Вечер мы провели с Максимом. Было чудесно идти с ним по сумрачным улицам нашего небольшого городка. Он держал меня за руку, и я чувствовала тепло и где-то рядом с сердцем волнующий трепет. Мы болтали, обсуждали жизнь института и разные мелочи. Потом мы вернулись на старые качели, в которых уже не раз сидели до поздней ночи. У Давыдова были теплые губы, и я навсегда запомнила его нежные поцелуи тем вечером.

Утром я отправилась на лекции в прекрасном настроении. Пока ехала в автобусе, переписывалась с Максимом. Мне было приятно чувствовать себя такой, — влюбленной и светлой, полной энергии и задора.

Как всегда, в аудитории было полно народа. Но место, на котором обычно сидела Настя, сейчас пустовало. Я села за парту и на всякий случай положила на соседний стул свой рюкзак. Вдруг Лебедева опаздывает и придет чуть позже? Странно, что она не предупредила ни о чем. В телефоне — ни одного сообщения. Это не похоже на Настю, которая любила суетиться вокруг всех происшествий в своей жизни и обязательно сообщила бы, если опаздывала. Впрочем, может, именно сегодня Лебедева решила сачкануть, и мирно спит дома. К тому же, никакого преступления в том, что человек прогулял первую пару, я не видела.

Лекция закончилась, и в хорошем настроении я покинула аудиторию. Но мое внезапно случившееся счастье не захватило меня настолько, чтобы я забыла о своей подруге. Когда Настя не появилась к третьей паре, я в самом деле начала беспокоиться. Пытаясь позвонить Лебедовой на перемене, я ничего не добилась. Абонент недоступен. Моя незримая подруга интуиция, в нужный момент всегда щелкающая пальцами у виска, снова подала знак. Что-то случилось.

Совершенно неожиданно я увидела Андрея. Он бежал по коридору к одной из лестниц, по которой можно было спуститься на первый этаж.

— Андрей! — крикнула я и пошла ему навстречу. На нем была уличная куртка, рюкзак, а в глазах тревожная юность.

— Привет, Кристин, — быстро сказал он и двинулся дальше.

— Андрей, подожди, — я попыталась остановить Сажнева, и для этого мне пришлось почти бежать за ним. — Ты куда устремился?

— Нет времени объяснять, — отвечал Андрей. — Я за Настей.

— Ты знаешь, что с ней? — удивилась я. — Она не пришла на занятия. Дозвониться не могу.

Андрей наконец-то остановился и достал телефон.

— Я тоже не могу, — сказал Сажнев. — Она мне прислала какое-то странное сообщение, вот.

Парень показал мне это сообщение. «Андрей, я в беде. Срочно приезжай на белый завод. Жду». Я перечитала его несколько раз, пытаясь понять, что вообще Настя делает на белом заводе. Мне вспомнилось фото Алины, черные блоки завода и белый проем двери, в котором застыла размытая фигура. Сейчас она казалась более чем реальной.

— Андрей, будь осторожней, там может… быть опасно, — предупредила я Сажнева.

— Хорошо, я позвоню, — кивнул Андрей. Я взглянула на время. Одиннадцать.

— Позвони мне в двенадцать, расскажи все, — попросила я, и Сажнев ответил мне кивком. Он умчался, а я осталась стоять посреди лестницы.

Сажнев так и не позвонил мне. Ни в двенадцать, ни в половину первого. Сидеть и дальше спокойно слушать лекции, когда мои друзья неизвестно где, было невыносимо. Мне нужно самой поехать на завод и во всем разобраться. Дальше должна быть лекция по латыни. Значит, отпрошусь у Афанасьева и поеду туда.

Надеясь, что наш профессор латыни благоговеет перед фолиантами с исчезнувшим языком, а не перемещается где-то в недрах института, я направилась к его кабинету. Мне повезло, и я застала его там, но не одного. Рядом с ним стоял Константин Александрович, и они переговаривались о чем-то с серьезными лицами.

— Что, по-вашему, он собирается делать? Прошло сто лет, — говорил Одинцов.

— Костя, ты не понимаешь, что они за люди! — кипел Афанасьев.

— Юрий Витальевич! — сказала я, прерывая разговор преподавателей. Они не заметили меня, когда я вошла, но времени на приличия не было. Лицо профессора Афанасьева обратилось ко мне.

