А потом началась череда бесконечных допросов. После одного из них переводчица сообщила, что со мной хочет поговорить журналистка. Увидев девушку, которая бежала за мной с диктофоном после того, как меня выпустили из тюрьмы первый раз, я разозлилась.
– Что тебе нужно?
– Я готовлю материал о роковой невесте, которая приехала за иностранным мужем в Германию и у которой один за другим погибают женихи. Точнее, она их убивает.
– То, что я убивала, нужно ещё доказать, – недовольно произнесла я. – И вообще, что касается немца, то меня полностью оправдали.
– А я слышала, что в связи с убийством гражданина Южной Кореи дело отправлено на пересмотр.
От последних слов журналистки меня залихорадило.
– Скажи, а в каких отношениях ты состояла с гражданином Южной Кореи?
– В дружеских.
– Только и всего?
– Это моё личное дело.
– Тем не менее полицейские нашли использованные презервативы. На дне мусорной корзины. Скажи, а ты приехала в Германию за иностранным мужем или как девушка, оказывающая интимные услуги?
– Я отказываюсь отвечать на провокационные вопросы, – произнесла я устало. – И вообще, оставь меня в покое. Не нужно обо мне писать.
– Как это не нужно?! Мы должны обезопасить мужчин, которые ведутся на русских роковых невест. Нужно развеять миф о том, что женщины из СНГ самые лучшие жёны в мире. Там, где они, там и преступность. Ничего хорошего от них ждать не стоит.
– Я повторяю ещё раз: ни на какие вопросы отвечать не собираюсь.
Вдруг журналистка достала фотоаппарат и стала меня фотографировать. Я закрыла лицо руками, и меня тут же отвели в камеру.
– Ты чего такая вздёрнутая? – не могла не поинтересоваться Зоя.
– У меня всё очень плохо. Если журналистка не врёт, дело о снятии моих обвинений по немцу отдали на пересмотр. Кажется, меня хотят конкретно засадить.
– Не паникуй раньше времени. Тебе нужно нанять грамотного и хорошего адвоката.
– На какие шиши?
– Нужно звонить в Москву и просить родственников выслать денег.
На прогулке я вновь увидела лица, от которых, как мне казалось, недавно избавилась. В этой тюрьме так много наркоманок и реально обдолбанных девушек, что просто противно смотреть.
– Как они получают наркотики? – поинтересовалась я у Зойки, покосившись на наркоманок.
– Покупают у баландёров. Тут всё можно. Главное, чтобы на счете «бабки» имелись.
Больше всего меня бесил подъем ровно в шесть утра. Ни свет ни заря открываются двери хаты, заходит вертухай и кричит:
– Гутен морген!
– Херорген, – сонным голосом говорю я и тут же прикусываю язык, понимая, что вертухаев лучше не злить, так как последствия могут быть самыми печальными.
Вертухай обязательно подойдёт к каждой и посмотрит, все ли живы. Следом за ним приходит баландёр с большой тележкой и собирает мусор. Правда, по выходным давали поспать чуть подольше и будили в восемь утра. Чтобы воспользоваться услугами врача или купить в ларьке продукты, нужно написать заявление. Бумагу принимают только на немецком языке. Мне повезло, что Зоя владеет немецким в совершенстве. В заявлении на закупку в ларьке надо подробно указать, что хочешь и сколько стоит. Каталог всех товаров есть у баландёров. Пользоваться услугами закупок можно раз в неделю. Многие пишут заявление на аренду телевизора. Это удовольствие стоит пятнадцать евро в месяц.
Больше всего в тюрьме любят прогулку. На прогулку идёт весь этаж. Тут можно пообщаться с другими заключёнными и обсудить тюремные новости. На нашем этаже русских не было. А вот на других этажах сидели несколько человек, но они гуляли в другое время. У русскоязычных принято помогать друг другу, и если кто-то просит о чём-то, значит, ему действительно надо. И всегда находится тот или те, кто поможет. Раз в неделю в тюрьме был рыбный день. На обед давали рыбную котлету с рисом. Меню висит в прогулочном дворике и каждую неделю меняется. Вообще в тюрьме кормят довольно скудно. Если нет денег на счете и соответственно нет возможности купить что-нибудь в ларьке, то просто голодно. Те, кто говорят, что в немецких тюрьмах чуть ли не красной икрой пичкают и заключённые там чувствуют себя как сыр в масле, врут. Условия содержания здесь, конечно, намного лучше, чем в России (если судить по отечественным фильмам), но далеки от курортных.
Всё время я вынашивала мысль о хорошем адвокате и раздумывала, кому позвонить в Москву, рассказать о том, что со мной произошло, и попросить на него денег. Мне дали бесплатного социального адвоката, но я была уверена, что он меня не вытащит. Он выполнял указание нанимателя, то есть полиции. При этом адвокат всячески намекал на деньги. Мы общались с ним на английском или через переводчика. Он хотел получить денег и с меня, и с государства. Бывает, социальный адвокат работает не хуже, чем платный, но чаще, конечно, наоборот.
Мне ничего не оставалось делать, как потихоньку учить немецкий, чтобы понимать, о чём говорят другие.
