Когда все закончилось, Дровосек посмотрел на часы и со словами «Пора одеваться» принялся натягивать свои безразмерные трусы.

– У нас времени нет!

– Для чего?

– Для того, чтобы заниматься любовью.

– Странно слышать от тебя слово «любовь». И почему ты не сказал «трахаться»?

– Потому что я стал культурным человеком, – громко заржал Дровосек. – Ты меня облагородила.

– Сколько у нас времени? – Я постаралась прийти в себя и, последовав примеру Дровосека, принялась одеваться.

– До твоего выкупа осталось ровно полчаса. Я уверен, что мы уже ничего не успеем.

– Ты о чем? Меня уже не успеют выкупить? – испугалась я.

– Да нет. Выкупить тебя как раз должны успеть. А вот продолжить занятие сексом мы уже вряд ли сможем.

– Я тоже так думаю.

– Я дал тебе норму? – съехидничал Дровосек.

– Даже больше чем достаточно.

– Не думал, что ты такая слабачка.

– А я не думала, что ты такой рысак, – взаимно подколола я Дровосека.

– Тебе хоть хорошо было?

– Можно подумать, что тебе было плохо!

– Я так увлекся… Похоже, мы с тобой чуть было не пропустили твой выкуп.

Дровосек осторожно взял меня за талию, заглянул мне в глаза и сказал, не скрывая переполнявших его чувств:

– Знаешь, я обязательно тебя найду. Пройдет время, я тебя найду, и мы встретимся с тобой в третий раз.

– Во второй, – поправила я Дровосека.

– В третий. – Он стоял на своем.

– Во второй, – никак не уступала я.

– В третий.

– А я говорю, во второй!

– Вот увидишь, я обязательно тебя найду в третий раз.

Решив не продолжать этот спор, я осторожно спросила:

– А зачем ты меня найдешь?

– Но мы ж с тобой договорились, – удивился моему вопросу Дровосек.

– Ты хочешь еще раз похитить меня и запросить уже миллион долларов? Ты это имеешь в виду? Но извини, если у тебя все так гладко прошло на этот раз, это совсем не означает, что все так же пройдет и в следующий раз. Я же тебе сказала, что теперь буду ходить только с охраной. Ты и так наш общак обокрал.

– Я его не обкрадывал. Эти деньги твои ребята принесут по обоюдному желанию.

– А это и есть воровство.

– Это далеко от воровства. Воруют, когда замки вскрывают и когда что-то плохо лежит.

– Значит, тебе показалось, что наш общак плохо лежит?

– Может, и так…

– Тебе может понравиться меня воровать, и ты будешь делать это постоянно. А в общаке закончатся деньги, и меня нечем будет выкупать? Что тогда?

– Я бы все равно тебя воровал, – засмеялся мужчина.

– Без денег?

– Без денег. Ты мне доставляешь столько приятных моментов, что тебя можно воровать и без денег.

– Идиот! – Я покраснела и отвернулась в другую сторону.

Дровосек повернул меня к себе и очень серьезно сказал:

– В третий раз я найду тебя не для того, чтобы тебя своровать, а для того, чтобы на тебе жениться.

– А если я буду замужем? Да и почему ты так уверен, что я за тебя пойду?

– Ты не будешь замужем.

– Откуда такая уверенность?

– С тобой ни один нормальный мужик жить не может. Я за это спокоен. С тобой сможет жить только такой ненормальный, как я. А что касается того, что ты за меня не пойдешь, то, я повторяю, ты меня сама об этом просить будешь. Я тебя уверяю.

– Я думаю, что ты слишком высокого о себе мнения.

– А я думаю, что я о себе такого мнения, которое и должно быть. Ты не смотри, что сейчас я грубый мужик, бежавший зэк и конченый уголовник. Придет время, и я буду совсем другим. В этом я тебя уверяю. На все нужно время!

Притянув меня к себе, Дровосек крепко поцеловал в губы и уже в который раз посмотрел на часы:

– Мне пора. А ты должна быть хорошей девочкой и посидеть тут немного одна. Как только мне дадут пакет с деньгами, я скажу, где ты, и за тобой приедут твои люди.

– А если они сначала захотят увидеть меня живой, а только после этого отдадут тебе деньги?

