Джеймс Бранч нервничал. Была вторая суббота января, и он обедал с Ралли Мак-Вильямс, своей новой возлюбленной, во «Флэт Майклз». Они сидели за столиком в углу, ели цыпленка в чесночном и розмариновом соусах и каком-то вине. После еды подали кофе. Им прислуживал невысокий официант по имени Хуан. Он был очарован их идиллией и всячески угождал им.

Джеймс нервничал по двум причинам. Он хотел рассказать Ралли о своей странной, тайной привычке разговаривать с лифтом в Примптоне. Еще он собирался подарить ей опаловые серьги, которые появились у него уже давно, а сейчас лежали в кармане.

— Что? — переспросила Ралли. Джеймс и Ралли были одеты в голубые джинсы, и под столом нога Ралли касалась ступни Джеймса.

— Ничего, — отозвался Джеймс.

Через три столика от них сидела компания скинхедов. Они ели кальмаров. Джеймс знал их завсегдатаев «Флэт Майклз», а Ралли помнила по ночному клубу «Минотавр». Влюбленные и панки лишь кивнули друг другу. И у тех, и у других вечер складывался замечательно. Им был никто не нужен.

— Слушай, — сказала Ралли, — ты наверняка думаешь о чем-то классном. Что это?

Джеймс потягивал свой кофе.

— Ничего, — солгал он.

Глядя на Ралли, Джеймс думал о том, что счастлив. Возбужденный любовью или кофеином, его мозг ощущал прекрасное, запрещенное удовольствие. Некоторые рвут маргаритки, думал Джеймс. Другие едут в Уэльс, пробуют кокаин или строят туалеты для больных и бедных. В кармане Джеймс нащупал опалы. Они достались ему при странных обстоятельствах, и сейчас, глядя на голубую жилку на шее Ралли, он понял, что эти драгоценности откроют ему дорогу в удивительное место, запрятанное так далеко, что попасть туда можно, только если лечь в темноте с женщиной и, закрыв глаза, предаться созерцанию разноцветных бликов под веками.

— Ну расскажи, — просила Ралли.

— Расскажу, — пообещал Джеймс.

На улице было прохладно. Джеймс глубоко вдохнул, взял Ралли за руку и взглянул на диск луны на небе. Они прошли пешком пару кварталов, а потом сели в подземку и поехали в Примптон. Джеймсу не терпелось поведать Ралли о лифте фирмы «Отис» и подарить сережки, но вначале нужно было уладить вопрос с Патриком Риггом, бывшим парнем Ралли. Джеймсу не терпелось покончить со всеми недоговоренностями в отношениях с Патриком и официально объявить об их с Ралли отношениях. Итак, обещая рассказать обо всем позже, он попросил Ралли пешком преодолеть семь пролетов до его этажа. Джеймс держал Ралли за руку, пропуская вперед в дверях. Его сердце бешено стучало. Патрика дома не оказалось.

— Еще только десять, — сказала Ралли. — Он, видимо, в «Дюранигане» с женщиной.

— В «Дюранигане»?

— Он всегда туда нас приводит. Их. — Ралли сжала руку Джеймса. — Я хотела сказать — их.

Джеймс отвел глаза.

Ралли зашептала ему на ушко.

— Я люблю тебя, — выдохнула она. — Помнишь?

Джеймс кивнул. Ралли поцеловала его в висок.

— Хорошо, — вымолвила она. — Будем ждать?

Джеймс покосился на спальню Патрика и пожал плечами.

— Он всегда к одиннадцати возвращается. Остался час.

Джеймс и Ралли ждали. Они уселись на диван и попытались смотреть телевизор, но Джеймс не мог сконцентрироваться. Он не снял обувь, Ралли стала нервничать и тоже не смогла сосредоточиться. В конце концов Джеймс выключил телевизор, и они сидели в тишине, взявшись за руки. От нечего делать Джеймс прослушал автоответчик. Там были сообщения от друзей и одно от незнакомого человека:

«Добрый вечер. Меня зовут отец Томас Мерчант. Я священник. Сейчас суббота, двадцать один тридцать. У меня срочное сообщение для Джеймса Бранча».

Джеймс вскочил.

— Отец? — не поняла Ралли.

