Кузнец смотрел на мои художества высоко подняв брови. Я предъявила ему плотный лист, на котором в масштабе один к одному изобразила иглу Видаля, несколько петель разных размеров, ложку Уно, ситечко и скругленный пинцет. Подробно рассказала ему что хочу от каждого инструмента.

Рассказ я подкрепила двумя золотыми задатка: тонкую работу было возможно выполнить только из созданного визами металла. Именно этот аргумент оказался решающим — мужик согласился на работу.

Потом был визит к столяру, который смотрел на меня как на ближайшего друга. Он вручил мне огромный тканый мешок с банками и рефилами и обещал в обозримом будущем сделать еще столько же. Необычную тару раскупали очень быстро, а у меня был приоритет. Лекари, визы, даже мои конкуренты — все оказались от такой придумки в восторге.

Наконец, я нашла заведение местной «косметички». Той, кто создавала эти адские макияжи и учила им других. Предложение за золотой прямо сейчас сделать из меня неземную красотку было встречено восторгом.

Меня усадили на табуретку походили вокруг цокая, едва не вырвали мне волосы, пытаясь вытащить шпильку, что я сделала сама, борясь с раздражением и, наконец, приступили к созданию изумительного образа.

Через почти два, по ощущениям, часа, без умолку болтающая женщина в не очень аккуратной маске на лице, закончила и предложила мне зеркало. Я от него отказалась, оставила плату и пошла домой.

Шла быстро, головы не понимала, на попытки со мной пообщаться не реагировала.

Уже дома я зашла в кабинет и посмотрела в зеркало. От отражения я шарахнулась с визгом. На звук прибежала Кьюма и тоже шарахнулась, но молча.

— Ты что с собой сделала? — Выдохнула она.

— Влезла в чужую шкуру. — Так же шепотом ответила я.

Лицо уже начало болеть — а я и часа в этом макияже не пробыла. Да глицериновые пленки ничто по сравнению с этим потрясающим воображение ощущением!

Но я все же заставила себя вернуться к цели этого мероприятия и посмотрела в зеркало очень внимательно. Волосы мне закрутили на горячие щипцы в крупные локоны. Вообще к моему круглому лицу подходили крупные локоны, но их забрали наверх, неаккуратно уложили и щедро засыпали мукой сверху. Да, мукой крупного помола, даже не мелом. Кроме того, локоны не остужали и те, что все же выпустили из прически, почти распрямились, оставив неаккуратный завиток на самых кончиках.

Лицо было щедро замазано подтопленным свиным жиром, на который очень щедро, до полного выбеливания, положили мел. Не очень аккуратно истолченный мел — с крупными кусочками. Проблема у этого подхода была в том, что все мои прыщи прекрасно подчеркнулись, создавая эффект грязного лица. Я видела эффект белой шоколадки с воздушным рисом, но такого как на моем лице не видела никогда (и искренне надеялась больше никогда не увидеть). Довершали работу с кожей румяна. Мастер взяла в руки свеклу, влажную, возможно подкисшую — пахла она не очень, истекающую соком и приложила на места, где гипотетически, находились мои щеки. Даже боги с ними с яблочками и оттяжкой к вискам, модной в моем мире совершенной косметики. Влажную «текстуру» сверху на огромный слой сухой. Конечно, на щеках образовались провалы в прошлом слое макияжа, которые в итоге остались грязными разводами.

Глаза проработаны, по сути, не были. Только на остро пахнущий клей налепили несколько пучков шерсти, призванной быть искусственными ресницами. Глаза немного пощипывало — очень хотелось умыться.

Брови, напротив, внимания не избежали. Их от души намазали еще одной порцией жира и сверху засыпали умброй. Клянусь мицелляркой — это была глиняная пыль! Результат на лицо: едва проглядывались волоски, самые длинные, видимо, из бровей, а то место, где они должны быть, стало огромной склизкой гусеницей, темно-коричневого цвета.

Губы, без неожиданностей, оформили красной палочкой. Если я правильно поняла, а на запах было похоже, это был красный глиняный порошок, замешанный на животном жире и ржавчине. Цвет получился глубокий, конечно, но кожа губ горела.

Скульптура лица потерялась — макияж сделал мое лицо плоским блином.

Никто не вымыл ни мое лицо, ни свои руки. Где-то там, под слоем всего этого, был мой аккуратный и симпатичный макияж. Виднеющаяся часть стрелок на глазах и присыпанная мелом тушь делали меня особенно очаровательной.

Я быстро разделась и смыла всю эту жуть с себя. Над головой вода трудилась очень долго. После мытья я села под маски: нанесла желатиновую на волосы и глицериновую с розовой водой на лицо. Через час я снова почувствовала себя человеком и отправилась обедать и выяснять успехи Кьюмы.

