Неделя ушла на сборы и подготовку. Уверенность в необходимости самого мероприятия с каждым днем таяла, но отступать было поздно: все уже уверились, что я собралась спасть мир и убиваться по дороге.

Сначала я пыталась понять, что мне может понадобиться в путешествии. Пугала его неизвестная продолжительность: самый быстрый способ передвижения — это верхом, а ехать мне к черту на рога, что не очень подразумевает такой способ передвижения. По прикидкам помощников, человеку шагать полгода до ближайшего места силы, то есть мне с повозкой месяца четыре, хорошо если — при условии, что по дороге ничего не накроет.

Но моим попыткам собраться в путь помешала процветающая практика: народ приходил ежедневно, мешая носиться по рынку как в мягкие места ужаленной, собирая все необходимое. Выход нашелся, естественно. На время моего отсутствия Тамьяра будет собирать всех желающих, обучая их всему, что нужно для ухода за собой. В этой связи мы сидели по пять часов в день, изучая массу всего, чтобы научить ее распознавать типы кожи, ее основные проблемы, типы лиц и их архитектуру, чтобы свободно рекомендовать подходящий уход, макияж и так далее.

— Давай повторяй. — Требовала я в очередной раз.

— Зольное мыло — сильно сушит, оно для жирной кожи. — Послушно начинала она, и добавляла новые данные, под моим требовательным взглядом. — Жирная — это которая блестит, на ней в основном белые головки. Для других типов лучше не использовать, только если комбинированная, с превалированием в жирную. Глицериновое мыло — подсушивает совсем немного, можно всем, кроме сухой. — Она уже набрала воздуха в грудь, но под моим строгим взглядом послушно добавила. — Сухая сильно шелушится, прыщей обычно почти нет, зато есть высыпания. — Я кивнула. — Лосьон для всех, нужен в качестве последнего этапа очищения, особенно при использовании макияжа. Тоник — тоже всем, чтобы привести кожу к положительному тонусу после всего, что ей приходится переживать, особенно тем, кто использует старый макияж. — Нет и не было никакого «положительного тонуса» в природе, зато звучит достаточно страшно, чтобы тоник не игнорировали. — Матирующий крем — для жирной кожи, наносить не особенно много; розовый крем — для сухой кожи, можно наносить побольше, но тоже с осторожностью.

— Ладно, буду считать запомнила. — Улыбнулась я, оглядывая ровный ряд настоев и отваров, каждый из которых я не только подписала, но и заставила выучить Тамьяру.

Сами средства делать предстояло Ладке, которая, стоило уйти Тамьяре, начинала ходить за мной и выспрашивать рецептуру, периодически переспрашивая непонятные ей слова. Она еще хотела все успеть попробовать, но сама же отказалась от этой идеи. Еще она усовершенствовала зольное мыло, прокипятив золу — теперь он прям очень сильно пенилось.

В итоге собиралась я в последние два дня, носясь по рынку, пытаясь ничего не забыть. Один из торговцев любезно предложил мне его телегу, но лошадь пришлось приобрести.

Когда я поняла, что трат предстоит еще много, пришлось сесть и посчитать мои финансы. Ну то есть я знала, что я баснословно богата, но хотелось бы понимать сколько независимых от сундука денег у меня есть.

В сухом остатке, на руках было пятьдесят золотых — на путешествие хватит, если не увлекаться тратами, но это более, чем прилично.

Более практичная Мьяла заявила, что я в плюсе на шетьдесят пять золотых с моим бизнесом, а всего заработала за эти месяцы около двухсот — это очень много. Правда меня осадили: эти примерные двести — с учетом товара Елина.

От щедрого предложения торговца пришлось отказаться, едва я поняла, что телега эта не предусматривает в ней ничего, кроме легкого и равномерно распределенного груза, тканей, например: она была очень широкой, в длину как раз как рулон ткани. То есть если я свалю поближе к колесам весь скарб, а посередине усядусь сама вместе с Лемаей — телега проломится по середине.

