Послышался шум подъезжающей машины. Мы переглянулись и одновременно опустили свои незаряженные пистолеты.

— Ты кого-нибудь ждешь?

— Нет.

— Кто-то приехал.

— А кто?

— Ты у меня спрашиваешь? Я вообще с тобой разговаривать не хочу. Ты, между прочим, задница, чуть было меня не убил. Если бы пистолет был заряжен, ты бы всадил мне пулю в самое сердце.

— У меня в доме вообще нет заряженного оружия.

— Почему? У тебя же такая неспокойная жизнь.

— Потому что если в доме есть заряженное оружие, то оно обязательно выстрелит.

— Все равно я тебе не верю. Ты хотел меня убить, гад ползучий.

— Дурочка. Я тебя люблю, как могу тебя убить?

— Еще недавно ты говорил, что любовь нужно убивать сразу.

— Мало ли что я говорил… Слушай, ты такая бабенка сложная. Теперь я понимаю, почему от тебя мужики бегут.

— Бабенка, знаешь, где? В деревеньке! Олух неотесанный!

— Ладно, не время сейчас отношения выяснять. А пулю в сердце я бы тебе и в самом деле всадил. Только не пулю, а стрелу, чтобы ты мне взаимностью ответила. А то рассказываешь мне про своего женатика недорезанного… Думаешь, мне это приятно слушать? Я вообще не понимаю, зачем тебе сдался этот павлин?

— Сам ты павлин! У того павлина, может, хвост красивее!

— Красивее, говоришь?

— Красивее!

— И что ты называешь хвостом? Что он у него больше и толще?

— У него перьев больше…

— Надо же, у него там, значит, перья имеются!

— Имеются, и притом разноцветные.

У дома послышались мужские голоса, я испуганно посмотрела на Михаила.

— Я думал, к соседям приехали…

— Это по нашу душу, — захлопала я ресницами. — А кто это?

— Понятия не имею. Ты вот что… Ты спрячься на всякий случай. Полезай в шкаф и закройся.

— Как это в шкаф?

— Быстро, я сказал, а то может быть поздно!

— А ты?

— А я пойду гостей встречу. И если произойдет что-то плохое, ты из шкафа не смей нос высовывать.

— А что может быть плохое?

— Пока не знаю.

Я жалобно посмотрела на Михаила и чуть было не заплакала.

— Мишенька, миленький, а может, мы вместе в шкафу отсидимся? В нем места много, нам обоим хватит. Ну, пожалуйста, а то я как-то не привыкла одна в шкафу сидеть. Страшно мне.

— Если мы с тобой вдвоем в шкаф залезем, то нас точно сразу найдут. — Михаил затолкал меня в шкаф и погрозил пальцем: — Чтобы сидела, как мышь. И не говори, что тебе страшно. Такие женщины, как ты, по-моему, вообще ничего не боятся. Хотя таких не пугать надо, а любить и на руках носить. Такие не для вечернего коктейля, такие для настоящей любви.

Михаил закрыл дверцы шкафа, я попробовала их открыть, но он вновь их захлопнул и процедил сквозь зубы:

— Прекрати ломиться, дура, и сиди спокойно.

Я сидела не шевелясь и смотрела сквозь замочную скважину. Михаил взял бутылку текилы, сделал приличный глоток и в тот момент, когда в дверь стали громко звонить и стучать, закричал:

— Иду! Иду! И кого там нелегкая принесла!

А затем послышался звон битого стекла и раздались выстрелы.

— Кто вы и что вам нужно?

Это были последние слова Михаила, которые я услышала, потому что потом в доме воцарилась тишина. Через минуту послышались глухие шаги и еле слышные мужские голоса.

В кабинет вошли двое в черных масках. Я чуть было не заорала от ужаса и сжалась в комок.

— Тут никого нет.

— Да он был не один, а с бабой. Во дворе машина ее стоит.

— Ну и куда она подевалась?

— Да хрен ее знает, спряталась, наверное.

— Надо весь дом перевернуть.

— Так давай, переворачивай.

