Андрей намазывал на хлеб масло, пил чай и смотрел телевизор, включив звук довольно громко. Он вел себя так, словно жил один в этой квартире. Не говоря ни единого слова, я фурией влетела на кухню, выключила телевизор и, держась за больную голову, пошла спать. Не успела я лечь на диван, как Андрей вновь щелкнул выключателем и издевательски начал подпевать известному певцу.

– Да что же ты такое творишь?! – закричала я что было сил и, выключив телевизор, спрятала пульт в карман махрового халата. – Ты на часы смотришь?

– Смотрю. Уже семь часов утра, – невозмутимо ответил Андрей.

– Может, ты еще караоке начнешь петь в семь часов утра?

– Караоке я вчера вечером пел, а сегодня у меня нет настроения.

– Что ж это ты так, без настроения встал? Оно у тебя всегда должно быть хорошим. Ни проблем, ни забот, ни хлопот. Живешь, ни черта не делаешь!

– Я хочу посмотреть телевизор, – настойчиво повторил Андрей.

– Смотри, кто тебе не дает. Ты можешь посмотреть его в спальне. Я в зале сплю.

– А я хочу на кухне.

– Я тоже много чего хочу! – вновь прокричала я и почувствовала, что уже не могу справиться с собственной злостью. – Но ведь ты же живешь не один и ты должен со мной считаться.

– А кто ты такая?

Последний вопрос прозвучал как пощечина. Я посмотрела на мужа беспомощными глазами и еле слышно произнесла:

– Я твоя жена. Я всю ночь работала. Я очень устала, и я хочу спать.

– Почему ты по ночам работаешь?

– Потому что мне хорошо платят. Я вынуждена кормить нашу семью. Вот ты сейчас намазал масло на хлеб и собрался съесть бутерброд, но ведь ты даже не поинтересовался, откуда у нас в доме хлеб и масло. Тебе вообще безразлично, откуда в нашем доме берутся продукты? Ты просто привык открывать холодильник и брать все, что считаешь нужным. Так вот, чтобы в этом холодильнике никогда не исчезали продукты, я должна хоть немного поспать и опять выйти на работу.

– Сядь. Поговорить надо, – неожиданно сказал мне Андрей и нервно закурил сигарету.

Я украдкой зевнула и села напротив. Затем тоже закурила сигарету и, выпустив дым, произнесла:

– Андрей, может, ты на работу пойдешь? Тяжело в четырех стенах сидеть. На работе ты быстрее придешь в себя, все-таки среди людей будешь. Общение в твоем случае просто необходимо.

– Я сам уже от этого всего устал. Понимаешь?

– Понимаю. Я тебе говорю: попробуй поработать, и ты быстрее все вспомнишь. Заживешь нормальной, полноценной жизнью.

– Я боюсь, – стряхнул пепел в пепельницу Андрей.

– Кого?

– Людей.

– Но ведь ты же среди них живешь. Как же можно их бояться?

– Да и как я могу выйти на работу, если я ничего не умею.

– Почему ты ничего не умеешь? Ты же за руль сел и сразу поехал, моментально вспомнил, как машину водить. Андрей, ты же классным водителем был. Зачем прозябать в четырех стенах? Все врачи в один голос говорят о том, что, чем быстрее ты начнешь жить активной жизнью, тем быстрее все вспомнишь и заживешь, как раньше. Поехали прямо сегодня к тебе на работу. Может, будешь работать хотя бы несколько часов в день. У тебя очень хорошие ребята в коллективе. За тебя все очень переживают.

– Да как я буду работать, если московских дорог совсем не знаю? – возмутился Андрей.

– Да долго ли их узнать! Карту дорог изучишь.

– Не хочу, – решительно заявил Андрей.

– Почему? – задала я вопрос поникшим голосом и затушила сигарету.

– Потому что я из дома выйду и обратно домой дорогу не найду, – ударил по стене кулаком Андрей. – Выйду и опять через полгода в Сибири окажусь.

– Это страх, – произнесла я. – С ним нужно бороться. Я тебя очень хорошо понимаю.

