Утро разбудило меня горячими поцелуями и продолжением того, что было ночью. Не ограничившись постелью, мы переместились с Дарой в душ, где повторили все ещё раз, и, наконец, я смог нормально помыться, пока девушка ушла готовить завтрак.

Зачесывая челку вверх, я смотрел на себя в зеркало и улыбался. Скажи я сам себе, что найдется такая девушка, которая покорит меня настолько, что я смогу признать, что не против бы назвать её своей девушкой на официальном уровне, я бы долго смеялся. Но нет, такая нашлась… И если это не все её секреты, то я определенно хочу их все разгадать.

Невольно вспомнились чувства, что я испытывал к одной девушке пару лет назад… Сложно сказать, была ли тогда влюбленность, но сводящая с ума симпатия — точно. Что-то подобное было и сейчас, но между тем и этим случаем есть огромная разница — здесь я получил то, что хотел, и даже больше, а там меня прокатили… Там было светло и чисто, а в этих отношениях преобладал пульсирующий бордовый, цвет страсти и секса — и, да, мне это чертовски нравилось!

Ноздрей коснулся запах жарящегося бекона, и я, быстро сполоснув лицо, пошел на кухню.

Дарина парила между столом и индукционной плитой, полутанцуя-полускользя носками по полу. Лямка майки сползла с её плеча, обнажив один из засосов, которыми я украсил её грудь, плечи и спину. Не удержавшись, я обнял её сзади и прижал к столу, целуя сгиб у основания шеи.

— Если ты не прекратишь, будем есть угли, — пробормотала девушка, извернувшись и подставляя под мои губы лицо. — Все, хватит. Если захочешь, продолжим вечером.

Твою мать… сегодня же встреча с Абраменко, что б им…

— Да, хорошо. — Я сел за стол и принял из её рук тарелку. — Днем я встречаюсь с усыновителями.

— Все-таки нашлись, — улыбнулась Дара. Поставив рядом две чашки кофе, она села напротив меня. — Вот видишь, все быстро и легко.

— Ага… не легко это. Я привязался к дочке, — вздохнул я, ковырнув омлет. От мыслей, что скоро придется расстаться с Ариадной, пропал аппетит.

— Ты хороший отец, — Дара коснулась моей руки. — И поэтому ты делаешь правильно, что отдаешь её людям, которые будут любить её больше тебя.

Я хмыкнул, спрятавшись за чашку с кофе. Не будут они любить её больше. Потому что больше меня никто…

А вот этого не надо, Сафировский.

— Послушай, — совсем другим тоном заговорила Дарина. — Через три недели у нас мировой тур. Поедем по станам Европы на запад, потом в США и Канаду. Поехали со мной?

Я поднял голову, боясь, что что-то не так услышал.

— С тобой в турне?

— Да. Ты говорил, что тебя могут отпустить на месяц раньше в отпуск. Давай, будет круто. В Ванкувере мои родители, я познакомлю вас.

Она смотрела на меня лучистыми синими глазами, и я видел, как она этого хочет. Девушка вся светилась от этой мысли, улыбаясь и предвкушая, описывая, в каких странах мы будем, как там здорово. Призналась, что уже все уши прожужжала подругам и брату обо мне, и они страшно хотят со мной увидеться. Что уже заказала везде двухместные номера в отелях, где они будут останавливаться…

— Поехали! — почти подпрыгивала она на стуле, позабыв про завтрак. — Пожалуйста, Матвей.

— Дара…

— Ты ведь будешь свободен! Подпишешь бумаги, отдашь дочь и останься со мной. Я… ты мне нравишься.

Она сказала другое, но я по глазам увидел, что она хотела сказать. И — не испытывал ли я того же?

— Дара, это… — вновь начал я, но она стремительно выпорхнула из-за стола и села мне на колени.

— Пожалуйста, Матвей. И я буду твоя. Всегда. Только твоя. — Она коснулась губами губ, не целуя, но я ощутил их знакомый вкус.

