Глава 1

Я открыла глаза от невыносимой боли. Если мне больно, значит, я еще жива, но если я еще жива, то это не значит, что мне удастся выкарабкаться из того состояния, в котором я нахожусь. Я еще не понимала, что лежу в реанимации и меня совсем недавно прооперировали.

Грудь болела так сильно, что хотелось выть от боли, но кричать я не могла, приходилось терпеть. Временами казалось, что я схожу с ума и с губ срывались стоны.

— Опять стонет. Послушай, вколи ты ей еще что-нибудь, — где-то там, далеко, послышался обеспокоенный голос.

— Да я ей уже колола, — ответила женщина.

— Нужно еще.

…Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла вспомнить, что же именно со мной произошло. Руслан… Букет белых роз. Грабители. Убитый Борис, который уже никогда не увидит своего ребенка. Я, привязанная к стулу, с кляпом во рту. Руслан с простреленной ногой. Все, дальше провал. Ничего не помню. Вообще ничего!

Когда я все же смогла прийти в себя, то увидела молоденькую медсестру. Я прошептала:

— Воды…

— Очухалась, — улыбнулась медсестра и протерла губы мокрым полотенцем. — Значит, жить будешь. Если честно, то до последнего никто не верил, что ты сможешь выкарабкаться. Видимо, ты сильно жить хочешь, так сильно, что организм перешел грань невозможного. Скажи честно, хочешь жить?

— Хочу.

— Значит, будешь жить.

А потом рядом со мной собралось много людей в белых халатах. Они что-то обсуждали, записывали в тетради, задавали мне какие-то вопросы, на которые у меня не было сил отвечать.

Я видела всех словно через пелену. Да уж если быть откровенной, то мне совсем не хотелось открывать глаза. Боль в груди изматывала меня, доводя до полного отчаяния.

Не знаю, сколько времени я пролежала, прежде чем меня привезли в палату, но показалось, что прошла целая вечность. Я еще не могла подниматься, зато самостоятельно дотягивалась до судна, клала его под себя и обратно ставила на пол. Рядом со мной лежала девушка, которая была в коме и не приходила в себя.

Однажды я поставила судно на пол и стала звать санитарку, чтобы она его вынесла. Вставать я еще по-прежнему не могла. Слишком была слаба.

— Что ты орешь, как резаная? — недовольно спросила меня санитарка.

— Я не ору.

— А что же ты делаешь?

— Я вас просто зову. Прошу вас убрать судно.

— У меня знаешь сколько таких?

— Каких? — Я облизала пересохшие губы.

— Бесхозных, никому не нужных!

— Что значит «бесхозных»?

— Тех, которые никому не нужны, — пояснила мне злобная санитарка. — За нормальными пациентами родственники ухаживают или сиделок нанимают, а такие, как ты, никому не нужны. А я что, за всеми обязана судна, что ли, таскать? Тут таких знаешь сколько? Вас много, а я одна. Я тут за копейки работаю. Можно сказать, горбачусь ни за что. Так что в следующий раз не ори. Лежи молча, нюхай, если не можешь заплатить за то, чтобы судно вынесли. А я, когда посчитаю нужным, так и приду. А не нравится — иди ложись в частную клинику. Плати там сумасшедшие деньги и командуй, что и когда тебе должны выносить! А то легла без денег и еще мне здесь условия ставит. Кто платит, тот и заказывает музыку. Понятно?!

Санитарка злобно схватила судно, вылила его содержимое в унитаз и, не посчитав даже нужным сполоснуть водой, швырнула его под кровать. Я закрыла глаза и подумала, что еще слишком слаба, чтобы достойно ей ответить.

В тот момент, когда санитарка принялась грязной шваброй мыть пол в палате, я притворилась спящей. Вскоре я почувствовала, что мне трудно дышать. Резкий запах хлорки забил ноздри. У меня даже возникла мысль, что санитарка налила ее слишком много специально, чтобы хоть как-то отомстить мне за то, что я ничем не отблагодарила ее.

В комнату вошла медсестра, чтобы поменять мне капельницу, и, словно читая мои мысли, произнесла недовольно:

— Степановна, ты зачем столько хлорки добавила? Девчонки же задохнутся.

— Не задохнутся, — раздраженно буркнула Степановна.

— Как же не задохнутся, если даже мне дышать тяжело?

— Обе безродные. Ни к одной, ни ко второй никто не приходит. Голытьба! Таким нужно сразу в больничных койках отказывать, еще когда они в больницу поступают. Нет мест, и хоть сдохни. А то и так зарплата мизерная, так еще таких вот положат и ухаживай за ними бесплатно.

— Что значит «бесплатно», Степановна? Ты же зарплату получаешь.

— Получаю. Только эту зарплату зарплатой-то трудно назвать. Кошачьи слезы. Другого названия не подберу.

— Степановна, ну что ты злая такая? Одна девчонка в коме. Еще даже ни разу в сознание не приходила. У нее никаких документов при себе не было. Еще неизвестно, придет в себя или нет. Ее в лесу нашли с пробитой головой, ветками засыпанную. Какие, к черту, деньги, если ее жизнь висит на волоске? Девушка же чудом выжила. С того света вернулась. Хорошо, что в лес компания на шашлыки приехала. Стали костер разводить, пошли за ветками и нашли бедняжку. Вообще непонятно, как она выжила, и как ее успели до больницы довезти. Степановна, ты посмотри на девчонку-то, она ведь еще в себя не пришла, какие она тебе деньги должна? Ты что, Степановна? Ну ты что говоришь? Что с нее взять? Дай бог, чтобы выжила. Прогноз, ой, какой неутешительный!

— Шляться меньше надо где попало, тогда никто голову не пробьет, — продолжала ворчать Степановна.

— Да сейчас время такое. На улицу выходить страшно. Шляйся не шляйся, а выродков, знаешь, сколько? Можно паинькой быть, все время дома сидеть, а на улицу выйти и с извергом встретиться. И что ты вообще сегодня взъелась? Степановна, давай хлорки лей поменьше, а то мне дежурного врача придется позвать.

— Зачем врача звать?

— На тебя жаловаться.

— Зови своего врача! Только знай, если меня уволят, то вы грязью зарастете. Никто за такие смешные деньги сюда полы драить не пойдет и дерьмо за бесхозными лежачими выносить. А то вы здесь все только указания давать умеете. Вон та, которая не в коме, в туалет сходила и стала меня звать, чтобы я судно вынесла.

— Так и правильно. Что ж ей, задыхаться, что ли?

— Еще ни одна не задохнулась!

— Но и дышать испражнениями тоже тяжело.

— А может, мне сдохнуть, бегая от одного судна к другому и из одной палаты к другой? Эта ведь, вторая, тоже бесхозная.

— Бабушка у нее есть, — принялась объяснять медсестра. — Никакая она не бесхозная.

— Ну и где ее бабушка? На деревне у дедушки?

— Дозвонились мы до бабушки. Милиция номер ее телефона в мобильном пациентки нашла. Мариной, между прочим, эту девушку зовут.

— Да мне без разницы. Хоть Дуней.

— Это я тебе так сказала, чтобы ты пациентов хоть по именам знала. Или ты по именам знаешь только тех, за которых тебе отдельно приплачивают?

— И что ж эта бабушка к ней не едет? — Степановна проигнорировала вопрос медсестры.

— Старенькая она. Как узнала, что с ее внучкой произошло, так с сердечным приступом слегла. Ее где-то в Подмосковье в больницу положили. Оклемается — приедет. Вот так жизнь распорядилась. Бабушка в одной больнице, а внучка в другой. Бабушка сказала, что кроме нее никого у Марины нет.

— Еще одна голытьба с голой жопой, — с пренебрежением пробурчала Степановна, стуча шваброй по старому деревянному полу.

— Степановна, ну не у всех же деньги есть. А вот тебя, не дай бог, в больницу положат, тебе кто сиделку наймет?

— Типун тебе на язык.

— Ну а ты-то что сама говоришь? С каких пор ты все деньгами меришь? Чисто по-человечески жалко девчонку. Бедная девушка, работала в богатом доме домработницей и стала жертвой грабителей. Тоже чудом осталась жива. Три серьезнейших огнестрельных ранения. Клиническая смерть. Ведь шансов на то, что она выживет, не было вообще. А она выкарабкалась. Врачи до сих пор в шоке. В ней жизнь едва теплилась, а тут раз — и ожила. Ведь ее даже до операционного стола не надеялись довезти, а она еще и несколько операций перенесла. Ты хоть понимаешь, что девушка пережила клиническую смерть? Степановна, ты хоть знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю.