— Ш-ш-ш, — зашикал Джеймс.

«…ваш номер у оператора. Слушайте. Немедленно покиньте квартиру. Ваш сосед, мой прихожанин, только что ушел от меня, и… он очень возбужден. Если он направляется домой, то вы в опасности. Он упоминал ваше имя. Он вооружен».

— О боже! — прошептала Ралли.

«…идите в приход Святого Бенедикта на Уоллстрит. Жду вас в любое время. Надо встретиться немедленно. Вашему другу нужна помощь. Я могу…»

Автоответчик запищал. Голос священника оборвался.

— Патрик католик? — удивилась Ралли.

Джеймс встал и взял Ралли за руку.

— Пойдем отсюда.

Они накинули плащи и выбежали в коридор. Они направились к лестничной площадке, но вдруг Ралли удивленно вскрикнула. В нескольких шагах от них, загородив проход, стоял Патрик Ригг.

— Эй, вы двое! — окликнул он.

Он высился перед ними в черном костюме, уперев руки в бока. Казалось, он находился там уже давно, в нем чувствовалась решительность, как у спортсмена перед стартом. На полпути между любовниками и Патриком была закрытая дверь лифта фирмы «Отис».

— П-привет! — отозвался Джеймс.

Ралли отступила на шаг назад, за спину Джеймса.

— Давно не виделись, — сказал Патрик, — с Нового года.

Джеймс слышал дыхание своего соседа. Оно было учащенным и тяжелым.

Патрик прочистил горло.

— Надеюсь, у тебя все хорошо.

— Мы влюблены, — выпалила Ралли, — мы… пришли сказать тебе.

Патрик выпрямился.

— Ты слышал, Бранч? Ралли говорит, что ты влюблен.

— Я хорошо ее слышал, — прошептал Джеймс.

— Хорошо. — Патрик сжал челюсти. — Люди постоянно влюбляются и расстаются. Мне так кажется.

— Я хочу сказать, Патрик, — в голосе Ралли слышались металлические нотки, — мы больше не можем встречаться. Я теперь с Джеймсом.

— Никаких обид, — вставил Джеймс, — мы… ну, ты понимаешь. Хмм. Мы хотели тебе рассказать, чтобы расставить все точки над «и».

— У нас своя жизнь, Патрик, — сказала Ралли.

Патрик вздохнул. Медленно, будто следуя инструкции, он вынул из кармана пистолет и направил его на Джеймса.

— О боже! — воскликнула Ралли.

В коридоре кроме них никого не было. Джеймс заслонил собой Ралли.

— Стой на месте, Бранч. — Патрик целился в Джеймса.

— О господи, — только и могла сказать Ралли.

Джеймс чувствовал себя опустошенным. Никогда еще на него не направляли дуло пистолета, он взирал на него с ужасом и уважением. Пальцы Патрика с такой силой сжимали парабеллум, что суставы можно было принять за выступы на рукоятке. Джеймсу вспомнились слова школьного учителя физкультуры, который любил повторять: «Человеческое тело — это машина».

— Патрик, — произнес Джеймс, — послушай…

— Может, ты все-таки перестанешь рыпаться? — огрызнулся Патрик.

Джеймс потер руки. Он вспомнил об опалах в кармане, о том, что они для него значили. Он смотрел на пистолет.

— Патрик, — тихо сказал он, — у тебя… хм. У тебя много девушек. И все они тебя обожают.

Патрик закрыл глаза, затем медленно, с трудом открыл их.

— Ралли. Ты не подойдешь на минутку?

Ралли плакала. Ее ногти, короткие и острые, впились в руку Джеймса.

— Никуда я не пойду, псих, — всхлипывала она.

Джеймс отступил на два шага, отталкивая Ралли назад.

— Стой! — приказал Патрик. — Не двигайся. Джеймс остановился.

— Она расстроена, — объяснил он, — хмм, ты не псих.

Подбородок Патрика дрожал.

— Джеймс, — сказал Патрик, — я никогда не рассказывал тебе о моем младшем брате?

— Нет, Патрик.

— Хорошо, я расскажу. Его звали Фрэнсис. Он был убит в парке развлечений.