Я не мог ей сопротивляться.

— Хорошо, — ответил я, сам же целуя самым настоящим образом.

Однако всё моё хорошее настроение слилось, когда я включил телефон. Три звонка от соседки по лестничной площадке Катерины, два пропущенных от Насти, по пять от папы и Дениса и пятнадцать от мамы. Резко почувствовав себя двенадцатилетним пацаном, который прошляпил звонок от мамы и сейчас получит таких люлей, что надолго запомнит, я нажал на зеленый квадрат.

— В первую клиническую больницу. Быстро! — В голосе моей матери прозвучало столько ярости, что я даже не подумал что-то возразить.

Стоило бы заехать домой, извиниться перед Марией Валентиновной, но я решил сначала поехать в больницу — вдруг что-то с папой или дедом?

На парковке больницы я увидел машины и мамы, и Дениса — наверное, он привез Настю. Тревога скрутила мои внутренности сильнее.

Мама была в приемном покое и, увидев в дверях меня, рванула навстречу.

— Что слу… — Договорить я не смог, потому что она размахнулась и влепила мне такую звонкую пощечину, что голова мотнулась и едва не треснула в шее.

Дед хорошо научил единственную дочурку защищаться и нападать.

Во рту появился привкус крови, но я стерпел, лишь глотнув и прокашлявшись.

— Где, блядь, ты был?! — Небесно-голубые глаза мамы сейчас пылали животной ненавистью. — Тебе звонили все! Все, понимаешь?!

— Что произошло? Почему ты такая злая?

— Потому что ты сволочь! Потому что я напрасно думала, что ты станешь хорошим отцом! Потому что ты не достоин того дара, что тебе вручила эта Солнечная девочка!

— Что-то с Ариадной? — холодея и чувствуя, как отнимаются ноги и руки, прошептал я.

— И не с ней одной! Её няня, Мария Валентиновна, сейчас на операции! Она может умереть!

Я открыл рот, а потом закрыл. Ну я и придурок… мог бы, сам бы залепил себе такого же "леща", как мама. Меня же она предупреждала, что ей плохо… просила, чтобы я приехал пораньше… А я остался трахаться… Десять баллов, Сафировский!

— У неё случился сердечный приступ, и Бог знает, сколько бы она пролежала на твоем гребаном полу и, может, даже умерла, если бы наша крошка Ариадна не была такой чувствительной и настойчивой, когда хочет, — уже тише, но печальнее произнесла моя мать. — Она плакала и плакала, и, к счастью, это услышала Катя. Когда через час никто не успокоил девочку, она стала звонить тебе, и в дверь. Потом нашла мой номер, я ей когда-то давала. А ключи от твоей квартиры у Насти, поэтому я связалась с ней. Матвей, у неё годовалый ребёнок, и ей надо было поднимать его и мужа в час ночи, чтобы поехать к тебе, скажи? Но нет, она это сделала, приехала и нашла полумертвую няню и Ариадну с высоченной температурой! Так ответь мне, сын, где в это время был ты?!

Я не знал, что сказать… Чувство вины сдавило грудь и перехватило горло, и я просто онемел.

— Как… кхм-м… Ариадна?

— Ариадна в детском отделении, с ней Настя. Врачи очень недовольны. Она-то выкарабкается, но тебя бы лишили родительских прав — если бы они у тебя были.

Мама хлестала словами, не щадя меня, не смягчая удар. Я перешел ту границу, когда она могла позволить мне побыть её избалованным любимым сыном. Моя выходка едва не стоила жизни моей дочери и, возможно, лишила её же женщину, которая помогала мне и любила моего ребёнка как своего внука…

— Ты был у неё? — спросила мама.

— У кого? — не понял я, глянув на неё.

— У любовницы! Думаешь, мы не знаем? Эта… как её… Дарина! Мария Валентиновна слышала, как ты с ней общался по вечерам, и рассказала мне, думая, что это твоя девушка. Так что, ты был у неё?

