не суждено было сбыться, но не стоит забегать вперед.

Мэриэл вышла из машины и помогла вытащить чемодан.

– До завтра, – сказала она и обняла меня.

Разглядывать гостиничный номер не осталось сил, да и бог с ним… Прежде чем рухнуть в постель, я позвонила Максу и, кажется, разбудила его. Мог бы для приличия немного поволноваться. Спит как сурок.

* * *

– А где же Ари? – спросила я, когда Мэриэл отворила дверь и впустила меня в офис.

– Он будет чуть позже. Ему надо с утра заскочить в банк. Садись в мое кресло, а я приготовлю кофе.

Мэриэл запустила кондиционер и отправилась на кухню.

Я нашла еще одно кресло и подкатила его к столу рядом с креслом подруги. Пусть Мэриэл останется на своем месте. По себе знаю, что такое привычка. Я уселась и завертела головой. Уютненько и ничего лишнего. Интересно, чья это заслуга? Мэриэл или Ари? И на столе почти идеальный порядок. Идеальный порядок – это когда ничего нет! Но на столе одиноко покоилась небрежно брошенная картонная папка с тесемками, невольно притягивающая взгляд. Диссонанс!

– Это твоя папка? – спросила Мэриэл, опуская на стол поднос с двумя чашечками кофе и тарелочкой с бисквитами. – Будь добра, отодвинь ее, чтобы не залить кофе.

– Нет, не моя, – сказала я, отодвигая папку.

– Наверное, Ари оставил. Впрочем, на него это совсем не похоже. Устал бедняга. Пора отправить его в отпуск.

Не успела я сделать глоток кофе, как в кабинет вошел Ари. Короткая сцена представления сопровождалась поцелуем руки.

– Ари, что это за папка? – спросила Мэриэл, – она лежала на столе, когда мы с Николь зашли в кабинет.

Ари взял папку со стола, его лицо выражало крайнюю степень изумления.

– Можете не сомневаться, когда я вчера закрывал кабинет, ее здесь не было.

– У меня есть лишь одно основание усомниться в этом – папка! Дай-ка мне этот артефакт.

Ари послушно положил папку на стол рядом с чашкой Мэриэл и вышел.

– Впрочем, – сказала Мэриэл, – давай сначала разберемся с кофе.

Я тут же приговорила свой кофе тремя глотками: уж больно мне не терпелось заняться папкой. Я предвкушала приключение – день начался как надо! Но тут одна мысль… Конечно же, черт возьми! Мэриэл и Ари просто сговорились заранее! Такое уже случалось. Этого следовало ожидать. Я догадалась, и это дало мне определенные преимущества. Без малейших сомнений я решила им подыграть.

– Ну что там, Ари? – спросила Мэриэл, когда ее секретарь вернулся и принялся осматривать оконные запоры в кабинете.

– Все окна закрыты на задвижки, форточки тоже, – ответил Ари, искренне недоумевая. – Сигнализация не срабатывала. Никаких следов проникновения.

– Тайна запертой комнаты! – как можно более зловеще произнесла я и отметила, что Мэриэл хмыкнула – еще один аргумент в пользу моей догадки.

– Спасибо, Ари. Это становится интересным. – Мэриэл поставила чашку на стол. – Что ж, займемся папкой.

Она открыла верхний ящик стола и достала две пары резиновых перчаток и увеличительное стекло. Они явно неплохо подготовились к розыгрышу.

– Ты первая, – сказала Мэриэл, протягивая мне пару перчаток.

Я надела их и развязала тесемки. Внутри папки находилась сотня листов писчей бумаги с каким-то текстом. Отпечатан он был на принтере. Голову на отсечение не дам, но полагаю – на лазерном. Бумага хорошего качества, не успевшая пожелтеть.

– Мэриэл, какой у вас тут принтер? – Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал невинно.

– В смысле?

– Лазерный?

– Ты всерьез полагаешь, что некто проник сюда, чтобы распечатать на моем принтере какой-то текст и оставить его мне на память? – Мэриэл взглянула на рукопись. – Нет, у меня качество лучше.

Сделав вид, что ее ответ меня удовлетворил, я откашлялась и приступила к чтению вслух.

 

Глава первая

Жизнь и увлечения пана Райновски

Кто не мечтает получить наследство от богатого дядюшки? Согласитесь, здорово, когда на твою долю выпадает такая удача! Особенно здорово, если родство дальнее, и ты без зазрения совести предаешься радости. Правда, в случае Бруно Райновски все выглядело не так идеально. Вместо денег дядюшка оставил ему магазин и небольшую квартирку в том же доме, но этажом выше. А в завещании указал, что Бруно в течение пяти лет не имеет права ничего продать из полученного наследства. Бруно и не собирался.

Почему все свое имущество Маркус Райновски оставил именно Бруно? Детей у старого бобыля не было, вот и достался налаженный и прибыльный бизнес троюродному племяннику. Повезло молодому человеку. Другой бы обрадовался и зажил припеваючи, но только не Бруно Райновски.

Будь это какой-нибудь супермаркет, магазин одежды или там аптека, наш герой трижды бы подумал прежде, чем принять нежданное наследство, несмотря на финансовые затруднения, донимавшие его в те времена. Но от компьютерного магазина он отказаться не мог: он как раз собирался засесть за учебу и поближе познакомиться с передовой техникой, а при случае даже заняться программированием.

Господин Райновски – физик-недоучка, из-за какой-то не слишком красивой, но весьма романтичной истории, вылетевший из Стэнфорда. Работая ради хлеба насущного, он сторожил ресторан, обрабатывал надгробия в мраморной мастерской, перевозил мебель и даже пытался изучать психологию, – перепробовал многое, но ни на чем подолгу не задерживался, а остающиеся иногда в кошельке деньги просаживал в казино или транжирил на не слишком щепетильных подружек. Кто знает, сколько еще он искал бы себя, если б не дядюшка. Редкий и поучительный пример того, как усопший дальний родственник наставляет на путь истинный беспутного племянника!

Менеджером Бруно оказался толковым. Природная сметливость позволила ему сообразить, что успех приходит к тем, кто шагает в ногу со временем. Не ахти какой свежести истина, но Бруно дошел до нее сам. Он разобрался с устройством компьютерных сетей и теперь не просто продавал компьютеры оптом, но вдобавок соединял их в сеть, не взимая за это дополнительной платы. Это позволило ему за четыре года превратиться во владельца крупнейшего в Сент-Ривере компьютерного магазина и главного поставщика муниципалитета.

Но не успешный бизнес сделал пана Райновски известным. Действительно, эка невидаль! Продает человек компьютеры и ремонтирует их, снабжает запчастями и оснащает программами. И что?

Другое дело хобби. А оно у Бруно было. Он любил разгадывать загадки и раскрывать тайны, но не те, которыми изобилуют конспирологические романы. Ни исторической наукой, ни политикой господин Райновски никогда особо не интересовался. Тайны и загадки приходили к нему сами. Впрочем, приходят они и по сей день.

Допустим, в жизни человека приключается нечто таинственное, вызывающее страх, сомнения или, на худой конец, любопытство, и сам он не в состоянии в этом разобраться, тогда он идет к Бруно Райновски. А тот всегда готов заняться расследованием, если, по его мнению, предложенная загадка того стоит.

Став владельцем вполне доходного дела, молодой пан Райновски мог, безбедно существуя, заниматься тем, к чему у него лежала душа. Денег он за это не брал, на то оно и хобби.

Рекламу ему сделала госпожа Френсис, пожилая леди, вдова сенатора, проживавшая со своим сенбернаром в просторном старом доме в северном районе столицы. При таинственных обстоятельствах у нее пропало дорогое ожерелье – свадебный подарок покойного мужа. Ни полиция, ни частный детектив не смогли ей помочь, и тогда, вконец отчаявшись, она обратилась за помощью к Бруно Райновски. Слушая рассказ госпожи Френсис, Бруно наблюдал, как в углу гостиной сенбернар, запрокидывая голову, делал глотательные движения и облизывался, с увлечением поглощая шарики собачьего корма. А когда его хозяйка закончила рассказ, Райновски только поинтересовался, не страдает ли ее сенбернар последнее время запорами, после чего откланялся. А уже через день госпожа Френсис безуспешно пыталась всучить Бруно чек на крупную сумму.

Страсть ко всякого рода расследованиям зародилась у Бруно с детства. Родители часто оставляли своего младшего сына на попечение деда, большого любителя детективных романов. Их обоих увлекла игра, возникшая как-то стихийно при обсуждении книги, которую читал Райновски старший.

Эта забава стала для них необходимой частью общения. Дед читал мальчику отрывки из детективов, содержащие загадки, затем они пытались вдвоем найти ответы на вопросы, поставленные очередным сюжетом, и только выстроив свою версию событий, снова обращались к тексту.

Но вот теперь чисто литературное развлечение перекочевало в повседневную жизнь Бруно и даже сделало его по-своему знаменитым.

Николь. Если не думать о том, как попала к тебе эта папка, то, наверное, рукопись оказалась здесь не случайно, похоже, главный герой – твой коллега.

Мэриэл. Почему мой? Наш! А что ты можешь сказать об авторе?

Николь. По-моему, этот вопрос преждевременен. Но ясно, что это художественный текст. Роман?

Мэриэл. Посмотрим. Для романа текст маловат. А как тебе про тайны и загадки, которые приходят сами?

Николь. Не более чем метафора. И дело не в том, что для этого нужны ноги…

Мэриэл. А мне кажется, что автор готовит нас к некой загадке. Пойдем дальше? Теперь моя очередь читать.

Я вручила рукопись Мэриэл и приготовилась внимательно слушать.

 

Глава вторая

Трагические события в Тотридже

Было сразу понятно, что это не покупатель. Молодой человек огляделся, но не сделал ни шага к витрине. Черная кожаная куртка не соответствовала погоде, что могло означать лишь одно: ее владелец спустился с высоты Тотриджа.

– Добрый день, – приветливо обратился к нему Бруно, – чем могу быть полезен?

– Вы ведь господин Райновски?

– Да. А вы Лотар Шмид.

– Позвольте… – Голос молодого человека дрожал.

– Я внимательно читаю газеты. В том числе тотриджские. – Бруно улыбнулся. – В одной из них было ваше фото.

– Мне посоветовали… Мне сказали, что вы это можете.

– Что именно? Найти убийцу вашего отца, Вольфганга Шмида?

– Да.

– Не думаю, но, возможно, смогу подсказать, где его искать, если ваше дело меня заинтересует. Поправьте меня, если я что-либо перепутаю. Ваш отец исчез дней десять назад. А спустя пять дней его нашли, но он был мертв, убийство – основная версия.

– Все верно. Это было в газетах.

– Я глубоко сочувствую вам, но, очевидно, расследованием занимается полиция?

– Да, полиция ищет убийцу, но это не все. В этой истории есть нечто такое, чего никакой полицейский инспектор не сможет объяснить, да и не станет стараться.

– Звучит круто! Пожалуй, нам стоит поговорить в более спокойной обстановке. У вас есть еще дела в Сент-Ривере?

– Да, жена просила навестить ее родственников.

– Вот и отлично, а ближе к вечеру я жду вас. Мы поднимемся ко мне, и вы все подробно расскажете.

– Значит, вы поможете…

– Прежде чем давать вам обещание, я должен понять, чего вы от меня ожидаете, и что я могу. До вечера.

Молодой человек вернулся через пару часов. В магазине еще вертелись посетители. Но Бруно безошибочно определил, что до покупателей они пока не доросли. Поэтому с удовольствием передал их на попечение Лоры, одной из своих продавщиц. Ему не терпелось выслушать Лотара Шмида, предвкушение тайны волновало его, хотелось побыстрее окунуться в нее. Он чувствовал, что его ожидания не будут обмануты, он всегда узнавал своих клиентов, хотя вряд ли мог бы объяснить, по каким приметам.

– Расскажите все по порядку, – попросил Райновски, как только они с молодым Шмидом расположились в небольшой гостиной его квартиры.

– Мы с отцом не были особо близки, виделись нечасто, хотя Тотридж – небольшой город, да и живем мы в одном районе, – начал свой рассказ Лотар.

– Тому были причины? – решился прервать своего гостя Бруно, поскольку ему показалось, что вопрос этот может оказаться важным.

– Если это можно считать причиной. Когда умерла моя мать, а отец через год женился на Салли, я был подростком с неуравновешенной психикой, история стара как мир, вы же понимаете.

– Да, – важно подтвердил Бруно, хотя собеседник выглядел постарше него.

– Это все давно забыто, но осадок от подобных переживаний бывает удивительно стойким. Впрочем, мое отношение к мачехе, хотя оно и осталось непростым, не мешало нам с отцом поддерживать отношения. Мы звонили друг другу, общались в сети.

– Когда вы поняли, что с отцом что-то случилось?

– В прошлый понедельник, поздно вечером позвонила Салли и спросила, не у нас ли задержался отец. Я сказал, что он к нам не приходил. Я чувствовал, что она очень взволнована, и было от чего. Отец отправился на свою вечернюю прогулку и не предупредил, что собирается куда-то еще. Обычно это занимало часа три.

– Вы хотите сказать, что он каждый день гулял по три часа?

– Нет, не каждый день, но достаточно часто. Салли забила тревогу, когда отец не вернулся через четыре часа. Он не был домоседом, порой оставался на ночь у друзей, но всегда держал жену в курсе своих дел. А тут… На него это было не похоже, без особых причин он никогда не выходил за рамки привычного. Характер.

– Салли не пыталась ему позвонить?

– Он никогда не брал мобильник с собой, когда отправлялся гулять. Говорил, что это ему мешает.

– Он не работал?

– Два года, как вышел на пенсию. А до пенсии много лет проработал в «Электросервисе».

– Тело обнаружили в парке?

– Его нашли в парке Независимости, в кустах… Вероятно, маршрут его прогулок проходил именно там.

– У него был постоянный маршрут для прогулок?

– Мы с Салли тоже подумали об этом, но он никогда не рассказывал, где гуляет. Он скончался от удара тяжелым предметом по голове. Не исключено, что это была бутылка.

– Ее нашли? Я имею в виду бутылку.

– В кустах нашли несколько бутылок. Их исследуют. Но дело не в этом.

– А в чем же? – неподобающе быстро спросил Бруно.

– Он был одет не в свою одежду, а в кармане пиджака оказались документы другого человека.

Бруно присвистнул.

– Но почему…

– Меня пригласили на опознание, потому что в брючном кармане обнаружили квитанцию из химчистки на имя Шмида.

– Скажите, он был в костюме или… – Бруно от волнения не мог подобрать нужных слов.

– В костюме, – уверенно сказал Лотар. – Но это не его костюм. По крайней мере, я никогда отца в нем не видел. И Салли тоже. Кстати, Салли утверждает, что он ушел из дома в джинсах и легкой куртке.

– А размер костюма? Его?

Лотар немного пожевал губы.

– Мне показалось, что да. Но вы же понимаете… Надо видеть человека во весь рост… То есть, я хочу сказать, что он должен стоять или идти… Вы хотите сказать, что ему подложили чужие документы?

– Это возможно, – сказал Бруно. – А в документах фотография его?

– В том-то и дело, что его.

– Х-м-м… Какие мотивы предполагает полиция? Ограбление?

– Разве что случайное. У отца никогда не было больших денег, да и наличными он не любил пользоваться. А его кредитная карточка осталась дома. Ее обнаружила Салли.

– Знаете, как бывает… Хорошо бы иметь в кармане мелочь для подобных случаев… – Бруно встал и начал мерить шагами гостиную. Молча и забыв про своего гостя. Он делал это довольно долго. Затем энергично закивал и вернулся на прежнее место. – Чем занимался ваш отец в «Электросервисе»?