— Что там… — Юрий Витальевич собирался прогнать вошедшего, но, увидев меня, осекся. Какое-то время его глаза задержались на мне, словно я была препятствием, которое невозможно преодолеть. Впрочем, я знала, что он смотрит не на меня, а на мою бабушку. Перед ним стояла Света Гончарова, девушка из его юности. Возможно, чувства к ней, дружеские и не совсем, все еще хранились в душе старого профессора. Поэтому он качнул головой, смахнув наваждение, и устало спросил:

— Что вам нужно?

— Хочу отпроситься с вашей лекции, — сказала я.

— Делайте, что хотите, — проговорил профессор, которому явно было не до меня.

— До свиданья, — бросила я и собиралась уйти.

— Постойте! — голос Одинцова остановил меня. Пришлось обернуться. Я почувствовала запах неудавшегося побега и предстоящего допроса.

— У вас что-то случилось? — спросил профессор анатомии.

— Нет, просто надо.

— На вас нет лица и, готов спорить, вы дрожите, в чем дело? — продолжал Константин Александрович, окинув меня холодным взглядом, не терпящим протестов.

— Оставь ее, пусть идет, — пробормотал Афанасьев, но Одинцов так не думал и повторил свой вопрос.

— Моя подруга пропала, — сказала я, подумав, что другого выхода нет. Одинцов может допрашивать хоть весь день, а мне нужно уйти. К слову, выбежать из кабинета казалось мне верхом неуважения, и я не могла позволить себе этого.

— Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Можно мне идти?

— Юрий Витальевич, мне в голову пришла одна мысль, — негромко обратился Константин Александрович к коллеге. — Говорите, он мог вернуться, чтобы закончить начатое?

Профессор Афанасьев метнул на Одинцова быстрый взгляд. Его лицо с отпечатками давних морщин внезапно стало мрачным. Они поняли друг друга.

— Кристина, — услышала я его хриплый голос. — Где сейчас ваш друг Андрей Сажнев?

— Надеюсь, там же, где и Настя, — сказала я. Меня злил этот бессмысленный разговор. Утекало драгоценное время, и от этого я нервничала еще сильней.

— Она написала ему, что с ней что-то случилось на белом заводе, и он поехал к ней.

— Белый завод, — Афанасьев приложил руки к лицу и с силой провел по линии лба, словно пытаясь избавиться от него.

— Что все это значит? — спросила я, понимая, что они не просто так интересуются судьбой Андрея.

— У вас счастливый день, — ответил мне Одинцов. — Я подвезу вас до завода. Выйдет быстрее.

* * *

Мы покинули институт и направились во внутренний двор. Впереди всех шел Константин Александрович. Сзади, орудуя своей тростью не хуже, чем это мог бы сделать старина Гендальф, не отставал Юрий Витальевич. Позади всех шла я. Мы приблизились к стоящей во дворе машине Одинцова. Как я уже говорила, в машинах разбираюсь очень плохо. С того момента ничего не поменялось, и я по-прежнему не могла опередить, на чем именно разъезжает наш профессор анатомии. Однако его автомобиль выглядел нереально круто. На языке уже вертелась колкость про маленькие зарплаты преподавателей, но я удержалась и промолчала.

Едва мы сели в салон, Константин Александрович завел мотор и стал выезжать. Я сидела сзади. Лица преподавателей выглядели хмурыми, а я всегда боялась мужчин с такими лицами. Однако все же рискнула задавать вопросы.

— Кто-то расскажет мне, в чем дело? — начала я.

— Что вас интересует? — проскрипел Афанасьев.

— Почему вы мне помогаете?

— Я объясню, и вам станет понятней, — вмешался Одинцов. — Дело в том, что гораздо безопасней держать вас в поле зрения. Ведь вы бы все равно отправились на завод, не так ли? Наше чуткое руководство предостережет вас от совершения глупостей, которые вы намерены сделать. Это понятно?

— Я поняла только то, что вы выставляете меня непроходимой дурой.

— Отнюдь, — покачал головой Одинцов. — В этой истории у вас главные лавры. Хоть вы пока об этом и не догадываетесь.

Я разозлилась. Константин Александрович держался невозмутимо и как всегда немного посмеивался.

— В искусстве пикировки вам нет равных, — вспылила я. — А вы, Юрий Витальевич, опять рассказали мне не все?