– Да ни черта ты ничего не понимаешь! Целыми днями только и показываешь, как тебе одной тяжело. Совершенно не хочешь понять, что мне еще тяжелее. А то ты у нас вся такая бедная, несчастная, одинокая, пашешь целыми днями, света белого не видишь. Посиди в моей шкуре! Почувствуй, что это такое – заново родиться.

Я изумленно подняла глаза и не выдержала:

– Андрей, проще всего сидеть на этой кухне и жаловаться на судьбу. Но ведь нельзя сидеть сложа руки. Нужно что-то делать. Ты же сам себя здесь заживо хоронишь. У тебя же руки, ноги и голова есть. Подумаешь, памяти нет, но ведь и без этого можно жить.

Я бросила взгляд на стоящую в раковине грязную посуду и укоризненно произнесла:

– Неужели трудно было хотя бы посуду помыть. Я же на работе.

– Это не мужское дело, – отрезал Андрей.

– Вот видишь, ты знаешь, что такое мужское дело, а что – женское. Тогда мне скажи: зарабатывать деньги и тащить на себе всю семью – это женское дело? Но ведь я это делаю. Делаю, потому что мне деваться некуда. И ты хоть немного должен меня понимать и жалеть.

Видимо, Андрею не нравился тон нашего разговора, и он пренебрежительно отмахнулся.

– Надоело мне все. И ты тоже мне надоела.

– Андрей, а ты сам себе еще не надоел?

– Надоел, – честно признался Андрей и, поддерживая голову руками, о чем-то задумался.

Я смотрела на него пристальным взглядом и ощущала острую душевную боль. Я все больше и больше приходила к мысли о том, что мне жутко неуютно рядом с Андреем. Что наше некогда теплое гнездышко стало для меня слишком неуютным, тесным и мрачным. Я даже спать тут не могу. Ни спать, ни есть, ни дышать. Мне хочется оставить этого человека и никогда его больше не видеть. Да и не только не видеть, но и ничего о нем больше не слышать. Он слишком чужой, и он совсем не тот, кого я любила. Мне хочется его бросить, но где-то в подсознании сидит мысль, что этот человек болен, а я не имею права бросать того, кто попал в беду.

– Андрей, ты меня хоть немного любишь? – спросила я его, заранее зная ответ.

– Я не знаю, что это такое, – усмехнувшись, ответил он.

– Ты не знаешь, что такое любовь?

– Нет.

– Хотя бы соври. Обмани.

– Каким образом?

– Скажи, что любишь. Мне это так нужно…

– Зачем?

– Затем, что мне нужны силы для того, чтобы быть с тобой дальше. Скажи, что любишь. Пожалуйста, скажи.

– Ничего я тебе не скажу, – пробурчал муж и закурил очередную сигарету.

А я глотала слезы и думала о том, что когда-то эта квартира просто дышала любовью. Совсем недавно я считала, что для счастливой совместной жизни достаточно одной любви, а теперь я понимаю, что моя любовь не спасет наши отношения.

Наступил момент, когда я пришла к мысли, что Андрей не только больной человек, лишенный памяти. Он еще и большой эгоист. Такое «счастье» вряд ли продлится долго. В его душе вообще нет никаких стремлений, да и еще неизвестно, есть ли у него эта душа. Он не хочет ни понимать, ни идти на уступки и ни пытаться хоть что-нибудь изменить. Андрей погружен в самого себя, и для него в этом мире не существует других людей. Получается, что в последнее время я не живу, я пустила свою жизнь на самотек и самозабвенно служу эгоисту. Выходит, что сейчас я сознательно отказываюсь от себя и живу для Андрея?

Я понимала, что моя любовь гибнет. Это очень тяжело осознавать, что любовь умирает, а ты ничего не можешь с этим поделать. Выстроенные за годы брака отношения трещат по швам, а самое главное, что на эти отношения больше не хочется тратить свои силы. Я принесла свою жизнь в жертву и целыми днями пытаюсь оправдать человека, который палец о палец не ударил для того, чтобы хоть что-то изменить. Прямо какая-то черная неблагодарность. Все, что происходит с нами в последнее время, ведет к неминуемому разрыву.

– Андрей, я боюсь, что больше так не смогу, – глухо сказала я и встала из-за стола.