– Бухгалтер, сначала рядовой, затем старший бухгалтер. Зарплата достаточно скромная, правда, и мама, и Салли имели возможность не работать… Да и не работали. Ну и пенсия, сами понимаете…

– Скажите, господин Шмид, у вас есть братья, сестры, сводные?

– Нет. У Салли была дочь, но она погибла вместе с отцом в автокатастрофе.

– Понятно. На чье имя были документы?

– Гюнтер Пфлегер.

– Простите, Лотар, ваш отец… немец?

– Да. Он эмигрировал с родителями из Германии еще ребенком. Но я бабушку с дедушкой почти не помню. Они умерли, когда я был маленьким.

Бруно решил измерить гостиную еще раз. Через минуту, удовлетворившись ее шириной, он нарушил паузу:

– Что же я?! Вы хотите что-нибудь выпить? Коньяку?

– Нет, спасибо. Вот от стакана чая не откажусь.

Разговор продолжили за столом.

– Гюнтер Пфлегер… Что известно о нем? – спросил Бруно, помешивая ложечкой чай.

– Полиция выяснила, что такой человек существует… существовал… Владел виллой. Исправно платил за коммунальные услуги и, похоже, жил один, если не считать служанки, занимавшей комнату возле кухни.

– Служанка опознала… тело?

– Да, насколько мне известно, – сказал Лотар, ставя с грохотом чашку на блюдце. – Извините… Как же я про нее забыл? Конечно, мы должны поговорить с ней!

Бруно обратил внимание на «мы». Пожалуй, Лотар прав. Дело выглядело, по меньшей мере, любопытным, и Бруно был достаточно заинтригован.

– Да, надо встретиться с единственной пока свидетельницей Лаурой Криспи.

– Да-да, ее зовут Лаура Криспи. У вас исключительная память! Адреса ее я не знаю, но, возможно, она продолжает жить на вилле?

– Возможно. И даже, пожалуй, очень вероятно. Известно ли где находится вилла?

– Да, но туда нельзя прийти без разрешения полиции.

– Вы уже пробовали?

– Я проверил эту возможность, но побоялся привлечь к себе внимание.

– Чего же вы боялись? Разве у полиции есть сомнения на ваш счет?

– Не знаю, но не удивился бы, если бы попал в число подозреваемых.

– Вы считаете, что вас могут заподозрить, но на каком основании?

– У меня есть мотив и нет алиби.

– Мотив? – изумился Райновски.

– Кто поверит, что я ничего не знал о вилле?

– А что с алиби? Вы же где-то были в предполагаемое время убийства?

– Где-то был, но мне не хотелось бы привлекать к этому… – Лотар замялся.

– Ладно-ладно, в молодости такое бывает, – нравоучительно произнес Бруно. – Если бы полиция руководствовалась такими соображениями, то было бы логичнее подозревать вашу мачеху, а ваш интерес к обстоятельствам смерти отца понятен и вряд ли вызовет подозрение, скорее уж, наоборот.

– Наверное, вы правы, но так уж я подумал.

– Хорошо, попробую встретиться с этой дамой.

– С какой?

– Со служанкой, разумеется.

– Вы собираетесь…

– Нет, – не дал договорить Лотару Бруно, – попробую воспользоваться телефонной книгой. В газетах было имя Гюнтера Пфлегера?

– Наверное, но не могу утверждать.

– Значит, имя, если и упоминалось, то не навязчиво. Хорошо, оставьте мне свои координаты, меня заинтересовала эта ситуация. Ничего не обещаю, но попробую разобраться.

– Спасибо, господин Райновски.

– Пока уж точно не за что.

Николь. Похоже, пришла тайна.

Мэриэл. Ну, не такое уж это таинственное дело. Ужасно, конечно, что человека убили вот так средь бела дня, но что в этом таинственного?

Николь. Но человек-то был не прост.

Мэриэл. Жил двойной жизнью? А что мы знаем о нем? Пока очень мало сказано, чтобы делать выводы. Все может объясниться вполне банально.

Николь. Дорогая вилла у простого бухгалтера? Пусть даже старшего. А зачем он утаил ее от семьи?

Мэриэл. Сорвал куш в лотерее или его дядюшка оказался побогаче дядюшки Райновски. А от семьи мужчинам такого типа порой хочется отдохнуть.

Мы рассмеялись, и Мэриэл хлопнула по подставленной мною ладошке. Я забрала у нее рукопись, сделала глубокий вдох и приступила к чтению.

 

Глава третья

Лаура Криспи

После ухода Лотара Шмида Бруно сделал себе большую чашку кофе с сахаром и сливками. Пил он медленно, с наслаждением, и могло показаться, что он забыл о своем недавнем собеседнике и его проблеме. Но именно так Бруно начинал работать с очередной загадкой, так он погружался в обстоятельства нового дела.

Номер телефона, установленного на вилле Пфлегера, найти было несложно. Бруно надеялся, что телефонную линию не отключили, наверняка об этом позаботился полицейский детектив. Он понимал, что его звонок будет взят на заметку, его участие в расследовании станет известно полиции, но какое это имело значение?

К счастью, госпожа Криспи действительно продолжала жить в доме своего бывшего работодателя. Трубку сняла именно она, что избавило Райновски от лишних вопросов и объяснений.

– Моя фамилия Райновски, – представился Бруно. – Я говорю с госпожой Криспи?

– Да, а вы тот самый Бруно Райновски?

– Видимо, мы знакомы?

– Я читала о ваших расследованиях.

– В таком случае, возможно, вы согласитесь ответить на несколько вопросов?

– С удовольствием. Но вы ведь в Сент-Ривере?

– Я приеду в Тотридж. Удобно будет вам встретиться в ресторанчике возле мэрии, забыл, как он называется?..

– Да, вполне удобно, а называется этот ресторан «Эдем», странно, что вы забыли, если бывали там.

– Почему? Название не назовешь оригинальным.

– Если не вспомнить, что его хозяйку зовут Евой. В какое время?

– Евой, говорите? Я этого не знал, теперь не забуду. Завтра примерно в три пополудни у Евы, вас устроит?

– Договорились.

Госпожа Криспи чуть опоздала, но Бруно понял, что она сделала это вполне осознанно. Ей было удобнее искать человека, назначившего встречу, в ситуации, когда он сидел за столиком и дожидался ее. Она придирчиво рассмотрела золотую серьгу в левом ухе Бруно и пучок волос, собранных в короткую косичку чуть ниже затылка, и осталась не слишком довольна увиденным.

Сама же Лаура выглядела лет на пятьдесят с лишним, хотя по голосу ей можно было дать меньше. Впрочем, Бруно промахнулся не только с возрастом. В его представления о том, как выглядят женщины, прислуживающие немолодым хозяевам дорогих вилл, Лаура никак не укладывалась. Даже внешне она больше напоминала опытную секретаршу или школьную учительницу. Благодаря прекрасно сшитому темно-синему платью, которое дополнял и оживлял жемчужно-серый кардиган, она казалась довольно стройной, и Бруно обратил внимание на высокий каблук ее туфель, на легкую походку, на элегантную, но уместную прическу, умелый едва заметный макияж. Руки этой женщины тоже выглядели безупречно. Райновски решил, что может позволить себе вполне откровенный разговор, но сначала заказал два бизнес-ланча: для леди и себя.

– Долго ли вы работали у господина Пфлегера? – спросил Бруно, сразу, минуя формальную часть беседы.

– Одиннадцать лет, – ответила Лаура Криспи, сопроводив слова тяжелым вздохом. – Это было хорошее место.

– Вы сразу получили возможность жить на вилле?

– Да. Что меня и привлекло, у меня не было опыта подобной работы, но господина Пфлегера это не смутило. Понимаете, мне трудно было найти приличное жилье на те деньги, которые я получала в виде пособия. Найти работу по специальности – я учитель испанского языка – было сложно, вы ведь понимаете?

– Вы приехали на тот момент из?..

– Это важно?

– Нет, конечно.

– Тогда давайте перейдем к другим вопросам.

– Вы правы. Какого рода работу вы выполняли?

– Я вела хозяйство. То есть, освобождала своего хозяина от бытовых проблем. Сначала я многое делала сама, но со временем господин Пфлегер предложил мне нанять двух женщин: одна готовила еду, другая убирала. Иногда им в помощь я приглашала девушек из деревни, но, в основном, в этом не было необходимости. Хозяин все оплачивал без вопросов. Кроме женщин был еще садовник, он приходил два дня в неделю, ну и по необходимости… В доме много всяких ситуаций бывает.

– Да, понятно. Судя по всему, за эти годы хозяин привык полностью полагаться на вас. Ваши отношения никогда не выходили за рамки деловых?

– Нет, что вы, – Лаура усмехнулась, видимо, что-то вспомнив, – ему нравились молодые женщины, да и мне он никогда не был интересен ни в каком ином качестве. Но хозяином он был хорошим и щедрым.

– У Гюнтера были друзья? Кто-нибудь навещал его?

Лаура немного призадумалась, но ее ответ прозвучал уверенно:

– Нет.

– Он получал какую-то корреспонденцию? Письма?

– Реклама и счета на коммунальные услуги. Ничего более.

– В день, когда это случилось… Вы видели его?

– Конечно. Он появился вечером в начале восьмого и попросил приготовить омлет с грибами. Ему очень нравилось, как я его готовлю. Хотя секрет прост: я кладу в него кашкавал. Этот болгарский сыр обладает великолепным…

– Я обязательно воспользуюсь вашим рецептом, но не будем…

– Ах, простите… Конечно. Такие детали не очень важны.

– Господин Пфлегер… Вы не заметили ничего необычного в его поведении в тот день?

– Все было обыденным. Нет. Впрочем, иногда это бывало. Думаю, что у него было назначено свидание. Покончив с омлетом, господин Пфлегер надел твидовый костюм в мелкий рубчик. Я предложила вызвать такси, но он отказался.

– То есть машины у него не было? – удивился Райновски.

– Нет. Он предпочитал пользоваться такси. Но он нечасто покидал дом так быстро после прихода.

– А если покидал, то часто не брал такси?

– Такое случалось не раз.

– Чем обычно господин Пфлегер занимался дома, ну… когда его не навещали дамы?

– Смотрел телевизор. Знаете, такая игра, как футбол, только несколько мячей…

– Квадробол?

– Возможно. Я не очень в этом разбираюсь.

– Вы не могли бы дать мне адреса женщин, работавших в доме? Но больше всего меня интересуют те молодые особы, которых, как вы только что сказали, предпочитал ваш хозяин. – Бестактность своего вопроса Бруно смягчил улыбкой.

Но это не помогло. Лаура презрительно поджала нижнюю губу и сделалась похожей на только что снятую с крючка рыбу. Ее взгляд не сулил ничего хорошего.

– Надеюсь, вы не предполагаете, что я шпионила за своим хозяином? – с обидой в голосе сказала она. – Я почти никого из них не видела, а то, что их было много, я знаю точно: ведь моя комната имела общую стену с гостиной, и я хорошо слышала их голоса.

– Сколько же их было? – Бруно решил не отступать.

– Очень много, – сказала Лаура, почему-то понизив голос, – три, а может, четыре.

Бруно не смог сдержаться и хмыкнул. Чтобы сгладить впечатление, он достал носовой платок и принялся в него откашливаться.

– Извините, – сказал он, но его глаза продолжали веселиться. – А что вы можете сказать о работницах?

– У меня есть только номера их телефонов, но уверяю вас, что им нечего сказать. Ведь они приходили лишь на несколько часов по утрам.

– Гюнтер где-то работал?

Лаура еще раз посмотрела на Бруно так, что у него зачесалась спина.

– Я не вмешивалась в его личные дела, но должна сказать, что он обычно появлялся вечером, не каждый день, и почти никогда не оставался на ночь.

– И вам не казалось это странным? – упорствовал Бруно.

– Странным? – искренне удивилась Лаура. – Разве вам не известна поговорка «Никогда не спрашивай у мужчин, где они ночевали»?

– Спасибо, Лаура, вы мне очень помогли, – сказал Бруно фразу, почерпнутую из какого-то детектива, поняв, что ничего больше не узнает от домоправительницы, хранящей верность своему хозяину даже после его кончины. Но тут его осенило. – Возможно, мне понадобится ваша помощь.

– Можете на нее рассчитывать.

– Именно это я и хотел от вас услышать.

– Надеюсь, что вы сможете разыскать убийцу господина Пфлегера.

Попрощавшись с Лаурой, Бруно позвонил Лотару Шмиду. Раз уж он в Тотридже, то имело смысл переговорить и с ним. Бруно нравилось в «Эдеме». Спокойная обстановка, тихая ненавязчивая музыка – все это располагало к откровенной беседе. Правда, Лаура не оправдала всех его ожиданий, тут уж даже Вивальди оказался бессилен.

Оказалось, что страховая компания, где служил Лотар, находится неподалеку, так что лучшего места, чем у Евы, найти было невозможно. Бруно заказал себе кофе, но не успел его допить, как в ресторан влетел Лотар Шмид.

– У вас есть для меня новости? – спросил Лотар, устраиваясь напротив Бруно.

– Как сказать, ничего неожиданного. Несложно было догадаться, что ваш отец устроил себе возможность жить так, как хотел. Пусть и не постоянно. Но вы говорили, что семья хоть и не бедствовала, однако вряд ли он мог себе позволить купить виллу, да и содержать ее тоже было недешево, я уже не говорю о других затратах.

– Да, я вас понимаю. Вопрос один – откуда деньги?

– Именно так.

– Вы говорили с этой женщиной, которая живет сейчас на вилле?

– Да, она работала на вашего отца довольно долго, но происхождение его денег ее никогда не интересовало, ее устраивали условия работы, она хорошо справлялась со своими обязанностями, нет, это были только обязанности домоправительницы, поверьте мне, пока просто поверьте. Я в таких делах разбираюсь, – прихвастнул Райновски, хотя Лотар не выказывал сомнения.

– Допустим, но я уверен, что она задумывалась над некоторыми вопросами, пусть не тогда, а потом, когда она осталась без работы…

– Конечно, я уверен, что ей есть еще, что сказать, но пока она не была со мной достаточно откровенна, а давить на нее бессмысленно, это может дать противоположный результат.

Разговор прервался на минуту, поскольку к столику подошел официант, и Лотар заказал кофе и фруктовый десерт.

– Но вы ведь будете еще с ней говорить? – спросил Шмид.

– Безусловно. Однако мне нужно хорошенько обдумать свои дальнейшие действия.

– Надеюсь, вы будете держать меня в курсе?

– Постараюсь, – осторожно пообещал Бруно.

Бруно решил выпить еще чашку кофе. У Евы ему хорошо думалось.

Полиция сосредоточилась на поисках убийцы. Инспектор Андриани, конечно, понимал, что многое в этом преступлении странно, но у него была своя задача, и морочить себе голову дополнительными загадками ему не слишком хотелось. Что касалось детектива Блумберга, то он выполнял распоряжения начальства, опрашивая людей, знавших убитого. Разумеется, он допросил и Лауру Криспи.

Бруно понимал, что, скорее всего, Лаура была так же осторожна в разговоре с полицейским детективом, как и в короткой беседе с ним, она говорила только то, чего не могла не сказать. Впрочем, не мешало бы сделать вторую попытку, повод был легко найден. Расплатившись, Бруно направился в сторону района, где располагалась вилла Пфлегера.

На сей раз он позвонил ей на сотовый, номер которого она не скрыла при их первой беседе.

– Вы о чем-то забыли спросить? – поинтересовалась Лаура Криспи, как только Бруно назвал себя.

– Нет, у меня появилась одна идея, но я не могу сделать то, что задумал, без вашего участия.

– Вы меня заинтриговали, хотите это обсудить по телефону?

