Как только мы сели в незнакомую черную иномарку, я, стараясь не смотреть на лицо мужчины, осторожно спросила:

– А ты не пытался делать пластику?

– Скоро сделаю – резко отрезал он.

– А почему раньше не сделал?

– Некогда было. Работы много.

– Понятно, – наигранно кивнула я. – Работа прежде всего. А ты давно так ходишь?

– Какая тебе разница, давно или нет? Послушай, посиди спокойно, ты мне на нервы действуешь!

– Хорошо, молчу.

Я повернулась в противоположную сторону и попыталась разглядеть машину с моими ребятами, которая стояла у первого подъезда. Но я не смогла это сделать, все пространство закрыл здоровенный «КамАЗ», водитель, которого жил в одном подъезде с Ритой.

– Чего вертишься? Своих смотришь?

– И посмотреть даже нельзя?

– Смотри, но не забывай, пистолет в моей правой руке.

Незнакомец заблокировал все двери, и машина рванулась с места. Не могу сказать, на какой именно скорости она понеслась, потому что я всегда была дисциплинированным водителем и лихачила крайне редко. Когда мы выскочили на большую дорогу и понеслись по встречной полосе, я зажмурила глаза, вжала голову в плечи и заорала:

– Ты что делаешь?! Мы сейчас взлетим! У меня нервы не выдержат! Немедленно прекрати!!! Я говорю, немедленно!

– Не ори, дура! Я пробку объезжаю. Не умею в очередях стоять.

Через несколько минут я открыла глаза и задышала более спокойно. Самое главное, что мы неслись по своей полосе, а на какой скорости, это уже не имело принципиального значения. Сердце забилось в нормальном ритме, и я смогла немного расслабиться.

– Далеко едем? – задала я наводящий вопрос.

– Далеко, – коротко ответил он.

– Мы уже в Подмосковье… Когда остановимся?

Ничего не ответив, незнакомец съехал на обочину и резко затормозил. Затем полез в карман брюк и достал черную ленту. Я отпрянула в сторону.

– Ты что, душить собрался?! Маньячила хреновый…

– Заткнись. Надо завязать тебе глаза.

– Зачем? – не поверила я незнакомцу. Мне казалось, что его руки сейчас коснуться моей шеи…

– Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это еще в квартире твоей подруги, а не устраивал этот цирк. Человека легче застрелить, чем душить черной лентой.

Сразу видно, что ты знаешь в этом толк… – Я изобразила искусственную улыбку, чтобы спрятать свой испуг. – Если ты настоящий маньяк, тебе должна быть по душе черная лента. Они не пользуются оружием, а черная лента – это излюбленное орудие маньяков.

– Дура! Это ж надо… Не верится, что такая дура руководит здоровенными мужиками и те ее слушаются. С ума сойти! Это ж каким надо быть дураком, чтобы слушать такую бестолочь…

– Ладно, говори, говори, – ответила я крайне раздраженно. – Пользуешься тем, что я совершенно одна – без оружия и без своих ребят. Тебе бы за такие слова, знаешь, что было?

– Знаю. Меня бы твои орлы стерли в порошок. Давай, поверни голову. Время не терпит – хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Как только на моих глазах появилась черная повязка, я почему-то успокоилась и откинулась на спинку сиденья.

– А мне так даже лучше. Не вижу, как ты ужасно водишь машину.

– Я нормально вожу машину. Я сказал: не люблю стоять в очередях.

Мне показалось, что мы ехали долго, очень долго. Я молила, чтобы хоть раз нас остановила ГАИ, но этого не произошло, и я на чем свет мысленно костерила гаишников. Останавливают машины законопослушных граждан и очень редко тех, кого действительно надо было бы. Конечно, они не знают, в какой машине едут законопослушные граждане, а в какой бандиты, но в той машине, в которой ехала я, были чересчур затонированы стекла, и уж если бы я стояла на дороге с палочкой и значком, обязательно бы остановила машину, окна которой просто окутаны тайной.

– Мы, по-моему, уже и Подмосковье проехали, – определила я. – У тебя бензина хватит?

– Я полный бак заправил.

– Убеждаюсь, что ты очень предусмотрительный. Молодец. Да и машина у тебя экономичная. Совсем мало бензина жрет.

– Заткнись!

– Ты вообще разговаривать не любишь?

– Заткнись, я сказал.

– Скучно так ехать. Давай о чем-нибудь поговорим. Например, о любви. Ты вообще как к любви относишься?

– Никак.