— Да, — тихо ответил я, опустив голову.

Мама с шумом вздохнула и развернулась, чтобы уйти.

— Как только Ариадну выпишут, твой отец отдаст её Веронике и Леониду. Хватит, девочка достаточно с тобой пробыла.

— А…

— Ничего не хочу знать. Я очень разочарована в тебе Матвей. Крохе не нужен такой отец, как ты, поэтому, как только все это закончится, можешь убираться ко всем чертям.

Она бросила эти слова и ушла, громко цокая каблуками.

В глаза Насте смотреть я не мог. Кожей чувствуя её горящий взгляд, я подошел к боксу, в котором лежала моя дочь. Такая маленькая, непривычно неподвижная… Доктор, узнав, что я отец, дернулся было, чтобы уйти, но потом все же дал мне её медкарту. У неё в самом деле ничего страшного не было, просто поднялась температура, её сбили и сейчас она спала, восстанавливая силы. Через пару часов её отдадут… не мне — Насте и Денису. Зять стоял позади жены, обнимая её и укачивая, пока она сдерживала слезы. Этой ночью переживаний хватило всем, кроме меня.

— Прости меня, — тихо пробормотал я, приблизившись к ним. — Я… я не знаю, как вымолить прощение.

— Не надо, Матвей. Не вымаливай его у меня. — Настя говорила с хрипотцой и безумно устало. — Попробуй обратиться к сыновьям Марии Валентиновны и её внуку. Расскажи им, почему она не поехала домой, где за ней присмотрели бы и помогли, когда ей стало плохо. Почем она в критическом состоянии. Объясни это им. И — не приближайся больше к Ариадне.

— Настя, я облажался. Знаю, я дебил, но это не относится к Ариадне. Я люблю её и все ещё её отец…

Сестра развернулась ко мне, по-прежнему цепляясь за руки Дениса.

— А это никого уже не волнует. Папа в бешенстве, он просто рвал и метал, когда я позвонила им с мамой, обнаружив Марию Валентиновну. Как только Ариадну выпишут, она передается Абраменко, и ты можешь забыть о ней.

— Не надо, — начал я накаляться. В конце концов, я не специально бросил няню и Ариадну!

— Пока формальности будут решаться, Ариадна будет или с нами, или у Василины Александровны с Иваном Николаевичем, — впервые за это время заговорил зять. — С тобой ей опасно.

Я мог до хрипотцы спорить с ними, но это не помогло бы. Поэтому я просто сел в кресло рядом с палатой, в которой лежала моя дочь, и стал ждать. Хоть чего-нибудь.

Через полтора часа пришла мама. Она едва держалась на ногах, поэтому, мягко отпустив Настю, Денис бросился к ней, подхватив под руку.

— Ну что, как она? — спросила сестра, тоже подойдя к нашей матери. Сзади тихо встал я.

— Операция закончилась успешно. Всё будет хорошо, Катя вовремя подняла тревогу. — Мама села на стул и откинулась на стену. — К ней сейчас нельзя, под дверьми палаты дежурят дети и их жены, так что на время можно расслабиться. — Её взгляд встретился с моим. — Я не говорила им, почему именно тебя не было вчера дома. Не нужно, чтобы на тебя ещё в суд подали. Но, Матвей, с нею в качестве няни для Ариадны можешь попрощаться.

— Я и не собирался настаивать. Нужны какие-нибудь расходы? Я все оплачу…

— Успокойся, — отмахнулась мама. — Её семья сама обо всем позаботится, да и Иван будет держать её под своим надзором. Не все решается деньгами, тебе пора понять это.

— Что тогда я могу сделать? — Чувство беспомощности с головой накрывало меня.

Родственники переглянулись. Сейчас я понимал, что, отгораживаясь раньше, я упустил какую-то ниточку, которая теперь связывала их, и из-за которой я не понимал их теперь.