– Нежелательно. Я звоню, чтобы попросить вас о еще одной встрече. Я тут недалеко от вашего дома, вижу небольшое уличное кафе рядом с почтой.

– Я понимаю.

– Давайте выпьем по чашечке кофе, вы любите сладкое?

– Кофе черный без сахара и миндальное пирожное.

– Договорились.

– Так что у вас за идея? – спросила Лаура, после того как официант принес кофе и пирожные.

– Гюнтер был ведь католиком?

– Да, но я не думаю, что он придерживался традиций или был очень набожным человеком, ну вы меня понимаете…

– У вас были основания так считать?

– Я уже говорила вам о своем нежелании…

– Погодите, я не задаю вам никаких лишних вопросов, я хочу разгадать тайну его смерти, после того как я это сделаю, все, что я о нем узнал, уйдет из моей памяти. Я не журналист и не писатель.

– Хорошо, я вас поняла. Но этот вопрос уж точно был ни к чему, ведь понятно, какой образ жизни вел покойный. Вы всерьез полагаете, что он не пропускал ни одной службы в церкви?

– Но хоронили его по христианским обычаям?

– Да, но это делали другие люди.

– Так вот, как вы думаете, удивит ли кого-то тот факт, что на сороковой день, после его смерти кто-то устроит поминальный прием?

– Его жена, сын, видимо, сделают это.

– Нет, они будут поминать Вольфганга Шмида, а я с вами говорю о Гюнтере Пфлегере.

– Вы хотите, чтобы я организовала такой прием? – вдруг догадалась Лаура.

– Да, это сложно?

– Ну, не слишком, просто я не понимаю, зачем?

– Мы дадим объявление в газетах, в сети. Пригласим всех, кто знал этого человека.

– И что, вы надеетесь, что придет убийца?

– Этот вариант тоже не исключен, но я не так оптимистично настроен. Я надеюсь привлечь женщин Гюнтера. В объявлении мы укажем, что подробности можно получить по телефону, номер будет моего сотового. Таким образом, у нас будет больше возможностей заполучить свидетелей или, точнее, людей, которые вполне вероятно обладают нужной нам информацией.

Бруно сознательно употребил местоимения, включающие его собеседницу в процесс расследования, что называется, на равных. Это сработало.

– Хорошо, – согласилась госпожа Криспи, глаза ее блестели, а мысль, несомненно, активно работала, – я организую и объявления, и прием. Номер вашего телефона у меня есть. Но я бы хотела, чтобы вы держали меня в курсе событий и дальше, это мое условие, если хотите.

– Идет, – согласился Бруно.

Лаура выполнила обещание. Объявления появились не только в местных газетах, но и в «Интерньюс». Бруно был доволен. Он вернулся в Сент-Ривер с чувством, что скоро раскроется, как минимум, часть тайны, но его ждала неожиданность, впрочем, она была не первая в этом деле и далеко не последняя.

Николь. Ничего себе домоправительница!

Мэриэл. А что тебя удивляет?

Николь. Одиннадцать лет в доме! Да она должна знать этого Пфлегера, как свои пять пальцев!

Мэриэл. Скорее всего. Собственно, наверняка она многое попросту умолчала.

Николь. Но почему? Судя по всему, она знает, с кем говорит, понимает, что каждый факт важен.

Мэриэл. Осторожность. Думаю, дама еще разговорится. Давай читать дальше.

Николь. Секунду. Мне кажется, что этот молодой человек кое-что упустил.

Мэриэл. Бруно?

Николь. Да. Ты помнишь, квитанция из химчистки на имя Шмида? Как она попала в карман Пфлегеру?

Мэриэл. Тут можно сделать массу предположений. Например, по дороге на виллу Шмид собирался сдать одежду в химчистку, но она оказалась закрытой на обед. Он прихватил ее на виллу, а потом сдал ее, будучи одетым в костюм Пфлегера.

Николь. Разумеется, но дело не в этом. Райновски следовало бы заинтересоваться этим, расспросить Лауру Криспи например.

Мэриэл. Подожди, Николь, может, все еще впереди. Ты же, надеюсь, не разделяешь его ощущений, что вот сейчас он все выяснит?

Николь. Конечно, иначе бы мы не читали эту повесть. Кстати, если хочешь, могу высказать гипотезу. Правда, она не подкреплена никакими фактами, а основывается исключительно на законах построения произведений детективного жанра. Тот, кого автор рисует хорошим мальчиком, в результате оказывается бандитом и наоборот.

Мэриэл. Лотар Шмид?

Николь. Нет. Мне показалось, что автор слишком подробно остановился на внешности Лауры Криспи. Я бы сказала, неоправданно подробно… Не удивлюсь, если она окажется плохим мальчиком.

Мэриэл. Давай дальше.

На лице Мэриэл заиграла улыбка. Неужели я угадала? Ткнула пальцем в небо и… Нет, она пытается меня запутать…Что ж, посмотрим. Я вручила рукопись Мэриэл.

 

Глава четвертая

Тотридж проснулся

Полицейский участок Тотриджа сродни пожарной команде этого сонного и несгораемого городка. Идея объединения двух служб давно витала в его горном воздухе и не давала спокойно спать налогоплательщикам. Но убийство Вольфганга Шмида, можно сказать, двойное убийство, ведь, как выяснилось, тем же тяжелым предметом был убит и Гюнтер Пфлегер, легко переубедило крохоборов. Правда, отдельные несознательные элементы нашептывали, что полиция сама организовала это убийство, чтобы сохранить финансирование, а может и приумножить его. А некоторые хитроумные любители конспирологических романов зашли еще дальше: они указывали на мирно дремлющую пожарную команду. Но все эти нелепые подозрения были лишены логики напрочь. К примеру, куда проще было бы организовать небольшой пожар, быстро затушить его и обойтись без сокращения численности налогоплательщиков.

Но случилось то, что случилось. И тут оказалось, что специалистов для расследования такого серьезного преступления как убийство в Тотридже нет. Ведь последнее убийство в городе, если верить его старожилам, произошло лет пятнадцать назад, да и тело не нашли, зато нашли свидетелей, утверждавших, что видели «жертву» разгуливавшей по пляжу острова Астра с банкой пива в руке. Так что вообще непонятно, почему эта загадка была отнесена к преступлениям, тем более, столь солидным. Или для отчетности надо было показать наличие нераскрытых преступлений?

Инспектор Андриани быстро зашел в тупик. Все что он смог выяснить, это способ убийства: одна из обнаруженных вблизи трупа бутылок, как показало исследование, и оказалась тем самым злополучным тяжелым предметом. Инспектор Андриани, будучи большим поклонником «Туборга», даже испытал нечто сродни личному оскорблению, узнав, что именно эта марка пива причастна к преступлению. А когда детектив Блумберг с самым серьезным видом предложил подать в международный суд на Голландию за поставки орудий убийства, инспектор так зыркнул на него, что Блумберг прикусил язык и ретировался с глаз долой.

Следы крови, крови именно Вольфганга Шмида, несколько седых волос, обнаруженные на бутылке, и форма раны однозначно свидетельствовали не в пользу королевства Нидерландов. Но вот каких-либо отпечатков пальцев на горлышке, а удар был произведен основанием бутылки, найти не удалось. Отпечатки же на других частях бутылки были явно оставлены задолго до совершения убийства. Из всего этого можно было сделать лишь один вывод: хотя убийца и воспользовался случайно подвернувшимся предметом, к самому преступлению он оказался хорошо подготовлен. К тому же ему повезло с погодой – сильный ливень, почти невероятный в середине мая, прошедший вскорости после предполагаемого времени убийства, уничтожил все следы, которые мог оставить преступник. Даже нечего было сдать на анализ ДНК…

Пожалуй, единственной странностью этого преступления (если не считать, что само преступление уже странность) была «двойная» жизнь жертвы. Хотя в кармане пиджака и были обнаружены документы на имя Гюнтера Пфлегера, Лотар Шмид опознал в нем своего отца. Запрос в городской архив позволил быстро определить, что в 1959 году в отделение МВД Тотриджа обратился восемнадцатилетний Гюнтер Пфлегер с просьбой поменять имя на Вольфганг Шмид. Просьба была рассмотрена и удовлетворена, о чем свидетельствовали соответствующие подписи и печати. Поэтому надпись на рабочей папке была заменена «Делом Вольфганга Шмида», и именно под этим именем он был предан земле.

Оставалось неясным, каким образом в компьютере МВД Гюнтер Пфлегер уживался с Вольфгангом Шмидом. Но и тут не было ничего криминального. По-видимому, произошла техническая ошибка: при компьютеризации чиновник не обратил внимания на факт смены фамилии и занес Гюнтера Пфлегера в базу данных. Обычная безалаберность зажравшихся бюрократов.

Инспектор Андриани побеседовал с близкими Гюнтера Пфлегера и Вольфганга Шмида. Но ни Лаура Криспи, ни Лотар и Салли Шмид ничего не могли сказать о врагах убитого, точнее, категорически отрицали их наличие. Ничего не добавили и Билл Уайт с Брайаном Адамсом – постоянные партнеры Вольфганга Шмида по покеру.

Старший инспектор Брайтвелл уже подумывал обратиться за помощью в столицу, хотя его воротило от мысли, что эти столичные выскочки усядутся у него в кабинете и начнут командовать как у себя дома. Все это он уже несколько раз проходил. Большое спасибо!

Но тут дело приняло иной оборот. Сначала в участок заявилась миссис Голдсмит и сообщила, что ее муж Генри Голдсмит, стилист, а по-простому, парикмахер, исчез. Утром, как всегда, выпил чашку зеленого чаю с традиционным омлетом и отправился на работу, но так до нее и не дошел. И домой не вернулся. Нет-нет, жили они дружно, и не было повода… Все предписываемые случаю усилия были предприняты, но поиски ничего не дали. Генри Голдсмит не покидал страну воздушным путем, а учитывая, что вместе с ним исчезла и его старенькая «субару», то он вполне мог «сделать колеса».

Не успела полиция как-то успокоить миссис Голдсмит, как приключилась новая напасть. Не прошло и трех дней, как исчез Тед Густавсон, о чем заявила его старшая дочь Сандра. Тед Густавсон возглавлял филиал туристической фирмы «Сент-Ривер тревелз». Сценарий исчезновения был схожим, правда, Густавсон исчез по дороге с работы домой. Но существовало и два принципиальных отличия: во-первых, при нем имелась довольно крупная сумма денег. По дороге домой он должен был зайти в банк и сдать недельную выручку, но до банка, как и до дома, он не добрался. А во-вторых, его машина была найдена брошенной вблизи мексиканской границы. Так что опасения домочадцев за судьбу Теда Густавсона выглядели вполне обоснованными.

Теперь обращение за помощью в столицу выглядело неизбежным: своих сил у старшего инспектора Брайтвелла на поиски убийцы и двух пропавших явно не доставало. Но Брайтвелл не спешил. Он решил дождаться, пока столица сама предложит помощь, а он милостиво согласится ее принять.

Николь. Ну вот, начинает хоть что-то происходить.

Мэриэл. А ты считаешь, что до этого момента ничего особенного не случилось?

Николь. До исчезновения двух граждан спокойного провинциального городка, события вполне могли иметь весьма банальное объяснение.

Мэриэл. Если так рассуждать, то и эти исчезновения…

Николь. Ну, нет! Одно исчезновение могло, конечно, не иметь никакого отношения к предыдущим событиям, но два – это уже перебор, просто по закону жанра.

Мэриэл. Ты права только в том случае, если перед нами чисто литературное произведение.

Николь. А это не так?

Мэриэл. Не знаю. Но если здесь нет ничего, кроме авторской фантазии, почему папку подбросили сюда, а не в какое-нибудь издательство?

Я протянула руку, чтобы забрать рукопись у Мэриэл.

– Подожди-ка, – сказала она и позвала своего секретаря.

– Я вам нужен, – меланхолично сообщил Ари.

– Будь добр, загляни в подшивку газет. Нас интересует Вольфганг Шмид.

– В этом нет никакой необходимости.

– То есть?

– Вольфганг Шмид, пенсионер, ушел из дома 17 мая в Тотридже и не вернулся по сей день. Полиция его ищет, но пока безрезультатно.

– А Гюнтер Пфлегер?

– Гюнтер Пфлегер… – Ари замер, – а этот человек был убит. Его тело нашли в национальном парке в Тотридже. Кто-то ударил его по голове бутылкой из-под пива.

– Спасибо, Ари, – дружно и с чувством поблагодарили мы секретаря Мэриэл.

Он с достоинством удалился.

– Мне сразу имя показалось знакомым, – сказала Мэриэл.

– Но… Неужели имена подлинные?

– Как видишь. Надо будет потом проверить и другие. Ты все еще настаиваешь, что это чистый вымысел?

– Продолжим, – буркнула я и забрала у Мэриэл рукопись. Все-таки ей удалось сбить меня с толку. Впрочем, я, в отличие от нее, не могла положиться на Ари: ведь наверняка они в сговоре!

 

Глава пятая

Хельмут Пфлегер

Сообщение об исчезновении Генри Голдсмита могло бы особо не заинтересовать Бруно, случись оно в Сент-Ривере или на каком-нибудь из островов. Но речь шла о Тотридже. Не прошло и двух недель с момента убийства Вольфганга Шмида, как название города вновь замелькало на первых страницах центральных газет.

Приходило ли в голову Бруно, что эти два события как-то связаны? Вряд ли, хотя, разумеется, он этого не исключал. Почему бы и нет? Просто не было никаких оснований делать подобные умозаключения. Но вот когда пропал Тед Густавсон, Бруно задумался на эту тему серьезно. Само собой, все газеты в один голос выдвигали предположение, что исчезновения людей взаимосвязаны. Ведь между событиями прошло лишь два дня. А желтая пресса начала сеять истерику – под зловещими заголовками появились предсказания новых похищений, и, разумеется, среди потенциальных похитителей оказались инопланетяне. Все как всегда.

Но Бруно пошел еще дальше – интуиция подсказывала ему, что связать следует все три происшествия. Но как? Что общего может быть у почтенного пенсионера, цирюльника и менеджера средней руки? Ну хорошо, с цирюльником понятно, он мог стричь пенсионера и менеджера – надо будет это проверить. Впрочем, если следовать такой логике, то пенсионер, да и цирюльник тоже, могли пользоваться услугами туристской фирмы, возглавляемой Тедом Густавсоном. Если бы Густавсон исчез раньше Голдсмита, то напрашивалась версия: Голдсмит ограбил Густавсона и сбежал с деньгами. Но это скорее фантазия, чем рабочая версия. И тогда при чем тут Шмид? А это ключевой вопрос.

Когда Бруно решил, что надо бы проверить, где стригся Вольфганг Шмид и кто был его туристским агентом, раздался телефонный звонок. Лаура Криспи по каким-то делам оказалась в Сент-Ривере и хотела переговорить с ним. Райновски пригласил ее в свой магазин.

Посетителей не было, и Бруно мог уделить госпоже Криспи время для беседы. Они поднялись наверх.

Лаура сочла необходимым объяснить свой визит.

– Я все-таки решила, что должна вам кое-что рассказать. Я долго колебалась, но вам удалось произвести на меня впечатление. Благоприятное впечатление. Я все ожидала, когда же вы меня спросите, что мне известно про Вольфганга Шмида. Но у вас хватило терпения, а может быть, и такта… – Лаура вдруг умолкла, словно потеряла некое связующее звено.

Бруно мысленно поблагодарил себя за то, что воздержался от этого вопроса, хотя тот вертелся на языке. Он-то как раз рассчитывал, что Лаура начнет разговор на эту тему сама. И, кажется, дождался.

– Я не сомневался, что вам было кое-что известно об этом, – как можно спокойнее произнес Райновски.

