По возвращении в Москву я с ужасом обнаружила, что мой магазин сгорел полностью. Осталось одно пепелище, а это означало, что у меня больше не было собственного бизнеса. В одночасье я лишилась всего, что имела. Я смотрела на пепелище своих надежд и желаний, смахивала слезы и боялась только одного – чтобы на нервной почве у меня не произошло выкидыша.

Все последующие месяцы были ужасно тяжелыми. Иногда я впадала в депрессию, а иногда могла часами находиться в ступоре.

– Так живут сотни московских семей, – постоянно говорил Артур, делая при этом мне комплимент по поводу того, что я потрясающе выгляжу в домашнем халате.

Я смотрела на него ничего не выражающими глазами и думала о том, что я устала повторять ему, что я не хочу жить так, как живут сотни московских семей. Иногда Артур упрекал меня в том, что я прогорела из-за своей жадности и из-за того, что вкладывала все средства в развитие бизнеса, поэтому мы даже не успели купить новую квартиру. Я пыталась ему объяснить, что жадность не имеет к тому, что произошло, никакого отношения, потому что существуют форс-мажорные обстоятельства, и именно под них я попала. Но его было не переубедить, и он постоянно попрекал меня тем, что я ничего не понимаю в бизнесе и что теперь вся моя самостоятельность наконец-то закончилась. А еще он говорил, что в глубине души рад, что я смогла стать тихой, домашней и покорной женщиной.

Мой день начинался с того, что я кормила супруга завтраком, на который должна была обязательно сварить манную кашу. Затем провожала его на работу, шла к врачу – для того, чтобы проверить, как протекает моя беременность, заезжала на рынок, покупала продукты и ехала домой для того, чтобы приготовить ужин и встретить супруга. Когда он задерживался до ночи – то ли парился в бане, то ли ездил на какие-то стрелки, – я сидела в полутемной комнате, слушала, как на кухне урчит холодильник, как тикают висящие на стене часы, и думала о том, что когда-нибудь у меня появятся силы для того, чтобы начать все сначала. В конце концов, у меня еще есть дорогая машина, несколько шуб, и если их продать, то можно организовать какое-нибудь небольшое дело. А еще я думала о том, что уже успела забыть, когда последний раз пользовалась косметикой или укладывала волосы. Я поймала себя на мысли, что мне совсем не хочется этого делать. Просто нет стимула. А что касается мужа… Перед ним мне и не хотелось выглядеть хоть немного лучше, потому что, чем хуже я выглядела, тем больше ему нравилась, и он постоянно говорил, что любит меня любой. Самое главное, чтобы на меня посторонние мужики не заглядывались.

Когда он приезжал после работы, я ставила перед ним на стол ужин, но он часто отказывался от еды и говорил, что поел с ребятами в кафе. Иногда от него пахло женскими духами, а на его свитере были видны чужие женские волосы. Когда я говорила ему о том, что хочу продать свою машину для того, чтобы после родов организовать собственное дело, он стучал кулаком по столу и кричал, что я ни на что не гожусь.

А затем он рассказывал мне, как у него прошел день. Как Дантист опять выбил кому-то зубы, как Фаныч встретил кореша, с которым сидел в одной хате, как Череп устроил в кафе дебош и гонял всю ночь официанток. После чего мы ложились спать. Артур засыпал сразу, как только голова его касалась подушки, а я лежала полночи и глотала собственные слезы.

В положенный срок я родила девочку, как две капли воды похожую на меня. Для того чтобы обеспечить ребенка всеми необходимыми детскими вещами, мне пришлось дать объявление в газету и продать за полцены одну из своих шуб.

– Не понимаю, зачем нужно было продавать шубу за такие смешные деньги? – пожимая плечами, возмущался Артур.

– Ребенку нужно самое лучшее детское питание. – Я постаралась как можно спокойнее объяснить своему мужу элементарные, на мой взгляд, вещи.

– Но я же принес целый ящик детского питания.

– Ты меня совершенно не слышишь.

– У меня со слухом полный порядок.

– Я же сказала тебе, что ребенку нужно самое лучшее детское питание.

– А я принес не самое лучшее? По-твоему, так?

– Ты принес самое дешевое детское питание с оптового рынка.

– Можно подумать, в твоих дорогих магазинах оно не с оптового рынка!

