Во дворце риданского королевства царило оживление последних нескольких дней: слуги с поручениями и донесениями то и дело пересекали коридоры дворца. Такую суматоху поднял сам король с его теперешним невероятным желанием коренных перемен. Действия тихого короля Адельберта встречали самую разнообразную оценку, и, как уже говорилось, во дворце находился ее отрицательный полюс. Мало кто поддерживал короля, и мало кто хотел выполнять его волю, но власть в Ридане была все-таки монархической, при этом монарх обладал способностью полновластных решений, которые без обсуждений должны были приводиться в исполнение. На этот раз все проходило не так гладко. Король встречал явное и неслыханное до того сопротивление, имущие риданцы отказывались подписывать себе приговор лишением себя бесплатной рабочей силы. Король все более злился, начиная терять терпение, отчего придворные стали его побаиваться. В конце концов, решено было отправить посла к королевскому магу Антонио, чтобы тот, будучи другом короля, смог повлиять на него. Адельберт должен был пойти на ряд уступок, иначе экономика страны могла рухнуть. Что касается самого королевского мага, то он также относился скептически к предложенным реформам короля, не то, что бы он был против отмены рабства, нет, просто он так же видел гибель страны в такой поспешности. Зная о таких его взглядах, оппозиция нашла в его лице верного помощника.
Рано утром в кабинет Антонио постучали — многим было известно, что волшебник сутра работает над бумагами, в то время как король в это время еще спит — идеальное время для столь ответственного разговора.
— Кто там?
— Господин Антонио! Это я, граф Вронский.
— Граф? Вы, но…
Антонио открыл дверь и впустил в кабинет пожилого риданского аристократа. Догадаться о цели его визита было не сложно, наверняка он пришел поговорить о последней реформе, потому Антонио приготовился к очевидному потоку обвинений.
— Присаживайтесь, граф.
— Благодарю.
— Что привело вас в столь ранний час?
— В столь ранний час меня могла привести только искренняя забота о своем государстве, которая, я уверен, присуща и вам.
— Об этом говорит хотя бы занимаемая мной должность, — улыбнулся Антонио, но улыбка его скорее выглядела кислой миной.
— Я не сомневался в этом, господин Антонио, думаю, мы поймем друг друга.
— В чем? Скажете, наконец?
— Охотно. Вы, несомненно, знаете о последних указаниях короля. Я имею в виду такие указы как: дать каждому рабу по наделу земли или назначить им государственное пособие за работу на хозяев, извините, бывших хозяев. Затем почти отмена платного образования, строительство за счет государственной казны домов для… бывших рабов. Но, господин Антонио, вы же понимаете, что это невозможно! Конечно, отмена рабства — дело благородное, но не все же сразу! Экономика страны такого просто не выдержит!
— Король думает иначе.
— Я знаю, потому мы и решили обратиться к вам.
— Мы?
— Ну…. - граф загадочно улыбнулся, — вы же понимаете, что не я один вижу возможные проблемы.
— Не только вы, но и все министры, большинство аристократов, которые уже несколько дней водят короля за нос.
— Что вы, господин Антонио, разве кто-то из нас посмел бы так подумать о его величестве!
— А, вы предпочитаете сразу действовать.
Граф начинал терять уверенность в себе, с опаской думая: а верно ли ему сообщили о взглядах королевского мага? И не специально ли его и сторонников обманули? Или среди образовавшейся оппозиции есть предатель, хуже того, предатели, которым выгодно было ввести своих якобы сторонников в заблуждение.
— Господин Антонио, вы неправильно меня поняли. Я…
— Я все правильно понял, господин граф. Ну и чего же вы хотите от меня?
— Все наши мысли направлены только на сохранение благосостояния государства.
— Слагающегося из частного имущества.
Граф лукаво улыбнулся на этот неприкрытый намек Антонио о личной заинтересованности каждого из оппозиционеров.
— Но, насколько я знаю, господин Антонио, у вас тоже есть имущество, и тоже есть рабы, и немалое количество.
— А что если я готов покаяться перед ними и раздать им свои земли в пользование? Вы не думали об этом?
Граф некоторое время молчал, сомневаясь, стоит ли продолжать разговор.
— Я думал, мы можем понять друг друга.
— Можем. Только из этого не должны следовать крушение замыслов его величества и гнев Великого Бога Справедливости.
— О, и вы верите в это? Что сам Великий Бог Справедливости пришел требовать освобождения рабов?