– Да, – согласилась Лаура, стряхнув оцепенение. – Речь пойдет о семейной тайне, так что…

– Да-да, вы можете на это рассчитывать, я вам уже говорил, что не работаю на прессу, так что, все останется между нами.

– Хорошо, что вы это понимаете, господин Райновски. Лотар Шмид довольно симпатичный молодой человек, и мне совсем не хотелось бы бросать тень на его имя. Хотя, кажется, газетчики так и не докопались, что Гюнтер Пфлегер и Вольфганг Шмид – один и тот же человек. За это надо благодарить полицию… Впрочем, дети за отцов не отвечают, не говоря уже о дедах.

– О дедах? – непроизвольно вырвалось у Бруно.

– Семейная легенда гласит, что Гюнтер поссорился со своим отцом и потому сменил имя.

– Если бы все так поступали, то в мире бы воцарилась великая путаница.

– Разумеется. Это была не просто ссора, а, скорее, столкновение. Гюнтер не хотел иметь ничего общего со своим отцом.

– Я, кажется, догадываюсь, о чем речь.

– Да, господин Райновски, – энергично закивала Лаура, – вы правы. Хельмут Пфлегер служил в гестапо. Его чин был довольно низок, кажется, лейтенант, но это не меняло дела… Юношеский максимализм, знаете ли. Гюнтер не мог с этим смириться. Он порвал с отцом, как только узнал об этом. А узнал он об этом случайно: какое-то старое письмо попало ему в руки. А через год, достигнув совершеннолетия, он сменил имя и фамилию. Мать советовала ему выбрать новые из англосаксонских, но у Гюнтера был тяжелый акцент, в любом случае выдававший его немецкие корни.

– А как Хельмут оказался в Сент-Ривере?

– В сорок четвертом он попал в плен к союзникам, но ему удалось бежать. Какое-то время прятался в лесу, питался ягодами – дело было в июле – а затем добрался, кажется, до Остенде, где, воспользовавшись прекрасным знанием французского языка, устроился кочегаром на грузовое судно, идущее в Штаты. Там он прикинулся антифашистом, бежавшим из немецких застенков, а в дальнейшем уже перебрался сюда.

– А семья?

– Уже после войны он смог с помощью родственников разыскать Анну, и вскоре ей удалось вместе с пятилетним Гюнтером присоединиться к Хельмуту. Я не знаю, что числится на совести Хельмута Пфлегера, Гюнтер ничего конкретного по этому поводу рассказать не смог. Впрочем, никто не поручится, что Хельмут Пфлегер – настоящее имя его отца. Так или иначе, «Моссад» за ним, похоже, не охотился, и он умер от банального инфаркта, не дожив несколько месяцев до своего семидесятилетия.

– Скажите, госпожа Криспи, сколько может стоить вилла Гюнтера Пфлегера?

– Не знаю. Я в этом не разбираюсь. Мне столько никогда не заработать. Но думаю, вас интересует источник богатства Гюнтера?

Райновски кивнул.

– Гюнтер получил наследство от матери, – ответила Лаура. – Анна пережила мужа на полгода.

– Несмотря на их отношения?

– В смысле? – удивилась Лаура.

– Простите. Я имел в виду отношения отца и сына.

– Гюнтер рассказывал, что это далось ему нелегко. Мать взяла с него слово, что он примет наследство, и даже требовала, чтобы он простил отца. Но Гюнтер согласился лишь на первое.

Райновски потеребил кончик носа, чтобы скрыть невольную улыбку.

Закрыв в конце дня магазин и поднявшись к себе, Бруно включил телевизор, чтобы послушать вечерний выпуск новостей. Все как всегда: Иран рвется к атомной бомбе, теракт в Пакистане, Израиль отстраивает Иерусалим и обижает палестинцев… А это что? В нейтральных водах израильские коммандос захватили турецкое судно, направлявшееся с гуманитарной миссией в Газу, убив при этом около двадцати пассажиров! Но в это трудно поверить! Израиль обычно действует куда осторожней, пытаясь обойтись без лишнего шума. А тут… Какой вой поднимется теперь в мире! Не стоило израильтянам так подставляться. Цель не оправдывает этого. Ну пусть бы турки спокойно доплыли до Газы, ничего бы страшного не случилось. Впрочем… А может все наоборот? Может, Израиль как раз и рассчитывает на громкий международный скандал? Чтобы отвлечь от чего-то еще более громкого?

Райновски вздрогнул и сразу вспомнил, как пару месяцев назад он смотрел документальный фильм об убийстве палестинского террориста – замысловатая фамилия не отложилась в памяти. В далеких Объединенных Арабских Эмиратах без малого тридцать агентов «Моссада» (а кто еще мог?) сначала обезвредили электрошокером, затем впрыснули какой-то яд, не оставляющий следов, и для пущей убедительности придушили несчастную жертву, отправив ее к заслуженным семидесяти девственницам. После фильма комментатор с ехидством заявил, что это вовсе не «Моссад», а бригада «Голани» в полном составе!

И что? Вполне возможно, что захват турецкого судна был направлен на отвлечение внимания мировой общественности от преступления в Дубае. А что если?

Допустим, рассказу Лауры Криспи можно верить. В смысле, вряд ли она что-то сочинила сама, но где гарантия того, что Гюнтер Пфлегер был откровенен с ней? Не выглядит его история убедительной. Вот если бы он не взял денег, то тогда, пожалуй. А так… Почему не допустить, что не было никакой ссоры с отцом, а был сговор, позволивший Гюнтеру обезопасить себя. А деньги… Деньги могли быть награблены у евреев. Кто-кто, а польский еврей Бруно Райновски слыхивал множество подобных историй. И тогда… Достал же «Моссад» Эйхмана в Аргентине! Предположим, он долго, слишком долго, шел по следам Хельмута Пфлегера, а когда добрался до цели, то в живых оставался лишь сын. Но такого еще не было, чтобы за отца казнили сына. Это не почерк «Моссада», это скорее пахнет вендеттой… Но… может, опять речь идет об отвлечении внимания. Стоп! Стоп, остановись! Это в рассуждения Бруно вмешался внутренний голос. И что тогда: Лаура Криспи – агент «Моссада», пытающаяся приплести сюда израильский след.

– Кажется, я окончательно запутался, – вслух сказал Бруно. – Что значит «приплести израильский след», если Гюнтера и впрямь устранили агенты «Моссада»?

Он открыл бар и плеснул в рюмку коньяку. Алкоголь подействовал быстро. Бруно завернулся в плед и задремал на диване. Его последней мыслью было, что нельзя доверять никому, а телевизору – в первую очередь!

Утром, еще до конца не проснувшись и не раскрыв глаза, Бруно осознал всю ничтожность шансов выловить хоть что-нибудь из того, что он про себя называл германским следом. Но не в его манерах было упускать возможности. «Делай, что можешь, и пусть будет, что будет», – сказал он себе.

Для начала он написал Матиасу Бахману. С ним он приятельствовал во время недолгого пребывания в Стэнфорде. Этот белобрысый прилизанный немец держался подчеркнуто дружественно со всеми, но к Бруно относился даже несколько покровительственно. Впрочем, Бруно извлекал из этого определенную пользу: если б не опека Матиаса, Бруно вылетел бы из университета уже после первых экзаменов – ему было не до учебы. Вырвавшись из-под жесткой опеки родителей, Бруно увлекся девушками и компьютерными играми. Непонятно, как можно совместить одно с другим и, тем более, с обучением на техническом факультете. Матиас же, получив степень бакалавра, перебрался в МТИ, а затем вернулся на родину, защитился в университете Штутгарта и остался там читать курс квантовой физики. У Бруно заняло лишь несколько минут разыскать в Интернете адрес электронной почты Матиаса.

Матиас ответил сразу. Конечно, он помнит Бруно и очень сожалеет о его внезапном исчезновении из Стэнфорда, о причинах которого ходило множество слухов. Помочь обещал. Не касаясь сути дела, Бруно просил выяснить в архивах существование человека по имени Хельмут Пфлегер, примерно 1917–1927 года рождения. Диапазон – на случай, если Хельмут изменил дату рождения.

Чтобы не терять времени, Райновски связался с Лотаром Шмидом и попросил выяснить все, что касается получения его отцом наследства от своих родителей.

Бруно и понимал, и чувствовал, что в вопросе происхождения денег покойного Гюнтера Пфлегера, или Вольфганга Шмида, заключен какой-то особый смысл, какая-то ниточка. Хотя вовсе не обязательно она ведет к разгадке убийства, но ведет все же туда, где есть факты. Ведь чтобы найти решение загадки, нужно выстроить их тем единственным способом, который указывает на отгадку. Собственно, ради этого и следует тщательно собирать и анализировать факты, отбрасывая все, что таковыми не является.

Откуда у человека может появиться сразу много денег? Наследство? Нужно проверить, но как можно тайно получить большое наследство? Тайно от жены и сына? Деньги можно выиграть, но для этого необходимо играть. Это нуждается в проверке. Можно получить взятку, но только в том случае, если от твоих решений что-то серьезно зависит в жизни кого-то, кого? Деньги можно, в конце концов, найти, но для этого их сначала кто-то должен был потерять, кто? Когда? Вопросов оказалось больше, чем ответов, и даже больше, чем версий. Бруно выделил те вопросы, на которые можно было бы поискать ответы в сети. Он подумал, что пара предположений может иметь отношение к месту работы покойного Шмида. Понятно, что появление Гюнтера Пфлегера как-то связано с появлением денег и, скорее всего, даже является результатом этого события. А не поискать ли информацию об «Электросервисе»? Крупная полугосударственная компания наверняка не раз упоминалась в новостях, да и не только.

Для поиска Бруно воспользовался Гуглем, задав в качестве ключевого слова «Элекстросервис». Большинство ссылок отправляли его на новостные сайты или малоинтересные публикации в электронных копиях СМИ. Его внимание привлек один из заголовков старой статьи в «Интерньюс», датированной январем 1998 года. «Крупная афера в компании “Элекстросервис”». Бруно с интересом взялся за чтение довольно объемной статьи.

Некий Томас Нордвейн, бухгалтер компании, используя доверие своего начальника, оформил липовый договор на ремонт каких-то помещений и снял под этим предлогом огромную сумму со счетов «Электросервиса».

Автор статьи обращал внимание читателей на нравственный аспект этого неприятного дела. Обнаружил сомнительные операции Вольфганг Шмид, начальник Нордвейна. Он заявил об этом, после чего была проведена ревизия, подтвердившая факт кражи. На следствии, а позднее и на суде, Нордвейн пытался переложить вину на Вольфганга Шмида и говорил, что его подбил на это преступление именно его начальник, господин Шмид. Это было смехотворное и совершенно бездоказательное заявление. Всем было ясно, что подсудимый пытался оклеветать своего начальника в отместку за разоблачение. Поэтому никто эти попытки не стал рассматривать всерьез. Кроме того, как установила проверка, у Вольфганга Шмида не было на счету никаких внезапно появившихся денег, в то время как на счету его подчиненного появилась солидная сумма, происхождение которой он так и не смог обосновать, выдвинув очередную фантастическую версию. В суде вина Нордвейна ни у кого не вызвала сомнения. Он был осужден и получил свои семь лет с конфискацией имущества.

Бруно стало ясно, что этот след никуда не ведет. Ведь деньги найдены и конфискованы, а значит, при чем тут вилла Гюнтера Пфлегера? Вот если бы… Нордвейн, наверное, уже давно на свободе и мог, конечно, ненавидеть своего бывшего начальника, но убить? Рискуя опять оказаться за решеткой? Нет, это маловероятно. Да и разве Нордвейн всерьез мог в чем-то винить Шмида? В том, что тот разоблачил его? А чего еще он мог ожидать?

Интересно, а не поискать ли в Интернете Гюнтера Пфлегера и Вольфганга Шмида? Бруно набрал имя первого и пришел в ужас: десятки тысяч упоминаний, большая часть которых на немецком языке, коим Бруно не владел, если не считать десятка слов, которые знают все. Но добавив к имени «Сент-Ривер», он установил, что интересующий его Гюнтер Пфлегер в Интернете следов не оставил. Что же касается Вольфганга Шмида, то тут улов был чуть больше: еще несколько статей об афере Нордвейна, в которых упоминался и его босс. Но никакой новой информации Бруно извлечь не смог.

От этих занятий его отвлек Лотар, справившийся с заданием быстро. Он и Салли получили приглашение в адвокатскую контору Брукса, где им была зачитана последняя воля… Гюнтера Пфлегера, завещавшего Салли виллу, а Лотару – двести тысяч долларов в основном в ценных бумагах! Неплохо, особенно с учетом того, что Вольфганг Шмид даже не затруднил себя составлением завещания – никакого серьезного имущества за ним не числилось…

Но это еще не все. Оказалось, что старый Брукс был стряпчим и у деда с бабкой Лотара. Несколько минут ожидания, и пышнотелая секретарша положила перед шефом тоненькую папку с пожелтевшей наклейкой и надписью: «Анна Пфлегер». Завещание носило формальный характер. Небольшие денежные сбережения, старенький автомобиль. Пустяки. Впрочем, ничего другого Бруно и не ожидал. Он прекрасно понимал, что будь у Хельмута какие-то неправедным путем нажитые средства, он мог их передать сыну, не впутывая в дело нотариусов. Так что признание Гюнтера Лауре не обязательно являлось выдумкой.

Через пару дней, когда Бруно еще нежился в постели, его последние сны развеял телефонный звонок. Приглушенный занавесками свет уже рисовал узоры на стене спальни, но петухи Бруно еще не пропели.

– Пан Райновски? – Тяжелый немецкий акцент и давно забытая кличка «Пан» выдали Матиаса Бахмана.

– Рад тебя слышать, Матиас, – заспанным голосом произнес Бруно. – Неужели ты уже выполнил мою просьбу?

– Ты забыл, с кем имеешь дело, Бруно! Я нашел тебе Хельмута Пфлегера, 1918-го года рождения, штурмбанфюрера СС!

Бруно вздрогнул. Сонливость сняло как рукой. Неужели его версия верна?

– Тебе удалось что-нибудь еще узнать о нем? – спросил он, справившись с волнением.

– Конечно. Ты же знаешь, я на полпути не останавливаюсь.

– И?..

– Он похоронен на военном кладбище Оффенбурга. Это недалеко от Штутгарта.

– Это… Это точная информация?

– Понимаю, дружище, что так легко мне не отделаться. Я побывал на его могиле. Дата смерти: 7 января 1944-го года. Более того, зная, что и этим ты не удовлетворишься и потребуешь вскрыть могилу…

– Неужто ты и это уже…

– Нет-нет, Пан, я же всего лишь простой профессор физики… С этим мне не справиться. Разве что самому взять в руки кирку.

– Так что же ты сделал? – От нетерпения Бруно вскочил с кровати.

– Я нашел его дочь! Она опознала тело и присутствовала на похоронах. Он погиб в Югославии при партизанском налете. Теперь ты доволен?

– Спасибо, Матиас. Ты мне очень помог, но это явно не тот Хельмут Пфлегер, которого я разыскиваю.

– Ну извини, дружище. Больше никаких нет. Международный гроссмейстер по шахматам тебя не заинтересует. Он намного моложе.

– Да-да, я понимаю. Вполне возможно, что того человека и не существовало.

Николь. Абсолютно согласна с Бруно. Происхождение денег – ключевой вопрос в этой истории.

Мэриэл. Конечно. Быстро же ему удалось разобраться с «немецким следом».

Николь. Разобраться с ним следовало, но шансов, что это прояснит дело, было мало. Собственно, так и оказалось.

