– Помочь тебе? – спрашивает Клинт, когда я дохожу до края пристани. Он протягивает руку и ждет, что я возьмусь за нее.

На солнце глаза у него синее неба, синее озера и почему-то чище обоих. И само лицо… при дневном свете оно кажется выразительней: точеные черты, золотистый загар, зубы, точно из белого фарфора. На лоб спадает темный локон. От его лица меня ударяет взрывной волной. Несмотря на призывы мозга сохранять спокойствие, мой взгляд уже спешит охватить его целиком: мускулистые плечи, сильные руки, узкая талия, смуглые икры.

При мысли о том, что мы проведем вместе все утро, меня охватывает жар. Да еще и на глазах у всей семьи! Дело сильно усложняется тем, что вчера у меня был весь день на размышления. На то, чтобы вспоминать, как я задрожала всем телом, когда он стоял рядом. На то, чтобы представлять, каково это будет, сидеть рядом с ним целое утро…

– Просто хватайся за мою руку, – говорит он. – Я тебя не уроню. Обещаю.

Он улыбается, сверкая идеально ровными зубами. Мой желудок выделывает трюки на трапеции. Гейб, повторяю я про себя. Гейб, Гейб, Гейб…

Мне бы хотелось задрать голову повыше и шагнуть в лодку самостоятельно, по пути сбив его с ног. Но я боюсь, что упаду сама. Да, эта лодка, конечно, огромная. Но после того, что случилось со мной в этом году, меня пугает любая поверхность, кроме твердой земли. Мне кажется, что катер качается на волнах, как резиновая уточка в ванне. А что, если я оступлюсь? Поскользнусь? Ударюсь бедром? Доктора предупредили меня о том, что повторная травма обойдется мне дороже. Мне бы не хотелось провести первый год колледжа, восстанавливаясь после замены тазобедренного сустава.

Я оглядываюсь через плечо, однако родители с Брэндоном уже сели в лодку. Остальные туристы тоже прошлепали по пристани в катер. Осталась я одна; больше некогда размышлять и собираться с духом.

Я неохотно протягиваю ему руку; мой пульс убыстряется вдвое. Я спешу спуститься в лодку, выпустить его руку из своей, спастись от этого сумасшедшего роя эмоций, которые он пробуждает во мне. Но тут моя нога скользит по мостку, и сердце у меня останавливается.

Вот и сбылся мой худший кошмар. Я падаю. Падаю до ужаса медленно. В голове у меня прокручивается старый фильм, который я видела уже сотни раз: последние секунды игры. Мое тело изогнулось в прыжке, рука закинута за голову, мяч летит после моего броска крюком. Бедро уже болит, разумеется, но совсем не так, как когда я поскользнулась, упала и разбилась на куски…

Я открываю рот – нет, пожалуйста, только не снова! – и собираюсь закричать, но внезапно падаю в его объятия. Из моих губ вырывается лишь жалкое «и-и-и». У него такая твердая грудь, и, о боже, как же хорошо он пахнет. Словно свежие рубашки, только что с веревки для белья.

– Спасибо, – только и могу пробормотать я.

– Не волнуйся, – отвечает он. – У меня есть сертификат спасателя. Если упадешь в воду, я вытащу тебя. Честно говоря, будет даже хорошо, если ты упадешь – в такое-то жаркое утро.

Честно говоря, я упаду нарочно, если ты прыгнешь за мной. Эта мысль врывается в мой мозг точно из ниоткуда и производит эффект землетрясения. Как я вообще могу думать о таком, когда я уже влюблена в другого? Я чувствую, как щеки заливает алый румянец. Наконец выскользнув из его объятий, я спешу сесть рядом с Брэндоном. Всего в лодке около двадцати сидений по сторонам от перил в задней ее части (на корме? или это бак?). Правильно, Челс. Отвлекайся от своих чувств, вспоминай словарные статьи.

– Ты чего? – шепчет Брэндон. Он видит меня насквозь. – Чудишь сегодня. Можно подумать, ты ни разу в жизни не видела живого мужчину.

Он поднимает камеру и запечатлевает мой животный ужас.

– Эй, хорош уже, – рявкаю я.