– Я похож на конченого лоха? Это моя игра, и я ее затеял, а значит, играть в нее нужно только по моим правилам. Если они не пойдут на мои условия, значит, они просто не получат тебя. Садись вон на тот стул со спинкой.

– Зачем? – испуганно посмотрела я на Дровосека.

– Затем, что мне придется тебя связать.

– Зачем? Мы же договорились с тобой по-мирному. А может, тебе придется меня и убить?

– Я за свои слова отвечаю. Я тебя пальцем не трону. Свяжу для того, чтобы ты была похожа на заложницу.

– Я и так на нее похожа… – В моем голосе появился испуг.

– Я бы этого не сказал.

– Почему?

– Потому что у тебя глаза после секса от счастья светятся. Дураку видно, что тебе еще хочется.

– Не говори ерунды!

– Садись, я сказал! – В голосе Дровосека появилась реальная угроза. – У меня времени нет. Я должен тебя связать, чтобы ты не бросилась следом за мной, не прибежала к своим людям, уверяя их в том, что с тобой все в порядке и чтобы мне не давали денег. Мне нужны деньги, и я их получу, чего бы мне это ни стоило.

– Я никуда не побегу… Я буду в доме. Я буду просто смотреть в окно…

– Садись! – прикрикнул Дровосек.

Сев, я облокотилась на спинку стула и с опаской стала наблюдать за тем, как Дровосек достает веревку и начинает обвязывать меня вместе со стулом.

– Сиди спокойно. Тебе же не больно?

– Нет. – Я и сама не знаю, почему на моих глазах появились слезы.

– Я же сказал, что я не причиню тебе боли. Скоро сюда придут твои люди, тебя освободят, и ты поедешь домой. Выйдешь замуж за своего любимого человека, немного поживешь, разведешься, некоторое время побудешь одна, и мы опять с тобой встретимся. Ты уж не обижайся, но руки я завяжу тебе покрепче, чтобы не смогла развязаться.

– Да я и так не смогу, – сквозь слезы выговорила я.

– Кто тебя знает! Ты девушка сильная и совсем не робкого десятка. Таких нужно связывать как можно крепче.

– Кляп-то хоть в рот не будешь совать?

– А ты хочешь?

– Нет. Если можно, избавь меня, пожалуйста, от этого.

– Хорошо, избавляю. Для меня слово женщины – закон.

– Ты в первый раз за все это время назвал меня женщиной, а не бабой.

– Было время, когда я называл женщин дамами. Но это было слишком давно и уже стало неправдой.

– А что будет с солдатом?

– Делай с ним все, что посчитаешь нужным. Скажи о нем своим ребятам. Только учти, что он не в себе. Отпускать его нельзя. Он дальше всех мочить будет. Оружие я у него отобрал, но будет душить голыми руками всех, кого только увидит. У него уже планку сорвало. По-хорошему, его в «дурку» надо. Он же все равно не может ни своего имени назвать, ни часть, где служил, ни адрес, где его предки живут. Поначалу я подумал, что он под дурака косит, а когда присмотрелся, то понял, что он вовсе не косит, а в самом деле головой улетел. Я к нему в чулан заходил, дал ему поесть. Он от страха трясется, кричит, лицо руками закрывает, боится, что я его бить буду. Видимо, его в части били сильно, и это прочно засело в его памяти. Я грех на душу брать не хочу, а возиться мне с ним некогда. Его дальнейшую судьбу ты сама решай. Все, мне пора!

Дровосек немного нервно улыбнулся и потрепал меня по щеке.

– Ну что ты так на меня смотришь?

– Как?

– Так, словно я сейчас тебя на тот свет отправлю.

– А что я, по-твоему, смеяться от счастья должна? Может, ты мне посоветуешь распевать веселые песенки?

– Ну, не песенки… Тебе радоваться нужно, что скоро тебя спасут и ты увидишь своих, а ты сидишь, будто на похоронах. Может, ты со мной не хочешь расставаться?

– Не говори ерунды! Просто у меня нос чешется.

– Саня, ну потерпи немного. По части комфорта тут немного тяжеловато, но другого выхода нет. Ты же взрослая девочка и должна все понимать. Тебе потерпеть осталось немного, тогда и почешешь…

Дровосек не ушел и начал чесать мне нос, а я давала ему указания:

– Левее. Еще левее. Вот тут хорошо. Осторожно, ты меня сейчас без носа оставишь! Неужели нельзя поласковее?