Андрей по-прежнему сидел за столом, смотрел в одну точку и никак не реагировал на мои слова. Положив руки ему на плечи, я ощутила, как на мои глаза навернулись слезы, и прошептала:

– Как же нам с тобой дальше-то жить?

– Не знаю, – буркнул Андрей и убрал мои руки.

– Я хочу тебя показать одному американскому доктору. У него тут своя частная клиника. Пусть он тебя посмотрит. Может, он и в самом деле хороший специалист.

– Устал я уже от этих докторов, – замотал головой Андрей.

– И я устала, но что-то же нужно делать.

Несмотря на то что Андрей согласился сделать звук телевизора потише, я больше так и не прилегла, потому что нужно было уже собираться в офис к Богдану. Посмотревшись в зеркало, висящее в ванной комнате, я неожиданно для себя самой прослезилась, сочла свое отражение в зеркале удручающим и принялась брызгать на лицо холодной водой. Потрогав синяк на правом виске, я вновь отчетливо вспомнила события той страшной ночи и прошептала:

– И почему же ты у меня такая несчастная? Почему тебе так не везет?

Из зеркала на меня смотрела грустная девушка с заплаканными глазами.

Наложив побольше тонального крема на лицо, чтобы замаскировать темные круги под глазами, я надела изящное платье. Я привела себя в порядок, выпила чашку кофе, чтобы хоть немного взбодриться, и вновь посмотрела на Андрея, который все так же тупо сидел перед телевизором, не обращая на меня никакого внимания. Мне показалось, что ему совершенно неинтересно то, что идет в данный момент по телевизору, и он даже не вникает в суть того, что смотрит. Он сидел, словно робот, с застывшими глазами и прямым, ничего не выражающим взглядом.

– Андрей, может, тебе телевизор на другой канал переключить? – поинтересовалась я на всякий случай.

– Пусть будет на этом.

– Но ведь ты же никогда не любил подобные передачи.

– Мне нет разницы, что там идет.

– Если тебе нет разницы, тогда зачем ты это смотришь?

– Потому что мне больше нечем заняться.

– Это хорошо, когда нечем заняться, – укоризненно заметила я. – А на меня вот столько всего навалилось, просто караул. Я уже забыла, когда высыпалась в последний раз.

– А ты куда собралась? – проигнорировал мое замечание Андрей.

– По поводу американского врача хочу узнать. Я же тебе говорила.

– Да брось ты!

– Что бросить? Тебя или врача?

– Ерундой заниматься бросай.

Не успела я ответить на реплику Андрея, как в дверь позвонили, и на пороге появилась мама Андрея с только что испеченными пирожками.

– Андрюшенька, ну как ты там? – ласково спросила она и прошла на кухню. – Я тебе пирожков пышных напекла. Такие, как ты любишь. С капустой.

– Я не Андрюшенька, – раздраженно сказал Андрей и кинул в сторону матери злобный взгляд.

– А кто же ты?

– Он Андрей, – объяснила я. – Он ненавидит, когда его Андрюшенькой называют.

– Да мне, наоборот, хочется своего сыночка как можно более ласково назвать.

– Лучше не стоит, – честно предупредила я маму Андрея. – Он на это достаточно бурно реагирует. Может начать кулаком по столу стучать или швыряться чем-нибудь. У него сейчас нервная система вся расшатана.

– Юля, а ты сама-то пирожков поешь.

– Спасибо, но мне некогда. Я хочу с одним врачом встретиться, чтобы он Андрея посмотрел.

Мать поставила перед Андреем тарелку с пышными пирожками и все так же заботливо произнесла:

– Кушай, сынок. Кушай!

Проводив меня до коридора, она остановилась у входной двери и прошептала:

– Тяжело тебе с ним?

– Вы что, сами не видите?

– Он даже мамой меня ни разу не назвал.

– А меня – женой.

Свекровь прижала меня к себе и по-матерински произнесла:

– Держись, дочка. Видно, судьба такая.

Я грустно ей улыбнулась, вышла из квартиры и подумала о том, что судьба судьбой и пусть она сейчас диктует мне свои правила, но моя жизнь обязательно будет такой, какой я сама ее выстрою.