Современен каждому новому поколению

Г. Г. Гамзатов

Богатое и многогранное литературное наследие Цадасы, достойное и почетное место, которое занимает он в истории нашей национальной культуры, оригинальный вклад, внесенный им в сокровищницу многоликой поэзии страны, обусловили неослабевающий общественный интерес к его жизни и творчеству, к его гражданской и поэтической личности, к его имени и делам.

Путь Цадасы был отнюдь не простым, но чрезвычайно плодотворным. Семьдесят четыре года прожил поэт и шестьдесят из них отдал делу становления и развития родной аварской поэзии и всей дагестанской литературы. В сознание своего народа Цадаса вошел как талантливый мастер сатиры и юмора, популярный баснописец и драматург, автор эпических поэм и лирических стихов. С именем Цадасы неразрывно связано становление в национальной литературе целого ряда новых жанров, утверждение в ней принципов и традиций реализма.

Селение Цада. Дом, в котором родился и жил Гамзат Цадаса. Ныне мемориальный дом-музей поэта.

На протяжении многих десятилетий Цадаса оказывал огромное воздействие на формирование духовного облика и эстетических вкусов горского читателя. «Это был самый острый ум современной Аварии, поэт, убивавший словом врагов нового, мудрец, искушенный во всех тонкостях народного быта, беспощадный ко всему ложному, смелый борец с невежеством, глупостью, корыстью», – писал выдающийся русский поэт Н.С.Тихонов, вспоминая свои встречи с Цадасой.

В 1950 году за книгу «Избранное» Гамзату Цадасе присуждена Государственная премия СССР.

Свыше полувека истекло с тех пор, как Гамзат Цадаса ушел из жизни. Но жива память о нем. Продолжает свою жизнь наследие его. Все богаче и краше становится стихия его бессмертной поэзии. Имя Цадасы носят Институт языка, литературы и искусства Дагестанского научного центра Российской академии наук, Аварский государственный музыкально-драматический театр, Гоцатлинский художественный комбинат, многие колхозы, школы, улицы. Бескрайние просторы мирового океана бороздит теплоход, на борту которого начертано бесконечно дорогое для нас имя – «Гамзат Цадаса».

I

«День рожденья моего позабыт в родном ауле», – писал Цадаса в поэме «Моя жизнь». Между тем скупые строчки записи, сделанной отцом будущего поэта Юсупил Магомой на шмуцтитуле одной арабской книги, воспроизводят точную дату рождения Гамзата – 21 августа 1877 года.

Родина поэта Цада – аварский аул, по образному определению Цадасы, «величиною с ослиную голову», принадлежал

Хунзахскому участку Аварского округа. От наименования родного аула псевдоним поэта: «Цадаса» означает «из Цада». Аварский округ отражал специфические черты, присущие социальному и духовному облику населения Нагорного Дагестана. А его административный и культурный центр, древний Хунзах, еще хранил отпечаток могущественной некогда резиденции Аварского ханства.

Родители будущего поэта – отец Юсупил Магома и мать Бегун – считались неимущими узденями. Гамзату было 7 лет, когда умер отец, «умер, так и не узнав про нательную рубаху». Вскоре покинула свет и тяжелобольная мать. «Среди семи платков один я носил папаху», – писал поэт, вспоминая о себе и сестренках, осиротевших вместе с ним.

В те времена, пожалуй, единственным доступным учебным заведением в Дагестане была арабская духовная так называемая примечетская школа – медресе. В аулах Гиничутль, Гоцатль, Хариколо в школах этого типа волею опекуна получил образование и Гамзат. Двадцать лет скитался он из аула в аул в поисках «хороших» учителей и «состоятельных» школ и сумел накопить обширные знания по богословию, логике, этике, мусульманскому праву, по некоторым естественным дисциплинам. Поэт преуспевал и в области грамматики, лексики и стилистики арабского языка, восточного стихосложения, получил доступ к литературным, историческим и философским сочинениям Востока, творениям великих художников – представителей мусульманского Ренессанса.

Первые народные поэты Дагестана Гамзат Цадаса, Абдулла Магомедов и Сулейман Стальский. 1934 г.

И все же куда основательней и плодотворней оказалась жизненная школа Цадасы. Еще юношей пришлось ему добывать хлеб для многострадальной семьи, нередко выезжать на отхожие заработки, гнуть спину на строительстве железной дороги в г. Грозном, трудиться лесосплавщиком у отрогов Главного Кавказского хребта. «Как продолжительна ни была учеба, но главные уроки мне преподала жизнь», – писал поэт. Науку жизни Цадаса постиг в ходе последующей служебной деятельности, главным образом в годы работы в должностях сельского дибира, шариатского судьи, учителя духовной школы.

Начало творческой биографии Цадасы относится к 1891 году, когда четырнадцатилетний юноша написал и обнародовал первое самостоятельное сочинение, известное под наименованием «Собака Алибека». Едкая сатира на состоятельного соседа поэта была воспринята сельчанами с ликованием, а хозяином собаки – с кровной обидой.

На лужайке в родном ауле. 1948 г.

С самого начала поэтическому таланту Цадасы было свойственно стремление извлечь поэзию из жизни, обращение к образам и темам, подсказанным реалиями действительности, а не литературной традицией.

Не лежит моя душа к песнопениям любовным, Я хочу служить стране словом грозным, полнокровным, – писал поэт, характеризуя свое эстетическое кредо, которое получило красноречивое определение «третьей струны древнего горского пандура». Не случайно первые же стихи Цадасы своей напускной патетикой и иронией низводили предмет до смешного. Но замечательно то, что высшего эффекта Цадаса достигал пародированием не только явлений действительности, но и устоявшихся и устаревших жанровых и стилевых канонов национальной художественной практики, юмористической их стилизацией. Новаторски уловил Цадаса момент кризиса определенной модели национального художественного мышления, скажем, типа так называемых песен о набегах или песен о любовных похождениях.

Гамзат Цадаса с супругой Хандулай. Махачкала, 1950 г.

Гамзат Цадаса с сыном Расулом у родного аула Цада. 1948 г.

Гамзат Цадаса с сыном Гаджи. Буйнакск, 1950 г.

Еще дореволюционный период творческого пути Цадасы позволяет признать, что самая сильная сторона его реализма состояла в сатирическом изображении действительности. Беспощаден был поэт, например, к таким отвратительным чертам социального зла, как стяжательство, накопительство, чинопочитание, различные проявления идеологии клерикализма и патриархальщины.

– писал поэт еще в конце XIX столетия в «Стихах о харчевне», утверждая нравственное превосходство честной бедности над тунеядством. В другом ключе решена проблема столкновения интересов народа и властей, проблема социальной несправедливости в стихотворении «Поход по тревоге». Аллегорично выражение Цадасы, по-эзоповски подразумевающее «сильных мира» и «послушных им рабов»:

Вот до какого впечатляющего сатирического обобщения действительности поднялся Цадаса. Строки эти уже тогда вошли в обиход лексической идиоматики аварцев. А сейчас они звучат как написанные сегодня. Или обратимся к знаменитой басне-сатире Цадасы «Дибир и Хомяк». В ней, как и в пародии «Алил Магома – дибиру», Цадаса вплотную подошел к отрицанию пресловутого непротивления злу насилием, реакционнейшей концепции примирения с действительностью. Это не просто проявления богохульства и непочтения к слою имущих. Критикуя ханжество и лицемерие, корысть и эгоизм новоявленных предпринимателей и реакционного духовенства, Цадаса шел к утверждению положительного идеала, и этот идеал был окрылен нравственно-эстетическими критериями реализма – гуманизмом и демократизмом.

В 1944 г. Гамзат Цадаса награжден орденом Ленина в связи с 50-летием литературной деятельности.

Гуманизм и демократизм поэта лучше и ярче всего проявились в изначальной обращенности его творчества к социальным низам горского общества, обездоленным и задавленным жизнью и обстоятельствами, к людям малоприметным, слабым, безвольным, приниженным. Вместе с тем человеческая обычность и социальная конкретность как характерные черты типизации у Цадасы имеют своим подтекстом ощущение народа как потенциальной силы, ощущение тревог жизни, но не проповедь примирения, умиротворения, благополучия. Заселяя свои произведения не исключительными героями, а самыми обычными, простыми, так называемыми «маленькими людьми» из горской действительности, выписывая правдивые картины национального быта дагестанского аула, высказывая горькие истины о крестьянской психологии обреченных людей, о рабской привычке к повиновению и безмолвию, – вспомним исповедь Хасая, мол, «спина болит, коль ноша не давит», – Цадаса раскрывает горцам глаза на правду жизни, поднимает их самосознание. Обращаясь к мировоззренческим аспектам дореволюционного творчества Г. Цадасы, следует иметь в виду, что поэт принадлежал к плеяде национальной демократической интеллигенции, которая как бы ощупью, порой интуитивно шла к постижению окружающего мира в его социальных противоречиях, хотя и не представляла его в четких классовых категориях. Исходной позицией его реализма явился острый конфликт между народным самосознанием и несправедливостями современного общества. Этим обусловлен и происходивший в его дореволюционном творчестве процесс сосредоточения, накапливания и усиления элементов критического реализма. Критическое отношение Цадасы к действительности эстетически четко дифференцировано в сатире и юморе, в богатом многообразии их приемов и типов. Именно в сатире и юморе наиболее рельефно выразились верность правде жизни и народный характер видения действительности. В них же нравственный и демократический пафос творчества поэта. Сатира и юмор – творческий удел Цадасы как художника, как реалиста. Цадаса мог бы вслед за Львом Толстым повторить: «Герой моих произведений – правда».

В гостях у Гамзата Цадасы делегация Союза писателей СССР. Сел. Арани, Хунзахская крепость близ аула Цада. Слева направо: комендант крепости красный партизан А.Магомаев, Газмзат Цадаса, Н.Тихонов, ВЛуговской, П.Павленко. 1933 г.

Идейно-художественные истоки творчества Цадасы следует видеть в родном фольклоре и литературных традициях народа. Без народного творчества, без предшествовавшей национальной литературы в лице создателей новой аварской поэзии – Али-Гаджи из Инхо, Эльдарилава из Ругуджа, Чанки из Батлаича, Махмуда из Кахаб-Росо – Гамзат Цадаса как национальный поэт был бы невозможен. Но, как известно, Цадаса не перепевал, а утверждал, развивал и обогащал накопленный до него художественный опыт. Это обстоятельство, очевидно, он и имел в виду, когда писал: «Я продолжил в горах свою тропу».

II

Сорок лет, полных забот и тревог, было за плечами Гамзата Цадасы, когда наступил семнадцатый год, ознаменовавший начало ломки современного социального и духовного уклада человека и общества. Логика всей предшествовавшей жизни с неизбежностью должна была привести и привела Цадасу к относительно безболезненному выбору в сложнейшей ситуации, когда «в течение трех зим и трех весен люди прожили в тумане», когда в Дагестане, «как стакан передают собутыльники друг другу, так один бандит и вор власть передавал другому». В переломный период истории своего края национальный поэт сумел чутко прислушаться к биению пульса родного народа. Он становится не просто сторонником, но и поэтическим глашатаем обновления жизни в горах. Поэт сотрудничает в органах новой народной власти, работает членом и председателем Аварского окружного шариатского суда, председателем продовольственного комитета и комиссаром народного хозяйства Хунзахского участка, секретарем редакции областной аварской газеты «Красные горы», секретарем Хунзахского районного и окружного исполкома.

Для Г. Цадасы это означало рубеж, за которым началась новая, несравненно более содержательная, более богатая, более вдохновенная полоса творческой и жизненной биографии. Отныне главным делом его жизнедеятельности становится литература, она определила его гражданское и общественное лицо как певца трудового народа.

«К горской бедноте» (1920) – так озаглавил Цадаса одно из первых своих послереволюционных произведений, опубликованных в 1921 г. в газете «Красные горы». Стихи эти представляли собой поэтическое воззвание к горскому крестьянину, разъяснявшее ему смысл «кровью обретенной свободы», предостерегавшее его от «дружбы с недругом».

«Кого выбирать в Советы» (1921) – ставит вопрос Цадаса в одноименном обращении к горцам, впервые за всю историю удостоенным права избирать и быть избранными в органы государственной власти, народного самоуправления, и сам же отвечает: избирайте из народа, ибо «подлинные герои таятся под овчинными тулупами».