— Патрик, мне очень жаль…

Патрик нахмурился. Он не двигался с места.

— Патрик, пожалуйста, — умоляла Ралли.

— Разве не весело, Бранч? Разве не забавно, что Фрэнсиса убили в парке развлечений?

Джеймс вспомнил, что где-то читал о том, что люди, которых застрелили, пачкали штаны перед смертью.

— В этом нет ничего смешного, Патрик, — сказал он.

— Нет, это смешно. Это длинная история, но если прочтешь об этом в газетах, то обхохочешься.

— Хорошо, — согласился Джеймс.

— Что значит «хорошо»? В этом нет ничего хорошего. — Патрик снял пистолет с предохранителя.

— На помощь! — закричала Ралли. — Помогите!

— Заткнись, — прорычал Патрик, — заткнись и иди ко мне. Немедленно!

Ралли заплакала. Она уткнулась лицом в плечо Джеймса.

— Пусть она подойдет, черт возьми.

Глаза Джеймса сверкнули.

— Нет, — прошипел он.

Дверь лифта открылась. Оттуда вышел священник. Он посмотрел сначала на Патрика, а потом на Джеймса и Ралли, стоявших слева от него.

— Ох, — вырвалось у Джеймса.

Глаза Патрика широко раскрылись. Он отступил назад.

— Отец Мерчант?

На священнике была красная дешевая куртка с серой оторочкой на капюшоне, из тех, которые носили дети в семидесятых, катаясь на санках. Под курткой виднелись черная рубашка, тугой белый воротник сутаны.

— Убери пистолет, — потребовал священник. Он откинул капюшон и встал между Джеймсом и Патриком.

— Вы за мной следили? — поинтересовался Патрик.

— Я нашел адрес твоего соседа, — ответил Томас, — а швейцар дал номер квартиры. Убери пистолет.

— Я Джеймс, — раздался голос за спиной у священника, — Джеймс Бранч. Тот, кому вы звонили.

— Я Ралли.

Священник промолчал. Он смотрел на Патрика, концентрируя всю силу разума и самообладание на своем отчаявшемся прихожанине. Если бы Джеймс и Ралли могли видеть лицо священника, они поразились бы взгляду светлых голубых глаз и выражению отвращения, исказившему черты Томаса.

— Отдай мне пистолет, — вымолвил Томас Мерчант, — оставь их в покое.

Рука Патрика, сжимавшая пистолет, дрогнула, но он не сводил прицела со священника, стоявшего в нескольких шагах от него.

— Она должна быть со мной, — произнес Патрик.

— Глупости. Никто не должен никого принуждать, — священник расстегнул куртку, теперь был виден белый воротник. — А сейчас отдай мне оружие. Нет нужды наставлять его на близких тебе людей.

Глаза Патрика наполнились слезами.

— Мне плевать на них.

— Хмм. Отдай пистолет, — священник протянул руку.

— Не смейте со мной разговаривать в таком тоне. — Патрик судорожно сжал парабеллум. — Никто так со мной не разговаривает.

— Святой отец, — подал голос Джеймс.

— Отдай пистолет, — настаивал священник.

Свободной левой рукой Патрик погладил ствол оружия.

— Он мой, — заикаясь, пробормотал он.

Священник топнул ногой.

— Дай его сюда! Прекрати эту комедию.

— Не могу, — громко сказал Патрик.

— Можешь, — приказал священник, сделав шаг вперед.

— Нет. Я не могу. Не могу. — Пистолет задрожал в руках Патрика.

Кровь отлила от лица Томаса Мерчанта. Он вглядывался в жалкого человека, стоящего перед ним в дорогом черном костюме, с трясущимися руками, и выглядевшего потерянным и напуганным. Указательный палец Патрика подрагивал на спусковом крючке, и священник с ужасом ощутил, как ощущал в рыданиях исповедующихся, в напыщенных заголовках газет во время войны, в глубоком таинстве Библии, что время слов закончилось. Курок был взведен, негодяй мог выстрелить в любую секунду в молодых людей, стоявших за спиной Томаса. Ради них священник сделал то, что первое пришло ему в голову, чтобы направить всю злость Патрика на себя. Он насмешливо улыбнулся прямо в лицо вооруженному человеку.