— Какой неприятный пасквиль на мою голову, — заметил профессор, хоть разыграть досаду у него не вышло. — В тот вечер я сам не знал большего. Дело в том, что о смерти заведующего тем отделением я узнал довольно скоро, почти тем же утром. Надо же, убийство врача в собственном кабинете!

— Громкое дело! — проговорил Одинцов. Он гнал машину так быстро, что я не успевала прочесть надписей ни на одном рекламном щиту.

— Оглушительное, я бы сказал! — подтвердил Афанасьев. — Я стал думать, случайность ли это? Ведь он был лечащим врачом Вари. В итоге я пришел к выводу, что не у всех деревьев одни корни. А потом вы рассказали мне о еще одном сыне Вари. Сперва этот факт меня не тронул. Что ж удивительного, если молодая привлекательная женщина и врач состояли в связи? Я мог предположить это. Видно, Краснов был хорошим человеком, приводил потом мальчика к матери. Одним словом, старался помочь. Кому могло понадобиться убивать такого святошу? А потом эта фотография в читальном зале…

— Пугающее, должно быть, зрелище, — проговори Одинцов, и мы молча согласились с этим высказыванием. Я еще не забыла серый с помехами экран, возникший из темноты зала.

— Кто-то нарочно пытался вернуть нас к событиям того времени, когда все мы были молоды, — продолжал Афанасьев. — Когда случилось несчастье с Варей. Очевидно, что история вышла за пределы доверенных лиц. Но кто мог узнать? Ни я, ни Света, ни Лида, — мы не стали бы никому рассказывать об этом. Кормышов не в счет, он ничего не знает. Варя — надежно заперта. Так кто же был настолько неуловим, что воспользовался доверием врача, убил его и остался непойманным? Кто так умен и изворотлив, что отключил свет, сделал снимок и прислал его нам? Кто узнал обо всем?

Я поразилась выводам, к которым меня подводил Юрий Витальевич

— Второй сын Вари?! — пораженно спросила я.

— Невероятно, правда? — у Афанасьева даже получилось усмехнуться.

— С чего вы это взяли? — не понимала я. — Думаете, он убил родного отца?

В зеркале я заметила, как рот Одинцова скривился в усмешке, а Юрий Витальевич покачал головой.

— Кристина, ваше изумление по этому поводу можно объяснить только молодостью и отсутствием какого-либо жизненного опыта, — вздохнул последний. — Не забывайте, кем был этот мальчик. Сыном женщины, что сошла с ума. Тесное общение с матерью явно не пошло ему на пользу.

То ли история была слишком запутанной, то ли логика на сегодня оставила меня.

— Я все равно не понимаю.

— Все эти дни я думал о вашем рассказе, — продолжал Афанасьев, не удивленный моим вопросом. — И мне пришла в голову мысль узнать о сыне Вари хоть что-то. Мальчик наверняка носил фамилию отца. Тот факт, что в определённом возрасте он перестал навещать мать, могло говорить, что его отдали учиться или увезли отсюда. Пришлось сделать несколько звонков, прежде, чем я нашел знающих людей. Оказалось, что мальчик в самом деле существовал и по документам являлся сыном Краснова. Его назвали Сережей. Мальчика отослали учиться в Москву, в пансион Ломоносова. Затем он продолжил обучением в самом МГУ. У парня был успехи по всем фронтам. Потом устроился на работу, долгое время жил то в общежитии, то на съемной квартире. Последние пять лет поселился в Подмосковье. За квартиру всегда платил вперед. И вот примерно месяц назад хозяева несколько дней не могли ему дозвониться. Пришли в квартиру, а там пусто. Решили, что-то стряслось, и написали заявление в полицию о пропаже человека. Сергея Краснова до сих пор разыскивают, но пока не преуспели.

— По-вашему, он вернулся в наш город, чтобы убить отца? — я пыталась понять, как связаны между собой все эти события. Но ответ Афанасьева ошеломил меня.

— Он вернулся, чтобы убить Андрея.

— Господи! — я едва не потеряла дар речи. — Да зачем ему это?!

— Ах, да. Я в самом деле кое-что забыл вам рассказать, — Юрий Витальевич безмятежно посматривал в окно. Профессор Одинцов наслаждался этим моментом, ведь он уже все знал, и мое изумленное лицо забавляло его.