– Можно, только ты думаешь, что я каждый день носы чешу?

– Коля, развяжи меня, пожалуйста! – Я смотрела на Дровосека глазами, полными мольбы.

– Не могу. Так и мне, и тебе спокойнее. Кстати, ты первый раз назвала меня по имени.

– Не в первый. Я называла тебя по имени перед твоими друзьями. Развяжи меня!

– Нет. Мне пора, я уже опаздываю. Не скучай!

– Счастливого пути! Думаешь, мне приятно сидеть тут одной, привязанной к стулу, в компании с беглым солдатом, который сошел с ума?

– Он надежно заперт. Не бойся.

– А если он выскочит?

– Это исключено. Все, мне пора. Пожелай мне счастливой сделки.

– Не буду.

– Почему?

– Потому что ты меня обкрадываешь.

– Не тебя, а общак.

– Это одно и то же.

– Ты хочешь сказать, что ты и есть общак?

– Что-то типа того.

– И сколько в тебе денег?

– Не знаю, не считала.

– Ладно, как бы там ни было, но я хочу сказать тебе «до свидания».

– Прощай! – Я торопливо кивнула и отвела глаза.

– До встречи! Скажи честно, а ты скучать будешь?

– Что?

– Я спрашиваю: ты скучать будешь?

– С чего бы это?

– А я буду.

– А я нет.

– Все. Меня нет. До скорого!

Наверно, уже в сотый раз Дровосек посмотрел на часы и, помахав мне рукой, вышел из дома. Я набралась терпения и стала ждать… Я тысячу раз пожалела о том, что сейчас у меня нет возможности подойти к зеркалу. Если бы я только могла, я бы обязательно посмотрела на свое отражение и привела себя в порядок. Я, наверно, ужасно выгляжу. Просто ужасно! Не причесывалась, не умывалась и уж тем более не красила губы.

Я представила, как Лось вместе с другими нашими парнями передаст Дровосеку деньги и поедет сюда. Признаться честно, мне показалось, что у меня просто не хватит сил дождаться этой счастливой минуты. Я знала, что первым, кто забежит в дом, будет Лось, и до мельчайших подробностей представила нашу встречу. Он кинется к моим ногам, начнет развязывать веревки и говорить о том, как сильно он за меня переживал и как он меня любит. В его глазах будут стоять слезы, а руки будут дрожать. Он позабудет о конспирации и будет говорить мне о своих чувствах, совершенно позабыв о том, что рядом с ним стоят наши ребята, которые довольно тесно общаются с моим братом и могут рассказать ему о наших отношениях. А я и не буду его останавливать, потому что больше не хочу скрывать свои чувства. Я громко разревусь, брошусь ему на шею и тут же скажу, что с огромной радостью выйду за него замуж и что я уверена в том, что мой брат благословит наш союз и мы проживем в мире и согласии долгие и долгие годы. Все будет именно так, а по-другому не может и быть. Я больше не хочу прятаться от самой себя. Я хочу быть любимой, любить и жить полноценной жизнью, которой живут другие женщины.

Я даже подумала о том, что первым делом поеду вместе с Игорем к своему брату. Я обниму Женьку за плечи, расскажу ему, как я за него отомстила, и представлю ему его друга, моего будущего мужа, который будет теперь вместе со мной идти по жизни, оберегать, лелеять, холить, любить, пытаться меня понимать и выполнять мои многочисленные капризы… Я улыбалась своим мыслям и думала о том, что сижу слишком долго, что мое затворничество затянулось, что вот сейчас… сейчас это произойдет. Еще немного. Еще капельку терпения…

Когда входная дверь распахнулась, а на пороге появились Вован и Олег, я почувствовала, как сильно заколотилось мое сердце, и закричала:

– Блин, ну что же вы так долго! Я тут уже устала! У меня и руки занемели, и нос чешется! Ребята, родные мои! Вы не представляете, как я счастлива вас увидеть. Как я счастлива!!! Как долго я ждала этой минуты! А где Лось?

– Да он… это… – Вован встал рядом со мной и посмотрел на меня растерянным взглядом.

– Что он?

– Да он, это…

– Что он это? Ну говори, не томи!

