Подъём в гору с самого начала казался необычно лёгким. Скорее всего я, за увлекательной беседой, не замечал его крутизны и от этого мне сегодня шагалось так, будто топаю по ровной дороге. Разговаривали в основном люди, идущие рядом, а я лишь направлял их рассказ в нужное мне русло, вставляя в повествование пару лаконичных фраз, в свойственной для моего прозвища манере. Более говорливым был Иван и о нём к этой минуте я знал почти всё, что требовалось знать для шапочного знакомства. Разговаривая, этот тридцати шестилетний мужчина, родившийся, как и его приятель, в промзоне, и носивший на огромной голове пышную, рыжую шевелюрой и густую бороду, такого же ржавого цвета, постоянно дёргал своими мохнатыми бровями и это делало его физиономию ещё более выразительной, чем она была на самом деле. Создавалось такое впечатление, что он всё время чему то удивляется, рассказывая мне о своей не лёгкой жизни. Удивительного в ней, конечно, было не мало, но это я могу удивляться допустим тому, как ему удалось сбежать с высокогорной каторги, практически при полном отсутствии там, в свободном доступе, воды, а ему то чего этому удивляться после того, как им уже был совершён такой подвиг. Этот герой был и более подвижным, чем идущий рядом с ним Лёша, его жестикуляции сильными руками, во время пика эмоциональной вспышки, достигали такой скорости, что иногда от них до меня доносился лёгкий ветерок, похожий на тот, что исходит от потолочного вентилятора.

Алексей был более сдержанным, но на взгляд человека из прошлого, не менее разговорчивым. Возможно его худоба не позволяла обращаться со своими конечностями также, как это делал Иван, а может быть он был от рождения такой, не слишком поворотливый или же его профессия, а был он виноделом в третьем поколении, требовала аккуратнее относиться к необдуманным движениям. Как бы там ни было, а рассказывая о своём побеге, он не прибегал к дополнительным средствам, для его раскраски, хотя и эта история была не менее драматичной. Побег, в котором твой напарник, спасая тебя погибает, не может казаться обычным. Наружность этого сорока двухлетнего мужчины была, что называется, обыкновенной. Стандартная голова, тёмно русые волосы, небольшой рост, в отличии от Ивана, примерно метр семьдесят, одно слово: ботаник, каким, наверное, и должен быть человек, колдующий над производством хмельного напитка из янтарных ягод.

Получалось так, что ребята эти не плохо дополняли друг друга, вероятно их дружба, которой всего неполный год, на этом и основывается. Один, тот который виноградарь, резкий и горячий, а второй способен охладить его пыл, если того потребуют обстоятельства. Для их нелегального положения совсем не плохой коктейль.

Каким образом они будут дополнять друг друга и дальше, после того, как с них, наши деньги, снимут «позорное» клеймо беглеца, мне всё равно. Мне важно чтобы эти люди действительно оказались теми специалистами, которые смогут помочь моему товарищу наладить своё производство, а всё остальное коллектив поставит на место.

Очереди к секретарю не наблюдалось, на момент нашего прихода в его кабинетике находился какой то гражданин, но он нас практически не задержал. Ожидание моё и моих подопечных продлилось не более пяти минут.

— Заходите! — нарочито громко сказал я, вталкивая в комнату своих спутников, после того, как оттуда вышел посетитель.

— Куда прёте!? — не менее громко ответил нам хозяин кабинета.

— Здравствуй, не признал? Это я, Молчун, мы с тобой ещё недавно обедали вместе — изобразил я из себя рубаху парня.

— Я много с кем обедаю и теперь что, каждый из них имеет право вламываться ко мне без проса и приводить с собой ещё разную рвань? — поставил меня на место хозяин помещения.

— Так я не вламываюсь, я привёл беглых — не много поубавив гонор, пошёл я на попятную.

— Ну и что? Мне чего теперь, обниматься с ними или тебя благодарить за то, что такой расторопный? — более спокойно спросил меня Писарь и дал понять, что ещё не забыл кто я такой. — И откуда ты их только берёшь?

— Так их много на промзоне болтается. Вот этих мне люди сдали, знакомые. Сказали, что не могут жить спокойно, когда рядом с ними такие изверги обитают. Помочь попросили. Вот я им и помогаю.

— И? — задал служащий горсовета вопрос, слышать который здесь мне ещё не приходилось.

— И, желаю их тоже выкупить. Пускай у меня теперь поработают — закончил я предыдущую мысль.

— Чего, вот так возьмёшь и десять тысяч выложишь за этих недоумков?

— Вот так возьму и выложу. Извольте получить — сказал я, вытянув мешок с местной мелочью, из более крупного его собрата и аккуратно поставил деньги на стол.

— Кого то ты мне напоминаешь? — постукивая пальцами по пустому столу, задумчиво произнёс Писарь.

— Ты бы оформил их по быстрому, а мы потом с тобой бы вспомнили, кого, за обедом. Я для такого случая специально угощение приготовил.