— Ты дурак, — сказал он.

— Прекратите, — умолял Патрик.

— Святой отец, — предупредил Джеймс.

Мужчина в нелепой красной куртке насильно заставил себя рассмеяться.

— Бог мой, мальчишка, — презрительно скривился он, — ты хоть представляешь, как ты смешон?

Казалось, пистолет выстрелил сам. Ралли закричала, Патрик в недоумении отскочил в сторону, увидев кровь, стекавшую по виску священника. Томас Мерчант упал как подкошенный.

— Господи, — кричала Ралли. — Боже мой, ты застрелил его!

— Патрик, — прошептал Джеймс.

Они уставились на упавшего, истекающего кровью человека.

Патрик, пошатываясь, приблизился. В его глазах стоял страх.

— О боже!

— Ты застрелил его! — вопила Ралли. — Ты убил его!

Патрик рухнул на колени. Он протянул левую руку и коснулся ботинка священника, но тут же отдернул руку, будто обжегшись. Голова Томаса Мерчанта лежала на полу, волосы были мокрыми от крови.

— Бог мой. — Патрик задыхался. Он весь дрожал. Правую руку, все еще сжимавшую пистолет, он поднес к виску.

— Нет, — вырвалось у Джеймса. Он перегнулся через тело священника, но Патрик уже выстрелил.

Сестры в больнице Святого Луки быстро привыкли к Джеймсу. Возможно, они чувствовали особый аромат влюбленности, окружавший Джеймса, хотя он приходил всегда один. Сестры каждый раз приветливо улыбались молодому человеку с сонными глазами, проводившему у кровати Патрика Ригга дни напролет.

Священника удалось спасти. Пуля прошла по внутренней стороне черепа, слегка задев мозг. Если бы Джеймса и Ралли не оказалось поблизости и некому было бы перевязать голову и вызвать «скорую», то он, скорее всего, скончался бы от потери крови. Но уже на следующий день после ранения отец Мерчант смог подняться с кровати и довольно бодро передвигаться. Ему не разрешалось покидать больницу, но он появлялся тут и там, навещая больных и умирающих. На его голове красовалась толстая повязка. Единственным последствием ранения стало то, что его глаза слезились, и врачи предупреждали, что это неизлечимо. Они полагали, что пуля задела лицевые нервы. Таким образом, Томас Мерчант, всегда отличавшийся завидной остротой зрения, должен был провести всю оставшуюся жизнь с платком в руках, чтобы не позволить миру скрыться за пеленою слез.

Патрик был парализован и впал в кому. Паралич сковал всю правую часть тела, от глаза до ступни. Пуля, предназначенная им для себя, повредила лобную долю. Пулю успешно удалили, и шансы Патрика оценивались как удовлетворительные. Врачи надеялись, что паралич со временем пройдет.

Джеймс взял двухнедельный отпуск в «Харроу Ист» и ухаживал за своим соседом. Напуганная происшедшим, Ралли не хотела находиться рядом с Патриком и ждала вестей от возлюбленного в Сохо. Джеймс звонил из больницы Святого Луки, шепча в трубку свои мысли насчет планов на будущее.

— Мы попробуем спамони, — говорил он, — в Палермо.

Ралли возражала. Ей не нравилось спамони.

— Бутерброды с угрем, — предлагал Джеймс, — в Шанхае.

— Почему ты не отходишь от него? — удивлялась Ралли. — Он же хотел нас убить.

— Я его сосед, — отвечал Джеймс, — у него больше никого нет. У него где-то есть отец, но я не знаю, как с ним связаться.

— Он застрелил священника.

— Священник в полном порядке.

— Скажи, что любишь меня.

— Люблю.

Ралли казалась расстроенной.

— Кто мой тигр?

— Я.

Ралли замолчала.

— Это правда? — Казалось, она была напугана. — Я имею в виду, не важно, что случилось с Патриком, мы с тобой… ничего не изменилось?

— Скажи, что любишь меня.

Ралли любила.

Джеймс провел с Патриком две недели, иногда оставаясь на ночь, — тогда сестры расстилали ему койку в холле, напротив палаты Патрика. Это было запрещено, но Джеймс им нравился, и они не хотели его выгонять.