– писал поэт в своем поэтическом наставлении. Цадаса верил в смысл революции, которую еще предстояло совершить в психологии горца, в его сознании; хотел, чтобы батрак научился хозяйскому отношению к новой жизни, чтобы он усвоил то, что завоеванная свобода – это его свобода и новая власть – это его власть. И что свобода эта не сама пришла, а взята силой и стоила немалых жертв. И пользоваться ею – дано им, батракам. «Государство – наше, мы сами – государство», – говорил Цадаса.

Первая книга стихов Гамзата Цадасы на аварском языке «Метла адатов». Издание 1934 г. Даггиз. Обложка худ. М.Юнусилау.

Новый угол зрения, новое направление искусства, новые принципы рождались и складывались в горниле борьбы за преобразование социального уклада общества, в защиту завоеваний трудового народа, преодоление сопротивления низвергнутых классов в ходе всенародного движения за новую культуру и новый быт, в стремительном наступлении на бастионы невежества, в походах «культсанштурма», в энтузиазме обновления и возрождения материальной и духовной жизни народа, за становление и упрочение творческих сил нового общества. Замечательным было то, что столь безболезненным и успешным оказался процесс вхождения огромного множества национальных литератур аварцев, даргинцев, кумыков, лакцев, лезгин и др., далеко не одинакового художественного опыта, несовпадающих эстетических традиций и стилевых течений, рационалистических и романтических навыков в новое и единое русло своего развития и переключение их на принципиально иной путь функционирования, путь осознанного и целенаправленного служения интересам народа.

Согласно меткой характеристике A.M. Горького, молодая советская литература жила «в состоянии войны со старым миром и в напряженном строительстве нового мира». Можно без преувеличения полагать, что немного – и не только в дагестанских литературах – художников слова, которые бы с такой идейной непримиримостью и эстетической убедительностью вели борьбу с неправдами старого мира, отрицали мерзости жизни, бросали дерзкий и отважный вызов такому могущественному и цепкому злу, как косность и предрассудки, рутина и пережитки, отсталые взгляды и вредные обычаи, которые претендовали на роль неизменных национальных традиций, с какой это делал Цадаса. При этом поэт безошибочно отличал подлинно национальное от псевдонационального. Всем нам понятна, например, беспощадная борьба Цадасы против варварского адата кровной мести, увековеченной стародавней дедовской моралью: «Кровь не высыхает, долг не пропадает».

Москва. На 1-м съезде советских писателей. Слева направо: в первом ряду – Э.Капиев, Г.Цадаса, Б.Астемиров, С.Стальский; во втором ряду – И.-Х.Курбаналиев, Т.Мелевич, А.Безыменский, Р.Нуров, Н.Тихонов, Р.Динмагомедов, Аткай. 1934 г.

Цикл сатир поэта на тему кинжала – это смелая и умелая нравственная дискредитация злого пережитка.

Подлинный нравственно-этический суд совершил Цадаса над позорными проявлениями женского бесправия. Поэт ратовал за раскрепощение горянки, защищал ее от унижений, сетовал, что «из-за неверного взгляда на женщину мир хромает на одну ногу». В условиях, когда прошлое хотя и было перевернуто, но не изжито, а настоящее еще не проверено, не испытано, не подтверждено опытом, не закреплено, так важен сам угол зрения художника, вступающего в борьбу со старым миром.

Замечательно то, что эта борьба Цадасы с пережитками социального прошлого не сводилась к проповедничеству. Еще Эф. Капиев отмечал острую действенность сатиры аварского поэта. По свежим следам только что опубликованных стихотворных фельетонов и философско-этических наставлений Цадасы из районов и аулов гор поступали сообщения и отклики о том, как стихи поэта становились повесткой дня сельских сходов, на которых выносились решения об отказе горянок, скажем, от ношения чохто. Это же факт истории, что цикл сатир Цадасы, развенчавших культ кровной мести, возымел такой общественный резонанс, что в начале 30-х годов появилось массовое движение под девизом «Долой кинжал». Под тем же названием возникли в горах кустарные артели, занимавшиеся перековкой кинжалов на серпы. Примеры можно продолжать.

Справа налево: Сидят: Э.Капиев, Г.Цадаса, С.Милян. Стоят: Х.-Б.Аскар-Сарыджа, Н.Лаков, Р.Фатуев, М.Джемал. 1938 г.

Но бороться приходилось не только с элементами старого разложившегося общества. На пути вставали и трудности, возникновение которых связано с промахами новой власти. Сатирическое перо Цадасы развенчивало пороки бюрократизма и комчванства, всевозможные искривления и злоупотребления, проявления перерожденчества и отступничества, обывательщины и головотяпства.

На Хунзахском плато у аула Цада. 1946 г.

Создавался своего рода совокупный сатирический образ новоявленного мещанина и приспособленца, подхалима и угодника, негодяя и мерзавца, который, как метко подметил А.М.Горький, «довольно успешно начинает строить для себя дешевенькое благополучие в стране, где народ заплатил потоками крови своей за право строить свою культуру». Как это созвучно тому, о чем писал Г. Цадаса и опубликовал еще в 1921 году в газете «Красные горы»:

Поэт оставался верен своей заповеди – «срамить публично лжеца и подлеца, невзирая на чин и ранг», «разоблачать в стихах несправедливости и непорядки, злоупотребления и глупость, невежество и лень». Цадаса как бы следовал ленинскому высказыванию о том, как «жизнь заставляет смотреть на себя, не отводя глаз и от самых возвышенных и от самых низменных ее сторон». В силу этого восприятие и утверждение нового мира и нового человека сопровождалось и достигалось отрицанием старого мира и прежнего, ложного героя. В критическом сознании народа до сих пор живы созданные Цадасой отрицательные типы, такие как Яхья, Султанбек и Кодолав…

В кругу внуков. Сел. Цада, 1948 г.

В родном ауле. 1947–1949 гг.

Встреча двух заочных друзей – народного поэта Дагестана и известного уральского сказочника П.Бажова на 1-й Всесоюзной конференции сторонников мира. Москва, Дом Советов, 1949 г.

Уникальным художественным явлением стал первый сборник стихов Г. Цадасы, получивший по воле автора красноречивое наименование «Метла адатов», чем-то родственное известной сатирической практике В. Маяковского. «Метла…» – это тоже своего рода правдивая картина данной эпохи в момент ее расставания с прошлым, расставания, так сказать, со смехом. Это смелый, дерзкий, уверенный рассказ умудренного опытом художника, пропущенный через фантазию и интуицию искусного мастера, виртуозно владеющего оружием сатиры. Это талантливая критика безобразного и порочного, правда, обращенная не в прошлое, а в будущее. Бытийная основа и житейская правда – вот на чем строился художественный мир «Метлы…» Цадасы.

Произведения Г. Цадасы отличаются высокой культурой смеха. Смех у него – не порождение раздражительности, желчного, болезненного расположения духа. Цадасе чужд смех ради забавы и праздного развлечения. В его основе – комизм живой правды. Смех этот добр, благороден, честен. Он разборчив, избирателен. Он легко различает «своих» и «чужих». Одних карает, других излечивает. Смех Цадасы всегда был очистительным и по сей день остается таким. Не случайно Гамзат любил называть себя «лекарем».

Слева направо: Председатель Совнаркома ДАССР А.Д.Даниялов, народный поэт Дагестана Гамзат Цадаса, Председатель Президиума Верховного Совета ДАССР А.-Г.Тахтаров, первый секретарь Дагестанского обкома ВКП(б) А.М.Алиев, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда И.И.Мещанинов, 1949 г.

Поэт со своим литературным секретарем Магомедом Кебедовым у Хунзахского водопада. 1946 г.

Как известно, искусство в своей основе всегда есть борьба «за» и «против». Если одним крылом зарождавшейся и крепнувшей новой дагестанской литературы была борьба со старым, то вторым стало утверждение новых начал действительности. «Новый мир» – это было самое распространенное сочетание слов, свойственное эпохе 20-30-х годов. Оно служило наименованием печатных органов и поэтических сборников. Как не вспомнить: «чудо света» – Чохскую коммуну, прославленный Сталинаульский колхоз, новообретения аулов и людей, переселившихся из теснин гор на просторы равнин, красочный пейзаж садов, разведенных на склонах альпийского высокогорья, первый репродуктор в горном ауле и первую лампочку Ильича в сакле горца, первый автомобиль, мчавшийся по только что проложенным горным серпантинам, первый трактор, распахавший межи пашен, первый самолет над хребтами и долинами родного края – вот они, живые свидетели социальной нови, предмет восхищения и вдохновения художников слова Дагестана. Отсюда мажорность интонации, сгущенность настроения, возвышенность восприятия, «потребность часто не сказать, а крикнуть» (А. Воронский). На весь Дагестан прозвучал тогда голос Г.Цадасы:

Известная степень примеси романтики, идеальной трактовки явлений были свойственны в целом искусству 30-х годов. Нет, не о патетике, не о риторике в данном случае речь, а о пафосе как особом идейно-эмоциональном импульсе. Романтическая приподнятость литературы – от романтики самой действительности.

В поэзии Г. Цадасы трудовой подвиг соизмерялся с переделкой «человеческого материала», с закалкой людей, с совершенствованием личности. «Как куются люди?» – так назвал Г. Цадаса одно из лучших поэтических произведений начала 30-х годов, в котором к разработке темы труда подошел с философско-эти-ческой стороны.

Незабываемое предвоенное время! Столько было в поэзии тех лет чувства любви к родине, гордости за ее защитников, уверенности в завтрашнем дне. Чутко дышала поэзия предчувствием грозных испытаний и грядущих побед. «Настанет день, настанет час, страна на подвиг кликнет нас», – писал Сулейман Стальский. Сухим держал порох и Гамзат Цадаса. И когда действительно настал час, поэт приравнял перо к штыку. И не только стихом сражался Цадаса. Он ездил по селам и аулам, живым словом ободрял людей. Не раз побывал престарелый поэт в воинских частях и на передовой фронта, вдохновляя бойцов на подвиг. Пламенное слово Цадасы звучало с трибун антифашистских митингов, со страниц центральной печати и по радио. И не только… Цадаса отправил на фронт двух своих сыновей, и они пали смертью храбрых – один в Севастополе, другой – под Сталинградом.

Особого разговора заслуживает трогательная переписка Цадасы с фронтовиками. Она была интенсивной, объемной, теплой. Письма шли не только от родных и близких, но и от далеких и незнакомых. Писали они, как говорится, и в прозе, и в стихах. Люди делились радостями и горем, спрашивали совета, «отчитывались» перед поэтом о своих боевых успехах. И Цадаса становится инициатором создания периодического печатного органа для этой переписки между фронтом и тылом. «Дагестан – своим фронтовикам» – так называлась газета, ставшая в те суровые годы явлением неповторимым и уникальным.

Однако главную роль играла, сражаясь и побеждая, все-таки поэзия Цадасы, патриотически-призывная, сатирически-изобличительная, острая, меткая, честная. Обогащенная в жанрово-стилевом многообразии, она была активной, действенной силой. И, как ни парадоксально, с особой силой заговорила в годы войны дагестанская лирика. Стихотворные послания на фронт и с фронта, письма подруги к любимому и его ответ с поля боя, песни матерей и сестер – огромен круг разновидностей лирических жанров, получивших бурный расцвет в творчестве Цадасы. Песни его пелись на фронте и в тылу.

III

Удивительно плодотворным оказался послевоенный период жизни и творчества старейшего поэта Дагестана. Теперь, на склоне лет, умудренный богатым жизненным опытом, Цадаса создает новые вдохновенные произведения, полные любви и признательности партии, Родине, народу. Глубокие раздумья о прожитом и пережитом, серьезная озабоченность будущим вылились у него в замечательный поэтический цикл, посвященный дружбе между народами, миру на земле.

Газета «Дагестан – своим фронтовикам» с обращением народного поэта Дагестана Гамзата Цадасы. 1943 г.

Сын Гамзата Цадасы Магомед (1917–1943). Погиб под Сталинградом.

Сын Гамзата Цадасы Ахильчи (1920–1942). Погиб под Севастополем.

Поэт с первой внучкой Патимат, дочерью погибшего на войне Магомеда. Махачкала, 1947 г.

Ярко прозвучал голос поэта в 1948 г. на I Всесоюзной конференции сторонников мира в Москве. Разумеется, Цадаса не был свободен от всесильных культовых веяний, но не они определяли пафос и содержание творческого облика поэта-реалиста, остававшегося верным правде жизни и только ей.