Слово «обед» оказало на работника горсовета благоприятное воздействие и он не стал развивать тему, которая явно не соответствовала действительности.

— Ладно, садись — предложил он мне. — А вы номера свои называйте, потребовал он от беглых каторжников, не на шутку перепуганных таким неласковым приёмом.

Процедура переоформления заняла не больше часа. Ещё столько же Писарь разбирался с деньгами, пересчитывая их два раза в моём присутствии. Затем я вышел на улицу, где собирался дождаться его и где уже довольно долго ждали меня двое мужчин, купленные мной по дешёвке, только что.

— Нам теперь куда? — спросил один из них, стоило только мне показаться на величественных ступенях, ведущих к центральному входу покинутого нами здания.

— Куда? — в нерешительности ответил я ему вопросом. — Можно было бы обратно идти, в дом к Драпу. Но давайте сделаем по другому.

— Как скажешь, так и сделаем — согласились обладатели новеньких, местных паспортов.

— Поступим так, вот вам триста монет, — вытащив из кармана горсть медяков и отсчитав от них три денежки, сказал я. — Берите их и дуйте в «Одиночку». Вечером чтобы выглядели точно так же, как я сейчас.

— А нам этого хватит? — спросил Иван, критически оглядев мой внешний вид.

— Я вчера там был. Мне того, что вы получили, хватило на три комплекта. Так что вам ещё и на простенькие сапоги останется.

Одиночество моё долго не продлилось. Раскрасневшийся, ещё во время общения со мной и теперь уже перешедшими в распоряжение горсовета деньгами, секретарь, появился минут через десять, после ухода моих новых друзей. Мы перекинулись с ним парой ничего незначащих фраз и отправились в том же направлении, куда совсем недавно ушли Иван с Алексеем, чтобы провести несколько десятков минут, сидя друг на против друга за одним столом, в оставившей о себе, ещё в прошлый раз, только одни хорошие воспоминания столовой.

— Чего ты там на счёт угощения говорил? — напомнил Писарь о словах, сказанных мной в его кабинете, после того, как наш стол был заставлен глиняными тарелками разного калибра.

— Сейчас, подожди — вытаскивая стакан из мешка, попросил я его.

Мне не удалось содержимое посуды полностью доставить до получателя, кое что из неё вытекло, но отвязав импровизированную крышку я убедился, что и этого моему знакомому должно будет хватить за глаза.

— Вот, держи — представив на его обозрение простенький глиняный стакан, сказал я.

— Чего это? — шевеля ноздрями словно почуявший неладное конь, спросил меня писарь.

— Ты сначала попробуй, а я потом скажу, чего? — не стал я раньше времени раскрывать своего секрета.

— А почему только я. Ты тоже себе налей — заглянув в стакан и обнаружив в нём светлую жидкость, имеющую непривычный для него запах, предложил мне осторожный секретарь.

— Так некуда?

— Тогда первым пей, а я за тобой — изобразив на лице очаровательную улыбку, сказал опытный сотрудник городской администрации.

— Ну ладно. Пускай будет по твоему. Давай тогда за знакомство, что ли?

Я взял в руки стакан и сделал пару совсем маленьких глотков. Алкоголь — это не моя стихия, напиться я могу лишь в двух случаях: с горя или с радости. Данная ситуация ни под то, ни под другое не подходит.

— Это чего, вино? — спросил меня секретарь, обратив внимание на тост и на то, как я быстро потянулся за ложкой, после выпитого.

— Вино? — переспросил я его, уже жуя кусок хорошо прожаренного мяса. — Да твоё вино, моему чудесному напитку в подмётки не годиться. Попробуй, а потом мы с тобой поговорим о том, что это такое.

Выпить за один раз сто пятьдесят грамм самогона и в моё время не каждому дано было, поэтому и пробующий его впервые человек, не справился с этой дозой с ходу. Хотя, я почти уверен в этом, он пытался это сделать.

— Крепкое. Твою же мать — выругался человек, первый раз в жизни принявший деревенский самогон внутрь и поставив стакан, с остатками огненной воды, на стол, по рабоче-крестьянски занюхал выпитое рукавом рубахи.

— Конечно крепкое. Это же тебе не вино, в виноградная водка. Слыхал про такую?

— Не а — жадно хватая куски мяса со своей тарелки, сказал Писарь, даже не посмотрев в мою сторону.

Пару минут ели молча, но потом моего знакомца растащило на вопросы, причём чем позже он их задавал, тем они меньше были мне понятны.

— Где взял? — это было первое о чём спросил меня, ещё больше раскрасневшийся мужчина.

— Сам делаю — решил я сразу же после дегустации, закрепить за собой все права на напиток.

— А почему я такого, до сегодняшнего дня, не видел нигде? — продолжая закусывать, задал мне вопрос человек, оказавшийся одним из первых, кому посчастливилось попробовать продукт дяди Стёпы, после его очень долгого отсутствия на земле.