— Ничего ты не знаешь!

— Знаю, — огрызнулась Степановна.

— Это, между прочим, состояние между жизнью и смертью. Оно начинается с момента прекращения деятельности центральной нервной системы, кровообращения и дыхания. Во время клинической смерти любые рефлексы отсутствуют. Клеточный обмен веществ продолжается анаэробным путем. Ведь никто не верил, что она выживет после первой операции. У нее была слишком большая потеря крови, проблемы с сердцем. После операции давление вновь упало до критического уровня. Ей было сделано переливание крови. Даже консилиум врачей пришел к выводу, что полученные ей огнестрельные ранения несовместимы с жизнью. Девчонка выкарабкалась и, дай бог, жить будет. Степановна, радоваться нужно, что смерть не забрала к себе такую молодую и красивую. Ведь врачи ее буквально с того света вытащили.

— Слухи по больнице ходят, что эта девушка сама грабителей в дом пустила, — не могла успокоиться Степановна.

— Откуда у тебя такие факты, Степановна? Это просто слухи.

— А на пустом месте слухи не бывают.

— Тогда, может, расскажешь, откуда тебе все это известно?

— А я слышала, как милиционеры между собой разговаривали. Двое мужчин пришли к лечащему врачу узнать, когда ее допросить можно, а потом в курилке разговаривали. Я недалеко полы мыла. Вот и все подслушала.

— Ах ты, старая бестия! Ну и что ж они там еще говорили?

— А то, что эта девица с одним из грабителей в одном подъезде жила и состояла в близких отношениях. Вот она в дом их и пустила. Можно сказать, что она с ними в сговоре.

— Ой, Степановна, слышишь звон, да не знаешь, где он. Не делай поспешных выводов. Еще толком ничего не известно.

— Я тебе пересказала то, что слышала.

— Если ж она с ними в сговоре была, то какого черта ее расстреляли?

— А пойми ты этих бандюков! Может, они там все между собой переругались. Награбленное не смогли поделить. Мы же не знаем. Так что эта девица может потом очень сильно пожалеть о том, что жива осталась. Как влепят ей хороший срок по самое не хочу. Так, может, еще для нее лежать в земле было бы лучше, чем гнить в тюрьме.

— Степановна, хватит! — повысила голос медсестра. — Утомила уже. Не обвиняй и без того наказанную девчонку раньше времени. Признать человека виновным может только суд. Ты лучше хлорки давай меньше в ведро лей, а то девчонки задохнутся тут раньше времени.

Когда в палате стало тихо, я захотела крикнуть от боли и отчаяния, но не смогла. Просто не было сил. Я очень устала. От всего устала.

Где-то там, в другой больнице, лежала моя бабушка, и я ничем не могла ей помочь. Ничем, ни ей и ни себе.

 

Глава 2

Вскоре я немного окрепла и смогла подходить к окну. Я смотрела на деревья, на людей, идущих по улице, и смахивала слезы. Голову мне побрили налысо, вся я была перебинтована. К зеркалу я не подходила — я себя ненавидела.

Моя соседка по палате все так же лежала в коме и никак не приходила в себя. Несколько раз приходили из милиции, ее фотографировали и помещали снимки в газете. Но никто из родных не откликался. Да и были ли у нее эти родные? Уж я-то знала, каково жить без родственников.

Когда за окнами хлестал дождь, я слушала, как капли стучат о подоконник. Мне было грустно и очень-очень одиноко. Однажды в палату вошел следователь, которому наконец-то разрешили со мной побеседовать. Несмотря на то, что следователь вполне доброжелательно представился и поздоровался, я сразу почувствовала, что он относится ко мне неважно. Задавал он мне вопросы явно с какой-то подковыркой.

— Я ни в чем не виновата, — сказала я. — Мой знакомый Руслан представился архитектором, и я ему поверила. А почему я не должна верить человеку в такой малости?

Следователь посмотрел на меня с подозрением и промолчал. Он молчал около минуты, но эта минута показалась мне целым часом. И это был недобрый час. Очень тяжело говорить правду человеку, который ведет себя так, будто все, что ты говоришь, ложь. В палате воцарилась какая-то мрачная и напряженная обстановка. В воздухе витало недоверие.

— Ладно, вы сейчас слишком слабы, чтобы рассказать мне настоящую правду, но пока у вас есть время, все же подумайте, что чистосердечное признание поможет вам избежать хотя бы некоторых нежелательных последствий, которые ждут вас впереди.

— А какие могут быть нежелательные последствия?

— Пока мы можем только догадываться, но уверяю вас, что они будут.

— Но я же ни в чем не виновата!

— А вас никто и не обвиняет. Обвинить вас может только суд. Вас просто просят хорошенько подумать, набраться сил, смелости и рассказать, что же действительно произошло в тот роковой день. И еще… Между нами, хозяйка дома, Маргарита, очень заинтересована в том, чтобы вы понесли заслуженное наказание. Поверьте, не стоит тягаться с ее связями и деньгами, — следователь замолчал и поправил очки. — Это я вам так сказал, как бы между делом. Чтобы вы понимали, что ваша правда мало кому нужна. У следствия и хозяйки дома есть своя правда.

— Вы хотите сказать, что меня посадят? — От ужаса сердце мое чуть не оборвалось.

— Я этого не сказал, — постарался успокоить меня следователь. — Вы можете ответить на мои вопросы?

— Могу.

— Вы грабителям ворота открывали?

— Открывала, — не раздумывая, ответила я.

— Вы их в дом пустили?

— Пустила.

— Вы с одним из грабителей состояли в близких отношениях?

— Состояла.

— Насколько вы были близки? — Задав этот вопрос, следователь зачем-то прищурился.

— Я его люблю, — тут же ответила я. — Или, вернее, любила.

Сейчас я не могла точно ответить на этот вопрос.

— Вы готовы были ради любимого совершить неблаговидный поступок?

— В тот момент — любой.

— Вот это я и хотел от вас услышать.

— Но ведь я не знала, что они будут грабить дом.

— А это вы уже на суде расскажете.

— Я же думала, что Руслан архитектор.

— И это тоже расскажете. Вас там с удовольствием выслушают. Такая интересная история про банду домушников-архитекторов.

— А грабителей-то нашли?

— Да они даже с награбленным выйти из дома не успели. Хорошо, что напротив любопытный дедуля живет. Он за всеми действиями в бинокль наблюдал. А когда увидел, что в дом незнакомые личности вошли, так сразу милицию вызвал. Так что к тому времени, когда воры уже «Газель» подогнали и все награбленное в нее грузить собрались, дом был окружен милицией, и самое разумное, что было в их ситуации, так это сдаться. Что, собственно, они и сделали. Правда, перед тем, как сдаться, вас пулями изрешетили.

— Что с ними будет?

— Все находятся под стражей. Ждут приговора. А один раненый. Ваш кавалер, я так понимаю. Он же прямо на место преступления с букетом белых роз приехал. Романтик! Красиво работают ребята. Только вот убивают, ой, как жестоко и некрасиво.

— А рана серьезна?

— Осложнения какие-то.

— И где он сейчас?

— В «двадцатке».

— В какой «двадцатке»?

— В двадцатой тюремной больнице. Слышали про такую?

— Нет.

— Так что этим выродкам светит немалый срок. Статья сто шестьдесят вторая, часть третья. Это разбой, то есть нападение в целях завладения имуществом в крупных размерах, совершенное организованной группой лиц. Наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества. И еще одна статья — сто пятая. Это убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку. Наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет. Хорошо, если двумя статьями обойдется, а то ведь за ваше здоровье тоже статью влепить могут и, скорее всего, влепят. Еще одно чудом несостоявшееся убийство.

Следователь замолчал, и в воздухе повисла все та же угнетающая тишина.

— Значит, Маргарита получила все свое имущество обратно, и у нее ничего не пропало?

— Благодаря бдительному соседу, грабители не успели вывезти из дома ничего, что им удалось сложить в мешки.

— Получается, Маргарита в минусе не осталась?

— Ни в минусе, ни в плюсе. Но в ее доме произошло убийство, а это уже сам по себе крайне неприятный факт. Она хочет продать этот дом и купить новый.