– У моего ребенка будет всегда все самое лучшее! – громко крикнула я и принялась качать коляску.

– Не надо баловать ребенка. Мы будем растить его по нашим возможностям.

Посмотрев на мужа глазами, полными слез, я с трудом сдержала себя от того, чтобы не наговорить ему гадостей, и злобно спросила:

– А какие ты имеешь возможности?

– Дорогая моя, ты находишься на моем полном обеспечении, поэтому радуйся тому, что я могу тебе дать. Твоя прошлая жизнь закончилась, и все твои барские замашки должны навсегда остаться в прошлом. Что ты сама-то умеешь? Ты неудачница! Ты все потеряла! Ты сама никто и зовут тебя никак! Вари борщ, сиди с ребенком и жди мужа с работы. Ребенок будет иметь то, что я смогу ему дать. А твой удел радоваться и довольствоваться моими возможностями.

Как только муж уехал на работу, я попыталась переосмыслить всю свою жизнь, и мне даже показалось, что я еще раз услышала это жуткое слово – «неудачница», произнесенное моим мужем и до сих пор звучащее у меня в ушах. Я понимала, что моя прошлая любовь с каждым днем умирает, а на ее восстановление нет ни сил, ни желания.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале и увидела заплаканную, неухоженную, бледную женщину, которая уже давно потеряла желание жить и не смогла справиться с той трагедией, которая на нее навалилась. Не выдержав, я издала пронзительный крик и изо всей силы ударила кулаком по зеркалу, на котором сразу же появилась трещина.

– Да гори оно все синим пламенем!

В этот же день я позвонила своей маме для того, чтобы она помогла мне нянчить дочь. Мама с радостью согласилась и благословила меня на мои трудовые подвиги.

– Доченька, ты только посмотри, во что этот проходимец тебя превратил! Вместо того чтобы тебя поддержать, он просто уничтожает тебя морально. Возьми себя в руки. Я родила тебя для успеха!

– Для чего?

– Для успеха!

– Мама, да какой, к черту, успех?!

– Ты посмотри на себя. Твоя депрессия затянулась. Старый халат, некрашеные волосы, ненормальная бледность, а в глазах страх одиночества. Разве я рожала тебя для этого?!

В этот же день я покрасила волосы, избавилась от старого халата и решила совершить задуманное – села писать книгу. Артур поднял мое новое занятие на смех, чем окончательно вывел меня из себя, потому что требовал пристального к себе внимания. Но я уже не могла ему его дать в том объеме, как раньше.

– Люба, зачем ты пишешь? Тебя же все равно никогда не издадут. Ты на фиг никому не нужна. Кроме меня, конечно.

– Я пишу для себя.

– Тебе больше заняться нечем?

– Ты же сам знаешь, что нечем.

– Займись ребенком.

– Я уделяю ребенку достаточно внимания.

– Нормальные жены сейчас консервируют помидоры и огурцы. У нас все ребята в совхоз ездили. Сейчас самая пора. Все банки катают. Давай я тебе тоже привезу. Деньги сэкономим. Что в магазинах-то покупать? Насолим на зиму всего побольше.

Оторвавшись от пишущей машинки, я запустила в мужа какой-то книжкой и закричала:

– Да отвали ты со своим консервированием! Иди, ищи себе нормальную жену! Ты что, не видишь, что ли, что я книгу пишу?! Мне кажется, я начинаю выходить из депрессии, а ты мне мешаешь! Мне становится лучше!

– Надо же. Она занялась ерундой, и от этой ерунды ей становится лучше, – ухмыльнулся муж. – У тебя детство в одном месте, что ли, заиграло? Ты бы лучше герань на кухне полила. Она засохла.

– Я ненавижу герань!

– А я ненавижу твою писанину.

Я не знаю, сколько времени я просидела за пишущей машинкой, но то, что я потеряла ему счет, это точно. Пролежав один в спальне несколько часов подряд, Артур не выдержал, вышел из комнаты и встал у меня за спиной:

– Послушай, а ты что, у нас такая умная, да?!

– Умная!

– А тебе случайно череп на мозги не давит?

– Давит! Еще как давит!