— Так только начал его производить. Пока над оборудованием бился, рецептуру подбирал, с дозировкой ингредиентов возился, не один год прошёл — попытался я поднять свой статус в глазах захмелевшего человека.

— Чего? — глядя на меня явно окосевшим взглядом, спросил, наверняка, мало чего понявший из моего рассказа собутыльник.

— Говорю, так просто его хрен сделаешь — перевёл я на более доступный язык всё выше сказанное.

— А. Ну это и дураку понятно. Было бы просто все бы делали. Ты пить то ещё будешь? Или я остатки того, сам оприходую?

— Я дома напробовался, допивай — предложил я человеку, как мне кажется, сильно уважающему хмельное.

— Ну тогда пожелаю тебе, на твоём нелегком пути, чтобы всё у тебя получилось — не остался он в долгу.

— Спасибо — поблагодарил и я тостующего.

У меня сложилось такое впечатление, что наш обед затянулся на много дольше, чем это мог себе позволить работающий на такой ответственной должности человек. Но он, всем своим видом показывал, что ему абсолютно всё равно закончился обеденный перерыв или ещё продолжается. Писарь спокойно сидел за столом и болтал обо всём, что влетало в его захмелевшую голову. Кое что из сказанного меня заинтересовало и я решил воспользоваться представившимся случаем.

— Послушай. Ты, как человек много чего понимающий в вашей городской жизни, смог бы мне объяснить, каким образом может обычный парень из общины, ну вот допустим такой как я, поселиться в верхнем городе? Что мне сделать надо, чтобы получить здесь землю под строительство? — вставил я в затяжную речь Писаря, пару своих вопросов.

— Что значит получить? Она у нас чего, девка гулящая, которую каждый может себе взять бесплатно? Земля не такая — поставил меня на место секретарь. — А чего делать надо? Так с этим просто всё. Стань членом городского совета, проработай в нём три года и поставь вопрос о покупке на рассмотрение своих коллег. Етит их в душу мать!

Сказав последнюю фразу Писарь приставил указательный палец ко рту и посмотрел, не привлёк ли чьего нибудь внимания. А после того, как убедился, что желающих нас разглядывать не нашлось, продолжил.

— Слушай, как там тебя, Молчун. У тебя там ещё не осталось этой, виноградной твоей? — перегнувшись через стол, спросил меня он, раздавив при этом локтем, одну из тарелок.

— Нет больше, — развёл я руками и в ответ задал свой вопрос: — А чего понравилась?

— Во! — показав большой палец, похвалил продукцию Степана, дегустатор.

Его отогнутый к верху палец словно указатель, говорил о том, что я выбрал правильное направление. Какой смысл ещё чем то заниматься, когда всего сто грамм самогона произвели на человека такое неизгладимое впечатление. Думаю, покажи я ему сейчас грабли из нашего с дядей Стёпой загашника или даже зеркало, он им обрадовался бы меньше, нежели этому ароматному напитку.

— В следующий раз больше принесу — заверил я Писаря и снова задал ему вопрос: — Так чего, здесь мне поселиться совсем не реально?

— У тебя деньги ещё есть? — не ответив, спросил меня дошедший почти до полной кондиции человек.

— Есть. А тебе сколько надо? — вытягивая из кармана свой походный кошелёк, спросил я его.

— Двести тысяч. Последний дом тут за столько продавали. А по другому у тебя поселиться рядом со мной, никак не получится.

Двести тысяч! Это же сколько раз мне придётся к москвичу и обратно ходить, чтобы столько заработать? Не один десяток — это точно. И что, после десяти походов по новым землям я вот так возьму и выкину целую кучу денег на какую нибудь потрёпанную хибарку? Да не в жисть! Я лучше эти медяки потрачу на беглых. За двести тысяч целых сорок человек можно сделать счастливыми. Нет уж ребята, обойдусь как нибудь без вашего соседства, не жил никогда рядом с сильными мира сего и начинать не стоит.

Во время ужина, в доме родителей Драпа, за столом сидело на два человека больше, чем это было вчера. Мой приятель решил, что не стоит нашим новым знакомым в такой красивой одежде ночевать в какой нибудь грязной подворотне и предложил им остаться на ночь рядом с нами. Тем более завтра всем нам предстоит выход на местный рынок, за покупками, которых, по его мнению, будет так много, что лучше ими заняться с самого утра. Возможно он прав, да и не мне решать, кого приводить в этот дом, а кого не стоит и близко к нему подпускать.

Грязные улицы промзоны уже во всю гудели, когда наша разросшаяся компания только вышла на одну из них и торопливым шагом последовала в ту сторону, где осуществлялась продажа животных, заменивших собой на местных дорогах, только нам со Степаном хорошо знакомый, автомобиль. По мнению моих друзей, без новых ослов и телег заниматься приобретением чего либо, в нашей ситуации, просто бессмысленно. Большая часть товаров, купить которые предстояло сегодня, по своим габаритам, весу и хрупкости, не может быть транспортирована руками, даже такими натруженными, как наши.

