Джаг и Кавендиш взобрались на спину головного тальмока. Небо над дюнами, казалось, кровоточило. Фантастически длинные черные тени протянулись через всю пустыню от горизонта до горизонта.

Под ногами разведчик увидел крохотное тельце птички. Он машинально нагнулся и подобрал еще теплый пушистый комочек.

— Готова, — мрачно сказал Кавендиш Джагу, протягивая ему на ладони мертвую пичугу. — Она с таким остервенением долбила клювом этот танк, что, должно быть, сломала себе шейные позвонки!

Разведчик еще некоторое время рассматривал комок перьев, лежащий на его широкой ладони, затем вздрогнул, словно кто-то толкнул его в спину, и выпустил из пальцев мертвую птичку, исчезнувшую в сгущавшихся сумерках. Вот, значит, что ожидало их, вдохни они хоть раз эту отраву!

— Мы готовы, — заключил Кавендиш металлическим голосом. — Можешь поспать, если хочешь. Я подежурю первым, потому что все равно не засну. Что-то нервишки начали пошаливать в последнее время.

Оглушенный усталостью, Джаг вытянулся на полу паланкина и мгновенно провалился в черную беспросветную бездну.

* * *

Оставшись в одиночестве, Кавендиш откинул полог паланкина и сел на пороге брезентового убежища.

Небо из кроваво-красного стало черно-фиолетовым. Теперь над пустыней властвовала тьма, поглотившая этот океан песка с его островками-скалами и крохотными атоллами-оазисами.

Наступление ночи напоминало медленное приближение какого-то хищника с темной шкурой.

Внезапно Кавендиш испытал отвратительное ощущение безысходности и неясной тревоги, от которого у него моментально пересохло горло. Он мог сорваться в любой момент — так велико было нервное напряжение, и это просто бесило его.

Безразличные ко всему, тальмоки мерно, с неизменной скоростью шагали в ночи. Она не была им помехой: в темноте гигантские животные видели ничуть не хуже, чем днем.

Разведчику на какое-то мгновение представилось, что он стоит на носу грузового судна, плывущего по ночному океану. Дюны, угадывавшиеся справа и слева, походили на ужасные рифы, окруженные опасными отмелями.

Под ногами тальмоков скрипел песок и хрустели мелкие камни, и эти прерывистые звуки напоминали шум волн, плещущих о борт корабля.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Кавендиш прищурился, пытаясь разглядеть что-либо в густой темноте. Этот ночной марш вслепую выводил его из себя. Разведчик все время опасался столкновения с каким-нибудь неожиданно вынырнувшим из тьмы препятствием и, хотя прекрасно знал, что это маловероятно, тем не менее, не мог не думать об этом.

Тем временем Джаг сражался с запорами ящика со снаряжением, забитыми вездесущим песком-цементом, который, казалось, обладал редкостным свойством попадать в самые неподходящие места! В конце концов Джаг силой сорвал крышку и достал из ящика. два противогаза, наличие которых они так и не удосужились проверить перед отправлением каравана. Резина масок была пересохшей, испещренной сеточкой тончайших трещин и крошилась, если ее как следует потереть пальцами. Следы ржавчины виднелись на всех металлических частях противогаза. Джаг с ужасом подумал, что им сильно повезет, если фильтрующие элементы окажутся на месте. К счастью, его худшие опасения не подтвердились.

— Это дерьмо, а не противогаз! — с негодованием воскликнул Кавендиш. — Надев на физиономию эту штуковину, стоит воздержаться от дыхания на время всего путешествия через пустыню!

— Надеюсь, из-за бороды у тебя не возникнут проблемы с герметичностью, — озабоченно сказал Джаг.

— Хотелось бы в это верить! У меня в бороде полно застывшего цемента.

— Ты какой берешь противогаз?

— Тот, в котором меньше дырок! — мрачно пошутил разведчик.

Компаньоны натянули на лица резиновые маски, которые при этом, слава Богу, не порвались, сохранив остаток эластичности. Оба сделали по глубокому вдоху и почувствовали во рту привкус железа, словно дышали через старую консервную банку.

Они напоминали теперь огромных пучеглазых лягушек. Впечатление портили лишь болтающиеся над подбородком короткие гофрированные шланги с фильтрующими коробками, похожими на небольшие хоботы.

На самом деле он просто места себе не находил от снедавшего его беспокойства. По лицу, заливая глаза, потек пот, вызывая невыносимый зуд под резиновой маской.

Так прошел час, длившийся, как показалось разведчику, целую вечность. Сзади, внутри паланкина, богатырским сном спал Джаг.

Вдруг дыхание тальмока заметно изменилось, стало более частым и резким. В нем послышались глухие сиплые звуки.

Одновременно Кавендишу показалось, будто по коже у него побежали мурашки. Изменился даже вкус очищенного фильтром воздуха: в нем появилась какая-то кислинка.