Правильно, и я тоже. А вот некоторые люди без нее жить не могут. Вон как Рита, которая – бедняжка – сейчас к стулу привязана. И как она это терпит? Ни в туалет сходить, ни воды попить… Ты прямо изверг какой-то. Разве можно так с женщиной? Тем более у нее скоро свадьба. А знаешь, за кого она выходит замуж? За моего бывшего мужа. Вот бы никогда не подумала, что мой бывший муж может быть будущим мужем моей лучшей подруги. – Я говорила, скрывая волнение, мне действительно было страшно. Я чувствовала, что мы уехали очень далеко и что этот человек со шрамом на лице вряд ли пойдет на откровенность и что впереди у меня самые неприятные перспективы. Мне показалось, что я несу полный бред. Ну уж лучше нести бред, чем молчать, потому что томительное молчание очень сильно действует на психику. – Так вот, моя лучшая подруга безумно любит моего бывшего мужа. Знаешь, я вот все к нему все еще присматриваюсь и никак не пойму, за что его можно любить. Когда я с ним жила, мне поначалу тоже казалось, что я его люблю, но совсем скоро поняла, что это далеко не так. Когда человека любишь, то пытаешься быть к нему терпимой, а я не пыталась. Может, оттого, что молодая была, глупая, чересчур импульсивная. Говорят же, что ранние браки вредны для здоровья и что они, кроме разочарования, ничего не приносят. А Рита его действительно любит. Когда я говорю о его недостатках, она тут же оборачивает их в достоинства. Может, это и есть любовь? Она вообще недостатков у него не находит, воспринимает его таким, каков он есть. Наверное, если ей скажут за него умереть, она так и сделает. Может, и правда, они половинки единого целого, а мы с ним были совершенно разные люди. Только, если быть откровенной, я ей не завидую. Это слепая любовь. И в любви должна быть мера. Хоть какая-то мера. Мой бывший муж по своей натуре мужичок подленький и хитренький, и это дерьмо когда-нибудь обязательно вылезет наружу. Просто они еще живут вместе мало. А только приживутся, и начнется… Я вообще не верю в счастливый брак и. никогда не верила. Мне кажется, что все это полная чушь, что люди могут под одной крышей прожить счастливо всю жизнь, состарится и умереть в один день. Лично я в эти сказки про благополучную семейную жизнь не верю. Так можно жить при одном условии, если постоянно расставаться, а иначе… Иначе ничего хорошего не получится. Люди друг от друга отдыхать должны…

– Слышишь, если ты сейчас не заткнешься, то я сам тебя заткну! – потеряв терпение, прикрикнул мужчина. – Хорош ахинею нести! Еще одно слово, и по зубам получишь. Я с тобой больше церемониться не буду. Я вообще по жизни не люблю слушать бабские бредни.

Незнакомец включил на полную катушку радио, и я, естественно, умолкла. Я вдруг подумала о Лосе и о том, что меня по-прежнему к нему тянет, только бы увидеть его еще раз и провести с ним еще одну, такую же потрясающую ночь. Я подумала, что, наверно, Лось был бы хорошим отцом и преданным мужем. Несмотря на свое положение, он добрый, человечный, и в нем ощущается безграничная мужская сила, которая так важна для женщины. За таким мужчиной можно спрятаться, как за каменной стеной, хотя я уже давно в этой жизни научилась рассчитывать только на себя и на свои собственные силы. Я привыкла быть себе и поддержкой, и опорой и внушила себе, что всегда смогу за себя постоять. При воспоминании о Лосе по моему телу разлилось успокаивающее тепло, учащенно забилось сердце и на душе стало легче. Когда Риту освободят и она расскажет, что меня похитил какой-то сумасшедший, ребята сразу сообщат Лосю, а тот… Он почувствует не просто испуг, а настоящую панику, потому что им будет руководить не только деловой интерес, но и глубокие личные мотивы, исходящие из самого сердца. И он обязательно поможет мне.

– Приехали. – Незнакомец заглушил мотор и разблокировал двери. – Повязку с глаз не снимать. Если попробуешь, очень об этом пожалеешь.

– Хорошо.

Когда он вывел меня из машины, я почувствовала давящую тишину и подумала, что мы действительно далеко уехали. Взяв за руку, незнакомец повел меня в дом и разрешил снять повязку. Быстро скинув злосчастную ленту, я увидела крохотную комнатку, в которой было всего одно-единственное окошко, находящееся на высоте моего роста. Скорее, это была форточка, за стеклами которой висела мощная решетка.

– Это что, темница? – осторожно поинтересовалась я у стоящего напротив меня мужчины. – Или камера пыток?