— Надо брать сразу три телеги — ответственно заявил Драп. — Меньшим количеством со всем, что хотим перевезти, не справиться.

— Если надо, значит будем три брать — согласился с ним Степан, чувствовавший сегодня себя именинником и от этого немного заважничавший.

— А вы не хотели бы моим мнением поинтересоваться? Например, спросить, а хватит ли у нас денег на всё, про что вы вчера весь вечер говорили? — спросил я у коллег по будущему бизнесу.

— Зачем интересоваться? Если ты вчера не возражал, значит хватит — продолжая увеличивать обороты, ответил мне Драп.

— Да Владик. Если на что то не хватало, надо было нам вчера об этом говорить, а сегодня чего же зря языком молотить — поддержал его Стёпа.

Я неторопливо обласкал их недобрым взглядом, но говорить чего то не стал. Мне уже давно ясно, что меня здесь держат за обычную банковскую карту, которую, если она опустеет, можно быстро пополнить, не задумываясь о том из какого источника на неё упадут деньги.

В этот раз ослов приобрели достаточно быстро, а тележки для них так и вовсе взяли самые крайние, из длинного ряда представленных. Всё остальное, без чего эта пара не сможет совместно передвигаться, купили ещё быстрее, Иван знал в этом толк и мне оставалось только слушать его, и оплачивать сделанные им покупки. Когда же средства для перевозки грузов были полностью готовы к работе мы разделились. Драп взял одного осла и нашего, ещё никак не проявившего себя, виноградаря, и отправился в южную часть промзоны, туда, где имелась возможность отовариться саженцами для наших будущих плантаций. Для этих целей он ещё вчера получил от меня целую тысячу медяков, на которую они собирались закупить корешки и сделать предоплату по будущим поставкам винного материала. На последней позиции настоял Иван, твёрдо заявивший, что, оплатив будущее вино сегодня, уже завтра мы получим огромную прибыль только от того, что вовремя отдали деньги производителю. Проводив товарищей, наша троица поехала за бочками, которые делали почти тут же, всего в двух кварталах от мастерских, занимающихся производством телег.

— Пока три купим — ещё раз подтвердил своё решение винодел, — остальные будем брать по мере созревания нового урожая. Нам всё равно на одну телегу больше этого не поставить.

— А сколько вы всего предполагаете приобрести бочек? — спросил его дядя Стёпа, обратившись к специалисту на «вы».

— Меньше двадцати брать не стоит. С другим количеством возиться, только баловаться.

— А в литрах это сколько получится? — перешёл Степан на более близкие ему цифры.

— Трудно сказать. Каждая бочка имеет разный объём — продемонстрировал Ваня свои познания в математике.

— Ну хотя бы примерно вы можете это определить? — не отставал от него дядя.

— Думаю три тысячи литров в этом количестве поместится — сделал свой прогноз Иван, чем то отдалённо напоминавший моего родственника.

— Это очень неплохо. Таким объёмом продукта мы сможем обеспечить мой аппарат сразу на несколько месяцев вперёд — сказал Степан тоном главного инженера, какого нибудь крупного предприятия.

— Я чего то не помню, ты вчера говорил мне, сколько стоит одна бочка или это ещё только предстоит нам узнать? — поинтересовался я у винодела.

— Не говорил — спокойно ответил он, — потому что стоят они все по разному. На каждую, мастер отдельную цену назначает.

Три бочки и гора глиняных кувшинов, которые мы положили в них, предварительно завернув хрупкие изделия в ткань, купленную Степаном для нужд своего производства, почти полностью опустошили мои карманы. А нам, кроме этого, предстоит покупать мёд, воск, различную живность, семена, на которые мой дядя давно положил глаз и много ещё такого, без чего переезжать на новое место он не решался.

— На сегодня всё — поставил я в известность спутников о своей финансовой несостоятельности. — Домой поехали. Вы отдыхать, а я в «Одиночку» смотаюсь, за очередной порцией медяков.

— Может мне с тобой сходить, Владик? — спросил меня Степан. — Всё таки ты с такими деньгами обратно возвращаться будешь.

— Не надо, у меня от бандитов противоядие имеется — погладив рукоятку ножа, висевшего на моём поясе, отказался я от его предложения.

Кроме зеркальца, различных мелких запчастей, болтов и гаек, которые дядя Стёпа накидал в свою старую сумку, для сдачи у меня имелась лишь мелочь. Инструменты мы решили оставить себе, в хозяйстве без них никак. С железом тоже не всё так однозначно, его здесь в любой момент оторвут с руками в первой же попавшейся на глаза кузне, да и не хотел бы я гайки с болтами сдавать, вдруг понадобятся, где их потом искать. Зеркала я только день тому назад продавал, стало быть для сдачи у меня остались лишь наши дензнаки, за которые медяков, навряд ли, много отвалят. Скупка, в отличии от Дена, обычно платит половину стоимости товара, а вторую пытается заработать сама.