— Езжай домой и выспись. Чем ты не занимался ночью, глаза у тебя уставшие, — беззлобно произнесла мама.

В этот момент из палаты вышел давнишний Александр Николаевич Трубанько.

— Анастасия Ивановна? — окликнул он.

Настя сразу же подскочила к нему, я — за ней.

— Это я.

— В общем, я осмотрел Ариадну, температура у неё снизилась. Если не подвергать её стрессам в ближайшее время, то выздоровление будет полным.

— Конечно. — Она бросила быстрый взгляд на меня и снова повернулась к доктору. — Мы позаботимся об этом.

— Тогда распишитесь и можете забирать её, — улыбнулся он.

Сестра ушла за дверь, а моего плеча коснулся Денис.

— Езжай домой, Матвей. Дальше мы сами.

— Но Ариадна…

— Мы сами о ней позаботимся.

Он был больше меня в плечах, ростом так же не уступал. Я мог, конечно, устроить драку, прорваться вперед — но Ариадне это было нужно в последнюю очередь. Так что мне ничего не оставалось, как наблюдать, как мою девочку уносят, пусть родная, любимая сестра, её хороший, заботливый муж и моя мама, которая всегда была на моей стороне, — но не я. Я больше не был им нужен. Я проиграл.

Телефон молчал весь день. Я то слонялся по квартире, рассматривая фотографии Ариадны, которые так и не сняли со стен, то забывался коротким сном, наполненным плачем девочки, то пялился в экран ноутбука, но нифига там не видел — и никто не позвонил мне. Ни родители, хотя бы даже для того, чтобы вновь рассказать, что они обо мне думают, ни сестра, за тем же, собственно, ни друзья — без понятия, известили ли их, или это просто так совпало. Дарина тоже не звонила. А я как-то и не ждал. Хотя нет, ждал, конечно, но ей повезло — позвони она, я бы на ней сорвался — я ведь хотел уйти, а она меня удержала. Пришлось перенести встречу с Абраменко, сказал, что Ариадна заболела и я с ними свяжусь. Или мой отец. Или кто-то ещё.

Я попытался поработать, но дело не шло, и я снова взялся за сигареты. Забавно, но присутствие ребёнка в доме сыграло на пользу здоровому образу жизни — я курил одну, максимум две сигареты в день, в отличие от тех времен, когда полпачки уходили стабильно. А сегодня что-то сорвался…

Дверь открылась совершенно неожиданно, но я даже не вздрогнул. Сквозь табачный дым я разглядел высокий светлый хвост Насти, её задумчивое выражение на лице, и жестом пригласил сесть за стол на кухне, за которым я курил и потягивал вторую рюмку коньяка.

— И давно ты так? — спросила сестра, заняв стул рядом со мной.

— Не очень. Видишь, ещё даже не опьянел.

Она помолчала, а потом поднялась.

— Я открою окно, ладно? И так на улице жарко, так ты ещё и… — всё это она произнесла, уже отворачивая ручку на стеклопакете и впуская свежий воздух в помещение.

Я пожал плечами. На меня накатила апатия, поэтому я просто наблюдал. Настя очистила пепельницу, сполоснула чашку и заварила нам свежего кофе, а я смотрел и никак не комментировал это.

— В общем, я приехала тебя повидать, — приступила она к делу. — Ты мудак, каких поискать надо, не буду отрицать. Но мы тоже слегка погорячились. — Не дождавшись от меня никакой реакции, кроме новой затяжки, она продолжила. — Никто не знал, как пройдет операция Марии Валентиновны, все были на нервах. Короче, давай не будем устраивать холодную войну.

— Ты просто хотела сказать, что будешь со мной разговаривать? — хрипло уточнил я.

— Ну, если тебе интересно, хотела рассказать, как у всех дела. В смысле, как дела у Ариадны, у её няни.

Я приглашающе махнул сигаретой.