— Андрей — внук Вари, — спокойной пояснил профессор латыни, и мне показалось, что рядом со мной взорвался снаряд. — И сын того ребенка, которого Варя пыталась убить в момент приступа.

Это не укладывалось в голове. Одна новость за другой, — голова сейчас взорвется.

— Чего?!

— Видно, Сергей решил закончить миссию матери, — продолжал Афанасьев, не давая мне опомниться. — Разузнал все про него, похитил Настю и заманил таким образом парня на белый завод.

— Но вместо Андрея должен погибнуть его отец! Причем здесь он?

— Этого я не знаю. Может, у них более глобальный план, и они хотят убить и отца, и сына. — пожал плечами Афанасьев. — К тому же, мы не в курсе, что с отцом Андрея. Не исключено, что Сергей уже поработал с ним… Да и неважно это. Мы остановим Краснова, и он получит пожизненное место рядом с матерью. Я об этом позабочусь.

Я снова вспомнила мрачную фигуру на снимке Алины, наблюдающую в дверях за нами. Наблюдающую… Неужели в тот вечер это был Краснов? А мы так безмятежно гуляли там, не обращая ни на что внимания! Этот человек и в правду очень умен и опасен. К тому же, безумец. Он выследил Алину до двери и подкинул ей брелок. Зачем? Просто пошутить? Или на мою подругу у него тоже есть какие-то планы? А потом это фото в доме Андрея. Фото его отца. Теперь стало ясно, что Сергей подкинул его с каким-то умыслом. Но что оно означало?

— А что, если и Варя, и Сергей думают, что Андрей — это его отец? — вдруг проговорила я. Одинцов сомнительно вскинул бровь, а Юрий Витальевич непонимающе обернулся ко мне.

— Как это? — спросил Афанасьев.

— Когда ребята в первый раз приехали в диспансер на занятия, у них там произошел странный инцидент, — вспомнила я. — Остапова… То есть, Варя, увидела Андрея и набросилась на него…

— Да, конечно, я помню об этом! — воскликнул Юрий Витальевич. — Из больницы позвонили в директорат, и новость о нападении распространилась между преподавательским составом. Я тогда еще не понял, из-за чего это все.

— Выходит, она знала, как примерно выглядит ее сын, — протянул Одинцов. Пошел мелкий дождь, и он включил дворники. Мы уже покидали город и вскоре должны были оказаться у белого завода. — Потом увидела Андрея и подумала, что это он и есть. Ведь для нее понятия времени не существует. В момент приступа ее мозг соединяет все сведения в одной точке. Допустим, наш заведующий отдал ей фото сына, она сохранила его и сейчас показала Сергею. Тот решил, что речь об Андрее, ведь должен же он походить на отца. Им ведь невдомек, что прошло больше полувека.

— В воскресенье к Андрею вломились на квартиру и подбросили фото его отца в молодости, — проговорила я. Юрий Витальевич медленно закивал головой, и все мы замолчали. Мы все поняли, что это был еще один знак от нашего не в меру умного приятеля. Но мы оказались слишком слепы, чтоб рассмотреть их. Мы были слабыми соперниками.

Одинцов приглушил мотор, и машина остановилась на окраине леса, предварявшего белый завод.

— Дальше придется прогуляться, — заметил Константин Александрович. Следующее, что он сделал, поразило меня. Прямо как в фильмах, он открыл бардачок и достал оттуда пистолет!

— Офигеть! — вырвалось у меня. — Вы что собираетесь делать?

— А что это, по-вашему? — невозмутимо спросил Одинцов, повертев в руках оружие. Он держал его крепкой хваткой, по которой угадывалось мастерское владение данной штуковиной.

— Пистолет, — проговорила я, наблюдая, как он исчезает за поясом Константина Александровича. — И явно не клеевой.

— Вот видите, как все просто, — продолжал он. — Дальше додумаете сами?

Он вылез из машины, и я, спохватившись, выскользнула следом.

— Куда?! — донесся до меня голос Афанасьева, который я прихлопнула дверцей. Профессор анатомии увидел, что я вышла, и недоуменно посмотрел на меня.

— Можно поинтересоваться, для чего вы покинули салон? — спросил Константин Александрович. Мое поведение невообразимо раздражало его. Казалось, будь его воля, он с удовольствием зарядил бы в меня каким-нибудь внезапным наркозом.

