Первую продуктовую закладку, предназначенную обеспечить мне сытое возвращение, сделал в месте стыка горного образования с низменностью, раскинувшейся у его подножия, на высокой, много чего повидавшей на своём веку, ели. В её ветвях, метрах в трёх от земли закрепил кожаный мешок с набором сырых овощей, способных пролежать не менее десяти дней, столько я отпустил себе на поиски Степана, в этих жарких условиях. С водой в этом месте трудностей не бывает, а вот с продуктами плохо, по прошлому походу помню, какие здесь звери и птицы пугливые, и как с ними трудно договориться хотя бы об ужине.

Оставив несколько килограммов груза на попечении дерева, сразу ощутил на сколько стал легче заплечный мешок. Возможно я и перегрузил его, запихав туда всё принадлежавшее мне барахло, но выяснить правильно поступил или нет смогу только после окончания первого выхода в качестве одиночного поисковика. Советоваться на тему, что может пригодиться в дороге, было не с кем, а опыт у меня только сейчас начинает появляться.

Передвижение по горизонтали, вдоль ручья, где уже один раз моя нога побывала, дало возможность так ускориться, что полянку у водоёма, с неоднократно разводимым на ней костром я достиг на много раньше намеченного срока, всего лишь, через три дня после начала новых поисков. Такое обстоятельство позволило сегодня, ещё перед обедом, начать обживаться на ней, делать её базовым лагерем, а это значит, что завтра, рано утром, я смогу отправиться к месту, где была мной найдена трёх литровая банка и уже оттуда вновь пробовать отыскать зарубки, по которым Степан должен был вернуться к своей машине. Мой внутренний голос настойчиво говорил, что в этот раз я непременно найду своего товарища или по крайней мере то место, где мы впервые встали на землю, начавшую понемногу отходить от катастрофы, произошедшей с ней много веков назад.

К вечеру в моём распоряжении был шалаш, на одно спальное место, мешок с набором продуктов, из расчёта на неделю, три ёмкости с водой, под завязку наполненные солоноватой жидкостью и желание, как можно быстрее отправиться в дорогу, что на мой взгляд, являлось самым важным в сложившейся ситуации. Уверенность в себе и в своих силах, значат не меньше, чем глоток свежей воды и кусок жирного мяса, когда надеяться тебе кроме, как на себя больше не на кого.

Уже лежа в, получившемся очень уютным, шалаше припомнил частично стёртую в памяти картинку своего прощания со Степаном, его благословение моей спины и возможно впервые за всё это время ясно ощутил, как много он для меня значит, этот мало знакомый мне человек, из нашего с ним общего прошлого. За время, что разделило нас, мне довелось общаться со многими людьми, некоторые из которых находились рядом дольше, чем этот водитель колымаги, прозванной в народе «ведро с болтами», завёзший меня чёрти куда и по существу, тем самым, спасший мою драгоценную жизнь. Были среди этих людей и приятные собеседники, и отличные профессионалы, в различных областях деятельности, и хитрецы, как говориться «себе на уме», и даже те, кто почувствовал во мне родственную душу. Но не было среди них ни одного человека, кому бы я мог пропеть три слова из песни, назвать кусок фразы, лишь намекнуть жестом на обстоятельства, и он бы тут же понял, о чём идёт речь. А это, должен заметить, только кажется мелочью и пустяком, а на самом деле, когда вокруг тебя одни болтуны, ставящие слова задом наперёд и не понимающие о чём ты им говоришь мимоходом, много чего значит. Образовавшуюся пропасть между поколениями, за неделю не преодолеть и за месяц она тоже на много меньше не станет, мост через неё строить надо годами и то неизвестно, не рухнет ли он, когда ты полноценно начнёшь по нему ходить.

Двигаться вперёд начал совсем не потому маршруту, которым шёл в прошлый раз. Ощутив себя, после быстрого перекуса, полноценным «одиночкой», двинулся по обратной дуге той, что выстроилась между двумя конечными точками во время прошлых поисков. Чем больше территории будет мной изучено, тем спокойнее я по ней смогу передвигаться впоследствии. Возможно, что мне придётся возвращаться сюда со Степаном и с грузом, и, допустим, как раз в это самое время, возникнет необходимость изменить маршрут, скажем понадобится оторваться от преследователей или злобных животных, в этих местах, снова принявших просто угрожающие размеры. Кто его знает, как там дальше всё сложиться? А как известно передвигаться спокойнее там, где уже ходил, хотя бы один раз. Вот поэтому и решил, пока есть силы, и желание, прогуляться по новым местам.