Девочка не только справилась с водой, но и повторила все уже отработанное с огнем и воздухом, зажигая и гася свечу.

Обед готовили вместе — овощной салат, протушенное со сметаной мясо и вода. Пока тушилось мясо, я взялась за эксперимент. Утром Мьяла, по моей просьбе, сняла для меня сливки. Сейчас они стояли на столе и ждали меня.

Создала воздушный цилиндр и подхватила в него сливки. Цилиндр стал интенсивно их трястись вверх и вниз. Скоро появилась пахта и комок сливочного масла. Побочный продукт я слила — использую для масок, а масло принялась промывать холодной колодезной водой. Когда все было готово, посолила готовый продукт, тщательно промешала и скатала его в шар, который «ваакумировала» и убрала в подпол. Оставалось дождаться Мьялу и снять пробу с масла, употребив его со свежей сдобой.

Кьюма вопросов не задавала, но смотрела во все глаза.

— Утром узнаешь. — Улыбнулась я и пригласила обедать.

После обеда девочка отправилась упражняться, а я занялась косметикой.

Среди купленного товара Елина был неочищенный рис. Его было довольно много — видимо, хорошо покупали. Я взяла стакан риса на четыре стакана воды и отправила вариться. Пока варился рис откопала листья зеленого чая и запарила их горячей водой в горшке.

Потом измельчила в пыль, которая легко поднималась в воздух рыбью чешую, а за ней жемчуг. Второй добавила в пудру, промешала и закрепила, оставив в глубокой баночке со слоем ткани сверху — сияющая рассыпчатая пудра. Потом добавила пару капель глицерина, оливкового масла, размешала в кашу и запекла хайлатер из рыбьей чешуи, хотя где-то пятую часть порошка я отложила. Богатством оттенков мой сиятор не блещет, но мне подходит.

К этому моменту сварился рис, который я размолотила в кашу прямо в воде и отцедила на ткань. Оставила рисовое молоко остывать и проверила зеленый чай — он как раз крепко заварился, так что я вынула оттуда листья и отложила их для маски.

Не знаю, откуда Мьяла приперла овсяные хлопья, но собиралась их использовать по полной. Промолола их в муку с крупными частями, смешала с пахтой и оставила настаиваться в подполе.

Пришел черед скульптора. У меня был потрясающий серо-коричневый пигмент цвета экрю, который я спрессовала в готовый продукт с парой капель глицерина.

Настал черед кокосов. Их у меня было пять, но пожертвовать в целях эксперимента я была согласна только одним. В среднем кокос хранится около восьми месяцев. Елин, полагаю, не с дерева его собрал, так что даем месяц до покупки торговцем, еще месяц хранения и три месяца в пути — он сам говорил об этом, итого у меня три месяца на использование плодов.

Я проткнула орех гвоздем, вылила молоко и расколола скорлупу. Из неравных половинок выскребла мякоть, превратила ее в кашу и залила горячей водой. По дому тут же поплыл сладковатый аромат. Пока мякоть отдавала все ценное, я принюхалась к молоку и осторожно попробовала его на язык. Вкус вызвал ностальгию, и я выпила все молоко в два глотка, наслаждаясь коротким ощущением старой жизни. За промешиванием и придавливанием мякоти меня застала Кьюма, вернувшаяся сообщить, что она сделала все, что могла и устала.

На ее вопросительный взгляд я не ответила, отправив девочку спать и набираться сил.

Сама же я смешала средство для снятия макияжа из рисового молока и зеленого чая.

Отобрала пигменты для помады, сделала несколько рефилов с запеченными тенями разных цветов, среди которых нашлись не только базовые. В некоторые добавила немного сияющих частиц, другие оставила матовыми, но в итоге я получила палетку теней.

Теперь передо мной лежал широкий спектр разнообразной косметики, которую я поспешила применить, чтобы все проверить. Тщательно умылась и нанесла яркий сияющий вечерний макияж с кошачьим взглядом. Зеркалу в кабинете я доверяла и отправилась смотреться в него. Результат меня удовлетворил. Хотя были подчеркнуты некоторые шелушения, но ни один продукт в кожу не провалился, а сам образ смотрелся красиво даже на мой изощренный вкус.

— Ничего себе ты развернулась! — Послышалось смешливо из кухни.

Я вышла к вернувшейся с торговли Мьяле. Завидев меня, она присвистнула.

— Проверяю продукты. — Поделилась с ней я.

— Да-да, чудеса, я в курсе. — Наконец, нашлась со словами она.

