Войдя в холл гостиницы в восточной части Мемфиса, Эмма Локвуд поймала свое отражение в зеркале.

Волнение скрыть не удалось — пунцовые пятна на щеках и съеденная помада выдавали ее с головой. Пожалуй, надо подкрасить губы. Не хватало еще, чтобы было заметно, как отчаянно она нуждается в работе.

Эмма положила папку с работами на небольшой столик и достала из сумочки помаду.

Художнику-оформителю найти в Мемфисе работу в вечерние часы практически невозможно, поэтому, прочитав объявление в «Коммерческом вестнике», она сразу же выслала свое резюме и получила приглашение на собеседование. Оставалось надеяться, что в слова «гибкий график» рекламодатель вкладывал тот же смысл, что и она.

Эмма одернула жакет темно-красного костюма. Как она выглядит, не важно, главное — папка с работами, однако быть в лучшей форме не помешает.

Ее не покидала уверенность, что она получит это место, стоит ей только захотеть. Если, конечно, работа легальная, а человек, давший объявление, не какой-нибудь шутник.

Дэвид Джонсон. Эмма взглянула на имя, которое мама записала для нее на листочке из блокнота.

И сразу нахлынули воспоминания, горькие и одновременно сладостные, о трех коротких месяцах, когда она была совершенно счастлива. Так бывало всегда, стоило ей услышать фамилию Джонсон.

Эмма машинально тронула кольцо, висевшее на цепочке под блузкой.

Это было кольцо выпускника Техасского университета, которое стало ее обручальным кольцом на тот месяц, когда она была миссис Джонсон. И могла бы ею оставаться…

Эмма раздраженно отдернула руку. Надо быть поспокойнее. Нельзя всякий раз падать в обморок от одной фамилии Джонсон. Судя по количеству страниц, которое эта фамилия занимала в телефонном справочнике Мемфиса, она была одной из самых распространенных в Америке.

Надо сосредоточиться на предстоящем собеседовании, иначе новой крыши над головой ей не видать.

Эмма решительно взяла папку со своими работами и спросила дежурного, как пройти в конференц-зал.

Через минуту она постучала в дверь.

— Мистер Джонсон?

— Войдите, — послышался мрачный голос.

Эмма в последний раз одернула жакет и открыла дверь. В дальнем конце длинного стола поднялся мужчина. Она пошла вперед, протягивая руку.

— Мистер Джонсон, я — Эмма Локвуд. Надеюсь, я не слишком рано. В вашем объявлении говорилось…

Она остановилась как вкопанная.

Этого не могло быть.

Они были вместе всего три месяца, а женаты — всего несколько часов, но его лицо было ей до боли знакомо, потому что это было лицо ее сына. Те же темные волосы и темные глаза. Тот же тонкий, с небольшой горбинкой нос. Та же ямочка на подбородке. Единственное, что их отличало, был шрам, прочертивший лицо мужчины от внешнего уголка левого глаза до срезанного подбородка, да тонкая паутинка морщин вокруг рта — свидетельство пережитой боли. У Эммы перехватило дыхание, она ничего не видела, кроме его глаз.

— Раф?

Он удивленно взглянул на нее.

— Мы знакомы?

Голос был другим — более глубоким, как звук ручья, перекатывающегося через камни, — но ее душа узнала этот голос.

Ручей зашумел у нее в ушах, сумка и папка выпали из онемевших рук. Эмма успела сделать два неверных шага к нему, прежде чем у нее потемнело в глазах.

Раф успел подхватить ее, хотя у него самого дрожали руки.

Он был ошеломлен.

Эта женщина назвала его так, как его давно уже никто не называл.

Неужели они знакомы? Бледное лицо с маленьким дерзким носиком, крупным ртом и раскосыми глазами ни о чем ему не говорило. Впрочем, так продолжалось все шесть лет, что прошли с его возвращения — он не узнал ни одного человека, включая собственных родителей.

Неожиданная картина возникла у него перед глазами.

Он стоит на берегу Миссисипи, обнимая эту самую женщину, но более юную.

Она застенчиво улыбается и протягивает ему сложенный листок из блокнота.

— Это и есть твой подарок мне на День благодарения? — поддразнивает он ее и разжимает объятия, чтобы развернуть листок.

Носик у нее сморщивается.

— Ты бросаешь меня на целых четыре дня, сбегаешь в Хьюстон ради праздничной индейки в обществе родителей и еще ждешь подарка! — Она слегка пожала плечами. — Это просто рисунок, нацарапанный на лекции.

Он развернул листок и засмеялся. Она изобразила его в виде ангела в белом одеянии и с крыльями. На груди сияло сердце, а в нем — буквы ЭКГ.