Находиться одному на совсем не изученной и таящей в себе множество тайн, и опасностей земле, всегда на много проще с другом или просто с хорошим знакомым. Да будь рядом со мной хотя бы собака, я, наверняка, чувствовал себя увереннее и моё передвижение по пересечённой местности осуществлялось бы быстрее, чем сейчас. Мне не приходилось бы беспрерывно оглядываться, осматриваться, проверять толстой палкой, служившей мне и слегой, и копьём одновременно, шаткие, в прямом смысле этого слова, места. Друг, если что случилось, всегда бы пришёл на помощь, на то он и друг, а собака, да у неё нюх на неприятности, и она сама не полезет, куда не стоит, и человека, идущего за ней не пустит в гиблое место, не зря же их называют «другом человека». Но, как бы странно это не звучало и у одиночного хождения, по территории с плохой репутацией, тоже есть своё преимущество, пускай всего лишь и одно. Тебя никто не сможет отговорить совершить безрассудный поступок, который впоследствии может оказаться поворотным моментом, в жизни любого человека, даже такого везучего, как я. Так произошло и со мной, некому было дать мне правильный совет и я хладнокровно вписался в очередную авантюру.

Проходя мимо огромной лужи, с лёгкой руки Сильвио Ивановича названной грязевой, обратил внимание на крохотный солнечный зайчик выпрыгивающий, время от времени, из неё и заигрывающий, по очереди, с моими глазами. Приблизительно определив место, откуда он появляется, остановился. Будь рядом тот же дядя Стёпа, в чьём прагматизме я успел убедиться даже за столь короткое время нашего с ним общения, он бы наверняка уговорил меня не тратить время на это явление, и мы бы прошагали мимо грязи, посвятив драгоценные минуты на более правильные дела. Но его рядом со мной нет, поэтому посоветовать не заниматься глупостями было некому. Минут десять я не приближался к луже и не менял угол осмотра, пытаясь разобраться с тем, что же даёт такие яркие блики, но сделать этого у меня так и не получалось. Вода, густо перемешанная с грязью, словно замерла. Несмотря на порывистый ветер, гуляющий по поверхности не виданного ранее образования, предмет, отражающий солнечный луч, сигналил лишь во время движения и почти никак не проявлялся при моём упорном стоянии на одном месте. Но не зря говорят: «Если Магомет не идёт к горе, тогда…». Я дождался этого, «тогда». Пришло время и одна из планет сдвинулась относительно другой, потащив за собой всё подряд, и яркая вспышка снова ослепила мой самый счастливый, левый глаз.

— Мама дорогая, да это же горлышко от бутылки по грязи плавает! — радостно выкрикнул я, тут же вспомнив ценник в магазине торгового центра «Одиночка», на стеклотару подобного типа.

И вот здесь у меня чуть было не случился припадок полнейшего идиотизма. Скинув с плеч рюкзак местного производства, я словно та мартышка, в глаза которой заглянул удав, пошёл на встречу с солнечным зайчиком. Если бы не мой аккуратизм, возведённый за годы, нашего с ним совместного сосуществования, в религию, здесь бы и закончился мой бесславный путь первопроходца по новым землям, так и не успев, как следует, начаться. Чувство, которое ни выработать, ни воспитать в себе в процессе жизни невозможно, а которое, по моему глубокому убеждению, даётся человеку в момент его зачатия и здесь меня не подвело. Оно заставило опустить голову в низ, направило глаза в нужном направлении, а там!

— Какого хрена?! Откуда столько грязи на моих новых сапогах?! Я их только неделю назад, как купил, за бешеные бабки! А здесь такое! — вырвалось у меня откуда то из груди.

Четыре шага сделанных мной тут же назад, скорее всего и были теми шагами, о которых поётся в одной очень чувственной песне про войну и любовь. Следующий был бы для меня роковым. Куда я попёрся в новой одежде, сапогах, в панамке в конце то концов, самодельную москитную сетку которой я так до сих пор ещё и не испытал в деле? Ну а страховаться верёвками, кто за тебя будет? Ладно они болтаются сзади и не очень на нервы действуют во время ходьбы, а эти долбанные колышки, бьющие почти каждый шаг по коленям, на кой чёрт ты тащил их в такую даль? Растяпа!

Следующий заход в лужу был мной предпринят лишь после полного обнажения и обвязывания торса сразу двумя верёвками, одна из которых тут же начала резать подмышки. Оба моих страховочных троса, к этому времени, были накрепко привязаны к пригодившимся таки колышкам, вбитыми под углом к грязному водоёму, почти по самую шляпку.

— Ну, с богом! — сделав шаг на встречу неизвестному, сказал я и ступил в горячую жижу, пахнувшую так отвратительно, что хотелось проблеваться перед тем, как залазить в неё.

Грязь оказалась вполне нормальной. Найди я её дома, смело можно было открывать фирму по лечению всех подряд болезней. Она практически ни чем не отличалась от той, в которой купаются отдыхающие на побережье Азовского моря и что самое странное, вела себя точно также, не давала утонуть, но и достать то, что пряталось под ногами, также почти не позволяла.

