Все последующие дни проходили для меня будто в тумане. Я, словно робот, делала все чисто механически. По ночам ублажала Олега, утром готовила ему завтрак, затем обед, убирала немаленький дом. Иногда Олег разрешал выходить мне на улицу, и мы вместе с ним в беседке играли в карты или лото. Иногда я читала ему вслух какие-нибудь книги, играла с ним в бильярд, смотрела телевизор или вела беседы на различные темы. В доме не было телефонов, поэтому я не имела возможности позвонить. Доступа к оружию у меня тоже не было. Я знала, что оно хранится в сейфе, ключи от которого были только у Олега. Иногда я просыпалась среди ночи, смотрела на спящего Олега и представляла, как начинаю его душить подушкой. Но потом я подходила к окну, смотрела на сидящего в домике вооруженного охранника и понимала, что у меня нет никакой возможности убежать, и от этого приходила в еще большее отчаяние. Олег никуда из дома не отлучался и вел себя по отношению ко мне достаточно спокойно. Я старалась не пугать Олега своим мрачным видом и давала волю своим эмоциям и чувствам, только когда принимала ванну; тогда под шум воды я могла пореветь над своей тяжелой судьбой. Меня страшила неизвестность впереди. То, что меня убьют, я даже не сомневалась, но я знала: еще есть в запасе немного времени, я должна что-то делать. Сидеть сложа руки нельзя, так как своим бездействием я сама рою себе могилу.

За все это время к Олегу только один раз приезжал все тот же Игорь, который просидел несколько часов и уехал ближе к ночи. После этого визита Олег зашел в бильярдную и, увидев, что я стою у большого окна и тупо смотрю на темный лес, спросил:

– Бежать, что ли, вздумала?

– Бежать бесполезно, – тихо сказала я и повернулась к Олегу.

– Я рад, что ты это понимаешь. Видишь, какой автоматчик меня охраняет?

– Да.

– Знаешь, какой у него автомат? А знаешь, как он из него метко стреляет?

– Да ладно тебе… – покорно ответила я и отошла от окна.

– Ты куда?

– Пойду ужин разогрею. Есть хочешь?

– Хочу. Сегодня у нас будет ужин при свечах.

– По какому поводу праздник?

– Просто расслабимся, праздновать будем потом. У меня завтра тяжелый день. Нужно кое-куда съездить, тебе придется посидеть взаперти.

– Да я уже и так черт знает сколько сижу взаперти. Я счет времени потеряла, – с грустью сказала я и подумала, что отъезд Олега означает только одно: завтра в нашем городе на одного банкира станет меньше, а какая-то семья лишится своего кормильца и добытчика.

– Сколько я уже здесь?

– Две недели.

– Тут даже календаря нет.

– А зачем он тебе?

– Хочу счет дням вести, а то я здесь, ей-богу, как Робинзон Крузо. Прямо хоть зарубки на косяке делай. Ты-то как сам во времени ориентируешься?

– По солнцу, – улыбнулся Олег.

– Извини, но по солнцу я не умею.

– Хочешь научу?

– Лучше не надо. Я плохо поддаюсь дрессировке.

– Тогда мне придется подарить тебе календарь.

– Это замечательная идея.

– Я как в воду глядел.

Олег на минуту вышел и вернулся с объемным пакетом. Он произнес торжественным голосом:

– Подарки.

Удивленно посмотрев на пакет, я растерянно пожала плечами:

– Что здесь?

– Я же тебе сказал – презент. Ну что ты так смотришь на этот пакет, будто там бомба лежит?

– Я уже не знаю, чего от тебя ожидать. Может, и бомба…

– Дура ты, я тебя порадовать хотел. Там шмотки и календарь.

– За календарь спасибо, конечно. А какие шмотки?

– Я попросил, чтобы тебе кое-какие вещи купили, а то у тебя ни белья, ни одежды. В общем, в этом пакете есть все, чтобы ты могла чувствовать себя нормально.

– Чтобы чувствовать себя нормально, нужна свобода, но мне кажется, что ее ты вряд ли бы смог положить в пакетик. Несмотря на то что он достаточно большой, ее туда не засунешь.

Не говоря ни слова, Олег внезапно ударил меня по лицу. Удар получился настолько сильным, что я отлетела и, ударившись головой о стену, медленно съехала вниз.

