В салоне самолете я сидела рядом всё с той же журналисткой, которая при любом удобном случае включала диктофон и задавала свои дурацкие вопросы. Она оставила меня в покое, когда я притворилась, будто сплю.

Где-то там, в моей памяти, осталась сказочная Венеция и Степан, попросивший меня родить ему ребенка. Признаться честно, в моей жизни он был единственным мужчиной, который обратился ко мне с такой просьбой. Да и это произошло тогда, когда родить, при всем желании, я бы уже не смогла. А может быть, меня никто не просил рожать, потому что я долгие годы прожила с бесплодным Стасом и в моей жизни практически не было других мужчин…

А еще я постоянно вспоминала день, когда убили Степана. Уходя из дома, я попыталась его поцеловать, но он закашлял, слегка отстранился и сказал, что боится меня заразить. Он был бледен, слаб, и ему явно не нравилось то, что я вижу его в таком состоянии. Я подумала о том, что если бы я не поддалась уговорам Степана и осталась дома, то меня бы ждала точно такая же участь, как и его. Во дворе дома лежало бы не одно мертвое тело, а два…

Мне почему-то вспомнилось, как Степан попросил меня, чтобы я прекратила общаться с Татьяной, резко исчезла из ее жизни, перестала заходить к ней в магазин и поменяла номер телефона. Значит, он уже что-то чувствовал… Значит, он уже чего-то ждал…

Казалось бы, он уехал из Москвы, порвал с прошлым, но прошлое не порвало с ним и пыталось его найти. И нашло… Даже в маленьком итальянском городке, где, казалось бы, отыскать Степана было невозможно. Оно нашло его с чужой внешностью, чужим именем и чужими документами. Господи, как же сильно оно его искало…

Самолет нес меня в Москву, в которой ждала неизвестность.

А где-то там осталась Италия, одна из самых интересных стран мира. С этой страной меня познакомил Степан. Мне был близок неповторимый колорит Италии. Все, что у меня осталось на память об Италии, – так это оригинальная шляпка из итальянской соломки, пейзаж работы уличного художника и бутылка вина четырнадцатого века.

Так и не съездили мы со Степаном еще раз в Венецию, но теперь уже на карнавал. А мы ведь так мечтали слиться с яркой и веселой толпой романтически настроенных туристов, посмотреть представления в стиле комедии дель арте и порадоваться дождю из конфетти. Так и не довелось нам увидеть, как на улицу выходят тысячи Арлекинов, Панталоне и Пьеро, проследовать за их пестрым шествием от дворца Святого Петра до площади Святого Марка, где сжигается символическое чучело и начинаются зажигательные танцы.

Но я дала себе слово: как бы ни сложилась моя судьба, обязательно приехать в Венецию и посмотреть на этот карнавал за нас двоих. За себя и за Степана…

Степан позволил мне вкусить итальянскую жизнь в полном объеме. Я даже заговорила на итальянском языке и старалась практиковать его везде, где только можно: в магазинах, ресторанах, кафе, музеях, да и просто на улице. Меня очень тронули итальянцы. Приветливый, отзывчивый и необыкновенно дружелюбный народ. Они с радостью ответят на любой вопрос и всегда протянут руку помощи.

Где-то там, далеко, осталась Италия с ее живописной природой, великой историей, оригинальной кухней. Со всеми этими макаронами, спагетти, равиоли, тертым сыром пармезан, другими вкусностями и великолепными итальянскими винами различных сортов. Где-то там осталась могила Степана…

Я летела в Москву и верила, что я еще обязательно вернусь в многообразную, роскошную, но достаточно скромную страну, которая славится своей любовью к прекрасному, шумными торжествами и праздниками. Эта страна, в которую всегда хочется возвращаться…

– Надя, а вы не хотите ответить буквально на несколько вопросов? – Журналистка снова включила диктофон.

– Пожалуйста, хватит вопросов.

– Поймите, это моя работа.

– А вы хоть немного поймите меня.

– Расскажите о характере Омута.

– У него был прекрасный характер.

– Вы хотите сказать, что встретили идеального мужчину?

– Идеальных мужчин не бывает, но в Степане меня все устраивало.

– Он вам хоть раз угрожал?

