У меня все еще кружится голова, после того как нас с Клинтом чуть не поймали вчера, когда около полудня я сталкиваюсь с ним в главном здании. Мы всего лишь делим пополам сэндвич, но наши колени соприкасаются под столом, и я готова поклясться, что весь мир начинает блистать небесно-голубым сиянием, как озерная вода под солнцем.

Из двери с табличкой «Офис» появляется Кензи. Та самая девушка, которая возникла из пустоты на фестивале Судака Уилли и сообщила мне, что Клинт никогда в меня не влюбится. Она так злобно смотрит на нас с Клинтом, словно мы два первокурсника, слишком ярко выражающих свои чувства на публике.

Я смотрю на Клинта. А вдруг все уже правда догадались?

Но моя тревога вскоре рассеивается: мы заканчиваем есть, и я больше не в состоянии думать. Все мои мысли заняты одним роскошным, сногсшибательно прекрасным мужчиной, который толкает меня в дверь с надписью: «Только для персонала». Потом он прижимает меня спиной к стене и целует, глубоко и страстно.

Ха-ха и еще раз ха, говорю я мысленно этой Кензи. Клинт немножко отстраняется, а потом снова целует меня.

– Увидимся вечером? – спрашивает он, когда до меня начинает доноситься шум курорта; вернее, нет – шум всего внешнего мира.

Мне придется сильно постараться, чтобы придумать какую-то правдоподобную причину, чтобы увидеться с Клинтом поздно вечером. Но мне наплевать. Теперь я могу написать целое руководство о том, как научиться врать. Я киваю; от его поцелуев голова моя кружится все сильнее.

– А когда я поведу группу смотреть на орхидеи днем, ты ведь тоже пойдешь? – бормочет он, уткнувшись мне в шею.

Да, да, да, куда угодно. Я куда угодно за тобой пойду.

Мы выходим в узкий коридор, который ведет к комнате отдыха. Я выпускаю его руку из своей, и мы с крайне невинным видом выходим в вестибюль.

– Челси! – вопит Эрл, подзывая меня к телефону-автомату. – Как раз вовремя. Тебе звонят!

– Странно, – отвечаю я, слегка пожимая плечами.

Клинт кивает на доску с объявлениями в дальнем углу вестибюля, словно говоря: «Я подожду тебя там». Он встает под фотографией, где я держу свою рыбину. Этим летом мой рекорд пока никто не переплюнул.

– Челси? – резко спрашивает знакомый голос, как только я беру трубку.

– Гейб, – сразу же отвечаю я, не подумав.

Клинт поворачивается на каблуках и смотрит на меня глазами, похожими на открытые раны.

Я ругаю себя: Ну и зачем ты назвала его по имени? Идиотка…

– Послушай, я еще на работе, – говорит Гейб. – У меня мало времени, но я просто думал тут кое о чем… Прости. Возможно, я говорю, как собственник и параноик, но… У нас все в порядке?

Моя голова превращается в огромное табло, как в спортзале дома. Над моим именем сияет огромный ноль. Челси Кейс проигрывает. Проигрывает.

А разве я заслужила чего-то иного?

– Я… что… ты… а? – лепечу я.

Что мне делать? Закричать, умолять его о чем-то? Расплакаться? Как Гейб вообще узнал… хотя погодите. А что он, собственно, знает? Ему звонил Брэндон? Что происходит?

– То есть… Понимаешь, я привык, что мы часами болтаем по телефону. А когда мы не говорили, то… ну, это глупости, конечно… Но ты оставляла записки в моем шкафчике. Признания в любви. Ты постоянно говорила об этом. О том, что чувствуешь ко мне. Мы говорили об этом все время. Говорили о любви. Мы так часто употребляли это слово, что оно должно было давно истереться и потерять смысл. Но с тех пор, как ты уехала, я не слышал его ни разу. Даже на мой день рождения ты ничего не сказала.

Боже, Гейб, пожалуйста, не надо.

– Челс? Ты еще тут?

– Да, – бормочу я, а сердце у меня внутри звенит, как будто кто-то уронил тарелку на пол, и она катается по кухне. – Я тут.

– Я помню, ты говорила, что связь плохая и все такое, но мне кажется, что… что ты просто не хочешь со мной говорить. Ничего не могу поделать, все переживаю, не случилось ли чего. Я постоянно думаю о тебе.

По моей щеке катится огромная слеза, хотя я изо всех сил пыталась сдержать ее и не выпускать из глаза.

– Я тоже, – всхлипываю я, и голос у меня дрожит.

Я не могу смотреть на Клинта. Вытираю щеку и поворачиваюсь к нему спиной, склоняясь ближе к сияющей трубке. Теперь сердце у меня стучит, как целый марширующий ансамбль. Неужели это правда происходит?

– У тебя все хорошо? – спрашивает Гейб, пока глаза Клинта просверливают раскаленные дыры у меня на спине. – Прости, что заставляю тебя плакать. Я козел, Челси. Ну не плачь.

