Больше, чем боль, Патча взбесила потеря здравого смысла и осторожности. Как он мог так расслабиться? Неужели только таким образом его можно привести в чувство? Как лошадь, у которой на глазах надеты шоры! Он даже не подумал, что в отдалении могут находиться другие члены банды. И вот доказательство!

Одна ошибка влечет за собой другую. Посчитав, что он находится на завоеванной территории, Патч не перезарядил свою артиллерию. Поистине, было от чего прийти в ужас! И он еще кичился, что до сих пор жив лишь потому, что никогда не полагался на слепой случай!

Патч понял, что пора вести себя согласно обстоятельствам, и, бросившись на землю, перекатился под защиту большого пня, не обращая внимания на маленькую арбалетную стрелу, впившуюся ему в левое плечо чуть выше ключицы. Оказавшись в укрытии, он вытащил одну из своих «пушек», переломил стволы и зарядил два из них в шахматном порядке, считая, что этого будет достаточно, чтобы разделаться с невидимым пока стрелком.

Только теперь, приготовившись к бою, Патч начал интересоваться окружающей обстановкой. Внешне все выглядело спокойно. Боль, сначала глухая и терпимая, постепенно усиливалась и начинала пульсировать в ритме биения сердца. Патч чертыхнулся. Попади стрела на ладонь ниже, и он бы сыграл в ящик. К счастью, для перезарядки арбалета нужно время, иначе он был бы уже утыкан стрелами, как клубок ниток иголками. Вдруг ему в голову пришла страшная мысль, от которой на лбу выступили крупные капельки холодного пота. А что, если стрела была отравлена каким-нибудь дьявольским снадобьем? Быстродействующим или парализующим ядом, сделанным из сока крапчатого болиголова или ржи, пораженной спорыньей? Патчу даже показалось, что его уже начало сковывать подозрительное оцепенение, скорбной волной накатившееся на все тело.

К счастью, какое-то движение в ближних кустах отвлекло его от мыслей о неминуемой смерти.

— Эй! Если ты сделаешь еще хоть шаг, я стреляю. Можешь быть уверен, картечь сделает свое дело! — заорал он в сторону шевеления листвы. — На твоем месте, если хочешь знать мое мнение, я бы смирно поднял руки и сдался…

Почти тут же две худые оцарапанные руки показались из-за зарослей высокой крапивы.

— Эй! Поднимайся с колен! Или у тебя такая страшная рожа, что ты не очень-то стремишься показывать ее?

Но, поскольку противник даже не шелохнулся, Патч забыл про боль и сам прошел к нему.

За крапивой его ожидал сюрприз.

— Тьфу, пропасть! — изумленно ругнулся Патч, обнаружив незадачливого стрелка. — Пацан! Молокосос сопливый, только от сиськи и туда же! Так вот кто чуть было не прикончил старого Патча! В какие времена мы живем?!

Перед ним стоял бледный, растрепанный, грязный, как поросенок, мальчишка и, не мигая, смотрел на Патча черными, бездонными глазами со сверкающими, как утренняя роса, точками. Он учащенно дышал, и его худая грудь судорожно вздымалась и опадала. Сквозь прорехи в ветхих лохмотьях, служивших ему одновременно рубашкой и пиджаком, светилось голое тело. Патч мимолетно подумал, что мальчишка по комплекции напоминает тщедушного цыпленка. Он готов был поклясться, что у него торчит грудина, как у козодоя, а худые узловатые ноги он словно позаимствовал у лебедя. Необычная помесь!

Мальчишка был совсем еще желторотым, и это объясняло его отсутствие на поляне во время сомнительного развлечения остальных членов банды. При таких обстоятельствах Патча никак нельзя было упрекнуть за то, что он не учел наличия в банде еще одного члена. И даже если бы он вычислил его, то как прикажете относиться к сопляку, которому едва исполнилось пятнадцать лет?

— Ты чего это взбесился? Среди тех босяков был твой отец? — спросил Патч, кивая головой в сторону трупов на поляне.

Пацан отрицательно качнул головой.

— Можно подумать, будто тебе отрезали язык и заставили объясняться жестами.

В ответ тот снова замотал нечесанной головой.

— Ну, так дай ему подышать свежим воздухом, пока я не очень рассердился! Ты был вместе с теми шестерыми?

— Да, — послышался резкий высокий голос.

— Других нет?

— Нет.

— Что ты делал в этой шайке ублюдков?

Мальчишка пожал худенькими плечами.

— Все!

— Ты у них научился пользоваться этим? — спросил Патч, указывая на небольшой арбалет, лежавший на земле у самых ног мальчика.

— Да.

Патч хмыкнул.

— У тебя были очень плохие учителя. Если бы с тобой занимался я, ты бы стрелял точно в цель и укладывал бы противника наповал, а не щекотал его!

Боль в плече становилась почти невыносимой, и Патч поддался минутной, неконтролируемой ярости: своим четырехствольным обрезом он заехал мальчишке по физиономии так, что тот чуть не шлепнулся на тощий зад. Отступив на шаг, он не произнес ни звука, хотя из сломанного носа обильно текла кровь.