– Нет, – категорично ответила я.

– Может быть, он грубо с вами обращался?

– Я же сказала, что нет.

– А может, он был жесток в сексе? Вы не наблюдали в нем каких-нибудь извращений?

– У нас были прекрасные и гармоничные отношения.

– А вы не могли бы дать мне несколько ваших совместных фотографий?

– Нет. Мы редко фотографировались.

– Но хоть одну фотографию?

– Нет. Это наш личный архив.

– Неужели в вашей совместной жизни все было настолько безоблачно? Имелось ли в вашем доме оружие?

Я отвела от себя руку журналистки и процедила сквозь зубы:

– Если ты сейчас от меня не отвалишь, я нажму в самолете стоп-кран и сойду. Если бы ты знала, как меня уже достала…

– Надя, я оценила ваше чувство юмора, – нервно улыбнулась девушка. – Теперь я вижу, что вы не такая белая и пушистая, как стараетесь казаться. Вы с Омутом два сапога пара.

– А я никогда и не сомневалась в том, что мы два сапога пара.

Видимо, журналистка поняла, что из меня больше не вытянешь даже слова и, спрятав свой диктофон, взяла журнал и демонстративно отвернулась от меня.

Я вновь закрыла глаза и принялась думать теперь уже не о Степане, а об Омуте… Мне тяжело было думать о том, что Степан и Омут – одно лицо. Получается, что заботливый и благородный Степан в прошлой жизни был самым настоящим убийцей.

Из телевизионных новостей и газет я часто слышала о киллерах, и само это слово всегда вызывало у меня неприязнь и страх.

Заказные убийства происходят почти каждый день. Они уже давно никого не удивляют, не вызывают паники. Я никогда не задумывалась над тем, какая же психология должна быть у киллеров. Как же самого себя нужно перебороть, чтобы настроиться на убийство?

Киллер должен быть снайпером. Он делает контрольный выстрел, чтобы удостовериться, что человек действительно убит. Киллеры чаще всего убивают в подъездах домов, в загородных домах и автомобилях. Мне кажется, что получить заказ на убийство киллеру несложно. Сложно получить за это деньги и вовремя выйти из игры. Значит, Степану это хорошо удавалось. Ведь при оплате кровавой услуги часто возникают самые конфликтные ситуации, и заказчики лихо избавляются от исполнителей.

Быть может, поэтому Степан так спокойно вел себя в ту ночь, когда я убила его племянника. Потому что сам очень многих убивал… Степан начал новую жизнь, а фактически лег на дно. Видимо, он понимал, что у него уже нет шансов остаться в живых. Есть только один способ – скрыться, раствориться, изменить внешность, имя, документы и местожительство.

Ведь если разобраться, то убить Степана мог кто угодно. Кто-нибудь из бывших заказчиков или сотрудники спецслужб. Видимо, в тот момент, когда я встретилась со Степаном, он решил уйти на покой, потому что психологические нагрузки киллера очень высокие. Однажды он понял, что сильно устал, что просчитать все невозможно, что или он полностью подорвет свои силы, или его в конце концов убьют. Убивая сам, он хорошо понимал, что за ним охотится смерть и, пуская пули в других, он сам ходит под пулями.

Передо мной вновь предстал образ Степана. А ведь он был хорошо развит физически и не раз говорил мне, что владеет навыками рукопашного боя. Только вот о том, что он имеет солидный опыт в обращении с оружием, он умолчал.

А ведь я тоже убийца. Только я убила в состоянии аффекта, и уж если разобраться, я хотела спасти свою жизнь. Убить Марата меня побудил страх. Он просто загнал меня в угол из-за стечения обстоятельств, которое заставило меня бороться за свое здоровье и свою жизнь.

Почему же Степан стал киллером? Чтобы заниматься подобной деятельностью, нужно иметь очень крепкие нервы. Что должно подтолкнуть человека к тому, чтобы он стал наемным убийцей и мог хладнокровно расстреливать людей? Желание заработать? Какие-то личные трагические обстоятельства? Крутой жизненный поворот? Теперь мне уже никогда не добраться до сути и не узнать ответы на эти вопросы…

Как только самолет коснулся земли, сидящая рядом со мной журналистка заметно оживилась и как ни в чем не бывало стала беседовать со мной на отвлеченные темы.