— У меня для тебя тоже есть кое-что новенькое. — Сообщила я.

Мы договорились опробовать масло на пюре и хлебе. За окном сгущались сумерки, так что макияж даже был уместен во времени суток.

В очередной раз промешала кокосовую массу и принялась все убирать со стола, пока Мьяла делала ужин и ставила тесто для хлеба. Закрыла все готовые рефилы, закупорила банки и остатки порошков, взболтала горшок со средством для снятия макияжа, расставила все по местам. В последнюю очередь я еще раз размешала массу и отправила ее в подпол. Надеялась, средней температуры в два градуса выше нуля хватит для моей цели.

Вскоре я обновила молоко в блюдцах, положила кошке остатки мяса с обеда и уселась на лавку. На все мои манипуляции, включая создание кейса — среднего ларя с косметикой, в котором стоял горшок с кистями и лежали плотными штабелями рефилы, ушло около полутора часов. Мьяла как раз поставила остывать хлеб и начала толочь пюре.

Второй осмотр в зеркале показал, что сияние несколько померкло, скульптор провалился в кожу, но в целом макияж держался. Задумчивая вернулась к столу.

— Что ты там опять придумываешь? — Весело спросила Мьяла.

— Сколько длится прием? — Невпопад ответила вопросом.

— Ну часов десять. — Призадумавшись, ответила девушка.

— А ты видела, как себя ведет макияж благородных после приема?

— Нет, но ты можешь спросить своих клиенток. — Легко пожала плечами собеседница.

Могу спросить, только кого? Благородные мне платят, в частности, за то, что я все сама знаю. Варла и девчонки ничего не знают о таком. В любом случае, надо продлевать стойкость образа, но знать, что я хочу переплюнуть тоже хочется.

— Ты видишь разницу, между тем как ты пришла и тем, что есть сейчас? — Поинтересовалась я.

— Нет. — Честно присмотрелась ко мне Мьяла.

— Хорошо.

Я пошла к зеркалу, пока девушка накрывала ужин. Разницу я лично увидела, но глаза были на месте, цвет кожи был ровным и нужные места все еще сияли. Прошло только два часа или около того.

За ужином к нам присоединился Елин. Масло в пюре повело себя отлично — как я привыкла и добавило именно ту нотку вкуса, которой мне не хватало. На теплом еще хлебе масло было вкусным, но не совсем таким, как я ожидала — надо доработать рецепт.

Осваивая новый компонент, Мьяла выпытала из меня все области применения. Что смогла вспомнить рассказала и теперь задумчивой стала девушка.

Елин рассказывал о дне на рынке. О том, что Кьюма, как и любой виз, должна отдыхать, он узнал сразу как пришел и сейчас хоть и нервничал, но держался стойко.

Ужин прошел мирно и спокойно, все разошлись довольные прошедшим днем.

Утро началось поздно. В голове шумело, во рту пересохло и в целом было как-то нехорошо. Разбудила меня Кьюма, которая смотрела на меня огромными перепуганными глазами.

Внизу меня дожидались трое: приказчик, которого я просила прийти, чтобы разобраться с наследством; лакей от благородных, с сообщением, что они сегодня не придут; и уже знакомый мерзкий мужик — Гарт Керн. Посыльного я отпустила, сразу, как все услышала, попросив вернуться за мной завтра за пять часов до начала приема. Приказчика попросила подождать меня немного, а Гарту лишь кивнула в знак приветствия.

Меня интересовало масло, которое я вчера поставила. Может это невежливо и не очень важно сейчас, но я не была готова к очередным грязным инсинуациям в свой адрес от «детектива» Керна. Мне нужна была пауза, чтобы взять себя в руки.

В подполе я налила себе молока, изменив правилу утреннего стакана воды, и зажгла огонек. Стихия откликнулась, но как-то совсем неохотно. С кокосом все получилось: наверху меня ждало твердое кокосовое масло, внизу, вероятно, осталась перетертая мякоть. Использую на скраб для кожи головы — всяко лучше, чем сахаром тереть.

Собрала кокосовое масло в отдельный, случайно тут оказавшийся горшок, но собрала, преодолевая сопротивление стихии.

Закралось подозрение, что я сделала что-то не так, раз стихии так неохотно идут на контакт со мной.

Приличное и неприличное время для моего отсутствия вышло, пришлось возвращаться обратно.

Все еще напуганная Кьюма дала мне чашку с водой. По ее рукам бегали мелкие искры, и я попросила девочку узнать, как дела у рабочих и не нужно ли им чего-нибудь. Она быстро убежала — только пол скрипнул.

— Литта, я установил, что вы не убивали родителей. — Сообщил мне будничным тоном Гарт, стоило мне усесться на скамью.

