Раф онемел. Габи — его сын?

— Этого не может быть, — сказал он звенящим шепотом.

Глаза у Эммы сузились.

— Стоит лишь разок взглянуть на него, чтобы понять это. Даже отец ничего не мог сделать, когда попытался выдать Габи за сына Джерри. У Джерри волосы ненамного темнее моих. Никого не удалось провести.

Раф сделал осторожную попытку вздохнуть. Начав копаться в собственном прошлом, он рассчитывал навести порядок в своей жизни. Вместо этого жизнь снова выбила его из колеи.

И вдруг он почувствовал радость, которой никогда не испытывал. У него были жена и сын — семья, — чего он никак не ожидал. Габи, Габриель. Она назвала его в честь другого ангела. Теперь он ясно видел сходство. Габи выглядел точно как на той детской фотографии, которую показывала ему мать, где он был снят в возрасте Габи. Черные волосы. Черные глаза.

Как он сразу не понял? Он же провел сегодня с Габи несколько часов, и все это время он разговаривал с собственным сыном. Его плоть и кровь!

— Не могу поверить…

— И не надо! Мы обходились без тебя почти шесть лет и дальше обойдемся.

Она была уже у двери, когда Раф понял, что она уходит.

— Подождите!

Эмма замерла, держась за ручку двери, но не обернулась.

— Что?

— Из-за этого мы поженились? — запнувшись, спросил он.

Она повернулась не сразу.

— Из-за этого мы поженились так поспешно. Мы хотели подождать, пока ты переедешь в Денвер и подыщешь для нас жилье. Но когда ты узнал, что я беременна, ты отказался ждать.

Мысли вихрем проносились у него в голове, но он не мог ухватиться ни за одну из них.

— Не могу поверить…

Раф одним прыжком преодолел расстояние между ними и схватил Эмму за руку.

— Дело не в том, что я не верю, что он мой сын. Вы правы: он слишком похож на меня, чтобы не верить. Я просто… — Он взъерошил волосы. — Я чувствую себя так, словно на меня обрушился дом.

— Я почувствовала то же самое, когда увидела тебя в тот день в конференц-зале… — Эмма опустила взгляд на свою руку. — Ты прикоснулся ко мне.

Неудовольствие было не в ее тоне, а в ее словах. Он немедленно отпустил ее руку.

— Прошу прощения, я не хотел…

— Мне просто интересно, не вспомнил ли ты что-нибудь еще.

Раф покачал головой.

— Это случается не каждый раз. По-моему, мои мозги и так скоро лопнут от всего этого. Сначала жена, потом сын…

Эмма кивнула, и они оба замолчали.

Раф всматривался в красивое лицо. Эта женщина родила ему сына, а он и не знал. Не знал…

— Значит, у моих родителей почти шесть лет есть внук, о котором они даже не знают? Почему, черт возьми, вы ничего не сказали им? — Он прищурился.

— Я же сказала тебе, что не знала, как это сделать. Мне было только девятнадцать. Я в жизни не видела твоих родителей, понятия не имела, как они отреагируют…

Раф знал, что такого объяснения его родители не примут, но ведь у Эммы был еще отец. И мать…

— Сильвия не такая, как ваш отец. Почему она не помогла вам?

— Мама — человек старых устоев. Она никогда не ставила под сомнение право отца распоряжаться в доме. Я пыталась внушить ей некоторые идеи о женской независимости, но… — Эмма беспомощно развела руками.

Раф долго смотрел на нее, пытаясь прийти в себя, чувствуя смущение, радость и злость. Наконец он спросил:

— Что мы будем делать?

— Делать? — нерешительно спросила она. — В отношении чего?

— В отношении… всего, о чем вы мне сказали.

— Мы ничего не будем делать. Я сказала тебе. Мы в тебе не нуждаемся. — Она отступила на шаг. — Тебе лучше уйти. Я извинюсь за тебя.

Она исчезла за дверью.

Раф не заметил этого.

Мы в тебе не нуждаемся.

Он не был нужен ей. Он никому не был нужен.

Ему стало страшно.

Как он не понимал этого раньше?

Он принимал любовь своих близких, их помощь, стремление поддержать его в новой для него жизни. И дело даже не в том, что он ничего не давал им взамен. Он отвечал им любовью и сделал бы для них все, что в его силах. Но то, что он мог им дать, никому из них не было нужно. Родители и так были дружны, а у братьев и сестер были свои семьи.

Эмма сказала, что он ей не нужен, но он точно знал, что она нужна ему. Впервые с того момента, как он очнулся в той деревне, Раф почувствовал связь со своим прошлым.

