Поставив розы в литровую банку, я старалась не обращать внимания на сверлящую меня взглядом соседку и прилегла на кровать.

– Пришел все-таки, – уже более ласково сказала она.

– Кто?

– Папаша твоего будущего ребенка.

– С чего это вы решили?

– Цветы увидела.

– Цветы другой принес, – грустно сказала я и посмотрела на вошедшую в палату медсестру, которая собиралась делать уколы.

– А вы Диме звонили? – я не могла не задать ей этот вопрос. Уж больно он меня мучил.

– Звонила.

– И что?

– Ничего хорошего там мне не сказали и попросили больше не беспокоить.

– Раз попросили, так и не нужно больше им звонить.

– Я тоже об этом подумала.

Как только уколы были сделаны, соседка выключила свет и, перед тем как пожелать мне спокойной ночи, произнесла:

– Переживешь. Ему еще аукнется. В этой жизни надо уметь отвечать за свои поступки. Если он не желает этого делать, то обязательно придет час расплаты. Сама как-нибудь ребенка вырастишь. Родители помогут. Я понимаю, что матери-одиночки нервируют широкую общественность, но ты должна научиться не обращать на эту самую общественность никакого внимания. Держись, если ты не умерла, значит, Бог решил, что тебе еще рано. Надо пожить. Думаю, то, что произошло, – это всего лишь недоразумение. Все обстоятельства должны тебя закалить, и ты просто обязана жить, ведь теперь ты не одна. Теперь вас уже двое.

Как только соседка уснула, я встала и вышла в коридор для того, чтобы дойти до телефона, которым больным разрешалось пользоваться, когда начальства уже не было. Набрав номер телефона Дмитрия, я не поверила своему счастью, когда услышала в трубке его знакомый и родной голос.

– Дима, это Светлана, – задыхаясь, проговорила я и ощутила, с какой бешеной скоростью забилось мое сердце. – Ты меня еще любишь? Хоть капельку?

– Света, я не хочу отвечать на этот вопрос, – холодно проговорил он.

– Просто знаешь, как-то странно получается. Мы друг друга любили, строили планы, и все рухнуло в одночасье. Не может быть, чтобы любовь так быстро умерла и разбилась о первые трудности. Дима, мне еще никогда в жизни не было так плохо и тяжело. Ты не представляешь, как мне больно! Я не понимаю, что между нами произошло. Ведь все, что я делала, – только для нас с тобой. Я старалась. Ты же видел, что я очень сильно старалась. Я из шкуры вон лезла, чтобы тебе было хорошо. А то, что я мыла полы, а потом машины, еще не означает, что я ничего не достигну в жизни. Многие реализовавшие себя впоследствии люди начинали именно с мытья полов, и в этом нет ничего страшного и постыдного. Если сейчас жизнь заставила меня мыть полы, то это еще не говорит о том, что я буду их мыть до самой смерти. Придет время, и у меня будут деньги. Я научусь их зарабатывать. Я буду красивой, самодостаточной и независимой. Придет время, и я больше не буду Золушкой! Я стану хозяйкой! Только знаешь, какого бы положения в обществе я ни достигла, я всегда буду уважать тех, кто моет полы, потому что хорошо знаю, какой это тяжелый труд. Ты можешь смеяться, но я верю в свою звезду.

– А ты фантазерка, – голос Димы не предвещал ничего хорошего. – У вас там, на периферии, все с такой богатой фантазией? Когда станешь хозяйкой этого города, не забудь меня пригласить на свой юбилей. Я надеюсь, ты будешь его отмечать в одном из самых дорогих ресторанов Москвы? – в его голосе слышалась ярко выраженная насмешка.

– Не сомневайся.

– А теперь о серьезном. Света, не звони мне больше и не подговаривай никого, чтобы сюда звонили. Поверь, эти звонки ничего не вернут. Все кончено.

– Но почему?

– Потому, что я не хочу жрать дешевые макароны, которые ты поливала маргарином, выдавая его за сливочное масло.

