К Генке я хожу почти каждый день, про это я уже говорил. И каждый раз он делает что-нибудь новое. Только я вошёл к ним во двор и сразу вижу: Генка в саду на турнике висит вниз головой. Зацепился за перекладину согнутыми в коленях ногами и висит.

Вообще-то в саду был ненастоящий турник. Недавно приезжала погостить Генкина тётка со своей четырёхлетней дочкой, Генкиной двоюродной сестрёнкой. Дядя Ваня, Генкин отец, и сделал в саду для своей маленькой племянницы качели. Врыл в землю два столба, прибил к ним сверху железную перекладину, а к ней привязал купленные в магазине качели.

Когда отпуск кончился, гости уехали к себе домой, в город, качели сняли и спрятали до другого раза, а столбы с перекладиной так и остались стоять в саду. Генка на них не обращал никакого внимания. Но вот теперь зачем-то повис на перекладине вверх тормашками.

- Ген, ты что делаешь?

- «Смертельный обрыв» отрабатываю.

- Зачем же его отрабатывать, если он смертельный? Не надо! Слезь!… Убьёшься ведь!

Генка строго так говорит мне:

- Ты панику не поднимай и мой спортивный азарт не снижай! Ясно?

- Ясно, но мне тебя жалко… Расшибёшься!…

- Не расшибусь, - сказал мне Генка и начал раскачиваться.

Мне страшно стало.

Генка раскачался и командует сам себе:

- Раз… два… три! - и спрыгнул на землю. Он присел и чуть коснулся рукой земли.

- Шесть баллов, - сказал недовольно и опять полез на турник.

Перекладина была высоко от земли, до неё не достанешь рукой, если даже что есть силы подпрыгнешь. Но на одном столбе с полметра от земли был спилен сучок. Генка, держась одной рукой за столб, становился ногой на крохотную площадку от спиленного сучка, другой рукой хватался за перекладину, потом перехватывался и второй рукой за перекладину. Подтянулся, дрыгнул в воздухе ногами и тут же повис на перекладине вниз головой. Теперь уж без всяких разговоров раскачался, скомандовал:

- Раз… два… три! - Прыг - и на земле. - Восемь баллов! - повеселел Генка.

- А надо сколько? - спрашиваю.

- У гимнастов высшая оценка - десять баллов, - ответил Генка и снова полез на турник.

Третий раз он спрыгнул так здорово, что я радостно закричал:

- Десять баллов!

- Девять и пять десятых, - поправил меня Генка. - Давай.

- Чего «давай»? - не понял я.

- Теперь ты давай прыгай, - заставляет он меня.

Я видел, как легко и просто прыгал Генка, теперь мне прыжок не казался смертельным, и я храбро шагнул к турнику.

Генка подсадил меня. Я кое-как ухватился за перекладину, еле-еле закинул ноги на неё и повис вниз головой. Повис и сразу понял: мне ни за что на свете не спрыгнуть с турника. У меня от страха душа ушла не в пятки, а в макушку (пятки теперь ведь были вверху, внизу-то макушка). Но если я и прыгну, то обязательно стукнусь лицом, грудью, животом об землю и убьюсь, получится настоящий смертельный обрыв. И зачем я только согласился прыгнуть!

Вот и у крутого берега получалось так же. Снизу от воды смотришь - берег невысокий, всего метра три будет. Но когда сверху глянешь, да как подумаешь, что надо будет вниз головой лететь до воды, - душа от страха замирает.

Только Генке хоть бы что! Разбежится, сверкнёт пятками - и бултых в воду. Да ещё успеет крикнуть:

- Гоп-ля!

Сколько раз я решался прыгнуть, как Генка, но так и не осмелился: духу не хватило. Когда же один парнишка из нашего класса всё-таки прыгнул по-Генкиному, то так шлёпнулся животом об воду, что еле-еле выбрался на берег: у него дыхание перехватило и весь живот посинел. После этого я и думать перестал нырять с берега вниз головой. Мы прыгали «колышком». Разбежишься, потом руки к туловищу прижмёшь и ногами вниз - бульк!

Теперь вот надо же было согласиться делать этот «смертельный обрыв»!

- Раскачивайся! - командует Генка. Он стоит рядом со мной голова к голове. Только я головой вниз вишу, а он стоит головой вверх.

- Ген, я не прыгну…

- Прыгнешь, это только кажется страшно, ноги сами к земле притянутся. Если кошку поднять на руки, а потом бросить вниз спиной, она всё равно успеет перевернуться и встать на ноги, - доказывал мне Генка. У него всегда есть всякие примеры наготове.

- У кошки четыре ноги, а у меня только две, да и те за турник зацепились.