— У тебя по карманам ничего такого, не завалялось? — спросил я Степана, в надежде на то, что у него найдётся чего нибудь эдакое, чем можно было бы удивить неуступчивых продавцов.

— Мобильник остался, но он старый и не знаю работает ли ещё — спокойно заявил Степан Сергеевич.

— А ну ка, давай его сюда — вспомнив, как нехорошо расстался со своим аппаратом, попросил я дядю.

— Сейчас, принесу. Он у меня в кармане брюк лежит.

Я не знаю каким образом, но аккумулятор старенького телефона сумел зажечь его экран, который я тут же погасил.

— Да он у тебя просто монстр какой то — удивился я такой работоспособности этого давно устаревшего экземпляра.

— А толку то. Здесь же всё равно связи нет — сказал Степан.

— Ничего, для местных и весёлые картинки за радость будут. Они же такого никогда не видели. Мне главное успеть толкнуть его, пока он не разрядится окончательно.

Сложив в карман некоторое количество мелочи, полтинник двадцать четвёртого года, о котором вспомнил, ковыряясь в мешке с нашими деньгами, телефон, свои часы и золотое кольцо с огромным рубином, в качестве последнего аргумента, бодро зашагал в сторону верхнего города, надеясь успеть в оставшееся до темноты время смотаться до «Одиночки», поторговаться там и вернуться обратно.

В пункте приёмки ценностей меня встретили, как старого знакомого, но работать со мной всё равно не стали без начальства. Возможно помня о моих прошлых заходах в эту часть магазина, один из продавцов сразу же пошёл за руководителем.

— Чего приволок? — спросил он меня вместо приветствия, заняв своей габаритной фигурой весь дверной проём.

— Вот — выложил я на прилавок телефон, от которого хотел избавиться в первую очередь.

— А чего это? — взяв бесполезную игрушку в руки, спросил старший продавец.

— Телефон — не стал я делать тайны из этого предмета.

— А для чего он нужен? — задал мне Тролль, на его взгляд, очень простой вопрос.

— Я толком не знаю — решил я не тратить время на объяснение того, о чём сам ничего не должен был бы знать. — Видел такой в одном старом журнале, а для чего он не знаю.

— И, как нам его тогда продавать? — спросил продавец, стоявший ко мне ближе остальных.

— Дай — попросил я Тролля, державшего вещь Степана в руках и у всех на глазах произвел не полную разборку устройства. — Вот, тут крышка снимается, здесь штуки есть такие, их тоже вынуть можно.

Я достал аккумулятор и симку, показал их всем, потом без спешки собрал всё обратно и сказал:

— А теперь смотрите внимательно. Вот на эту пупырышку нажимаешь и всё заработает. Только сразу предупреждаю, как это долго продлится я не знаю.

Обманывать людей, с которыми ещё не раз придётся встречаться, не хотелось, лучше сразу рассказать всё, как есть.

Народ ахнул, при появлении на экране картинки, посмотрел в глаза друг другу и мне, после чего я тут же снова выключил невиданный здесь ранее предмет, и объявил о временном окончании его работы.

— Всё. Если хотите ещё чего то увидеть, покупайте, а за просто так я его снова оживлять не буду. Это вам не зеркало, в которое можно смотреться бесплатно.

— Он ещё чего то, кроме этого, умеет? — спросил меня Тролль, заинтересованно поглядывая на чёрную коробочку.

— Умеет. Возьмёте, покажу — ответил я, не выпуская аппарат из рук.

Старший скупки задумался и пока он думал я выложил на прилавок полтинник, о цене которого хотел бы поговорить с кем нибудь из рядовых сотрудников.

— Тебе чего, разменять? — заметив монету, спросил меня один из них.

— Ага — сказал я, не очень понимая, что значит разменять.

Парень взял в руки серебряные пятьдесят копеек, со всех сторон рассмотрел их, а потом небрежно кинул, жутко старую вещь себе в ящик. Мне же выдал ровно двадцать местных сторублёвиков, чем заставил задуматься о произошедшем. Выходит так, что я сейчас отдал монету достоинством аж в две тысячи медяков и мне за неё просто напросто отдали двадцать более мелких дензнаков?

— Давай так — не позволил мне до конца разобраться с обменом Тролль, — я возьму у тебя этот твой, как ты говоришь, телефон. Дам за него ровно тысячу, без торга. Хочешь бери медяки, а не нравится цена, забирай свою хреновину обратно и не таскай её больше к нам.

— Идёт — сразу же согласился я, понимая, что вскоре эта вещь и даром никому не нужна будет.

Возиться с мелочью не стал, хватит и этого. Время поджимает и скоро начнёт основательно темнеть, а болтаться по городу ночью, не зная, как в свете последних событий на поздних прохожих реагируют жители и городские власти не хочется, не хватало ещё чтобы меня приняли за вора или того хуже, душегуба какого нибудь.