Но я и представить себе не могла, что ожидает меня в Москве. Как только я вышла в зал прилета, на меня накинулось безумное количество корреспондентов различных телеканалов, каждый из которых пытался пробиться сквозь толпу, приблизить ко мне микрофон и задать какой-нибудь вопрос.

– Как вам жилось с убийцей? Он вас не обижал?

– Нет.

– А вы знали, чем занимался Омут, когда с ним сошлись? Вам не было страшно?

– Нет, не знала. Страшно не было.

– Легко ли быть подругой столь известного киллера?

– Легко. Дай бог, чтобы все мужчины относились так же к своим женщинам.

– Он вас бил, угрожал? Быть может, он держал вас в заложницах?

– Он меня любил, – глухо произнесла я, пытаясь прорваться сквозь толпу журналистов.

– Говорят, Омут был волком-одиночкой. Может быть, вы знали кого-нибудь из его знакомых? У него были друзья?

– Я не знаю. Он мне ничего об этом не рассказывал. При мне он ни с кем не общался.

– Вы вообще не интересовались его прошлым?

Со всех сторон звучали одни и те же вопросы.

– Нет. Мы жили настоящим.

– А на что вы жили?

– На его деньги.

– А вы ни разу не поинтересовались, откуда у него деньги?

– Я знала, что они из прошлого. Мы договорились не затрагивать эту тему. Я четко соблюдала нашу договоренность.

– Как долго он являлся вашим сожителем?

– Он был моим гражданским мужем. Слово «сожитель» умерло вместе с социализмом. Я не знаю такого слова. Оно говорит о низком интеллектуальном уровне того, кто его произносит. Это слово из лексикона быдла. Я никогда не симпатизировала ни быдлу, ни лексикону оного.

– А официально он звал вас замуж?

– Штамп в паспорте не играет никакой роли в отношениях. Он нам был не нужен. Отношения либо есть, либо нет. И их не спасешь никаким штампом в паспорте.

– Вы рады, что не успели родить ребенка от столь известного киллера? Представляете, что было бы с ребенком, если бы он узнал, чем занимался его отец?

– Если бы бог дал нам ребенка, я бы его родила. Мне было бы не важно, чем занимался его отец. Для меня Степан навсегда останется близким и даже родным человеком. Меня так никто и никогда не любил. Я не знаю, умел ли этот человек убивать, но вот любить он умел.

– Надя, а как вам живется без сочувствия?! – совсем близко послышался язвительный голос.

– Какого еще сочувствия?

– У вас убили гражданского мужа, и никто не хочет выразить вам своего сочувствия!

– Я не нуждаюсь в людском сочувствии, – холодно произнесла я. – Меня вообще не интересует то, что обо мне думают.

– Кто присутствовал на похоронах Омута?

– Я одна.

– И вы сами копали могилу? – В голосе выкрикнувшего этот вопрос молодого человека послышалась ярко выраженная насмешка.

– Нет. Этим занимались могильщики, – с вызовом ответила я. – У меня слишком нежные руки, чтобы держать лопату.

– Может, вы руководили процессом?

– Процессом руководили служители кладбища.

– А вас не удивляет тот факт, что на похоронах Омута никто не захотел составить вам компанию?

– Я не люблю компании. От них много шума… Мне нравится тишина.

– И вас не возмущает, что никто не приехал на похороны?

– Абсолютно.

– Ну почему?

– Главное, что на них была я, – устало сказала я. – Нас всегда устраивало общество друг друга, и лишние люди нам не были нужны.

– Где вы теперь будете жить? В Москве или уедете за границу?

– Я не знаю. Я пока ничего не знаю… Жизнь покажет.

– Почему вы вернулись в Москву?

– Я коренная москвичка. У меня есть московская прописка. Я вернулась домой. А еще мне очень хочется встретиться с одним человеком…

– Кто он?

– Это никого не касается.

– Вы ощущаете себя «черной вдовой»? Вы ведь вдова бандита.

– Вдовой, тем более черной, я себя не ощущаю…

– А кем же вы тогда себя ощущаете?

– Женщиной, которой подарили любовь, не требуя ничего взамен. Желаю и вам испытать подобное.