Мэриэл. Да, «немецкий след» происхождения денег остался непоколебимым. Тут потребовалось бы серьезное исследование, чтобы что-то установить. Вряд ли Бруно это под силу. А что ты думаешь про аферу в «Электросервисе»?

Николь. Про аферу ничего не думаю. Но вот разыскать этого Нордвейна следовало бы.

Мэриэл. Да, я тоже об этом подумала. Надеюсь, Бруно не упустит этот шанс.

Почему она спросила меня про аферу? Все-таки я права – Мэриэл знает ответ!

– Ты не хочешь подкрепиться? – поинтересовалась Мэриэл, забирая у меня рукопись.

Я достала мобильник и взглянула на экран.

– Для меня рановато. Но если ты голодна…

– Нет-нет. Но от кофе мы с тобой не откажемся?

Я не успела ответить, как в дверях возник Ари с подносом в руках…

 

Глава шестая

Неожиданный поворот

Бруно Райновски окончательно проснулся. Он включил компьютер, ознакомился с новостями, а затем проверил почту. Тут его поджидал еще один сюрприз – письмо, выдержанное в нарочито официальном тоне:

«Досточтимый сэр!

У меня нет сомнений, что серия событий в Тотридже не укрылась от Вашего внимания. Так же я не сомневаюсь, что Вы не нуждаетесь в чьей-либо помощи, чтобы связать их воедино. Но если Вы до сих пор не сделали этого, то попытаюсь сберечь Ваше драгоценное время.

Все трое героев криминальной хроники Тотриджа последнего месяца являлись членами жюри на суде по делу профессора Краузе.

Ваша Хиллари Клинтон».

Дочитав до конца, Бруно усмехнулся. Ясно, что подпись означала «Доброжелатель» или заменяла собой отсутствие подписи, но, взглянув на адрес отправителя, он усмехнулся еще раз. Уж он-то знал, насколько можно доверять адресу, даже если тот не настолько вызывающ: [email protected]. Но, в конце-то концов, не все ли равно? Ведь главное – содержание письма, и именно им следует заняться.

И тут до него дошло…

Разве не это ему хотят «продать»? Двое исчезнувших присяжных вскоре после убийства третьего?! А не их ли рук это дело? Может, не совсем рук. Наняли киллера. Впрочем, бутылка в качестве орудия труда киллера? А почему бы и нет? Если Шмид не ожидал ничего подобного, то убить его можно было чем угодно. Особого профессионализма не требуется. Зато он нужен, чтобы замести следы.

Итак, все трое члены одного жюри. Случайность? Совпадение? Вряд ли… Значит, надо искать мотивы в деле Краузе. Но следует помнить еще об одной версии. Предположим, истинный убийца пытается пустить следствие по ложному пути, а следовательно… Да, надо бы все-таки выяснить, кто же прислал это сообщение. Впрочем, это уже рутина. Пусть этим занимается полиция. Забавно, что сообщение отправили ему, а не в полицию. Репутация! Ладно, пусть в полицию звонит Лотар, все равно надо ему сообщить о новых поворотах дела.

Дело Краузе?.. Бруно пытался ухватиться за свои смутные воспоминания, но это была информация, не связанная ни с его жизнью, ни с его увлечением, так, промелькнула когда-то, видимо, в новостных потоках. Он легко нашел в Интернете сведенья о профессоре Питере Краузе, известном психиатре, который специализировался на проблемах, связанных с посттравматическими неврозами.

Из анонимного письма можно было понять, что у профессора были серьезные неприятности. Был ли он обвиняемым или пострадавшим? Бруно склонялся к первому варианту. Ведь делу обычно присваивают имя активной стороны, а ею, как правило, оказывается обвиняемый. И он оказался прав. В электронных архивах центральных газет имелись публикации, рассказывающие об этом процессе, но они не содержали особых подробностей. Профессора обвиняли в том, что, выбирая методику лечения для некой Патриции Слоу, он провел без согласия больной и ее мужа сеанс гипноза, после которого пациентка потеряла память. Жюри присяжных, а в нем Бруно и вправду обнаружил и Вольфганга Шмида, и Генри Голдсмита, и Теда Густавсона, признало Краузе невиновным. Но Бруно этим не удовлетворился. Интуиция подсказывала ему, что имелось нечто, не попавшее в газеты, но повлиявшее на ход последующих событий. Именно к этому и хотел привлечь внимание Райновски неизвестный отправитель письма. Бруно нуждался в ком-то, знающем все подробности этого давнего дела. Лучшими свидетелями, кроме самого Краузе, были адвокат профессора и муж госпожи Слоу, отставной полковник Джим Слоу. Найти адвоката в Сент-Ривере несложно. Просто заглянуть в справочник. В прессе упоминалось имя Фрэда Пэтмана. Бруно подумал, что солидный возраст господина Пэтмана может создать сложности. Возможно, старик отошел от дел и уехал в Европу, например. Или его здоровье помешает, если не встрече с ним, то уж точно получению внятных ответов на те вопросы, которые необходимо было бы ему задать. Но все опасения оказались напрасными.

* * *

Бруно слегка опоздал. Он не учел, что в это время дороги в центре Сент-Ривера перегружены.

Фрэд Пэтман оказался высоким и очень худым, однако производил впечатление еще крепкого и энергичного. Он с интересом рассматривал своего гостя, приветствуя его рукопожатием и искренней улыбкой.

– Хотите что-нибудь выпить? – спросил адвокат.

– Спасибо, мы вернемся к вашему предложению после разговора, – с едва заметной усмешкой ответил Бруно.

– Тогда спрашивайте.

– Я надеюсь, что вы прекрасно помните дело Питера Краузе, ведь вы защищали профессора и выиграли этот процесс?

– Да, это был любопытный случай, не назвал бы его сложным, но во многом была неопределенность. Почему вдруг у вас возник интерес к этой старой проблеме? Там не было ничего такого, что могло бы потребовать дополнительного расследования. Все решалось в зале суда, если вы меня понимаете.

– Да, прекрасно понимаю. Мой интерес связан с другими событиями, произошедшими совсем недавно, и мне нужно понять, существует ли связь между убийством в Тотридже и вердиктом, вынесенным жюри присяжных по делу Краузе. Насколько я понимаю, процесс проходил там же, по месту жительства истца, так?

– Да, а могу я узнать, о каком убийстве идет речь?

– Убит Вольфганг Шмид, он был членом того самого жюри.

– Но такое случается, что заставило вас думать…

– Я и не думал поначалу, но пропали еще два человека, входившие в жюри присяжных, оправдавшее Питера Краузе.

– Вот как? Тогда понятно. Был лишь один человек, который мог быть недовольным решением суда. Но он даже не подавал апелляций. Все было предельно ясно. Впрочем…

– Что?

– Видите ли, прецедентов такого рода очень немного, если бы присяжные решили по-другому, нам с моим подзащитным пришлось бы согласиться и с этим. Все решалось в ходе процесса, это была борьба скорее психологическая, чем юридическая. Аргументы оставались в сфере этики и элементарной логики.

– В чем конкретно обвиняли господина Краузе? Он лечил госпожу Слоу в связи с неврозом?

– Да, у этой дамы был давний и очень запущенный невроз. Питер рассказывал, что она несколько раз пыталась покончить с собой. Он опробовал новую методику, но результат оказался неожиданным, для него в первую очередь. Обвинение утверждало, что в результате проведенного сеанса гипноза состояние здоровья Патриции Слоу значительно ухудшилось, она потеряла память.

– А это было не так?

– Не совсем так. Главным в моей линии защиты было утверждение, что ухудшение состояния больной произошло после проведенного лечения, но это вовсе не значит, что вследствие этого. Мы объяснили суду, что времени на согласование было очень мало, пациентка перестала есть и пить, отказывалась принимать лекарства, у нее были такие психозы, которые могли закончиться фатально. Но все это происходило в стенах больницы, муж не верил, хотя свидетелей было предостаточно.

– А после проведенного лечения?

– В этом-то все и дело, Патриция стала совсем другой, понимаете, это другая женщина, но она вполне здорова, если не знать…

– Что конкретно она забыла?

– Она забыла, что выходила замуж за Джима Слоу, она его вообще не узнала, и детей тоже.

Бруно вскочил с места и заметался по кабинету.

– Сядьте, сядьте, молодой человек, – взмолился адвокат. – Не надо так волноваться. У меня и без того кружится голова.

– Ох, извините, господин адвокат. – Райновски вернулся на свое место. – Но это же полная семейная катастрофа! Вы понимаете? Как с этим можно жить? Я просто никогда не слышал о таком. Неужели это возможно?

– Как видите. Во всем остальном, приятная женщина. Раньше она была действительно невыносимой, это признавали все, кто был знаком с семейством Слоу.

– Да, странно. Краузе как-то объяснял случившееся?

– Конечно, он что-то пытался мне втолковать, но я не очень понял, слишком все это сложно для меня, вам бы лучше его расспросить. Его методика была действительно как следует не отработана. Именно этот аспект проблемы имел некоторые последствия.

– Какие?

– Хотя вина доктора Краузе не была доказана, он все же пострадал: многие пациенты отказались от его услуг, он потерял место в центре Бергмана, где работал много лет.

– Да, репутация в его профессии имеет вполне ощутимую цену. Захочет ли он говорить со мной?

– Кстати, у меня есть некоторые материалы этого процесса в электронном виде, ничего секретного, все это было в газетах, но, возможно, вам пригодится. Если вы мне дадите адрес, я вам все пришлю.

– Буду вам очень признателен, – сказал Бруно, записав адрес на листке, выдернутом из блокнота, всегда лежавшего наготове во внутреннем кармане его пиджака, – и у меня еще одна просьба к вам. Адрес господина Краузе у меня есть, но будет ли профессор откровенен с посторонним? В этом деле все так запутано, что любая полуправда может увести совсем не туда.

– Вы хотите, чтобы я помог вам с ним встретиться? Нет ничего проще. Я позвоню ему и попрошу принять вас, а вы можете сослаться на меня, когда будете договариваться о встрече.

– Спасибо. Это именно то, о чем я хотел вас попросить.

Уже стоя в дверях, Райновски неожиданно спросил:

– Как по-вашему, господин Пэтман, мог ли муж Патриции совершить убийство?

– Я вам отвечу как старый адвокат. Любой может совершить убийство. В смысле, я хочу сказать, что любого человека можно довести до аффекта… Вы меня понимаете. Но сначала поговорите со Слоу. Возможно, он сам ответит на ваш вопрос.

В эту ночь Бруно Райновски не сомкнул глаз: слишком близко к сердцу он принял трагедию семьи Слоу. Он попытался представить себя на месте полковника. Определенно, после такого решения суда он, как говорится, взял бы закон в свои руки… Бруно решил, что как ни любопытно ему поговорить с профессором Краузе, но лучше сначала навестить Джима Слоу. И надо быть предельно осторожным и не спугнуть полковника, ведь он пока единственный, у кого нашелся мотив убить Вольфганга Шмида.

Николь. Да, поворот сюжета в лучших детективных традициях.

Мэриэл. Опасность таких поворотов, если говорить именно о сюжете, состоит в том, что трудно сохранить уровень интриги, не изменяя при этом законам логики.

Николь. Это справедливо. Но, возможно, автор что-то еще держит в рукаве?

Мэриэл. Возможно. Ты не считаешь, что для чисто литературного замысла слишком много действующих лиц?

Николь. А сколько вариантов возможного развития сюжета! Тебе не кажется эта история фантастической? Лично я впервые слышу о подобном случае. Как женщина может забыть своих детей и их отца, оставаясь при этом в твердой памяти по отношению к остальному?

Мэриэл. Возможно, в этом вопросе автор немного лукавит или утрирует… Мне тоже неизвестны такие случаи, разве что в каком-нибудь бразильском сериале, но это не в счет. Если это окажется важным, то мы сможем заглянуть в Интернет.

Мэриэл положила рукопись на стол, и я взялась за ее край, чтобы притянуть к себе.

– Секунду, дорогая… – задумчиво произнесла Мэриэл, положив руку на страницы.

Молчание длилось с минуту, а затем Мэриэл позвала Ари. Тот не замедлил вплыть в кабинет.

– Профессор Питер Краузе, – сказала Мэриэл.

– Психиатр. Светило с мировым именем.

– Отлично, а дело профессора Питера Краузе?

– Дело профессора Питера Краузе? – удивленно повторил Ари. – Что вы имеете в виду?

– Суд по делу профессора Питера Краузе, – разъяснила Мэриэл Адамс.

– Такого суда не было.

– Спасибо, Ари. – Настала очередь удивляться Мэриэл. – Но…

Ари, уже приблизившийся к двери, замер, ожидая продолжения, но так и не дождался.

Я любовалась Мэриэл: больно хорошо у нее получалось разыгрывать недоумение…

 

Глава седьмая

Джим Слоу

Бруно легко нашел адрес и телефон полковника Джима Слоу. Сайт телефонной компании знал почти все почти обо всех. Но неудача поджидала его впереди. Три дня он названивал Слоу, но трубку никто не брал. И тогда Бруно решился нанести визит полковнику без приглашения. Тем более что тот проживал в Сент-Ривере.

Двухэтажный особняк с колоннами, если допустить, что он давно не переходил из рук в руки, сам по себе мог порассказать много интересного о своих владельцах. Когда-то они были богатыми и уважаемыми людьми, но последние десятилетия их дела идут неважно. Им не по карману даже косметический ремонт здания, которое, судя по висящим клочьями обрывкам ссохшейся краски, буквально лезло из кожи вон, чтобы сохранить былой уют для своих обитателей. А те уже давно не в состоянии оплачивать садовника – разросшийся малинник душил все живое в палисаднике, милуя лишь пару древних эвкалиптов, облезлых, как и дом, стыдливо прячущийся в их жидкой тени.

Бруно постоял с полминуты перед калиткой, успокаивая дыхание, а затем решительно надавил на кнопку переговорного устройства. Почти сразу откликнулся приятный женский голос:

– Кто вы?

– Меня зовут Эллери Квин, писатель. Мне надо поговорить с полковником Слоу.

Сквозь непрерывный треск до Бруно донеслись приглушенные голоса, а затем грубый мужской голос спросил:

– Что вам угодно?

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал Райновски, догадавшись, что это и есть полковник.

– Это вы без конца звонили последние дни?

– Да, это я.

Опять треск и приглушенные голоса. Затем снова женский голос:

– Пройдите.

Замок издал характерное жужжание, и Райновски толкнул калитку. Узкая тропинка привела его к дому. Дверь приоткрылась, и из-за нее просунулась хорошенькая белокурая головка и с плохо скрываемым любопытством уставилась на него.

– Проходите, мистер Квин, – сказала девушка.

Бруно улыбнулся ей и вошел в дом, внутри которого царил полумрак. Сделав по инерции пару шагов вперед, он чуть не уткнулся в грудь высокому старику с кавалерийскими усами и голым черепом. Слоу был укутан в темно-зеленый махровый халат, из-под которого ниспадали светлые парусиновые брюки. Несмотря на домашнюю одежду, выправка выдавала полковника. Но самым примечательным в его внешности были густые кустистые брови, постоянно находящиеся в движении. Бруно показалось, что полковник строит рожицы. Старик красноречиво взглянул на часы и сказал сердитым тоном:

– Я уделю вам немного времени… четверть часа… не более. Но вы должны пообещать, что никогда больше не попытаетесь вернуться сюда снова и не станете досаждать мне и моей жене.

– Обещаю, – коротко сказал Бруно.

– Тогда садитесь, – полковник кивнул на диван, – и рассказывайте в чем дело.

Бруно присел на краешек дивана, а полковник взял стул, поставил его перед Бруно спинкой вперед и уселся, словно оседлал коня.

– Итак, мистер…

– Мистер Квин, Эллери Квин. Я бы хотел поговорить с вами об истории, связанной с профессором Краузе.