Ярчайшей страницей в творческой биографии Цадасы этого периода следует признать создание многопланового поэтического полотна – эпической поэмы «Сказание о чабане», расцененной литературной критикой как значительное явление в современной советской поэзии и выдержавшей многократные издания в стране и за рубежом. Это правдивая поэтическая летопись коренных социальных преобразований, осуществленных в горах, образный сказ о судьбах дагестанского крестьянства, картина борьбы со старым и утверждения нового, убедительная демонстрация того, как широко раздвинулись рамки духовного мира современного горца. Устами главного героя своей поэмы Али Хирачева Цадаса говорит:

В понимании своей гражданской и патриотической ответственности за судьбы людей и общества, в утверждении этой ответственности состоит один из главных итогов творческого пути аварского поэта. Но поэт не просто декларирует свой идеал. Он дает целую программу его нравственного обоснования. Программа эта развернута поэтом в целостном цикле наставлений, обращенных к новому поколению, нравоучительных баснях и сказках, в замечательной этико-философской поэме «Уроки жизни» и др. Вот один из шедевров Цадасы:

Нас не перестает поражать широта творческого диапазона Цадасы. Выдающийся мастер поэтического слова, он явился незаурядным драматургом, трагедии и комедии которого заложили основы национального театра аварцев. Цадаса известен и как автор замечательных басен и сказок, вошедших в сокровищницу словесного искусства народов Дагестана. Перу народного поэта принадлежит ценное исследование о творчестве бессмертного классика аварской лирики Махмуда из Кахаб-Росо и его современников. Исключительно плодотворной оказалась увлеченная работа Цадасы над переводами большого цикла политической лирики и поэмы «Руслан и Людмила» А.С.Пушкина, признанными лучшими образцами поэтического перевода на аварский язык.

В одном из интервью для прессы в 30-х годах Цадаса сетовал: «Мне как воздух нужна помощь, нужно больше общения с большим миром, с нашей великой страной, больше видеть людей и их жизнь». И помощь эта пришла к аварскому поэту прежде всего от далеких русских собратьев по перу – Николая Тихонова, Владимира Луговского, Петра Павленко и многих других, которые побывали в том далеком 1933 г. в Дагестане, в Ашага-Стале, в Цада. Это благодаря заботе и вниманию представителей русской культуры многие дагестанские художники слова получили выход на всесоюзную арену. Вошел в большой мир поэзии и Гамзат Цадаса.

Гамзат Цадаса, писательница Кравченко и аварский поэт М.Сулейманов в Ташкенте на юбилее Алишера Навои в 1948 г.

На всю великую страну расширился круг его общения и дружбы. Близкими и родными стали для него имена С. Айни и Лахути, Джамбула и Гулиа, Купалы и Коласа, Табидзе и Леонидзе, Безыменского и Погодина… В переводе аварского поэта на русский язык приняли участие такие замечательные русские поэты, как Д. Бедный, Н. Асеев, Н. Тихонов, В. Казин, Н. Ушаков, Л. Пеньковский, особенно С. Липкин, с которым поэта связывала добрая дружба. Цадасу никогда не покидало чувство признательности великой русской культуре, русской художественной интеллигенции.

Незаурядной была личность Г. Цадасы, незаурядным был его талант. Они и принесли поэту всенародное признание. В 1934 г. одновременно с С. Стальским и А. Магомедовым Цадасе как «старейшему поэту, любимому широкими массами трудящихся горцев, сатирику, беспощадному разоблачителю пережитков старого быта и активному общественнику» присваивается только что учрежденное почетное звание «Народный поэт Дагестана». Тогда же поэт избирается членом Даг ЦИКа. Член Союза писателей СССР, Цадаса принимает участие в работе первых Вседагестанского и Всесоюзного съездов советских писателей в качестве делегата. Имя и дела Цадасы становятся достоянием всесоюзного читателя. В 1939 году Цадаса в числе видных советских писателей удостаивается высокой награды Родины – ордена Трудового Красного Знамени, а в 1944 и 1947 годах – орденов Ленина. В 1950 году народному поэту присуждается Государственная премия СССР. Цадаса избирается депутатом Верховного Совета ДАССР и Верховного Совета СССР.

Гамзат Цадаса достиг самых высоких ступеней признания и славы. Вместе с тем путь поэта не был сплошь усыпан розами, не всегда и не на всех этапах он был гладким и парадным. На этом пути были и крутые подъемы, и встречные ветры, и подводные рифы. Порой тяжело преодолевались барьеры и наскоки. Было время, особенно в 30-х годах, когда пролеткультовские ниспровергатели объявили поэта лишенным реальной перспективы. Вульгаризаторы зачисляли Цадасу в разряд попутчиков, дискредитировали его как выходца из чуждой среды, имея в виду духовное прошлое поэта. Со страниц республиканской газеты выдвигались хлесткие обличения Цадасы в «политической близорукости», а стихов его – в «контрреволюционной сущности». Непревзойденного мастера национального стиха высокомерно поучали, как писать стихи, и делали это случайные, малообразованные, окололитературные дельцы, карьеристы от искусства. Было время, когда поэт находился в полной изоляции. Как свидетельствовал Эф. Капиев в 1937 г., за полтора года не увидело света ни одно новое стихотворение Цадасы. Стихи его или браковались, или просто терялись в Союзе писателей Дагестана. То и дело занимались мелким подсиживанием народного поэта, а то и прямой травлей его.

Но Цадаса был испытанный борец. И он карал клеветников и пером, и словом.

И в последующем широко в ходу были различного рода надуманные упреки и претензии, искусственно увязанные с известными «установками» по так называемому безродному космополитизму, по преодолению раболепия перед Востоком, по пресечению апологии «реакционного прошлого», «идеализации Шамиля и мюридизма». То и дело выдвигались стандартные обвинения в отсутствии в сатирах Цадасы положительного героя и преобладании отрицательных типов. Вкусовщина в оценках, перехлест в суждениях, ниспровергательский ажиотаж, страсть неусыпно бдеть – все это создавало ложные стереотипы реального процесса, а Гамзату Цадасе как сатирику доставалось больше всех. Но поэт оставался непоколебимым. Смело отстаивал он свои убеждения, хотя это было не всегда безопасно для его благополучия.

Гамзат Цадаса. Последняя фотография во время болезни. 1951 г.

В республике помнят, например, публичные выступления Цадасы в защиту легендарного героя Хочбара, которого в 30-х годах пытались опорочить как одиночку-разбойника, в защиту народно-освободительного характера движения горцев Дагестана, которое пытались в конце 40-х годов представить как реакционное и инспирированное из-за рубежа, в защиту подлинно национальной природы творчества знаменитого Махмуда из Кахаб-Росо, неповторимый талант которого пытались поставить в полную зависимость от средневековой арабской поэтической традиции. Цадаса с большим тактом, чуткостью и редкостной разборчивостью обращался с исторической и духовной памятью народа и умел отличать подлинно национальные, прогрессивные, гуманистические традиции от псевдонародных, реакционных наслоений и искажений. В этом проявился светлый облик Цадасы как убежденного гуманиста и просветителя, как подлинно народного поэта.

* * *

«Способность творчества есть талант, – писал В. Г. Белинский в статье, посвященной И. А. Крылову, – а способность быть народным в творчестве – другой талант, не всегда, а, напротив, очень редко являющийся вместе с первым». Гамзат Цадаса обладал и одним, и «другим». Творчество его – о народе и для народа. Он был народным поэтом в самом глубоком, широком, истинном смысле этого понятия. «Я поэт, рожденный народом, и оружие у меня, отточенное народом. И библиотекой у меня был народ, и аудиторией у меня был народ. У народа брал, народу отдавал», – говорил поэт в 1950 году в речи перед избирателями.

Наследие Гамзата Цадасы продолжает свою жизнь. Оно всегда современно. Оно живо и сегодня. Он как убежденный борец против косного и рутинного, как сторонник всего передового и прогрессивного – вместе с нами, в числе подлинных борцов за преодоление зла, за оздоровление нравов, за обновление жизни.

Памятник Гамзату Цадасе, установленный в центре столицы Дагестана Махачкале. Скульптор – заслуженный деятель искусства Дагестана Хас-Булат Аскар-Сарыджа.

…В маленьком аварском ауле Цада, расположенном у подножия скалистых обрывов на высокогорном Хунзахском плато, в скромной горской сакле, сложенной из простого местного камня, там, где родился и провел многие десятки лет жизни Гамзат Цадаса, вот уже четыре десятка лет функционирует Государственный литературно-мемориальный музей дагестанского поэта. Идут в этот музей люди из самых разных краев – из родной Аварии и многоликого Дагестана, из дальних и близких областей и республик страны, нередки и гости из-за рубежа. Идут поколения за поколениями. И вспоминаются слова, сказанные в 1977 году на юбилейном вечере Гамзата Цадасы замечательной русской поэтессой Людмилой Татьяничевой: «Юношей и девушек в далеком двухтысячном и трехтысячном году ожидает радостная встреча с вечно молодым, жизнеутверждающим талантом Гамзата Цадасы.

Вечное да живет вечно!»

 

Саид Араканский

(Краткий очерк жизни и творческой деятельности) [1]

А. Р. Шихсаидов

XVII–XIX вв. – эпоха расцвета дагестанской арабоязычной литературы, дальнейшего развития собственно дагестанкой художественной и исторической традиции. Литературное наследие трех веков неразрывно связано с именами Шабана из Ободы, Мухаммада из Кудутля, Таййиба из Харахи, Дамадана из Мегеба (ал-Мухи), Мухаммада из Убры, Дауда из Усиши, Мирзаали из Ахты, Дибиркади из Хунзаха, Мухаммада сына Манилова, сына Араба, Исмаила из Шиназа, Мухаммада Яраги, Гасана из Кудали, Муртазаали из Урады, Джамалудина из Гази-кумуха, Саида из Аракани, Зейда из Куркли, Курбанали из Аргвани, Абдурахмана из Газикумуха, Мухаммадтахира ал-Карахи, Гасана Алкадари, Абусуфьяна Акаева из Нижнего Казанища, Джамаладдина Карабудахкентского, Назира из Дургели, Али Каяева и многих других.

Тематически это наследие дагестанских авторов охватывало многие дисциплины в сфере науки того времени – грамматику арабского языка, мусульманское право, комментарии к Корану, историю, догматику, этику, суфизм, поэзию, математику, медицину и др.

Как отмечал академик И.Ю. Крачковский, литература, созданная дагестанскими авторами, писавшими в XVII–XIX вв., носила универсальный характер: «… она энциклопедична, но в центре ее внимания лежат науки канонические, особенно экзегез и право… Дагестанские ученые того времени владели уже всей полнотой общеарабского наследия своих веков. В равной степени их интересовали и науки… и трактаты по математике… или по астрономии». При таком, казалось бы, богатом литературном арсенале приходится с огорчением отметить, что ни об одном из названных дагестанских авторов нельзя сказать, что его творческое наследие собрано хотя бы наполовину.

В этом контексте наиболее выгодно выгладит творчество Сайда Араканского (1763-4-1834), крупного дагестанского ученого, известного религиозного деятеля, преподавателя медресе, блестящего знатока арабского языка, арабской литературы, духовной культуры мусульманского мира, неутомимого переписчика рукописей, владельца уникальной библиотеки, автора научных работ по истории, грамматике арабского языка, арабской поэзии.

Сел. Аракани. Общий вид.

Сайд Араканский родился в селении Аракани (ныне Унцукульского района) в 1177 г. хиджры (этот год хиджры начался 12 июля 1763 г. европейского летоисчисления). Его отец – Мухаммад (ум. в 1764 г.), сын Хаджи Абубакра Аймакинского, видного и популярного в Дагестане ученого, поэта, основателя и преподавателя медресе, автора большого числа трудов. Сайд рано приобщился к чтению, получил блестящее образование по многим дисциплинам (Коран, тафсиры, турецкий язык, персидский язык, грамматика арабского языка, мусульманское право, хадисы, риторика). Становление Сайда – человека широкой эрудиции – определялось тем, что он учился у двух выдающихся алимов того времени – Абубакара Аймакинского и Гасана Старшего Кудалинского.

Генеалогию Сайда Араканского традиция возводит к курай-шитам, племени пророка Мухаммада (Саид-Мухаммад-Абубакар Аймакинский – Муавия – Муавия II – Абдулдибир Буцринский, Алеппский, Мекканский, Курайшитский).

Возведение рода к курайшитам принадлежит исторической традиции, достоверность которой следует еще подтвердить. Эту генеалогию лично записал Абубакар в конце рукописи под названием «Минах ал-Маккийа» Ибн Хаджара ал-Хайсами. Но это была генеалогия по восходящей линии.