В последний раз я так себя чувствовала, когда десять раз прокатилась на карусели в свой десятый день рождения. У меня кружится голова. Я ощущаю сильную слабость. Во рту пересохло. Руки слегка дрожат. Я пытаюсь успокоиться, но тут прямо перед носом появляется Клинт и хватает меня за бицепсы, поднимая на ноги. От его прикосновения меня ударяет молния. Боже правый, молния.

– Мне нужен доброволец, – говорит он, мягко подталкивая меня к центру лодки. Мы поворачиваемся лицом к пассажирам.

– Мы называем эти штуки жилетами Мэй Уэст, – говорит он, держа жилет в вытянутых руках. Я поворачиваюсь и продеваю руки в отверстия.

Клинт вращает меня, как манекен. Его лицо – его прекрасное лицо — оказывается напротив моего. Я чувствую его дыхание на щеке. Мысли у меня путаются. Мне нужно что-то сказать. Что-то, что отвлечет меня от того, что его пальцы тянутся к завязкам на жилете… Завязкам, которые располагаются прямо на моей груди.

– Так это… Почему Мэй Уэст? – наконец выдавливаю я.

– Я, наверное, тут одна такая старая, что помню, кто такая Мэй Уэст, – кричит седовласая дама, затягивая шнурки на собственном жилете. – Ее сиськи заполняли собой целый экран! Мне такие светят, только если я надену один из таких жилетов.

Я в ужасе таращусь на Клинта. Он кивает:

– Угу. Если упадешь в воду, просто дерни за веревочку вот здесь, внизу, и фффух! – Он вытягивает руки, демонстрируя, какой шикарный будет у меня бюст. – Сразу превратишься в Мэй Уэст.

Я плетусь на свое место. Готова поклясться, все лицо у меня теперь ярко-малинового оттенка. Брэндон так смеется, что вот-вот лопнет.

– Нет, это слишком прекрасно, – говорит он мне. – Я так рад, что мы поехали. Думаю, твое лицо теперь никогда не вернет свой нормальный цвет.

Он щелкает камерой, а я пылаю от злости.

Клинт ловко направляет лодку к центру озера и замедляет ход. Мы бродим туда-сюда по палубе, и он выкрикивает:

– Забрасываем удочки! Будем блеснить.

Я представляю себе россыпи блесток, сверкающие шары на дискотеке… Нет, это он вряд ли имеет в виду.

– Эй, Челси, помочь тебе закинуть удочку? – Голос Клинта раздается прямо за моей спиной; он приобнимает меня за плечи. Я закусываю губу. – Вот смотри, просто пусти леску по воде. Пусть волочится вдоль борта.

Чье-то уханье отвлекает Клинта от меня.

– Клюет! У меня клюет! – вопит старушка, которая только что неудачно пошутила про Мэй Уэст. – Неси свою сеть, Клинт! Рыбина огромная!

Клинт спешит к ней на помощь. Я благодарно перевожу дух, хотя (я что, правда готова в этом признаться?) одновременно испытываю некоторое разочарование.

– Глэдис, погляди, какого красавчика ты подцепила! – кричит Клинт, затаскивая рыбу в лодку. Он поднимает ее вверх, чтобы все поглядели. – Отличный большеротый окунь. Годится на ужин. Чарли, наш шеф-повар, будет счастлив познакомиться с этим парнишей, а вас, Глэдис, ждет вкусный ужин.

Он кладет рыбу в переносной холодильник, и все поздравляют старушку.

– Челси! – кричит он, снова обращая на меня внимание. – Ты отмотала столько лески, что, наверно, рыбачишь в Канаде. Твоей рыбе придется показывать паспорт.

Я морщусь, устраиваюсь поудобнее и пытаюсь накрутить леску обратно на катушку.

– Боже! Кажется… Кажется, я поймала что-то.

– Продолжай накручивать. Медленно, – говорит Клинт, подходя ближе.

Я напрягаю плечи, но прошло уже слишком много времени с тех пор, как мне приходилось сильно напрягаться. Я чувствую себя увальнем на уроке физкультуры, который молится, чтобы никто не увидел, как он ведет мяч. Движения мои совсем не скоординированы. Я предпринимаю нелепую попытку замотать леску обратно, мечтая лишь о том, чтобы Клинт уже избавил меня поскорее от этой муки, и тут из глубины выпрыгивает огромная рыба. Ее зеленоватая чешуя переливается радугой над бледно-голубой водой. Рыба подпрыгивает так высоко, что похоже, будто она стоит на поверхности озера.