По пути домой было о чём подумать, оказывается я толком ещё не разбираюсь в созданной здесь платёжной системе, а уже пытаюсь участвовать в открытии подпольного цеха по производству самогона. Не выльется ли мне такая поспешность боком? Нагоним мы его и куда дальше наш замечательный продукт девать? Самим продавать или просить местных торговцев наливать его любителям выпить, из под полы? Мне даже неизвестно нужна ли здесь лицензия на работу со спиртосодержащими жидкостями или можно обойтись без неё?

— Влад!? — услышал я громкий вопрос, мгновенно прервавший мои размышления.

— Да — ответил я, поворачиваясь назад, в ту сторону, откуда говорили.

— Здравствуй — поздоровалась со мной женщина, стоящая шагах в десяти от меня, разглядеть которую толком, из-за опустившихся на нижний город сумерек, не получалось.

— Здравствуй — растягивая слово ответил я, так и не понимая с кем разговариваю и лишь после того, как догадался, кто передо мной стоит, назвал имя женщины: — Клеопатра.

— А я смотрю ты это, или не ты, в темноте сразу не разобрала — объяснила бывшая жительница дальней общины, своё запоздалое обращение ко мне.

— Я — подтвердил я неоспоримый факт моего присутствия на этой улице и спросил: — А ты чего здесь делаешь?

— Живём мы тут, у знакомой. Временно — тихо ответила женщина.

— Почему только временно? Ты же вроде бы собиралась в город на долго перебираться.

— Собиралась, да вчера передумала. Не прокормить мне здесь свою ораву, домой пойдём, к отцу с матерью, там точно все живы будут.

— Про Софию ничего не узнала? — выслушав женщину, задал я ей вопрос, который так и продолжает меня до сих пор мучить.

— Нет. Никто не видел её и ничего не слышал о ней. Говорят, что люди здесь сами по себе не пропадают и всё. Но к властям обращаться не советуют, мол всё равно никто искать её не будет.

— Так они значит думают, что с ней чего то по дороге назад случилось?

— Ничего никто не думает и не о чём думать не хочет. Зачем им это? Это же наша печаль. Да я и сама устала, об этом голову теребить. Мне сейчас о другом думать надо.

— Когда из города собираешься уходить? — быстро перевёл я тему разговора, что бы не расстраивать женщину больше, чем она сама себя расстроила.

— Как только денег на дорогу заработаю, так сразу и уйдём — ответила Клеопатра и замолчала, но почти сразу, не дав мне и рта открыть продолжила: — Не скоро это будет. До холодов, наверное, не успеем.

Я не раздумывая достал из кармана кожаный кошелёк, с завязками и стал развязывать его, одновременно с этим мелкими шагами приближаясь к женщине. Когда расстояние между мной и её сгорбленной фигурой сократилось до минимума, отсыпал в ладонь медяков столько, сколько в неё влезло и сказал:

— Завтра уходите. Этого вам хватит и на дорогу, и на то, чтобы дома обустроиться.

Утренние подсчёты наличности показали, что у нашей общины в настоящее время имеется всего тысяча двести медных монет, о чём я незамедлительно проинформировал своих товарищей, по всему видно, сильно расстроив их таким положением дел.

— А чего, за телефон так мало дали? — спросил меня понизив голос Степан после того, как рядом с нами никого не оказалось.

— Совсем его брать не хотели. Ели уговорил принять за сто медяков — соврал я ему понимая, что ложь эта была во благо.

— И чего делать тогда будем? — задал мне дядя один из двух вечных вопросов. — Нам этого на всё, что решили сегодня купить, точно не хватит, если судить по вчерашним ценам.

Я конечно мог бы ещё раз сбегать в скупку, чтобы не расстраивать его, а заодно и всех остальных членов, нашего сообщества, но делать этого не стану. Пора обходиться тем, что осталось на счету. Ещё даже намёка нет на то, что мы сможем в ближайшее время чего то заработать на самогоне, а народ уже требует такого количества местной валюты, которого простому смертному и за год не заработать.

— Берём всё самое необходимое и сегодня же уходим отсюда. Хватит расслабляться, пора бы и настоящим делом заняться — ответил я ему фразой, которая в последнее время постоянно крутится у меня в голове.

За самое необходимое сочли мёд, воск, семена и кое что из продуктов, их взяли совсем немного и в основном то, что можно приобрести лишь в этом месте. Остальное заберём у Дена, чего то сами наловим, про одежду так и вовсе никто не заикнулся, с ней у нас пока полный порядок. Вот, когда начнёт холодать, тогда и задумаюсь над вопросом: «Чего будем одевать сверху?» Но сначала посмотрю, что тут у них за холод считают и только после этого определюсь, есть ли смысл утепляться. Сейчас главное добраться до места, разобраться со всем, что досталось в наследство от предыдущих хозяев и прижиться на нём, а с остальным будем решать по мере его поступления.