Бутылка в луже оказалась не одна, после двенадцатого захода я практически не сомневался, что нашёл, как минимум, винный отдел в крупном супермаркете. Ощущение было такое, что внизу их, как грязи, но достать сумел лишь пятьдесят семь. Пробовал ещё, но не вышло. Грязь не позволяла поднырнуть на столько, чтобы хотя бы ещё что то зацепить, но я не расстроился. У меня на берегу лежит целое состояние, причём никем не открытое, в том смысле, что бутылки были наглухо закупорены пробками. А кроме этого абсолютно уверен, что со временем это винное месторождение, возможно единственное на весь этот закуток, я отработаю по полной программе, чего бы это мне не стоило.

Гордо обсыхая на солнышке после грязевых ванн, я словно обколовшийся сомелье лежал среди разнокалиберных бутылок, улыбаясь свершившемуся чуду. Кто себе из живущих ранее, я уже не говорю о здравствующих сегодня, смог бы ещё такое позволить? Пойло, четырёхсотлетней выдержки, валяется под ногами, а мне на него наплевать. Могу прямо сейчас открыть любую из бутылок и осушить её до донышка. Впервые такое в моей жизни. Внутреннее содержание ничто, по сравнению с внешним. Вот парадокс, так парадокс.

Взгляд моих воспалённых глаз упал на одну, знакомого вида, бутылку. Отсутствие этикетки на ней и плохо сохранившаяся плёнка на пробке, изготовленной из одноимённого материала, не могли ввести меня в заблуждение.

— Коньяк, что ли? — высказал я свои предположения, еле разомкнув высохшие на солнце губы.

Пробовать прямо сейчас содержимое покрытой грязью бутылки, было равносильно самоубийству. Нет, я нисколько не сомневался в качестве продукта, у меня были сомнения относительно того, как выпитое отразиться на моём самочувствии в дальнейшем, во время перетаскивания обнаруженных раритетов в лагерь. Оставлять их возле лужи? Кто же будет прятать самородок возле рудника или прямо на берегу речки, с валяющимся на нём лотком для промывания породы? Всё это надо тащить в сторону шалаша и там где то закапывать, а как дальше сложится, смогу за сегодня допереть всё или только часть, время покажет. Но вот чего не смогу сделать точно, так это нормально идти после подпития. Никуда этот выдержанный алкоголь не денется, будет возможность ещё нажраться, подожду до лучших времён, не может же быть всегда хреново. Достаточно того, что уже прямо сейчас выгляжу словно свинья, на этом пока и остановимся.

На умывание потратил большую часть имеющейся у меня воды, но помыться, как следует, всё равно не вышло.

— Не страшно, главное голову отмыл — подбодрил я себя. — Пойду голым. А чего такого? Кто меня тут знает?

Последний переход от лужи наглядно показал, что времени на то, чтобы добраться к ручью до темноты, со всем имеющимся у меня имуществом, практически не остаётся. Ничего не оставалось делать кроме, как начать рыть яму на промежуточной стоянке, куда к началу сумерек было доставлено всё, чего выловил за сегодняшний день. Закончил с ней возиться в полной темноте, под яркий свет костра, полыхающего рядом. Придал земле все пятьдесят шесть бутылок примерно в километре от шалаша, себе оставил лишь ту, что больше остальных понравилась своей изящной формой. Копаться даже в рыхлом грунте одним ножом оказалось не очень удобно, вот и задержался. Схрон готовил основательно, некоторому количеству выловленной из грязи посуды, придётся в нём находится на много дольше, чем этого бы мне хотелось. Но моё передвижение с ней по просторам плохо изученной местности показало, что больше двадцати бутылок одновременно тащить на себе не реально, попросту некуда их рассовать.

Спать улёгся здесь же, бродить в поисках основной своей стоянки в темноте, когда силы твои на исходе и там, где тебя на каждом шагу подстерегают неприятности, не лучшее из занятий.

Такой беспокойной ночи, как эта, не было у меня ещё никогда в жизни, даже первая ночёвка на солеварне показалась мне не на столько противной, как эта. Тело моё, почти полностью покрытое тонким слоем засохшей грязи чесалось и зудело, отсутствующие на голове волосы, казалось всё время шевелились, глаза слезились, а во рту было так противно, что постоянно хотелось отплеваться.

Утро облегчения не принесло до тех пор, пока не добрался до воды, а принятая прямо в ручье расслабляющая ванна, дала основание думать о том, что сегодня куда либо идти не стоит, так как в тёмное время суток я практически не спал. А кроме этого, возникшие на почве соприкосновения с грязью нарушения в органах зрения и обоняния, могут завести потерявшего их, пускай и на короткое время, путника, совсем не в ту сторону, а здесь это очень чревато.

Уже лёжа в шалаше и ощущая его, оставшуюся ещё с ночи, прохладу я размышлял над тем, как мне чертовски вчера повезло. За один день смог обеспечить себя на несколько месяцев безбедного проживания в этом обществе. Если бы не Степан, то уже сегодня днём, после отдыха, я мог бы топать обратно и жить спокойно, до тех пор, пока не проел бы все бутылки, которые сумел бы унести за один раз, а потом снова вернуться сюда, вытащить оставшиеся и питаться ещё пару месяцев на них.