– Отлично! – подбадривает меня Клинт. – Большой экземпляр! Она пытается порвать леску. Держи крепче. Она может сорваться с крючка.

Сердце у меня подскакивает выше, чем рыба на крючке. Я бросаю взгляд в сторону, ожидая, что вот-вот подойдет Клинт и подведет под рыбу свой подсачек. Однако он просто стоит в сторонке, хотя эта гигантская рыбина весит больше, чем Брэндонов усилитель. Папа с братом не разрешили мне помочь им затащить громоздкого «Маршалла» в коттедж, так почему сейчас никто не придет мне на помощь? Почему Клинт так спокойно взирает на мои страдания? На лбу у меня выступили такие крупные капли пота, что они, наверно, выглядят, как аляповатая тиара из горного хрусталя.

– Не останавливайся. Продолжай накручивать – медленно, размеренно, – инструктирует меня Клинт.

Я бросаю на него злобный взгляд и кряхчу, просто чтобы показать, как я зла.

Но теперь уже никто – даже родители с Брэндоном – не обращает не меня внимания. Все облокотились на борт и наблюдают за моей леской. Пухлый мужчина средних лет сумел протиснуться вперед; какой-то папаша держит сына на руках, чтобы тому было лучше видно. Вода в озере такая чистая; уверена, что они видят даже чешуйки рыбы, которая борется со мной из-под воды.

Я напрягаюсь всем телом и накручиваю катушку.

– Продолжай! – кричит Клинт. – Она попалась! Вот ведь, а! Никогда не видел, чтобы кто-нибудь поймал такую огромную рыбу с первой попытки.

Я упираюсь ногой в борт и думаю, что могу прислониться бедрами к перилам. У меня напряжены все мускулы, и тело понемногу вспоминает, каково это – чувствовать жар борьбы. Да, оно вспоминает… как физические упражнения заряжали меня энергией, как они служили мне источником счастья. Я продолжаю крутить рукоятку, бороться. Я начинаю наслаждаться схваткой.

На мгновение закрыв глаза, я представляю себя не на лодке, а на поле. Идет последняя четверть. Я веду борьбу за мяч. Я вернулась; я снова невредима. Я здорова.

Я наслаждаюсь этой драмой. Напрягаю бицепсы, чтобы крутить катушку. Рыба так близко, что может шептать мне на ухо. Наконец рука Клинта мелькает у меня перед лицом; он подхватывает рыбу в сеть. Сеть куда крупнее, чем та, которую он использовал для улова Глэдис.

– Какой восхитительный желтый судак! – говорит Клинт.

«Восхитительный». Забавное слово он подобрал для рыбы; однако оно недалеко от истины. Чешуя у нее блестит на солнце, как старинный золотой браслет.

– Он просто огроменный, – говорит Клинт, протягивая мне рыбу.

Я держу судака размером от моей головы до бедра, и руки у меня дрожат от его веса.

– Надо сфотографировать, – продолжает Клинт и бежит к куче рыболовных снастей. Он выныривает из нее с камерой в руках и направляет на меня объектив. – Уверен, что это верная победа на конкурсе «самый большой улов лета». Если до конца августа не поймают никого покрупнее, ты выиграешь бесплатную неделю на курорте следующим летом.

Сердце у меня дико бьется; пот застывает на руках; ноги дрожат. Впервые с того момента, как я очнулась, извиваясь от боли, на полу спортзала… С того момента, когда партнерши по команде смотрели на меня сверху вниз, слишком напуганные, чтобы помочь, я чувствую себя собой.

– Прекрасное начало каникул. Надо будет отметить сегодня в «Заводи», – возглашает Клинт.

Не подумав, я позволяю себе улыбнуться. Но не вежливой улыбкой для фотоснимка. Не так, как улыбаешься из чувства долга. Я одаряю Клинта честной, настоящей улыбкой полного счастья. Такой же, как та, которая в первый год старшей школы завоевала сердце Гейба Росса.

Перед тем как щелкнуть затвором камеры, Клинт улыбается мне в ответ.