Услышав это имя, полковник соскочил с седла и принялся расхаживать взад-вперед.

– Почему вы решили, что я стану обсуждать это с вами? Как вы вообще набрались наглости произносить это имя в моем доме?

– Видите ли, я писатель. – Бруно придерживался заготовленной легенды. Он не сомневался, что полковник никогда не слышал об Эллери Квине. Хорошо, что Пэтман предупредил его. – Я собираю материал о различных малоисследованных явлениях в психиатрии и обо всем, что может иметь к этому отношение. Я натолкнулся в старых газетах на статьи о вашем процессе против профессора Краузе и решил побеседовать со всеми фигурантами этого дела.

– Вы должны поклясться, что близко не подойдете к Патриции. Или я убью вас! – Брови Слоу грозно сошлись.

– Клянусь, – послушно сказал Бруно, и брови полковника изобразили сомнение.

– Вы уже разговаривали с этим… – полковник долго подбирал слово, но так и не нашел подходящего.

– Нет. Только с его адвокатом. Помимо этого я ознакомился с судебными протоколами.

– К сожалению, мой адвокат оказался не столь ушлым, как этот престарелый хлыщ. Придушил бы его собственными руками!

Райновски решил не выяснять, какому адвокату грозит смертная казнь, и правильно сделал: скорее всего, не поздоровилось бы обоим.

– Мистер Слоу, мне кажется, что нам обоим будет проще, если вы просто расскажете эту историю.

Это был правильный ход – полковник сразу успокоился, и его речь утратила воинственность, приобретя даже некоторое изящество.

– Не думаю, что смогу сказать больше, чем на суде. Вкратце история выглядит так. Все началось еще тогда, когда я действительно был полковником. – Поймав вопросительный взгляд Бруно, Слоу продолжил: – Полковником армии Венесуэлы. У Патриции появились признаки депрессии. Все ей не нравилось. Угодить ей было невозможно. Часами она могла сидеть у окна и тупо смотреть на улицу. Я думал, что это связано с беременностью, но и когда на свет появился Терри, мало что изменилось. Надо признать, что я не мог уделить ей тогда достаточно внимания. К власти пришел Уго Чавес, и стало ясно, что в моей военной карьере поставлена точка. Хуже того, удержаться в армии мне было не так просто. Все-таки я был включен в военную делегацию в Мексику… Не важно, это к делу не относится. Короче, это помогло мне перебраться сюда. Я надеялся, что смена обстановки, безмятежность, царящая в Сент-Ривере, восстановят нервную систему Патриции, но этого не произошло. У нее начались припадки. Из-за любых бытовых пустяков она могла выйти из себя и начать крушить все, что подворачивалось под руку. Самое ужасное, что порой доставалось и Оливии с Терри, и это несмотря на их преданность матери… А как-то раз она пыталась покончить с собой, но не смогла как следует перерезать себе вены: потеряла сознание при виде крови. Это было первый раз. А во второй раз она, видимо, насмотревшись идиотских сериалов, проглотила пригоршню таблеток снотворного, но ее смогли откачать.

– И тогда вы решили обратиться к профессору.

– Нет. Мне рекомендовали центр Бергмана, а к этому… к профессору мы попали случайно. Он мне сразу не понравился. Премерзкая улыбочка. Глазки бегают. Сразу видно – себе на уме. Действовал по принципу: «Хороший врач всегда найдет у пациента болезнь по карману». Сказал, что случай необычный и Патрицию надо оставить в клинике для наблюдения.

– И вы согласились?

– А что было делать? Ей предоставили отдельную палату, хороший уход. Можете себе представить, во что это вылилось. Впрочем, здоровье Патриции было мне дороже любых денег. Профессор дважды в день беседовал с ней. Я навещал ее через день, иногда прихватывал с собой Оливию или Терри. Раз в неделю профессор беседовал со мной, успокаивал, говорил, хитрая лиса, что скоро он сможет поставить точный диагноз и тогда займется лечением. Так прошел месяц, а потом… потом я пришел к Патриции, принес цветы. Это был как раз день святого Валентина. Патриция выглядела необычно, была взбудораженной… и не узнала меня. А когда я сказал, что я ее муж, она что есть силы стала давить на кнопку вызова сестры. Когда прибежала сестра, устроила настоящую истерику, заявила, что в клинику проник сумасшедший – это я-то. А на следующий день она не признала Оливию. Бедная девочка вышла от нее вся в слезах.

– Вы, конечно, обратились к профессору?

– Он сказал, что это временное явление и теперь Патриция пойдет на поправку. Пообещал, что скоро выпишет ее. Но ей не становилось лучше, и она не признавала ни меня, ни наших детей. Я понял, что меня водят за нос, и забрал Патрицию из больницы, надеясь, что дома память к ней вернется. Но этого не произошло. Чтобы не травмировать детей, мне пришлось отдать их в интернат. Патриция заняла отдельную комнату и днями бродит привидением по дому. Со мной почти не контактирует, но иногда я слышу, как она разговаривает сама с собой, вечно поминает какого-то скрипача по фамилии Тернер. Я наводил справки, но в Сент-Ривере есть кондитерская Тернера, дантист Тернер, даже барабанщик Тернер, но о скрипаче Тернере никто не слыхивал.

– А ее вы не спросили?

– Спросил. Она сказала: «Не вашего ума дело». Мне она теперь говорит «вы».

– И вы обратились в суд?

– Я подал жалобу в полицию. Собственно, он и не отрицал, что провел сеанс гипноза или чего там, не получив согласия ни Патриции, ни моего. Поэтому я не сомневался, что дело совершенно ясное. Ведь в результате этого сеанса пострадала психика Патриции и пострадала так, что никакие улучшения в ее состоянии не могут компенсировать нанесенный ей ущерб.

– Когда вы поняли, что не выиграете дело?

– Решение присяжных было для меня, как гром среди ясного неба…

– Вы подавали апелляцию?

– Нет. Мой адвокат отговорил меня, сославшись на какие-то юридические заковырки, в которых я мало смыслю. Но я до сих пор не уверен, что был прав, пойдя у него на поводу.

Вспомнив свою легенду, Бруно спросил:

– Простите, полковник, если мой вопрос покажется вам бестактным, как вы себя ощущаете, ведь вы фактически потеряли жену?

Брови полковника схватились за мачете. Он сделал глубокий вздох и как можно спокойней произнес:

– Вы… – Затем секунду помедлил и закричал: – Эстер, проводите господина Квина!

Появилась обладательница белокурой головки. Улыбка быстро сползла с ее милого личика.

– Слушаюсь, господин Слоу, – сказала она и выжидательно уставилась на Бруно, которому ничего не оставалось, как кивнуть полковнику и направиться к двери.

Выйдя из дома, Райновски оглянулся. Эстер вскрикнула, зажав ладошкой рот.

– Вы, вы… Я узнала вас. Вы Бруно Райновски!

Бруно приблизился к девушке.

– Тише, прошу вас. Да, я Бруно Райновски. Пожалуйста, ни слова полковнику. Я вам все объясню. – Он извлек из пиджачного кармана визитку и вручил девушке. – Пожалуйста, найдите возможность сегодня зайти ко мне. Это очень важно.

Эстер заговорщицки оглянулась и спрятала визитку в карман передника.

– Я постараюсь.

Выйдя от Слоу, Райновски задал себе лишь один вопрос: «И что, этот человек мог убить Вольфганга Шмида, а может, еще и пару других присяжных, если не убить, то организовать похищение?» Положительного ответа не нашлось. Легче было представить, что он убил профессора Краузе. Что ж, надо поспешить встретиться с профессором!

Но к разговору следовало подготовиться, поскольку предстояло непростое общение с весьма непростым собеседником.

Вернувшись домой, Райновски сразу уселся за компьютер. Письмо от Пэтмена ждало его в почтовом ящике, и к нему была прикреплена папка с материалами по делу профессора. Здесь были копии протоколов заседаний суда, были свидетельства экспертов, досудебные показания свидетелей и обвиняемого. Был и протокол заседания жюри присяжных.

Большая часть материалов практически не содержала ничего такого, что как-то могло бы изменить уже сложившееся представление Бруно о процессе профессора Краузе. Но несколько относительно новых фактов ему удалось все же извлечь. Например, он узнал, что решение присяжных не было единогласным. Вольфганг Шмид, Генри Голдсмит и Тед Густавсон голосовали одинаково, то есть, сочли обвинение необоснованным. Разумеется, так голосовали не только они. Но ясно, что существовало и другое мнение, составленное на основе тех же фактов. Аргументы этой, иной точки зрения показались Бруно вполне убедительными. Но что-то в этом протоколе его все же не устраивало. Интуиция? Возможно… Ведь это верное оружие любого детектива, а Бруно Райновски всегда причислял себя к ним, хотя ни за что не признался бы в этом вслух.

Впрочем, к протоколу можно будет вернуться и после беседы с господином Краузе.

Ближе к вечеру ему сообщили, что в торговом зале его дожидается девушка. Бруно спустился вниз.

– Простите меня, Эстер, за утреннее… недоразумение. Я должен загладить свою вину. Рядом есть уютное кафе, и мы могли бы поужинать. Что скажете?

– Спасибо, в другой раз. – Бруно не мог не отметить, как улыбка идет этой и без того миловидной девушке. – Разве что чашку кофе, у меня просто нет времени. Полковник…

Бруно заказал кофе с пирожными девушке и себе.

– Я сразу заподозрила что-то неладное, ведь я знаю, что Эллери Квин всего лишь псевдоним… Но вы мне кого-то напомнили, а кого – я поняла, лишь когда вы уходили.

– Да, это была не лучшая идея – назваться Эллери Квином. Я был уверен, что полковник не читает детективы, но я не учел, что… что у него есть очаровательная служащая…

Эстер вспыхнула. Она не знала, надо ли благодарить за столь откровенный комплимент, поэтому взглянула на часики и сказала:

– Я спешу.

– Да, извините. У меня есть к вам несколько вопросов. Если не возражаете.

Девушка молча кивнула.

– Вы давно служите у Слоу? Ох, простите, я сморозил глупость…

– Почему?

– Полагаю, что вам не больше девятнадцати…

Эстер усмехнулась.

– Да. Действительно, я работаю у них год.

– Вам конечно известна их история?

– Они какие-то странные. Миссис Слоу утверждает, что едва знакома с полковником, а тот считает ее своей женой.

– Но обратите внимание, что у них одинаковая фамилия.

– Да, но Патриция требует, чтобы ее называли Патрицией Кальдера. Полковник сказал, что это ее девичья фамилия.

– Вам что-нибудь известно о судебном процессе, который Джим Слоу затеял против профессора Краузе?

– Нет.

Бруно пришлось изложить вкратце суть дела и рассказать о смерти Вольфганга Шмида и исчезновении двух присяжных. Выслушав, Эстер снова взглянула на часы.

– Мне уже надо идти, иначе полковник убьет меня.

– Скажите, Эстер, вы поверите, если я скажу вам, что Шмида убил никто иной как Джим Слоу?

Эстер вскрикнула.

– Не может этого быть!

– Но почему? Вы только что сказали, что опасаетесь за свою жизнь!

– Да. Но мне есть, чего опасаться. А вот Шмида или еще кого он убить не мог – он просто не выходит из дома!

– Как вы можете гарантировать, что сейчас, например, полковник не разгуливает по городу?

Девушка смутилась.

– Не знаю… Порой он такой страшный…

– Убийство произошло в Тотридже. Чтобы совершить его полковнику пришлось бы исчезнуть из поля вашего зрения хотя бы часов на пять. У вас, наверное, бывают выходные?

– Конечно.

– Вспомните, пожалуйста, где вы были 17 мая?

Девушка снова вскрикнула и прижала левую ладошку ко рту. Райновски откровенно любовался ею.

– Это мой день рождения! Я рано утром уехала к родителям и вернулась лишь на следующий день… Полковник даже предлагал отпустить меня в субботу, но мне не захотелось, а он не настаивал. Неужели?.. – она вскочила и почти побежала к выходу из кафе.

– Ваша сумочка, Эстер! – окликнул ее Бруно и снял модную кожаную сумочку со спинки стула.

Эстер вернулась чтобы взять забытую вещь, но Бруно крепко держал сумку за ремешок.

– Я еще увижу вас? – спросил он.

– Если захотите, но только не оставляйте мою сумочку в залог!

Бруно хмыкнул и разжал пальцы.

Николь. Да, идея назваться Квином оказалась не слишком удачной.

Мэриэл. Это как посмотреть. Благодаря ей Бруно познакомился с очаровательной девушкой!

Николь. Может быть. Но в семье Слоу разыгралась настоящая трагедия. Только в чем вина Краузе? Он ведь хотел помочь.

Мэриэл. Мне кажется, что жизнь этой семьи была далеко не безоблачной и до вмешательства профессора, просто к той ситуации они уже как-то приспособились.

Николь. Ты считаешь, что это Слоу начал охоту на присяжных?

Мэриэл. Пока мне, как, по-видимому, и Райновски, это представляется маловероятным, скорее, он разобрался бы с Краузе.

Николь. А, может, он решил так запугать Краузе, чтобы заставить его вернуть все к прежней ситуации.

Мэриэл. Это слишком заумно. Кроме того, тебе не кажется, что, если бы Краузе мог это сделать, он бы и без всякого давления со стороны полковника обошелся. Его бы такой поворот событий избавил от многих неприятностей.

Николь. Да, конечно, но Слоу мог считать иначе.

Я не была так благодушно настроена по отношению к полковнику Слоу, как Мэриэл и Бруно, а слова моей подруги восприняла как очередной подвох. К тому же, где он был вечером 17 мая? Возможно, мы это еще узнаем. Я отдала рукопись Мэриэл.

 

Глава восьмая

Питер Краузе

Кабинет психиатра был больше похож на кабинет писателя. Стеллажи с книгами, большой письменный стол с прильнувшим к нему современным компьютерным столиком. Компьютер последней модели.

Несколько выпадали из стиля два больших старомодных кресла, сидеть в которых, тем не менее, было очень удобно.

– О да, вы очень молоды, друг мой, – воскликнул профессор, едва Райновски назвал себя.

– Я так не считаю, – возразил Бруно, смягчив свое заявление улыбкой.

– Ничего, это быстро проходит, – успокоил профессор. – Я вообразил, что мне предстоит встреча с ровесником старины Пэтмана, – усмехнувшись, пояснил Краузе. – Хотите что-нибудь выпить?

– Не сейчас.

– Как хотите. Так чем вас заинтересовало мое неприглядное, с точки зрения общепринятой морали, прошлое?

– Право, профессор, я не склонен оценивать с этой позиции ваши проблемы, меня интересуют факты.

– Факты, говорите? Нет более расплывчатого понятия. Ведь именно факты настолько неоднозначны, что рассказать о них непросто, вы должны понять, что я могу вам описать только то, что сам наблюдал, но с любой другой точки зрения все это может выглядеть иначе.

– Понятно, – сказал Бруно, но именно в этот момент почувствовал нечто ускользающее как раз на уровне понимания.

– Давайте поступим так: я расскажу вам то, что знаю, и если у вас останутся вопросы, вы их зададите потом, согласны?

– Да.