— Мария Валентиновна отходит от наркоза. Сердце сказали беречь, но через неделю она, может, даже выпишется из больницы. Ариадна долго спала из-за лекарств, но к вечеру, перед моим уходом, развеселилась. С ней сейчас мама. Что-то мне подсказывает, она скучает по тебе.

— Чепуха. Я едва не убил её, даже она должна понять, что я урод, а не отец.

— Знаешь, мы бы объяснили ей это и она, может, согласилась, если бы ей было не два с половиной месяца, а хотя бы лет пять, — раздраженно бросила Настя. — Её преданность зашкаливает.

— Ага… И что ты мне предлагаешь? Забрать её обратно?

— Нет. Но общим советом мы решили, что полностью изолировать вас друг от друга не надо. Приезжай когда захочешь, общайся с ней. — Сестра погрустнела. — Не думаю, что вам осталось много времени, бумаги на удочерение будут готовы к середине недели.

Я взглянул на неё. И пойди разберись, что творится в головах моих родственников. То убирайся к демонам — то общайся с дочкой, мы не возражаем.

— Вы правы. Ей не место рядом со мной.

Настя вздохнула и взяла меня за руку.

— Рассказать, сколько раз я накосячила, когда появился Саша? А Денис? Да мы до сих пор периодически такое можем утворить, просто не афишируем.

— Ну, сколько вы нянь довели до сердечного приступа? — приподнял я брови.

— Это не ты её довел. Так получилось и именно в этот раз. Это ужасно, я понимаю, и я не оправдываю тебя в том, в чем ты виноват. Но лишнее на себя не бери. Вот… Когда Сашке было полгода, мы оставили его с моей свекровью и поехали в кино, потом погулять. Обещали вернуться к десяти, а сами приехали в половину первого.

— Это когда мать Дениса сломала ключицу? — вспомнил я.

— Я удивлена, что ты знаешь об этом, — усмехнулась Настя. — Мы тоже дико винили себя, потому что если бы мы не сосвоевольничали, она бы не полезла на эту антресоль за теплым одеялом одна.

— Этой историей ты хотела сказать мне, что все совершают ошибки?

— И что так мы учимся, как делать правильно. В прошлый раз ты напоил Ариадну молоком, и она заболела — с тех пор ты этого не делаешь. Сейчас ты понял, что обещания нужно сдерживать, потому что никто не знает, как все может обернуться. Жизнь состоит из проб и ошибок и уроков, вынесенных на них.

Я ещё пару раз затянул сигарету и потушил её.

— Мне казалось, это мама у нас дипломированный психолог, а ты имеешь биологическое образование, но готов поставить почку, что ты сейчас прочитала мне лекцию по психотерапии.

Вместо ответа сестра пнула меня под столом по голени, и обстановка разрядилась.

Пообсуждав какие-то отвлеченные вопросы, когда часы на вытяжке светились поздним временем, она вдруг затронула серьезную тему:

— Братец, кто такая эта Дарина?

— Настя, не начинай…

— Уже начала. Рассказывай.

— Эта девушка, с которой я недавно познакомился. Красивая, сексуальная, уверенная в себе.

— Она нравится тебе?

— Нравится, — кивнул я. Помедлив и прикинув, говорить или нет, я сделал выбор в пользу второго варианта. — Она мне предложила уехать с ней в отпуск. Я согласился.

Настя закусила губу, обдумывая, что сказать.

— А про Ариадну она знает?

— Знает.

— И что? Как она к ней относится?

— Никак, — вздохнул я. Это меня здорово напрягало. — Но она ведь и не должна её сразу полюбить. Ариадна ей никто.

— Зато тебе она "кто-то", — возразила Настя. — Дело, конечно, твоё, но если женщине важен мужчина, ей важно все, что есть в его жизни. Это я тебе говорю и как сестра, и как эта самая женщина.

— Насть… Через несколько дней Ариадна станет дочерью других людей. В моей жизни её уже практически не будет.