– Еще одна такая выходка, пущу пулю в лоб, – достаточно жестко сказал Олег и направился к выходу. Через несколько минут он вернулся в бильярдную и, поймав на себе мой затравленный взгляд, сказал уже более спокойно: – Чтобы через час был готов ужин, свечи и чтобы ты была при полном параде. В вечернем платье и в черных чулках. Шмотки в пакете. Ты меня поняла?

– Поняла, – чуть слышно ответила я и с ненавистью посмотрела на своего врага.

Олег многозначительно улыбнулся и, кинув мимолетный взгляд на часы, сказал с ярко выраженной угрозой в голосе:

– Сейчас ровно восемь часов вечера. В девять я приду на ужин. Тебе все ясно?

– Да…

– Тогда торопись, пока я не разозлился еще больше.

Оставшись одна, я провела рукой по лицу и, ощутив во рту вкус крови, всхлипнула от неимоверного унижения и сильной боли. Затем встала и, взяв валявшийся на полу пакет, поплелась в ванную комнату. Некоторое время я разглядывала распухшее лицо и, только открыв кран с водой и сделав напор посильней, дала волю своим чувствам. Именно в этот момент мне вдруг захотелось исчезнуть из жизни, уйти из нее навсегда. Мне казалось, что сейчас я уже готова взять на себя подобный грех, что имею на это полное право, но все же ощущала страх, ужас от одной мысли, что смогу это сделать. Казалось, что с тех пор, как я попала в этот дом, в моем сердце образовалась открытая рана. Все эти две недели я держалась как только могла, а сегодня поняла, что выдохлась и совершать ежедневное насилие над собой у меня просто нет больше сил.

Умывшись, я осторожно промокнула лицо полотенцем, вынула из пакета календарь. Подержав его немного, я грустно улыбнулась и, посмотрев на часы, вспомнила, что я строго ограничена во времени. Я достала из пакета дорогое вечернее платье и тут же его надела. Тот, кто делал эти покупки, попал в точку и приобрел нужный размер. Надев черные чулки и вечерние туфли, я распустила волосы и постаралась ими прикрыть припухшие глаза и кровоподтек на лице. Затем я вытащила из пакета нижнее белье, рассмотрела его и сунула обратно. Пакет я отнесла в спальню и направилась на кухню, чтобы разогреть ужин. Ровно в девять часов вечера ужин при свечах был готов, и на кухне появился Олег.

Оценивающе оглядев меня с ног до головы, он улыбнулся, как мартовский кот, и произнес не без восхищения в голосе:

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красива?

– Ты первый, – тут же ответила я и подумала, что об этом мне постоянно говорил Лешка.

Он не забывал напоминать об этом даже тогда, когда я набирала лишние килограммы, долго не красила волосы и приезжала из командировок жутко уставшая с темными кругами под глазами. Лешка всегда мог меня приободрить и напомнить, что я самая-самая. Когда я говорила, что мне необходимо заняться собой, он махал рукой и уверял меня, что для него совершенно не имеет значения, как я выгляжу, что он будет любить меня любой, даже если я растолстею, подурнею и перестану нравиться сама себе. Он так говорил, но оказалось, что его словам грош цена. Он твердил то, что твердят все мужчины, потому что женщины хотят это слышать.

– Врешь. Но все же ты неотразима. И размер твой.

– Меня это удивило. Такое впечатление, что платье именно по мне шили.

– У моих друзей глаз – алмаз!

Мы сели напротив друг друга, Олег разлил вино по бокалам и со словами: «Пожелай мне удачи. У меня завтра слишком тяжелый день» – поднес свой к губам.

– Удачи тебе. Ни пуха ни пера!

– К черту.

Прикоснувшись разбитыми губами к краю бокала, я ощутила острую боль.

– Я тебя не сильно ударил? – иезуитски поинтересовался Олег, сделав несколько небольших глотков.

– Завтра буду выглядеть еще хуже, – ушла я от ответа.

– Можно сказать, ты сама напросилась. Я же просил меня не злить. Две недели вела себя хорошо, а сегодня ни с того ни с сего стала выступать. Что на тебя нашло?

– Наверное, я морально устала. Ты ведь находишься здесь по своей воле, а я по принуждению.