- Раскачивайся, тебе говорят! Я же буду тебя подстраховывать!

- Всё равно расшибусь…

И тут Генка разозлился, да ещё как!

- Трус! - кричит на меня. - Такой друг мне не нужен! - Повернулся и пошёл.

Он ни разу меня трусом не называл - и когда я с крутого берега побоялся нырять вниз головой, и когда на лыжах не стал с самой высокой и крутой горы спускаться, и когда отказался на велосипеде прыгать с маленького самодельного трамплина… Да мало ли что Генка придумывал! Но тогда он меня не заставлял.

«Хочешь - делай, хочешь - нет, риск, говорит, благородное дело! Смелость города берёт!»

А теперь заставляет, значит, тут нет этого самого риска.

- Ген, подожди!… Я прыгну, ты только меня немного поддержи. Ладно?

Генка вернулся.

- Говорю, буду подстраховывать.

Я раскачался.

- Командуй мне, - прошу Генку, сам-то себе я не решался приказывать.

- Раз… два… три! - выкрикнул Генка и держит руки наготове.

Я зажмурился - была не была! - разогнул ноги на перекладине и тут же оказался на земле. Правда, присел здорово, даже попятился, потом и вовсе сел на землю, но всё-таки прыгнул, прыгнул! Тут я сразу расхрабрился, снова полез на турник.

А Генка подбадривает меня:

- Смелого пуля боится, смелого штык не берёт!

Второй раз я прыгнул лучше, а третий - ещё лучше.

Генка не стал меня ни хвалить, ни упрекать за робость, будто всё так и должно получиться.

- Теперь будем отрабатывать главный элемент «смертельного обрыва», - говорит он.

- Какой такой элемент?

- Сейчас увидишь. Только сперва надо подстилку под турником помягче сделать, вместо мата.

- Из чего мы её сделаем? - спрашиваю.

- Соломы натаскаем. Пошли.

Мы от сарая принялись охапками таскать солому, которую скотина не успела поесть за зиму. Принесли по три охапки, Генка хорошо разровнял солому под турником.

Потом притащил из дома стёганое одеяло и расстелил поверх соломы. Получилось наподобие толстого матраца.

Генка схватился руками за перекладину и начал раскачиваться туда-сюда. Когда сильно раскачался, выкрикнул: «Алле!», оторвался от турника, дрыгнул в воздухе ногами и шмякнулся на мягкую подстилку.

- Сколько баллов? - быстро спрашиваю.

- Нулевая оценка, - недовольно ответил Генка. - Не получилось…

Он встал и потёр плечо.

- Ушибся?

- Ладно, подстилку мягкую догадались сделать, а то бы мог ключицу сломать, - поморщился от боли Генка.

- Как же делается этот главный элемент?

- Надо в воздухе перевернуться и ногами на землю встать, - пояснил он.

- Теперь понятно, - говорю ему, - только давай лучше не будем делать главный элемент, ведь не получается же… Хватит с нас и одного.

Я боялся, что он и меня сейчас заставит перекувырнуться в воздухе. И я-то уж наверняка сломаю себе шею.

Но Генка не заставлял меня, он сам решил ещё раз попробовать. Встал, посмотрел вверх на перекладину, потянулся к ней руками и опять поморщился.

- Больно?

- В гимнастике без травм не обойдёшься, - ответил он.

- Ты подожди, когда плечо заживёт, - начал я отговаривать его.

Да разве Генка меня послушается? Ведь он такой упрямый!

Тут, откуда ни возьмись, прибежала Генкина сестра Таня и напустилась на брата:

- С ума сошёл! Новое стёганое одеяло треплешь!

Она выдернула из-под его ног одеяло и принялась отряхивать.

Генка с насмешкой говорит ей:

- Сестра называется… Я жизнью рискую, а тебе тряпки жалко… Бери своё приданое, обойдусь и без него!

Таня тоже в долгу не осталась, тоже насмехается над Генкой:

- Насмотрелся по телевидению выступлений гимнастов. Теперь тебе лавры Николая Андрианова покоя не дают? Сам решил стать таким?

- И стану, тебя не спрошусь!

- У тебя до Андрианова нос не дорос!

Они всё время ссорятся. Таня не любит Генку, говорит - от него ни днём ни ночью покоя нет, что он всё в доме вверх дном перевернул…

Зато меня она любит, называет скромным, тихим, послушным мальчиком. Но мне не нравится быть скромным, тихим, я хочу быть как Генка, только у меня почему-то не получается. За это меня брат Борис не любит, называет всякими обидными словами. Я и размазня, и хлюпик, и маменькин сынок, и безвольный… Говорит, что если я не закалю себя физически и духовно, то в армии мне солоно придётся и вообще я в жизни ничего не добьюсь…

А вот Генку он любит, расхваливает его на все лады: Генка смелый, решительный, отважный… Генка целеустремлённый, Генка находчивый, закалённый - он в огне не сгорит и в воде не утонет! Говорит, в армию его возьмут в парашютно-десантные войска и в жизни Генка добьётся всего, чего захочет! Вот как он его хвалит!