Раф скользнул пальцем ей по носу.

— Сколько раз я тебе говорил, я не ангел.

— Я знаю, ты не совершенство, но ты — мой ангел-хранитель. — Она затаила дыхание. — Поэтому я и нарисовала тебя со сломанными крыльями.

Картинка исчезла. Раф застыл, не в силах вздохнуть, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Какая-то дверца в сознании приоткрылась на несколько секунд и снова захлопнулась.

Внезапно его осенило: наверное, это была та самая женщина, рисунок которой обнаружили потом зажатым у него в руке, когда его, полумертвого, вытащили из-под дерева в глухой никарагуанской деревне. Этот рисунок он хранил шесть лет.

Он и сейчас лежит у него в бумажнике. Единственная ниточка, связывавшая его с прошлым.

Потрясенный своей догадкой, он смотрел на женщину, которую держал на руках. Ее золотистые, как мед, волосы рассыпались у него по руке. Тонкое лицо было мертвенно-бледным. Кто она? Кем она была для него? Подругой? Любовницей?

Он что-то помнил. Само по себе это было уже чудо.

Раф подошел к дивану и осторожно опустился на него, словно его обмякшее тело было неразорвавшейся бомбой.

Ему стало жарко от одного прикосновения к ней, что же будет, когда она с ним заговорит?

Он помнил, как очнулся в захолустной никарагуанской деревушке шесть лет назад и потом провел девятнадцать месяцев, мучаясь от незаживающих ран и от невозможности вспомнить, кто он и откуда. Он умел разговаривать, мог накормить и одеть себя. Он был способен писать, читать и говорить на двух языках. Но все его прошлое начисто исчезло у него из памяти.

Он не узнал даже своего отца, когда Эдвард Джонсон наконец разыскал сына и привез его домой, в Хьюстон. Он не узнал ни мать, ни братьев, ни сестру, ни дедушку с бабушкой, ни своих друзей. Все они поочередно рассказывали ему о его жизни — о его пристрастиях в еде, о его проделках, о полученном в детстве воспитании, о написанных им статьях. Ему даже показывали фотографии.

Но «воспоминания», которые они вкладывали ему в голову, не имели ничего общего с тем, что возникло сейчас. Те «воспоминания» не были трехмерными. В них не было звуков и запахов.

Раф повернулся и взъерошил себе волосы, вглядываясь в красивую женщину, неподвижно лежавшую на диване.

В тех «воспоминаниях» не было ее.

Почему? И что будет, если он прикоснется к ней снова?

Медленно, словно влекомый огнем, тепла которого не ощущал целую вечность, Раф встал с дивана, придвинул к себе стул, сел на него и стал пристально разглядывать незнакомку.

Он ждал, надеялся, молил Бога, чтобы этот день настал. А теперь вдруг… испугался. Ему хотелось встряхнуть ее, потребовать, чтобы она рассказала все, что знает, или… выбежать из комнаты.

Но ведь он за этим и вернулся в Мемфис. Здесь он жил до того, как получил задание поехать в Никарагуа, и здесь он надеялся найти ответы, которых не нашел в Хьюстоне.

Раф медленно протянул палец к гладкой бледной щеке. Ему захотелось проверить, так ли нежна ее кожа, как казалось, — будто лепестки гардении из сада его матери.

Он заметил, что рука у него дрожит. Глубокие темно-красные шрамы на тыльной стороне ладони заставили его резко остановиться. Сумасшедший урод, весь в рубцах — внутри и снаружи.

Неудивительно, что она упала в обморок. Как красавица из сказки, увидевшая чудовище.

Так как ее зовут? Эмма. Эмма Локвуд. Он мысленно повторил ее имя по слогам. Ему почудилось в нем что-то знакомое, но возможно, он просто принял желаемое за действительное.

Он провел пальцем по прохладному бархату ее щеки.

У нее были кошачьи глаза, раскосые и зеленые, с крохотными золотыми крапинками. Они смотрели на него так, что у него перехватило дыхание.

— Эмма, — прошептал он.

Это было с ним когда-то. Память напряженно работала. Он страстно и одновременно с испугом ждал, что будет дальше. Доктора ошиблись, когда говорили, что шансы восстановить память равны нулю. Он им не верил, он знал, что лишь нечто чрезвычайное может помочь ему. За этим и вернулся в Мемфис. И вот, похоже, он нашел то, что искал. И что же ему теперь делать?

Эмма очнулась внезапно. Она чувствовала слабость и не сразу поняла, что происходит. Где она? Почему лежит на каком-то диване, в комнате с незнакомыми стенами и потолком? Она повернула голову и все вспомнила. Раф. Неужели это в самом деле он? Здесь? Живой? Нет, этого не может быть. Раф погиб в Никарагуа шесть с половиной лет назад.