Так что в дополнение к каурой лошадке Белке (не знаю, почему она белка — так продавец назвал) пришлось купить повозку. Белка моя была высоченной, но очень милой, с ушами длиннее, чем у виденных мною лошадей. По словам торговца, она очень сильная, может одна за двоих тащить. Такого от нее требовать я не собиралась, но мне нравилось думать, что ей будет не очень тяжело.

Повозка была самой маленькой, какую я только смогла найти, чтобы не дать себе набить ее большим количеством всякого хлама. Среди прочих ее выделяло выгодное преимущество: она была обложена очень плотным материалом и наглухо закрывалась, то есть я могла в ней же и ночевать.

Еду с собой брала максимально простую и долгоиграющую, предполагая, что смогу в случае чего пополнить запасы пищи в дороге — не все же время я буду путешествовать по глухим местам.

Наконец, в вечер перед отправлением я пыталась сообразить, что могла забыть — палатку взяла, одеяла взяла, смены одежды взяла, довольно приличный запас ухода за собой, еда, бурдюк под воду, котелки (тяжеленные — убить можно), миски-кружки-вилки, огниво, на случай отказа стихий, всякие приблуды для сбора трав в процессе — точно же попадутся такие, каких рядом нет, фураж, бурдюки и кусок соли для лошади, и, естественно, гора всякой мелочи, вроде и не нужной, а вроде и необходимой. Все уже лежало в телеге, приготовлено, разложено и даже на пробу была впряжена Белка — посмотреть смогу я сама это сделать или нет.

— Хора, ты остаешься здесь и защищаешь Мьялу. — Сообщила я будничным тоном после ужина. — И даже если я не вернусь по любой причине, ты продолжишь защищать мой дом и Мьялу.

Кошка недовольно завозилась и забурчала что-то, что я в силу тугоумости не могла разобрать.

— Остальные помощники тоже останутся здесь, чтобы не случилось, до конца жизни Мьялы. — Продолжила я.

— Хояйка, так не положено. — Развела руками Ладка.

— Хозяйкин приказ исполнять не положено? — Передразнила я и Ладка стушевалась. — Я не знаю куда иду и что меня ждет, поэтому хочу быть уверена, что мои разработки, деньги, дом и близкие останутся целы и невредимы.

— Все будет хорошо. — Робко начала Мьяла, но я не дала ей закончить.

— Документы на все это в моем сундуке, там же мое завещание. — Нельзя было дать сбить себя с толку, а то точно никуда не поеду. — Мы с Лемаей выдвинемся завтра на рассвете и, если все будет очень хорошо вернемся чуть больше, чем через год. Не скучайте. — Я поднялась и пошла к себе.

Через пару дней Мьяла отправится к отцу в общину, чтобы забрать Вьяму, в это время в доме будут только помощники. Потом они вернутся и Вьяма вступит в права наследования всем имуществом мужа. Не знаю, как тут это делается, но меня заверили, что все будет красиво.

Рано утром, еще до того, как проснулась Мьяла, мы с Лемаей погрузились в повозку и вышли со двора. Сегодня утром страх и неуверенность достигли апогея, так что пришлось заставить себя отключить думалку и просто делать.

***

Почему лошадь назвали Белкой я поняла довольно быстро.

Стоило нам отъехать от города достаточно далеко, чтобы бежать бегом обратно домой, как моя повозка едва не перевернулась. А почему? Потому что Белка увидела белку! Лошадь погналась за белкой, зловеще клацая зубами, и усмирять ее пришлось путем жестких физических наказаний — кнутом поперек спины.

На тряску повозки высунулась заспанная Лемая.

— Что происходит? — Сипло поинтересовалась она.

— Белка, чтоб тебя! — Подавила весь русский и местный мат я. — Лемая, я выяснила, почему продавец назвал Белку Белкой! Потому что она гоняется за белками! — Перепуганная, завопила я.

— Белки, белки, белки. — Зевнула самалада. — Сколько раз ты можешь сказать «белка» в одном предложении?

— Лемая! — Укорила ящерку я, но цели укор не достиг — она удалилась обратно в кибитку.