- Я скажу папе, чтобы он разломал твой турник, иначе ты себе шею свернёшь на нём! - сердилась Таня.

- Свою сверну шею, а не твою, - огрызнулся Генка и полез на турник.

Но в это время с нашего двора послышался голос Бориса:

- Гена, подожди!

Наши дворы разделял высокий забор. Борис подпрыгнул, ухватился руками за кромку досок, подтянулся. Затем навалился грудью на забор, мелькнул в воздухе ногами и очутился в саду. Так у него всё это быстро и ловко получилось, что мы от удивления рты разинули.

- Плох тот гимнаст, который не мечтает стать Николаем Андриановым, - говорит он на ходу. - Только начинать, Гена, надо не сразу с сальто-мортале.

- А с чего же? - спрашивает Генка.

- С простых упражнений. У гимнаста должны быть крепкие руки и гибкий позвоночник. Сейчас я проверю у вас с Петей то и другое, - говорит Борис, а сам нет-нет да и глянет на Таню.

Таня тоже не уходит из сада. Стоит и всё одеяло рукой отряхивает, хотя на нём нет уже ни одной соломинки.

У Тани волосы чёрные, длинные и волнистые. Глаза и брови тоже чернющие, а щёки румяные. Бабушка Аннушка говорит, что Таня у них писаная красавица.

После школы Таня пойдёт работать на ферму дояркой. Мать её, тётя Катя, передовая доярка-трёхтысячница, орден имеет. Вот и Таня надумала стать дояркой. Они всем классом решили остаться работать после школы в своём колхозе. Да ещё написали в газету обращение ко всем выпускникам школ района с таким призывом. Другие ученики поддержали и хоть не все, но всё же многие тоже после школы будут работать в своих колхозах - кто механизатором, кто животноводом… Кому что по душе.

Борис взял Генку под мышки и поднял к турнику.

- Подтянись, сколько сможешь.

Генка подтянулся пять раз. Он, может, и больше бы смог, да плечо у него болит.

Потом Борис таким же манером поднял меня к турнику. Я уцепился за перекладину и всего-навсего только один раз смог дотянуться подбородком до неё.

- Всё ясно, - говорит Борис. - Я буду вашим тренером. Вот вам первое задание: через неделю вы должны подтягиваться на турнике по десять раз. Каждый день тренируйтесь по два раза в день - утром и вечером.

А сам всё на Таню поглядывает.

- Когда сможете удержаться на перекладине, значит, есть сила в руках.

Тут он подпрыгнул, схватился за перекладину обеими руками, подтянулся. Потом отпустил одну руку и остался висеть только на второй согнутой руке.

Мы с Генкой переглянулись: какие у Бориса здоровенные мускулы!

Борис спрыгнул на землю.

- Теперь посмотрим, умеете ли вы делать мостик.

Он легко перегнулся назад и упёрся ладонями в землю

почти у самых своих пяток. Из Бориса получилось кольцо. Он постоял так немного и выпрямился.

Генка как ни старался, но так мостик и не сделал. А я и вовсе не смог сделать, где уж мне, если у Генки не получается.

- И это задание вам на неделю. Тренируйтесь ежедневно и на траве, и на песке, когда пойдёте на речку купаться. Позднее научитесь делать стойку на руках, потом…

Со двора тётя Катя позвала дочь. Таня неохотно ушла, и у Бориса сразу пропала охота быть нашим тренером.

- Задание на неделю получили - действуйте!

Обратно к себе во двор Борис не стал прыгать через забор, он пошёл в обход огородом.

За обедом мама сказала, что она получила отпуск и что мы с ней завтра же поедем гостить к дяде Толе в Оренбург.

Дедушка говорит ей:

- Петя в селе на лоне природы отдохнёт лучше, в городе теперь ужасная духота!

- Ребёнку, - это мама меня так называет. Бориса мальчиком, а меня ребёнком, - нужны новые впечатления!

Папы дома не было. Он работает агрономом, от зари до зари пропадает в поле, потому что летом горячая пора - летний день год кормит. Мама говорит, что он совсем замотался, что никогда вовремя не поест, поэтому заработает себе гастрит или язву желудка.

Если бы папа был дома, то вдвоём со своим папой - моим дедушкой - они бы уговорили маму не тащить меня с собой в душный город. Но папа мотался - это мама так говорит - где-то по полям, а дедушка один не мог переубедить маму.