Сел. Аракани. Старая часть села.

Обратимся к генеалогии нисходящей. У Абубакара Аймакинского и у его жены-араканинки по имени Хаджи-баба, или Айшат (дочери Гитинаваса), было четверо детей (Ахмад, Аминат, Абдурахман и самый младший по имени Мухаммад). Мухаммад родился в Аракани в 1144/1736, получил хорошее образование, в 20 лет уже хорошо знал «ал-Фава’ид ад-Дийа’ийа» Абдаррахмана Джами (ум. в 1492 г.) и другие грамматические сочинения. Мухаммад умер в селении Аракани в молодом возрасте в 1764 г., незадолго до этого у него родился сын, которому дали имя Саид.

Многие видные деятели науки и образования (Гасан Алкадари, Али Каяев, М. Гайдарбеков, М.-С. Саидов, Н.И. Покровский и др.) высоко ценили творчество ученого, его практическую деятельность по сохранению памятников письменной культуры, неутомимые усилия по приобщению своих учеников к знаниям и нравственному совершенствованию.

Литературное наследие Саида Араканского огромно. Однако оно не изучено, не собрано в полном объеме, не издано. Списки его сочинений разбросаны по всему Дагестану, попали в Америку, Европу, в страны Ближнего Востока. Но, тем не менее, литературному наследию Саида Араканского повезло больше, чем наследию других его современников. Благодаря усилиям М.Г. Нурмагомедова сохранено 500 писем ученого, в большинстве автографов, более 70 сочинений из его книжной коллекции. Али Каяеву, Магомед-Саиду Саидову, Магомеду Нурмагомедову, Мансуру Гайдарбекову принадлежит заслуга по выявлению ценных биографических сведений о нем, о литературном наследии ученого.

Мансур Гайдарбеков писал о следующих сочинениях Саида Араканского, дошедших до нас:

1) «Ад-Дурра аз-закийа фи шарх ал-Васийа ас-Сарсарийа» ( ). Это комментарий к касыде религиозного, дидактического характера (Rudolf Mach. 1977. № 2867). Касыда написана в 1196/1781 г., когда автору было 19 лет. Автограф этого сочинения принадлежит М.Г. Нурмагомедову

2) «ал-Хаватир ал-лавами‘ фи асрар ал-каса’ид ал-джавами‘» ( ) («Сверкающие идеи о тайнах всеобъемлющих касыд»). Это комментарии и объяснения, которые Саид Араканский дал к стихам своего деда Абубакара Аймакинского на арабском языке. Касыд всего 13, все они на аварском языке, это в основном проповеди и дидактические тексты. Саид выбрал для комментирования только пять касыд. Эта работа выполнена в 1783 г., когда был жив еще его знаменитый дед, который одобрил работу внука, но выражал сожаление, что ряд аварских касыд остался без комментариев.

Относительно комментариев М.Г. Нурмагомедов писал: «Такое или подобное такому никто не слышал от людей науки в Дагестане, кроме как от Саида, который был юношей 20 лет. Оба этих сочинения, написанные собственноручно Саидом, хранятся у меня на правах наследника, так как я шестой «по генеалогии» Саида: мой отец Нурмухаммад, сын Каримат, дочери Кади Саду, сына Хаджи-баба, дочери выдающегося ученого Саида, а я шестой в этом перечне)».

3) «Касыда о порядках и методах обучения, она встречается почти во всех библиотеках дагестанских алимов и знатоков арабской литературы».

4) Касыда о «сердечных заболеваниях» ( ) чисто суфийская тема. (РФ ИИАЭ, ф. 14. № 2092(и).

5) «Нисф ал-иман», ( ) текст чисто религиозного содержания. Рукопись также хранится в фонде восточных рукописей Института ИАЭ, в копии Хасана аш-Шукди (Ф. 14. № 106).

6) «Танбих ал-талиб ан тазйин умрихи-л-галиб» ( ) (об артикуляции в арабском языке, об относительных прилагательных. Рукопись хранится в фонде восточных рукописей (РФ. Ф. 3. Оп. 1. Д. 104). Переписчик – Хасан аш-Шукди, 1272/1855.

7) «ан-Наджат фи тахридж ал-махаридж ва-с-сифат» ( ) – сочинение по фонетике, о месте и способах артикуляции. Рукопись хранится в фонде восточных рукописей (Ф. 3. Оп. 1. Д. 193). Автограф хранится у М.Г. Нурмагомедова.

8) Грамматический анализ и искусство чтения суры «ал-Фатиха» под названием «ал-Вадиха фи таджвид ал-Фатиха» ( ).

9) Материалы продолжительной письменной полемики по самым разным вопросам между Саидом Араканским и Махди-

Мухаммадом Согратлинским. Они хранились, по словам Мансура Гайдарбекова, в библиотеке Махди-Мухаммада в Согратле и в других рукописных собраниях.

10) «ал-Кавл ас-садид фи джаваб Саид» ( ) (РФ. Ф. 14. № 654). Переписчик Джамаладдин ал-Гумуки.

11) Завещание Саида Араканского, оно переписано в 1291/1874 г. Али из Усиши (Фонд М.-С Саидова № 55 (34). Копия завещания отмечена 1305/1837.

12) Наибольшей популярностью пользуется его историко-биографический трактат «ал-Джавахир ар-рафийа фи хакикат мазхаб ахл ас-сунна ( ) – «Благородные драгоценные камни об истинности мазхаба суннитов») – это история раннего халифата, точнее, жизнеописание пророка Мухаммада, рассказы о знаменитых религиозно-правовых школах. Однако содержание трактата гораздо шире (например, много места уделено обязанностям имама, характерным чертам имама – он должен быть справедливым, благородным, сильным сердцем; имеется экскурс на тему об имамах в истории).

Сочинение было широко распространено в Дагестане, но до сих пор не изучено, не издано. Лучший рукописный список «ал-Джавахир ар-рафийа» хранится в США, в Принстонском университете. Он переписан в 1240/1824 г., а написан Саидом в 1818 г. по просьбе Махди-шамхала, предложившего ученому составить книгу относительно «мазхаба суннитов». Археографическая экспедиция обнаружила в Дагестане другой список этого сочинения, который переписал «лучший из кадиев, крупный ученый Газимухаммад из Йерси, кади Маджалисского участкового суда».

Кстати, в библиотеке Принстонского университета хранятся два ранее неизвестных сочинения, принадлежащих перу Саида Араканского. Первое (Robert Mach, № 5160) носит название «Аджвиба ан ас’илат ад-Дарбанди» ( )

– «Ответы на вопросы ад-Дарбанди») – это ответы Саида на вопросы дербентского ученого по проблемам права, морали, этики, догматики. Второе – это ответы Араканского на вопросы местного правителя – шамхала по проблемам теории власти халифата, легитимности имамата.

Сел. Аракани. Район старого селения.

Сел. Аракани. Старая улочка.

Мы можем проследить истоки интереса Саида Араканского к этой теме. И.Ю. Крачковский обратил внимание на то, что знаменитый историк и историограф Шамиля Мухаммадтахир ал-Ка-рахи (1809–1880) упомянул книгу «Инсан ал-уйун» – очень популярную биографию Мухаммада, составленную ал-Халаби, иначе называемую «ас-Сира ал-Халабийа» (GAL II, 307). Эта рукопись была переписана Саидом Араканским. Когда Шамиль вынужден был покинуть Ахульго, «он вышел из дому в боевом снаряжении, оставив свои книги и все пожитки там. Он ударил рукой по рукописи «Инсан ал-уйун», переписанной известным ученым Саидом ал-Харакани, и воскликнул: «Какому врагу в руки ты попадаешь!». Впоследствии эта рукопись опять оказалась в библиотеке Шамиля. Как писал ал-Карахи, «Аллах Всевышний своим прекрасным могуществом вернул эту книгу в руки Шамиля: он овладел ею вновь через некоторое время». Ныне эта рукопись хранится в библиотеке Принстонского университета США.

Перед исследователями творчества Саида Аракансакого стоит задача как адекватного академического перевода с арабского языка всех сочинений ученого, так и сравнительного анализа различных списков, обнаруженных в последнее время. Подобного рода работа не проведена. Однако этому должна предшествовать еще одна работа – издание библиографических исследований и переводов текстов, выполненных М. Гайдарбековым и М.Г. Нурмагомедовым и находящихся в настоящее время в Рукописном фонде Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН.

Саид Араканский оставил богатое эпистолярное наследие. М.Г. Нурмагомедов пишет о находящихся у него 500 письмах ученого, но не уточняет, идет ли речь об автографах или же о копиях. Эти письма – ценное наследие ученого. Именно в них отразились многогранный литературный талант автора, его жизненная позиция, его огромные знания, интерес к реальной жизни. Письма эти – самые актуальные, самые злободневные отклики на общественно-политические события и на обыкновенный быт времени.

Они обращены как к правителям (Махди-шамхал, Аслан-хан, Сурхай-хан, Ахмед-хан), знаменитым ученым (Мухаммад ал-Йараги), так и к простым людям, к джамаатам, жителям многих селений (Урахи, Урма, Салта, Могох, Усиша, Аракани, Акуша, Губден, Кудутль, Кумух, Харахи, Чох, Гимры). Ряд писем Араканского хранится в РФ ИИАЭ (Ф. 16. Оп. 2. № 719, 738, 908, 1052; Ф. 16. Оп. 3. 1330–1347) и в Фонде М.-С. Саидова.

Тема писем адресатам или ответы на письма – злободневные общественные отношения и обычно бытовые заботы: продажа земельного участка, назр у мусульман, порядок принятия шахадата, возвращения долга, проблема ишкиля, получения жира для освещения мечети, «принципы» развода, определение начальных дней месяца, наследственное право, полнолуние, судьба рукописей «ас-Сахих» ал-Бухари и «Тафсир ал-Джалалайн» – т. н. «Комментария к Корану двух Джалалов», т. е. Джаладдина ал-Махалли (ум. в 1459 г.) и Джаладдина ас-Суйути (ум. в 1505 г.), наставление правителю с призывом к справедливости, жалоба по поводу уничтожения богатой библиотеки ученого.

Мансур Гайдарбеков дал прекрасную характеристику переписке Саида. «Это настоящий клад, своими бесчисленными, красноречивыми, написанными замечательным, своеобразным почерком письмами он прямо наводнил весь Дагестан. Кому только он ни писал: он писал ханам и шамхалам, богачам и беднякам, алимам и невеждам, аулам и обществом – это письма любых форм и содержания… все они написаны со вкусом, простым, плавным классическим арабским языком, не допуская не только малейший грамматической ошибки, но и стилистических и риторических несоответствий и неясностей». Мансур Гайдарбеков писал также, что Саид прекрасно знал арабскую поэзию, в частности, макамы Бади‘ аз-Заман (ум. 1007) и цикл новелл ал-Харири.

В коллекции М.-С. Саидова хранятся фотокопии писем, написанных Саидом Араканским (от своего имени и от имени других лиц, от сельских обществ). В числе адресатов – ученые, духовные, политические деятели, частные лица – письма первому имаму Газимухаммаду, правителю Ахмед-хану, правителю Тарковского шамхальства Махдихан-шамхалу, выдающемуся дагестанскому ученому, устаду накшбандийского тариката Джамаладдину Газикумухскому, сельским кадиям.

Перевод нескольких писем Саида Араканского издан Гаджиевым В.Г. и Рамазановым Х.Х. В Фонде восточных рукописей хранится также около 20 писем ученого (РФ. Ф. 16. Оп. 1. № 379, 843, 1579, 1976, 1685; Оп. 2. № 234, 238, 519, 722, 877, 1457, 1640; Оп. 3. № 1330, 1347).

Среди них – письмо ученому ал-Азхара Шафи ас-Сугури (Согратлинскому) – ответ по проблемам назра; кади Нурмухаммаду ал-Кудуки (из сел. Кудутль) о наследовании имущества; кади Хасану (Гасану) с просьбой вернуть книгу «Шарх Шама’ил» ат-Тирмизи; записки об ишкиле «в наши дни» и др.

В чем феномен Саида Араканского? Что лежало в основе становления его личности? Как известно, XVIII век занимает особое место в истории письменной культуры и духовной жизни дагестанского общества, в формировании особого характера литературной традиции. Для Дагестана это была эпоха универсализации научной мысли, четкого обозначения научных школ (школы Мухаммада из Кудутля, Дауда из Усиши, Гасана Старшего из Кудали, Дамадана Мегебского, Дибир-кади Хунзахского, Саида Шиназского), время повышенного интереса к некораническим наукам – арифметике, математике в целом, медицине, практической астрономии.