***

Ближайшие недели прошли однообразно: Белка пыталась откусить хвост всем встречным белкам (игнорируя при этом ежей, дроздов, зайцев и других животных), мы двигались вперед — к тому месту, к которому Лемаю вел внутренний компас.

С ее слов, у всех самалад есть внутреннее чувство направления к ближайшему источнику, так как туда они должны ходить не меньше, чем трижды в год. Она пыталась объяснить мне зачем, но я не поняла: что-то вроде сброса старой силы и получения нового запаса. Как это работает я даже не пыталась понять.

Мы шли, дважды в день останавливались для отдыха и перекуса. Для ночевок выбирали хорошо просматриваемые поляны, для обеда просто сходили с дороги на обочину.

Если Белке попадалась белка, когда лошадь была выпряжена из телеги, она сразу начинала носиться за ней, врезаясь в деревья, собирая все кусты и издавая странные звуки. Кошка моей мамы издавала похожие звуки, когда за окном были птицы, которых стекло мешало ей поймать.

Иногда мы приходили в поселения, но все они были значительно меньше того города, из которого мы ушли. И абсолютно все были огорожены каменными стенами. Задавать вопросы местным я побоялась, но Лемая пояснила, что это от нечисти.

— Ну от жралок не спасет, но людям все равно. — Добавила она нахмурившись.

Это ввело меня в глубокую задумчивость.

В городах мы пополняли запасы овощей — у кого что с прошлого года сохранилось, продавали с радостью, пару раз докупали крупы ради моего спокойствия. Разок мне попалась картошка — местная косметичка не выкупила, а она взяла и долежала, и следующие дни я питалась печеной на костре картошкой с сальными шкварками.

Лемая картошку не ела, конечно, но вот шкварки трескала с огромным удовольствием.

В дороге, размышлениях и беседах с Лемаей (и иногда Белкой) прошли почти два месяца. Мы ушли очень далеко от дома.

С каждым днем Лемая была все более и более беспокойной — хуже спала, чаще рычала на меня. На прямые вопросы либо отмалчивалась, либо говорила, что чувствует «жралок» — мол, они идут.

***

— Белка!

Очередное утро началось с того, что лошади на месте не было. Поскольку на ночь я ее выпрягала из повозки, она периодически велась на белку, я не была удивлена самой ситуации.

С другой стороны, обычно я привязывала ее к дереву. Да, у веревки был большой запас, но не настолько, чтобы лошадь скрылась из поля зрения.

Зато у меня был след из проломов в кустах и молодых деревцах, по которому я могла найти свою пропажу.

— Лемая! — Позвала помощницу, и она тут же вымелась из повозки. — Белка, — кивнула на проломы.

Самалада только вздохнула демонстративно, ничего не сказала, и первой шагнула в разлом в кусте. Некоторое время мы шли, ведомые следом от нашей подруги, но в итоге пришли на идеально круглую поляну, где и нашлась наша Белка.

Я только и успела подойти к ней, как поняла, почему лошадь замерла как вкопанная.

Перед нами ровным рядом стояли белки. Ну вот на задних лапках, с хвостиками-дугами, как на упаковке конфет. И все бы ничего, но эти белки были размером как средний грейхаунд[1], что для белки — ненормально. Белка должна без хвоста помещаться на ладошку. А эти белки и на колени не все поместятся, даже без хвоста. Было их десять штук.

Вот и стояла наша Белка, не понимающая, что должна делать в такой непонятной ситуации.

— Здрасьти. — Лениво протянули сбоку. — Что мои красавицы привлекли? Ну это нормально — они многих привлекают.

— Это кто? — Грубо переспросила я, краем глаза отметив, что Лемая уменьшилась в размерах до мышки и спряталась.

— Белки, глупая. — Добродушно усмехнулся мужичок самого скользкого типа.

Вот на него глядя, подумала про Вариса из «Игры престолов». Только Варис мне всегда нравился, а этот был как будто существенно более мерзкий. Вот как Варис, только рот сильно больше и будто весь жиром облитый. Фу прям.