– Но ведь я только начала вставать на ноги.

– Я не хочу жрать макароны, которые ты выторговала своим телом.

– Дима, но ведь наш быт не имеет никакого отношения к нашей любви! Любовь – это вечное, а быт непостоянен. Сегодня мы вынуждены жить в одних условиях, а завтра они обязательно изменятся к лучшему. Если есть любовь, то никакой быт не страшен. Значит, ты меня не любил, а ушел от меня не потому, что я мыла машины, а потому, что тебе нужен был повод.

– Света, я устал от выяснения отношений. Мне завтра в институт рано ехать. Ты должна понять, что нет смысла выяснять отношения, потому что наша любовь закончилась. – Дмитрий откровенно зевнул, а я по-прежнему не могла понять, почему некогда любивший меня человек стал вдруг относиться ко мне с таким безразличием.

– А на чем ты ездишь в институт?

– На новеньком джипе, прямо из салона. Еще клеенка не снята с сидений, – похвастался Димка и тут же добавил: – Таких машин в Москве очень мало, потому что ездить на них могут себе позволить только чересчур состоятельные люди.

– Это тебе родители купили в честь примирения? Значит, ты наши отношения за автомобиль продал?

– Света, наши отношения закончились сами по себе, а тачка сама по себе.

Я поняла, что дальше разговаривать с Дмитрием бесполезно. Чем больше я его слушала, тем больше и больше чувствовала, что я становлюсь опустошенной, бессильной, что в моей окоченевшей душе остался один пепел. Я поняла, что, даже если я буду ползать перед Димой на коленях, плакать, умолять его вернуться, он не вернется. Говорят, что несчастная любовь – это приобретенный необходимый опыт, который ценен тем, что он куплен ценой страданий.

Чем больше я слышала голос любимого, который изо всех сил пытался стать мне чужим, тем больше и больше мое лицо становилось мокрым от слез, и я понимала, что все мои надежды рушатся, словно карточный домик.

– Света, ты что, правда в больнице лежишь или это кто-то прикалывался?

– Лежу.

– Ты что, хотела с жизнью покончить?

– Да. Вовремя спасли. Я тебе из отделения звоню. Все уже спят, а мне не спится.

– Малыш, ты меня прости, если что не так. Постарайся вычеркнуть меня из своей памяти и забыть, только глупости из-за меня делать не надо. Поверь, я этого не стою. Я не отрицаю, что во всем виноват. Может, мы рано с тобой жить начали? Может, нам надо было сначала повстречаться? Я сам не знаю, что произошло. Мне тоже от всего этого плохо. Я не знал, что мы настолько с тобой разные. Конечно, есть масса примеров, в которых люди совершенно разного социального уровня сходятся, живут счастливо всю свою жизнь и умирают в один день. Но это не наш случай. Светка, ты же должна меня ненавидеть. Ведь я трус – я самый настоящий трус. Я испугался. Я действительно испугался той жизни, которой мы с тобой жили. Ты была права, когда говорила, что, закончив институт, я останусь без хлебного места. В том случае, если я буду с тобой. Так оно и было бы. Какого черта я тогда учусь в этом институте, если я потом без нормальной работы буду?! Ты больше глупостей не делай. Ты молодая, красивая, поедешь в свою провинцию. Найдешь себе первого парня на деревне и будешь жить с ним долго и счастливо. Светик, а я так жить не могу. Я не могу на все наплевать и делать вид, что никакой другой жизни не существует!!! Я хочу жить с комфортом, с деньгами, с родительскими связями! Я с детства привык так жить! Я по-другому не умею. Мне тесно в той жизни, которую ты мне предлагаешь. Мне тесно в ней и физически, и психологически. Ведь в принципе нас с тобой только секс связывал. Это единственная точка соприкосновения, которая у нас была. Мне не нужен твой рай в шалаше! Я уже сыт по горло этим шалашом, меня от него воротить стало.

– Значит, ты меня недостаточно любил. Любовь – это два спаренных сосуда. В одном меньше, а в другом больше. Мой сосуд был наполнен до самых краев, а твой почти пуст.