– У него от твоего похищения крышу снесло. Так переживал, что напился, сел в машину и куда-то уехал.

– Как это? Куда? Он жив?

– Да жив он, не паникуй.

– Слава богу! – облегченно вздохнула я.

– В гипсе лежит твой Лось. Нога у него сломана.

– Так он в больнице?

– В больнице. Не переживай, оклемается и бегать начнет. Он, когда узнал, что мы тебя выкупать едем, был готов прямо с перевязанной головой и загипсованной ногой к тебе лететь, но он пока даже на костыли встать не смог. Мы его уверили, что все нормально будет. Да не смотри ты так испуганно. Никто тебе не врет. Он скоро как новенький будет. Починят врачи твоего Лося, словно поломанную игрушку. Просто у человека сотрясение и несколько переломов. Ничего из ряда вон выходящего нет.

– Зачем же он пьяный за руль сел?

– С горя. Любит, наверно, тебя.

– С чего ты взял?

– Только слепой этого не заметил бы. Об этом все наши ребята давно знают. Никто против вашей любви ничего не имеет. Что мы, не живые люди!

– Вован, вы деньги отдали? – немного успокоившись, спросила я.

– Отдали. Ровно пятьсот тысяч долларов, как похититель требовал.

– Вы ему не фальшивыми заплатили?

– Настоящими.

– Почему?

– Лось так велел. Он сказал, что человеческая жизнь, твоя, значит, намного дороже любых денег. Мы хотели какую-нибудь постанову слепить, но Лось на дыбы встал. Он даже при своей болезни из обоймы не выпал. И народ весь так настроил. Все проголосовали против того, чтобы деньги фальшивыми были, и даже против того, чтобы этого ублюдка взять за шкирку, привязать к какому-нибудь дереву и выпытать, где ты находишься. Этот похититель сказал, что ты не одна, что его человек рядом с тобой и что в случае провала он не задумываясь отправит тебя на тот свет. Короче, общим собранием решили самодеятельностью не заниматься, выполнить все требования и ни в коем случае не рисковать твоей жизнью. Хорошо, что хоть такие деньги в сейфе лежали. Вчера как раз одна сделка солидная была и эти деньги в сейф положили. Прямо как чувствовали. Да ты насчет денег не переживай. Этот горе-похититель с дачного поселка не выберется.

– Почему? – заметно насторожилась я.

– Он условие поставил, чтобы на передаче денег присутствовали только двое. Вот мы двое и присутствовали. А при выезде еще парочка наших ребят сидят. При одном выезде и при другом. Значит, наших ребят на дачах еще четверо. Они сидят в засаде, их не видно. Вооружены по последнему слову. Так что ты не переживай. Он не уйдет дальше дачного поселка. На двух выходах его ждут. Все чики-чики. Никто ему такие деньги отдавать и не собирался. Как только он объявится, его сразу хлопнут. Дан приказ открыть огонь на поражение.

– Вован, хорош болтать! Может, ты меня все-таки развяжешь?! Сколько, по-твоему, я должна так сидеть?!

– А ты куда торопишься? – У Вована моментально изменился голос, и он посмотрел на меня какими-то полоумными глазами.

– Как куда?! – совершенно не поняла я его. – Почему так воняет бензином?

Обернувшись, я увидела, что Олег медленно льет из канистры бензин по дому. Я обмерла, потом затряслась, как в лихорадке, и тихо спросила:

– Вован, в чем дело? Олег, ты на фиг льешь бензин? Ребята, вы что задумали? Вы меня на тот свет решили отправить? Дом хотите поджечь?!

Вован взял меня за подбородок и сказал, глядя мне прямо в глаза:

– Ты всегда была умной и сообразительной женщиной. Мы действительно хотим поджечь дом.

– Как же так? Зачем? Как же…

– У нас появился реальный шанс от тебя избавиться. Я не хочу, чтобы мной командовала баба. С меня довольно.

– Я хочу выйти замуж за Лося и отойти от дел. Теперь всем будет заправлять он.

– Лось – хороший мужик, и я бы не против, чтобы он всем заправлял, но он тебя любит, а это значит, что он дурак. Ты будешь ему петь на ухо, значит, он будет думать женскими мозгами.

– Вован, ну почему? Что я тебе сделала? Мы ведь всегда с тобой ладили. Всегда! – Я ощутила, что у меня началась истерика.

