Оставшись в кабинете одна, я сделала несколько кругов по небольшой комнате и, не удержавшись, вышла, осторожно заглянув в зал. Стас сидел спиной ко мне, все были поглощены разговором. На кухне я подошла к пожилому повару, которого все ласково называли Палычем, и спросила, где запасной выход. Палыч удивленно пожал плечами и показал мне вход, через который носят продукты.

– Вы ж прекрасно понимаете, что мясо с консервами через центральный вход заносить не положено, – деловито объяснил он.

– Да, конечно, – кивнула я.

Рядом с открытой дверью, ведущей на улицу, сидела девушка в замусоленном фартуке и чистила картошку.

Она бегло оглядела меня с ног до головы и остановила свой взгляд на моих двенадцатисантиметровых шпильках.

– Вот это каблуки… Не тяжело на таких ходить?

– Нет. Я уже привыкла.

– А я бы не смогла. Я привыкла без каблуков. А на кухне в тапочках.

– А вы тут давно сидите?

Массивная кастрюля с очищенным картофелем говорила о том, что процесс начался довольно давно и уже подходит к завершению.

– Где-то с час.

– Вы хотите сказать, что уже целый час сидите у этого выхода?

– Это не так уж и много. Когда большой банкет, я чищу около двух часов. У меня руки привыкшие… Это поначалу было тяжело, а сейчас уже ничего особенного. Ко всему привыкаешь.

– А через эту дверь кто-нибудь посторонний выходил?

– Какой посторонний?

– Ну, например, незнакомый мужчина.

– Незнакомый мужчина?!

– Ну да. – Я огляделась по сторонам и продолжила: – Такой тучный мужчина с лысиной… В сером костюме. С черным пакетом.

– Не знаю. Я никого не видела.

– Может быть, вы отлучались?

– Отлучалась по нужде, – заметно насторожилась девушка.

– А надолго?

– Что – надолго?

– Надолго вы отлучались по нужде?

– Вы хотите узнать, по какому я ходила в туалет? По большому или по маленькому?

– Ну что-то вроде того. – Я теряла терпение. – Сколько времени вы отсутствовали?

– Ну, минут пять отсутствовала. Я еще во дворе курила… Не было тут никакого мужчины. К нам на кухню вообще никто посторонний не заходит.

– Это точно, – поддержал девушку подошедший Палыч. – На кухне посторонних не бывает. Не положено. Все гости ресторана пользуются центральным входом.

– Я в этом не сомневаюсь, – снова кивнула я. – Около получаса назад этим выходом мог воспользоваться один человек, я бы хотела знать точное время, когда он ушел.

– Лично я не видела, чтобы здесь кто-то выходил, – категорично заявила девушка.

– Я тоже не видел, – сказал Палыч, подошел к огромной плите и принялся стучать крышками.

– Что ж, на нет и суда нет, – беспомощно развела я руками и направилась в сторону подсобных помещений.

– У нас посторонним вход воспрещен! – донеслись мне в след слова Палыча.

– А Стас – посторонний?!

– Стас? Нет!

– Но так и я тоже!

Я не сомневалась, что как только я скроюсь, Палыч, человек старой закалки и твердых совковых убеждений, скажет в мой адрес какую-нибудь брань, что-то типа того, что любовница – та же самая шлюха, и гордиться, мол, тут по большому счету нечем. Мол, такое звание скрывать надобно, а не выставлять напоказ.

Не могу сказать, что именно руководило мною, но я принялась старательно заглядывать во все двери, дергать за ручки те, которые были заперты. Подойдя к морозильной камере, я уловила какие-то звуки и прислонила ухо к холодной двери. Мне послышались глухие стоны, а возможно, это была галлюцинация, результат переживаний, выпавших на мою долю в этот день. Дверь была заперта. Я огляделась и увидела на противоположной стене небольшой железный ящик. Открыв его, я обнаружила объемистый ключ и почему-то была уверена, что это ключ от морозильной камеры. Открыв дверь, я попала в холодную темноту и стала водить рукой по стене, чтобы найти выключатель. Приглушенные стоны стали более отчетливыми.

– Кто здесь? – Я почувствовала, как сильно забилось мое сердце. – Кто здесь? – повторила я свой вопрос, но так и не дождалась ответа. Я начинала немного видеть в темноте.

– О-о-о…

Я поняла, что в помещении кто-то есть.

– Дима, ты здесь?!

– О-о-о…

– Дима, ну скажи, это ты?

Наконец я обнаружила выключатель и включила тусклый, мерцающий свет. Прямо напротив меня висели две мясных туши… На железных крюках… Рядом с замороженными тушами висел окровавленный Дмитрий… Он висел на таком же железном крюке.

Я закричала, но тут же зажала рот моментально вспотевшими ладонями. У меня перехватило дыхание. Я послала проклятье в адрес своей глупой судьбы и глупой провинциальной доверчивости, из-за которой я, собственно, и оказалась здесь. Первым моим побуждением было бросить все к чертовой матери, бежать прочь, в кабинет Стаса… Варить кофе, смотреть ему в глаза и делать вид, что ничего не случилось – я ничего не видела, ничего не слышала и вообще никогда не сую нос в чужие дела… Но я мгновенно поняла, что не смогу притворяться и даже находиться рядом с убийцей. Стас убийца, даже если он убивал не сам.