– Я тоже прозябаю здесь не по своей воле, а потому, что так сложились обстоятельства. Уясни наконец?

– Тебе легче.

– Почему это мне легче?

– Потому, что ты знаешь, что с тобой будет дальше, а я живу в неизвестности. – Я набрала в грудь побольше воздуха и пояснила: – Ты сам сказал мне, что у тебя нет любимого человека, а это значит, по тебе никто не тоскует и никто за тебя не переживает. У тебя нет людей, которые бы за тебя беспокоились. Со мной совсем другая ситуация. У меня есть близкие люди, которые не находят себе места. Это мои мама и сестра.

– Давай не будем о грустном, – не захотел меня дальше слушать Олег. – У меня когда-то была девушка, и я действительно ее любил.

– Ты ей изменил, а она не простила измену?

– Нет, – мой вопрос вызвал у Олега улыбку. – Мы бы никогда не расстались из-за таких пустяков. Я изменял ей много раз. Она об этом хорошо знала и умела закрывать на измены глаза.

– Она тебе все прощала?

– У нее не было выбора. Она знала, что я мужик, а не гуляет только импотент. Она ничего не имела против моих походов налево.

– Если она так спокойно реагировала на твои измены, тогда почему вы расстались?

– Она умерла, – мрачно ответил Олег.

– Извини. Я не знала.

Олег допил свой бокал и лениво поковырял вилкой в салате.

– Она была наркоманкой.

– Наркоманкой?

– Да. А что тебя так пугает этот слово?

– Не знаю… Я никогда не сталкивалась с наркоманами в реальной жизни. Я боюсь этого слова, боюсь этих людей.

– А я очень сильно любил эту девушку. Наркоманы – это точно такие же люди, как и мы. Разница только в том, что в жизни обычного человека есть праздники, будни, мечты, желания, а вся жизнь наркоманов – это шаг в бездну. Из этой бездны почти не выбираются, а тех, кто выкарабкался, единицы.

– А когда ты с ней познакомился, она уже принимала наркотики?

– Да, – кивнул Олег.

– А ты?

– Я нет. Это не для меня. Я помню слишком многих людей, которые от этого погибли, и знаю, что лучше даже и не начинать.

– А как она умерла? – Я задала вопрос, но тут же смутилась. – Тебе неприятно, что я об этом спрашиваю? Извини…

– Она погибла от передоза, – задумчиво ответил Олег.

– От передоза?

– Да, от него, родного.

– А она пробовала бросить? Ведь у нее был стимул – это ты.

Олег закурил и посмотрел мимо меня, словно он разговаривал не со мой, а со стенкой.

– Вся наша с ней совместная жизнь сводилась к тому, что она постоянно хотела соскочить с иглы, но для этого нужна невероятная, железная сила воли. Моя любимая ею не обладала, проходило время, и она ломалась. Ее приучил к наркотикам родной брат.

– Не может быть! – не поверила я своим ушам.

– Он был наркоманом со стажем. Сначала дал ей попробовать анашу, потом давал таблетки, так называемые «колеса», а один раз уговорил сделать укол. Можно сказать, что до того, как она встретила меня, ее жизнь проходила в наркоманских тусовках. В их квартире всегда варилась эта отрава. Ей нравился мир, в котором она находила забвение. Когда я с ней познакомился, она была уже в системе. Жаль, что я не познакомился с ней раньше. Возможно, у меня бы получилось ее спасти.

– А что такое система?

– Система – это когда наркоман уже не может без очередной дозы. Без нее его начинает кумарить.

– Что значит «кумарить»? Человеку становится плохо?

– Плохо, это слишком слабо сказано, – усмехнулся Олег. – У человека болят суставы, ломит все тело, ему кажется, что его выворачивает наизнанку. Он испытывает невероятные муки, ему нужна очередная доза.

– Я видела это в кино.