Больше всего я не любила допросы. Оперативники ведут себя на допросах прилично. Не бьют, не кричат, не угрожают, не заставляют брать вину на себя, не пугают, как у нас, но стараются выудить информацию каверзными, психологически четко сформулированными вопросами. Они очень дотошны и обращают внимание на каждую мелочь. Иногда их вопросы повергают меня в шок, и я не могу понять, зачем они их задают. Например: «Как к вам относятся ваши соседи в Москве? Они вам завидуют? Вы ходили в дождь без зонта? Могут ли вам надоесть ваши любимые духи? Когда в последний раз вы были в тире? Какую самую большую сумму денег вы держали в руках?»
Вопрос про тир мне ещё понятен. Оперативники пытались выяснить, умею ли я стрелять. А вот остальные вопросы вызывали у меня полное недоумение.
За любую драку тут отправляют в карцер. Могут применить крайний метод, так называемый битум. Эту жидкость мутного цвета вводят внутривенно. Приходят несколько охранников со шприцем, и у человека остаются одни инстинкты – поесть, сходить в туалет и спать, спать… Резко и надолго у виновника нарушается память и координация движений. Заключённую заранее обязательно предупреждают: будешь драться – превратим в овощ. На прогулке вечно любила с кем-нибудь подраться одна прожженная наркоманка. В последнее время её не видно. Говорят, её действительно превратили в овощ.
Если денег на счете нет совсем, то гуманное немецкое государство даёт тридцать евро в месяц, из них за пятнадцать евро можно взять телевизор в прокат. В камере на двоих за телевизор платит один, и тогда остаётся сорок пять евро на двоих в месяц. За эти деньги заключённые могут заказать себе что-то в ларьке. Раз в неделю нам положено три книги на человека. Тут есть книги на русском. Пишешь заявление, тебе приносят каталог, и ты оттуда выбираешь тридцать наименований, которые будут выдаваться из расчёта три книги в неделю.
Чтобы хоть как-то убить время, мы с Зойкой играли в карты и от нечего делать кричали из окна. Говорят, в Германии есть тюрьма, где даже через окошко не покричишь. Звук глушится, уходит в другом направлении. Тот, кто спроектировал тюрьму, потом повесился. Но он действительно придумал так, что изоляция стопроцентная.
– Сегодня по телевизору показывали, в одной немецкой тюрьме открылся ресторан. Сама видела, пока ты была на допросе.
– На какие шиши там есть?
– Ну не все же с голым задом, как мы. Если есть деньги на счёте, почему не сходить в ресторан. Прикольно. Там особый стиль. Меню закованы в цепи, а салфетки скреплены маленькими решетками. А называется ресторан «Вкус свободы». Желающих отведать эксклюзивной баланды хоть отбавляй. Ужин стоит восемьдесят евро.
– Ох, ничего себе. Романтический ужин за решеткой не для бедных.
– Кстати, Снежка, когда ты Толика на подарки раскручивала, почему утюг не купила?
– Не подумала.
– Уж лучше утюг, чем фен и кофеварка.
– Не скажи. В нашей хате самый вкусный запах. Он раздаётся по всему коридору. У нас пахнет настоящим кофе. А что касается утюга, мы с тобой уже давно научились обходиться без него проверенным способом. Одежду – под матрас, и утром она выглядит так, будто её погладили. Она реально разглаживается. И прекрати меня подкалывать с этим проклятым феном.
На следующий день на допросе мне сообщили, что меня будет защищать один из лучших и дорогих адвокатов Германии. Я посмотрела на представленного мне солидного адвоката в очень дорогом костюме и открыла от удивления рот.
– Но я не в состоянии за него заплатить, – тут же заявила я переводчице.
– За него уже заплатили, – натянуто улыбнулась девушка.
Я уже давно заметила, что на холодном лице девушки никогда не было ни грамма сочувствия или сострадания. А ведь она бывшая русская, которая в своё время удачно вышла замуж за немца, а сейчас осуждает всех русских, кто ищет себе иностранного жениха.
– Кто?
– Этот человек подписал с нами бумагу о том, что мы не будем раскрывать его имя. Он назвал себя «мистер Икс».
– Что за чертовщина?
– Заключённая, а вам какая разница, кто за вас платит? – вытянула свои и без того тонкие губы переводчица.
– Просто мне бы хотелось знать…
– Зачем? Вам важно, чтобы вас грамотно защитили. «Мистер Икс» просил передать, что он обязательно вытащит вас отсюда. С таким адвокатом это возможно.
– Вы хотя бы скажите, он русский или нет?
– Ещё раз напоминаю: в отношении «мистера Икса» вы не получите ни единого ответа на свои вопросы.
– Передайте ему спасибо.
На прогулке я подлетела к Зойке и, задыхаясь, произнесла:
– Зоя, ничего не понимаю. Вообще ничего. Что происходит?
– Что, опера на допросе наехали?
– Появился какой-то «мистер Икс». Оплатил мне одного из самых дорогих и профессиональных адвокатов Германии и передал мне, что обязательно меня вытащит.
– А кто такой «мистер Икс»?
– Я бы и сама хотела узнать. Но он подписал бумагу, в которой ему пообещали не разглашать его имя.
– Значит, ты скоро опять выйдешь на свободу?
– Не имею понятия.
– Снежа, может, у тебя есть тайный богатый вздыхатель?
– В том-то и дело, что никого у меня нет. Я уже не знаю, что и думать. Зой, мне кажется, я просто схожу с ума. Уже не верю в реальность происходящего.
Зойка ущипнула меня так сильно, что я закричала и обратила на себя внимание других заключённых.
– Ты что, с ума сошла?!
– Просто хотела доказать, что ты не спишь и это реальность.