Разведчик моментально понял, что произошло. Газ! Они вступили в полосу газа! Кавендиш поднял руку, словно пытаясь нащупать его во влажной, неподвижной атмосфере.

Приступ страха чуть было не заставил разведчика разбудить Джага. Но хладнокровие все же вернулось к нему, а с ним и здравый смысл. Гроза была не настолько явной, чтобы бить во все колокола.

Успокоившись, Кавендиш нащупал на запястье пульс и стал подсчитывать количество ударов в минуту, пытаясь уловить малейшее изменение сердечного ритма. Он не очень-то верил в защитные свойства противогазов и с минуты на минуту ждал проявления первых признаков отравления. Но, несмотря на все его страхи, ничего не произошло. Постепенно нервное напряжение спало, и разведчик расслабился.

Тальмок сопел, как гигантские кузнечные мехи, но не замедлял ход. Его двойная дыхательная система действовала безупречно.

Настроение Кавендиша заметно улучшалось, и он завозился на пороге паланкина, устраиваясь поудобнее. Из-за косматых облаков выглянула луна и сразу же разогнала беспросветную ночную мглу. Разведчик с облегчением вздохнул: все шло своим чередом, причин для беспокойства пока не было. В голубоватом лунном свете он ясно различал детали однообразного пустынного пейзажа.

Нервная разрядка сделала свое дело: Кавендиш балансировал на грани сна и бодрствования. Свистящее дыхание тальмока укачивало, словно ровный перестук колес скорого поезда, мчащегося по бесконечно длинному перегону.

Именно эта монотонность звуков позволила разведчику различить посторонний шум…

* * *

Это было какое-то шуршание, напоминавшее возню мышей под полом, которое нес на своих легких крыльях ночной ветерок.

Сонливость Кавендиша как рукой сняло. Он подскочил на пороге паланкина и насторожился, словно гончая, почуявшая дичь. Джаг по-прежнему спал, не шелохнувшись. В любом случае, шум доносился издалека… откуда-то сзади.

Нагнувшись, разведчик посмотрел назад, на второго тальмока. Даже не зная почему, у него немедленно появилась уверенность, что возня доносится из паланкина, в который они сложили завернутые в брезент трупы.

Кавендиш почему-то подумал о Тании. Несомненно, эта чертова баба полезла среди ночи проверять, как они с Джагом упаковали жмуров! Или она боялась, что они замерзнут?

Однако очень скоро ему стала очевидна абсурдность этого предположения. Каким образом молодая женщина смогла покинуть своего тальмока и на ходу взобраться на спину другого? Для этого потребовались бы недюжинные акробатические способности, к тому же ночь не очень располагала к подобного рода упражнениям, не говоря уж о том, что маска противогаза вообще делала их почти невозможными.

— Опять налетчики! — пробормотал разведчик. — Эти проклятые мародеры снова взялись за старое, урок не пошел им впрок! На этот раз они решили действовать под покровом ночи. Ну, погодите же!

Прихватив с собой винчестер Джага, Кавендиш ловко пробрался вдоль паланкина на «корму» животного и, устроившись там с максимально возможными в данной обстановке удобствами, прицелился в паланкин тальмока, идущего вторым.

Спустя некоторое время ему показалось, что из-под брезентового полога появилась чья-то темная, коренастая фигура, искаженная перспективой.

Кавендиш затаил дыхание.

Человек на спине среднего тальмока неловко согнулся, словно солдат, преодолевающий заграждение из колючей проволоки… Это не могла быть Тания, она не вела бы себя подобным образом. Вывод напрашивался сам собой — пожаловали ночные грабители…

Разведчик прижался щекой к прикладу и положил палец на спусковой крючок винчестера. Сейчас он им покажет!

Внезапно силуэт выпрямился и, проигнорировав веревочную лестницу, висящую на боку тальмока, без малейших колебаний сиганул вниз, словно ныряльщик с вершины утеса, возвышающегося над морем!

У разведчика от удивления отвисла челюсть. Прыгнуть со спины тальмока — все равно, что броситься с крыши трехэтажного дома на землю, усеянную крупными камнями и кусками спекшегося песка. Подобный акробатический трюк имел весьма определенный финал: свернутую шею или перелом позвоночника.

Однако незнакомец поднялся на ноги после безупречного кувырка и тяжело побежал параллельно тальмокам.

Кавендиш не верил своим глазам. Это… Конечно же, виной всему — газ и его пагубные эффекты! Он отравился, он бредит!

Уверенный в том, что он стал жертвой галлюцинации, Кавендиш опустил оружие. В самом деле, не будет же он охотиться за миражом!

А темный силуэт продолжал неловко бежать на расстоянии броска камня от равномерно движущихся тальмоков. Его можно было сравнить с гориллой, тяжело шлепающей по вязкому болоту.

Но когда странная фигура начала взбираться на песчаный пригорок, ее ярко осветила выглянувшая из-за туч луна, и то, что увидел Кавендиш, утвердило его в мысли, что он спятил.