— Она всегда будет твоей дочерью, Матвей. Не важно, под чьей фамилией. — Настя допила кофе и встала. — Но повторюсь — дело твоё. Уезжай в отпуск, только скажи родителям, где будешь. Спокойной ночи.

Захлопнулась дверь, и я вновь остался один. Сегодня мне вставать среди ночи не придется, что вроде хорошо.

Но я все равно проснулся в три и в шесть часов — именно в это время обычно Ариадна просила есть. Правда, сегодня в квартире царила тишина.

Супруги Абраменко увиделись с Ариадной в понедельник, в мой обеденный перерыв. Я встретил их в оговоренном месте — своей машины у них не было — и мы поехали домой к Насте.

Естественно, малышка их очаровала. Мне хотелось думать, что такая улыбчивая и милая она была потому что увидела меня, но, возможно, в этом была исключительно её заслуга. Вероника просто растаяла, а Леонид беспрекословно согласился, что они забирают её себе.

Подписание бумаг назначили на четверг.

Вторник и среду я старался делать вид, что все хорошо. Переписывался с Владом, предупредил Марго и Тиму, что скоро все закончится и, если они хотят увидеться с ребёнком перед этим, пусть приезжают к моей сестре. Съездил в больницу к Марии Валентиновне, попросил у неё прощения и получил его — она не сердилась и была благодарна дорогим фруктам и заграничным лекарствам, что я ей привез. Каждый вечер врывался к Дарине и всеми силами изгонял мысли о дочери в её объятиях.

В четверг я взял отгул. Встав в шесть — привычка кормить Ариадну в это время осталась, и вновь заснуть я уже не смог — я обшарил каждый угол, собрал в бумажный пакет все вещи, что были куплены для девочки: костюмчики, фотоальбом, игрушки, снял все фотографии… В душе был полный штиль, я сам себе напоминал сомнамбулу. Сверху я положил медведя, которого ей подарили Марго и Тим, почему-то Настя его не забрала. Интересно, Ариадна хорошо спала у них?..

Позавтракал. Пощелкал телевизор и выключил его. Принял душ. Выпил ещё одну чашку кофе. Покурил на балконе. Гребаные часы издевались надо мной — время тянулось, словно плохой презерватив.

Не выдержав ожидания, я сгрузил все шмотки, что упаковал, в багажник и поехал в резиденцию отца, где и должны были быть решены последние нюансы и моя дочь официально перестанет быть моей и будет отдана чужим людям.

Оказалось, Настя с Денисом тоже приехали раньше. Мне разрешили подержать Ариадну до вынесения вердикта, и ещё полтора часа мы гуляли по аллее рядом, я рассказывал ей всякую лабуду, а она слушала и держалась за ткань моей рубашки.

— Я все равно буду к тебе приезжать, — тихо сказал я ей на ушко. — И подарки буду дарить. Может, если твои родители не против, иногда я буду брать тебя к себе на выходные…

Идея Ариадне нравилась, что она выражала в энергичном гулении.

Совершенно неожиданно — и очень быстро — к нам подошла Настя и позвала в кабинет папы — приехали Абраменко. У крыльца уже стояли Марго и Тима, рядом — Влад. Мои друзья выглядели грустными и бросали на меня сочувственные взгляды. Я благодарно кивнул им и первым вошел в здание.

Как только я с дочкой на руках переступили порог отцовского кабинета, малышка начала недовольно сопеть. Вероника помахала ей рукой, но девочка отвернулась и уткнулась мне в плечо. Я пытался пересадить её — мне же подписывать документы и прочее, — а она цеплялась и цеплялась маленькими пальчиками за воротник. У меня не поднималась рука проявить силу, и за меня это сделал Денис — он мягко расцепил её ладошки и прижал к себе.

— Не будем занимать и ваше, Вероника и Леонид, и твое, сынок, время, — заговорил папа. Я бы не сказал, что он выглядел очень довольным, но он был политик и умел делать морду кирпичом. — Вот два экземпляра договора. Один вам, один нам. С кого начнем?