— А может действительно податься в одиночки и не придумывать больше ничего? — спросил я себя, уже закрывая глаза.

Отоспавшись, оставшееся после фиесты время посвятил охоте, приготовлению пойманной дичи и сортировке ставшего просто неподъёмным, основного мешка. Хождение с ним и найденными бутылками побудило меня часть шмоток, находящихся внутри этого гиганта оставить в лагере, рядом с припасами, отложенными ранее. В старый мешок ушли вещи, полученные на ферме, неприкосновенный запас спичек, часы, часть кожаных и тряпичных мешочков, в одном из которых лежали все имеющиеся у меня в наличии местные деньги, а так же тапочки, доставшиеся мне в подарок от Дена, обойдусь пока без сменной обуви.

Вечер провёл за рюмкой коньяка, при свечах, под заунывное завывание плохо владеющего языком певца. Ну, а как прошла очередная ночь, для меня на всегда так и останется загадкой, четырёхсот звёздочный, элитный алкоголь сделал своё дело.

Вот, что значит хороший напиток, это вам не палёная водка из круглосуточного магазина. Утром не ощутил даже следа похмелья. Наоборот, во мне всё кипело и клокотало, и я готов был к новым свершения и даже подвигам, ну естественно после одиннадцати.

Ещё до обеда оставил позади и старую грязную лужу, и две новых, тратить время на изучение которых сегодня, желания у меня, во время знакомства с ними, отчего то так и не появилось. Возможно позже займусь этими кладовыми, много позже. Сейчас передо мной стоит другая задача, надо выйти на точку, откуда начну вести поиски Степана, вдвоём таскать тяжести проще, да и страхующий на берегу мне бы тоже не помешал. Воспоминания о прошлых подныриваниях, вызывали в организме непроизвольную дрожь и смятение чувств. Кто может гарантировать, что в следующий раз из грязи я вытащу не бутылку, а скажем частично разложившуюся мумию? Вот то то и оно. Разрыва сердца у меня, возможно и не случиться, но заикаться, после такой встречи, можно начать в лёгкую.

Доля замешательства на моём лице, во время выхода на поляну, где оставил своего заболевшего товарища, составляла, что то среднее между семьюдесятью и девяносто восемью процентами. На том же самом месте, откуда я уволок в прошлый раз трёхлитровую банку, стояла точно такая же. Всё её отличие от прошлой заключалось лишь в том, что она была на половину заполнена мутной водой.

— Вот же сукины дети! — выругался я. — Такой коньяк и тот забодяжили.

Присев на зелёную, с не яркой желтизной травку, метрах в трёх, наверное, от банки, сейчас я ни в чём не уверен, долго смотрел на неё. За это время тара ни разу не шевельнулась, вода в ней не исчезла, не поменяла цвет и черти из ёмкости, чего я боялся больше всего, тоже не полезли.

— И чё тогда это такое? — спросил я себя, стараясь сильно не раздваиваться.

— Стёпа что ли, падла, решил надо мной поиздеваться? Или кроме нас, тут ещё какие то мудаки объявились? — сделал я, несколько ответственных предположений.

Ответ сразу не пришёл, а стало быть ждать его дальше и вовсе не стоит. Самым правильным и верным решением в сложившейся ситуации, будет то, что лежит на поверхности. Надо хватать банку, пока не исчезла и топать дальше, не стоит тормозить поиски человека, возможно, оставившего её. Только он сможет дать внятные ответы на животрепещущие вопросы бытия и сознания.

Двое суток и ещё пол дня потратил на поиски зазубрин на деревьях, и они мне, таки то, показались. Не все сразу конечно, но и те, что нашёл, радость принесли великую. Достаточно было найти хотя бы три из них, а уж прямую провести между трёх точек как нибудь сумею. У меня же в распоряжении оказалось сразу пять отметин и сейчас я практически уверен в том, что завтра, ну в крайнем случае после завтра, найду и «москвич», и тяпку с граблями, и Степана, а куда он от них денется, со своим самогонным аппаратом.

Проявив исключительную выдержку, я не побежал сломя голову на встречу своему счастью. Выбрал место для ночлега, обустроил его, поймал на ужин мелкого цыплёнка и вечером, отдохнувший, и гордый за правильно принятое решение, наслаждался звёздами, начинавшими осыпать темнеющее небо. Если Степан Сергеевич на месте, то несколько часов разлуки с ним, ничего для нас обоих не изменят, а если его там нет, то я без лишнего промедления, сразу же смогу продолжить свои поиски. Дополнительный отдых очень хорошо поспособствуют этому. Далеко уехать от места нашей высадки он не сможет и мне должно будет хватить сил в тот же день найти его новую стоянку. Да, грамотный подход к делу великая вещь.