Я положила голову на колени и стала внимательно слушать удары своего сердца. Десять, двадцать, тридцать… Ну и пульс! Еще немного — и сердце просто выскочит из груди. Мне казалось, что с таким учащенным пульсом не живут… Пройдя мимо шкафа, мужчины так и не удосужились в него заглянуть и ушли.

Не знаю, сколько времени я просидела в шкафу. Показалось, что целую вечность. Я даже не знала, останусь ли жива или меня отправят следом за Михаилом, не знала, кто эти люди и почему они хотят нас убить, да и не хотела об этом думать. В последнее время было слишком много вопросов без ответов. После моего согласия посетить эту злополучную вечеринку я все время жила в напряжении, зная, что жизнь моя может в любой момент оборваться. Вот и сейчас я сидела в этом шкафу и дрожала от страха.

Я уже мысленно попрощалась со всеми, кого знаю, пожелала всем доброго здоровья и удачи на тернистом и неспокойном пути под названием жизнь. Я подумала о Максе, что сейчас бы больше всего на свете я хотела припасть к его груди, разрыдаться и рассказать обо всем, что со мною произошло в последнее время. Я бы плакала громко и отчаянно и чувствовала, как крепко меня обнимают родные и сильные мужские руки. Он бы гладил меня по голове, словно маленькую, и говорил какие-нибудь ласковые слова. Наверное, это было бы странное чувство, по крайней мере для меня очень странное, потому что я не привыкла плакать у кого-нибудь на груди, я привыкла плакать одна, в подушку. И у меня было такое ощущение, что я одновременно и ребенок, и взрослая женщина, и что обнимает меня мой старший брат, который любил меня и терпел все мои детские выходки и капризы. Он бы все равно меня обнимал, потому что перед ним не нужно изображать комедию. Он видел меня любой — красивой, печальной, развратной, пьяной, сильной, слабой, подлой, мелочной, восхитительной и ничтожной. И почему я представила Макса своим старшим братом? Наверное, потому, что с ним было, надежно, спокойно и ни за что не стыдно.

В далеком прошлом остались мой брат, маленький городок и родные. Странно, но в последнее время я вообще не думала о своем прошлом. Оно меня отпустило. Медленно, тяжело, нехотя, но все же отпустило. Оно ушло куда-то и решило меня больше не тревожить, дать право на новую жизнь и перестало беспокоить. И я мысленно никогда к нему не возвращалась. А сегодня, именно тут, в этом шкафу, на грани жизни и смерти, я почувствовала, что мне стало жаль моего прошлого. Захотелось в него вернуться хотя бы на пару минут и ощутить холодок в груди при виде людей, ниточки общения с которыми уже давно и прочно оборваны.

И все же мое прошлое не такое уж трагичное, как я сама себе навоображала. В прошедших годах много теплого, хорошего, того, что может вызвать улыбку. Были те, кто смотрели на меня с признательностью, и те, кто не могли отвести от меня взгляд, полный ненависти. А ведь прошло не так уж и много времени, как я обосновалась в Москве, но это прошлое уже теперь не вызывает в памяти неприятные переживания, как раньше.

Но только где бы я ни находилась, у меня так и не получается жить так, как живут нормальные, спокойные люди. Москва оказалась еще более криминальным городом, чем мой родной. Здесь все связано с бандитами, в газетах и по телевизору постоянные известия об убийствах, изнасилованиях, авариях, пожарах, суицидах и прочей крови. Я, привыкая к здешней жизни, относилась ко всему с осторожностью, присматривалась. Это потом я освоилась. Зато теперь уже чувствую себя как дома, и тут все родное и до боли знакомое, и все, что осталось в том, моем прошлом, я забываю, потому что у меня уже давно началась совсем другая жизнь. Хотя есть люди из той, прошлой жизни, кого я помню и люблю до сих пор. И они меня помнят, конечно, те, которые живы. Я абсолютно уверена, что они не забудут меня никогда. И чем больше проходит времени, тем дальше уходят мои воспоминания, остаются только штрихи, слова, сцены… А в усталой душе при этих воспоминаниях начинается поздняя осень с сильным ветром, опадающей листвой, резким похолоданием и моросящим дождем.