Он подошел к окну. Опершись руками на подоконник, он невидящими глазами посмотрел на солнце, освещавшее верхушки деревьев. Какой-то шум заставил его опустить взгляд. Внизу Габи играл с бейсбольным мячом, подбрасывая его и ловя перчаткой.

Эмма сумела прекрасно воспитать Габи. Без него.

Мальчик уронил мяч. Надо научить его раскрывать шире перчатку, чтобы…

Раф отошел от окна. Имеет ли он право?..

Черта с два! Он — отец Габи. И нравилось ей это или нет, он — ее муж. И, значит, имеет все права.

К тому же он был способен дать гораздо больше, чем какую-то несчастную работу. Черт возьми, да он многому мог научить своего сына! Например, играть в бейсбол. Или подстроить ловушку, или избежать драки, а также закончить ее быстро, если избежать не удастся.

Габи был нужен отец. Габи нуждался в нем.

И почему-то ему казалось, что Эмме он тоже нужен. Может, ему удастся стереть с ее лица эту печать одиночества, которую он уже успел заметить.

Любовь?

Ну, может, не любовь… Он был уже не тем человеком, которого она когда-то любила, и не мог рассчитывать, что полюбит вновь. Но он мог помочь ей. Материально хотя бы. И может быть, им удастся стать друзьями.

Последняя мысль его позабавила. Какая дружба, если все, чего ему хотелось, — это стиснуть ее в объятиях.

— Я смотрю, ты отправила Габи на улицу поиграть, — сказала Эмма, входя на кухню.

Сильвия обернулась.

— А где Раф?

— Он уже уходит.

— Не слышала, чтобы хлопнула парадная дверь, — резко отозвалась Сильвия. Эмма пожала плечами. — Что ты ему сказала?

Эмма сделала глубокий вдох.

— Я сказала ему, что Габи — его сын.

Сильвия кивнула.

— Тогда я думаю, что он сейчас спустится к нам.

— Нет, не спустится. Я велела ему уходить.

— И ты считаешь, что он сразу послушается? — Сильвия прищелкнула языком. — Ты слишком долго общалась с пятилетним ребенком.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что раз он не ушел сразу, значит, готов взять на себя ответственность. Нам пора иметь мужчину в доме. Я…

— Взять на себя ответственность? — Эмма воздела руки к небу. — Это как раз то, чего я не хочу.

— Послушай, дорогая. Я знаю, ты считаешь, что никакого мужчины тебе не нужно. Но это пустой разговор. Каждой женщине нужен мужчина. Это совершенно естественно.

Эмма закатила глаза. Ее мать принадлежала поколению, которое верило, что мужчина и женщина даны друг другу на всю жизнь. Слишком часто эта сказка рушилась на глазах у Эммы, чтобы поверить в нее.

— Насколько мне известно, мы живем в двадцатом веке. Женщины проделали большой путь за последние пятьдесят лет. Мы теперь работаем и можем обеспечивать себя сами. Зачем нам мужчины?

Сильвия подняла брови.

— Разве Габи появился путем непорочного зачатия?

— Ну, хорошо, пусть, для одной конкретной цели они нужны. Я, например, хотела бы еще детей, но мне не на что их содержать, и поэтому у меня этой цели нет. Мы будем есть? Я умираю с голоду.

— Как только спустится Раф…

Эмма стиснула зубы, чтобы не закричать. Этого только не хватало. Они так прекрасно ладили с матерью после смерти отца, вместе воспитывали Габи, поддерживали дом. И вдруг Сильвия решила, что без мужчины им не обойтись.

— Я сказала тебе, что он уходит. Он не будет есть с нами.

— Ну, если ты уверена…

— Уверена.

— Тогда ставь тарелки.

Несколько минут прошло в молчании. Наконец Сильвия спросила:

— А что насчет работы? Раф говорил мне, что собирается предложить тебе что-то.

Эмма помолчала, укладывая картофель с морковью вокруг тушеного мяса.

— Он предложил.

Мать повернулась к ней.

— Ну и?..

— И ничего. — Эмма полюбовалась проделанной работой. — Ты положила слишком много картошки.

— Я думала, у нас будет гость. Мужчины едят много картошки. Он предложил мало денег?

— С окладом все в порядке. Какие еще будут вопросы?

— Часы работы неудачные?

Эмма со стуком опустила ложку и посмотрела на мать.

— Часы работы удачные. Прекрасные, по сути дела. И денег предлагает в полтора раза больше. И еще крышу предложил починить.