Ещё вчера вечером я точно знал, что спешка хороша только в одном случае, а сегодня, ближе к полудню, напрочь забыл об этом. Получив направление движения, передвигался от одной контрольной точки до другой, не обращая внимания абсолютно ни на что. А какой смысл смотреть по сторонам? Один раз мы здесь уже прошли, стало быть и в этот я спокойно преодолею не такое уж и большое расстояние между двух стоянок моего приятеля.

Судьба, решившая наказать меня за беспечность, привела в действие свой коварный план решительно и без всяких скидок на мою молодость, и добродушный характер. Она позволила сделать мне лишь один не верный шаг, второй был уже в пустоту, мгновенно затащившую меня в свою жадную, всепоглощающую пасть. Мне не оставили времени ни на принятие грамотного решения, ни на возможность оглядеться и даже испугаться, как следует, тоже не дали. Миг и я по уши в вязкой жиже, дна у которой, как говорят знающие люди, не существует, а края, словно мягкая губка, если их не трогаешь, то выглядят словно обычная земля, а стоит только задеть проседают, при малейшем давлении на них. Моего, автоматически работающего, сознания хватило лишь на то, чтобы схватить глоток воздуха и закрыть глаза, при полном погружении, и всё, в таком состоянии я быстро начал опускаться в бездну, не понимая, отчётливо, на каком ещё свете нахожусь.

Вся жизнь соткана из противоречий, больших, средних и совсем маленьких. Вот одно такое, мизерное и, казалось бы, совсем незначительное, оказалось решающим в моей борьбе за возможность смотреть в голубое небо, радоваться пению птиц и огромному желанию ещё хотя бы раз ощутить под ногами твёрдую землю. Не поддайся я на уговоры продавца, несколько дней тому назад, этого достойного и очень симпатичного юноши, представителя самой важной профессии на земле, встань на защиту своих кровных, жёстко и бескомпромиссно, и чтобы из этого вышло? Да, пожалуй, для меня бы ничего хорошего. Но я предпочёл сдаться его напору, вежливым уговором и безграничному обаянию. Не помню, что из этих его качеств стало решающим, на чём конкретно я сломался, однако копьё, приобретённое мной по его настоятельной просьбе, за немалые деньги, оказалось в тот день у меня в руках, точно так же, как и сейчас, и благодаря ему, моя жизнь получила пускай и призрачный, возможно и не сбыточный, но шанс. Шанс на спасение. Толстая палка, за которую в момент падения держался обеими руками, зацепилась за что то твёрдое, там на верху и не позволила ступням провалиться глубже, чем на два с половиной метра. Ещё даже не понимая, что произошло, но ощутив внешнюю поддержку, резко рванул вверх и вытянув голову на поверхность, жадно схватил ртом, показавшийся горячим словно пар, висевший над бездной в огромных количествах, воздух.

Какое то время моя, покрывшаяся слизью и травой голова так и торчала, словно поплавок над грязным водоёмом. Но совсем скоро согнутые в локтях руки стали подрагивать, намокшая одежда, а особенно всё, что лежало за спиной, в огромном мешке, снова предприняли попытку утянуть меня обратно, в низ, просто с нечеловеческой силой. И вот тут то мне стало страшно, даже не страшно, меня охватил самый настоящий ужас. Помощи ждать неоткуда, силы на исходе, а умирать ох, как не хочется. Решение снова окунуться с головой в грязную воду, пришло само собой. А что мне оставалось делать? Надо было избавляться хотя бы от мешка, но для этого руки необходимо по очереди отцепить от палки. Делать такой трюк в положении сгиба? Не знаю? Лично я не решился на такой шаг. Всё моё существо подсказывало, что проще и легче будет осуществить это в другом положении. Сделав два глубоких выдоха и вдоха, выпрямил руки и тут же оказался в мрачной тишине, забившей уши, и глаза. Сначала оторвал левую кисть от копья и быстро снял с плеча лямку, плотно прилипшую к рубахе со стороны груди, затем тоже самое проделал с правой рукой и такой же точно лямкой, резко надавившей на плечо с удвоенной силой. Облегчение наступило сразу же и не только от того, что вынырнул, ушедший искать дно мешок сбросил с моих плеч килограмм пятьдесят, а может и все сто, ощущение у меня, после его ухода, возникло именно такое.

Выход силой сделал так виртуозно, что палка, примявшая своими краями жирный чернозём даже, не провернулась в нём, ну а кувырок мордой в грязь у меня всегда хорошо получается, с его исполнением проблем и быть не могло. Последние силы оставил во время ползания по пластунски, возможно я и переборщил с расстоянием, но не зря говорят, что для бешеной собаки семь вёрст не крюк, а моё состояние сейчас можно спокойно приравнять к пограничному с таким.

Минут десять, после окончания эпопеи выхода из грязевого проруби, лежал на спине и не двигался. Потом, перевернувшись на бок, столько же, примерно, молча смотрел на копьё, всё ещё лежащее поперёк ловушки, а остальное время из полу часового незапланированного отдыха, клялся этому неодушевлённому предмету в вечной верности и обещал ему, при первой же возможности, улучшить его боевые характеристики. Не забыл и продавца из магазина, в присутствии товара, проданного мне этим человеком, дал слово отблагодарить душевного парня, каким нибудь антикварным алкоголем из своей новой коллекции.