Это было время значительного роста письменной культуры, ориентированной на дагестанское селение. Политическая децентрализация, своего рода демократизация общественной жизни, выдвинув сельские общества и их союзы на гребень политической жизни, не прошли бесследно и для сферы культурной жизни. Как никогда раньше, крупные населенные пункты стали очагами культурных традиций. Административные, политические и экономические центры выполняли функции интеллектуальных лидеров. Эти крупные селения выступали в роли городов. В них была сосредоточена интеллектуальная жизнь микрорегиона, связи микрорегионов в сфере культуры были обычным явлением.

Цахур, Рутул, Ахты, Могох, Хучни, Кумух, Корода, Эндирей, Мачада, Унцукуль, Хунзах, Цудахар, Акуша, Гапшима, Кахиб, Тарки, Карата, Урахи, Хуштада, Кубачи, Цугни, Курах и многие другие селения – в них существовали большие мечети, медресе со значительным фондом разнообразной книжной продукции. Кстати, в XVIII в., особенно в его середине, в связи с разгромом Надир-шаха вырос престиж медресе (в Мегебе в 1744 г. построена, например, мечеть в честь разгрома «грозы Вселенной»).

Бигорафия Сайда Араканского, составленная М.Г. Нурмагомедовым. Начало. Рук. фонд ИИАЭ.

Список писем Сайда Араканского, составленный М.Г. Нурмагомедовым (фрагмент).

Одним из таких селений является Аракани, древний аварский населенный пункт, имевший устойчивые литературные традиции. Здесь жил Мухаммад, сын Дибирилава Араканского (умер в 1743 г.), ученик Мухаммада из Кудутля, автор грамматического комментария к толкованию Динкузи «Марах ал-ар-вах» Ибн Масуда. В коллекции М.-С. Сидова (№ 67(58) имеется сборник астрологических и математических трактатов и текстов различных авторов, в том числе и Мухаммада, сына Дибирилава Араканского, составленный в 1154/1739-40 г.

Здесь жил другой Мухаммад, сын Дибирилава Араканского, который в 1783 г. написал трактат по теории стихосложения «Рисала фи ‘илм ал-‘аруд» ( ), копия которого хранится в Принстонском университете.

В 1188/1793 г. Кебед, сын Газиява из Аракани, переписал «Дербенд-наме» – важное историческое сочинение, составленное в Эндирее в конце XVI в., но посвященное событиям V–X вв. Имеются и другие сочинения, переписанные им же. Например, 25 сафара 1227/10 марта 1812 г. он переписал «ал-Мавахиб ал-ладунийа» Ахмада ал-Аскалани. Д.М. Алхасова обнаружила в РФ Института ИАЭ текст «Футухат ал-Маккийа», переписанный им в Аракани в 1204/1790 г.

В Аракани жил Мухаммад, сын Мусита, который переписал в 1778 г. два грамматических трактата – сочинение Хасана ал-Астарабади (ум. в 1315 г.) под названием «ал-Вафийа ли-Шарх ал-Кафийа» и комментарий дагестанского ученого Мухаммада, сына Манилава (XVII в. – начало XVIII в.) под названием «Истиара» ( «Метафора»). В свое время оба этих сочинения были куплены Шамилем в 1845 г., с собственноручной записью имама: «Из книг Шамиля. Она куплена законным путем у наследников Мухаммада, сына Мусита». Именно в Аракани написано сочинение по морфологии арабского языка «Ха-шийат Дибирилав» Дибиром Араканским (РФ ИИАЭ. Оп. 14. Ф. 1. № 140), переписчик – Мухаммад б. Нурмухаммад ал-Уради. 1271/1854 г.).

Так выглядело в XVIII в. Аракани, в котором учился, жил и творил Саид Араканский, селение, где традиции арабо-му-сульманской научной жизни заняли надежные позиции. Но был еще один фактор, не менее значимый, чем факторы, уже названные. У Саида были замечательные учителя. Он учился у нескольких преподавателей, но становление Саида – человека широкой эрудиции – определилось прежде всего под влиянием двух выдающихся алимов своего времени – Абубакара Аймакинского и Гасана Старшего Кудалинского.

Абубакар Аймакинский, дед Саида и «один из наиболее известных в Дагестане правоведов» (М.-С. Саидов), умер в 1791 г., похоронен в селении Аракани. Надмогильная эпитафия гласит:

Перевод: «Это усыпальница шейха имама, обладающего знаниями (о Боге) Хаджжи Абубакара ал-Аймаки (Аймакинского) – по месту рождения, ал-Аракани (Араканского) – по месту жительства, ал-Макки ал-Курайши (Мекканского, Курайшитского) – по происхождению и генеалогии 1205 год». Этот год соответствует 1791 г.

Ниже имеется следующий текст:

«Это надмогильное сооружение поставили Мухаммад, сын Хаджиява и Мухаммад, сын Мухаммы, сына Атилава. 1127 (очевидно, 1227/1812 – А.Ш.). [Это] могила шейха, выдающегося ученого, его внука [Саида…]». Продолжение текста не сохранилось.

Сравнение различных текстов показало, что наиболее точная дата смерти Абубакара Аймакинского – 10 июня 1791 г. В рукописи, принадлежащей жителю селения Охли Левашинского района, мы нашли (1971 г.) следующую запись:

Перевод: «Истинный ученый ал-Хаджж Абу Бакр (Абубакар) ал-Аймаки скончался 8 шавваля 1205. Его могила находится на кладбище (селения) Аракани». 8 шавваля 1205 г. хиджры соответствует 10 июня 1791 г. Дата рождения Абубакара Аймакинского точно неизвестна, но М.Г. Нурмагомедов сообщал, что ученый жил более 82 лет.

Абубакар Аймакинский учился в Аймаки, Аргвани, Зирих-геране, Акуша, Аракани, его учителями были Ибн Дибирилав, ученик Мухаммада из Кудутля, Али Хаджияв, Аишил Али. Он получил блестящее образование (сначала он учился в медресе деда, где изучал грамматику, фикх, хадисы, завершил свое образование у Гасана Старшего из Кудали, у которого прошел курс риторики), был одним из самых известных и влиятельных правоведов (он был кадием в Могохе, Кудутле, Аракани, Кубачи), пропагандистом арабо-мусульманской культуры в Дагестане, поэтом. Он основал медресе, где и преподавал.

Абубакару Аймакинскому принадлежит ряд трудов, среди них:

1) «Васа’ил ал-лабиб Шарх Фада’ил ал-хабиб» – биография Мухаммада, написанная в селении Акуша. Копия 1272/1839 г.

В селении Дибгалик Дахадаевского района, в коллекции Кадила (Раджаба) имеется экземпляр «Васа’ил ал-лабиб», переписанный сыном ученого Абдаррахманом: «Завершил бедняк Абдаррахман (переписку) книги «Васаил ал-лабиб», принадлежащей перу его отца Абубакара ал-Аймаки в зу-л-када 1182 (март или апрель 1769 г.). Переписка выполнена для его брата Хаджж… Али Зирихгеранского в Большом Кубачинском медресе». В Рукописном фонде ИИАЭ имеется текст 1284/1867-8 г., переписанной Мухаммадом ал-Кулзи (Кульзеб, ныне Кизилюртовского р-на), и другие более поздние списки.

Сел. Аракани. Северо-восточная часть селения.

2) Написанный в 1191/1777 или в 1194/1780 г. юридический трактат «И‘лам ат-тилмиз би ахкам ан-набиз» ( ) – об отношении к употреблению вина (РФ. Ф. 14. оп. 1. № 88, 1910 а, 2069 а). Автограф хранится у М.Г. Нурмагомедова. Сочинение закончено в 1191/1777 г. у «достойного, совершенного, истинного, тонкого ученика Мухаммада, сына Багучилава ал-Мачади. В колофоне так и указано: «Сочинение Илам ат-тилмиз би-ахкам ан-набиз в 1191 г. (переписанное у достойного, совершенного, истинного, глубокого алима Мухаммада, сын Багучилава из Мачады».

В РФ ИИАЭ (Ф. 14. № 2069 а) – копия 1224/1966-7, выполненная Гази ал-Карати (из сел. Карата, ныне Ахвахского района). Имеется также список 1194/1780 г.

3) Несколько полемических трактатов, в том числе и «аз-За-джир ан мавалат ал-фаджир» (РФ Ф. 14. Оп. 1. № 1656 а) – трактат, направленный против идеи несправедливости. Сочинение это известно в нескольких списках (в сборной рукописи, принадлежащей жителю сел. Охли Левашинского района Расулу Мирзагаджиеву – список 1327/1909 г., в копии ал-Хаджж Дибир ал-Ма‘али (из селения Маали, ныне Гергебильского района). Автором сочинения («составил и сочинил») назван Абубакар Аймакинский («с Муавиивии Буцринского» из сел. Буцра, ныне Хунзахского района). В этом же сборнике стихотворение Аймакинского.

4) 13 стихов на аварском языке. Они изданы Мухаммад-Мирзой Мавраевым.

Абубакар Аймакинский был хорошо знаком с известным ученым Ибрахим-Хаджиявом из Урады, Мухаммадом и Пати-матилавом из Мачады. Дагестанские востоковеды обнаружили ряд ценных рукописей, переписанных Абубакаром или же в его медресе:

1. В 1170/1756-57 г. «Али, сын Мирза ал-Варайми переписал у великого устада, выдающегося ученого Хаджжи Абубакара ал-Аймаки «Тафсир ал-Джалалайн» («Комментарий двух Джалалов»)» – знаменитый комментарий, написанный двумя знаменитыми Джалалами – учителем и учеником Джамаладдином Мухаммадом ал-Махалли (ум. в 1459) и Джаладдином Абдаррахманом ас-Суйути (ум. в 1505).

2. Во время учебы у Аишил Али аз-Зирихгерани в Кубачи Абубакар переписал «Шарх Джам‘ ал-джавами‘», о чем сделана соответствующая запись в конце рукописи. Это сочинение шафиитского законоведа Абдалваххаба Таджаддина ас-Субки (ум. в 771/1370) по проблемам мусульманского права.

3. Известно письмо Абубакара Аймакинского жителям Эндирея, Аксая и др. с призывом вести борьбу за чистоту ислама, против неверующих (хранится в Дагестанском объединенном историческом и архитектурном музее).

4. Во время археографической экспедиции автор этой статьи видел в селении Дургели третью часть «Тухфат ал-мухтадж Шарх ал-Минхадж» известного правоведа Ибн Хаджара ал-Хайсами (ум. в 974/1567), переписанную «с почерка» Абубакара Аймакинского в 1212 (1803).

5. В 1907 г. в Темир-Хан-Шуре, в типографии М.-М. Мавраева был издан популярный трактат «Минхадж ат-талибин» ан-Навави (ум. в 1277). Переписчиком литографического издания был известный каллиграф Мухаммад ал-‘Ури (из сел. Уриб), который сверял текст с рукописью Абубакара Аймакинского, считавшейся особо надежной.

6. В библиотеке Абубакара Аймакинского имеется экземпляр «Минхадж ал-абидин» ал-Газали, переписанной в 1088/1677-78 Хамзатом, сыном Хасана ал-Кухури (из Гоора).

7. В 1984 г. археографическая экспедиция обнаружила в акушинской мечети сочинение Ибн Хаджара (восьмая четверть «Тухфат ал-мухтадж»), переписанное в 1170/1777 Мухаммадом Акушинским «у его шейха, подвижника, (глубокого как) море, превосходящего своих сверстников, уникума эпохи шейха (единственного в своем роде) Абубакара Аймакинского».

8. В Дагестанском объединенном историческом и архитектурном музее имеется рукопись «Тафсира», переписанного у Абубакара Аймакинского.

9. В коллекции М.Г. Нурмагомедова хранится сборная рукопись, почти полностью переписанная (или написанная) Аймакинским. Состав сборника: Завещание Абубакара Аймакинского, без даты; Рассказ Аймакинского о его пребывании в хадже в 1160/1747 г., автограф; часть «Китаб ал-идах» ан-Навави, переписанная Абубакаром в 1160/1747 г.; «Китаб аз Заваджир ан ифтирак ал-каба-ир» – книга Ибн Хаджара о 467 тяжких грехах, переписанная им же в 1160/1147 г.; большое число стихов, касыд, принадлежащих средневековым арабским поэтам. Завершает книгу переписанный Аймакинским «Чудесный рассказ, легенда о сказочных событиях, имевших место в сел. Ириб в 1076/1667-8 г.».