– Я просто очень скучаю по тебе, – бормочу я, используя слезы в качестве оружия и одновременно надеясь, что Клинт меня не слышит. Как же я ненавижу себя! – Я правда люблю тебя, – продолжаю я шепотом. – Очень тяжело быть от тебя так далеко.

– И я тебя люблю, Челс. Так приятно слышать твой голос.

– И твой.

– Слушай, просто забудь об этом разговоре, ладно? Наслаждайся каникулами. Увидимся, когда вернешься. О’кей?

– О’кей, – бурчу я, нервно впиваясь ногтем в телефонный шнур. – Люблю тебя, – повторяю я шепотом.

Гейб громко вздыхает.

– Ох, как же я люблю тебя, Челси.

Я кусаю себя за губу; выступает кровь. Мне так больно, что я перестаю плакать.

Когда я поворачиваюсь, Клинт стоит ко мне вплотную. Эрл ушел; на ресепшене никого.

– Ты… ты слышал… он просто… я не могу…

– Ты любишь его, – говорит Клинт.

– Но я… ты знал, что у меня…

– Но ты любишь его, – повторяет Клинт. – По крайней мере, так ты сказала.

И снова я переживаю последнюю секунду последней игры. На мне спортивная форма, я подпрыгиваю, перекручивая свое изможденное болью тело, завожу руку за голову. И падаю.

– Но ты знал, – настаиваю я.

– Что ты делаешь со мной? – кричит Клинт. – Ведешь себя, будто… будто между нами есть что-то очевидное, а потом поворачиваешься спиной и говоришь ему то же самое. Я не понимаю. Я думал… ты ведь обо мне тоже знаешь. Знаешь, через что я прошел… И все равно полощешь мне мозги.

– Я не… Я совершенно не…

– Ты его любишь? – спрашивает Клинт.

Я открываю рот. Снова закрываю его. Как жаль, что оттуда каким-то магическим образом не полились слова, которые объяснили бы ему всю ситуацию.

– Черт! – говорит Клинт, запуская пятерню в волосы. – Как хорошо, что вчера ничего не получилось. Слава Богу, что ты не растоптала меня окончательно.

– Но я же… Я же хотела…

– С этой минуты, – шипит Клинт, – я твой тренер. Поняла? У тебя осталось всего несколько дней на курорте. И я твой тренер, который водит тебя на самые скучные прогулки в мире.

– Но ведь нет, – настаиваю я. – Я же старалась!

– Твой тренер, – продолжает он, – который поможет тебе потратить эти каникулы впустую, потому что ты – самая испуганная маленькая девчонка в мире.

– Я?!

– Самая испуганная. Тебе даже не хватает смелости выбрать между парнем номер один и парнем номер два. Ну ничего, я помогу тебе. Тренер, Челс. Ничего больше.

Он захлопывает за собой дверь, и мне на глаза наворачиваются слезы. Я пытаюсь сдержать их, но это сложнее, чем засунуть грозу обратно в тучу.

Наконец у меня получается взять себя в руки. Все еще всхлипывая, я вытираю лицо и спешу в магазин сувениров с другой стороны обеденного зала. Я петляю по рядам и добегаю до открыток. Вращаю металлический стенд, выбирая разные курортные пейзажи.

Я плачу за открытки и ручку и бреду к скамейке у главного входа.

ЦЕЛУЮ ТЫСЯЧУ РАЗ, Челси, пишу я на одной.

Ближе к тебе еще на один день, черкаю я на следующей.

Не забывай: я люблю тебя даже больше, чем Царапку.

– А, вот ты где, – говорит Брэндон, выбегая из обеденного зала. – Слушай, скажи маме, когда увидишь ее, что после репетиции я поеду сразу в «Заводь», хорошо? Ой, а с тобой-то что? Ты плакала?

– Уходи. Я занята, – бормочу я.

– Что делаешь?

– Подписываю открытки для Гейба. По одной на каждый день, что остался от каникул. Буду отправлять их по утрам. Чтобы показать, что думаю о нем каждый день.

– А-а-а, ага, – понимающим тоном говорит Брэндон. – Если подпишешь их все сейчас, то тебе как раз не придется думать о нем каждый день. В этом ведь смысл?

– Нет. Я просто хочу сделать это побыстрее.

– Что-то ты не выглядишь особенно счастливой, Челс. Скорее похоже, будто делаешь домашку, о которой вспомнила в последний момент перед уроком.

– А я-то думала, что ты порадуешься, – рявкаю я.

– Порадуюсь, что ты придумала, как запудрить мозг своему парню?

– Как мило с твоей стороны.

Я пишу адрес Гейба на следующей открытке.

– Я видел вас с Клинтом, – небрежно замечает Брэндон. – Поверь, это – самое мягкое, что я мог сказать сейчас.

Убить его готова за это замечание. Но он прав.