– Малыш, ты права. Ты прости, что так получилось, и не звони мне больше. Малыш, так будет легче и для тебя, и для меня. Надо резать по живому – так менее болезненно.

– Димка, меня опять хотели убить. Бандиты знают, где я живу, – жалостливо заговорила я в трубку. – Один из них пришел ко мне на квартиру с пистолетом. – Я уже сама не знала, чего именно я хотела: жалости, сострадания? Мне казалось, что Димка не посмеет оставить меня в беде, ведь он обещал обо мне заботиться.

– Почему же тебя не убили? Пистолет был не заряжен? – в голосе Димы послышалась ирония.

– Почему ты смеешься? Ты же прекрасно знаешь, что я говорю серьезные вещи. Меня спасло чудо.

– Вот пусть твое чудо спасает тебя и дальше. Света, я понимаю, что ты говоришь серьезные вещи, но и ты пойми меня правильно. Я не могу решать всю жизнь все твои проблемы. У меня своих полно. Из-за тебя уже и так хорошего человека грохнули. Что ты хочешь, чтобы и меня следом отправили? Из-за твоей глупости уже один мой друг жизни лишился. Тебе этого мало?! В провинцию езжай и сиди рядом с отцом и матерью: никто там тебя не тронет. А еще лучше, иди в милицию и честно расскажи о том, что было. По крайней мере тогда твоих обидчиков возьмут и все угрозы закончатся. Думаю, срок тебе небольшой дадут. Отсидишь немного, под амнистию попадешь и выйдешь совсем другим человеком. Начнешь новую жизнь с чистого листа.

– Димка, ты что такое говоришь? – Мне было страшно от того, что в Димкиной голове могут бродить подобные мысли. – Ты сейчас это от злости говоришь или в самом деле так думаешь? Неужели ты сам веришь в то, что говоришь!

– Я тебе подсказал лишь один из вариантов. Если ты не хочешь отсидеть небольшой срок и предпочитаешь дождаться того момента, когда тебя убьют, то решай сама свои проблемы и не грузи ими других. У меня голова учебой забита. У меня скоро сессия, а ты мешаешь мне жить своей чепухой.

Мне показалось, что Дмитрий откровенно надо мной издевается, а само слово «чепуха» прозвучало для меня как настоящая пощечина.

– Дима, я беременна, – предприняла я последнюю попытку достучаться до черствого сердца своего любимого.

– Я слышал это от твоей медсестры. Это шутка? Шантаж?! Денег от меня хочешь?! И кто тебя научил подобным выходкам, уж не твои ли подруги с мойки?

– Дима, я всем на свете клянусь, что я от тебя беременна! Уже три месяца. Аборт делать поздно.

– А зачем ты дотянула до такого срока? Чем ты раньше думала?

– Я не знала… Я и понятия не имела, – принялась оправдываться я. – Меня слегка тошнило, но я как-то не придавала этому особого значения. Думала, может, я что-нибудь не то съела.

– А почему ты не предохранялась?

– Я как-то не думала об этом…

– Но не я же должен был об этом думать? Я же тебе сказал, что я должен думать об учебе. Еще не хватало мне думать о том, как бы ты не залетела. Сказала бы мне, я бы хоть презерватив надел. Правда, я с презиками терпеть не могу трахаться, но ведь пьют же девчонки какие-то таблетки противозачаточные. Ты что, ничего об этом не слышала?

– Нет, – честно призналась я.

– Ты дура или прикидываешься? Света, ты какая-то странная девушка. Наделаешь глупостей, а потом хочешь, чтобы кто-то за тебя за глупости расплачивался. Теперь выясняется, что у тебя три месяца беременности. Ищи какую-нибудь бабку-знахарку, которая возьмется делать аборт на таком сроке.

– Но ведь делать аборт на таком сроке опасно для жизни?!

– А что тебе остается делать?! Рожать и растить голытьбу?!

– А ты?

– А я здесь при чем?!