Я с облегчением вздохнула и чуть слышно спросила:

— Если у нее барахло на месте, то откуда тогда такое желание меня засадить?

— Не знаю. Это нас уже не касается. В любом случае вы будете проходить по делу как наводчица, сообщница, соучастница. Выбирайте любое слово, которое вам больше нравится.

— Но ведь существует презумпция невиновности!

— Вашу невиновность еще нужно доказать.

— А если я найму хорошего адвоката?

— Нанимайте. — На лице следователя появилась улыбка. Понять не могу, чем же я могла его так рассмешить. — Только не забывайте, что хороший адвокат стоит больших денег. А их, как я понимаю, у вас нет?

Ах, теперь все понятно! Я рассмешила его тем, что у меня нет денег. Боже, как же смешно! Никогда бы не подумала, что это может вызвать приступ веселья.

Вскоре в палату заглянула медсестра и показала следователю на часы, напомнив, что отпущенное время истекло. Следователь наклонился ко мне и, покосившись на медсестру, чуть слышно сказал:

— Подумайте. У вас тут есть уйма времени для того, чтобы во всем разобраться, сделать выводы и принять мудрое решение.

— О чем подумать-то?

— О чистосердечном признании. Уверяю вас, оно еще никому не помешало. Я думаю, только это вам может помочь.

— Во всем, в чем я уже могла чистосердечно признаться, я уже вам призналась. И даже если Маргарита обложила вас всех со всех сторон деньгами для того, чтобы засадить меня на как можно более продолжительный срок, я ничего нового вам сказать не могу.

После ухода следователя у меня вновь упало давление и стало плохо с сердцем. Перепуганные доктора принялись приводить меня в чувство.

 

Глава 3

Через пару дней дверь моей палаты, куда меня и мою соседку в коме перевели из реанимации, открылась, и я увидела свою родную и горячо любимую бабушку. Бабушка присела ко мне на кровать, взяла меня за руку и заплакала.

— Бабуля, ну все хорошо!

— Да что ж хорошего-то, — всхлипывала бабуля. — Лежишь вся в бинтах, обстриженная, бледная, больная.

— Все обошлось. Успокойся, пожалуйста. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

— Да мне-то что! Я уже старая. А вот ты еще молодая и такое несчастье…

— Ты у меня одна-единственная.

— Я вчера сама из больницы выписалась.

— Ну и зачем ты сразу ко мне поехала?

— Да как же я могла к тебе не приехать? Бедная ты моя девочка! Да что ж это такое творится! Вышла на работу в богатый дом и попала в такой переплет. Уж лучше бы ты в своем ресторане работала. Там бы никогда подобного не произошло.

— Бабуля, время такое. Сейчас за пустой кошелек убить могут. А тут дом, напичканный антиквариатом.

— Я понимаю, что время сейчас страшное, но ведь тебе и так в жизни досталось. Можно сказать, сирота. Ни матери, ни отца нет.

Бабушка достала платок и вытерла выступившие на глазах слезы.

— Бабуля, а ну успокойся немедленно! Сама вся больная. Ну куда тебе расстраиваться?

— А как не расстраиваться? — всхлипнула бабушка. — Не хотела я тебе говорить, но все же скажу. Мамки-то твоей больше нет.

— Как нет?

— Так вот, нет ее и все.

— Не поняла…

— Что тут непонятного? Сгорела твоя мать от водки, еще, оказывается, полгода назад. Я ведь раньше к ней приезжала, никто не открывал. Я, бывало, на лавочке посижу и уезжаю обратно к себе. А сегодня не выдержала и вновь поехала к ней. Думаю, с тобой такое произошло, может быть, она хоть вспомнит о твоем существовании, приведет себя в порядок и поедет вместе со мной в больницу.

— Ты к ней ездила?

— Ездила. Да только оказалось, что в квартире другие люди живут. Говорят, твоя мать квартиру продала. А они ее у нее купили.

— Как это? Там же я прописана.

— Я тоже хотела разобраться, как же такое могло произойти, ведь ты прямая наследница, но нынешние жильцы заявили мне о том, что на момент покупки квартиры в ней, кроме матери, никто прописан не был. Ты выписана была еще за несколько месяцев до продажи.

— Чертовщина какая-то. Так как же я могу быть выписана, если у меня в паспорте штамп о прописке стоит? Разве без меня могли выписать?

— Не знаю, внученька. Я уже ничего не знаю.

— Так это же беспредел какой-то!

— Беспредел, но, по-моему, ты осталась без квартиры.

— Да разве такое может быть?

— Сама говоришь, что сейчас такое время, что может быть все, что угодно. Я к соседям пошла, а они говорят, что мать и в самом деле продала квартиру и, если судить по рыночной стоимости, продала ее за гроши. Состоялась сделка купли-продажи. Через две недели после продажи ей нужно было со своим скарбом выехать и квартиру освободить. А там барахло такое… Сама знаешь. Его только сразу на помойку отправлять. Вот она всех местных алкашей и созвала это событие отпраздновать. Ее еще соседи стыдили, спрашивали, где она теперь жить будет, на свалке или на вокзале? Зачем задарма квартиру продала, лучше бы дочери оставила. Так она всем сказала, что купит себе домик в деревне и будет там спокойно пить на оставшиеся деньги и никому не мешать. Баба Зина ее стыдила, а вот многие соседи, наоборот, радовались, что наконец-то пьянь съезжает и на двери в подъезд можно ставить кодовый замок. Их тоже понять можно. Устали они от нее. Ой как устали! Кому нравится на эти пьяные рожи смотреть!

— А потом? Что было потом? Как она умерла?

— Так вот, она после сделки всех своих собутыльников собрала, устроила пир и сама на этом пиру сгорела.

— Умерла?

— Умерла. Ни матери, ни денег от продажи квартиры. То ли водка была суррогатная, то ли ей кто-то что-то в водку подсыпал, чтобы она откинулась, и деньги забрал. Собутыльники ее на тот свет и отправили. А в квартире теперь новые жильцы. Они даже слушать ничего не хотят. Меня на порог не пустили. Я краешком глаза только смогла заглянуть. Там очень дорогой ремонт. Говорят, что купили квартиру на вполне законных основаниях. — Бабушка тяжело вздохнула, вновь вытерла платком глаза, помолчала и продолжила: — Вот так тебе, Мариночка, с матерью не повезло. Не хотела она тебе помогать при жизни и оставила она тебя ни с чем после смерти.

— А почему соседи тебе не позвонили и не сообщили, что она умерла?

— А куда звонить-то? У нас в частном секторе телефонов нет. Баба Зина мне письмо писала, а оно, видимо, не дошло. Где-то на почте затерялось.

— Я же тебе мобильный купила.

— У соседей не было моего номера. Да я с ними особенно не общалась. Там все новые. Все старые жильцы в основном разъехались. Въехали другие, а они не то что общаться, они здороваться не хотят. Мать твоя меня в последний год уже даже на порог не пускала. Сколько я ей в дверь звонила — даже открывать не хотела. Только в окно с кем-нибудь из своих собутыльников посмотрит и жестом показывает, чтобы я проваливала и больше не приходила. Она уже совсем деградировала. Я как-то к одному соседу постучала, новенькому, хотела узнать, как там его соседка поживает, а он как узнал, что я мать его спившейся соседки, да как стал крыть меня трехэтажным матом. Жуть просто! Мне ни за что досталось. Хотя трудно говорить, что ни за что. Ведь это я такую непутевую дочь вырастила.

— Бабуля, ты здесь ни при чем. Ты, как могла, вкладывала в мою мать самое лучшее. Только это лучшее оказалось ей совсем не нужно. Она выбрала свой собственный путь. За что и поплатилась.

— Видимо, мать твоя своими пьянками и собутыльниками так всех достала, что ее весь дом ненавидел. Из хороших знакомых осталась только одна баба Зина, но она в основном у родственников живет. Ее квартира пустует.

— Бабуля, это что ж получается, что у меня даже прописки нет?

— Есть у тебя прописка, и никто тебя без твоего ведома выписать не мог. Как поправишься, мы с тобой в милицию пойдем, судиться будем, хотя кто его знает, сможем ли мы что-нибудь доказать или нет.

— Как это не сможем? Ведь это же уголовное дело!

— Не знаю, Мариночка. Биться будем, конечно, до конца. Сейчас везде деньги нужны, а денег у нас нет.