Плотно пообедав в доме родителей Драпа и не обременяя себя долгим прощанием с ними, мы почти сразу же, как только встали из-за стола, вышли на дорогу, вытянув на неё всех ослов и запряжённые в них, плотно загруженные, телеги. Такие наши действия вызвали переполох среди многочисленных соседей, тут же изъявивших желание срочно выяснить, кто это и главное куда, переезжает. Их удивлённые взгляды скользили по нам и нашему имуществу, а недоуменные возгласы говорили лишь о том, что никто из присутствующих на этом стихийном митинге не может понять, куда это можно срываться с такого тёплого и годами насиженного места. Родители Драпа с нами ехать категорически отказались, приняв на себя роль провожающих и сейчас они, вместе с остальными, за компанию, глазели на нас. О их ближайшем будущем, любящий сын, всё же позаботился, как только мы вернулись из поездки по торговым рядам он забрал у меня остатки медных монет и вручил их всплакнувшей матери. Получилось что то около сотни, такой суммы старикам, при их бережливости, должно на пару месяцев хватить, а там, все мы на это очень надеемся, у него появиться возможность ещё чего то подкинуть престарелым родственникам.

Ослы по пыльной дороге практически всё время бежали, подгоняемые умелыми действиями Ивана и Алексея, торопившимися побыстрее попасть на новое место жительства. Давно у них не было своего дома, вот и торопятся люди, всего пару дней назад ощутившие, что такое действительно полная свобода, вновь обрести его. Да и дядя Стёпа не отставал от этих бывших бродяг, ему тоже порядком надоело жить в автомобиле и слоняться по съёмным квартирам. Он, как и местные, годами не имевшие возможности спать спокойно, также хочет наконец то оказаться дома, каким бы чужим он на первый взгляд не показался. А вот я особо никуда не тороплюсь. Слова Клеопатры, про проклятое место у меня так и не вылетают из головы. И даже если считать, что это обычная болтовня, и предрассудки, мне всё равно предельно ясно, ждать в ближайшее время лёгкой жизни не стоит, неоткуда ей свалиться на мою, так и не подстриженную голову.

Дорога заняла необычно много времени, к месту, откуда можно было разглядеть наш новый дом, добрались лишь к полудню следующего дня. Первым вышел на обзорную площадку, опередив более молодых членов образовавшейся несколько дней назад общины, раскрасневшийся во время подъёма, Степан.

— Красота то какая! — донеслось до нас его восхищение увиденным.

— И чего он там такого узрел? — спросил меня Драп, тащивший за верёвку, нашего самого упрямого осла.

— Может и ничего такого. Просто радуется человек, что наконец то добрался до места, которое сможет назвать своим домом — ответил я ему, подгоняя доверенное мне, более покладистое животное.

Возможно я ещё что нибудь сказал другу по этому поводу, если бы мог ему доверить свою тайну и если бы был полностью уверен в том, что он поймёт меня. Но уверенности такой у меня нет, а говорить про своё прошлое и тем более про внезапное перемещение во времени, посчитал преждевременным, поэтому и не сказал ему больше ничего. А вот у Степана, которого вскоре все мы нагнали на вершине горы, спросил и то так, чтобы нас никто не услышал:

— Ну чего старик, доволен увиденным?

— Устал я Владик, хочется осесть уже на одном месте и никуда с него не уходить. Надоело бегать по местным лесам и ходить по пригородам, совсем на них не похожим — ответил он мне и заметив на моём лице улыбку добавил: — Вот, даст бог, доживёшь до моих лет, тогда поймёшь о чём я говорю. А сейчас можешь улыбаться, сколько тебе угодно.

Местные мужики, пока мы с дядей Стёпой топтались возле телег с грузом и размышляли над тем, с чего бы начать, по быстрому осмотрели дома, разобрались с загоном, проверили курятник, по хозяйски взглянули на грядки, и вынесли свой вердикт устами Ивана:

— Хорошее место. Всё сделано по умному, переделывать ничего не придётся и испортится ничего не успело. Можем прямо с завтрашнего дня начинать грядки под семена готовить, лозу высаживать и погреб для бочек копать.

— А погреб, это обязательно? — внимательно выслушав винодела, спросил я.

— Тут имеется свой, но у него вход очень узкий — начал объяснять мне Иван, — ёмкости нашего размера туда не пролезут. Можно, конечно, попытаться его расширить и углубить, но тогда там не останется места для овощей. Я же так понимаю, Стёпа хочет их много выращивать?

— Да, у меня большие планы по огурцам и картошке — подтвердил свои намерения Степан. — И морковку с помидорами я тоже думаю здесь в промышленных масштабах выращивать.

Мы дружно посмотрели на моего дядю. Часть его фразы, та в которой говорилось про «промышленные масштабы», понравилась всем, естественно каждому по своему.