— Давайте мы, — вызвался Леонид.

Моё сердце стучало все громче. Пара что-то болтала, шутила, мои родители отвечали, окружающие улыбались. Я то и дело переводил взгляд на дочь, и она тоже смотрела на меня. С осуждением, будто понимала, что я… я отказываюсь от неё. К горлу подкатил ком.

— Теперь ты, Матвей, — произнес отец.

Я взял ручку, пару раз щелкнул и потянулся к документам…

И ничего не вышло. Стержень не захотел писать.

— Что-то не так? — заметил Леонид.

— Видимо, "паркер" сломался, — ответил я.

— Возьми мой, — папа подбросил мне свою золотистую ручку. — Я ею только что подписал договор на строительство торгового центра.

Я взял её и занес над бумагой.

— Мы сможем забрать Анюту с собой уже сегодня? — прозвучал вопрос Вероники.

— А кто такая Анюта? — рассеяно спросил я.

— Мы девочку так назовем.

Я замер.

— Её зовут Ариадна, — напомнил я.

— Да, это её вы так назвали. А мы хотим изменить имя. Всегда мечтали о дочери по имени Анечка.

Мои родители переглянулись. Марго тихо кашлянула.

— Нет. По-другому её звать не будут, — вновь сказал я.

— Ариадна красивое, но сложное имя, — объяснил Леонид. — Мы же хотим, чтобы у неё не было проблем в садике и в школе. Дети теперь странные. Анна ведь тоже красиво звучит.

— Анна — чудесное имя, — согласился я. — Мне оно очень, очень нравится, но её зовут Ариадна.

— Но…

— Её мать так её назвала, — вступила Марго. — Она мало о чем просила, и это одно из нескольких желаний.

— Я должен этой женщине, — подтвердил я. — Нашу дочь звали и будут звать Ариадна.

— При всем моем уважении, но она уже не ваша дочь, а наша, — мягко возразила Вероника.

Я взглянул на лист перед собой. Моей подписи там ещё не было.

— Она все ещё моя дочь, — бросил я и встал из-за стола. — Прошу прощения.

— Передохните, — взял слово мой отец. Мне показалось, или он сделал ударение на третий слог? Юморист. — Матвей, сходи подыши свежим воздухом. Через десять минут возвращайся. — Он потянулся к селектору. — Маша, сделай нам чай, пожалуйста.

Внутри меня всё клокотало. Вот же, мать их, наглецы! Две недели она была Ариадной, а тут вдруг они решили дать ей другое имя! Почувствовали власть! Я им устрою — условия менять в последний момент!

На свет была выужена ещё одна сигарета, я вдохнул горький дым и попытался успокоиться. Мы договоримся, что уже…

Завибрировал телефон. Звонила Дарина.

— Привет, сладкий, — весело прожурчала она. — Как все проходит?

— Хреново! — Даже руки подрагивали. — Они хотят поменять ей имя!

— Кто кому?

— Эти еба… дурацкие Абраменко! Они хотят назвать её Аней.

— Ну, хорошее имя. У меня подруга Аня. Ладно, я звоню не за этим. Билеты уже забронированы, вылет пятнадцатого…

— Дара, мне не до вылета! — воскликнул я. — Моего ребёнка зовут Ариадна! Её так Солнечная назвала, я всегда так её звал. Только так её и будут звать!

В трубке прозвучал тяжелый вздох девушки.

— Матвей. — Теперь её голос был низкий и прохладный. — Да какая, к чертям, тебе разница, как её будут звать? Ты через неделю забудешь о ней.

Я едва не выронил сигарету.

— Что, прости?

— То. Ты уже задолбал со своим ребёнком. Сам говорил, что она не была желанной, ты её не хотел, побыстрее бы её сбагрить…

— Я так не говорил.