— Тогда в чем проблема?

— Проблема?.. — Раздражение прошло так же быстро, как и появилось. — Проблема во мне. Раф хочет снять пару комнат наверху, чтобы жить и работать здесь, а я не думаю, что смогу вынести, если он так много времени будет находиться рядом.

— Но это же было бы идеально! — воскликнула Сильвия. — Ты бы работала прямо здесь, дома. Ты же сама боялась, что дополнительная работа будет отрывать тебя от Габи.

— Я знаю, но…

— Но что? Где ты найдешь лучше?

— Нигде. Это идеально. Большие деньги, удобный график и возможность заниматься любимым делом в своем же собственном доме. — Эмма упрямо покачала головой. — Но он будет жить здесь, мама! Все время!

— Он и должен жить здесь, дорогая. Он — твой муж и отец Габи.

— Глупости! — Эмма махнула рукой. — Он был моим мужем лишь четырнадцать часов перед тем, как уехал, и не появлялся целых шесть с половиной лет.

— Не по своей вине.

— Да, но… — Эмма закрыла глаза. Она была в смятении. — Как я могу пустить его снова в свою жизнь?

Сильвия пожала плечами.

— Ну и что? Ты хочешь сказать, что тебе не понравится, если тебе немного помогут? Ты посмотри на себя: ты как выжатый лимон.

— Помощь — это одно, а подстраиваться к его жизни — совсем другое. Это то, чего они все хотят. Я была вынуждена оставить учебу и переехать в Денвер с Рафом ради его карьеры. Я переехала в Нашвилл, чтобы Джерри мог получить свой диплом юриста. — Эмма беспомощно подняла руку. — Мне уже пора хоть немного подумать о себе и Габи.

Сильвия грустно покачала головой.

— Ты любила Рафа почти семь лет. Повесила его кольцо себе на грудь и носила его все это время. Неужели любовь исчезла только потому, что он появился у тебя на пороге?

Эмма отвела взгляд.

— Этот Раф совершенно не похож на того, которого я любила. Я не узнаю его.

— Так постарайся узнать. Одно я могу сказать тебе. Он не из тех, кто легко сдается. Посмотри, как упорно он пытается восстановить память. Не рассчитывай, что он легко оставит тебя в покое. Особенно зная, что Габи — его сын. Так или иначе, тебе придется иметь с ним дело.

— Да знаю, знаю. Это я просто… — Эмма вздохнула.

— Ты могла бы к тому же получить деньги за… — Сильвия замолчала, услышав неровные шаги на лестнице.

Обе замерли, прислушиваясь. Шаги двинулись не к входной двери, а раздались в прихожей, Эмма затаила дыхание, а Сильвия торжествующе посмотрела на нее: «Я же говорила тебе».

Через секунду Раф появился в дверях. Его глаза немедленно отыскали Эмму, и она увидела в них неуверенность, надежду и решительность. Пожалуй, ее женское тщеславие было отчасти удовлетворено этой его решимостью занять определенное место в ее жизни.

Эмма немедленно подавила это чувство.

— Мы можем поговорить?

От его резкого голоса по телу побежали мурашки.

— Раф, я…

— Подождите немного, — бодро прервала ее Сильвия. — Сначала поужинаем.

— Мама, мы не можем…

— … позволить этому сочному тушеному мясу засохнуть. Кроме того, — Сильвия многозначительно взглянула на дочь, — тебе надо кое о чем подумать. О преимуществах некоторых ситуаций. Ты не забыла? Вот будешь есть мясо и думать.

Эмма во все глаза смотрела на мать, не зная, что ответить.

Раф откашлялся.

— Сильвия, Эмма и я…

— … могли бы на воздухе попить кофе с десертом после ужина. — Сильвия махнула рукой в сторону двери, ведущей во двор. — Позовите, пожалуйста, Габи! И проверьте, чтобы он вымыл руки.

Раф снова перевел взгляд на Эмму и пожал плечами: мол, что он может сделать?

Это прорвало оборону — Эмма прыснула.

Лицо у Рафа сразу посветлело, глаза вспыхнули.

— Значит, поговорим после ужина?

Эмма кивнула и поспешно взяла блюдо с мясом.

Ужин прошел легко, вопреки ее ожиданиям. Раф был, как и прежде, обаятелен и общителен. Он расспрашивал Габи о бейсболе, Сильвию — об антиквариате, которым были уставлены полки в каждой комнате дома.