— Ну что же, копать так копать, завтра этим и займёмся — согласился я, тяжело при этом вздохнув. — А сейчас выбирайте, где, кто жить хочет и к разгрузке приступим.

Степан, я и мой верный друг с оригинальным именем, Драп, стоявший рядом с нами, вошли в тот дом, который был расположен между двух других, на расстоянии примерно метров в двадцать от каждого из них. Открыв ставни, запиравшиеся изнутри, запустили в небольших размеров помещение с печкой, свежий воздух, свет и не спеша принялись изучать его техническое состоянии. Больших изъянов никто из нас не обнаружил, хотя у нас с дядей претензий хватало, а вот у Драпа наоборот, с языка слетали лишь одни лестные высказывания по поводу лиц построивших такой «замечательный», каменный дом, в котором летом прохладно, а зимой, как сказал мой местный товарищ, наверняка тепло. Уже через пять минут, не придирчивого осмотра, нами было принято коллективное решение поселиться в этом маленьком, по моим представлениям, домике. Два других на много меньше этого и жить в одном из них втроём, будет ещё хуже, да и сколько длится здесь, та зима, когда ночевать придётся в помещении, перекантуемся, как нибудь в этой сараюшке, а потом опять на свежий воздух.

Иван с Алексеем также определились с местом дальнейшего проживания. Они заняли крайний, стоящий ближе к грядкам и к пологому склону одной из возвышенностей, дом. Выбор мне их понятен, люди хотят жить рядом с работой, по которой соскучились за столько лет вынужденного перерыва.

Покидав в новое жильё мешки с личным имуществом, дружно приступили к разгрузке телег. Ваня и Лёша занялись саженцами винограда, а мы со Степаном начали освобождать от глиняных сосудов бочки, перетаскивая емкости различного размера, которые потом будут заполнены продуктом из далёкого прошлого, в пока никем не занятый дом. Драп, по состоянию здоровья, не может ещё вместе с нами заниматься поднятием тяжестей, но без дела и он не остался. Предупредив, что сегодня его очередь заботиться об ужине, наш раненый товарищ пошёл в ближайшие заросли разыскивать что нибудь подходящее для него.

Когда пустота деревянной тары ни у кого больше не вызывала сомнений, настала очередь снимать с телег и эти огромные, как нам со Степаном Сергеевичем сразу показалось, разнокалиберные бочки. Для их разгрузки пришлось задействовать почти весь списочный состав нашей маленькой общины, так как вдвоём скатить такие громадины, без ущерба для них, у нас бы навряд ли получилось. Успешно осуществив и эту, совсем не простую, операцию, мы с дядей Стёпой остались здесь же и приступили к выгрузке ящиков с мёдом и воском, а наши новые друзья продолжили перетаскивать саженцы будущих виноградников, количество которых для меня так и осталось тайной, ближе к тому месту, где они вскоре будут расти. Через какое то время, покончив и с пчелиной продукцией, я заставил своего старшего товарища воспользоваться краткосрочным перерывом, так как его внешний вид вызывал у меня беспокойство. Сам же от отдыха отказался и взялся за освобождение телеги перевозившей инструменты, стеклянную тару и предметы особого назначения, которые бережно переносил в дом, в тот, где на земляном полу в ряд выстроились поделки местных мастеров. После этого несложного занятия перетаскивал в погреб продуктовые запасы, а ещё позже, так и продолжавший сидеть на пороге нашего дома Степан, предложил мне поискать, у подножия одной из возвышенностей, плоские камни определённого размера, для нужд его агрегата. Сам же специалист по самогоноварению, приступил к более ответственному делу, сборке своего секретного механизма, запускать который в работу нам предстоит лишь через несколько недель.

Уже по окончании сытного ужина, сидя у затухающего костра, когда желающих смотреть на его слабое пламя, кроме нас со Степаном, больше не нашлось, человек, ставший мне здесь родственником, как бы между делом произнёс фразу, которая заставила нас замолчать и задуматься.

— Вот Владик мы с тобой и добрались до дома — сказал он тихо, глядя на разлетающиеся от потрескивающих углей искры. — Теперь у нас есть и крыша над головой, и прописка местная, и даже соседи появились. Только почему то всё равно, не радостно мне от этого.

Сочувственно глядя на дядю Стёпу попытался было открыть рот, чтобы сказать ему, что не всё так плохо, что впереди нас ждёт лишь одно хорошее, а плохое уже позади, но заметив, как откровенно блестят глаза старика, как суетливо забегали по карманам его руки, передумал это делать. Стоит ли обманывать его и себя, в придачу? Не будет нам здесь ни легко, ни просто, как бы не хотелось в это верить. Столько ещё предстоит сделать и пережить, для того, чтобы стоящий позади нас дом, стал действительно домом, а родная земля, в которой сейчас без труда можно отыскать примесь какой нибудь испанской или французской, снова стала относится к нам по отечески.