— Да вы что? — Едко переспросила я.

— Представьте себе. — В тон мне ответил он. — Так что расскажите мне все, что вы помните о той ночи.

Ничего я о ней не помнила. Иногда прорывались короткие вспышки во сне, но все они не приносили никакого понимания происходящего, только пугали. Но, даже проснувшись от кошмара ночью, уже к утру я ничего не помнила.

— Я не помню ничего. — Спокойно ответила я.

— Давайте попробуем пробудить вашу память. — Как-то неприятно-хищно улыбнулся следователь. — Ночью Надср с вами и женой возвращался от старого друга-купца Гевгена Лописа, с которым должен был отправиться на следующий день караваном. Где-то между рынком и вашим домом его самого избили до смерти, возможно, чем-то тяжелым, его жену разрубили пополам, а вас, подумайте только, лишь оглушили, бросив в канаве.

В ответ на этот рассказ в голове вспыли трое в ночной темноте, словно появившиеся из ниоткуда перед нами на той улочке, где был прилавок Мьялы. Один грубо требовал какой-то ценный товар назад, другой схватил маму Литты и девушка, вопреки животному ужасу, который испытывала, кинулась к головорезу, который сдавливал горло ее мамы, держа ту спиной к себе. Третий элемент не дал Литте даже коснуться женщины, с силой ударив ту по голове, и сознание девушки померкло.

Видимо, от этих воспоминаний я побледнела, потому как приказчик вмешался, не дав Гарту зацепиться за смену выражений на моем лице.

— Вы что себе позволяете?! — Взвился с места он. — Литта — хорошая девушка, порядочная. Если вы не имеете к ней обвинений, покиньте дом немедленно!

Гарт только хмыкнул в ответ на это, но, еще с минуту посверлив меня взглядом, вышел.

— Литта, ты как? — Участливо глядя на меня спросил мужчина.

— Я в порядке, спасибо, Инн. — Ответила я, и поразилась тому, какой у меня сиплый голос.

В голове зашумело еще сильнее, и я выпила оставшуюся воду в несколько глотков.

— Я приготовил документы для твоего вступления в наследство. — Он протянул мне несколько плотных листов грязноватого цвета.

Я наискось пробежала текст глазами. Мне полагался дом весь придомовой участок, мамино приданое — жемчужные бусы и семь рулонов шелка, чугунная сковородка и четыре тысячи золотых монет.

— Сковородку я принес. — Когда я подняла огромные глаза на приказчика.

Четыре тысячи?! Да я могу безбедно жить на это всю оставшуюся жизнь и три тысячи еще внукам передать, с учетом тех накоплений, что были в доме.

— Откуда? — Выпалила я.

— Сковородка? Не знаю. — Пожал плечами Инн. — Пару месяцев назад ее отдали мне на хранение и в случае чего передать ее тебе.

— Инн! — Взвизгнула я. — Откуда у родителей такие деньги?!

— Так они копили всю жизнь, детка. — Улыбнулся отечески он. — Все носили мне по золотому, по два.

За всю жизнь средний горожанин может скопить сотню золотых, чтобы вы понимали. Пять сотен — если он себе во всем отказывает. Для селянина сто золотых монет — сумма нереальная, даже воображению не поддающаяся. Как купец средней руки мог накопить такое состояние?!

Документ я подписала, сковородку забрала — тяжеленная, зараза. Вскоре после этого Инн откланялся, оставив меня переваривать новую информацию.

Шум в голове мешал связно мыслить, нарастая. Вода откликнулась только с пятого раза, переместившись ко мне в кружку.

— С тобой все в порядке, Литта? — Обеспокоенно заглядывала мне в глаза Кьюма. — Ты качалась… — Неуверенно проговорила она.

— Все хорошо, милая. — Очнулась я. — Просто устала в последние дни. Я пойду посплю, а ты поупражняйся в том, что мы уже изучили, хорошо? — Она кивнула. — Можешь попробовать наладить контакт с землей — так откликается на нашу ущербность.

Объяснение скверное, конечно, — «ущербность» понятие странное. Но на большее я пока что не была способна.

Несмотря на острое желание лечь, я проверила косточку авокадо, стоящую на окне, полила эвкалипт (сразу после того, как добилась ответа у земли), выпила еще воды. Доползла до установок и проверила их — все шло по накатанной. Сходила в душ и ответила на несколько вопросов Кьюмы о земле.

Только после всего этого поднялась к себе и рухнула на кровать. В сон я провалилась почти мгновенно, под монотонный шум в голове, и ни стук на заднем дворе, ни хлопанье дверьми вернувшейся Мьялы, мне не помешал.