Движение продолжил сразу же, как только пришёл в себя от экстраординарного события, ровно через пол часа после выхода на сушу. Засиживаться на одном месте теперь для меня большая роскошь. Ревизия карманов и навесного имущества показала, что в моём распоряжении совсем не осталось продуктов, правда в наличии копьё и нож, ложка и два камня, с помощью которых я давно научился разжигать костёр, две кожаных фляги с питьевой водой, на которую погружение не оказало никакого вредного воздействия и три метра тонкого шнура, вещь, которую и утопить было бы не жалко. С голода я конечно не помру, разной шантрапы под ногами шляется немерено, да и от холода тоже хворь со мной не приключиться, но вот шагать в одежде, прошедшей грязевую обработку и в сапогах, пускай и избавившихся от основной жижи, но имеющих внутренний, и внешний вид не очень достойный, долго мне будет не под силу. В связи с этим, все оставшиеся надо в срочном порядке направить на преодоление расстояния, разделяющего меня и места приземления нашего спускаемого аппарата, а уж там действовать по обстановке, либо гулять на радостях, либо долго думать с горя, но у костра и желательно с куском мяса в руке.

Я всю жизнь был очень способным учеником, не всегда усидчивым, не каждый раз исполнительным, но таким понятливым, что все вокруг только диву давались. Мне никогда не надо было разъяснять по два раза то, что другим не давалось и за десять, вот и сейчас, я так хорошо, а главное так быстро всё понял, что теперь иду и глаза от земли не отрываю. Ноги ставлю аккуратно, первый шаг на подозрительное место делаю без нажима, второй наоборот давлю так сильно, на сколько сил хватает и постоянно пускаю впереди себя проверенного товарища, копьё, прошедшее со мной пускай только воду, но зато, как зарекомендовавшее в ней себя.

Бесследно такая затяжка в движении пройти не могла, времени на то, чтобы добраться к нашему входу в этот мир потратил почти столько же, сколько и в тот злополучный, первый день своего, такого долгого, похода. А сейчас я совсем не похож на мальчика из магазина, и силы во мне раза в два больше и веса, килограмм на двадцать меньше. А где результат, спрашиваю я вас? Нет его. Вот, что с нами делает страх, перешедший в кошмар, а затем и в леденящий душу ужас.

Место узнал сразу. Оно, и всё, что росло на нём, почти не изменились с момента нашего с ними расставания, но остальное выглядело по другому, совсем по другому. Ни Степана, ни его чудо автомобиля, ни даже следов от колёс, выворотивших комья жирной земли наружу, на месте этом не оказалось. Не было их и рядом, и за кустами, проверенными мной в первую очередь. Не нашлось следов от деятельности моего приятеля и его техники, и в ближайшем обозримом пространстве, содержащем в себе много чего кроме того, что могло бы напоминать о них. Кроме одной вещи, конечно, не заметить которую, даже при огромном желании, не удалось бы. Её я увидел сразу, но подходить близко к ней, окружённой с трёх сторон плотными кустами и редкими деревьями, не решался пока не осмотрел все окрестности и всё, что творилось вокруг этого заповедника.

Выглядела она одиноко и эксцентрично, среди зелёного хаоса названного кем то очень рассудительным природой, и от этого смотрелась ещё симпатичнее, чем это было бы в паре с каким нибудь другим неодушевлённым предметом из той же обоймы. Не портила её совсем не много завышенная высота. И небольшие рыжие вкрапления, образовавшиеся там, где их не должно было быть и в помине, не шли ей во вред. И самое удивительное, что хуже она не становилась даже при отсутствии совсем крохотной детали, предназначенной не только для улучшения конструктивных особенностей, но и для придания изделию определённого шарма и эстетичности. Вот уже, что то около часа, глаза мне мозолит самая обыкновенная коса, которой у меня дома косят обычную, такую же, как и здесь, зелёную траву, и о которой в этих местах мало кто знает, что не способствует ни производительности труда, ни, в конечном итоге, благосостоянию местных фермеров. Но это всё мелочи, по сравнению с тем ребусом, который загадал мне человек оставивший этот инструмент там, где мы с ним были бодры, в меру веселы и не ведали того, что уже относительно не молоды.