Дмитрий снова застонал. Если он жив, значит, Стас не убийца. Пока не убийца, но скоро им будет. У Дмитрия нет никаких шансов выжить. Слишком много крови… Слишком ледяной воздух… А эти глаза… Эти залитые кровью глаза…

– Дим, ты живой? – спросила я с дрожью в голосе и шагнула вперед. – Я задала глупый вопрос. Если ты стонешь, значит, живой. Значит, ты что-то чувствуешь…

– О-о-о… Су-ка…

– Да, я сука, – прохрипела я, задыхаясь от страха и холодного воздуха. – Сука, потому что поверила в честное мужское слово человека, которому нельзя было верить.

Я не могла помочь Дмитрию, не могла снять его, это было мне не по силам. Я была в отчаянии от своей беспомощности.

– Лера, зачем ты сюда пришла?

В дверях стоял Стас. Его лицо осунулось, словно у мертвого.

– Я спрашиваю тебя, какого хрена ты сюда пришла?!

– Я тут случайно… Зашла, смотрю, Дмитрий висит…

– Не надо заходить случайно туда, где черным по белому написано: «Посторонним вход воспрещен». Читать не умеешь?

– Умею… – нерешительно ответила я и вздрогнула, услышав стон Дмитрия.

– О-о-о…

– Стас, он живой. Ты же слышишь, он стонет. Мы можем его снять. Мы еще можем спасти ему жизнь. Мы же не звери. Мы люди. А так… так поступают только звери, только «быки», самые жестокие, самые грязные в криминальных группировках. Но ведь ты не такой… И я не такая… Давай его снимем. Не мы давали ему жизнь, значит, не имеем права ее отбирать.

– Лера, я же ясно тебе сказал, фраер уехал домой.

– Но ведь он не уехал. Я чувствовала, что он не уехал…

– Он уехал, Лера… Он уехал, и ты должна этому верить. Мне вообще не нравится, когда не прислушиваются к тому, что я говорю.

– О-о-о…

Стас подошел к висящему Дмитрию и со всего размаху пнул его ногой в живот. Дмитрий слегка дернулся и перестал стонать.

– Пошли отсюда, – приказал Стас.

– Куда? – прошептала я.

– В мой кабинет.

– Зачем?!

– Пить кофе… Если не хочешь кофе, налью тебе чего-нибудь покрепче.

– Ты хочешь сказать, можешь сейчас пить кофе и делать вид, что ничего не случилось?!

– Лера, пойдем. Нечего на это смотреть. Сейчас придет кто-нибудь из пацанов и добьет его.

– Не из пацанов, а из «быков». А эти «быки», между прочим, исполняют твои приказания.

– Каждый зарабатывает деньги как может. Пацаны – нормальные люди. У некоторых семьи, дети. Они живут обыкновенной, нормальной жизнью.

– Ты называешь это нормальной жизнью?!

– Не строй из себя тургеневскую барышню. Этот человек пострадал только из-за тебя. При твоей работе ты вообще не должна ни с кем общаться. Ни с соседями, ни с подружками… А в случае чего до последнего идти в отказ. А ты пускаешь совершенно незнакомого мужика к себе в квартиру…

– Но ты же должен был отдать ему деньги…

– Я никому и ничего не должен. Представим, что я вернул ему деньги, а он… Он умирает от счастья…

– Что?!

– Я же тебе говорю, что он умирает от счастья… Еще немного, и он умрет. Наверно, это от того, что счастья было слишком много. Целый мешок.

Безнадежно опустив руки, я посмотрела на Стаса глазами, полными слез, и взмолилась:

– Стас, сними его, пожалуйста… Он же живой. Ему больно. Он умирает… Сними его, пожалуйста. Пожалуйста, сними… Ну ради меня… Ради наших отношений… Ради нашей любви…

– Хорошо, сейчас мы отсюда уйдем, и его снимут. Обещаю тебе.

– Ты обманешь…

Стас подошел и отвесил мне капитальную пощечину. У меня потемнело в глазах.

– А ну-ка, быстро пошла в кабинет! А то я тебя сейчас рядом подвешу. Видишь, еще есть крючок свободный! Что стоишь, словно в штаны наложила? Мораль читать мне вздумала? Ты у меня должна в ногах валяться и колени целовать, а то ходила бы в телогрейке и кирзовых сапогах.

Я бросилась к выходу и, споткнувшись о какой-то мешок, упала на холодный пол. Стас помог мне подняться.

– Ходить сможешь? Что понеслась как угорелая?

– Ты сделал мне больно…

– Сама выпросила. Какого черта сюда приперлась?! Знаешь ведь, больше всего на свете я ненавижу любопытных женщин.

– Стас, а в этом мешке кости?!

– Кости.

– Человеческие?! Вы кого-то расчленили?!

Стас изменился в лице и покрутил пальцем у виска.

– Совсем дура! – просипел он и посмотрел на меня взглядом, в котором было что-то уничтожающее, и это напугало меня еще больше.

– В мешке говяжьи кости.

– Чьи?!

– Говяжьи. Ты знаешь, что такое говядина?

– Ну да. Это тушенка.

– Что-то вроде того. Мы этими костями собак во дворе кормим.

– О-о-о… – донесся стон Дмитрия.

Стас буквально вытолкал меня из морозильной камеры и запер дверь. Я тряслась от холода, руки мои совсем онемели.

В кармане Стаса зазвонил мобильный телефон. Стас отошел на несколько шагов, жестом показав, чтобы я стояла на месте, никуда не двигалась. Как только он отвернулся, бросилась прочь…