Эмма говорила немного. Она просто смотрела на Рафа, все еще не в силах привыкнуть к чуду. Раф жив, и он здесь.

Обе они, и она и мама, были правы: Эмма любила Рафа столько лет, что было невозможно в одночасье зачеркнуть это чувство. Конечно, он во многом изменился за прошедшие годы, но в какие-то моменты она забывала об этом. От его голоса у нее до сих пор по телу бежали мурашки, от взгляда перехватывало дыхание.

Ничего хорошего в этом не было.

Однако чем больше она думала над его предложением, тем яснее становилось, что не принять его было бы безумием.

Ей надо только правильно выстроить оборону. Например, настоять, чтобы их отношения были чисто деловыми. Работала же она целыми днями в обществе мужчин в «Типографии Гаррисона»!

Но… с теми мужчинами в типографии ее не связывало общее прошлое. У них не было общего ребенка. Сейчас все будет несколько сложнее, но она сможет. Надо только постоянно помнить о том, как мужчины любят подчинять себе жизнь женщин.

— Мам!

Громкий шепот Габи заставил ее вздрогнуть.

— Что?

— Чего ты так смотришь на мистера Джонсона?

Кровь прилила к щекам Эммы. Похоже, все окажется гораздо труднее, чем она предполагала.

Раф достал ключи от машины.

— Куда поедем?

— К «Максу»!

Не успело название маленького кафе рядом с Овертон-сквер сорваться у нее с губ, как она пожалела об этом. Она много лет не бывала у «Макса». Шесть с половиной, если говорить точно. Они с Рафом частенько заглядывали туда. В основном потому, что там не бывали знакомые ее родителей.

Эмма даже испугалась: как близко оказалось прошлое. Она едва заметила прикосновение руки Рафа к спине и услышала его сдавленный шепот:

— Мы бывали там раньше, да?

Его отсутствующий взгляд сказал ей, что он вспомнил что-то еще. Впервые это происходило у нее на глазах. Ну да, ведь он коснулся ее спины… Эмма почувствовала легкую нервную дрожь.

— Да.

— Несколько раз…

— Это было наше любимое место встречи, — кивнула она. — Там было тихо, кормили вкусно и недорого, и там нас никто не знал.

Она отвела взгляд: еще решит, что она неспроста выбрала это кафе.

Его рука все еще лежала у нее на спине, как передающая антенна, прикрепленная к источнику информации. От этого прикосновения Эмме вдруг стало жарко. Она отстранилась и начала спускаться по ступенькам.

— Может, нам лучше погулять?

— Я бы хотел побывать в том кафе, если вы не возражаете.

Она возражала, но не собиралась объяснять, почему.

— Ты помнишь туда дорогу?

— Нет.

Эмма рассказывала ему кратчайший путь, пока Раф отпирал дверцу своего грузовика. Потом он подождал, пока она уселась, и снова закрыл дверцу. Такое проявление учтивости вызвало в ней собственные воспоминания. Раф всегда открывал перед ней двери и выдвигал для нее стулья. Это помогало ей чувствовать себя женщиной, ощущать заботу о себе.

Как и сейчас. Проклятие, вечно эта женская независимость исчезает в самый нужный момент!

Эмма пристегнула ремень, а Раф сел за руль и включил двигатель.

Ощущение себя в замкнутом пространстве рядом с ним вдруг оказалось до боли знакомым и непереносимо волнующим. Хотя Эмма смотрела не на него, а сквозь ветровое стекло, она остро чувствовала каждое его движение, его дыхание.

— Мемфис сильно изменился с тех пор? — спросил Раф.

Разговор ни о чем. Как можно говорить о всяких пустяках, когда ей хотелось лишь одного сказать то, что она задумала, и сразу исчезнуть, пока она не наделала каких-нибудь глупостей, например не бросилась к нему в объятия.

— Растет не по дням, а по часам, но в основном в восточной части, там, где ты остановился. Центр мало меняется.

— Я ведь жил в деловой части, кажется на Мад-Айленде.

— Да. Из твоей квартиры открывался чудесный вид на реку.

Ей нравилась его квартира. Нравилось готовить ему ужин, когда удавалось придумать отговорку и не ужинать дома. Нравилось, стоя в его объятиях, смотреть, как течет Миссисипи. Нравилось заниматься любовью при свете огней моста Теннесси — Арканзас, льющемся в его окно.

Эмма уже собралась посоветовать ему снять квартиру в том же комплексе, но потом вспомнила о своем решении.

Не дав себе возможности передумать, она выпалила:

— Если твое предложение еще в силе, я бы, пожалуй, согласилась работать на «Прошлые времена Юга».