Человек, который называл себя Дэвидом Джонсоном, выпрямился и положил на стол ее сумку. Эмма увидела его профиль. Глаз художника сразу узнал знакомые черты, словно она еще вчера любовно вглядывалась в них, стремясь запомнить смуглое красивое лицо. Небольшая горбинка, придававшая носу хищный вид. Угольно-черные волосы. Квадратный подбородок.

Как он оказался здесь? Ведь он погиб. Разбился во время крушения вертолета. Бог знает где, в Никарагуа. Она видела газетные заголовки. Она разговаривала с его родителями.

— Раф?

Темные глаза были непроницаемы.

— Да?

Это был он.

— Но… ты умер. — Она тряхнула головой, но он никуда не исчез. — Наверное, мне это снится.

— Нет. — Он поднялся и, прихрамывая, шагнул к ней. — Вы упали в обморок.

Эмма медленно села. Рука, которую она прижимала к все еще кружившейся голове, была холодной, как лед, и влажной.

— Ничего не понимаю.

— Я тоже. Вы вошли, назвали мое имя, а потом потеряли сознание. — Он стоял совсем рядом. — Как вы? Все в порядке?

В порядке? Наверное, у нее галлюцинации: ее умерший муж стоял прямо перед ней.

— Как ты оказался здесь?

Он удивленно посмотрел на нее.

— Я здесь, чтобы стать редактором и издателем «Прошлых времен Юга».

— Ага, значит, мне это точно снится — тебя никогда не интересовало прошлое.

— Правда?

— Конечно! Ты потому и был таким хорошим репортером. Тебя не волновали вчерашние новости. Единственное, что тебя интересовало, — это данный момент.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— По-моему, вы пришли сюда по поводу работы в журнале «Прошлые времена Юга». Не так ли?

— Да, но… — Эмма тряхнула головой, надеясь, что в мозгах прояснится. Напрасно. — Я же не об этом тебя спрашиваю. Я спрашиваю, как ты оказался здесь? В «Коммерческом вестнике» было написано, что ты погиб во время крушения вертолета в Никарагуа.

Раф судорожно кивнул.

— Так оно и есть.

Он противоречил сам себе.

— Как это понимать? — спросила Эмма.

Он долго смотрел на нее, потом сел на стул рядом с диваном.

— Вы кто?

Она моргнула.

— Кто я? Ты прекрасно знаешь, кто. Я — Эмма Локвуд. Эмма Гр…

— Я знаю, как вас зовут, — нетерпеливо сказал он. — Откуда вы знаете меня?

— Откуда я знаю тебя? — Она вглядывалась в смуглое непроницаемое лицо, в голове вдруг что-то вспыхнуло. Она вспомнила, что Раф всегда отвечал вопросом на вопрос, когда хотел что-то скрыть или избежать разговора. — Какую игру ты ведешь?

— Это не игра, уверяю вас. Пожалуйста, скажите, кто вы.

Эмма чувствовала, что совсем сбита с толку. Что происходит? Почему он исчез на шесть с половиной лет, а теперь вдруг появился и ведет себя так, будто не знает ее?

Если только…

Ей вспомнилось ехидное замечание отца, что Раф инсценировал свою смерть, чтобы избежать женитьбы.

Так обыкновенно поступают все эти метисы, сказал тогда отец.

Эмма отчаянно защищала Рафа. Она нисколько не сомневалась, что Раф ее любит.

И что же теперь?

Она крепко зажмурилась, стараясь собрать разбегающиеся мысли.

— Где ты был все эти шесть с половиной лет?

Он запнулся, потом ответил тихим напряженным голосом:

— В аду. А вы?

Снова ответ вопросом на вопрос. У Эммы сердце разрывалось на части.

— Выходит, отец был прав. Ты бросил меня.

Он откинулся назад, удивленно глядя ей в лицо.

Эмма почувствовала, как все тело у нее онемело. Так же было в тот день, когда она узнала о его гибели. Как будто весь мир неожиданно рухнул.

— Почему ты вернулся? Думал, что я все еще живу в Нашвилле? Или полагал, что Мемфис так разросся, что мы не встретимся?

— Не понимаю, о чем вы…

— Ты оставил меня. Одну! Ты знаешь, что мне пришлось вытерпеть от отца? Слезы жгли ей глаза. — Конечно, знаешь. Просто тебе было безразлично, да?

— Конечно, я… То есть я не… — Он провел руками по волосам. — Это так неожиданно. Я не знаю, что…

— Неожиданно? — закричала Эмма. — Шесть с половиной лет — неожиданно?