— А вы нет?
— Чего же он раньше никогда не приходил по такому вопросу? Можно подумать, рабство у нас только несколько лет!
— Нет, не несколько, но и реформ таких, которые были приняты не так давно по настоянию вашего правительства, тоже не было. Или вы не думали об этом?
Графу такой тон явно пришелся не по душе, но он смолчал, только недовольно поморщив нос. Но Антонио предпочел не заметить это.
— Каковы ваши предложения?
— Во-первых, разработать все преобразования. Определить: какие земли, в каком количестве и порядке раздавать рабам. Потом плата. Пусть она будет идти от хозяина, в конце концов, ему виднее, какому рабу сколько надо. Образование оставить платным, дети рабов путь берут образовательные кредиты, а потом выплачивают, когда пойдут работать, к тому времени, глядишь, и рабочих мест будет больше. Что касается стройки домов, то этим пусть, при необходимости, и занимаются сами рабы, на выделенных им землях. Государство, конечно, может помочь, но эта помощь должна быть дозированной, я думаю, вы это понимаете.
— Хм, это все достаточно разумно. Только, вот хотя бы план разделения земель — кто его разработает?
— Он уже почти завершен. Сегодня вечером вы сами сможете с ним ознакомиться.
— Даже так. Что ж, мне, я так понимаю, предстоит теперь убедить в истинности этих доводов его величество.
— Да, — граф улыбнулся, все-таки они вышли на верного помощника.
— Хорошо, я поговорю с ним. К вечеру вы тоже получите от меня готовый отчет.
— Надеюсь, он будет вселять надежду.
— Я тоже на это надеюсь, и сделаю все возможное.
— Рад, что мы нашли взаимопонимание, — граф поднялся и крепко пожал руку Антонио. — Желаю вам удачи. До встречи.
— До встречи, граф.
В это утро Антонио так и не смог вернуться к привычной работе, хотя и пробовал писать отчет, который должен был сдать через два дня.
— Ай! — сказал он, наконец, вставая, — Все равно сейчас никому до этого дела нет!
До завтрака в девять утра оставалось минут десять — только-только дойти до столовой, Антонио уже собирался покинуть кабинет, как в дверь вновь постучали. Волшебник открыл сам, поскольку все равно собирался ответить гостю отказом, но едва того увидел, как вынужден был отойти в сторону и дать ему пройти — в комнату поспешно вошел король Риданы.
— Что-то случилось, Адельберт?
— И ты еще спрашиваешь? — его величество устало опустился на диван.
— Что с тобой? Ты не болен?
— Болен?! — король очень недобро посмотрел на друга, засомневавшись в этот момент в его дружеских чувствах. — И ты туда же!
— Нет, Адельберт, ты не так понял! Я имел в виду обычную физическую болезнь. Ты выглядишь, если честно, не очень хорошо.
— А, как я должен выглядеть, если я поставлен в такие условия? От меня потребовали решительных, революционных действий, но я не могу ничего сделать, потому что здесь все против меня! Я знаю, они бояться потерять свои деньги, лишиться бесплатной рабочей силы! Они трясутся за свои земли, дома, но мне-то что делать? Если я пойду им на встречу, то подпишу смертный приговор всем, всем, Антонио. Ты меня понимаешь?
— Да, Адельберт, я верю тебе и знаю, что нужно что-то делать, решать, менять обстановку.
— Нужно! Вот именно нужно, но почему никто не хочет этого кроме меня?
— Это не совсем так. Все также хотят перемен, но никто не хочет идти по лиственным настилам через болото.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что к таким решениям надо подходить обдуманно. К тому же, насколько я понял, он не давал тебе каких-то конкретных сроков?
— Нет, не давал, но… это же не значит, что не нужно ничего делать! — Адельберт закрыл лиц руками, тихонько простонав: вся эта обстановка просто убивала его, лишала сил.
— Делать нужно, Адельберт, но не столь поспешно.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что все всё делают, только медленно?
— Можно сказать и так.
Но такие слова произвели на короля впечатление обратное тому, которого от него ожидал Антонио. Глаза тэнийца слились в одну линию.
— Антонио, ты… не ожидал!
— Ты о чем?
— О заговоре!
— О заговоре?! Адельберт, откуда такие мысли?
— За слабоумного меня держишь?
— Адельберт, что ты такое говоришь! Я уверяю тебя, заговора нет, но в чем-то ты прав. Сейчас, в такой ситуации определенно есть оппозиция, и она составляет большинство.