– Мы никогда с тобой не ладили. Я всегда тебя ненавидел. Я всегда ждал момента, когда смогу с тобой расправиться. Мне не пришлось уговаривать Олега, чтобы он мне помог. Он согласился с радостью. Те четверо, что приехали вместе с нами и сидят у выезда с дачного поселка, ничего не подозревают. Им дано указание сидеть до победного. Их цель – вернуть деньги, а наша цель – вернуть тебя. Я знаю, что они справятся со своей задачей, но только мы не справимся со своей. Сейчас загорится дом, и мы вернемся к ребятам с глазами, полными ужаса. Мы расскажем, как загорелся дом, как мы бросились, чтобы тебя спасти, но было уже слишком поздно и мы ничего не могли сделать. Твой похититель не сможет сказать ни слова, что он не причастен к пожару, потому что его убьют еще до того, как он скажет хоть одно слово.

– Одумайся, пока не поздно! Я тебя умоляю, одумайся! Я про это даже не вспомню, только, пожалуйста, одумайся!.. – истерично кричала я и до крови кусала губы.

– А что мне одумываться? – Вован сморщился от жуткого запаха бензина и стал поторапливать: – Олег, давай быстрее! Время идет. У тебя еще есть канистра? Давай ее выливай, и дело с концом!

Я не могу описать, что испытала в тот момент, когда окончательно осознала, что сейчас я умру, что я умру в жутких мучениях, что меня сожгут близкие мне люди. Люди, с которыми я работала долгое время, которым всегда верила, которых с нетерпением ждала и знала, что вместе с ними придет помощь… Мне не верилось, что еще немного и меня просто не будет, что новая весна уже не моя. И не только эта, но и следующая. Что я уже никогда не увижу, как распускаются почки на деревьях, как появляется первая зеленая травка, что я никогда не посмотрю на голубое небо и не прокричу свою любимую фразу: «Грачи прилетели!»

– Грачи прилетели, – тихо сказала я и почувствовала, как по моему лицу ручьем потекли слезы.

– Что ты сказала? – не понял меня Вован.

– Я тебя спрашиваю, грачи прилетели или нет?

– Кто? Какие, на хрен, грачи?!

– Птицы такие. Они всегда весной прилетают. Я люблю наблюдать за этим. Это так красиво. Мы с братом всегда вешали скворечники и с нетерпением ждали их прилета. Скоро весна.

– Грачей еще нет ни хрена, и неизвестно, когда будут. А что касается твоего брата, то я не ожидал, что он выкарабкается. Я хотел убрать сначала его, а затем уже тебя. Кто ты такая без мозгов своего брата?! Никто! Хер в пальто!

– Так это ты стрелял в Женьку?

– Я уже давно ни в кого не стреляю. Я выполняю совсем другую работу. Есть люди, которым можно заплатить и они сделают это намного лучше меня.

– Значит, ты заказал моего брата?

– Я! – Вован расплылся в самодовольной улыбке. – Я! Я! Я! А ты что, так и не догадалась?

– Нет. Я всегда тебе верила.

– Доверяй, но проверяй!

– А калекой моего брата тоже сделал ты?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду тот взрыв в машине, после которого его буквально сшили по кускам и он потерял способность ходить.

– К этому я не имею никакого отношения, и не стоит сваливать все на меня. Я всегда уважал твоего брата. Я был ему предан. Всегда с огромным удовольствием работал под его руководством. Он действительно классный мужик. Он не раз меня выручал и много чего для меня сделал. Но все это было до того, как он стал калекой. Теперь он просто выпал из обоймы. Я согласен с тем, что у него остались мозги, но этого слишком мало для того, чтобы управлять группировкой и влиять на людей. Твой брат сам это понимал и поставил во главе дела тебя. Извини, но я никогда не подчинюсь бабе. Если в группировке не будет семейки, которая уже давно себя изжила, то есть тебя и твоего инвалида, то мы вновь заживем нормальной жизнью. И будем работать по тем правилам и распорядкам, по которым мы работали раньше.

– А я стреляла в Колесника… Я думала, что это он хотел убить моего брата. Я и представить себе не могла, что это ты.