— Это что ж получается, что если у нас денег нет, то с нами можно делать все, что угодно?

— Да так уж и выходит, что без денег мы с тобой никому не нужны. За нас даже заступиться некому. Тех, у кого нет денег, можно бросить на произвол судьбы. Но ты сейчас не думай об этом, — погладила меня по бритой голове бабушка и вновь вытерла платком слезы. — Для тебя сейчас главное — выздороветь, оклематься, встать на ноги, а потом мы уже с тобой пойдем вместе искать правду по всем инстанциям.

— Бабуля, ты только не плачь, — умоляла я бабушку. — Иначе я сейчас сама заплачу. Самое главное, что мы обе живы.

Конечно же, я не стала говорить бабушке, что наше главное испытание еще впереди, ведь меня пытается засадить в тюрьму Маргарита. Но ей не следовало это знать, потому что ее сердце и так слишком много перенесло.

— Бабуля, а ты переночуй в комнате, которую я снимаю. Куда ты поедешь на ночь глядя? Возьми ключи в сумочке. Адрес ты знаешь. Кстати, в тумбочке у кровати лежат деньги. Там немного, но хватит, чтобы хоть какое-то время ты не жила на одну пенсию.

— Да я тебе завтра лучше что-нибудь куплю. Скажи, что ты хочешь? Я на рынок сбегаю.

— Бабуля, пока ничего, но если я что-то надумаю, я обязательно тебе позвоню.

Бабушка согласилась переночевать в моей комнате, чтобы завтра навестить меня снова. Перед тем как уйти, она наклонилась, вновь погладила меня по бритой голове и прошептала:

— А хозяйка ресторана тебя не проведывала?

— Нет. — Я старалась не смотреть в глаза бабушке.

— Уж лучше бы ты в ее доме не работала. Ничего бы с тобой тогда не случилось. Ведь ты ж в ее доме пострадала, а она даже ни разу тебя не навестила. Странные все-таки эти богатые люди. Ну что для них стоит хоть чем-то тебе помочь? Да только им совершенно это не нужно. Черствые у них сердца.

Когда бабушка вышла из палаты, я закрыла глаза и закричала. В этом крике перемешались страх, боль, отчаяние и безысходность. Затем я сорвала с себя капельницу, подняла с пола судно и швырнула его о стену…

Девушка, лежащая в коме, открыла глаза и посмотрела на меня ничего не понимающим взглядом.

— Я не хочу жить! Я не хочу жить! Не хочу!!! — содрогалась я в сильных рыданиях. Я вскочила, съехала спиной по стене на пол, повторяя ей одну и ту же фразу: — Не хочу жить! Понимаешь, не хочу!!!

— А я хочу, — глухо ответила девушка и повторила: — Я очень хочу жить. Очень хочу… Понимаешь, хочу.

 

Глава 4

Моя соседка по палате вышла из комы. К ней из Петербурга приехали родители, которые все это время разыскивали ее. Я лежала и с грустью смотрела на чужих родителей, которые не отходили от своего чада.

После того как меня напичкали успокоительными, я почувствовала себя лучше. Мне казалось, что плыву в лодке по тихому озеру. Вокруг ни души. Только вода, тишина, умиротворенность и странный покой.

Я могла лишь лежать с открытыми глазами, но чувствовала себя жутко скованной, потому что не могла ни двигаться, ни говорить. Во рту было невыносимо сухо, а язык напоминал наждачную бумагу. Не было сил даже попросить воды.

— Роза поехала в Москву к своей двоюродной сестре на день рождения. За день до того, как она пропала, она похвасталась сестре, что познакомилась с очень интересным молодым человеком и отправилась к нему на свидание. Сказала, что он пригласил ее поужинать в ресторан, — плакала мама девушки, рассказывая о том, что произошло, одному из врачей. — Больше никто Розу не видел. Телефон не отвечал, и домой она не вернулась. Родственники тут же позвонили нам с мужем и мы, бросив все, поехали в Москву, чтобы ее найти. Я просто с ума сходила от горя, седая стала.

Мать девушки настолько была счастлива, что осталась с ней на ночь. Пока Роза спала, она держала ее за руку и говорила мне, как она доченьку любит.

— Понимаешь, Мариночка, Роза у нас поздний ребенок. Мы обожаем ее и никогда ни в чем не отказываем. Я даже не могу выразить словами, какая же она у нас долгожданная. Роза — наше единственное утешение.

Родители Розы оказались очень состоятельными людьми. Они планировали перевезти свою дочь в элитную клинику и сетовали на то, что врачи строго-настрого запретили отправлять ее на лечение за границу.

— Мариночка, а с тобой что произошло? — спросила мать Розы, Елена Владимировна, ставя на мою тумбочку бутылку с минеральной водой.

И я рассказала. Я все рассказала. Про мать, про бабушку, про Витьку, про Руслана и про Маргариту.

— Девочка моя, да как же тебя посадят, если ты ни в чем не виновата? — обеспокоенно спросила Елена Владимировна, не выпуская из своих рук руку дочери.

— У нас с бабушкой нет денег, — тяжело вздохнула я и закрыла глаза, чтобы не разрыдаться. — Маргарита просто всех купит, а может быть, даже уже купила. Следователь дал мне понять, что мне вряд ли удастся избежать тюрьмы.

— Надо бороться, — сказала Елена Владимировна.

— Вы думаете, это возможно, не имея денег?

— В любом случае попытаться следует. А ты позвони этой Маргарите.

— Зачем?

— Попробуй поговорить с ней. Попробуй выяснить причины. Если она мечтает тебя посадить, значит, этому должно быть какое-то объяснение.

— Да вы что! Она со мной даже разговаривать не будет.

— Но ведь ты и не пробовала!

Елена Владимировна по моей просьбе достала мой телефон и, присев на краешек кровати, подтолкнула к решительным действиям.

— Ну, что ждать у моря погоды? Звони и попытайся найти с ней общий язык. Нужно же что-то делать. Нельзя бездействовать.

Я набрала до боли знакомый номер и принялась ждать.

— Я слушаю, — по голосу Маргариты было нетрудно догадаться, что она пребывает не в самом лучшем расположении духа.

— Это Марина.

— Какая Марина? — Она не сразу меня узнала. Видимо, не ждала звонка.

— Та, которая убирала в вашем доме.

— Что тебе нужно?

— Я бы хотела вам все объяснить… — Я старалась говорить как можно более спокойно.

— В суде объясняться будешь, — резко перебила меня Маргарита.

— Но я действительно ни в чем не виновата. Я уже и так наказана сполна. Умоляю вас, не наказывайте меня еще больше.

— Ты мерзкая, ужасная, ничтожная девка. Дрянь!!! Дочь грязной алкашки, — принялась отчитывать меня Маргарита. — Я дала тебе крышу над головой и кусок хлеба. Как ты могла со мной так поступить, неблагодарная тварь?!

— Да что ж я сделала?

— И ты спрашиваешь меня, что ты сделала? Ты устроила в моем особняке кровавое месиво, и из-за этого мне приходится продавать этот дом. А твои ублюдки прожгли сигаретой одну из моих шуб. Между прочим, самую дорогую. Это шуба из шиншиллы. Я не пожалею никаких денег, но я сделаю все возможное, чтобы ты пожалела о том, что осталась жива. Лучше бы ты сдохла!

Послышались короткие гудки. Я откинулась на подушку и закрыла глаза, чтобы сидевшая рядом со мной Елена Владимировна не видела моих слез.

— Я все слышала, — произнесла женщина и погладила меня по бритой голове.

Я не удержалась: поднесла ее руку к своим губам и поцеловала.

— Не переживай, девочка. Добро всегда побеждает зло.

— Не побеждает, — замотала я головой. — Ни черта не побеждает. А если и побеждает, то только в сказках. Увы, но моя жизнь никогда не была похожа на сказку.

Ночью у меня поднялась температура, и резко упало давление. Ко мне опять приходили врачи, о чем-то совещались, делали уколы и ставили капельницу. Я засыпала и почему-то думала о матери. Я и сама не понимала, почему жалела о том, что не смогла с ней проститься. Хотя как можно проститься с человеком, которого совершенно не знаешь? Странно, при жизни я всегда ненавидела свою мать, а когда ее не стало, я вдруг подумала, что обязательно узнаю, где находится ее могила и схожу на нее.

