Она стояла чуть в стороне от вагона, стройная и неподвижная, одетая в легкую белую накидку, которая не скрывала ее восхитительных женственных форм. Волосы ее были заплетены в длинную косу, переброшенную вперед через левое плечо, что делало ее значительно моложе и придавало вид девочки.

Когда прошло первое ошеломление, Джаг быстро огляделся вокруг, схватил Мониду за руку и увлек за собой между двумя вагонами.

Она с испугом смотрела на него, поэтому Джаг объяснил:

– Я не хочу, чтобы кто-либо увидел нас вместе, кое у кого это может вызвать ненужные подозрения. Но что вы здесь делаете в такой поздний час? Я думал, что ваш вагон заперт.

– Дверь просто прикрыта. Я пришла сюда потому, что вы сами не решаетесь подойти, значит, первый шаг навстречу должна сделать я.

– У меня были на то причины, – пробурчал Джаг. – Все не так просто, как кажется!

Тут он заметил, что до сих пор держит ее за руку, а она не делает попыток высвободить ее. Она шагнула к Джагу и прижалась к нему, и юноша почувствовал, как ее твердые груди обожгли его.

– Ты знаешь, возможно нам больше никогда не представится другой такой случай, – шепнула она.

Потрясенный справедливостью ее слов и тем, что она обратилась к нему на ты, он так крепко прижал ее к себе, что она чуть не задохнулась.

Они долго стояли, слившись в объятиях, отвечая лаской на ласку.

Ими овладело неистовое влечение друг к другу, губы их слились в крепком, неумелом и лихорадочном поцелуе.

– Не стоит оставаться здесь, – решил Джаг, бросив вокруг себя осторожный взгляд.

Подхватив Мониду на руки, он перебрался с нею через систему сцепки вагонов на другую, более темную сторону состава.

Шагая вперед в поисках надежного укрытия, Джаг чувствовал, как в нем борются противоречивые чувства. До сего момента его любовь к девушке выражалась в желании защитить и сберечь ее. Теперь же его чувства быстро меняли окраску, становились более конкретными и плотскими.

Не в силах сдерживать себя, он положил ее на мягкий серый песок и опустился рядом, сгорая от желания и сожалея, что до сих пор знал лишь платную любовь, которая низводила его до уровня временного сексуального партнера.

Сбросив с себя накидку, Монида притянула Джага к себе, положив конец его последним колебаниям. Она сама направила его и только попросила быть нежным и ласковым.

Как бы отвечая на ее просьбу, он осторожно вошел в ее горячую плоть, следя за выражением ее бездонных зеленых глаз. В тот момент, когда она прикусила губу, Джаг остановился, но, яростно качнув головой из стороны в сторону, Монида заставила его продолжать и, обхватив руками за шею, всем телом подалась вперед, чтобы теснее слиться с ним и почувствовать наполнявшую ее живую силу.

Спаянные в одно целое, они некоторое время лежали неподвижно, а потом устремились в яростную обоюдную схватку.

Уткнувшись лицом между ее упругих грушевидных грудей, Джаг бессознательно ускорял ритм. Он обрушился на девушку, словно хотел пронзить ее, раствориться в ней и исчезнуть из этого дьявольского мира.

Наконец он почувствовал, как Монида напряглась, ее дыхание участилось и с губ сорвался легкий стон, прозвучавший, как сигнал. Знакомые мурашки пробежали по телу Джага, превратились в приятное легкое тепло, которое вскоре переросло во всепожирающее пламя. И тогда он ускорил темп. Обвив его ногами, молодая женщина со стонами забилась под ним. Джаг ощутил, как мышцы ее лона начали сокращаться, не выпуская его из сладкого плена, и, будучи не в состоянии и дальше контролировать себя, он взорвался в ней сладостным, животворящим фейерверком. Монида отпрянула назад, но он грубо схватил ее за косу и притянул к себе, не желая, чтобы молодая женщина ускользнула от него в кульминационный момент. Их губы встретились, и тела снова забились во встречных движениях. Не насытившись, они вскоре опять потянулись друг к другу, только на этот раз их ласки были более глубокими и интимными... Теперь мелодия их любви звучала не печальной, а торжественной фугой.