Я вспомнила человека, с которым мы были вместе долгое время и расстались по-глупому, о чем впоследствии долго жалели. Он слишком хорош, интересен и галантен. Он обожал меня, носил на руках все время, сколько мы были вместе, и до сих пор бы боготворил, если бы мы не расстались. Он простирает ко мне руки, а я улыбаюсь, падаю на кровать и даже не думаю сопротивляться. Он садится у моих ног, ласкает мои колени и говорит о нашем будущем, о том, что нам имеет смысл жить вместе, пожениться, даже когда-нибудь завести детей. Я закрываю глаза и отрицательно качаю головой, понимая, что мы зашли слишком далеко и необходимо остановиться. Тогда я еще боялась подобных разговоров и избегала их. Я не могла представить, что кто-то сможет посягнуть на мою свободу, тогда я еще и подумать не могла, что свобода хороша только тогда, когда на нее кто-то посягает. Я ведь плохо понимала само слово «свобода» и не знала, что свобода — это одиночество.

Мужчина грустно смотрит на меня, опускает руки и говорит, что, если и в дальнейшем буду играть на его чувствах, то останусь одна. Я злобно смеюсь и отвечаю, что он несет чушь, потому что таким женщинам, как я, делают предложения до глубокой старости… Господи, как же он тогда был прав… Как прав… Если бы тогда я хотя бы прислушалась к голосу разума…

Смахнув слезы, я постаралась прогнать нахлынувшие воспоминания и обратила внимание, что в доме стало тихо. Ни мужских голосов, ни шагов и вообще никаких признаков жизни. Несмотря на то что я была смертельно напугана, я тихонько приоткрыла дверцу и вылезла из шкафа.

«Смотри не вздумай высовывать нос. Сиди в шкафу, что бы ни случилось», — вспомнился мне наказ Михаила. И сколько можно в нем сидеть? День, два, три, пока не сдохну… Возможно, Михаила уже нет в живых. Возможно, я просидела в этом шкафу несколько часов подряд…

Осторожно выйдя из кабинета, я на цыпочках прошла по длинному коридору и тихонько подошла к окну, которое выходило во двор. Во дворе стояли две машины. «Мерседес», принадлежащий Михаилу, и мой автомобиль. Странные гости, наверное, покинули дом. Где же Михаил?

При мыслях о нем я тихонько всхлипнула и чуть было не разревелась. Если не считать его темного прошлого, то он ведь неплохой мужик. С таким мужиком можно в огонь и в воду. С ним рядом идти по жизни одно удовольствие, и пусть другие дамы облизываются на расстоянии. Я красивая женщина, а это значит, что нормальный, здоровый мужик просто не может меня не желать. Я провоцирую его своей привлекательностью, и от этого никуда не денешься. Может, и правы те, кто говорит, что красивой женщине нельзя быть одной. Некрасивой женщине защитой служит ее невзрачность, а такая, как я, является постоянным объектом для насилия и прочей дребедени.

Я внимательно прислушалась и услышала легкую музыку, которая, если я не ошибаюсь, доносилась из моей машины. Так как окна у нее были тонированными, я не смогла разглядеть, есть кто в салоне или нет. По крайней мере в том, что в доме никого нет, я была уверена на сто процентов.

Не успела я отойти от окна, как дверца моей машины открылась и я увидела… того, кого меньше всего ожидала. Это был молчаливый парень по имени Витюха. Тот самый Витюха, с которым мы виделись в последний раз на кладбище.

— Вот это да… — сказала я сама себе.

Теперь я уже не знала, в этот дом ворвались по мою душу или по душу Михаила? Все так перемешалось! Знают ли эти люди Михаила и у них с ним свои счеты, или они ищут меня, чтобы разобраться с тем, что произошло на кладбище?

— Мамочки! — прошептала я и попятилась от окна.

Значит, одного бандита оставили меня ждать. Замечательно, что ж, подождем меня вместе. Открыв дверь в ванную комнату, я подошла к небольшому окошку, которое выходило в сад, и, встав на цыпочки, попыталась его открыть. С третьей попытки мне это удалось. Стараясь унять дрожь в руках, я вылезла в окно и прыгнула в кусты…