— Мама. Мамочка… — бредила я в холодном поту и металась на смятой простыне.

— Тише, Мариночка. Тише! — говорила мне Елена Владимировна и протирала лицо влажной салфеткой.

Утром я проснулась от громкого женского плача. Плакала Елена Владимировна. Под утро умерла Роза. Умерла во сне. Остановилось сердце. Оно работало, стучало, гоняло кровь по венам, а потом резко остановилось. Наверное, просто устало…

Елена Владимировна спала в кресле рядом с кроватью ее дочери. Когда она открыла глаза, то подумала, что Роза спит, а взяв дочь за руку, ощутила, что рука холодная. Я смотрела на убитую горем Елену Владимировну и чувствовала, как мне не хватает воздуха. Накрытую простыней Розу увезли на каталке, я осталась в палате одна. Я смотрела на пустую кровать и думала, что когда-то точно так же смотрела на пустую кровать Лидки.

Я совсем не знала Розу, но я очень хорошо запомнила тот день, когда она вышла из комы и сказала мне, что хочет жить. И я поняла, что после всего, что со мною произошло, я тоже хочу жить. Очень хочу… Несмотря ни на что. Назло всем. Жить, чтобы бороться. Чтобы доказать всем, а в первую очередь себе, что Я СМОГУ, У МЕНЯ ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ И ЧТО Я ЧЕГО-ТО СТОЮ.

 

Глава 5

В этот день я тщетно пыталась дозвониться до бабушки, но она почему-то не отвечала. Если бы у меня было хоть немного больше сил, я бы уже давно съездила на квартиру и узнала, почему она не отвечает на звонки. Бабушка не только не отвечала, она даже не пришла меня навестить. Почувствовав неладное, я позвонила в милицию, но там, вместо того, чтобы мне помочь, предложили прийти в отделение и написать заявление.

Ближе к вечеру я нашла в себе силы выйти в коридор и доползти до комнаты, в которой переодевалась Степановна. Надев на голову ее берет и старенькое пальто прямо на ночную рубашку, я застегнулась на все пуговицы, и, написав записку «За вещи не переживайте. Скоро верну», взяла свою сумочку и вышла из больницы, стараясь остаться незамеченной.

Я ехала в метро, пряча глаза от разглядывающих меня с любопытством людей и боролась с жуткой тошнотой и слабостью. Я и сама не знаю, откуда у меня силы взялись, как я не потеряла сознание. Но ноги сами принесли меня в мою квартиру.

Я стала жать на кнопку звонка, но, совершенно случайно толкнув дверь, поняла, что та открыта. На кровати полулежала бабушка. Ее лицо было перекошено, а в глазах застыл ужас. Слезы полились из моих глаз, и я с трудом дотянулась до телефона, набрала номер милиции, сказала адрес и со словами: «Приезжайте. У меня бабушка умерла» — грохнулась на пол.

…Меня вернули в больницу уже на машине «скорой помощи». Вновь упало давление, поднялась высокая температура и ухудшилось общее состояние. Около двух недель я пролежала в реанимации в критическом состоянии, а когда мне стало лучше, меня вновь перевезли в палату.

Я лежала с закрытыми глазами и слушала ворчание Степановны, которая называла меня бесхозной и обвиняла в том, что я взяла напрокат ее вещи и не заплатила за аренду.

А еще я думала о бабушке. О моей милой, хорошей бабушке… О ее теплых руках, глубоких морщинах и добром и любящем сердце. Бабушка умерла от разрыва сердца. Врачи сказали, что смерть наступила молниеносно. Я даже не сомневалась, что разрыв сердца произошел от сильного испуга.

Я попыталась восстановить картину событий. Бабуля легла на кровать. Кто-то зашел в квартиру, умудрившись как-то открыть входную дверь. Хотя там и умудряться особенно не надо. Замок давно пора было сменить… Бабушка увидела вошедшего, испугалась, возможно, даже закричала от страха и… умерла от разрыва сердца. Конечно, никто не стал заводить уголовное дело и для всех оказалось намного проще согласиться, что она умерла естественной смертью от сердечного приступа. Все списали на возраст и на больное сердце, тем более бабушка лежала недавно в больнице. Никого не смутила ни открытая дверь, ни застывший ужас в глазах пожилой женщины, ни разрыв сердца, если хотите.

Я одна понимала, что кто-то помог умереть моей бабушке…

Теперь я осталась одна. Больше у меня никого и ничего не было. Ни матери, ни ее квартиры, ни бабушки. Даже прописка в паспорте была фиктивной, потому что по месту прописки жили другие люди и, скорее всего, тоже на вполне законных основаниях.

Что же впереди… Тюрьма? Зона? Колония? Все это окончательно сломило мой характер и подорвало веру в себя.

…Когда в палату вошла Елена Владимировна, я не поверила своим глазам. Женщина положила на тумбочку пакет с фруктами и села рядом со мной.

— Вы? А разве вы не в Петербурге?

— Я приехала к тебе.

— Ко мне? — По моим щекам потекли слезы.

— Мы с моим мужем решили тебе помочь. Хотим нанять адвоката и выиграть дело в суде.

Елена Владимировна сдержала свое слово и после того, как меня выписали из больницы, мы действительно выиграли суд, и меня оправдали. Я навсегда запомнила глаза Маргариты: они были полны злобы и ненависти.

— Будь ты проклята! — бросила она мне, выходя из зала суда.

После суда я поехала в Петербург в гости к своей спасительнице и просто влюбилась в этот сказочный город. Мы гуляли с этой удивительно милой и отзывчивой женщиной, собирали желтые листья и плели венки.

— Елена Владимировна, а почему мужики любят стерв? — поинтересовалась я у своего ангела-хранителя, перебирая резные листья клена. — Почему никому не нужна любовь, жертвенность, чистота?

— Милая девочка, жертвенность — это вообще самая большая глупость, которую может позволить себе женщина. Стервы всегда привлекательны, хотя бы потому, что умны. Они остроумны, красивы, хорошо знают себе цену, умеют за собой ухаживать и слишком себя любят. Такие никогда не растворятся в мужчине, не дадут себя в обиду, ставят собственные интересы превыше других. Их ценность действительно уникальна. И как бы мужчины ни утверждали, что они ненавидят стерв, всегда попадаются на их удочку. На стерв мужчины всегда смотрят с восхищением, а женщины — с завистью. Стерва умеет к каждому найти подход.

— А как становятся стервами?

— Просто однажды женщина устает обжигаться на отношениях с мужчиной. Она устает раздавать свою любовь направо и налево. Приходит к мысли, что все равно этого никто не оценит. Она больше не захочет бессмысленно тратить свою любовь и решит оставить ее для себя.

Я задумалась над словами Елены Владимировны и не смогла не задать вопрос:

— А за что мне себя любить? У меня же ничего нет?

— За то, что у тебя есть ты. Ты никогда не задумывалась над этим?

— Нет.

— Попробуй. Для начала попробуй начать себя ценить.

— Как?

— Подумай, что у тебя есть чувство собственного достоинства и ты не должна никогда и ни при каких обстоятельствах им поступаться. Учись отстаивать свою независимость. Учись любить себя больше своих мужчин. Этот мир не может замыкаться на одном-единственном мужчине. Девочка моя, нужно просто работать над собой. Нужно быть честной, но никогда не рассказывать до конца все, о чем ты думаешь. Особенно мужчинам. Ты можешь делать вид, что с ними соглашаешься и соглашаться на самом деле, но никогда никто не должен знать, что на самом деле у тебя на уме. НИКОГДА НЕ ОТКРЫВАЙ ВСЕ СВОИ КАРТЫ. Будь загадочна. Умей интриговать. Предсказуемость порождает скуку. Не дай скучать тому, кто рядом с тобой. Мужчина не должен видеть всех твоих слабостей. Это только вначале он будет благодарить тебя за доверие и жалеть, но наступит момент, когда начнет на них играть. Не позволяй никому контролировать твою жизнь и не смей сравнивать себя с другими женщинами. Все наши беды происходят от того, что мы начинаем себя сравнивать с другими. Видим, что есть масса более красивых, молодых и привлекательных женщин. Мы сами разрушаем собственную ценность в своих же глазах. Нужно просто понять, что мы ОСОБЕННЫЕ. — Елена Владимировна помолчала и тут же добавила: — Девочка моя, и пусть круг твоих интересов никогда не замыкается на мужчине. Это наша очень серьезная женская ошибка. Именно из-за этой ошибки мужчины и теряют к нам интерес.