– Это твоя комната.

– Моя комната?

Посмотрев на брошенный на пол старый матрас, на дырявый плед и стоящий неподалеку тазик, я отчаянно замотала головой и с трудом сдержала себя от того, чтобы не разрыдаться от собственного бессилия.

– Я тут не смогу просидеть даже и часа.

– Сможешь. Я же тебя скотчем не перевязываю и в рот кляп не сую. Руки свободны, можешь свободно двигаться, даже чешись без особых проблем. В туалет – тоже без проблем. Вон тазик стоит. Пить – пожалуйста. Графин с водой в углу.

– Но я так не привыкла! Я так не умею. Я тебя умоляю… Я тебя прошу… Я к таким условиям не привыкла, это невыносимо. Намного хуже. Почему я должна здесь сидеть? Чего ждать, на что надеяться? Что ждет меня впереди? Я не могу находиться в неведении.

Заткнись! Извини, но комфорта у тебя здесь не получится. Телевизора нет, не обессудь. Провода не проведены.

Незнакомец хотел было выйти из комнаты, но я бросилась следом за ним и, упав прямо на пол, схватила его за ноги. Он больно пнул меня мыском своего ботинка и прошипел:

– Ты чо, дура, творишь?

– Не оставляй тут меня одну. Сколько мне здесь сидеть? А если я есть захочу?!

– Представь, что ты на диете.

– Но я ненавижу диеты! Я никогда на них не сидела!

– Посидишь для разнообразия.

Взяв на стоящем в коридоре столе пачку печенья, мужчина кинул ее в мою комнатку и, несмотря на все мои отчаянные просьбы, закрыл за собой дверь.

– А ты где будешь?! – бессмысленно колотила я закрытую дверь.

– Мне нужно уехать.

– Куда уехать???

– На кудыкину гору.

– Не оставляй меня тут, пожалуйста, одну! Я тебя умоляю!!! Можно, я поеду с тобой!

– Сиди здесь, дура!

Как бы я ни стучала в дверь и что бы ни кричала дальше, по ту сторону двери было тихо. Подойдя к маленькому окошку, я попыталась разглядеть место моего нахождения, но не увидела ничего, кроме хмурого, мрачного и густого леса, который вселял настоящий ужас. Решетка, висящая с другой стороны окна, говорила о том, что разбивать стекло бесполезно, и даже если бы это случилось, я бы все равно не смогла в него пролезть – оно было слишком маленьким. Вдоволь нарыдавшись, я обреченно уселась на сырой матрас и поджала под себя ноги. Мне показалось, что я сижу так целую вечность, и, когда за крохотным окошком стало темно, я попыталась уснуть. Но не тут-то было. В кромешной темноте мне снова стало невыносимо страшно, и я не смогла уснуть, прислушиваясь к каждому звуку.

К утру, когда на улице начало светать, комната довольно сильно пропиталась сыростью, и я, несмотря на то что закуталась в дырявый плед, начала стучать зубами и ежиться.

Теперь уже не ощущала себя женщиной-вами, которая всегда сможет за себя постоять, которой совершенно не нужен мужчина, способный ее защитить, а которая сама прекрасно командует мужчинами и ведет различные дела не хуже любого криминального авторитета. Сейчас я почувствовала себя совсем маленькой, беззащитной девочкой, совсем одинокой, которая растеряла всех своих друзей, замкнулась в себе и молит о помощи. Мне так не хватало рядом мужского плеча, защиты, опоры и элементарного понимания. Больше всего на свете мне хотелось прижаться к широкой мужской груди, поплакать и услышать, что-то ласковое и успокаивающее. А когда я подумала о брате, мне стало еще тяжелее. Я представила лежащего в больнице под капельницей Женьку, который ждет, что я обязательно приеду, звонит мне по мобильному, которого у меня нет, потому что моя сумка с телефоном, деньгами и документами осталась у Риты… От этих мыслей у меня закололо в груди и учащенно забилось сердце. Риту, конечно же, уже освободили. То ли явившейся после работы Артем, то ли кто-то из моих ребят, почуяв неладное в том, что я долго не беру трубку и вообще не подаю никаких признаков жизни.