10. В РФ Института ИАЭ хранится рукопись (Ф. 14, № 145) «Хашийат Дауди» с предисловием Абубакара ал-Аймаки.

Абубакар Аймакинский передал Саиду не только свои обширные знания, к внуку по праву перешли его рукописное наследие, богатая библиотека и, конечно, его медресе. М.Г. Нурмагомедов, потомок Саида, рассказывал, что в его коллекции имеется 72 рукописи, переписанные Аймакинским (рукописная коллекция изучается А.Р. Шихсидовым, Н.А. Шихсаидовой и А.М. Нурмагомедовым).

Во времена Саида Араканского союз знаний и учебы был обычным явлением. Ученый одновременно создавал свое медресе, руководил им, преподавал там. Все видные дагестанские алимы считали само собой разумеющимся единство научного знания и образования. Отсюда – особый престиж отдельных медресе, преподавателей, широкая практика передачи способного ученика от преподавателя к преподавателю.

Медресе Саида Араканского пользовалось огромной популярностью, считалось одним из лучших в Дагестане, в нем прошли обучение представители многих народов Дагестана. В их числе видные впоследствии политические деятели, ученые, преподаватели мусульманских школ, имамы Газимухаммад, Гамзат, Шамиль, идеолог освободительного движения в Дагестане и Чечне Мухаммад (Магомед) ал-Яраги, историограф и единомышленник Шамиля Мухаммадтахир ал-Карахи, известные алимы, наибы, политические деятели Даитбек из Голотля, Загалав из Хварши, Ташев-хаджи и Идрис-хаджи из Эндирея, Нурмухаммад-хаджи из Хунзаха, Йусуф из Аксая, Мирзаали из Ахты, Абдурахман из Казанища и многие другие. Как рассказывает М.Г. Нурмагомедов, Сайд Араканский говорил, что только хороших учеников у него было 400. У Сайда были ученики из Ширвана и Карачая. В медресе преподавали фикх, логику философию, астрономию, языки. Рассказывали, что он любил преподавать на четырех языках (арабском, кумыкском, тюркском, кубачинском).

Он отличался исключительным трудолюбием, жаждой знаний, высоко ценил памятники письменной культуры. Его библиотека – богатейшая на Кавказе (900 рукописей). Книжная коллекция хранила произведения лучших представителей научной мысли народов Ближнего Востока, Средней Азии, Дагестана. К сожалению, эта уникальная коллекция до нас не дошла в полном объеме, вернее, до нас дошли ее жалкие остатки.

В своем письме к Мухаммаду ал-Яраги Сайд Араканский жаловался на печальную судьбу рукописей во время нападения Гамзатбека на селение Аракани: «разрушили дом, ограбили имущество и множество драгоценных книг».

Письмо Сайда Араканского Сурхай-хану (фрагмент).

В личной беседе с автором статьи М.Г. Нурмагомедов рассказал (1975), что библиотека Саида Араканского была разрушена в 1830 г. отрядом во главе с Газимухаммадом, который «ворвался в дом Саида в Аракани, когда тот был в гостях у Аслан-хана Кюринского, разрушил дом ученого, вылил вино, бросив в него рукописи (их было до тысячи). Передают, что по пути в Аракани Саид встретил одну старуху, которая ехидно сообщила ему о гибели библиотеки: «Саид, что-то твои рукописи плавают в вине». Саид не выдал своего горя и ответил: «Ну и пусть! Это им по заслугам – они же противоречили друг другу».

Впоследствии (1980 г.) М.Г. Нурмагомедов рассказал, что «внук Саида собрал остатки разгромленной коллекции – 71 книгу, и все они находятся сейчас у меня».

Переписка книг была одним из важных путей пополнения книжного собрания. Мы пока мало знаем о Саиде Араканском как о переписчике. Исследователи отмечают, что он скопировал 200 рукописей. Однако мы знаем около десятка рукописей, переписанных им или же в его медресе.

В одной из частных библиотек Махачкалы мы нашли рукопись по практической астрономии, переписанную в 1325/1907 г. Ханмухаммадом Аварским, но с копии, выполненной Саидом. В свое время это сочинение было в руках знаменитого Мухаммада Кудутлинского, который записал в конце, что он скопировал ее с авторского экземпляра в 1115/1700 г.

В Принстонском университете (Rudolf Mach, № 2136) хранится знаменитое сочинение Мухаммада ал-Биркави (ум. в 1573) по мусульманской догматике «ат-Тарикат ал-Мухамадийа», переписанное Саидом Араканским в 1221/1806 г. В 1241/1825 г. он переписал «Хайат ал-вусул ила Шарх Лубб ал-усул» Закарийи ал-Ансари (материалы археографической экспедиции).

В политической жизни Саида Араканского были, однако, действия, которые вызывали острую критику многих современников, получили неоднозначную оценку. В частности, по отношению к движению 20-50-х гг. XIX века на Северо-Восточном Кавказе Саид Араканский и имамы стояли на различных, явно противоположных точках зрения. Он был противником активных военных действий против царских войск, пропагандировал мирное решение взаимоотношений с Россией. Его многочисленные ученики разделились также на два противоположных лагеря: одна часть из них активно участвовала в народно-освободительном движении (Газимухаммад, Гамзат, Шамиль, Саид Игалинский, Мухаммадтахир ал-Карахи, Дайтбек Гоготлинский, Идрис Эндиреевский, Загалав из Хварши, Ташев-хаджи Эндиреевский и др.), а другая часть выступала сторонниками царских властей (Нурмухаммад-кади Хунзахский, Йусуф ал-Йахсави, Кади из Ак-сая, Мамакиши Эндиреевский, Мирзаали Ахтынский, Абдаррахман Казанищенский, Аййуб-кади Дженгутаевский).

Он вынужден был бежать в Дженгутай под покровительство Ахмед-хана Мехтулинского. Скончался он в 1834 г. в селении Аракани, где и похоронен. В одном из своих писем к Мухаммаду ал-Йараги он писал: «Моему любимейшему ученику… Мое желание – быть похороненным в могиле, которую выкопал рядом с могилой моего деда».

Значение Саида Араканского в культурной, идеологической жизни дагестанского общества огромно. Политическую, духовную, идеологическую жизнь Дагестана конца XVIII – и всего XIX века невозможно представить без личности Саида Араканского. И.А. Казем-Бек писал: «В номенклатуре ученых Востока более пятидесяти громких имен принадлежат Дагестану; там были, как и есть ныне отличные (по мусульманской оценке) филологи, философы и законоведы».

Выдающийся востоковед определил место дагестанских ученых в общей системе арабо-мусульманской культурной традиции. Саид Араканский занимает ведущее место в рядах представителей духовной элиты Дагестана последней четверти XVIII – первой четверти XIX вв.

Предстоит значительная текстологическая и источниковедческая работа, выявить все сочинения и письма Араканского, осуществить сравнительный анализ различных списков его основных сочинений. Конечно, большие трудности встанут на пути тех, кто возьмется за перевод многочисленных арабских текстов Саида Араканского с учетом идеологических приоритетов того времени и политических взглядов ученого. Особое внимание следует уделить изучению сельской общины и духовного облика селения в XVIII в., работы араканского медресе, творческого наследия Абубакара Аймакинского, его рукописной коллекции, т. е. тех факторов, которые определили становление личности и творческого наследия одного из самых ярких представителей дагестанской науки и культуры второй половины XVIII – первой трети XIX вв.

Сел. Аракани. Главный вход в старое здание мечети.

Сел. Аракани. Мечеть и медресе.

Творчество Саида Араканского давно стало предметом всевозрастающего внимания исследователей официальных царских властей, современной историографии.

Историограф Шамиля Абдурахман Газикумухский одним из первых в дагестанской историографии обратил внимание на «известнейшего из дагестанских ученых, наиболее сообразительного и искуснейшего из них во всех науках Саида Араканского». Абдулла Омаров среди известнейших ученых в Дагестане называет Абубакара Аймакинского, Дауда Усишинского, Мухаммада Кудутлинского и продолжает: «Потом Дамадан Мухинский… Затем известен Саид Араканский, явный враг шариатистов и противник бывшего своего ученика Кази-Магомы (Казимуллы), который вызвался первый восстановить в народе шариат и уничтожить адат…» Абдулла Омаров обратил также внимание на «свободомыслие» Саида в некоторых вопросах мусульманских предписаний: «Саид Араканский, по словам одного из горских писателей, позволял себе и даже другим курить, пить хлебную водку и бузу, доказывая, что это не запрещено шариатом. Я сам видел также Муртузали Гидатлинского, как он иногда курил. Он не был отступником шариата, но, тем не менее, терпеть не мог тех из мулл, которые соблюдали слишком строго всякие мелочи религиозных правил».

Секретарь и историограф Шамиля Мухаммедтахир ал-Кара-хи (1809–1880) в своем знаменитом трактате «Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах» передает, что после смерти Газимухаммада Саид Араканский давал советы относительно останков первого имама: «Известный ученый Саид ал-Харакани приказал русским не оставлять трупа для захоронения в гимринской земле, доказывая им, что если они похоронят его в Гимрах, то мюриды будут посещать его могилу, собираться и приводить в движение междоусобицы и пороки». Его совета послушали: Газимухаммад был похоронен в Тарках.

Эпитафия на могилах Абубакара Аймакинского и Сайда Араканского.

Сел. Аракани. Сооружение над могилами Абубакара Аймакинского и его внука Сайда Араканского.

Духовное завещание Сайда Араканского.

Члены археографической экспедиции у сел. Аракани.

О научном наследии Саида и его знаменитого деда Абубакара упомянул известный дагестанский ученый, поэт и просветитель Гасан Алкадари (1834–1910): «К числу ученых писателей в Дагестане относится также Гаджи Абубакар-эфенди Ибн Мо-авия. Этот просвещенный житель селения Аймаки Аварского ханства был весьма правдивой и благочестивой личностью. У него есть несколько самостоятельных произведений по юриспруденции. Умер он в 1205 (1791). Также к числу настоящих ученых писателей в Дагестане относятся Гаджи-Ибрагим-эфенди Урадинский, Гасан-эфенди Кудалинский, Салман-эфенди Тлохский, Хадис-эфенди Мачадинский, Богчалау-эфенди Мачадинский, Харад-эфенди Арчинский, Саид-эфенди Шиназский, Гасан-эфенди Салтинский, Юсуф-эфенди Салтинский, Саид-эфенди Араканский и Магди-Магомед-эфенди Согратлинский. У каждого из них есть свои произведения. В частности, Араканский Саид-эфенди много преподавал, написал собственноручно много арабских книг и оставил много трудов своих. Почерк у него был весьма убористый и красивый; у него много стихотворений и прозаических произведений».

Исследователи творчества Гасана Алкадари справедливо отметили, что ученый не только писал о творчестве Саида Араканского, но также впервые в дагестанской историографии поставил вопрос о культурном наследии XVIII–XIX вв. как неотъемлемой части дагестанской арабо-мусульманской литературной традиции.

Политический же аспект творческой деятельности Саида Араканского ясно прозвучал в книге известного историка Н.И. Покровского. В разделе, посвященном дагестанскому ученому, он писал: «Среди мусульманских ученых мулл были не только сторонники тариката, а тем более – его радикальных мер. Нашлось много мулл, которые предпочли не участвовать в проповеди газавата. Наиболее видным представителем этой группы явился кадий Араканский Саид. Он вообще не был склонен к слишком точному следованию шариатским правилам… Саид Араканский был широко известен в Дагестане как ученый и пользовался большим авторитетом. Но он нисколько не сочувствовал отмене адатов и готов был выступить против Курали-Магомы и его учеников. Уже это одно обстоятельство сближало Саида с позициями ханов и царизма».

Российская официальная печать также уделила серьезное внимание жизни и творческой деятельности Саида Араканского.