Чего он своей странной выходкой хотел мне сказать? Мол ходи и оглядывайся? Или: «Жди, не долго и тебе осталось, скоро и за тобой придут». Вариантов в голове, пока собирал ветки для костра и даже в то время, когда забивал пробегавшего мимо кота-кролика, и вешал на просушку одежду, прокрутилось довольно много. Но ни один из них не давал прямого ответа, на такой же ровный вопрос: «Для чего?» Для чего он это сделал? Я бы ещё понял оставь мне на память живший здесь человек очередную банку, не удивился если бы обнаружил её и с компотом внутри. Но косу то на кой чёрт выставил на всеобщее обозрение? Зачем надо было всё так усложнять? Ну не дождался ты меня и смылся в неизвестном направлении или того хуже, домой переметнулся, так поступи, как мужчина, как простой интеллигент в конце то концов. Оставь записку, так мол и так Владик, уезжаю, прости, не держи зла и не поминай лихом. Я бы всё понял и смело потопал обратно, перестал бы тратить время на твои поиски, и не подвергал бы свою юную жизнь опасностям, вырастающим здесь прямо из под земли. Так нет, надо было железяку с подтекстом оставить. Вот тебе, вспоминай и не кашляй, и думай всё, что заблагорассудится, а самое то главное поступай так, как тебе совесть позволит. Можешь прекратить поиски старого, больного человека, годящегося тебе в отцы, единственного, кто остался у тебя от прошлой жизни, если ты такой гад.

— А сам то ты кто, после этого?! — выкрикнул я в темнеющую пустоту, доведя себя до полного отчаяния.

Ночь провёл среди трёх костров, маясь от жары, но зато забыв об атаках комаров, так и продолжавших процветать на земле обетованной. Проклятущая палка с острой железкой на конце заставила заночевать в огненном кругу. Её магическая сила проникла в меня так основательно, что не смог от неё отделаться даже после сытного ужина. Что то же это послание обозначает, не мог же старик и в самом то деле от нечего делать или из-за вредности, воткнуть её в землю?

Поиски прекращать я не собирался. Степан хотя и старый козёл, но мне его жалко, да и автомобиль, марки «Москвич», в наших с ним взаимоотношениях не при чём. Поэтому на спиралевидную тропу вышел сразу же после завтрака, с огромной осторожностью прокрался в западном направлении, километра на три и начал оттуда наматывать круги, постепенно сужая их радиус. С первых же шагов стало ясно, что родился я в рубашке. В этом районе было столько трясин, всевозможных луж и просто провалов, что окажись в прошлый раз менее удачливым, быть мне погребенным в одной из этих смертоносных ловушек, так и не узнав, куда занесла меня судьба. Участок, если выражаться словами геологов, был очень перспективным и я, возможно, прямо сегодня попытал бы счастье в одной, наиболее заманчивой грязюке, но отсутствие страховки и свежие воспоминания от пережитого, останавливали меня, хотя глаз прямо таки цеплялся за что то стеклянное.

Ближе к полудню сделал отметку пройденного пути, разжился провизией и отправился готовить обед. По дороге наорался столько, что будь кто нибудь рядом давно бы услышал меня. Пообедаю, перекурю, а вдруг за это время и Степан объявится, а нет так отмотаю оставшиеся километры и завтра расширю зону поисков, дня два у меня в запасе имеется, воды ещё достаточно.

Послеобеденный променад принёс мне неожиданную, но очень радостную находку, отобравшую у моего бестолкового хождения примерно часа два. Я обнаружил, не знаю случайно ли или вполне закономерно, целую поляну лесной земляники, своим красным цветом перебившей все другие оттенки и расцветки. Её оказалось так много, что будь в моём распоряжении ведро, его, за это время, наполнил бы полностью. Но, ведра не было, зато был внутренний резервуар, утрамбовавшийся за время хождения больше, чем на половину и вот его то я, и ублажал все два часа без перерыва. Есть всё таки в местных лесах, что есть, было бы воды вдоволь остался бы жить здесь до тех пор, пока не отыскал своего приятеля.

Наступил момент, когда состояние моего желудка стало таковым, что я был не в силах запихать в себя хотя бы ещё одну сочную и неимоверно сладкую ягоду, тем не менее покидать это славное место, сразу после этого, мне не хотелось. Какое то время, стоя на коленях, разглядывал узоры, сотканные ими же на цветастом, земляничном ковре. Сколько то десятков минут потратил на синее, местами с проседью перистых облаков, высокое небо, любуясь им лёжа на спине и положив руки под голову. Пять или семь из них, отдал борьбе с дрёмой, навалившейся внезапно и всепоглощающие, и только после того, как победил её, устало поднялся на ноги, оглядел свои художества, сладко потянулся и сожалея о невозможности ещё немного подкрепиться, пошагал дальше.

Сытость и, как её следствие, полная расслабленность, порой могут сыграть злую шутку с кем угодно, даже с таким осторожным человеком, каким в последнее время стал я. А если к ней добавить лирическое настроение, вызванное общением с прекрасным, то можно считать, что неприятности тебе обеспечены почти наверняка.