День ото дня Патрик все больше худел. Джеймс видел, как сестры его моют, разминают его левую руку и ногу. Джеймс пытался не двигаться хотя бы десять минут, представляя, что ощущает парализованный. Они размышляли о том, могут ли люди, находящиеся в коме, думать или молиться. Он ел безвкусные бутерброды и думал о Ралли. Однажды, заглянув в медицинскую карту Патрика, он узнал, что тот потерял двадцать фунтов. Джеймс решил поговорить с врачом о прогнозах по поводу состояния Патрика. Врач, низенький таитянин, ничего хорошего ему не сказал. Джеймс позвонил Ралли.

— Приезжай, пожалуйста, — произнес он, — пожалуйста, приезжай вечером. Мне нужно поговорить с тобой.

Ралли приехала. Они встретились в кафе на нижнем этаже, к Патрику она заходить не хотела. Они сидели за белым пластмассовым столом и пили сок.

— Патрик быстро теряет в весе, — выдавил Джеймс. Под глазами у него были темные круги от постоянного недосыпания.

Ралли слегка кивнула. Она нарядилась специально для Джеймса, чтобы напомнить ему о своем существовании. На ней было черное платье и туфли на каблуках.

— Ты плохо выглядишь, — сказала она.

— Мне кажется, он умирает, — отозвался Джеймс.

Ралли вздохнула.

— Это все, о чем ты хотел со мной поговорить?

Джеймс оглядел кафе. За соседним столиком сидели четыре обритых наголо мальчика, а рядом с водопроводным краном стояло инвалидное кресло, в котором скорчился мужчина. На столике, забытый всеми, лежал зеленый воздушный шар. Он перемещался над поверхностью столика под действием ветра или магии.

— Все умирают, — вымолвил Джеймс.

Под столом рука Ралли коснулась его колена.

— Джеймс, милый, что с тобой?

В этот момент Джеймс решился.

— Я хочу кое в чем признаться, — сказал он, — это важно.

— Хорошо.

— Я расскажу…

— Ладно.

Джеймс смотрел на детей, больных раком. Он знал, что где-то в их телах, в крови затаилась ненасытная, невидимая сила. Он ощущал, что Ралли ждет от него признания в преступлении, в чем-то извращенном и серьезном. Дети играли в карты, и Джеймс почему-то понял, что они были братьями и, в общем, вполне довольны своей судьбой. Шар, поднявшийся в воздух то ли под действием воздушных потоков, то ли по собственной воле, медленно парил над детьми, подобно разведывательному зонду. Ралли крепко сжала его руку.

— Я разговариваю с лифтом, — вымолвил Джеймс.

— Что ты сказал?

— Я разговариваю с лифтом фирмы «Отис» в моем доме. Каждую ночь на протяжении часа. Я закрываюсь в лифте и останавливаю его между этажами. Я сижу, скрестив ноги, раскачиваюсь взад-вперед и рассказываю лифту обо всем на свете.

— Ты… — Ралли склонилась ближе, — что ты делаешь?

Джеймс посмотрел на нее. На ее лице отражалось недоумение и любопытство. Он улыбнулся, пожал плечами и поцеловал Ралли.

Джеймс хотел бы, чтобы она всегда была такой стойкой и в то же время хрупкой. Он вынул опаловые сережки из кармана и вложил в ладонь Ралли.

— И еще, — произнес он, — это тебе.

Ралли взглянула на подарок. Она вскрикнула от радости. Все сомнения, все вопросы Джеймсу подождут.

— О, дорогой, — лепетала она.

Еще трое суток провел Джеймс, дежуря у палаты Патрика. Он вслух читал ему свои любимые книги, но разговоров с врачом стал избегать. Джеймс старался не замечать, как его сосед превращается в обтянутый кожей скелет. Каждую ночь, засыпая на отведенной ему койке, он был готов к тому, что, проснувшись, найдет Патрика мертвым.

