Вопреки знаниям и трудам геологов, потешаясь над их магнитами, неолитами и картами — сон в долю секунды громоздит нам горы настолько каменные, словно они стоят наяву. А если горы среди инфраструктуры, то и долины, равнины. Без инженеров, десятников, рабочих, без маркшейдеров, грейдеров, доставки материалов — внезапные автострады, неожиданные мосты, незамедлительные города, заселенные навсегда. Без режиссеров с рупором и операторов — толпы, осведомленные, когда нас ужасать и в какое мгновенье исчезнуть. Без знающих дело архитекторов, без плотников, бетонщиков и поденщиков — на тропинке внезапно домик, точно игрушка, а в нем громадные залы с эхом наших шагов и стены, сложенные из твердого воздуха. Не только размах, но и дотошность — скрупулезные часы, целокупная муха, на столе скатерть, вышитая цветами, надкушенное яблоко со следами зубов. А мы — чего не могут цирковые фокусники, маги, чудотворцы и гипнотизеры, — неоперенные, умудряемся перепархивать, в черных туннелях тьму освещаем глазами, с жаром разговариваем на незнакомом языке, причем не с кем попало, с умершими. И, вдобавок, вопреки собственной свободе, выбору сердца и симпатиям, гонимся в любовном хотении за — пока не зазвенит будильник. Что на всё это авторы сонников, толкователи предсказаний и грёзологи, врачи с козетками для психоанализа? — если что-то у них сходится, то разве как-то ненароком и то лишь потому, что в сонных наших виденьях, в помрачениях их и свеченьях, в остраненьях и распространеньях, недопостиженьях и преувеличеньях иногда бывает уловляем какой-то смысл.