Наиболее обстоятельную характеристику жизни и творческой деятельности с использованием большого числа местных источников на арабском языке и богатого полевого материала, на базе изучения сочинений Саида Араканского и его деда Абубакара Аймакинского дали сотрудники Института ИЯЛ (ныне Институт ИАЭ) М. Гайдарбеков (РФ Ф. 3. Оп. 1. Д. 162. С. 161–180) и М.Г. Нурмагомедов (РФ Ф. 3. Оп. 1. Д. 9436). Подробно о вкладе этих двух замечательных знатоков дагестанской литературной традиции и арабской поэзии будет изложено в самостоятельной статье. М.-С. Саидов также интересовался творчеством Саида. В фонде его рукописей хранится около 100 фотокопий, в том числе копий его писем (имаму Газимухаммаду аварскому, правителю Ахмад-хану, правителю Тарковского шамхальства Махдихан-шамхалу, устаду накшбандийского тариката Джамалуддину Газикумухскому, сельским кадиям и т. д.). М.-С. Саидов озаглавил этот набор фотокопий «Переписка Саида Араканского и других».

В коллекции М.-С. Саидова имеются также сборник назиданий и наставлений «Йакутат ал-мава‘из» Абу-л-Фарадж Ибн Джавзи, переписанный Саидом Араканским в 1239/1824-25 н.; сочинение Абдалмалика ал-Саалиби (ум. в 1038 г.) по грамматике арабского языка «Самар ал-кулуб фи-л-мадаф ва-л-мансуб» ( ), переписанный Саидом в том же году.

В 2004 г. в селении Аракани Гергебильского района состоялась научная конференция, посвященная 140-летию со дня рождения Саида Араканского. В ее работе приняли участие ученые, преподаватели вузов Дагестана и земляки ученого. Затем юбилейная научная конференция прошла в Махачкале, в актовом зале Дагестанского научного центра РАН.

Обстоятельному анализу жизненного пути и деятельности Саида Араканского посвящена работа ведущего сотрудника

Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН профессора А.С. Гаджиева, опубликованная в 2006 г.

А.С. Гаджиев на основе материалов официальной прессы и литературы XIX в., сведений дагестанских авторов, еще не введенных в научный оборот (Мансур Гайдарбеков), известных страниц русской литературы первой четверти XX в. (Николай Залетный) дал обзор жизни и общественно-политической деятельности Саида Араканского, в том числе и сведения об участии Саида Араканского в освободительной борьбе народов Дагестана.

Автор привлек большое число опубликованных работ российской прессы, сочинения дагестанских авторов (в том числе и хранящиеся в Рукописном фонде Института ИАЭ ценные опубликованные материалы Мансура Гайдарбекова, Магомеда Нурмагомедова), впервые ввел в научный оборот текст стихотворения русского поэта Николая Залетного, посвященного Саиду Араканскому.

 

Литература

1. Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний Саййида Абдурахмана, сына устада шейха тариката Джамалуддина ал-Хусайни о делах жителей Дагестана и Чечни. Пер. с араб. М.-С. Саидова. Редакция перевода, подготовка фиксимального издания, комментарии и указатели А.Р. Шихсаидова и Х.А. Омарова. Махачкала, 1997.

2. Гаджиев А.Г. Саид Араканский – выдающийся ученый арабист, общественно-политический деятель, пропагандист прогрессивной роли России, русского народа в истории Дагестана. Махачкала, 2006.

3. Гайдарбеков М. Саид из Аракани. РФ ИИАЭ. Ф. 3. Оп. 31. Д. 162, 1965.

4. Гамзатов Г.Г., Саидов М.-С., Шихсаидов А.Р. Арабо-мусуль-манская литературная традиция в Дагестане. Проблемы изучения // Гамзатов Г.Г. Дагестан: историко-литературный процесс. Вопросы истории, теории методологии. Махачкала, 1990.

5. Гамзатов Г.Г., Шихсаидов А.Р. Алибекова П.М. Антология дагестанской арабоязычной поэзии. Текстологические исследования. // Словесная культура Дагестана. Махачкала, 2006.

6. Гасан-эфенди Алкадари. Асари Дагестан. Перевод и комментарии Али Гасанова. Махачкала, 1929.

7. Крачковский И.Ю. Арабская литература на Северном Кавказе // Избранные произведения. М, 1960, Т. VI.

8. Мухаммед Тахир ал-Карахи. Хроника о дагестанских войнах в период Шамиля. Пер. с арабского А.М. Барабанова. М.-Л., 1941.

9. Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2000.

10. Саидов М.-С. Дагестанская литература XVIII–XIX вв. на арабском языке // Труды Двадцать пятого международного конгресса востоковедов. М., II., 1963.

11. Шихсаидов А.Р., Тагирова Н.А., Гаджиева Д.Х. Арабская рукописная книга в Дагестане. Махачкала, 2001.

12. Шихсаидов А.Р., Омаров Х.А. Каталог арабских рукописей (коллекция М.-С. Саидова). Махачкала, 2005.

13. Rudolf Mach. Catalogue of Arabic manuscripts (Yahuda Section in the Garret collection. Princeton University Library. Princeton Studies on the wear East. Princeton, 1977.

Сокращения:

GAL – Brockelmann C. Geschichte der arabischen Litteratur. Bd. I–II. Weimar-Berlin. 1898–1902.

РФ ИИАЭ – Рукописный фонд Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН.

 

Мухаммад-хаджи и Шарапуддин Кикунинские – суфии, мухаджиры

З.Б. Ибрагимова

Жизнь и творческое наследие шейхов суфийского братства, суфийского накшбандийа Мухаммада-хаджи и Шарапуддина Кикунинских остаются в настоящее время малоизученными. С их личностями связано множество народных преданий, до сих пор представители духовенства не пришли к общему мнению: являлись ли они истинными шейхами или же «ложными».

Мухаммад-хаджи был одним из многочисленных учеников влиятельного накшбандийского шейха Абдурахмана-хаджи Согратлинского, от которого получил иджазу на иршад (разрешение на руководство мюридами). Именно наличие этой иджазы и оспаривается представителями духовенства.

Мухаммад-хаджи принимал активное участие в восстании против царизма 1877 г. в Дагестане, во главе которого стоял его наставник. В частности, Мухаммад-хаджи Кикунинский возглавил известное нападение горцев на Георгиевский мост.

После подавления восстания некоторое время шейх скрывался в горах. Однако 29 сентября 1889 г. Мухаммад-хаджи был схвачен царскими властями и препровождён в крепость Гуниб. 11 октября 1889 г. он был отправлен в пожизненную ссылку в город Иркутск.

Известно, что аналогичной была участь многих уцелевших участников восстания 1877 г. В местных дагестанских источниках указывается от 17000 до 30750 дагестанцев, высланных за пределы Родины. Среди них было большое количество представителей мусульманского духовенства: Хаджияв Гунухский, Абубакар Цулдинский, Мухаммад Телетлинский, Мухаммад Игалинский, Исмаил-кади, Шамсуддин, Абдурахман-хаджи, Абубакар, Апанди Кумухские, Ага-Мирза из Кагани и многие другие.

В ссылке Мухаммад-хаджи Кикунинский женился на вдове одного из участников восстания (уроженке селения Гергебиль). Оказавшись беспомощной на чужбине, с ребёнком на руках, женщина, как гласит предание, сама попросила Мухаммада-хаджи взять её в жёны. Когда в 1893 г. мюриды устроили ему побег из ссылки, шейх вернулся в Дагестан вместе со своей семьёй.

Однако возвращаться в родное селение было рискованно, и Мухаммад-хаджи некоторое время остался жить в соседнем сел. Гергебиль. Там он некоторое время прожил в родительском доме своей жены. Возможно, причина выбора убежища заключалась в том, что большинство мюридов и доверенных лиц шейха проживало в близлежащих селениях – в самом Гергебиле, Кикуни, Хаджалмахи, Аймаки и др. Из Гергебиля также было легче поддерживать связь со своими односельчанами и родными.

Наиболее частым гостем в доме Мухаммада-хаджи и Хавы (его жены) был в то время племянник шейха – Шарапуддин. Шарапуддин получил мусульманское образование не только у своего дяди, но и у других дагестанских алимов, в частности, он обучался в медресе селения Гоцоб (ныне Гергебильский район). Ему, в то время ещё молодому человеку, шейх предрекал большое будущее и связывал с ним огромные надежды. В народной памяти сохранились предания о том, как с самого рождения Шарапуддин отличался от своих сверстников. Он слыл ребенком неординарным, необычайно набожным, даже «святым».

Селение Гергебиль.

Сохранились также воспоминания старожилов о том, каким уважением пользовался сам шейх Мухаммад-хаджи среди гергебильцев (вплоть до того, что каждое утро подметалась дорога, по которой он ходил в джума-мечеть и т. д.). Существует также множество преданий о его караматах выбора места для поселения дагестанских мухаджиров (эмигрантов). Была выбрана местность с наиболее выгодным географическим положением и благоприятными климатическими условиями. Первоначально поселение называлось Рашадийа, затем было переименовано в Гюней-кёй.

Будучи в эмиграции, племянник шейха Мухаммада-хаджи Шарапуддин женился на его дочери. Позже, незадолго перед смертью, шейх Мухаммад-хаджи передал ему иджазу на руководство мюридами. Уже тогда шейх Шарапуддин Кикунинский, как и его дядя, являлся одним из духовных лидеров дагестанских мухаджиров в Турции.

Селение Кикуни.

Со временем Гюней-кёй стал одним из крупнейших поселений выходцев с Северного Кавказа, в основном дагестанцев. В настоящее время в нём проживает около 350 семей – потомков мухаджиров.

Шарапуддин Кикунинский.

В Турции Гюней-кёй называют «малым Дагестаном». Компактное расселение и сплочённость помогли дагестанцам выжить вдали от Родины, сохранив при этом свой язык, культуру и традиции.

Население Гюней-кёя (в то время Рашадийи) увеличивалось за счёт прибываемых переселенцев, эмигрировавших под воздействием писем-воззваний как самих шейхов Мухаммада-хаджи и Шарапуддина, так и ранее последовавших за ними мюридов. В этих письмах были призывы к переселению в «страну единоверцев», рассказывалось о лучшей жизни мухаджиров в Турции, в сравнении с затруднительным положением оставшихся на Родине. Поддерживалась связь со своими «духовными» братьями, им, как представителям своих шейхов, давались всякого рода поручения.

В 1913-14 г. шейх Мухаммад-хаджи Кикунинский, будучи уже в преклонном возрасте, умер. Его дело продолжил шейх Шарапуддин. Он лично руководил постройкой селения, дорог к г. Ялова (15 км). Благодаря его дальновидности турецкие «дагестанцы» имеют обширные орошаемые земельные угодья. Рядом с Гюней-кёем есть родник с минеральной водой, средства, получаемые от ее реализации, жители и в настоящее время используют для дальнейшего благоустройства селения.

Во время греко-турецкой войны шейх Шарапуддин организовал эвакуацию жителей Гюней-кёя и тем самым спас жизнь не одному дагестанцу. К сожалению, поселение было полностью разрушено, всё имущество мухаджиров погибло в огне, потеряны и рукописные документы. Но в 1923–1924 гг. Гюней-кёй был восстановлен, и в настоящее время большую часть его населения составляют потомки дагестанских мухаджиров.

15 августа 1936 г. шейх Шарапуддин Кикунинский умер. Он был похоронен в селении Гюней-кёй рядом с шейхом Мухаммадом-хаджи.

С именами шейхов Кикунинских связано три зийарата (места поклонения), где верующие выполняют обряд зийара (посещения).

Зийара (посещение) – паломничество к могилам пророков, «святых», шейхов, посещение живых суфийских шейхов и других «святых» мест. Это явление в мусульманской религиозной практике специалистами рассматривается как сравнительно позднее, сложившееся в связи с появлением и развитием культа «святых».

Зийаратом (местом поклонения) может являться как место захоронения, так и место, каким-либо образом связанное со знаменательным событием или же с периодом жизни шейха.

Во время зийара верующие совершают обряд, включающий в себя чтение отдельных сур Корана, раздачу милостыни. Сердечные мольбы, произнесенные во время зийара, считаются наиболее предпочтительными Аллаху.

С именем одного суфийского шейха могут быть связаны несколько зийаратов: например, как шейхов Шуайба Багинубского, Абдурахмана Ассабского, так и в случае шейхов Мухаммада-хаджи и Шарапуддина Кикунинских.

В Дагестане – на родине шейхов – сохранены два зийарата. Один из них находится в их родном селении Кикуни, другой – в с. Гергебиль.

Зийарат в с. Кикуни – это хорошо сохранившийся до наших дней дом, в котором родился и жил шейх Шарапуддин. Дом расположен на горе в старой части селения, представляет собой трехкамерное строение и внешне ничем не отличается от окружающих его домов. В одной из комнат находятся очаг и столб, подпирающий несущую балку. Рядом с этим столбом, согласно преданию, мать родила шейха Шарапуддина. Среди местного населения распространено поверье о чудотворных свойствах этого столба, приносящего исцеление при бесплодии.