— Лемая, уведи лошадь. — Одними губами шепнула я, и заметила, как на загривок к лошади шмыгнула искорка.

Белка, будто сама, развернулась и пошла к нашей стоянке. Периодически она останавливалась и оборачивалась на стройный ряд огромных белок.

— Это — Этта, Метта, Гетта, Летта, Ветта, Сьетта, Ретта, Нетта, Кетта и Блестяшка. — Довольно сообщил мне этот слизняк.

— Блестяшка? — Подняла бровь я.

— Ну ты посмотри на него! — Еще более радостно предложил собеседник.

У названного Блестяшки действительно было отличие: его светлые участки шерсти были серебристо-серыми, будто его зимняя шерсть осталась с ним. И на теплом весеннем солнышке эта шерсть действительно светилась и блестела.

— Ладно, Блестяшка. — Согласилась я и повернулась уходить.

— О, нет, милая, нет. — Патока буквально растекалась от его голоса. — Вообще-то, мои красавицы питаются мясом. — Он двинулся ко мне. — Да и я тоже. — Улыбнулся широко слизняк.

Вот теперь я заметила, что у этого парня треугольные зубы — сточенные. Видимо, он думает, что так проще срывать сырое мясо с кости. Глаза его ненормально блестели, а я, мысленно, проклинала любовь моей лошади к белкам.

— Перекусим, красивые мои? — Пропел безымянный мужчина.

Белки оставались на месте, а вот мужчина двинулся ко мне. Для полноты картины не хватало только капающей слюны и клацанья зубов — в остальном каннибал очень даже соответствовал всем клише и стереотипам из детских страшилок.

Испугаться я не успела: руки сделали быстрее, чем голова что-то там решила и осознала — я просто заключила его в водяной шар (откуда я забрала для достаточно воды для шарика два с лихом метра в диаметре, не имею ни малейшего понятия). Каннибал внутри шара почти сразу начал биться. Да, тяжко дышать, когда вода не заботится о тебе и просто заполняет все доступные полости.

Шар я отпустила, когда он перестал биться. Мужик рухнул оземь, но дергаться не начал. Тогда я подошла к нему, перевернула ногой с бока на спину и от души саданула ему в живот. Через несколько мгновений он выплюнул воду и зашелся кашлем.

— Не рекомендую за мной ходить. — Усмехнулась я и ушла с поляны.

Я успела отойти метров на пятьдесят, когда послышался вопль боли каннибала. Обратно я не пошла, предпочла думать, что он сломал обе ноги, пытаясь меня догнать.

— Уходим. — Сообщила Лемае, стоило выйти к стоянке.

Сегодня мы рекордно быстро собрали стоянку, убрали кострище и впрягли Белку. И за день мы прошли небывало много. Весь день мне мерещился взгляд, да и самалада была дерганная.

День едва померк, как мы вышли к поселению. Довольно крупному, относительно других встречных, домов на пятьдесят, с постоялым двором, крошечным рынком и ратушей, совмещенной с управлением стражи.

Пять медяшек и нас с Белкой разместили с питанием на одну ночь. Спали мы с Лемаей беспокойно, зато всю ночь.

Такие постоялые дворы слились для меня в один: неудобная постель, еда — не очень, персонал сплошь странные дедки с бабками да их внучки. Вот и этот исключением не был: спина болела от постели, еда была не особо вкусная, но очень питательная, а дедок, который вчера у меня деньги брал был странным.

Правда, когда я вывела Белку и уже начала ее впрягать я заметила одно обстоятельство, которое позволяло думать, что это не дедок странный, а ситуация. За воротами постоялого двора, прямо посреди дороги, ровным рядом сидели десять белок, размером со среднего грейхаунда. Я честно поискала слизняка глазами, но судя по кровавым разводам на морде Блестяшки — его мне уже не найти.

[1] Грейхаунд — собаки, достигающие 62–72 см в холке. Дружелюбные, обучаемые, преданные песики. Выглядят как большие левретки.