Мышечная память, несмотря на всё выше перечисленное, у меня так и продолжала работать без изменений. Ноги самостоятельно, осторожно, двигались в нужном направлении, руки, как и раньше, проверяли дорогу впереди, копьём, на время перехода ставшим шестом и палкой для замера глубины. А вот голова была забита чем угодно: розово-голубыми мечтами о прекрасном будущем, далёком и близком, воспоминаниями о не кстати всплывших, почти из неоткуда, близких подругах, словами из популярных, но ставшими уже забываться, песен, а ей надо было бы думать совсем о другом. И ничто, находящееся на ней, и по долгу своей службы имеющее определённые обязательства перед остальными частями тела, не смогло уловить опасность, надвигавшуюся на меня с быстротой моего перемещения по недружелюбной поверхности. Уши слушали чужие голоса, но не те, что надо, глаза ловили бабочек и любовались растениями, над которыми они летали, ну а нос… А чего с него взять? После такого количества переделок, в которых он оказался за всё то время, что работает со мной, предъявлять претензии к нему было бы великой наглостью, с моей стороны.

Сработали все поздно, почти одновременно и настолько нерешительно, что догадаться об опасности я сумел лишь в то самое мгновение, когда между мной и ей, материализовавшейся во что то лохматое, рычащее и передвигающееся с бешеной скоростью, оставалось метров тридцать или что то возле того. Первыми вышли из охватившего всё тело оцепенения руки, правая согнулась в локте и яростно швырнула вперёд моего лучшего друга, снова ставшего смертоносным оружием. Затем пришли в сознание ноги, они повернули корпус в нужном направлении и мощными толчками понесли его прочь, как можно дальше от опасности. Последней в работу включилась голова, как всегда с опозданием, но, что для неё тоже характерно, с готовым решением и точным маршрутом дальнейшего движения, который тут же был передан по инстанциям.

Мне доподлинно не известно, каким образом организм человека, за такие мизерные промежутки времени, умудряется так мобилизоваться и превращаться из бесформенной желейной массы в металлическую пулю, способную на своём пути пробивать любую преграду. Но о том, что это возможно я знаю определённо и наверняка. Брешь, проделанная мной в, ещё вчера непроходимой, стене из растений, свидетельствует об этом. А шестиметровый прыжок в длину, в конце спринтерского забега, призом в котором была моя собственная жизнь, доказывает наличие безграничных возможностей у любого индивидуума, имеющего такое же, как и у меня, желание его заполучить.

Прыжок гнавшегося за мной охотника был не менее длинным и возможно даже более мощным, но чувство голода не способно подмять под себя чувство самосохранения, ни при каких обстоятельствах. Во время полёта я ещё успел выдернуть торчащую из земли косу, перевернуться на бок, замахнуться ей и со всей, образовавшейся за время моего преследования чудовищем, злостью, нанести ему смертельный удар в бок. Оно же только лязгнуло разок другой зубами, в попытке ублажить свою внутреннюю потребность, а этого несомненно мало, чтобы одержать победу в такой схватке, как эта.

Огромная голова собаки с высунутым из полу раскрытой пасти языком, лежала у меня на коленях. Часть черенка от косы я так и продолжал держать в правой руке, вторая его часть, вкупе с той, что прошила брюхо лохматого на вылет, какое то время ещё дергалась, а затем замерла на траве, окрашенной ярко вишнёвыми струйками крови.

— Вот значит для чего ты мне её оставил, Степан Сергеевич — пытаясь освободится от мёртвого тела, с дрожью в голосе, проговорил я.

Да, не рассчитаться мне со стариком до конца жизни, второй раз достал он меня, можно сказать, с того света, а я всё никак отыскать его не могу.

— Ты хотя бы направление показал, куда укатил. Мне что же, всё так вокруг и прочёсывать? — снимая фляжку с ремня, снова передал я привет своему самому дорогому другу.

Действительно, дядя Стёпа, ну что трудно было стрелку прибить на дерево. Топор у тебя имелся и гвозди я видел в бардачке. Косу же не забыл оставить.

Глоток воды, оказал на меня успокаивающее действие. Рассмотрев во всех подробностях трофей пришёл к выводу, что сожрать меня пыталась обыкновенная собака, невиданных мной ранее размеров. Отчего она стала кидаться на людей? Да, наверное, от жизни такой. Проживи я здесь, столько же, сколько эта псина, возможно тоже стал бы кидаться на всех подряд. Хотя, по большому счёту, тебе чего, мелочи мало было? Ну на хрена я тебе сдался, посмотри сколько живности вокруг бегает? Жрал бы её спокойно, не трогал злых дядек и жил бы себе сейчас припеваючи. Не стоит добра, от добра искать. Сколько было сказано по этому поводу, а вам всё неймётся. Эх ты, волкодав.

Выдернув косу из животного, к которому, после всего пережитого, отчего то проснулось сочувствие, внимательно посмотрел на острое лезвие.

— А в какую сторону оно торчало, когда я впервые с ним повстречался? — спросил я себя, пытаясь выстроить логическую цепочку. — Точно, в сторону гор оно было повёрнуто! Ну и хитёр же ты, Степан Сергеевич!

А чему я удивляюсь, столько лет гнать самогон, можно сказать у всех на виду и не попасться, это же суметь надо.