Юный принц Александр уже весьма освоился в северной части дворца, уходить далеко он, правда, боялся, но свойственная ему детская непосредственность, что руководила им, словно говорила: ну, это сегодня страшно, а вот завтра, завтра мы узнаем, что таится за поворотом. Нянюшки, а их было при нем — не много не мало — но целых три, и дядька Питирим старались не отходить ни на шаг от незадачливого принца, но мальчик решил в какой-то момент всерьез поиграть с ними. Повороты, комнаты, балконы, лестницы — милое дело для пряток, в такой обстановке можно было ходить друг за другом, сохраняя неизвестность близкого месторасположения.

— Александр! — раздавались безответные призывы.

Местные обитатели замка (и те, что жили здесь до того, и те, что приехали) тоже вступили в игру, как считал юный принц, а для нянюшек и дядьки помогали с поисками.

Так, в тот день, Александра не смогли найти до самого вечера, его отец не на шутку взволновался, но слуги лишь испуганно озирались по сторонам, да пожимали плечами. Король западных эльфов тоже присоединился к поискам, в тот самый момент, когда его другой сын пробирался через заросли ивовых кустарниковых по древней дороге Идэлии, обезображенной магами во времена Великой войны.

— Где вы видели его в последний раз?

— Не знаю, — хныкающим голосом оправдывалась одна из нянюшек.

— Ну, хотя бы, во сколько точно это было?

— Точно не знаю, но не нашли мы его, когда собрались идти на очередные соревнования, то есть, в одиннадцать, а после завтрака, то есть, в девять, он был вкомнатах.

— Ну, а где вы были все это время?

Нянюшки испуганно переглянулись и виновато опустили глаза. Питирим и вовсе закрыл лицо рукой.

— Кто-нибудь мне ответит на вопрос? — вскричал король после минутного молчании слуг.

— Мы… мы, — шмыгала носом Берта, — мы думали: он играет.

— Я не спрашиваю: что вы думали — я спрашиваю: что вы делали, когда Алек, по вашему мнению, играл, то есть с девяти до одиннадцати?

Неожиданно Питирим рухнул на колени и, обхватив колени властителя, со слезами рассказывал.

— Ваше величество, простите нас ради всего святого! Во имя Тасмира, Бога добра и милосердия, во имя Великого Бога Справедливости, простите, простите! Ведь у вас добрая душа, я знаю, все знают!

— Что вы делали? — взревел Александр.

— Мы, — начал, было, Питирим вдруг замолчал, словно его парализовало, и теперь точно ничего более сказать не мог.

Король перевел взгляд на Берту — она тоже упала на колени и, прижав к губам платочек, разрыдалась, наконец, самая старшая из всех нянюшек, Матильда, прошептала.

— Мы играли в кости…

— Что?! Что?! — король в бешенстве сделал несколько рейдов от окна к двери. — У меня нет слов! Ну, ладно еще Алек, но вы, вы?! Сколь же велики грехи мои, Азалия!

С этими словами Александр резко вышел из комнаты, решительным шагом прошел весь коридор до восьмигранной залы, зовя при этом сына, но мальчик не откликался. Король, не останавливался, решив, что по комнатам он пойдет только в крайнем случае, и также стремительно вошел в восьмигранную залу, являвшуюся частью башни, где едва не столкнулся с принцем Дмитрием.

— Ваше величество, еще раз здравствуйте, я как раз шел к вам. Ваш сын, Александр, он, — мальчик прикусил губу, но потом тихо сказал, — он забрался в один из экспонатов с воинскими доспехами времен Великой войны. Я пробовал уговорить его вылезти оттуда, но он говорит, что я не играю в прятки, потому что я не звал его, и что сдастся он только водящему.

Эльф чувствовал, как волна крови, вызванная волной стыда и негодования на недосмотр нянек, хлынула к лицу. "Что это, если не выражение наказания?" — думал он с болью в сердце. Что ж, если принимать такое определение короля Александра, то ничего удивительного в образе юного принца не было. Он проследовал за Дмитрием в центральную часть дворца, где и находились на четвертом и пятом этажах покои королевской семьи Риданы.

Юный принц западных эльфов, действительно, оказался внутри одного из обмундирований риданских воинов времен Великой войны. О том, что подвигло Алека спрятаться в таком месте, Александр думать не хотел, но сейчас стремился добиться лишь одного: вызволить оттуда сына. Перед тем, как войти в покои принца Дмитрия, эльф попросил мальчика подыграть ему.

— Куда бы он мог спрятаться?

— Не знаю, ваше величество, может быть, он где-то здесь?

— Может быть, я теперь все равно водящий: Питирим устал водить.

— Я посмотрю под столом, — сказал Дмитрий и на всякий случай приподнял скатерть (а Алек, наверняка, наблюдал за ними через прорези шлема) и наклонился, потом также проверил полки и стенной шкаф.

И тут его величество радостно воскликнул.

— Я нашел его! Алек, ты попался!

Мальчик радостно воскликнул и скинул со своих рук подлокотники, большего он сделать так и не смог и отцу с его помощником пришлось вызволять Алека из доспехов. Сейчас Дмитрию совсем не хотелось смеяться, хотя, возможно, вся эта ситуация и была комична. С глубоким чувством жалости проводил он глазами уходящего короля, виновато улыбающегося, при этом сын его, безгранично счастливый, помахал принцу рукой.