— Елена Владимировна, а сколько лет вы замужем?

— Тридцать, — улыбнулась женщина.

— Тридцать?!

— Представь себе, целых тридцать лет! И все эти тридцать лет, каждый день, мой муж говорит мне, что боится меня потерять. Ему до сих пор кажется, что я могу найти лучше его.

— И как вам это удается?

— Тридцать лет ежедневной кропотливой работы… Тридцать лет я держу его в тонусе. Тридцать лет он отчитывается передо мной, словно школьник, за каждый конфуз или какую-то неприятность. Я стала для него необходима как воздух.

— И вы уверены, что он вам не изменяет?

— Не уверена, — честно призналась женщина.

— Почему?

— Потому что он — мужчина. Я не хочу знать то, что мне не нужно. Я знаю главное. Где бы он ни был, он всегда вернется ко мне.

— Вы очень хорошо выглядите, — не могла я не сказать Елене Владимировне.

— Спасибо. Просто в любом возрасте нужно гнать от себя мысль, что ты уже не годишься для соблазнения.

— От таких, как вы, мужчины сходят с ума.

— И ты можешь стать такой. Если захочешь. Для того чтобы быть уверенной в себе, совсем необязательно быть красавицей. Надо просто верить в собственную исключительность и знать, что тот мужчина, который сейчас находится рядом с тобой, не последний в твоей жизни.

А потом мы гуляли по Петербургу. Очень романтический, величественный, пропитанный историей и наполненный легендами город. В Питере даже дышится как-то по-особенному. Не думаю, что этот город может оставить кого-то равнодушным. Я влюбилась в него с первого взгляда и на всю жизнь.

Мы шли по Невскому и говорили, говорили…

 

Глава 6

Елена Владимировна помогла мне с деньгами. Вернее, я взяла у нее деньги в долг, пообещав вернуть при первой возможности. Я смогла снять однокомнатную квартиру в спальном районе Москвы и принялась потихоньку налаживать жизнь. Рассказывать Елене Владимировне, что я осталась без маминой квартиры, я не стала, так как решила разобраться с этим самостоятельно. Я решила, что уже и так очень сильно загрузила своими проблемами женщину и не захотела злоупотреблять ее добротой.

Я приехала на квартиру своей матери и нажала на кнопку звонка:

— Кто там? — спросили меня.

— Хозяйка этой квартиры, — ответила я.

— Что?

— Что слышали.

Дверь распахнулась, я увидела перед собой рассерженного мужчину. Я достала паспорт и сунула под нос незнакомцу страницу с пропиской:

— Читайте.

Незнакомец хотел взять паспорт из моих рук, но я не позволила ему это сделать.

— В руки не берите. Так читайте.

— А вы кто? — заволновался мужчина.

— Конь в пальто.

— Я серьезно спрашиваю.

— Прописку смотрите. Я хозяйка квартиры, — вновь повторила я и спрятала паспорт. — Я единственная дочь женщины, которую отравили водкой и отправили на тот свет сразу после окончания сделки.

— Послушай, ты что несешь? Ты кто такая? — злобно прищурился незнакомец, а его тон не предвещал ничего хорошего. — Я купил эту квартиру.

— Ты не мог купить эту квартиру, поскольку я отсюда не выписана, — отрезала я.

— Я купил свободную квартиру. В ней никто не был прописан.

— Этого не может быть. Я только что показала свою прописку.

— Коля, кто там? — Из-за спины мужчины показалась женщина. По всей вероятности, его жена.

— Аферистка какая-то, — объяснил ей новый жилец. — Мошенница.

— Что ей нужно?

— Приключений на свою задницу, — добавил мужчина и хлопнул перед моим носом дверью.

— Я заявлю на вас в милицию! Я буду судиться и я выиграю, потому что закон на моей стороне! Вы купили эту квартиру за бесценок! Вы отравили мою мать и вернули свои деньги обратно! Вы выписали меня без моего ведома! Вы нарушили закон, и вы за это ответите! Вы оставили меня на улице! — прокричала я новым жильцам, сбегая вниз по лестнице.

Как только я вышла из подъезда, в моей сумочке раздался звонок мобильного телефона, и я услышала голос Дениса:

— Привет. Какие планы сегодня на вечер? — неожиданно спросил он.

— А ты разве не в Лондоне?

— Приехал. Маман дом продает. Вот и вернулся раньше времени. Может, поужинаем?

— А маман плохо не станет?

— А ей необязательно об этом знать.

— Заезжай за мной к восьми.

Я продиктовала Денису свой адрес и тут же отправилась домой приводить себя в порядок. Дома меня ждала косметика и вещи, подаренные Еленой Владимировной, которая походила со мной по питерским магазинам и обновила мой гардероб. Она же заставила меня пойти в косметический салон и покрасить волосы в рыжий цвет.

— Рыжие волосы — это всегда красиво, — убеждала меня она. — Они хорошо сочетаются с улыбкой и создают определенный шарм.

Елена Владимировна словно почувствовала, что я вспоминаю о ней, и тут же позвонила мне по телефону.

— Я собираюсь на свидание, — взволнованно проговорила я.

— Кандидат хороший?

— Еще бы! Сын Маргариты.

— Значит, хороший, — рассмеялась Елена. — Я так поняла, что к тебе возвращается жизнь?

— Похоже на то.

— Помни, что ты должна выглядеть и держаться достойно. Ты должна одеться так, чтобы любому мужчине хотелось тебя раздеть. И еще, девочка моя, не забывай готовиться к институту. Ты же решила поступать. Не забывай про свое обещание. Ты же хочешь быть независимой, а для этого тебе будет нужна хорошая работа. Я буду платить за твое обучение.

— Я не знаю, как вас благодарить… Я все верну до копейки.

— Ты очень похожа на Розу. Очень. Как две капли воды. Когда я что-то для тебя делаю, мне начинает казаться, что я делаю это для нее, — голос женщины погрустнел, и она отключилась.

Размышляя, что мне надеть сегодня вечером, я сразу вспомнила слова Елены, что никогда нельзя носить то, что носит толпа, и остановилась на черном обтягивающем платье.

В конце концов, женщины из толпы не ходят в черных элегантных платьях. А это значит, что я буду не из толпы. Я буду над нею.

Я примерила это платье и показалось, что во мне проснулась женщина, и я начала нравиться сама себе. Я не верю, что черный цвет отпугивает удачу. Нет. Все это ерунда. «Маленькое черное платье» всегда производит фурор. Черное платье, черные туфли и легкое драповое пальто. Когда к моему дому подъехал шестисотый «мерседес», я была уже при полном параде и чувствовала себя настоящей охотницей за счастьем.

Посмотрев на «мерседес» из окна, я улыбнулась и решила, что неплохо буду в нем выглядеть. Ну просто моя расцветка!

В тот момент, когда я уже собралась выходить из квартиры, вновь позвонила Елена Владимировна и быстро проговорила:

— Девочка моя, я забыла сказать тебе, чтобы ты не смотрела на мужчин вопросительно или преданно. У тебя чертики должны в глазах плясать.

Поблагодарив Елену за напутствие, я спустилась к машине к и уже через час ужинала с Денисом в одном достаточно дорогом ресторане.

— А ты изменилась, — заметил Денис.

— В лучшую или худшую сторону?

— Конечно, в лучшую.

Раньше я бы с ума сошла от счастья, услышав от такого состоятельного молодого человека, как Денис, комплимент, но Елена научила меня воспринимать комплименты как должное.

— Марина, расскажи мне, что произошло в нашем доме в тот роковой день. Моя мать говорит о тебе всякие гадости, но ведь тебя оправдал суд.

— Просто твоей маме слегка попортили шубу из шиншиллы, — объяснила я. — Посоветуй ей купить новую шубу. Думаю, тогда она сможет простить мне свои обиды.

Я рассказала Денису что же произошло в тот день, он немного помолчал и спросил:

— Ты верила этому Руслану?

— Когда любишь, всегда веришь.

— Ты его сильно любила?

— На тот момент, да.

А потом у нас был секс у меня на квартире. Я старалась быть сексапильной и делала все возможное, чтобы Денис не скучал. К моему удивлению, он оказался не таким испорченным, как я предполагала, а даже очень консервативным. Я показала ему как искренне и горячо люблю секс. В моих глазах читалось сильное желание, а каждая клеточка моего тела источала сладострастие. Я не стеснялась говорить о сексе и умела разговаривать языком тела. Я не имела богатого сексуального опыта, я просто играла роль соблазнительницы, и эта роль мне чертовски нравилась.