— И ты, я так понимаю в ее числе?
— Я не знаю, — Антонио пододвинул кресло и сел напротив короля. — Сегодня ко мне приходил граф Вронский, он говорил мне о возможных путях решения нынешних реформ, более реальных и совместимых с жизнью, на мой взгляд, чем те головокружительные прыжки через пропасть, которые предлагаешь нам ты. Как видишь, я откровенен с тобой.
— И какие же пути они предлагают?
— Земельный закон еще в разработке, но он будет готов к вечеру сегодняшнего дня. Однако, одно уже определенно: земля у бывших рабов будет, на которой они с помощью государственных средств будут достраивать ту часть домов, которая им необходима. Не нужно отменять платное образование, а детям рабов они предлагают брать образовательные кредиты. Единственное, я только считаю, что цены на образование надо снизить в раза два-три, там, глядишь, в целом та же сумма, что прежде, и получится.
— А деньги за работу городским… рабам?
— Они предлагают назначать эту сумму их бывшим хозяевам. Я, думаю, надо будет определить какую-нибудь официальную ставку.
— Как все просто, Антонио! А ты не думал над тем, что это только отговорки?! Ведь, получится, ни домов у них не будет, ни денег. Сельским, может, еще и ничего: у них какое-никакое жилье есть, а городским что остается?
— Также работать на своих хозяев, но за деньги.
— И когда они себе на жилье заработают! Хорошо если детям или хотя бы внукам смогут что-нибудь дать!
— Адельберт, я знаю, но и ты должен понимать, что если мы сейчас кинем все деньги на строительство домов, школ, больниц, то мы не через какие налоги их уже не соберем!
Король резко встал, тяжело дыша, он подошел к окну.
— Я хочу поговорить с ними сам. Можешь это устроить? — Адельберт повернулся и внимательно посмотрел на Антонио. — Только что б я так же, как с тобой поговорить мог, откровенно и непосредственно о деле. А то мне это тоже надоело. Все уходят от прямого разговора, все обманывают, говорят, что приказы не доходят на места, деньги по непонятным причинам не поступают из казны. Я… хочу уже что-то делать. Мне ведь тоже нелегко.
— Я понимаю. Как только найду Вронского, поговорю с ним.
— Спасибо, все-таки хорошо, что я пришел к тебе. Ну, пойдем завтракать. Мариса, поди, уж изнервничалась.
Но Антонио сегодня не суждено было пойти к утреннему столу, едва он и король вышли из кабинета, и маг уже собирался закрыть дверь, как из-за поворота показался Алкид, его слуга (бывший раб).
Итак, Алкид вышел из-за поворота, он, не найдя Антонио в столовой, решил проверить: не задержался ли тот в своем кабинете. Алкид поклонился его величеству и своему господину, а потом протянул королевскому магу сверток.
— Что это?
— Срочно пришло, из Долины Времен Года.
— Из Долины? Кто привез? — спрашивал Антонио, беря в руки сверток.
— Их гонец.
— Он еще здесь?
— Он в приемной, сказал, что будет ждать вашего решения.
— Решения? — Антонио искренне удивился, и… испугался. Яромир, а дело, без сомнения касалось именно него, что-то натворил, иначе бы гонец из Долины не стал ждать его решения. — Проводи меня к нему, Алкид.
— Хорошо, господин.
— Антонио!
— Не жди меня, Адельберт.
— Может, мне с тобой пойти?
— Нет, не нужно, я сам.
Алкид проводил Антонио в приемную, где ожидал гонец из Долины — представитель Царства Льва. Сами они себя называли детьми Льва, но драконы именовали их людьми за быстротечную, в отличие от них самих, жизнь. Мужчина поклонился вошедшим риданцам.
— Вы уже приняли решение, господин?
— Еще нет, я… не читал письмо.
Мужчина не скрыл своего удивления, но все-таки сказал.
— Тогда вы можете прочесть его сейчас.
— А вы можете рассказать о его содержании?
— Зачем? Там все сказано — я только должен передать ваше решение.
— Также сокрытое в письме?
— Я знаю содержимое пакета, который вы держите в руках, но, боясь, что я не смогу утаить чувств, с тем связанных, поэтому прошу вас: прочтите написанное главой Долины и Школы.
— Хорошо, — медленно сказал Антонио и, отойдя к окну, раскрыл пакет.