– Что будем делать? – озабоченно спросил Джаг, когда они вынырнули их нирваны.

– Зачем думать о завтрашнем дне?

– Если мы сами не подумаем о будущем, за нас подумают другие, – сказал Джаг. – Мне надоело, когда за меня думают другие! А тебе нет?

Монида уклончиво пожала плечами.

– Лично я считаю, что лишнее волнение не приведет ни к чему хорошему. Наша судьба предначертана заранее, как и линии на наших руках.

Джаг почувствовал, что начинает покрываться гусиной кожей.

– Это не так! – возмутился он. – Неужели ты веришь в эту чушь?

– Конечно. Когда я была ребенком, старики вечерами на посиделках рассказывали разные истории. В одной из них речь шла о человеке, который хотел избежать смерти. Однажды ему показалось, что он видел ее в городе и потому уехал подальше, в другое место. Однако напрасны были его старания: смерть ожидала его в другом городе. Рассчитывая убежать от нее, он, наоборот, пошел ей навстречу.

– Все это вздор и ерунда! Человек сам творит свою жизнь! Нигде ничто не предписано! Судьба – это не что иное, как выдумка рабских душонок!

– Я не пытаюсь убедить тебя в этом, Джаг, это всего лишь мое видение мира.

Выбитый из седла, Джаг хотел было на фактах доказать ей обратное, рассказать об уготованной ей доле и как он изменил ее будущее, отпустив людоеда. Но ему показалось, что такое лекарство хуже самой болезни, и отказался от своей затеи. В конце концов, она имеет право думать так, как ей хочется, и лучше будет, если он заставит ее изменить свои взгляды на жизнь несколько позже. Кроме того, он не хотел продолжать разговор, который мог привести к конфликту. Он любил ее, а все остальное не имело никакого значения. Он еще не признался ей в своем чувстве, а она во время их любовных утех уже несколько раз повторяла о том, что любит его. Джаг инстинктивно боялся некоторых слов, ведь слово не воробей, выпустишь – не поймаешь! Он сгорал от желания признаться ей в любви, но ждал более благоприятного момента. Неожиданно он спросил:

– А где Энджел? Он не будет беспокоиться?

– Он в вагоне и крепко спит, – успокоила его Монида.

– Он знает, что ты здесь, со мной?

– Энджел всегда все знает.

По крови, отметившей их первые любовные объятия, Джаг понял, что ребенок не мог быть сыном Мониды. Следовательно, оставалась другая версия.

– Он твой брат?

Она отрицательно покачала головой.

– Энджел – сын моей соседки, ставшей жертвой Осадков. Она умерла перед самыми родами, и потребовалось кесарево сечение, чтобы извлечь ребенка из живота матери. Он родился раньше срока, но это нисколько не повлияло на его внешний вид. Он был таким уже в зародыше. Его отец отказался от него, и тогда я взяла малыша к себе. Вообще-то, это он выбрал меня. О нем хотели заботиться и другие женщины, но своим поведением он отбивал у них всякую охоту иметь с ним дело. Со мной же он всегда тих и послушен, просто очарователен.

Джаг воздержался от комментариев, но про себя подумал, что Энджела можно назвать как угодно и кем угодно, но только не очаровательным...

Не желая обижать Мониду, он не стал больше расспрашивать ее о ребенке, а углубился в изучение ее восхитительного тела. Именно этого, казалось, им и не хватало, чтобы снова погрузиться в омут всепоглощающей страсти.

Позже, уже рано утром, Джаг со всеми предосторожностями проводил Мониду до ее вагона.

Едва они расстались, как Джагу показалось, будто чья-то ледяная рука сжала его сердце.