И на другой день рано утром мы поехали в город за этими самыми впечатлениями. До станции ехали на автобусе, а потом на поезде.

В Оренбурге мама водила меня в цирк, в кукольный театр, в передвижной зверинец… В детском парке катался на карусели… Ходили в Зауральную рощу, катались по Уралу на катере. Но без Генки мне всё равно было скучно, и я стал проситься домой. Я мог бы и один доехать к себе в село, но мама и слышать об этом не хотела. Она всё уговаривала и уговаривала меня ещё немного погостить у дяди Толи, а то, говорит, он может подумать, что нам не понравилось у них, обидится и не станет приезжать к нам в село в свой отпуск.

Куда же тут денешься? Пришлось мне терпеть целых двенадцать дней.

Когда приехали домой, я тут же со всех ног помчался к Генке. Вижу, в саду у них полным-полно ребят. И не разбрелись кто куда по всему саду, не носились ватагой как угорелые, не сбились в кучу малу и не галдели, а стояли смирно. Стояли не как попало, стояли чин-чином в одну линию и внимательно слушали Генку. Он прохаживался перед ними такой важный, будто полковник или даже генерал, и что-то им растолковывал. Увидал меня, строго спрашивает:

- Прибыл?

Я сразу оробел от его такой строгости и кое-как ответил:

- Прибыл.

- Ну-ка скажи нам, кто стал абсолютным чемпионом по гимнастике на двадцать вторых Олимпийских играх в Москве?

Я, хоть убей меня, этого не знал.

Генка усмехнулся, потом приказывает своему однокласснику:

- Кочкин, скажи ему! - Назвал не по имени, а по фамилии.

Витя конопатый по-солдатски вытянулся в струнку и так протараторил, что только слова от зубов отлетают:

- Абсолютным чемпионом по гимнастике на двадцать вторых Олимпийских играх в столице нашей Родины городе-герое Москве стал советский спортсмен Александр Дитятин! Он завоевал восемь медалей!

- Ясно? - повернулся ко мне Генка.

Пока я ездил в город за своими впечатлениями, Генка тут, видать, успел наладить у ребят дисциплину ого какую! Теперь и мне нельзя держаться шалтай-болтай. Я тоже, как

Витя конопатый, опустил руки по швам, выпрямился и на военный манер ответил:

- Так точно!

- В нашу команду «Олимпийские надежды» хочешь вступить?

- Хочу! - говорю.

- Становись в строй на левый фланг, - приказал мне Генка и указал рукой, где находится этот самый левый фланг.

Я примостился в самом хвосте строя.

Потом Генка молча подошёл к турнику, подпрыгнул, ухватился за перекладину, подтянулся, отпустил одну руку и повис на второй согнутой руке. Точь-в-точь как Борис тогда.

У меня рот сам открылся от удивления.

А Генка спрыгнул на землю, всё так же молча отошёл в сторону - раз! - перегнулся назад и сделал мостик. Потом немного оттолкнулся ногами от земли, поднял их вверх и встал на руках.

У меня чуть глаза на лоб не вылезли!

Генка перевернулся и встал на ноги. И всё молчит и на нас не глядит, будто нас вовсе тут нет. Он немного отдохнул, потом разбежался, упёрся руками в землю, мелькнул в воздухе ногами…

Он так быстро перевёртывался в воздухе, как будто колесом катился по саду.

Теперь я уже весь окаменел от изумления.

Генка отдышался, опять встал под турник и только тут объявил:

- «Смертельный обрыв», или, по-спортивному, сальто-мортале.

Он ухватился за перекладину и начал медленно раскачиваться.

Я хотел ему сказать, как же он будет делать «смертельный обрыв» без подстилки, но у меня теперь уж и язык не ворочался.

Генка что есть силы раскачался, выкрикнул «Алле!», оторвался от перекладины, перевернулся в воздухе и встал ногами на землю. Да ещё как встал! Даже не пошатнулся! Чуть только присел, вытянув руки перед собой, но это так полагается по-спортивному.

Меня до того завидки взяли, что слёзы на глазах навернулись и язык сразу заговорил:

- Как же ты сумел всё это?!

Тут Генка перестал быть похожим на полковника или даже генерала, а стал как Генка.

- Пока ты гостил в Оренбурге, я в это время усиленно тренировался, - говорит.

- Я же теперь не догоню вас!

Генка улыбнулся и похлопал меня по плечу:

- Не горюй, Петя, они ведь тоже ничего ещё не умеют. Сегодня только первый день занятий, начнём с подтягивания. Я буду тренером команды «Олимпийские надежды».

И я сразу перестал горевать: с таким тренером, как Генка, обязательно научусь делать сальто-мортале.