– А я слишком часто видел это в жизни. После того как между нами возникли сильные чувства, мы стали жить вместе. Я постоянно говорил ей, что нужно завязывать, а она постоянно мне клялась, что бросит и что если захочет, то сможет соскочить с иглы в любой момент. Причем не обманывала. Она сама верила в то, что соскочит, а я понимал, что она в системе и соскочить практически невозможно. При этом она постоянно заявляла мне, что все это несерьезно и она обязательно оставит это занятие. Я долго говорил ей: «Ты настоящая наркоманка, тебе нужно лечиться, ведь ты слишком втянулась и уже не сможешь бросить сама». Представляешь, как тяжело доказать наркоману, что он наркоман? Моя девушка боялась меня потерять, поэтому она согласилась, что ей просто необходимо лечь в клинику.

– Почему же она не вылечилась?

– Потому что, даже пролечившись, наркоту могут бросить не все. Я клал ее во многие больницы, но все это было бесполезно. Когда она выходила, то какое-то время держалась, а потом все начиналось сначала. Я тратил кучу денег на ее лечение. Я ничего не жалел, а однажды понял, что все это бесполезно…

– Почему?

– Потому что она брала шприц вновь и вновь. И однажды моему терпению пришел конец. Я закрыл ее дома, изолировал от внешнего мира, особенно от контактов с братом, накупил ей всяких таблеток, отключил при этом телефон. Я терпел ее ломку, ее бессонницу, ее крики, что я конченая сволочь. Я очень хотел ей помочь. Когда она каталась от боли по кровати и кричала, я старался сдерживать слезы и давал ей различные обезболивающие средства. Я верил в то, что она справится. Я просил ее об этом. И однажды у нее закончилась ломка. Она стала лучше себя чувствовать, улыбаться и говорить, что пересилила себя ради меня. Я ей поверил. Я видел, как она ожила и как на ее щеках появился румянец. Мне показалось, что это окончательное выздоровление, и мы вновь стали выходить на улицу и зажили как нормальные люди. Как-то раз она осталась дома, я уехал по делам, а когда вернулся, то не застал ее. Я стал ждать, она все не возвращалась. Наступила глубокая ночь. Почувствовав неладное, я поехал к ее брату. В его квартире гуляло целое сборище наркоманов. В самом дальнем углу сидела она и была под кайфом. Тогда я заорал от бессилия. Мне было страшно от мысли, что все напрасно. С того дня она опять начала колоться. Я стал бороться с этой напастью, но ее хватало лишь на несколько дней. У нее начинались ломки, но я же не мог все время находиться рядом с ней. Я должен был отлучаться по делам, и как только я уезжал, она тут же кололась. Я стал гулять. Я менял девок, но по-прежнему любил ее, а она все кололась. Я перестал давать ей деньги, тогда она стала менять на дозу вещи из нашей квартиры, влезала в долги, выносила из дома все ценное. Без наркотиков она могла прожить самое большое три дня. Больше она не выдерживала и начинала судорожно искать деньги. Я устал за нее бороться. Наступил момент, когда я понял, что у меня закончились силы. Каждый день я видел ее исколотые руки. Она просила прощения, клялась в любви, обещала соскочить с иглы и просила деньги на дозу. Однажды я сказал ей, что больше так не могу, нам нужно расстаться. Я хотел отправить ее жить к брату: там нет запретов, много наркотиков. Это мир, который ей нужен. Я устал бороться за человека, который не хотел принимать участие в этой борьбе. Мы жили словно на разных планетах. Я обожал ее слепо, безоговорочно, а она любила меня так, как умеет любит наркоманка. Она разревелась, побежала в ванную и попыталась вскрыть себе вены. Я смог ее спасти, и она осталась жива. Когда я увидел ее в крови, пообещал, что никогда ее не брошу. А потом все началось сначала: я запирал ее дома, а она постоянно ползала на коленях и просила деньги на наркоту.

– Как ты все это выдержал?

– Я просто ее очень сильно любил. Ты не представляешь, как она унижалась, когда просила деньги на дозу. Доза стала смыслом ее жизни, без дозы мир был ужасен и скучен. Ей нужно было колоться каждые четыре часа, потом начиналась ломка. Летом я решил свозить ее на море, чтобы она немного развеялась, но перед отлетом она все же успела уколоться. Когда мы отправились на пляж, люди оглядывались нам вслед и ничего не могли понять. Я пришел в шортах, майке и кепке, а моя любимая – в теплом свитере, джинсах и кроссовках. И это в тридцатиградусную жару! Я разделся до плавок и сел на лежак, а моя любимая, не снимая одежды, закуталась в полотенце и стала трястись от холода.