– Спасибо. Нам подобного не надо.

– Ваше право.

– А вы не боитесь, что те, кто расправился с Омутом, могут теперь расправиться с вами?

– Я не вижу в этом смысла. Я ничего не знаю про Омута. Я жила со Степаном. И не думаю, что могу кому-то мешать или представляю собою опасность. «Омут» – абсолютно посторонний, непонятный для меня образ. Мне не довелось его знать.

– Неужели вы до сих пор не понимаете, что ваш Степан и Омут – одно и то же лицо?

– Я не хочу об этом думать…

– А может, вы все-таки подумаете, что кличка человека, с которым вы жили, до сих пор внушает ужас многим людям? Омут – безжалостный наемный убийца. Ведь он убивал криминальных авторитетов, банкиров и бизнесменов. Неужели он вам про это ничего не рассказывал?

– Нет. Я же вам сказала, что была незнакома с «Омутом». Я жила со Степаном, который за все время нашей совместной жизни не обидел даже комара. Перед тем как сойтись со мной, он сразу поставил мне условие, что его прошлая жизнь – это табу.

– И вас это устраивало?

– Да, – кивнула я.

– А как же чисто женское любопытство?

– Я им не страдаю.

– А может, вы с Омутом ходили в тир и у вас была возможность лицезреть, как он стреляет без промаха?

– Мы никогда не ходили в тир, – отрезала я, устав отвечать на тупые вопросы.

– После того как вы узнали правду, вам стало страшно, что вы жили с человеком, смерти которого ждали многие?

– Я устала говорить на эту тему. Я ничего не боюсь. Я всегда буду благодарна Степану за любовь, подаренное счастье и бережное ко мне отношение.

– Значит, вы все-таки утверждаете, что ничего не знаете о погибшем…

– Ничего.

Журналисты громко спорили, кто же убил Омута: русская мафия или российские спецслужбы? Я смотрела на спорящих и убеждалась, что смерти Степана ждали многие. Ведь он поставил заключительную точку в жизни стольких людей… Получается, что он был вершителем их судеб и хозяином чужих жизней.

Любил ли меня Степан? А быть может, ему просто была нужна близкая женщина и его устраивало, что я никогда не задавала лишних вопросов? Хотя мне, как и любой женщине, хотелось верить, что я была по-настоящему любимой. Ведь Степан смог сделать мою жизнь легкой, красивой и счастливой. Я все же думаю, что он меня любил.

Только вот знал ли он, что его смерть так близка? Предчувствовал ли он, что наступит роковой день и, как бы он ни скрывался, его все равно найдут?

– Вы будете сегодня давать показания московской полиции?

– Я плохо себя чувствую, и я дала уже все показания итальянцам.

– А вы не хотите принять сегодня участие в одном вечернем телевизионном эротическом ток-шоу и рассказать о подробностях интимной жизни известного киллера?

– В чем принять участие?

– В телевизионном эротическом ток-шоу, – ни грамма не смутилась пухленькая девчушка. – Всем же интересно, каков киллер в постели.

– Да вы что, с ума все сошли? Я потеряла любимого человека и за счет его смерти становиться известной не собираюсь! – закричала я, не помня себя. – Шоу не будет! Сенсации не получится! – Поняв, что мне никогда не выбраться из толпы журналистов и телевизионщиков, я с ненавистью посмотрела на стоящую рядом девушку: – Отойдите от меня прочь! Больше вы ничего от меня не услышите! Ни одного слова!

– Я могу вам помочь выйти из здания аэропорта, – живо откликнулась девушка и наклонилась ко мне поближе: – Только вы тоже меня должны выручить. Буквально полчаса участия в ток-шоу, и всё.

– А тема какая? – обреченно спросила я.

– Тема та же. Последние дни жизни известного киллера.

– Я согласна.

– Тогда едем в студию. – Девушка стала расталкивать толпу своей пышной грудью и громко кричать: – А ну разойдитесь! У нас эфир через несколько минут! Прочь с дороги!

Сама не знаю, как мы смогли выскочить из здания аэропорта и сесть в уже приготовленный автомобиль. Только в машине я смогла глубоко вздохнуть, немного расслабиться и прийти в себя.