Дом Шарапуддина Кикунинского.

В доме шейха местными жителями поддерживаются чистота и порядок, проводится необходимый косметический ремонт. На стенах зийарата висят полотна с сурами из Корана, фотографии шейхов. Здесь же хранится рукописный Коран, принадлежащий шейху Шарапуддину и перевезенный из Турции на его родину. Можно сказать, что в настоящее время дом представляет собой небольшой музей шейха Шарапуддина Кикунинского.

Второй зийарат, посещаемый мюридами шейхов Кикунинских, находится в с. Гергебильдом, в котором жил шейх Мухаммад-хаджи после побега из сибирской ссылки. В настоящее время, в отличие от Кикунинского зийарата, это не пустующий, а жилой дом. В нем проживает внучатый племянник жены шейха Мухаммада-хаджи – Далгат Курахмаев.

Очевидно, что дом подвергался реконструкции. Комната, в которой жил шейх, находится на втором этаже, в правом крыле дома, а левое крыло было пристроено позже. Столб, подпиравший несущую балку в комнате шейха, был вынесен во двор и в настоящее время служит опорой для навеса. В целом же комната шейха сохранилась нетронутой. Это небольшое помещение с соответственно небольшим оконным отверстием, в настоящее время представляет собой своего рода молельную комнату.

Могила шейха Мухаммада-хаджи.

В доме Далгата Курахмаева хранится предмет, являющийся для последователей шейха реликвией. Это туфля Мухаммада-хаджи. Сохранилась лишь одна из пары, да и та изрядно пострадала. Кусочки кожи от туфли мюриды просили для себя в качестве талисмана. Последователи шейхов верят в то, что от вещей суфийских шейхов и даже от предметов, к которым прикасались шейхи, исходит барака (благодать). Поэтому с целью получения барака совершающие обряд зийара дотрагиваются до ручки ворот дома, т. к. к ней часто прикасался сам шейх.

Третий зийарат Кикунинских шейхов находится на территории Турции (с. Гюней-кёй). Этот зийарат представляет собой мраморный мавзолей, сооруженный в середине 60-х годов на месте скромной усыпальницы (худжры) над могилой шейха Мухаммада-хаджи. В письме к своему мюриду, датируемом 1919 г., шейх Шарапуддин сообщает о намерении «…начать на священной могиле шейха Мухаммада-хаджи постройку добротного мазара, воздвигнуть на его усыпальнице высокое здание с комнатами для халвата (уединения) мюридов, а над зданием – высокий купол, радующий смотрящих…» Также сообщается о закладке фундамента зийарата шейха Мухаммада-хаджи (письмо из личного архива Х.А. Омарова). По каким-то причинам планы шейха Шарапуддина при его жизни не осуществились, однако в какой-то мере были исполнены его мюридами. В современном мавзолее находится 11 могил – самих Кикунинских шейхов, их сестер, дочерей и сыновей.

Дагестанцы в настоящее время пользуются возможностью совершить паломничество к могилам шейхов Кикунинских, а потомки дагестанских мухаджиров приезжают из Турции в Дагестан для посещения местных зийаратов.

Сохранились стихи религиозного содержания шейхов Мухаммада-хаджи и Шарапуддина на аварском и арабском языках. Шейху Мухаммаду-хаджи принадлежат сочинения, в которых он отмечает огромное значение суфизма в жизни мусульманской общины. Наибольшую известность в Дагестане получило сочинение Мухаммада-хаджи «Наджм ал-анам фи рийадат ал-авам» («Светило в обучении народа»).

В ходе археографических экспедиций Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра Российской академии наук в сотрудничестве с Дагестанским государственным университетом в рамках программы «Интеграция» в частных коллекциях было обнаружено несколько печатных и рукописных экземпляров этого сочинения.

В Рукописном фонде ИИАЭ ДНЦ РАН также хранится сборник, составленный М.-С. Саидовым в 1975 г. В него входят 19 самостоятельных частей – отрывки из сочинений дагестанских ученых, среди которых и «Наджм ал-анам фи рийадат ал-авам». В кратком каталоге арабских рукописей Института востоковедения РАН упоминается еще один рукописный экземпляр этого сочинения, переписанный в 1896 г.

В Темир-Хан-Шуринской типографии М.-М.Мавраева «Наджм ал-анам фи рийадат ал-авам» с параллельным свободным переводом на аварский язык (аджам) Мухаммада Салтинского был издан в 1905 г. В это же издание включены восхваление шейха Мухаммада-хаджи Кикунинского, написанное на аварском языке Газимухаммадом Урибским, и два произведения Али-Гаджи из с. Инхо.

Факт выхода в свет печатного издания произведения бывшего ссыльного, нелегально покинувшего страну, говорит о недосмотре цензуры или же о лояльном отношении властей, что более вероятно.

«Наджм ал-анам фи рийадат ал-авам» – сочинение религиозного характера, написанное в форме наставлений, что в целом очень характерно произведениям духовной литературы, в особенности суфийским произведениям. От начала до конца в сочинении повторяется обращение «Йа валади» («О сын мой!»). В тексте оно выделяется крупным написанием и красными чернилами (в рукописном варианте). Это обращение стоит в начале каждого смыслового отрезка и придает эмоциональную окраску всему сочинению, благодаря чему создается эффект тесной связи между читателем и автором.

В «Наджм ал-анам фи рийадат ал-авам» шейх Мухаммад-хаджи дает указания по этике поведения мусульманина. Он призывает наставляемого быть воздержанным от мирских утех, быть немногословным, иначе его сердце будет закрыто завесой от Всевышнего. Лишь в тарикате Мухаммад-хаджи видит лучший путь к укреплению шариата.

Сочинение по сути своей предназначено мусульманину, только вступившему в суфийское братство, направлено на разъяснение той важной роли, которую играют суфийские шейхи как наставники простого народа. Шейх приводит хадис пророка Мухаммада о том, что мусульманин должен стремиться к сближению с «людьми Аллаха», чтобы и самому быть близким к Всевышнему. Необходимо отметить, что все сочинение изобилует высказываниями пророка Мухаммада, которые автор приводит как неоспоримые доказательства своей правоты.

В одном из писем шейха Шарапуддина Кикунинского своему мюриду Маккашарипу Игалинскому (письмо из Турции в Дагестан) упоминается другое произведение шейха Мухаммада-хаджи – «Манакиб ал-махрум». Шейх поручает использовать его в обучении мюридов для «вовлечения их в наилучшее».

В 1997 г. на аварском языке (перевод с арабского языка М. – Р. Мугумаева) издан 1-й том книги «Хикматазул асарал» – составитель Салман-эфенди ар-Рашади, верный мюрид шейха Шарапуддина. Это сборник жизнеописаний суфийских шейхов как самых ранних, так и поздних, входящих в силсилу Кикунинских шейхов. Данное произведение представляет собой огромный интерес, так как в нем содержатся различные сведения из жизни суфиев, описания их внешности, случаи из жизни и т. д. Как указывает сам Салман-эфенди, сборник составлен «мин фамм» (т. е. со слов) его шейха – Шарапуддина Кикунинского. Несомненно, присутствуют и дополнения от составителя, как, к примеру, рассказ о самом шейхе Шарапуддине.

В настоящее время продолжается работа по выявлению материалов, относящихся к творческому наследию Мухаммада-хаджи и Шарапуддина Кикунинских.

Последователи шейхов Кикунинских в настоящее время проживают не только в Дагестане, но и за его пределами. Таким образом, силсила (цепь преемственности) не только не прервалась, а, наоборот, получила множество ответвлений. Так, силсила одного из влиятельных суфийских шейхов – Мухаммада-Назима ал-Кипруси восходит к шейхам Кикунинским. Во время посещения Республики Дагестан в 1997 г. шейх Мухаммад – Назим передал свою иджазу дагестанским последователям шейхов Мухаммада-хаджи и Шарапуддина Кикунинских. В настоящее время его преемниками в Дагестане являются Мухаджир Атаев и Фатах-Мухаммад из с. Дургели, Муртазали Карачаев из с. Тарки, Абдулвахид из с. Апши и Идрис-хаджи Идрисов – имам одной из мечетей г. Махачкалы.

Конечно, продолжатели силсилы Кикунинских шейхов были в Дагестане и задолго до визита шейха Мухаммада-Назима (Мухаммад-хаджи Балаханский, Сулейман-хаджи Апшинский, Маккашарип Игалинский, Мухаммад-хаджи Чиркейский, Талхат и Осман-хаджи Хаджалмахинские др.).

В настоящее время мюриды Кикунинских шейхов на территории Дагестана проживают в основном в селениях Кикуни, Гергебиль, Хаджалмахи, Доргели и Апши.

Несмотря на то, что иджаза Мухаммада-хаджи и Шарапуддина оспаривается последователями других ветвей братства накшбандийа в Дагестане, в сердцах их последователей они остаются истинными шейхами. Неоспоримо то, что и Мухаммад-хаджи и Шарапуддин Кикунинские сыграли не последнюю роль в жизни дагестанской диаспоры в Турции. В памяти народа надолго останутся предания, связанные с их жизнью.

В ходе полевой работы в селениях Кикуни и Гергебиль нами выявлено около 10 стихотворных панегириков, принадлежащих разным авторам, в честь Мухаммада-хаджи и Шарапуддина Кикунинских, которые и в настоящее время исполняются на различных собраниях, религиозных празднованиях.

 

Литература

1. Айтберов Т.М., Дадаев Ю.У., Омаров Х.А. Восстание дагестанцев и чеченцев в послешамилёвскую эпоху и имамат 1877 г. Книга 1. Махачкала, 2001.

2. Бобровников В.О. Ал-Кикуни//Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Вып. 2. М., 1999.

3. Ибрагимова З.Б. Зийараты шейхов Мухаммада-хаджи и Шарапуддина ал-Кикуни.\\ Наш Кавказ. Сборник научных статей о Кавказе. Вып.2. Махачкала, 2003.

4. Исаев А.А. Каталог печатных книг и публикаций на языках народов Дагестана. (Дореволюционный период). Махачкала., 1989.

5. Ислам. Энциклопедический словарь. М., 1991.

6. Магомеддадаев А.М. (составитель) Эмиграция дагестанцев в Османскую империю. Книги I–II. Махачкала, 2000–2001.

7. Магомедова З.Б. Шейхи Кикунинские – основатели турецкого «малого Дагестана» //Материалы Всероссийской научной конференции 11–14 сентября 2001 г. Москва-Ставрополь, 2001.

8. Мусаев М.А. Мусульманское духовенство 60-70-х годов XIX века и восстание 1877 года в Дагестане. Махачкала, 2005.

9. Рощин М. Современный суфизм в Дагестане. Россия и мусульманский мир. 2003 (12). Бюллетень реферативно-аналитической информации. М.,2003.

10. РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 1. № 236 Гайдарбеков М. Хронология истории Дагестана. (Переводы с арабских документов) 1970-71 гг. Т. 14; Ф.14. Оп.2 № 2178; ФМС № 62; ФМС № 95.(Назир из Дургели. Нузхат ал-азхан фи тараджим уламаи Дагистан)

11. Халидов А.Б. Краткий каталог арабских рукописей Института востоковедения АН СССР. Москва, 1986. Т.2.

12. Шарапуддин Устар из Кикуни. Сборник чудес. Т.1. Махачкала, 1997.

13. Шейх Абдурахман-Хаджи ас-Сугури. Ал-Машраб ан-накшбан-дия. Пер. с араб. Наврузова А. Комм. и прим. Мухаммада Хани ал-Мисри. //Абдуллаев М.А. Деятельность и воззрения шейха Абдурахмана-Хаджи и его родословная, Махачкала, 1998.

14. Шихалиев Ш.Ш. Из истории появления в Дагестане последователей накшбандийского и шазилийского тарикатов. // Государство и религия в Дагестане. Информационно-аналитический бюллетень Комитета Правительства РД по делам религии. № 1 (4). Махачкала. 2003.

15. Nadîr ad-Durgilîs Nuzhat al-adhan fî tarağim ‘ulama’ Dağistan / herausgebgen, übersetzt und kommentiert von Michael Kemper und Amri R. Sixsaidov // Muslim Culture in Russia and Central Asia. Vol. 4: Die Islamgelehrten Werke. Berlin, 2004.