Раф бросил острый взгляд в ее сторону и ничего не ответил. Эмма вздрогнула.

— Ты передумал?

— Нет, — поспешно отозвался он, — я, разумеется, не передумал. Напротив, весь последний час я думал, как мне уговорить вас принять мое предложение. Что заставило вас изменить решение? Мой искрометный разговор за ужином?

— Нет, мне… нам нужна новая крыша.

— Понятно. — Его голос звучал почти разочарованно. — Что ж, в любом случае я рад. Спасибо.

— Пожалуйста.

Когда машина свернула на улицу Купер, Эмма перевела дыхание: по крайней мере, с одной проблемой было покончено.

— Вы не думали больше о том, чтобы сдать мне пару комнат?

А вот и другая. Если он будет жить у них в доме, это…

— Подожди минутку, — вдруг проговорила она.

Раф снял ногу с педали.

— Что такое?

— Извини, я подумала вслух. Послушай, а что бы ты сказал насчет сарая? У нас над гаражом есть две большие комнаты и ванная. Там жили слуги, когда они у нас были. Я поднималась туда с месяц назад, проверяла, не течет ли. Те комнаты в гораздо лучшем состоянии, чем в главном доме. Там даже есть мебель. Надо будет только тщательно убраться, но я могу сделать это до того, как ты…

— Я вызову профессиональную бригаду, — твердо сказал Раф.

— Значит, сарай тебя устроит?

Он будет жить здесь, но не в главном доме. Это, пожалуй, выход.

— Вполне.

— А за крышу ты тогда заплатишь?

Раф улыбнулся.

— Я все равно заплачу за крышу. Но у меня есть еще одна просьба.

Эмма хмуро посмотрела на него.

— Какая?

— Не сможет ли твоя мама готовить для меня? Ничего особенного. Обычная семейная еда. Я буду, разумеется, платить за продукты. — Он грустно поднял брови. — Повар из меня никудышный.

— Да, я помню, — пробормотала Эмма.

— Что?

— Ничего. — Она вздохнула. — Я уверена, ты уговоришь маму. Она на твоей стороне, сам знаешь.

Он широко улыбнулся.

— Правда?

— На твоем месте я бы не слишком обольщалась. У мамы свои представления. Для нее мужчина настоящий, если у него хорошие зубы и приличные манеры.

— Тогда я буду постоянно помнить о том, что надо чистить зубы и говорить: «Да, мэм».

Эмма наблюдала, как Раф пытается втиснуть свой грузовик на маленькую стоянку возле кафе.

— Раф…

— Да?

— Я хочу, чтобы ты понял, что наше соглашение строго деловое. Мне нужна работа, а тебе нужен художник.

Он взглянул на нее.

— Мне нужно помещение, а ты будешь его сдавать.

Эмма довольно кивнула.

— Деловое соглашение. Не более того.

Раф задумчиво нахмурил брови, выключил двигатель и отстегнул ремень.

— А как насчет моей памяти? Помочь ее восстановить не входит в это соглашение?

Она помолчала, отстегивая свой ремень.

— Что я должна для этого делать?

— Позволять мне прикасаться, — спокойно сказал он. — Похоже, это возвращает мне прошлое.

Эмма проглотила подступивший ком и попыталась справиться с сердцебиением.

— Что ты имеешь в виду под словом «прикасаться»?

— Ну, что-то вроде… — он потянулся к ней и переплел свои пальцы с ее, — вроде этого.

Эмма вздрогнула от давно забытого ощущения. Жар охватил ее. Захотелось притянуть Рафа к себе, почувствовать его тепло не только на руке.

Она с усилием отогнала эти мысли.

— Тебе вспоминается что-нибудь?

— Мы часто держались за руки, да? Я помню, как это было: мы входили ко мне в квартиру, сидели в каком-то офисе, ехали в моей машине.

Эмма прерывисто вздохнула.

— По-моему, это не слишком удачная идея.

— Почему? — тихо спросил Раф. — Потому что тебе это так же приятно, как мне?

Именно.

— Раф, нам не стоит…

— Да черт побери! — Он рывком посадил ее к себе на колени. — Мне хотелось прикоснуться к тебе с того самого момента, как ты вошла в тот конференц-зал.

— Но я…

— Ш-ш… — Он медленно провел пальцем ей по щеке. У него на лице было написано удивление. — Как я мог забыть тебя? Как я мог забыть это?..

Эмма зачарованно смотрела на приближающиеся губы.