– Более двух лет назад меня попросили осмотреть женщину, Патрицию Слоу, после попытки суицида. Это был не мой случай. Я специализировался на посттравматических неврозах, но доктора Гриффса, консультировавшего таких пациентов как госпожа Слоу, не было не только в клинике, но и в стране, он читал лекции в Европе. Поскольку это был классический случай возрастного невроза, я согласился. Существуют методики, препараты, думаю, вам все это известно, – Бруно кивнул, – однако я сразу почувствовал, что с женщиной не все так просто, как казалось на первый взгляд. Не вижу смысла загружать вас терминологией и теоретическими рассуждениями. Главное, что не вписывалось в обычную динамику подобных состояний, заключалось в том, что пациентка вовсе не выглядела ни истеричной, ни измученной длительной депрессией. Она прекрасно понимала, как смотрелись ее действия со стороны, и попросту не верила, что она это сделала. Патриция в беседе со мной даже намекнула, что, возможно, кто-то хотел ее убить. И, знаете, ее утверждения были достаточно логичны. Я должен рассказать вам, что представляла собой ее попытка самоубийства и что при этом происходило вокруг. Нужно заметить, что, если бы произошло худшее, полиции пришлось бы сильно потрудиться, чтобы объяснить все произошедшее убедительно и в рамках закона. Однако Патриция выжила, и это изменило ситуацию. – Краузе встал. – Давайте все же выпьем, по пятьдесят грамм, у меня есть хороший старый коньяк, настоящий французский.

Он вышел и через минуту вернулся с двумя бокалами и бутылкой, примерно на треть заполненной коньяком, насколько мог судить Бруно, действительно хорошим. Райновски не любил крепкие напитки, но промолчал, вернее кивком поблагодарил хозяина кабинета, принимая из его рук бокал.

– Так на чем я остановился? – спросил профессор, возвращаясь в свое кресло.

– Вы собирались рассказать о том, как ваша пациентка пыталась расстаться с жизнью, – напомнил Бруно.

– Да. Патриция сразу заявила, что у нее нет ни малейших причин быть недовольной своей судьбой. Муж у нее прекрасный, любит ее, заботится о ней. Дети никогда не создавали никаких проблем. В общем, все настолько хорошо, что случившееся с ней ее саму несказанно удивляет. Госпожа Слоу помнила, что в тот день, когда все случилось, она чувствовала себя немного усталой, накануне ночью было жарко, и она долго не могла уснуть, когда же, наконец, уснула, сон ее был очень тревожным, ее беспокоили неприятные сновидения, правда, вспомнить, что именно ей снилось, она не могла. Утром ей пришлось выпить таблетку от головной боли. Патриция помнила, как пошла отдохнуть после обеда, и все. Очнулась в больнице. Однако в центр Бергмана ее привезли с признаками тяжелейшего отравления, и отравилась она снотворным, которое не мог выписать ни один врач, если верить всему, что она мне рассказала. Вы знаете, что в подобных случаях назначается социальное расследование?

– Конечно.

– После всего, что я услышал, естественно, я запросил протоколы бесед социальных служащих с членами семьи Слоу.

– И вам без вопросов выдали эти материалы?

– Я обосновал свою просьбу, разумеется. Кстати, если вы хотите, чтобы я был с вами и дальше откровенным, то должны мне дать гарантии, что сказанное мною нигде не засветится.

– В качестве гарантии могу предложить только свое слово и здравый смысл.

– Исходя из того, что мне вас рекомендовал Пэтман, пожалуй, сочту эти гарантии достаточными.

– Итак, вернемся к окружению вашей пациентки. Ее близкие видели ситуацию несколько по-другому?

– Вы уже догадались?

– Предположил.

– Правильно предположили. Не только муж Патриции, но и все, с кем удалось поговорить, рассказывали, что госпожа Слоу давно страдала невротическими припадками. У нее были периоды апатии, которые сменялись бурными истериками, временами она была просто невыносима. Все началось, как считает муж, после рождения второго ребенка. Беременность протекала сложно, да и роды были тяжелыми. Такое случается, но, как правило, проходит после соответствующего лечения. Однако госпоже Слоу становилось все хуже. Она была раздражительной, постоянно находила поводы для обид и упреков, казалось, что она просто ненавидит все, что ее окружает. Джим Слоу пытался помочь жене. Он проявлял чудеса терпения, ему удалось уговорить Патрицию обратиться к врачу. Поверьте, это было не просто. От консультации психиатра она категорически отказалась, а семейный врач назначил симптоматическое лечение, в том числе выписал снотворное. Что же произошло в тот роковой день? С утра в доме было спокойно, поскольку Патриция поздно встала и пребывала в состоянии апатии, очевидно, в результате действия лекарств, которые она приняла накануне. После обеда госпожа Слоу сказала, что чувствует усталость, и действительно отправилась в свою спальню, чтобы отдохнуть. В этом не было ничего необычного. Джим остался в столовой, он просматривал газеты. Примерно через час полковник услышал крик сына, мальчик зашел в ванную и увидел там лежащую на полу мать. Патриция была без сознания, но, к счастью, помощь подоспела вовремя. Все указывало на то, что она отравилась своим снотворным. Но тут уже есть некоторая странность, которую упомянула пациентка в нашей первой беседе. У нее не было таблеток в достаточном количестве, чтобы серьезно отравиться. Мне непонятно, почему на эту деталь никто не обратил внимания. Хотя я допускал, что над этим просто никто не задумался. Допускаю, что Патриция не точно описала ситуацию. Во всяком случае, у меня не было возможности уточнить детали, ибо вторая моя встреча с пациенткой сильно отличалась от первой. Я увидел просто другую женщину, она даже выглядела иначе. К сожалению, нашу первую встречу я никак не зафиксировал. Поэтому вы можете мне либо верить, либо нет. Тот же выбор был и у присяжных.

– В какой момент вы приняли решение попробовать свою новую методику лечения? – не удержался от вопроса Бруно. Ему уже была понятна общая картина.

– Дело в том, что медикаментозное лечение не давало никаких результатов. Больную пришлось поместить в специально оборудованную палату, она отказывалась от еды и питья, не хотела ни с кем общаться, одно лишь упоминание о семье вызывало резкое ухудшение ее состояния. Кроме меня к госпоже Слоу были приглашены и другие специалисты, на суде они подтвердили мои показания. Я, возможно, впервые в жизни решился на риск, исключительно ради спасения этой женщины. Да, если бы я догадался записать тот разговор, возможно, дело вообще не дошло бы до суда.

– Вы не могли бы мне объяснить, что за методику вы применили? В популярной форме, насколько это возможно?

– Собственно, в моей методике нет ничего революционного, со времен Фрейда психоаналитики ищут причины психических отклонений в прошлом опыте пациентов. Разница лишь в том, что я пытаюсь найти не точку сбоя, а точку гармонии. Я считаю, что можно вернуть человека в состояние той самой гармонии, но уже в новых нынешних обстоятельствах. Как и что я для этого делаю, неспециалисту уже объяснить трудно, впрочем, это пока нелегко обсуждать и с большинством специалистов.

Николь. Очень странная история. У меня такое чувство, что профессор далеко не все сказал и вполне сознательно.

Мэриэл. Трудно с тобой не согласиться, ведь на вопрос Бруно о методике он попросту не стал отвечать. Ссылка на сложность мне показалась неубедительной.

Николь. Безусловно! Он даже не произнес слова «гипноз», хотя именно об этой методике говорят все остальные.

Мэриэл. Да, и мне кажется, что разобраться в случившемся будет очень сложно, если мы не поймем, что стоит за нежеланием Краузе ответить на такой важный вопрос.

Николь. Зато идея точки гармонии кажется мне весьма интересной, ты не находишь?

Мэриэл. Да, странно только, что никто раньше до этого не додумался.

Николь. Кто-то же должен быть первым. А не кажется ли тебе, что автор пытается отвлечь наше внимание, намекая на другую детективную историю? Я имею в виду снотворное. Точнее, его количество.

Мэриэл. Возможно, но этому факту можно найти вполне рациональные объяснения, но не будем сейчас на это отвлекаться.

Не понравилось мне это. Почему Мэриэл не хочет обсудить столь явный намек автора? Впрочем, это тоже может быть «домашней заготовкой»…Что ж, продолжим, моя очередь читать.

 

Глава девятая

Встреча друзей и неожиданная идея

Этот сон Бруно видел не реже раза в месяц. Он играет с отцом в шахматы. Сначала жертвует слона, вскрывая позицию белого короля, затем добавляет на жертвенник коня, чтобы выманить вражеского короля в центр доски. Для защиты короля отец вынужден отозвать фигуры с ферзевого фланга, и тогда приходит в движение крайняя пешка черных: дорога в ферзи открыта! Отцу приходится отдать ферзя за две пешки, чтобы предотвратить появление нового ферзя. На доске возникает примерное материальное равновесие с нестандартным соотношением сил. Отец улыбается. Он любит такие позиции и горд за сына, не боящегося идти на жертвы. Телефонный звонок. Бруно снимает трубку. Это отца, женский голос. Отец слушает молча, затем кладет трубку, целует Бруно и обещает доиграть партию, когда вернется. Но он не вернется – по дороге в Тотридж его допотопный «бьюик» слетает со скользкой дороги и падает в пропасть. Тут обычно Бруно просыпается в холодном поту.

Но сегодня все немного не так. Телефонный звонок. Когда Бруно снимает трубку, звонок не прекращается, и Бруно осознает, что это не сон. Он ощупью находит телефон и, еще не думая просыпаться, еле слышно говорит:

– Алло.

– Привет, Пан. Чувствую, что разбудил тебя. С каких это пор ты дрыхнешь в такое время? Уже скоро восемь…

– Гарри? Ты откуда взялся? – Голос Бруно звучит бодро, но он еще ничего не соображает.

– Я же писал тебе, что Ева выходит замуж. Сегодня свадьба. А завтра Джеки, ее жених, пригласил меня прокатиться на его яхте.

– Раньше после свадьбы устраивали медовый месяц…

– Ты отстал от жизни, Пан, лет на двести. Теперь медовый месяц устраивают до свадьбы, и тянуться он может несколько лет. А свадьбу играют, когда уже совсем припрет! – Гарри разразился веселым смехом.

– О времена, о нравы!

– Короче, Пан. Послезавтра я улетаю обратно. Шеф без меня, как без головы, – он снова хохотнул. – Но я не могу вернуться в Штаты, не повидав тебя. Джеки велел прихватить с собой какую-нибудь горячую малышку, и мой выбор остановился на тебе.

– Ты неисправим, Гарри.

– И никаких отговорок! Заеду за тобой завтра утром.

* * *

– Отдать концы! – скомандовал себе Джеки.

– Как бы нам и вправду не отдать концы, – сказал Гарри, выразительно посмотрев на небо. Желтая пелена песка, ночью принесенного суховеем, плотно скрывала солнце. – Проклятье. Ты не передумала, Ева?

– Не беспокойся. Я сегодня не…

Бруно оценивающе взглянул на ее живот. Месяцев семь, решил он, хотя кто их разберет.

– Воду не забыли? – сдался Гарри.

– Два ящика минералки, думаю, хватит, – сказал Джеки и с силой оттолкнул причал. Яхта чуть качнулась и заскользила в сторону открытого моря.

Джеки перешел на корму и завозился с двигателем. Ева сидела на боковой скамеечке, скрестив руки на груди, а затем попросила Гарри помочь ей спуститься вниз.

Когда отдалились от берега метров на двести, Джеки распустил паруса, велел Бруно встать у штурвала, а сам пошел сменить Гарри.

– Как бы она и в самом деле не родила тут, – сказал Гарри, вернувшись на верхнюю палубу.

– Может, не стоит слишком удаляться от берега? – предложил Бруно. На зубах скрежетал песок.

– После обеда обещали дождь. Жара спадет. – Гарри протянул сигареты Бруно. Тот взял одну. – Старик, ты так неожиданно исчез… Столько слухов ходило… Только не говори, что тебя разочаровала физика.

Бруно поджег сигарету и дал прикурить Гарри.

– Скорее, я разочаровался в племяннице декана.

– Можешь не продолжать, – кивнул Гарри. – Это одна из версий. Мы лишь после узнали, что Алекс его племянница. Это сразу все расставило по местам. Кстати, на последнем курсе она выскочила за Джованни. Итальянская физика отброшена на десятилетия назад.

Друзья рассмеялись.

– Чем ты занимаешься? – спросил Гарри.

– Торгую компьютерами оптом и в розницу. Строю и администрирую сети. Дядюшка оставил наследство.

– Везет же некоторым, – хмыкнул Гарри. – Не могу представить тебя остепенившимся…

– Бизнес налаженный, легко обходится без моего вмешательства. Не слишком обременяет меня.

– Ну и? Скучаешь таки по энтропии?

– Наоборот. Пытаюсь ее приуменьшить. Отгадываю загадки.

– То есть?

– Слушай. Я как раз сейчас бьюсь над одной, но что-то дело плохо продвигается… Есть достаточно версий, но ни одна не ведет, куда надо.

– Версий… Ты что, частный детектив?

– Нет, но загадки мои как раз под стать. Речь пойдет об убийстве.

– Ого!

Бруно пропустил иронию мимо ушей.

– Довольно скромного пенсионера из Тотриджа, в прошлом бухгалтера «Электросервиса», убивают в парке ударом бутылки по голове. Побуждения неизвестны. Со слов жены и сына врагов у него не было. Серьезного наследства тоже. Но выяснилось, что он вел двойную жизнь. Под другим именем он владел виллой и развлекался там с женщинами. Оказалось, что он сменил имя по достижении совершеннолетия, чтобы порвать с нацистским прошлым своего отца, бежавшего из Германии и жившего в Сент-Ривере скорее всего под вымышленным именем. Встает вопрос: откуда деньги на виллу? На «Электросервисе» звезд с неба не хватал, но имел хорошую репутацию, даже разоблачил крупную аферу, чем сберег фирме приличную сумму.

Вероятно, деньги получены от отца, каким-то образом привезшего их с собой. А семейный бунт – всего лишь инсценировка, красивый миф. После смерти родителей он официально ничего существенного не получил, но кто знает, что было передано «под столом»?

– Могу ли я заключить из сказанного, что жена или сын имели определенную заинтересованность?

– Сын утверждает, что им ничего не было известно о второй ипостаси отца. И я ему верю. Ведь именно он обратился ко мне.

– Тупик?

– Почти. Тут происходят новые события. С промежутком в несколько дней исчезают двое тотриджцев… Это восемь баллов по шкале Рихтера для такого полусонного городка, ты знаешь. Невольно закрадывается мысль, что эти ребята причастны к убийству, а иначе зачем исчезать? А в довершение я получаю сообщение-подсказку, что убитый и двое исчезнувших являлись два года назад присяжными на суде по делу профессора Краузе. Прелюбопытное дело, между прочим. Профессора оправдали, и эти трое как раз голосовали против обвинения. Я побеседовал с еще двумя присяжными, не поддержавшими обвинение. Они не могут твердо обосновать свое решение и говорят, что в другой день вполне могли «опустить черный шар». Решение было неоднозначным.

– Возможно, что у истца есть мотив…

– Да, но почему он не занялся обвиняемым? Я встретился и с этим истцом. Бывший полковник, сбежавший из Венесуэлы. Много вербальной агрессии, но не производит впечатления человека, способного от слов перейти к делу. Впрочем, я сообщил в полицию о полученных мною фактах, если это действительно факты. Надеюсь, что они проверят алиби полковника во всех трех случаях, это их работа…

– А может, все обстоит с точностью до наоборот? Знаешь, в физике, да, впрочем, и в других областях познания, всегда имеет смысл вывернуть ситуацию. В твоем случае, например, почему бы не предположить, что именно убийца прислал тебе сообщение с подсказкой, чтобы направить тебя по ложному следу. Ты взял этот след и пришел в тупик. Может, надо просто отбросить эту версию и посмотреть, что останется?

– Я думал об этом, – сказал Бруно, но его уши покраснели.

– К тому же после оправдания профессора прошло более двух лет. Почему полковник не занялся местью по горячим следам?

На это ответа у Бруно не нашлось. Он приуныл.