— Ты это имел в виду. Да стоит мне расстегнуть лифчик, ты забываешь, что у тебя есть дочь. Что за папаша ты, раз так легко тебя сбить с толку?

— Прекрати, Дарина.

Мы помолчали.

— Прости, — тихо пробормотала она. — Я тоже на нервах… родители давят. Хотят тебя увидеть. Я тоже хочу, если честно. Давай ты поскорее подпишешь документы и приедешь ко мне?

Дарина, Дарина… Я стряхнул пепел. По тротуару прошел молодой парень, ведя за руку светловолосую девочку с двумя бантиками, и они что-то весело обсуждали. Я на секунду представил себя и Ариадну, вот так же идущих и критикующих новую французско-немецкую интерпретацию "Красавицы и чудовища"…

— Дара, — медленно начал я, — может, мне в самом деле никому её не отдавать?

— Так, Матвей. Ты ведь несерьезно?

— Почему это? — нахмурился я.

— Потому что это не то, что тебе нужно? Ты хочешь связать себя путами отцовства в двадцать два года? Больше никаких вечеринок, спонтанной поездки по странам Европы, ночей без сна?

— Прошлая едва не стоила мне жизни няни, — ввернул я.

— Милый, — она снова включила режим "ласковой кошечки", — мы ведь уже всё решили.

— Но она моя дочь, Дара.

Девушка вздохнула, и я расслышал тихое ругательство.

— В общем, так, солнце. Тебе придется либо остаться с ней, либо поехать со мной.

Дураком я не был.

— То есть, ты ставишь меня перед выбором: ты или ребёнок?

— Суть ты уловил, — подтвердила Дарина.

Мне определенно нужна ещё одна сигарета… Взглянув на тлеющий фильтр в пальцах, я выбросил его в урну и полез за другой.

— Дарина, не надо так. Ведь можно…

— Я или она.

Я вздохнул и кивнул:

— Хорошо.

Я вошел в кабинет отца через десять минут и тридцать секунд после того, как стремительно покинул его.

— Ну что, одумались? — улыбнулся Леонид.

— Да. Я все обдумал, кое с кем посоветовался и решил.

Я сел, помассировал пальцы, взял ручку… а потом отбросил её, смел оба контракта и разорвал их.

— Что вы делаете?! — вскрикнула Вероника. Марго и Настя же всё поняли, и по их лицам расползлись светлые, счастливые улыбки.

— Удочерения не будет, — объяснил я. Встав, я взял ребёнка на руки. — Я буду её отцом, матерью, няней, сиделкой, всем, кем придется. И она останется Ариадной.

Тима и Влад хлопнули друг друга по ладоням, выкрикнув "YES!". Денис жевал губы, лишь бы скрыть улыбку, рвущуюся наружу, и у него, надо сказать, не особо успешно получалось.

— Всё из-за имени? — спросил Леонид.

— Не только. — Я поцеловал дочку в лобик и уложил на плечо, где она сразу перестала вертеться и успокоилась. — Я гнал от себя эту мысль, думая, что со мной ей будет плохо. Не обещаю, что не облажаюсь пару-тройку раз, но я научусь. Блин, я расшибусь в лепешку, но я научусь, как быть ей хорошим отцом.

— Ты уверен, сын? — спросила мама. В её глазах читалась надежда.

— Да. Я никому, никогда её не отдам. — Повернувшись к хозяину кабинета, который едва не танцевал ламбаду, я произнес сквозь улыбку и рвущиеся из глаз слезы. — Поможешь? Что там будет нужно, справки, регистрация в моей квартире, наследство… все. Пап?

— Не сомневайся. Простите, Леонид, Вероника… — Мой отец подошел к нам и обнял за плечи, — но наша внучка остается с нами.

Я опустил лицо в волосики дочки, вдыхая их знакомый, такой родной запах.

— Я люблю тебя, Ариадна, — тихо шепнул я ей.

И она сильнее сжала пальчиками мою руку, отвечая так: "И я тебя, папа".