Пробежав по листку глазами, Антонио пошатнулся и невольно ухватился за спинку стула. Алкид, тут же спросил.
— Господин, вам плохо?
Антонио молчал. Тихо опустился он на сиденье и, подперев руку о подоконник, опустил на нее голову.
— Господин, — Алкид подошел к нему, с тревогой смотрел он на хозяина, который теперь с застывшими в глазах слезами неотрывно смотрел в одну точку.
— Господин Корелли, каково будет ваше решение?
— Я… что вам даст мое официальное несогласие с его действиями? Возможность наказания?
— Он и так будет наказан, как только его найдут.
— Тогда я не понимаю!..
— Ваше официальное несогласие — порицание действий Яромира. А ваше молчание — сомнение в его виновности и в правильности действий руководства Долины.
— Ну, насколько я понял из письма, в вашем руководстве тоже не все гладко.
— Да, это так, но никто и не скрывает этого от вас, и не от кого тоже. Мы в состоянии признать наши ошибки, как в назначении господина Храмова на пост заместителя Долины, так и в принятии в школу вашего приемного сына.
— Значит, последнее тоже ошибка. Может, вы и меня тоже обвините? Скажем в том, что я позволил ему поехать в Долину, позволил сдавать экзамены, написал рекомендательное письмо, что я, в конце концов, не внял настоятельным просьбам принца Каримэны, у которого хватило наглости писать мне об очевидных слабостях моего сына?!
Гонец холодно посмотрел на Антонио, но не отразил на лице и толики возмущения.
— Я не понимаю ваших обвинений. И надеюсь также, что они не войдут в ваш ответ главе Долины и Школы.
— Не войдут? — Антонио болезненно рассмеялся, так что Алкид с опаской посмотрел на него.
— Господин Корелли, я прошу вас успокоиться и принять достойное решение. Я могу подождать.
Мужчина собрался покинуть комнату, но Антонио остановил его.
— Не надо. Я в состоянии ответить сейчас. Извините, что сорвался.
— Ничего, я понимаю: вам тяжело.
— Тяжело, очень тяжело. Я никогда не думал, что все может обернуться вот так! Не думал, тогда как мне говорили об этом, указывали на очевидное. И все из-за моей обиды, глупой, на самом деле, обиды!
Антонио вновь опустил голову на руку и, с трудом сдерживая слезы, сказал.
— Я даю вам мое порицание его действий, подождите — я напишу письмо.
Гонец поклонился и вышел из приемной. Сейчас у него было время немного передохнуть и подкрепиться — ожидавшая в коридоре служанка повела его умываться.
Меж тем Антонио попросил Алкида принести ему перо и бумагу, и остался, таким образом, на несколько минут один. Ничто более не могло сдерживать его слез.
— Яромир, почему, почему?
***
В небольшую комнату, где жил Яромир, без стука вошел Зору. Юный эльф встрепенулся, мгновенно он соскочил с постели и вытянулся как по струнке перед учителем.
— Идем, — сказал ему дракон обычным голосом, — хочу преподать тебе новый урок.
Яромир покорно пошел следом, хотя в душе он искренне боялся — то, что Зору сделал вид, что ничего не произошло, еще ни о чем не говорит. Сейчас от него можно было ждать всего, чего угодно.
— Слышал что-нибудь о заклятии голубой молнии?
— Слышал, учитель, и даже видел.
— И в кого же в Долине пускают такие молнии?
— Не в Долине. Князь Бероев, когда…
Зору резко развернулся и схватил Яромира за горло.
— Еще раз произнесешь это имя — я за свои действия не отвечаю!
— Хорошо, учитель.
Зору отпустил юношу из мертвой хватки, и, совладав с собой, как ни в чем не бывало, сказал.
— Идем.
Рука Яромира невольно потянулась к шее — на миг ему показалось, что Зору оставил на ней очевидные следы. Никакой крови он, естественно, там не нашел, да и вмятин, как таковых, тоже. И он также, словно ничего не было, спрашивал учителя о деталях заклинания, о системе концентрации сил, необходимой для его применения. Его не смущали методы такого обучения, он не жалел себя, отдавая ему все силы, как не жалел сожженных, изувеченных стен. Самое главное — то, что он, наконец, станет настоящим магом, он будет обладать такими способностями, при одной мысли о которых перед ним будут склоняться. Яромир улыбнулся и с новыми силами стал повторять слова и движения.