Так хорошо видеть его улыбку. Так хорошо, что радость проносится по мне стремительно, как молния. И ведь я – это причина, по которой он улыбается. Клинт расслабляет плечи; его грудь уже не похожа на доспехи, как у средневековых рыцарей. И в этот момент он не кажется таким уж далеким и недоступным.

– Хорошо, что мы не отплыли далеко от берега, – говорит он. – Здесь довольно мелко.

И все же он достает из кармана компас и помещает его на дно каноэ, а потом ступает за борт, слегка раскачивая лодку. Вода едва доходит ему до пояса. Вытянув руки над поверхностью, он бредет по реке, затем наклоняется и хватает весло так легко, словно выловил камушек из банки с водой.

Но, прежде чем он успевает вернуться в лодку, я тоже схожу за борт. Река обхватывает мое тело, как губы – соломинку.

– Что ты делаешь? – спрашивает он, и его непринужденная улыбка меркнет, грозя совсем погаснуть. Он швыряет весло в каноэ и хватает меня за запястье. – Ты хоть знаешь, как скользко на камнях? – Отчитывает он меня, качая головой.

Мое тело работает на инстинктах, будто это движение, которое я тысячу раз отрепетировала перед игрой. Однако раньше мне не приходилось тянуться к мужчине, когда он так качает головой. Я никогда не шла в нападение, не искала бреши в его защите, не бежала к победе, не пыталась завоевать сердце, которое никак не давалось мне в руки.

А вот сердце Гейба принадлежало мне полностью. Оно было словно ожерелье, которое я вынула из коробки и поднесла к свету, размышляя, хочу ли я его надеть.

Я положила руку на запястье Клинта – даже не знаю, как это случилось, – когда мы поменялись местами. Теперь я касаюсь его. По моей руке и дальше, через плечо, бьет молния. Дыхание становится прерывистым.

Мускулы Клинта напрягаются, и он немного отстраняется; однако я вижу в его глазах, что он боится резко дернуться и сбить меня с ног. Боится причинить мне боль. Он в моих руках, и все, о чем я думаю, – это прикосновение его губ к моим там, у коттеджа. Все, о чем я хочу думать.

– Челси, – чуть не всхлипывает он.

Но я не кокетничаю. Я абсолютно серьезна. Я обхватываю его обеими руками за пояс. Мой мозг вопит: Гейб! Гейб! Что с тобой случилось?!

Но мне наплевать. Сейчас наплевать. Сейчас, когда Клинт стоит передо мной. Мир за его спиной исчезает, становится нераспознаваемым. Мы не стоим посередине реки. Мы не находимся в Миннесоте. Нас нет нигде. Нет ни дома, ни правильного, ни неправильного, ни бойфренда. Я притягиваю его ближе.

– Челси… – на этот раз шепчет он, но в голосе его не слышно жалобы. Он не просит меня остановиться. Он просто произносит шепотом мое имя, словно хочет его услышать, почувствовать на языке.

Мы с ним одного роста. Все вровень: глаза, носы, губы. Я наклоняюсь вперед, и рты наши нежно соприкасаются. Мои внутренности загораются, как запал фейерверка, и фитиль стремительно прогорает. И вот уже в груди раздаются взрывы и распространяются все ниже и ниже.

Я открываю рот, и язык Клинта проникает мне за зубы.

Шутихи трескаются за молнией моих шорт.

Но мне не страшно. Я не чувствую смущения. Я ни о чем не думаю, лишь ощущаю, как его рот закрывается, а затем раскрывается снова, и язык, размыкая мне губы, соприкасается с кончиком моего языка.

Я кладу обе руки на спину Клинта и привлекаю его к себе. Он снова напрягается. Вместо того чтобы поддаться, он хватает меня за запястья и отрывает мои руки от своего тела.

– Клинт… Я просто… Я хочу быть с тобой, – внезапно бормочу я. Слова льются изо рта, не подчиняясь мозгу. – Не потому, что отец тебе платит. Не ради тренировок. Я просто…

– Я не могу, – говорит Клинт, отводя взгляд и вглядываясь в воду, что бурлит вокруг.

– Он не твой бойфренд, – умоляюще говорю я. – Он мой, ага? Если кому-то об этом и волноваться, то только мне. Это моя проблема.

Клинт смотрит на меня пустым напуганным взглядом. Я что-то сделала не так. Но что же? Понятия не имею, где напортачила, поэтому настаиваю дальше.

– Это у меня бойфренд, – повторяю я. – И… я не знаю, что по-твоему значит измена. Может… может, я и правда изменяю. Может, это уже случилось. Но я… я просто ничего не могу поделать с собой. Какая разница, что у всего этого есть срок годности? Ну правда. Это же не значит, что мы не можем потрясающе провести время – может, это будет одна из историй, о которых вспоминаешь с благодарностью…

Клинт продолжает стряхивать мои руки всякий раз, как я к нему прикасаюсь. Он запускает пальцы себе в волосы, трясет головой.

– Забирайся в лодку, – говорит он.

– Клинт, пожалуйста, я…

– Забирайся в лодку! – вопит он.

Он помогает мне перешагнуть через борт. Пальцы у него жесткие, негибкие. Потом он сам забирается внутрь, берется за весло и гребет к берегу.

– Клинт, не надо возвращаться. Давай просто проведем этот день вместе, – пробую я уговорить его.

– Я не могу, Челси. Понятно? Нет, только не это.

Когда мы добираемся до берега, я снова пытаюсь к нему прикоснуться, но он яростно отмахивается, словно я – рой насекомых, жалящих его руку.

– Он мой бойфренд, – говорю я, словно он не слышал меня в первые сто раз. – И о папе не волнуйся…

– Перестань, Челси. Ты вообще ничего не знаешь. Я не могу, понятно? Не из-за твоего бойфренда. Не из-за того, что твой отец мне платит. Давай просто забудем, ладно?