***

Вестей все нет и нет, солдаты твердят заученные фразы: "ищем, но пока ничего", "Мы прикладываем все усилия". "Хоть самой ищи!" — со злостью подумала Алисия. Она негодовала, она боялась, боялась и его, и ее: он буквально уничтожал ее сейчас, а она, если вернет себе престол, едва ли уступит Белорскому. Временами Алисия начинала метаться по комнате, словно запертая вольная душой птица, которую теперь готовили для будущего пирога с деликатесным мясом. "Сбежать! Сбежать! Так больше жить невозможно!" Но куда бежать? Он найдет ее везде, и если она еще может сжалиться, то он точно нет. Конечно, был и другой выход, весьма печальный, но о нем пока думать не хотелось. В очередной раз, откинув в сторону тревожные мысли, по крайней мере, убрав их с видимого фронта, Алисия подтащила к себе чашечку чая с небольшой конфеткой на блюдце и неспешно стала пить. В чай она добавила успокоительных капель, так что теперь, под действием и внешних, и внутренних сил, умиротворяющий покой постепенно проникал в ее душу. Перестало тисками сжимать виски, да и сердце начало биться куда ровнее.

Осушив все содержимое чашки, Алисия блаженно откинулась на спинку кресла и, глубоко вздохнув, сомкнула веки. Постепенно легкая дремота окутывала ее сознание, перед глазами вставали приятные образы: служанки принесли ей огромный букет роз, вот она подносит их к лицу, вдыхает этот незабываемый чудный аромат, потом неспешно подходит к столу, ставит цветы в вазу, аккуратно расставляет их, подбирая цвета и размеры, как вдруг всё было резко разрушено.

— Спишь?! — раздался скрипучий, вечно недовольный голос мага. — Зато враги наши не спят и ночью, поверь мне, идут!

Алисия еще после первого слова вскочила на ноги — ее колотила нервная дрожь, может, зря она отталкивала те мысли. Жизнь в страхе — покой гробницы, кто знает: что лучше?

— Не веришь? А я вот чувствую! Днем их в наблюдательные приборы не найти, а ночью эта глупая штуковина не работает! Солдаты не желают и чуточку пошевелиться, проверить все по-настоящему, хоть самому отправляйся на их поиски!

Ну, вот, не одну ее, Алисию, посещают такие мысли, но даже могущественных магов.

— Что ты стоишь и смотришь на меня как на какого-то разъяренного змия! — поняв, что перестарался с интонацией, Син перешел на несколько ступеней ближе к дружелюбному тону. — Я не змий, Алисия, успокойся. Извини, если напугал ("Извини — нет, это тоже перебор").

Эльфийка, немного придя в себя, нащупала сзади кресло и медленно села.

— Так, — голос ее сорвался.

"Все-таки порядком испугалась", — решил Син.

— Так ты думаешь: они ночью идут?

— Ну, конечно, ночью, — Син опять перешел на разъяренные тона, но тут же совладал с собой и даже улыбнулся. — Прости. Надо что-то предпринимать, срочно. Я хочу попробовать объехать в ряд городов и деревень, где они предположительно могут быть. Только надо быть очень осторожным: моя госпожа сказал мне, что Тасмир сейчас на чеку. Жаль, что нельзя переместиться в пространстве!

— А его ученик может перемещаться?

— Конечно, нет, иначе, он давно был бы здесь.

— Может, он боится.

Маг ехидно скривил губы.

— Не сомневаюсь. Тем более, если учесть, что это тот о ком мы думаем. Дети могут строить из себя храбрых, но в душе они обмирают от страха.

— Это хорошо, что он боится?

— Да, страх других — моя пища.

Маг насмешливо взглянул на Алисию — ее страх читался как открытая книга, в глазах, в каждом движении, в каждой неуверенной фразе — эльфийка сжалась в комок, ни коим образом не пытаясь хоть как-то противостоять его силе.

— Ну, ладно, пока будем пользоваться теми вариантами, что имеются у нас в наличии. Надо бы, я думаю, отправить в те города и деревни моего милого зверька, пусть погуляет маленько, заодно напомнит идэлийцам, кто теперь в их доме хозяин. Ну, чего сидишь? — маг пронзительно взглянул на Алисию. — Иди, поговори с ним, скажи: что нужно делать.

Холодный пот выступил на лице эльфийки, едва она подумала, что вновь лицом к лицу встретится с этим ужасным монстром, откормленным, изрядно подросшим, на идэлийских-то полях и жителях. Маг блаженно смотрел на Алисию — отказать себе в продлении удовольствия, ну уж нет, хотя проконтролировать все надо.

— Ладно, так и быть, — Алисия радостно вскинула голову, но услышала не то, чего искренне бы хотела, — я с тобой схожу. Хотя, в принципе, Мурлычик — самое, что ни на есть, миловидное создание, если, конечно, найти к нему подход.

Маг оскалил рот в злорадной улыбке — Алисия чувствовала, что ясность сознания покидает ее — все погрузилось в туман: ее кабинет, коридоры, лестницы, подземелье. Снова эта комната, эти хищные глаза, эти страшные клыки и когти, безобразная уродливая шкура — она не помнила, как отдавала приказы Мурлычику, но она все-таки говорила, вяло, невнятно, оттого зверек и не смог проявить отмеченное Сином качество миловидности. Оскалив зубы и выставив внушительные когти, Мурлычик кинулся на Алисию — эльфийка вскрикнула и тут же лишилась чувств. Однако полакомиться ею своему питомцу, маг не дал, он так же резко, как тот спроецировался в прыжке, откинул Мурлычика назад и, внятно дав указания, велел немедленно их исполнять. Милое творение, вмиг став послушным, испарилось, а Алисия так и осталась лежать на грязном, полумокром полу. Син, смерив ее презрительным взглядом, развернулся и пошел обратно.