– Но ведь ты же отец! Ты так себя ведешь, как будто ты к этому не причастен, как будто мне эту беременность ветром надуло.

– А я не уверен.

– В чем? – Я ощутила, как у меня подкосились ноги.

– В том, что я отец.

– Дима, ты что такое говоришь?! – Я услышала, как у меня зазвенело в ушах. – Ты же у меня первым был, и ты прекрасно знаешь, что у меня, кроме тебя, никого не было!

– Я не уверен, что у тебя первым был.

Димкины слова хлестали меня словно пощечины, одна больнее другой. Я держала телефонную трубку и не могла поверить в то, что на том конце провода мой Димка. Димка, который не мог на меня надышаться, носил меня на руках, кормил с ложечки, бережно мазал и целовал все мои ссадины и синяки.

– Дима, за что ты со мной так? Неужели я заслужила такое обращение с собой?

– А может, ты свою девственность подстроила?! – продолжал наносить мне невидимые удары Димка. – Сейчас многие так делают. Корой дуба наспринцевалась да марганцовки добавила. Может, ты заранее простыню краской намазала?! Сейчас девчонки на какие только ухищрения не идут, чтобы надурить парней и изобразить, что они были у них первыми. Я, когда тебя на мойке увидел, сразу понял, какая ты шлюха. Хищница, которая решила меня развести на деньги и прописку.

– Ты был у меня первым, – теряя всякую надежду на то, что я смогу достучаться до Димкиного разума, произнесла я. – Не нужны мне были ни твои деньги, ни твоя прописка. Неужели ты этого не понял?! Ты повторяешь слова своих родителей. Мне нужен был только ты.

– Ну и даже если представить то, что я был у тебя первым, я что, теперь обязан на тебе жениться? Света, ты в каком веке живешь?!

– Одним словом, мой будущий ребенок – не твоя проблема, – ледяным голосом проговорила я, понимая всю бесполезность данного разговора.

– Конечно, не моя. Светка, ты заканчивай свои проблемы на других вешать. Кстати, беременной тебе еще меньший срок дадут. Ты подумай об этом.

– Спасибо, Дима, подумаю.

– Так ты рожать, что ли, собралась? – на всякий случай поинтересовался он.

– Рожать, – однозначно ответила я.

– Ну и дура. Ни флага, ни Родины да еще и с приплодом. Кому ты такая нужна?! Сама свою судьбу рушишь.

– О своей судьбе я побеспокоюсь сама. Ладно, Дима, прощай. Не такой уж ты и крутой, каким упорно стараешься казаться. Когда ты от меня ушел, я поняла, что ты слишком много понтуешься.

– Ты о чем?

– О том, что, когда ты от меня ушел, ты все-таки забрал те ботинки за пятьсот долларов, на которые тебе в метро наступили.

– Да я их так просто, на всякий случай забрал, – растерялся Дмитрий.

– Я не удивлюсь, если ты их еще носить будешь. Поэтому я и говорю, что в тебе понтов слишком много и все они тобой же придуманные.

– Ты все сказала? – изменился в голосе Дмитрий. Видимо, он не любил, когда его задевали за живое.

– Все. Звонить и уговаривать я тебя больше не буду, не переживай.

– Будь так любезна, а то мои предки уже хотят поменять номер телефона.

– Не стоит. Больше не будет звонков.

– И не забудь пригласить на юбилей, который ты будешь справлять в самом дорогом ресторане Москвы, когда станешь хозяйкой этого города, – насмешливо проговорил Дмитрий.

– Несомненно. Только перед тем, как положить трубку, мне хочется сказать тебе всего одну фразу.

– Говори.

– Гад ты, Дима, мамочкин сынок и безответственная сволочь. Такому, как ты, еще рано заводить ребенка и нести ответственность за женскую судьбу. Такому необходимо еще сидеть рядом с мамкой и сосать ее сиську, и, даже когда ты вырастешь, ты будешь всегда просить у нее на чупа-чупс.

С этими словами я повесила трубку и поплелась в палату.