— Я пойду с вами!

Одинцов прыснул от смеха

— Вы с ума сошли? — спросил он.

— Там моя подруга, я хочу помочь, — не так-то просто было угомонить меня.

— Пользы от вас нет, сядьте в машину, или я сам вас посажу туда, — грозно сказал Константин Александрович. Мне стало страшно вступать с ним в спор и терять время. Поэтому я сделала обиженный вид и села обратно в машину, нарочито громко хлопнув дверью. Это сработало, и Одинцов быстрыми шагами направился к белому заводу.

— Думаете, он его пристрелит? — спросила я.

— Смотря как все обернется, — уклончиво ответил Юрий Витальевич.

— А нам не надо вызвать полицию там или еще кого-нибудь?

— Полицию, скорую, пожарников, — пробормотал профессор латыни. — Вызовем всех этих господ позже, когда все решится.

Одинцов скрылся из вида минут семь назад. Сейчас он уже наверняка зашел внутрь завода. Значит, могу выйти и я.

— Ладно, — быстро и беззаботно сказала я. — Счастливого дня!

Я выпорхнула из машины и краем глаза видела, как Юрий Витальевич закопошился в кресле. Он стучал по стеклу, хватал трость, потом даже открыл дверь, но я бежала к заводу и ничего не слышала. Я знала, что Афанасьев со своей больной ногой не сунется за мной. К тому же, даже если попробует, у него уйдет полдня, чтобы добраться сквозь лес до завода. Вскоре деревья передо мной расступились, и я снова увидела мрачноватое здание белого завода. Битое косыми струями осеннего дождя, оно по-прежнему искоса смотрело на меня сквозь огромные бреши. Этот взгляд мертвого завода давил на грудь, мешая дышать. Я знала, что внутри это существо держит моих друзей. Несложно было представит, что завод играет на стороне Краснова.

Отбросив пугающие меня мысли, я смело двинулась к заводу и проникла внутрь так же, как мы проходили сюда с Алиной. И снова густая тьма с проблесками далекого света. Я замерла и прислушалась.

* * *

Сперва здание завода молчало. Я вспомнила, какой хороший вечер окутывал город, когда мы были здесь с Алиной. А сейчас шуршащий дождь смазывал все краски мира в одно пятно, ложившееся лужами под ноги, и я как никогда ощутила одиночество человеческой души.

Мне не удавалось расслышать ничего особенного. Мешал дождь и глухой звук, который издавал ветер, сталкиваясь со стенами. Я стала тихо подниматься на второй этаж и смогла уловить чьи-то голоса. Слов не разобрать, но там точно кто-то есть. Я поднялась по лестнице, прошла до коридора и, прислонившись к одной из стен, спряталась в ее тени. Бетонный пол скрадывал мои шаги, и я стала медленно продвигаться ближе к дверному проему. Из этой тени мне виднелась примерно половина зала. С тревогой я увидела своих друзей, Андрея и Настю. Они оба сидели на каких-то больших камнях, которых раньше тут не было. Краснов явно подготовился и притащил эти обломки сюда специально. Руки ребят были связаны. Сергей прохаживался вдоль зала, и порой мне удавалось увидеть его фигуру, оказывающуюся в поле зрения. С виду это был обычный мужчина, примерно одного возраста с моим отцом. Худой, с высокими залысинами на висках, а кожа такая бледная, что казалось, будто она светится в полумраке. Я не могла слышать, что он говори ребятам. Его лицо выглядело смеющимся, но каким-то изнуренным, нездоровым. Болезнь ума оставила свои следы на этом человеке, и мне отчасти было жаль того, что с ним произошло. Краснов явно не в себе, и может совершить любой поступок. А я стою здесь, и мне совершенно нечем помочь ребятам. Куда, интересно, запропастился Одинцов? Тоже сидит в засаде?

Я решила вернуться на улицу, найти какой-нибудь острый булыжник, выманить отсюда Краснова и увести его подальше от ребят. Подальше от цели, Андрея. Я сделала несколько шагов к лестнице, все еще держась в густой тени коридора. Мне почти удалось уйти, но внезапно зазвонил мой телефон. Рупор стен усилил этот и без того пронзительный звук, и я с замиранием сердца поняла, что все пропало.