Не обращая внимания на Артура, я продолжала писать, и процесс создания книги настолько меня увлек, что помимо реальной жизни у меня появилась вторая – книжная жизнь, в которой мне становилось все интереснее и интереснее. В этой второй жизни я не потеряла свой бизнес и жила так, как могла себе позволить. В новой жизни у меня были мужчины, которые меня сильно любили и были готовы бросить к моим ногам целый мир. Я уже не принадлежала сама себе. Я принадлежала своему роману.

Я безумно любила своих героев, но иногда жутко их ненавидела и всегда могла высказать свои самые сокровенные мысли, которые выражала устами своих героев. Я раскрывала свой потенциал и выкладывалась так яростно, что, как только книга закончилась, я ощутила жуткое опустошение. Мне показалось, что я родила второго ребенка, которого рожала в страшных муках и страданиях и который требует к себе внимания ничуть не меньше, чем первый.

А в один судьбоносный день небеса сжалились надо мной и охраняющие меня ангелочки сыграли торжественную музыку. В одном из издательств мне предложили контракт, а значит, моя книга увидит свет. Я шла по улице опьяненная и счастливая. Я понимала: чтобы моя книга под названием «Как на духу» получила признание, нужно пройти долгий путь, потому что успех книги определяется количеством проданных экземпляров и местом в списке бестселлеров, в который стремятся попасть сотни писателей.

Подсознательно я понимала, что книга мне удалась. В ней был особый стиль, который был присущ только мне. Теперь же мне хотелось, чтобы эта книга понравилась читателям. Сегодня наяву воплотились мои грезы, а это значит, что у меня начнется новая жизнь. Но для того чтобы моя новая жизнь продолжалась, мне нужно садиться за стол, к пишущей машинке, и выпускать на бумажные страницы все свои эмоции и истории, которые копились во мне долгие годы. А для этого я должна оградить себя от всего, что мешает моему творчеству, а это значит, что я должна оградить себя от своего мужа, от его постоянных реплик и усмешек по поводу того, чем я занимаюсь.

Приехав домой, я стала судорожно собирать вещи Артура и, когда он вечером переступил через порог, моментально подвезла к нему его чемодан на колесах и многочисленные пакеты.

– Так живут сотни московских семей, – попытался меня образумить разгневанный муж.

– Я не хочу жить так, как живут сотни московских семей! – крикнула ему я и прямо сверху на вещи кинула целый пакет патронов. – Я же по-человечески просила тебя не носить домой эту дрянь!

– Я хотел завтра отдать их Фанычу.

– Отдай их прямо сейчас своему Фанычу и забудь сюда дорогу.

– Ты без меня пропадешь! Ты не сможешь без меня! На что ты будешь жить?! Ведь ты не будешь получать за свою писанину нормальных денег!

– Я продам машину, буду распродавать шубы, но я смогу без тебя. Черт побери, я смогу без тебя!!! У тебя целый блокнот телефонов различных Мань, Тань, Свет! Иди, живи с ними. И забери, пожалуйста, отсюда свою герань! Я не хочу, чтобы в квартире был даже ее запах!

Мы разъехались со скандалом, и в тот же вечер мой муж поселился у одной из его женщин из списка в блокноте. А я зажила новой жизнью, где не пахло геранью, потому что я отдала все горшки с геранью соседям, где не было Фанычей, Винтов, Черепов и случайно найденной гранаты, завалявшейся где-нибудь в кухонном столе или даже в кастрюле.

А потом последовало страшное нападение в лифте… Я чудом осталась жива, а когда немного пришла в себя, узнала страшную вещь: это сделал Артур. Вернее, не сам – он меня заказал. Заплатил деньги и сделал это чужими руками.

После того как я вышла из больницы, я понимала, что я еще жива, но что меня уже практически не стало. Я просто сломалась. Окончательно сломалась… Я сломалась от жалости своих знакомых, от постоянного страха за свою жизнь, от того, что наступил такой миг, когда мое сердце просто устало биться и уже ничего больше не хочет. Я не могла понять, как мне научиться жить с тем, что произошло, и как принять это. Как какое-то случайное недоразумение судьбы? Я смотрела на себя в зеркало и пыталась понять, почему мне пришлось пережить столько горя. Я не могла это объяснить и часто задавала себе один и тот же вопрос: за что мне все это? За что?

Последний раз посмотрев на свое отражение в зеркале, я сунула в рот транквилизаторы, запила их виски и вышла на улицу…