* * *

Бегущий человек был не кем иным, как одним из покойников, оставшихся без гробов!

Он скованно размахивал согнутыми в локтях руками, его голый череп поблескивал в лунном свете, а ошейник холодно вспыхивал металлическими бликами.

Когда первое потрясение прошло, разведчик зашелся нервным смехом.

— Лучше бы мне разбудить Джага, пока я еще не окончательно тронулся, — пробормотал он. — Со мной все ясно, это точно!

Виной всему, конечно же, являлась проклятая маска. Неисправный фильтр, должно быть, только частично задерживал отраву, содержащуюся в воздухе. Вполне вероятно, что Джаг тоже был уже отравлен!

Сытый по горло всеми напастями, Кавендиш швырнул винчестер в паланкин, тем не менее, посматривая краем глаза за продвижением странного создания, порожденного его отравленным мозгом.

Мертвец все еще бежал, но теперь каждое движение давалось ему все труднее и труднее, словно ему приходилось преодолевать сопротивление ржавеющих на глазах суставов. Но, несмотря на свою неловкость, он выглядел довольно устрашающе. Его налитые мышцы перекатывались под желтоватой кожей, как стальные шары. Лицо казалось искаженным гримасой бессильной ярости, готовой в любой момент выплеснуться наружу смертоносным фонтаном. Со спины тальмока он был похож на гнома, но не на сказочного добряка с улыбкой до ушей, а на мрачного, злобного карлика, снедаемого невероятной жаждой разрушения и смерти.

Если бы Кавендиш не был твердо уверен, что бредит, он бы испугался, поскольку помимо необычного характера происходящего от существа, ковыляющего по песку, исходила сильнейшая, почти физически ощутимая волна животной жестокости. Это было порождение дьявола, сгусток ненависти, бездушный механизм, созданный только с одной целью: разрывать, резать, рубить, потрошить, давить, дробить… одним словом, вершить зло во всех его формах.

Внезапно мертвец остановился, словно механическая игрушка, у которой кончился завод, и, как полено, ничком рухнул в песок.

— Отлично, — хихикнул разведчик, испытывая ни с чем не сравнимое облегчение, — теперь поспи, проклятое отродье. Убирайся из моего мира!

Чувствуя страшную усталость, Кавендиш опустился на порог паланкина и обхватил руками голову. Ему тоже не мешало бы малость поспать. Никогда раньше ему не доводилось видеть таких ярких и реалистичных галлюцинаций. Однако достаточно было вспомнить крысу — охотницу на старые башмаки или пичужку, превратившуюся в отбойный молоток, чтобы убедиться в чудовищной эффективности газа. Кавендиш только молил Бога, чтобы отрава не вызвала непоправимых изменений в его нервной системе. Дуршлаг, который служил ему противогазом, пропустил, должно быть, лишь ничтожную часть отравы, поскольку, если не считать дурацкого бреда, жертвой которого он стал, разведчик чувствовал себя совершенно нормально… Хотя, кто знает, может быть, именно тут крылась настоящая опасность. Сумасшедшие тоже думают, что ведут себя, как нормальные люди!

Встряхнувшись, Кавендиш нагнулся, чтобы заглянуть назад, но тальмоки шли быстро, и дюна, на вершине которой упало… существо, уже превратилась в такой же неприметный холмик, как и сотни других.

Приободрившись, разведчик попытался пустить свои мысли в ином направлении. Он попробовал представить, чем займутся они с Джагом, избавившись от этой каторги, как построят дальнейшую жизнь, куда направятся.

Внезапно он с изумлением сообразил, что ему никак не удается направить поток своих размышлений в другое русло, и его охватила волна запоздалого страха. Стоило ему закрыть глаза и забыться, как он тут же видел яростно размахивающее руками «существо» — взбешенного демона, беспомощного и в то же время полного ужасающей разрушительной силы. Мускулатура этого монстра была не столь соразмерной, как у Джага, ее отличали большая масса и гипертрофированность развития. Чувствовалось, что одним взмахом руки чудовищное существо способно снести противнику голову.

— Черт побери! — пробормотал разведчик. — Я уже совсем спятил, у меня в башке свистят сквозняки! С чего бы это я зациклился на проклятой галлюцинации?!

Он был одновременно раздражен и обеспокоен тем, что придавал такое большое значение своим бредовым видениям. Ему казалось, что это и есть очевидный признак разложения психики.

Кавендиш тут же попытался успокоить себя, без конца повторяя, что черная полоса в его жизни вот-вот закончится и завтра его состояние заметно улучшится, как только отравленный участок пустыни окажется позади. Его мозг очистится, избавится от всяких шлаков, и к нему вернется обычное психическое равновесие. Это лишь вопрос времени.

Укрепившись в этой мысли, разведчик решил не предавать инцидент огласке и ни в коем случае не рассказывать о своих необычных видениях, тем более, что хвастаться тут было нечем.

Кавендиш улегся в углу паланкина и забылся тревожным, неглубоким сном.