Когда окончательно рассвело, я встала, подошла к окну и тупо уставилась на густой лес. Мне стало неимоверно жаль себя, своего брата и нашу с ним сумбурную жизнь. Я постаралась вспомнить свое детство, свои школьные годы и понять, что нас с братом привело в этот жестокий криминальный мир. Конечно, мотив был один, это – деньги, а быть может, и власть. Деньги, конечно, более существенный мотив. А ведь мне пророчили блестящее будущее. Учителя поощряли мое увлечение литературой и все, как один, говорили о том, что я обязательно поступлю на факультет журналистики и сделаю блестящую карьеру. Мол, я очень эрудирована, активна, любознательна, всегда знаю, чего хочу, и добиваюсь поставленных целей. Окончив школу на «отлично», я не пошла на отделение журналистики, а вышла замуж, и, как оказалось, крайне неудачно. Расставшись со своим мужем, я находилась в тяжелой депрессии, она была напрямую связана с разводом и затянулась на целых два года… А ведь все могло сложиться совсем по-другому. Я могла не встретить Артема, поступить на факультет журналистики, закончить его точно так же на «отлично», как и школу, и приложить все усилия для того, чтобы сделать великолепную карьеру, например, дипломированного журналиста-международника. Криминальный мир мог обойти меня стороной, а я бы осталась женщиной, которая умела бы варить борщ, ждать мужа после работы, рожать ему детей. И это не мешало бы мне сделать карьеру, ведь сотни женщин делают прекрасную карьеру и имеют при этом семью. Ах, если бы… если бы… Если бы мой брат не связался с дворовой компанией, если бы не стал с раннего возраста исчезать из дома, если бы он не ушел жить отдельно и не приезжал бы к нам на дорогих машинах, осыпая меня различными дорогими ювелирными безделушками, а мать деньгами… Если бы его тогда не взорвали в машине и он не стал бы ездить на инвалидной коляске… Если бы он не привлек меня к своему делу… Все могло быть совсем по-другому… Если бы… Да, «бы» мешает.

Устав от собственных мыслей, я взяла из пачки одно печенье, свернулась калачиком и, съев печенье, крепко уснула. У меня были разные сны. Мне снился Женька, катающий меня на своем новеньком джипе. Тогда он еще ходил ногами и чувствовал скорость. Мы летим с ним по шумному проспекту, я громко смеюсь и чувствую себя почти счастливой. Оказывается, как мало нужно человеку для счастья! Как мало… А затем мне приснились Лось и его родное, теплое и такое притягательное плечо. Лось говорит мне ласковые слова, рассказывает мне о своей любви и зовет замуж. А я… Я чувствую себя по-настоящему счастливой. Просто я не могу ему об этом сказать. Не виновата же я в том, что у меня такой дурацкий характер.

Я проснулась оттого, что кто-то пристально и долго на меня смотрел. Я открыла глаза, подняла голову и посмотрела, ничего не понимая. Опершись о раскрытую дверь, стоял мой похититель, курил и с интересом меня рассматривал.

– Ты… – растерялась я и скинула с себя дырявый плед.

– Я… – пустил он дым в мою сторону.

– Я от сырости задыхаюсь. Тут дышать нечем. В лучшем случае, я умру, а в худшем – заработаю астму.

– Какие-то рассуждения у тебя странные. Тебе легче умереть, чем схлопотать какую-нибудь болезнь.

– Конечно, а зачем такая жизнь нужна?

– Какая?

– Ну, такая… В этих стенах.

– Значит, тебе эти стены не нравятся?

– А кому они понравятся, – раздраженно пожала я плечами и попробовала встать. – Послушай, выпусти меня отсюда. Я здесь и пяти минут больше не могу просидеть. Я думала, что ты никогда уже не вернешься. Ты где был? – На моих глазах появились слезы.

– По делам уезжал.

– Какие тут могут быть дела, если лес кругом.

– А тебе что, страшно было?

– Еще бы! Я не знаю, как я пережила эту ночь.

– Когда я сюда зашел, ты дрыхла и даже улыбалась во сне. Наверно, тебе снились хорошие сны. А если даже в этом чулане тебе снились хорошие сны, значит, не все так плохо. – Незнакомец бросил окурок на пол и затушил его ботинком. – А я смотрю, ты даже плакать умеешь.

– Конечно, я же не железная.

– Вот я сейчас смотрю на тебя и опять ничего не понимаю.

– Что ты не понимаешь?

– Я вижу, что передо мной обыкновенная баба. Понимаешь, обыкновенная. За ночь с нее слезла вся краска, и она стала страшна, как атомная война. Видно, правду говорят, что бабу утром без краски видеть нельзя, а то можно потерять сознание. Так вот, эта баба ревет и трясется от страха, и совершенно непонятно, как нормальные, здоровые мужики исполняли все ее приказания.

Собрав остатки самообладания, я поправила взъерошенные волосы и злобно переспросила:

– Это кто атомная война, я, что ли?