Я попыталась дать понять Денису, что несмотря на свою сексуальность, я не так легкодоступна, как может показаться на первый взгляд.

— Марина, откуда у тебя шрамы? — спросил Денис рано утром, и от моего сексуального настроя не осталось и следа. — Кто тебя так?

— Было дело… — глухо произнесла я.

— И моя мать ни разу тебя не навестила?

— А почему она должна была меня навещать? Я ей родственница, что ли?

— Все равно не по-человечески как-то.

— Я уже привыкла и не знаю, как по-человечески.

— А мне почему не позвонила?

— Достаточно было, что я позвонила твоей маме и она посоветовала мне сдохнуть.

Денис поморщился, но промолчал.

 

Глава 7

Почти каждый вечер мы ужинали в ресторане, а нашим любимым развлечением был шопинг. Мы любили ездить по фирменным магазинам. Я выбирала самые интересные вещи и уходила в примерочную. Денис сидел в кресле и ждал моего возвращения. Я выходила из примерочной, Денис громко хлопал в ладоши и смотрел на меня с восторгом. Продавщицы улыбались нашему мини-спектаклю и шептались между собой. Я понимала, что они мне просто завидовали. Завидовали и искали во мне изъяны, если хотите. Обыкновенные женские заморочки. Я не осуждала и искренне их понимала, потому что недавно сама была точно такой же.

Денису нравилось каждое мое движение. Когда я выходила в особенно сексуальном платье, он тут же срывался со своего места и начинал меня целовать. А вечером, уже дома, я благодарила его за потраченные на меня деньги и танцевала перед ним стриптиз. Если вы думаете, что я танцевала его когда-нибудь раньше, то ошибаетесь. Я училась по фильмам и клипам. Просто брала стул и… фантазировала. Зажигала свечи, включала подходящую музыку, вставала к Денису спиной и начинала танцевать, поглядывая на него то через одно плечо, то через другое. Гладила себя по бедрам и ягодицам, а также медленно приспускала свое платье. Затем снимала его и крутила им у себя над головой. Когда я смотрела Денису в глаза, он смущался, снимал галстук и расстегивал ворот рубашки. Потом я снимала белье, кидала его в Дениса, приближалась к нему, дразнила, но не разрешала себя трогать. Денис ловил мое белье и блаженно вдыхал его аромат.

А затем я раскручивала Дениса на мужской стриптиз. Он расслаблялся, смеялся, и от его консерватизма не оставалось даже следа.

А один раз я даже затащила его в сексшоп, и мы купили там много разных интересных штучек. Денис краснел и готов был провалиться сквозь землю, а я вела себя так, словно хожу в подобные заведения каждый день. Я просто представила, что в этом магазине торгуют совсем не интимными вещами, а просто продуктами.

Меня не слишком волновало, что думает о всех моих выходках Денис. Мне просто нравилось его шокировать и жить для себя и для своего тела. Я знала, что даже самая порядочная, но полная комплексов в сексе женщина вряд ли сможет удержать мужчину. Мужчины хотят видеть даже самых порядочных женщин раскрепощенными в постели, даже, может быть, развращенными и жадными до удовольствий.

Через неделю, на мой день рождения, Денис снял номер в подмосковном пансионате и устроил мне настоящий праздник с красивым рестораном, живой музыкой и признанием, что я лучшая. И уже в спальне он вручил мне пакет с подарком, который попросил примерить на голое тело.

Через несколько минут я прыгала от радости в потрясающей длинной норковой шубе, которую Денис заказал прямо на миланской выставке.

— Ну как? Тебе нравится?

— Это просто фантастика!

— Фантастика заключается в том, что находится под этой шубой!

Я занималась сексом прямо на шубе. Денис несколько раз пытался убедить меня, что мы можем ее запачкать и предлагал переместиться на кровать, но я хотела, чтобы мы сделали это прямо на шубе, потому что мех приятно скользил по моему телу, вызывая неведомые ранее ощущения, я намекнула Денису, что если мы запачкаем эту шубу, то купим новую. Какие проблемы…

Утром, когда Денис еще спал, я решила прогуляться по территории роскошного загородного отеля и выпить чашечку кофе. Увидев, что в уличном баре меня жестом приглашает к себе за столик интересный седоволосый мужчина, я ему улыбнулась и, на случай того, если проснется Денис, села за соседний столик, но так, чтобы было удобно разговаривать.

Заказав себе кофе, я оценивающе посмотрела на мужчину и, остановив взгляд на его безумно дорогих часах, произнесла:

— Сегодня погода хорошая. Солнечно.

— Меня зовут Игорь, — поспешил представиться мужчина.

— Марина.

— Марина, давай на «ты» сразу перейдем.

— Давай перейдем.

— А где твой рыжий мальчуган?

— Ну не такой уж он и мальчуган! Между прочим, этому мальчугану уже двадцать восемь лет.

— Негусто.

— Молодой, да резвый. А где твоя жена?

— Спит, — Игорь усмехнулся и хитро посмотрел на меня. — Значит, не только я вчера в ресторане на тебя глаз положил, но и ты на меня?

— На меня вчера весь ресторан глаз положил. У меня же был день рождения.

— И что тебе подарил рыжий мальчуган?

— Норковую шубу до пят прямо с миланской выставки, — с гордостью произнесла я.

— Ну и как она тебе? Понравилась?

— Очень. Она потрясающе смотрится, особенно на обнаженном теле.

После этих слов в глазах мужчины загорелся огонек, а я игриво посмотрела на него.

— Я думаю, что не шуба украсила твое тело, а твое тело украсило эту шубу.

— Такая формулировка меня вполне устраивает.

Игорь пригубил кофе и произнес таинственно:

— Если бы ты была моей, я бы подарил тебе на день рождения машину.

— «Запорожец»?

— Ну зачем так сразу! — обиделся Игорь.

— Красный кабриолет? — тут же вспомнила я про нашу с Лидкой мечту.

— Красный кабриолет, — ничуть не смутился мужчина.

Я заинтригованно посмотрела на своего нового знакомого. Наконец-то я стала представлять опасность для мужского кошелька. Стоило мне только поменять свое сознание и образ мыслей, как я тут же стала ловить заинтересованные взгляды мужчин и привлекать именно тех, кто раньше вообще не проявлял ко мне интереса. Видимо, мое нынешнее мышление и поведение вполне укладываются в рамки мужской логики и воспринимаются мужчинами как норма.

Женщина дарит мужчине праздник и единственное, что требуется от мужчины, так это его оплатить.

Да уж, аппетит действительно приходит во время еды и есть масса мужчин, которые могут удовлетворить любой аппетит. Ну а если кто-то не может, то обязательно найдется другой, который обязательно сделает это. Уж если играть, то по-крупному. Даже не верится, что когда-то я сделала ставку на любовь. Сделала и проиграла.

Как говорит Елена Владимировна, никогда нельзя ставить на хромую кобылу. Даже если я делаю высокую ставку, нужно всегда подстраховаться и иметь запасной вариант. Без подстраховки в наше время никак.

А ведь как много хочется! Например, иметь состоятельного мужа или, на худой конец, любовника. Собственное элитное жилье в престижном районе Москвы, загородный дом с бассейном и зеленой лужайкой, роскошный автомобиль, счет в банке и желательно высокий пост в серьезной фирме для независимости, про которую так любит рассуждать Елена Владимировна.

Господи, как же быстро я стала столь циничной и меркантильной. Правильно говорит Елена, чтобы такой стать, нужно очень сильно обжечься и очень многое понять…

Почему-то больше не хочется любви. Совсем не хочется… Наверное, потому, что любовь — это слишком больно и слишком серьезно. Хочется встретить выгодную партию и бросить одного преуспевающего мужчину ради дорогого, который преуспевает еще больше. И никаких угрызений совести! Я не знаю, где моя совесть. Наверное, она умерла вместе с теми, кто был мне дорог и кого уже нет.

Елена сказала мне, что каждый последующий мужчина должен быть всегда лучше предыдущего, и в этой фразе действительно что-то есть. О ЖЕНЩИНАХ СУДЯТ ПО ИХ МУЖЧИНАМ. А о мужчинах, в свою очередь, судят по их женщинам. С некоторых пор мне больше не хочется отдавать мужчинам все самое лучшее и ничего не получать взамен.