– Не знаю, как ты там в него стреляла… Возможно, это твои бабские бредни. В Колесника стрелял киллер. Его сейчас ищут. Люди Колесника сняли с тебя обвинения по этому поводу, так что можешь мне не сливать свою бодягу.

– В Колесника стреляла я!

– Хорош врать! У тебя кишка слаба. Не стоит приписывать себе то, что сделали другие. И вообще кончай болтать. Пора прощаться!

К Вовану подошел Олег, и я поняла, что мое время истекло.

– Вов, может, мы ее стрельнем и сразу подожжем? На всякий случай, чтобы она уже точно не рыпалась, – предложил Олег.

– Да как она рыпнется, если она плотно к стулу привязана и даже руками не сможет пошевелить?! Стрелять не надо. Если труп потом найдут, экспертизу сделают, обнаружат пулевое ранение, и начнется… Тем более у нас все оружие паленое, на нем столько всего понавешано. Нужно уже давно стволы поменять. Я знаю, где можно новую хорошую волыну приобрести, и причем очень даже недорого. Просто сожжем бабу, и все. Жалко, конечно, что твой похититель тебя сам не хлопнул. Очень жалко. Признаться честно, мы рассчитывали, что забежим в дом и обнаружим тебя мертвой. Ан нет. Не вышло. Видеть тебя живой нам что-то не очень хотелось.

– Если это так, что ж вы тогда похитителя сразу не убили, а дали ему деньги и возможность уйти? Если он вам сказал, что я не одна и что в случае провала меня убьют, почему вы не устроили этот самый провал?! Почему?

– Потому что мы не одни и все должно быть правдоподобно. На дачах еще четверо наших ребят, и они не имеют к нашем заговору никакого отношения. Ладно, все, хорош болтать. Олег, поджигай, и сваливаем отсюда.

– Ребята, не надо!

– Ты это… Ты глаза закрой, – заметно занервничал Вован. – Ты думай о брате… А хочешь, молитву читай. Проси Господа отправить тебя в рай. Точно, читай молитву! Так легче.

– Ребята! Ребята, прекратите немедленно! У вас еще есть время одуматься! Ребята! Я вас умоляю. Вы представляете, что вам за это будет, если кто прознает?

– А никто и не прознает! – злобно крикнул Вован. – Никто! Потому что мертвые не умеют разговаривать! Дом быстро сгорит! Вот увидишь, тебе совсем не будет больно! Дом-то деревянный! Горит легко и быстро! Ты только закрой глаза, чтобы не видеть! Ты только читай молитву!

Когда я осталась в доме совершенно одна и увидела постепенно надвигающееся на меня пламя, я закрыла глаза и закричала:

– Ребята! Ребята, одумайтесь! Ребята, мы ведь одна семья! Разве так можно?! Мы ведь одна криминальная семья! В чулане беглый солдат! Он сошел с ума. Освободите его немедленно! Его ждут дома родители! Ребята, я в доме не одна!!!

Но меня уже никто не слышал. Больше я уже не могла кричать… Не могла… Я только почувствовала, как мое тело свело в судорогах. Это были судороги от страха, дикого, чудовищного страха. Меня жутко трясло, и я уже не могла себя контролировать. Я не знаю, чего я боялась больше – огня, дыма… Нет, я боялась смерти. Я действительно боялась смерти, такой неожиданной и такой страшной. Мне было страшно умирать. Страшно. Господи, как же мне тогда было страшно!.. Как страшно-то… Я всегда хотела умереть красивой, но после этого огня, когда меня все-таки найдут, я буду обгорелой и страшной. Наверно, даже в гроб класть будет нечего…

…А затем… затем стало так много света, что он начал слепить глаза и я уже не могла ничего видеть. Свет меня слепил, выжигал глаза и приносил самую настоящую боль. Господи, ну почему так светло? Ну почему? Только бы немного темноты… Совсем немного…

Мне было страшно умирать еще и оттого, что где-то там, в какой-то больнице, на больничной койке лежал человек, который ждал этой встречи, считал минуты, а я так и не успела сказать ему о своей любви… Он попал в нелепую аварию, потому что понял, что его жизнь без меня просто разваливается. Ему не хватает меня, как собственных рук, как собственных глаз и как собственных мыслей… Где-то там остался мой брат, который тоже ждет этой встречи, который знает, что я очень сильная, что я всегда смогу за себя постоять и что во мне столько духа, что мне может смело позавидовать любая, даже самая отчаянная девушка.