На третью ночь Джеймс проснулся в два часа ночи и приподнялся на койке. В коридоре было темно и тихо. Его разбудило настойчивое монотонное пение, доносившееся до него сквозь сон. Когда он заглянул в палату Патрика, ему показалось, что над его соседом склонились три белые фигуры. Они положили руки на голову и ноги Патрика, и Джеймс догадался, что пели именно они. Одна фигура напоминала швейцара Сендера. Во второй Джеймс узнал Томаса Мерчанта. А третий незнакомец был седой, лица его Джеймс не видел, но мог поклясться, что это был Джон Касл, незнакомец из подземелья, подаривший ему драгоценные опалы. Когда мужчина взглянул в сторону Джеймса, тот ощутил непреодолимую усталость и провалился в сон.

Наутро его разбудила зеленоглазая сестра.

— Ваш друг, — сказала она, — пришел в сознание.

Зевая, все еще ошеломленный, Джеймс приблизился к Патрику. Томас Мерчант тоже был в палате, он стоял у кровати. Его лицо было спокойно, а из глаз неудержимо текли слезы. Сестра вышла.

Глаза Патрика были открыты, но бессмысленны. Он был уже не такой бледный, как прошлым вечером.

— Эй, Патрик. — Джеймс присел на край кровати.

Глаза Патрика пытались сфокусироваться на Джеймсе.

— Джеймс, — тихо произнес он.

— Твой правый глаз открылся, — объяснил Джеймс, — он видит.

Патрик кивнул. С невероятным усилием он согнул правую ногу.

Джеймс уставился на согнутое колено. Он слегка коснулся его.

— Ты вылечился?

Патрик разогнул ногу.

— Не совсем, — проскрипел он.

— У вашего друга все еще парализованы правая рука и четыре пальца на ноге, — пояснил Томас Мерчант.

— Они тоже заработают, Патрик, — ободрил Джеймс.

— Нет, сын мой, — голос священника звучал твердо, — они останутся парализованными.

Джеймс обернулся к священнослужителю. Он вглядывался в его лицо, в слезы, вызванные неведомыми чувствами.

— Откуда вы знаете? — спросил Джеймс.

— Это не важно, — произнес священник.

— Бранч. Джеймс.

Джеймс повернулся к койке. Повязка на голове Патрика была вдвое толще, чем у священника. Джеймс беспокоился, заметил ли Патрик свою худобу. Еще его интересовало, отпустят ли Патрика домой.

— Да, Патрик, — отозвался Джеймс.

Патрик закашлялся. Его глаза были воспалены от инфекции или печали.

— Рад, что ты здесь, — прошептал Патрик.

Джеймс погладил его по ноге.

— Мне очень жаль, Джеймс.

Джеймс был поставлен в тупик. Он сел, снова погладил ногу Патрика. Из коридора доносились утренние звуки: ездили тележки, застилались простыни, словно Патрик был не в больнице, а в дорогой, респектабельной гостинице. Он думал о том, проснулась ли Ралли, о Долли Партон, об обритых мальчиках, игравших в карты. Он раскачивался на стуле.

— Я… виноват перед вами обоими, — прошептал Патрик. — Мне жаль.

Джеймс вздохнул.

— Как ты смотришь на то, чтобы не болтать, а лежать и выздоравливать?

Патрик посмотрел на себя. Он не сводил глаз со своей безвольной правой руки. Он закрыл глаза и тихо засмеялся.

— Я классно вздрючил себя! Так ведь, Бранч?

Джеймс взглянул на священника. Он ждал от него нужных слов утешения, слов, которых он не знал. Но отец Мерчант предоставил инициативу Джеймсу.

— Патрик… — начал Джеймс. — Я… хмм. Может, тебе стоит помолчать? Просто отдыхать и выздоравливать.

— Я не хочу молчать, — прокаркал Патрик, — я только что вышел из комы.

— Знаю, — сказал Джеймс.

— Сколько… ну, ты знаешь. Как долго я был в отключке?

— Две недели, — ответил священник.

— Две недели, — подтвердил Джеймс.

Патрик вытянул левую, здоровую руку и сжал большой палец Джеймса. Ему потребовалось для этого много времени.

— Знаешь, на что это похоже? — лицо Патрика исказилось. Он казался испуганным. — Знаешь, каково это — так долго молчать? Внутри все понимать, но молчать?

Джеймс кивнул в знак согласия. Патрик все еще держал его руку.

— Знаю, — вымолвил Джеймс.