«Сладко мне твоей сестрою,         Милый рыцарь, быть; Но любовию иною         Не могу любить: При разлуке, при свиданье         Сердце в тишине — И любви твоей страданье         Непонятно мне». Он глядит с немой печалью —         Участь решена: Руку сжал ей; крепкой сталью         Грудь обложена. Звонкий рог созвал дружину:         Все уж на конях; И помчались в Палестину,         Крест на раменах. Уж в толпе врагов сверкают         Грозно шлемы их; Уж отвагой изумляют         Чуждых и своих. Тогенбург лишь выйдет к бою:         Сарацин бежит… Но душа в нём всё тоскою         Прежнею болит. Год прошёл без утоленья…         Нет уж сил страдать; Не найти ему забвенья —         И покинул рать. Зрит корабль — шумят ветрилы,         Бьёт в корму волна, — Сел и поплыл в край тот милый,         Где цветёт она. Но стучится к ней напрасно         В двери пилигрим; Ах, они с молвой ужасной         Отперлись пред ним: «Узы вечного обета         Приняла она; И, погибшая для света,         Богу отдана». Пышны праотцов палаты         Бросить он спешит; Навсегда покинул латы;         Конь навек забыт. Власяной покрыт одеждой,         Инок в цвете лет, Не украшенный надеждой,         Он оставил свет. И в убогой келье скрылся         Близ долины той, Где меж тёмных лип светился         Монастырь святой: Там — сияло ль утро ясно,         Вечер ли темнел — В ожиданье, с мукой страстной,         Он один сидел. И душе его унылой         Счастье там одно: Дожидаться, чтоб у милой         Стукнуло окно, Чтоб прекрасная явилась,         Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась,         Ангел тишины. И — дождавшися — на ложе         Простирался он; И надежда: завтра то же! —         Услаждала сон. Время годы уводило…         Для него ж одно: Ждать, как ждал он, чтоб у милой         Стукнуло окно; Чтоб прекрасная явилась;         Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась,         Ангел тишины. Раз — туманно утро было —         Мёртв он там сидел, Бледен ликом, и уныло         На окно глядел.