А совсем рядом умирает беглый солдат… Несмотря на то что он сошел с ума, он ведь тоже чувствует смерть… Он ощущает запах дыма и видит огонь… Он так и не пришел в себя и не обрел разума. И все же он почувствовал смерть. Он тоже осознал, что пройдет немного времени, и его уже не будет.

А вообще я очень любила жизнь. Несмотря на весь трагизм, который она мне преподнесла, я очень сильно ее любила. Ведь жизнь прекрасна! Несмотря ни на что, она все же прекрасна! Я испытала, что такое молодость, и мне очень жаль, что мне никогда не узнать, что же такое старость. Жизнь не так страшна и убога, как о ней говорят, несмотря на тот малоприятный факт, что за рождением человека следует его смерть, что если человек что-то обретает, значит, придет время, и он обязательно что-то потеряет, что за самым лучшим может последовать самое худшее. Несмотря на все это, я очень любила жизнь!

Мне очень жаль, что я многое не успела в этой короткой и так быстро развалившейся жизни. Не успела по-настоящему выйти замуж, не узнала, что же такое материнство. Мне очень жаль, что время, которое мне было отпущено, так быстро закончилось и что для меня в нем больше нет места! А ведь я даже не почувствовала, что я умру. Если бы я знала, что это произойдет так быстро, я бы поспешила жить. Я бы обязательно поспешила.

Наступил момент, когда я уже плохо что-либо понимала и что-либо видела. Я не закрывала глаз, просто на них была какая-то пелена, которая очень сильно мешала зрению. Я уже ни о чем не думала, ничего не ощущала. Мне было ясно, что если бы я заранее знала, что скоро умру, Я БЫ ПОСПЕШИЛА ЖИТЬ. Я бы обязательно поспешила.

Еще немного, и мне откроется тайна, которую все боятся и о которой боятся даже говорить вслух. Мне откроется тайна смерти. Еще немного, и я узнаю, как останавливается сердце и как по жилам перестает течь кровь… Еще немного… Мне кажется, что я уже вижу… Я вижу то, что находится за порогом смерти, я отчетливо это вижу… Если я умираю, значит, я прожила все, что мне отпущено. Как жаль, что мне так мало отпущено… Как же жаль! Другим отпущено много, но они сами уходят из жизни. Они просто устают и не хотят жить. Они не видят смысла жизни и постоянно его ищут. Они не понимают, что смысл жизни в отсутствии всякого смысла. Они уходят из жизни, сводя с ней окончательные счеты. А я так хочу жить! Господи, как же сильно я хочу жить… Как сильно! Ведь я еще не нажилась. Я еще ни черта не нажилась… Мне хотя бы еще немного… Самую малость. Если бы Господь отпустил мне еще, я бы так ценила жизнь… Так бы ее ценила…

А где-то там по-прежнему будут жить другие люди, и у каждого из них будет своя жизнь. Но в этой жизни не будет меня. Меня просто больше не будет! Меня помянут… Меня будут вспоминать… Обо мне будут говорить… Меня будут помнить. Но это будет только вначале. В самом начале. Когда еще будут свежи воспоминания и близки разговоры обо мне… Но пройдет время, и меня забудут. Будут пролетать весны. Кто-то другой будет смотреть на небо и громко кричать: «Грачи прилетели!» Кто-то другой будет вешать скворечники и рвать первые подснежники. Это будет кто-то, но это буду не я… Потому что меня нет и меня уже почти не стало… Как жаль, что я уже не смогу услышать красивую музыку, поставить свой любимый диск и СТАНЦЕВАТЬ ТАНЕЦ ДИКИХ.

Впереди неизвестность. Я уже перестала испытывать страх перед неизвестностью. Мне было горячо, но ничего не жгло. Было странное состояние, я никогда не испытывала ничего подобного раньше. Словно что-то непонятное появилось у меня внутри, постепенно съедая меня по кусочкам, и это что-то было настолько сильное, что оно пустило в меня свои мощные корни. А затем мне стало неимоверно легко… Что-то отпустило меня без боли… И все… Провал… Я ПОНЯЛА, ЧТО МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕТ. МЕНЯ НЕ СТАЛО…