– Не знаю чем тебе помочь еще, Пан, – сказал Гарри. – Похоже, ты сам все продумал. Конечно, иногда полезно кому-то просто рассказать о своих проблемах, и тогда вдруг под новым углом зрения вырисовывается какая-то новая деталь. Может, сегодня ночью по следам нашего разговора тебе придет в голову если не решение, то, по меньшей мере, новое направление его поиска.

– Спасибо, обнадежил. Это все, что ты можешь сказать?

– Не совсем, Пан. Я физик все-таки. Смотрю на мир чуть иначе и задаюсь вопросами, которые не посещают простых смертных. Кажется, ты застал основы теории Эверетта?

– Имя помню. Что-то там про Мультиверс.

– Ты знаешь, я не сторонник чуть что хвататься за эту теорию в обыденной жизни. Так можно зайти очень далеко… Но с другой стороны, есть один момент в твоем рассказе, требующий более пристального внимания. Я имею в виду твои беседы с присяжными. Сомнение, которым они подвергают собственное решение в жюри, вещь весьма характерная. И характеризует она склейки, происходящие при вынужденной смене точки наблюдения.

– Подожди, Гарри, не гони лошадей. О чем ты говоришь?

– Как бы это тебе объяснить… Есть такое понятие – селективная декогеренция. Кто-то силой своего воображения не просто создает новый мир, купируя при этом одну из ветвей альтерверса, но и оказывается в нем наблюдателем. В этой ветви мироздания у многих людей, в разной степени зависящих от их вовлеченности в отличия этого мира от прежнего, происходит непроизвольное изменение точки наблюдения. При этом порой они ощущают нечто необычное, и их действия не вполне адекватны или кажутся таковыми. Именно такими они фиксируются в их памяти.

– Как ты сказал? Селективная де… Ты имеешь в виду коллапс?

– Коллапс – это не просто выделение одной возможности, но и «уничтожение» всех других! А в нашем смысле речь идет о декогеренции, когда перепутанное состояние распадается на отдельно СУЩЕСТВУЮЩИЕ ветви, причем разрушающий суперпозицию наблюдатель оказывается в какой-то им самим определенной ветви. Извини, я не знаю, как это объяснить проще.

– Понятно, хотя и не очень, не до полной ясности, – задумчиво произнес Бруно, не обратив внимания на колкость. – А можно искусственно создать условия для такой селективной дек… ну, ты меня понял?

– Это было бы не просто интересно, это было бы событием, причем, не только в физике. Знать бы, что это за условия. Есть и еще одна проблема: если мы создадим иную реальность, то, скорее всего, сами окажемся именно в ней, как мы узнаем о том, что эксперимент оказался удачным?

– Да, это проблема, – рассеянно сказал Бруно. – Чтобы вызвать такое изменение реальности, наверное, требуется очень сильное воображение.

– О, да. Полагаю, что это под силу лишь людям творческих профессий. Но никто не отменял моральную ответственность за последствия.

– Вот именно! Если все же селективная декогеренция, надеюсь я верно произнес этот термин, имела место в случае с Краузе? Например, именно он создал для этого условия. Он действовал в собственных интересах, так?

– Наверное. И ключевым событием могло быть решение присяжных.

– Следовательно, если вернуть событию его наиболее вероятный сюжет, то реальность…

– Нет, есть мнение, что невозможно войти в одну и ту же воду дважды, и я считаю, что это правильно.

– Да-да, зато можно дважды сесть в одну лужу! Впрочем, к данному делу это не относится…

– Я вот еще о чем подумал, – вдруг оживился Гарри, – это ведь для Краузе вердикт присяжных был точкой отсчета, но если мы сместим интересы в сторону, например, полковника, то и момент ветвления может быть выбран иначе.

– Не думаю, что полковнику такое под силу, а вот Краузе вполне мог устроить что-нибудь подобное.

– Я не об этом. Разумеется, и тут следует искать того, кому это выгодно… Я просто подумал, что полковник мог бы попытаться тоже устроить свою селективную декогеренцию, но, разумеется, где-то раньше. И не важно, что ему это не под силу. Ведь он мог кого-нибудь для этой цели нанять.

Николь. Похоже, автор решил изменить жанру детектива, плавно перенаправив сюжет в научную фантастику.

Мэриэл. Так уж и в научную! Только потому, что появился физик?

Николь. Не только. Физик, между прочим, высказал любопытную идею.

Мэриэл. Идея, как ты сама заметила, не столь любопытная, сколь фантастическая. А вот насколько эта фантастика научна, еще разобраться надо.

Николь. Разобраться тут надо во многом, но давай сначала дочитаем. Осталось ведь немного, автор наверняка приготовил свои объяснения, по закону жанра.

Я действительно удостоверилась, что осталась лишь одна глава, и хорошо: в горле свербело, и без чашки кофе я бы уже не прочитала вслух и строчки. Но отвлекаться на кофе не хотелось. Я с радостью отдала рукопись Мэриэл, предвкушая развязку.

 

Глава десятая

Эстер

Разговор с Гарри привел Бруно в отчаяние. Он отчетливо сознавал, что зашел в самый тупой тупик, из которого лишь один выход – там, где вход. Гарри ничем не помог ему: ведь изложить факты можно было перед кем угодно, даже перед Эстер… Эстер! О чем бы не думал Бруно, его мысли соскальзывали к этой белокурой девушке. Думать о ней было приятно. Улыбка, постоянно игравшая на устах девушки, не могла оставить Бруно равнодушным, и он мечтал о новой встрече с ней. Но где взять повод? Да и не мог он явиться в дом Слоу. Ведь он обещал полковнику больше его не беспокоить, а у того наверняка помимо крутого нрава имелось оружие… Кто знает, что может произойти.

В свои двадцать семь Бруно Райновски уже понимал, что многие проблемы решаются сами собой, особенно если ничего не предпринимать. К сожалению, не все.

В это утро Бруно не хотелось вставать. Накануне позвонил Лотар Шмид. У него дела в столице, и он обещал заскочить в конце дня. У Бруно не было для него новостей, и он подумывал, не признать ли свое поражение. Но потом решил, что сдаться никогда не поздно.

До открытия магазина оставалась четверть часа, и Бруно усилием воли поднял себя с постели. Холодный душ лишь немного освежил его, а на завтрак времени не оставалось.

Он сварил себе кофе и с дымящейся чашкой в руках спустился в магазин. Лора уже возилась с входной дверью. Наконец ей удалось сдвинуть засов и распахнуть ее. В магазин вошла первая посетительница. Увидев ее, Бруно пролил горячий кофе на джинсы. Вместо приветствия он издал вопль, чем изрядно напугал и Лору, и Эстер. Девушки бросились к нему, но шок прошел, и он овладел собой.

– Ничего страшного, – успокоил девушек Бруно, промокая салфеткой пятно на джинсах. – Уже все прошло.

– До свадьбы заживет! – сказала Лора, не обратив никакого внимания на цвет, которым окрасилось лицо босса.

Зато это заметила Эстер. Это не замедлило сказаться на цвете ее щек, впрочем, румянец ей шел. Чтобы скрыть смущение, она сказала:

– Я хочу купить нетбук.

– У нас большой выбор, пройдите за мной, и я ознакомлю вас с последними новинками, – защебетала Лора.

Она направилась к витрине, но Эстер не сдвинулась с места. Заметив это, Лора хотела что-то сказать, но ее опередил Бруно.

– Мы только вчера получили новинку от фирмы «Асус», уверен, что вам понравится. Лора, пожалуйста, принеси со склада черный и серебряный. Вы будете первой покупательницей, – затараторил он.

– Спасибо, я не очень в этом разбираюсь. Родители подарили мне на день рождения триста долларов, чтобы я купила нетбук. Этого хватит?

– Хватит, хватит, еще останется… Располагайтесь за этим столиком, сейчас Лора принесет нетбуки, и я продемонстрирую их в действии. Замечательная вещь – маленькая, легкая и полдня без подзарядки! Я дам вам пожизненную гарантию.

– Пожизненную – это как? Пока не умрет компьютер? – засмеялась Эстер, садясь в предложенное кресло.

– Нет, пока я не умру, – серьезно сказал Бруно, но, взглянув на девушку, не выдержал и тоже рассмеялся.

Лучшего покупателя у Бруно не было никогда. Эстер не задавала лишних вопросов и не торговалась, а Бруно продал ей нетбук по себестоимости, не обращая внимания на знаки, подаваемые Лорой. Впрочем, та быстро сообразила, что это покупатель особый, и демонстративно уткнулась в бумаги.

– Спасибо, – сказала Эстер.

– Но это еще не все. Покупку следует обмыть. Иначе гарантия недействительна.

– Кофе для этой цели подойдет?

– Подойдет, если капнуть в него коньяка.

– Что ж, у меня сегодня выходной.

– У меня тоже. Покупателей больше нет, Лора справится одна, а если что – Паоло ей поможет. Подождите меня минуту, я только переоденусь.

* * *

Они уже полтора часа сидели в кафе и без умолку болтали, даже не заметив, как перешли на «ты». «Даже Эстер», – вспомнил Бруно и ухмыльнулся. А, правда? Почему бы не рассказать Эстер? В конце концов, эта история затрагивает и ее. Идея понравилась ему настолько, что он приступил к ее исполнению немедленно. Конечно, он не ожидал конкретной помощи от нее, но стоило еще раз проверить на логичность уже известные связи событий и попробовать поискать новые. Однако этот ход не слишком помог ему, а точнее, не дал ничего нового.

Эстер нравился этот забавный парень, играющий в частного детектива. Изо всех сил она пыталась воспринять его серьезно, но это ей не всегда удавалось. Ей льстило, что ее посвящают да с такими подробностями во «взрослые» дела, и она внимательно слушала, стараясь не упустить ни одну, даже мелкую, деталь. Когда пан Райновски закончил, она сказала:

– Я близко к сердцу принимаю страдания госпожи Слоу, но они ничто по сравнению со страданиями ее детей.

– Надеюсь, у нее хватает ума и такта не отторгать их?

– Да, хватает… Когда дети приезжают из интерната, первым делом они бегут к ней. Скучают без матери. Она ласкова с ними, и со стороны может показаться, что она любящая, но строгая мать. Но ей это тяжело дается. Когда дети оставляют ее, она ложится ничком на кровать и рыдает.

– А полковник?

– Полковник превратился в комок нервов. Впрочем, может, и раньше он был таким. Я этого не знаю. Пожалуй. Я думаю даже, что он мог убить. Под горячую руку.

– Лотар передал в полицию текст сообщения, полученного мной. Полиция заинтересовалась новым направлением расследования и, разумеется, главным подозреваемым назначила полковника, но ей быстро удалось установить его алиби. Оказывается, 17 мая в предположительное время убийства ему на домашний телефон звонил учитель математики из интерната и жаловался на успеваемость и поведение Терри. Они проговорили не менее двадцати минут. Телефонная компания подтвердила факт разговора. Ни единого шанса… Вот так.

– Но кто-то ведь убил этого Шмида! Может, это не связано с судом?

– Может. Но знаешь, что сказал мне Гарри?

– Гарри?

– Это мой школьный товарищ. Он таки, в отличие от некоторых, окончил Стэнфорд и занимается физикой. Пару недель назад он приезжал на свадьбу сестры, и я ему все рассказал. Как тебе.

– Но, судя по всему, он тебе не очень помог. Тоже.

– В общем, да. Но он обратил внимание на некоторую странность в поведении присяжных. Они не могли объяснить, почему голосовали за невиновность Краузе. А те, кто проголосовал против, испытывали большие сомнения…

– Полковник считает дело совершенно ясным.

– Его точка зрения понятна. Но даже адвокат Краузе оценивал шансы как «фифти-фифти». А уж он в этом понимает.

– И что?

– Гарри считает, что это могла быть склейка.

– Ты хочешь сказать, что у присяжных поехала крыша и склеились мозги?

Бруно усмехнулся. Ему пришлось вкратце изложить основы эвереттики. Неожиданно, это произвело сильное впечатление на Эстер.

– Потусторонние силы?

– Это звучит двусмысленно. Лучше скажем, влияние другого мира на наш, возникшее из-за селективной декогеренции, есть такое понятие, Гарри считает, что в принципе это влияние можно осуществить по желанию, рукотворно, так сказать. Но далеко не каждому это под силу.

– А что для этого требуется?

– Прежде всего, мощное воображение. Творческое воображение. Красочное, способное увлечь и не отпустить.

– Послушай, Бруно, а что если… – Глаза девушки увеличились. Она взяла в ладошки зардевшиеся щеки.

– Что ты задумала, Эстер?

– Ты знаешь, я отдам все, чтобы помочь Слоу… – прошептала она.

– Но как ты собираешься это сделать?

– Я собираюсь стать актрисой. Занимаюсь в театральной студии, и у меня хорошо получается… Что-что, а с воображением у меня все благополучно. И фантазии хоть отбавляй. Я бы могла попробовать…

– Стой! Если бы это было так просто…

– Почему же просто? – обиделась Эстер. – Ты же сам сказал, что не каждый сможет. А мне кажется, что я смогу!

– Нет! Ты не должна! Это очень серьезно. И опасно. Подумай об ответственности, ты можешь навредить!

– Кому?

– Хотя бы Терри и Оливии.

– Им-то как раз хуже не будет. Просто некуда хуже.

– Мне не следовало тебе это рассказывать.

– Дело сделано.

– Подумай еще раз. Я все-таки надеюсь тебя образумить.

– Подумать обещаю. Да и почитать кое-что придется.

* * *

Разговор всполошил Бруно, хотя он не слишком верил, что действительно существует такое серьезное явление, как эта селективная декогеренция. С одной стороны он понимал, что если такое возможно, то может происходить по нескольку раз на день. Мы этого не замечаем или замечаем, но находим банальные причины. Так что в самом этом явлении ничего страшного нет, но даже этот вывод не смог успокоить его. Тогда он решил позвонить Гарри. Гарри снял трубку сразу, словно ждал звонка.

– Я сделал глупость, – начал Бруно.

– В первый раз?

– Важно, чтоб не в последний.

– Валяй, рассказывай!

– Ты рассказывал про селективную декогеренцию, помнишь?

– Только не говори, что ты этим занялся!

– Хуже… Я рассказал Эстер. Это служанка у Слоу. Полковник… ты помнишь.

– И…

– И она загорелась… Хочет помочь им.

– Успокойся, она не сможет. Для этого надо…

– Помню, но она начинающая актриса и уверена, что у нее все получится.

– Ничего у нее не получится!

– А если…

– Вот это меня и беспокоит. Последствия могут быть непредсказуемы и трагичны. Стоит чего-то не продумать – все пойдет наперекосяк. Хотя узнаем ли мы об этом? Ты должен ее остановить!

– Я пытался, но она и слышать не хочет. Говорит, если есть хоть один шанс, она должна попробовать.

– Дави на ответственность, она потом себе не простит.

– Пытался, без пользы.

– Почему ты ей вообще рассказал?

– Не надо было этого делать.

– Зная тебя, дружище, могу предположить, что ты в нее втюрился.

– Что-то в этом есть.

– А она?

– Что она?

– Не придуривайся. Она тоже дышит неравнодушно?

– Я не уверен.

– Это твой единственный шанс. Скажи, что в результате декогеренции она может потерять тебя.

– Это… правда?

– Старый дурень! Пан или пропал! Пропал! Можешь не сомневаться – так и будет.

– Но… что-нибудь можно предпринять? Я не хочу ее терять…

– Трепаться меньше надо было!

– Слушай, Гарри…

– Ладно. Есть у меня одна идея, но учти, она не проверена на практике и вообще. Так что, строго между нами.

Бруно поклялся. Гарри изложил суть своей идеи, велел действовать незамедлительно и положил трубку.