— Успокойтесь, пожалуйста. Я просто хочу…

— Пошел ты к черту!..

Если она останется здесь еще хоть на секунду, то выцарапает ему глаза. Или разрыдается.

Раф поспешно поднялся со стула.

— Пожалуйста, выслушайте…

— Выслушать что? Ты же ничего не говоришь. — Чувствуя, как подпрыгивает его кольцо у нее на груди, она остановилась и рванула его из-под блузки. — Мне больше это не нужно.

Кольцо больно ударило ему в грудь. Оборвавшаяся цепочка соскользнула на пол.

— Позвольте, я объясню. — Раф шагнул к ней. — Я не люблю об этом говорить, но… я страдаю потерей памяти. Я не знаю, кто вы.

— Потерей памяти? — Эмма заколебалась. А если это правда?

Ей вдруг страстно захотелось поверить. Поверить в то, что он не бросил ее, поверить в любовь, за которую она держалась, как за соломинку, все эти годы.

Она отчаянно всматривалась в смуглое серьезное лицо, по-прежнему такое красивое, что у нее перехватывало дыхание. Ей захотелось погладить шрам, изуродовавший его левую щеку, прижаться снова к губам. Как давно эти сильные любящие руки не обнимали ее. Она была так одинока…

Но потеря памяти?.. Все это слишком странно. Почему же его родители ничего не сообщили ей, когда его нашли? Правда, она не сказала, что они женаты. Она думала, что его матери было не до того. Но та ведь дала понять, что была большим другом Рафа и очень переживала за все случившееся. Миссис Джонсон уверяла Эмму, что позвонит, если они что-то узнают. Но — не позвонила.

Значит… значит, это Раф не велел матери звонить ей. Вот мы и вернулись к тому, с чего начали: она ему не нужна. Он даже имя изменил, чтобы Эмма не узнала его. Он не думал, конечно, что именно она откликнется на его объявление.

Ее голос звучал устало и печально, когда она взяла со стола сумочку и открыла дверь.

— Прощай, Раф.

Раф тяжело опустился на стул. Она не поверила ему.

Он невесело рассмеялся: и правильно сделала. История с потерей памяти годилась для бульварной газетенки. Большего он не стоил.

Наверно, он бросил ее в беде, когда уехал в командировку. Возможно, они даже встречались.

Раф поднял с пола кольцо, которое она швырнула в него. Оно еще хранило тепло ее груди. Он вдруг густо покраснел, неожиданно для самого себя. Ни одна женщина не захочет иметь с ним дело, увидев его шрамы.

Раф начал разглядывать кольцо. Это было золотое кольцо выпускника Техасского университета. На нем была дата одиннадцатилетней давности. Он повернул его к свету, чтобы увидеть инициалы внутри.

… Он стоял на подиуме, в шапочке и мантии. Когда он протянул руку, чтобы взять диплом из рук ректора, на пальце сверкнуло кольцо, которое подарила ему мать…

Вздрогнув от неожиданности, Раф уронил кольцо. Эти внезапные вспышки возникали неизвестно откуда. Может, это вообще свойство памяти? Может, человеку просто не дано контролировать свои воспоминания: они приходят и уходят сами собой?

Он снова взял кольцо и прочел инициалы на его внутренней части: РДД, Рафаэль Дэвид Джонсон. Дома на стене висел диплом выпускника Техасского университета. Его диплом. Следовательно, и кольцо — его.

Как оно оказалось у Эммы Локвуд? Такие кольца встречаются у подруг студентов. Так она была его подругой? Он прожил в Мемфисе всего шесть месяцев, пока не получил работу репортера в «Денвер пост». Неужели он успел за это время серьезно увлечься женщиной? Может, они вообще помолвлены? Но это было не обручальное кольцо. К тому же в случае помолвки ему бы хватило денег на кольцо с бриллиантом.

Проклятие!

Раф устало опустил на руки раскалывающуюся от боли голову.

Что ему теперь делать? Ясно, что ключ от его прошлого в руках у Эммы Локвуд.

Его взгляд упал на черный уголок, видневшийся из-под стола. Раф сунул кольцо в нагрудный карман рубашки и, подойдя к столу, поднял тонкую кожаную папку. Ее работы.

Он с любопытством расстегнул молнию, выложил работы на стол и улыбнулся: это было именно то, что нужно для его журнала, именно тот вид рекламы, который он мысленно видел в новом, поставленном на коммерческую ногу издании.

С внутренней стороны папки был прикреплен маленький листок — ее визитка с адресом и телефоном.

Теперь он ее найдет. Ему была нужна Эмма Локвуд — для себя лично и для «Прошлых времен Юга».

Она могла спасти их всех.