– Почему она мерзла?

– Потому что ее кумарило. Несколько дней она пролежала в номере, а потом ей стало значительно лучше и она даже искупалась в море. Мы вернулись домой, она заметно посвежела. Мы привезли целую кучу шмотья, я совершал с ней ежедневные походы по магазинам и покупал ей все, что она хотела. Я, как мог, старался ее отвлечь, чтобы она не вспоминала о дозе. Я хотел ей показать другую жизнь, в которой есть совсем иные ценности и которая намного интереснее жизни, когда человек живет от укола до укола. У нас даже наладился секс, ведь когда она сидела на дозе, секс ей был не нужен. Доза заменяла ей секс. В то время я даже перестал гулять, потому что между нами возобновились нормальные сексуальные отношения. Она начала следить за собой. Вспомнила, что женщина, и даже стала наряжаться к моему приходу, не позабыв о косметике. А потом опять сорвалась и стала колоться. И вновь клялась, что укол был последним, но за ним следовали все новые и новые. Один раз у нее лопнули сосуды в носу, и мне пришлось вновь положить ее в больницу. После выписки она клялась, что завязала, но через день я нашел ее у себя в квартире мертвой от передоза.

Олег замолчал, и я увидела в его глазах слезы.

– Жутко все это, – нарушила я молчание.

Я словно посмотрела на Олега другими глазами: вдруг увидела в нем человеческие черты, которых не замечала раньше.

– Не знаю, зачем я тебе все это рассказал?

– Иногда наступает момент, когда нужно выговориться. Ты просто облегчил душу.

– После смерти моей девушки я пошел к ее брату. Его не было дома. Мне сказали, что он в ночном клубе. Я попал в заведение, в котором вся молодежь находится под кайфом. Там даже музыка играла такая, какую можно воспринимать, только уколовшись. Человеку, реально смотрящему на вещи, там делать нечего. С рук торгуют экстази, и все это в самом центре города под вывеской элитного клуба. Кокаин, героин – выбирай что хочешь. Я ненавижу этот наркотический мир, потому что он отобрал у меня любимую девушку. Я нашел ее брата – он кололся прямо за столиком в клубе. Увидев меня, предложил мне дозу и сказал, что в скором времени соскочит с иглы, но уж я-то точно знаю, что героин так просто не отпускает, что те, кто хочет от него отказаться, по большому счету обманывают сами себя. Рядом с ним сидели двое ребят и нюхали кокаин. Я пристроился неподалеку от этого подонка, и когда он остался один, сделал так, чтобы ему больше никогда не понадобилась доза.

– Ты его убил? – тихо спросила я.

Я подумала, что уж лучше бы Олег ничего не рассказывал, потому что его откровенность может мне слишком дорого стоить. Если он излагает мне подобные вещи, значит, не оставляет даже малейшего шанса остаться живой.

– Я воткнул в него пику, – в глазах Олега стояли слезы. Видимо, воспоминания о любимой девушке были для него слишком болезненны. Поняв, что дал слабину, он тут же взял себя в руки и усмехнулся: – Я и не ожидал, что подонок так быстро умрет. Он даже не мучился.

– Зачем ты это сделал?

– Затем, что он убил мою любимую. Это он посадил ее на иглу, и только он виноват в ее смерти. И я не раскаиваюсь в том, что сделал. Увидев, что он умер, я почувствовал себя значительно легче: я отомстил. Если в этой жизни нет справедливости, то надо восстановить ее самому.

– Я тебя понимаю…

Когда ужин подошел к концу, я встала, чтобы помыть посуду, но Олег не позволил мне это сделать и, подойдя к музыкальному центру, включил медленную музыку.

– Потанцуем?

– Я не танцую.

– А может, все-таки потанцуем? – уже более настойчиво предложил он, и я тут же кивнула в знак согласия.

Это была знакомая медленная композиция. На протяжении всего танца Олег прижимался ко мне все сильнее, а потом взял на руки и понес в спальню. Распахнув ногой дверь комнаты, он положил меня на кровать и начал медленно раздевать.

– Почему ты не надела новое белье?

– Я торопилась.

– Я хотел посмотреть, как оно на тебе сидит. Наденешь его завтра?

– Надену.