– Да я вроде про тебя говорил.

– А ты сам на себя в зеркало давно смотрел? Ты сам страшнее, чем атомная война! Шрам во всю рожу!!! Нормальный мужик уже давно бы пластику сделал! Тебе и по жизни в своей черной маске ходить надо. Ты в ней намного симпатичнее выглядишь, чем без нее. У тебя даже один глаз выше, а второй ниже. Циклоп недоделанный!

– Кто циклоп? – ошалел от моей наглости незнакомец.

– Я, кажется, про тебя говорила.

– Застрелю тебя, сука!

Не помня себя, я начала дико кричать:

– На, стреляй! Стреляй! Или стреляй, или отпусти! Но делай же что-нибудь… Не держи меня в неведении! Я должна, наконец, что-то знать. Я больше так не могу!

– Что ты хочешь знать? – совершенно спокойно спросил незнакомец. Уж чего-чего, а его спокойствия после моих слов я ожидала меньше всего.

– Я хочу знать, что ждет меня впереди! Какого черта ты меня сюда привез? Что ты хочешь? Ты меня не убиваешь, ничего от меня не требуешь и ничего мне не объясняешь… Я тут как подопытный кролик. Ты уж извини, но я не привыкла в туалет в тазик ходить и печенье, как крыса, сидя на полу, есть не могу. А уж спать тем более…

– Ты слишком много сразу хочешь знать. Придет время, все узнаешь.

– Придет время, и ты все узнаешь, – передразнила я незнакомца. – А когда придет это время? Когда? Сколько мне здесь сидеть? Сегодняшнюю ночь я вообще здесь была одна в доме! У меня уже нервы сдают. Еще немного, и меня можно будет в «дурку» сдавать.

– Чего ты боялась?

– А ты думаешь, что я вообще не знаю, что такое страх? Да, мне было страшно, я не хочу этого скрывать, но больше всего мне страшно оттого, что я нахожусь в неведении. От этого мне действительно страшно.

– Ты жалеешь о том, что этой ночью я не лежал у тебя под боком и не согревал тебя? Ты хочешь, чтобы этой ночью я лег с тобой рядом на этом матрасике, укрыл нас дырявым пледом и рассказывал тебе всю ночь сказки? – ехидно усмехнулся незнакомец.

Да пошел ты! Я совсем не это имела в виду, – огрызнулась я – Я только спросила тебя о том, где ты был этой ночью.

– Я тебе уже ответил. Ты прослушала мой ответ. Этой ночью я уезжал по делам.

– Какие тут могут быть дела? Тут же лес кругом.

– Ну и логика… Дела могут быть везде.

– Ты что, дровосек?

– Дровосек.

– Я так и подумала. Я как тебя увидела, то сразу подумала, что ты дровосек. А меня ты сейчас зачем сюда привез? Чтобы я смотрела, как ты лес рубишь? За этим, да?

– Дура ты крикливая, – сказал мужчина и снова закурил. – Узнаешь в свое время..

Я немного успокоилась и постаралась привести свои мысли хоть в какой-то порядок, чтобы сохранить состояние боевой готовности.

– Так ты мне скажешь, зачем меня сюда привез? – Я задала главный вопрос уже более спокойным голосом. – Скажешь или нет? Или мы так и будем ходить вокруг да около.

– Я тебе сказал, что еще не время.

Этот ответ окончательно выбил меня из колеи и, не помня себя, я закричала в страшной ярости:

– Послушай, ты, дровосек! Кончай надо мной издеваться! А ну пошел вон отсюда! Закрой дверь с обратной стороны! Я не хочу тебя видеть!!! Я даже не знаю, как тебя зовут! Я ничего о тебе не знаю! Я не знаю даже, как к тебе обращаться!

Зови меня просто – дровосек. Ты ж сама мне выбрала это имя. – Спокойствию незнакомца можно было только позавидовать.

– Значит, я попала в точку. Тебя действительно зовут дровосеком.

– Ты попала в самую точку.

– Понятно. Тогда, слышишь, ты, дровосек гребаный, а ну-ка, катись отсюда на все четыре стороны! Лес рубить!!! Ты же сам сказал, что это моя комната. Так выкатывайся из моей комнаты к едрене матери, понял?!

Усмехнувшись, мужчина громко хлопнул за собой дверью и повернул ключ. А я села прямо на холодный сырой пол, положила голову на колени, обхватила колени руками и заплакала. Правда, я старалась плакать так, чтобы с другой стороны двери меня не было слышно…