— Считай, что тебе повезло — сегодня я в хорошем настроении! — рявкнул Патч. — В противном случае я бы с тебя живого шкуру содрал!

Недовольный собой, он сунул оружие в кобуру и вплотную занялся своей раной, все же искоса поглядывая на непредсказуемого пацана. Он стрелял издалека, и стрела проникла в плечо не очень глубоко, потеряв на излете убойную силу. Кончиками пальцев, соблюдая осторожность, Патч ощупал плечо и, определив тяжесть ранения, нахмурился: наконечник стрелы имел зазубрины и, чтобы извлечь его из раны, придется как следует искромсать плечо.

В идеале следовало бы просто перерезать древко стрелы как можно ближе к телу, а наконечник оставить в ране до тех пор, пока не подвернется какой-нибудь коновал. Но проблема состоит в том, что никогда не знаешь, когда именно состоится встреча с одним из яйцеголовых, большинство которых на поверку оказывались дутыми специалистами. В такой ситуации лучше было прооперировать себя самостоятельно, пока не произошло заражение крови. Патчу доводилось видеть, как со скромных порезов начиналась волчанка, осложнявшаяся мокнущими или разъедающими язвами; как царапины покрывались зеленоватыми корками и всякими чертовыми грибками, которые в конечном итоге расползались по всему телу, отчего больной распухал и погибал.

Скинув с себя снаряжение и рубашку, Патч подошел к лошадям бандитов, стоявшим чуть поодаль и привязанным к деревьям поводьями. Порывшись в седельных мешках, он нашел бутыль со спиртом, сделал солидный глоток, а затем щедро полил спиртом рану. Патч крепко сжал в зубах сверток заплесневевших табачных листьев и, вытащив из-за голенища сапога острый кинжал, принялся делать вокруг стрелы круговой надрез, время от времени останавливаясь, чтобы не потерять сознание.

Когда он закончил работу, по всему его телу струился холодный пот. Патч присыпал рану медной пудрой, смешанной с густым бальзамом, лечебные свойства которого были ему хорошо известны.

Перевязав плечо, он на ватных ногах подошел к испуганно жмущемуся к кустам мальчишке, сунул ему под нос стрелу, одним резким движением переломил ее и швырнул обломки под ноги.

Теперь можно было перейти к более приятному делу — осмотру трофеев и содержимого мешков, притороченных к седлам верховых лошадей и вьючной скотины. Патча ждало приятное удивление: в полном беспорядке в мешках были свалены консервы, куски копченого мяса, приличный мешочек муки, не сильно побитая молью меховая шкура, одеяла, большое количество боеприпасов калибра 9 миллиметров, автомат с пятью снаряженными магазинами, топор с двойным лезвием, три толовые шашки, еще одна бутылка спотыкача, охотничий нож, приличное количество свинца и пороха, которых хватило бы на изготовление доброй сотни зарядов к его пушкам, запас сигар с одуряющей травкой, золотые монеты, драгоценности и пакеты с мумифицированными пальцами, на которых поблескивали кольца и перстни. Патч нахмурился: надо полагать, что пальцы были отрублены у трупов, хотя кто их знает этих сумасшедших.

Патч протяжно присвистнул. Он и не рассчитывал на такую добычу! Перед лицом подобного изобилия стоило позаботиться и о вьючном животном — помеси мула и скраана. Патч любовно погладил мохнатый круп животного, ощупал мышцы ног и убедился в прочности сухожилий.

Убедившись, что груз скотинке по силам, Патч весело принялся за работу по распределению трофейного добра, сопровождая ее шуточками и прибаутками, произносимыми то строго, то почти ласково, словно он обращался к любимой девушке.

Плечо немного побаливало, но огонь в нем угас под смягчающим воздействием бальзама. В любом случае Патч предпочитал двигаться, несмотря на боль, от которой отнималась рука. Он знал, что необходимо разрабатывать мышцы, иначе они просто атрофируются.

Навьючив животное и как следует закрепив груз, Патч напоследок окинул взглядом поляну. Целое сонмище насекомых и мелких грызунов, непонятно каким образом проведавших о предстоящем пиршестве, уже сползалось к остывающим трупам. В первой волне шли муравьи, сколопендры, жужелицы и маленькие подземные ящерки со жгучей слюной — не самая страшная мерзость. Но скоро здесь появятся другие хищники, уже после них-то поляна приобретет свой девственный облик.

— Я оставил тебе одеяло, питье и жратву на целый месяц, — бросил Патч пареньку, который, не шелохнувшись, следил за его приготовлениями, зло слизывая языком текущую из разбитого носа кровь. — Возьмешь себе одну из лошадей, а остальных отпустишь. На твоем месте я бы здесь не задерживался. Скоро сюда пожалует целая свора пожирателей падали, и они не станут особенно разбираться, где мясо холодное, а где теплое.

С этими словами он вставил ногу в стремя, вскочил в седло и повернулся, чтобы отрезать от толстой ветки повод вьючного животного.

И тогда живой комок упал ему на спину и впился острыми зубами в шею.