Я вновь подумала о красном кабриолете, как я обещала покатать на нем Лидку, как обещала ей научиться расталкивать всех локтями и выбраться из всего этого дерьма.

Я понимала, что мои отношения с Денисом рано или поздно придут к финалу, несмотря на то, что он — выгодная партия для любой девушки и, если не ошибаюсь, то я серьезно его зацепила. Но у него есть Маргарита, которая, узнав про наши отношения, мягко скажем, не придет в восторг и запретит ему со мною встречаться… Вряд ли кто-то пойдет против властной и богатой матери.

— Неужели мое предложение привело тебя в замешательство? — вернул меня с небес на землю мой новый знакомый.

— Совсем нет, — опомнилась я.

— Мне тоже показалось, что красный кабриолет намного интереснее норковой шубы, — улыбнулся мужчина. — Боюсь, что твой рыжик вряд ли потянет такую покупку.

— Твое предложение довольно заманчиво.

— И это уникальное предложение, — вновь улыбнулся мужчина.

— Записывай телефон.

— Ценю умных и покладистых женщин.

— Насчет умной ты не промахнулся, а вот насчет покладистой — не угадал. В любом случае, я только что выгодно себя продала, — я подмигнула мужчине, и мы рассмеялись.

Игорь достал мобильный, вбил в него номер моего телефона и сразу убрал его в карман.

— Смотри, по одной аллее ко мне моя жена идет, а по другой к тебе мчится твой рыжик. Проснулись, гады.

— Они даже не подозревают о нашей тайне.

— Они не знают, что теперь мы в сговоре, — усмехнулся мой новый знакомый, и я отметила, что с чувством юмора у него полный порядок.

— Рыжий лопнет от удивления, когда увидит тебя в красном кабриолете.

— А твоя жена лопнет от злости, если, не дай бог, узнает, на кого ты тратишь семейный бюджет.

— Не узнает. Ты же умеешь хранить тайны?

— Само собой. Это же в моих интересах.

Увидев, что жена моего нового знакомого и Денис подходят к нам уже совсем близко, я надела солнцезащитные очки, повернулась спиной к Игорю и попрощалась:

— Ну, будь здоров.

— Будь здорова. Не переусердствуй со своим рыжиком. Береги силы для меня.

— Не шали сильно с женой.

Денис подошел к моему столику, наклонился ко мне и поцеловал в щеку.

— А я тебя повсюду ищу.

— Мне просто захотелось выпить чашечку кофе на свежем воздухе.

— А ты что меня не разбудила?

— Ты так сладко спал.

— Тогда, может, еще кофе?

— Предлагаю кофе в постель, — громко сказала я и увела Дениса в номер.

 

Глава 8

У меня было просто прекрасное настроение. Мы поднимались ко мне в квартиру, я несла в руках пакет с норковой шубой, а Денис — большую сумку с продуктами. В этот вечер Денис самолично вызвался приготовить мне потрясающий ужин, потому что хотел сказать что-то важное. И я даже знала, что именно он хочет сказать, потому что чувствовала, что сегодня он должен признаться мне в любви. Еще ни разу за все время наших отношений он не сказал о том, что он меня любит.

Когда Денис надел фартук и закрылся на кухне, чтобы я не мешала ему готовить, я достала норковую шубу, быстро ее надела и подошла к зеркалу. Шуба смотрелась просто великолепно. Я сняла шубу, накинула легкий халатик и открыла дверь шкафа-купе, чтобы повесить в него свой подарок.

Из шкафа на меня смотрел человек, которого я где-то видела раньше. Я не могла вспомнить точно, но от ужаса задрожала.

…Я не успела закричать, потому что непрошеный гость приставил нож к моему горлу и прошептал:

— Тихо.

Я закивала, боясь пошевелиться.

— Если ты будешь меня слушаться, то я тебя не убью. Поняла?

Я вновь закивала и стала жадно глотать воздух.

— Где твой паспорт?

— В сумке.

— Достань и отдай его мне.

Где-то у соседей завыла собака, словно предчувствовала беду. Я показала, что сумка лежит в коридоре и, сделав несколько шагов, уловила тот момент, когда незнакомец ослабил свою хватку, и смогла увернуться от ножа, бросившись в коридор.

— Денис! Помоги, Денис!

В момент, когда из кухни выскочил Денис, держа в руках раскаленную сковородку, незнакомец уже схватил меня за ногу и успел подобрать упавший нож. Денис ударил непрошеного гостя раскаленной сковородой по голове и продолжал бить его до тех пор, пока тот не потерял сознание.

Увы, но романтического ужина у нас в этот раз так и не вышло. Пока мы связывали непрошеного гостя и ждали приезда милиции, я внимательно всмотрелась в лицо неизвестного и вспомнила…

Этот человек хотел убить меня в подъезде! Он бросился на меня с ножом.

А потом я вспомнила случай с «жигуленком». Тогда погибла моя лучшая подруга Лида.

…Я смотрела на связанного мужчину и все больше убеждалась, что это именно он сидел в стареньком, видавшем виды «жигуленке» без номеров. Несмотря на то, что у этого человека была ничем не примечательная внешность, я смогла запомнить его лицо.

И еще одно, слишком болезненное воспоминание… Смерть бабушки. Кто напугал ее? Может быть, этот негодяй?

Сопоставив все факты, я посмотрела на Дениса и, задрожав от волнения, включила диктофон на мобильном телефоне. Я спокойно взяла острый нож и приставила к горлу негодяя.

— Ты что? — захрипел перепугавшийся мужчина.

— Сейчас я тебя прикончу, гад.

— Тебе же срок дадут, дура.

— А мне терять нечего.

В доказательство своих намерений я слегка надавила на нож и увидела, как на шее мужчины появились капельки крови.

— Марина, зачем? — перепугался Денис.

Слезы застилали мои глаза. Где-то на небе улыбались мне жизнерадостная Лидка и моя старенькая родненькая бабушка. Их не было рядом, но я чувствовала их присутствие. И я отчетливо понимала, что их нет в живых по той причине, что жив этот придурок.

Незнакомец застонал:

— Не надо. Не делай этого…

— Ты напал на меня в подъезде и хотел перерезать мне горло? Это был ты?

— Я, — мужчина побледнел еще больше, его глаза остекленели, а губы задрожали.

— Ты сидел в «жигуленке» у моего подъезда и стрелял в мою подругу? Тоже был ты?

— Я…

— Ты убил ее по ошибке, потому что должен был убить меня? Верно говорю?

— Верно.

— Ведь это ты напугал мою бабушку, подобрал ключи и проник в мою квартиру? Ты, мерзавец?

— Я не собирался ее убивать. Просто вошел в комнату, держа в руках пистолет. Я ей даже не угрожал. Я ничего не успел сказать, а она вскрикнула и умерла. Я искал тебя. Откуда ты все это знаешь?

— Я сопоставила все факты и получила картинку. Теперь я хочу знать, кто за всем этим стоит. Новый хозяин квартиры моей матери?

— Константин, частный маклер. Риелтор, проживающий в квартире твоей матери. Вернее, купивший ее.

— Я так и подумала. Именно поэтому ты приказал мне отдать тебе паспорт. Паспорт риелтору понадобился сразу после того, как я показала ему листок о своей прописке. На этот раз он решил избавиться не только от меня, но и от моего паспорта. А ты кто ему?

— Его друг.

— Понятно. На профессионального киллера этот горе-риелтор пожалел денег. И на этом съэкономил, собственно, как и на квартире. Мою мать он суррогатом отравил?

— Он.

— Чтобы вернуть те копейки, за которые купил квартиру?

— Да, он вернул свои деньги обратно.

— Экономный и предусмотрительный гад! Завладел чужой квартирой и единственное, что мешало ему в этой жизни, так это я. А на эту квартиру ты как вышел?

— Проследил за тобой. Это несложно. Просто один раз проводил тебя до твоего подъезда. С замками у меня проблем нет.

Я убрала от горла мужчины нож и что было силы принялась пинать его ногами. Нет, я пинала его не за мать. Я пинала его за себя, за бабушку и за Лидку.

Вскоре приехал милицейский наряд, я выключила диктофон и, уткнувшись Денису в грудь, заревела.