— Да чтоб тебя! — прозвучал над моим ухом голос Константина Александровича, что напугало меня еще больше. Так вот где был профессор, прятался в одной из маленьких комнаток коридора.

Сергей, конечно же, услышал звонок. Он перестал перемещаться по залу и крикнул ребятам:

— Кто там еще с вами?!

— Мы не знаем, — мрачно ответил Андрей, пытаясь сохранить самообладание. Тогда Сергей выхватил из-за пояса пистолет, схватил Настю и направил оружие на нее.

— Немедленно выходи, или, клянусь, я пристрелю ее! — крикнул он в мою сторону. Голос его срывался, точно сгорающий деревянный мост.

— Иди вниз, — властным шепотом приказал Одинцов. — Я разберусь.

— Вызовите милицию, — попросила я.

— Уже, — коротко бросил Константин Александрович. — Делай, что тебе говорят.

— Обязательно! — кивнула я, даже не собираясь выполнять указания профессора. Если Одинцов решит выстрелить, — предположим, он умеет это делать, — то Настя все равно будет в опасности. Краснов может и убить ее ненароком. Поэтому я стремительно вошла в зал, как он и просил.

— Кристина! — крикнула Настя, явно не понимая, как я здесь оказалась.

— Не волнуйся, все будет хорошо! — попыталась я успокоить подругу. Сергей крепко держал ее, и в глазах этого человека таилось безумное пламя.

— Ты одна? — спросил Краснов у меня, и на этот раз его голос был грубым. На мой утвердительный кивок он ответил нечеловеческим оскалом.

— Неужели, — проговорил он. — Дай сюда игрушку!

Я подошла к нему протянула телефон. Тогда Краснов мощным движением толкнул Настю обратно на камни, а потом направил оружие на меня. Когда Сергей забирал мой телефон себе, пистолет оказался очень близко от головы. Я скосила глаза как могла и зачем-то рассматривала дуло. Черная пропасть, в которой моя смерть.

Краснов открыл чехол и посмотрел на пропущенный вызов.

— Твой дружок Максим звонил нам, — проговорил он, и я поняла, что он досконально изучил нашу компанию. — Как это мило… Теперь сядь к ним и не вздумай что-то выкинуть! Я легко убью любого из вас.

Сомнений в последнем высказывании быть не могло. Я переглянулась с Андреем и Настей, которые, конечно же, не понимали, в чем дело.

— Что тебе нужно? — спросила я.

— Но ты ведь это уже знаешь, не так ли, Кристина? — с безумной усмешкой поинтересовался Краснов. Моих друзей снова изумило то, что психопат знает мое имя.

— Я ведь оставлял столько подсказок всем, кто когда-то знал мою мать, — протянул Сергей. — Я оставлял знаки и тебе. Мне показалось это справедливым. Ведь ты хотела знать, что произошло. Но что же? Мои старания были напрасны. Разве кто-то из вас понял меня?

— Лучше, чем ты думаешь, — сказал я. — Мы не только узнали твой план, но нашли в нем существенный пробел. Ты ошибся.

Краснову не понравились мои слова. Сейчас он напомнил капризного ребенка, которого лишили сладостей.

— Что ты говоришь, глупая? — скривился он. — Я никогда не ошибаюсь!

— Ты ошибся, — спокойно повторила я. — Ты нашел не того человека.

— О чем ты? — всхлипнула рядом Настя, и в ее голосе послышался ужас.

— И что, черт возьми, это значит?! — раздраженно засмеялся Краснов.

— Андрей — не твой брат, — подытожила я, не успевая отбиваться от пораженных взглядов друзей. — Посмотри на него и подумай! Он слишком молод! Это не тот человек!

— Он человек с фотографии! — в ярости закричал Краснов.

— Да нет же! — не сдавалась я. — Подумай! Это же так легко для человека, взломавшего компы в универе! Или для человека, убившего своего отца!

— Хватит! — рявкнул Сергей. — Замолчи! Замолчи! Замолчи!

Он бросился к нам, и мне стало невероятно страшно. Я зажмурилась, ожидая удара, но он его не последовало. Рядом с моим лицом послышался идиотский и одновременно пугающий смех. Хохоча, Сергей отодвинулся от меня и стал играть пистолетом.

— Тот или не тот, — принялся напевать он. — Осторожно, девочка! Я решаю, поняла? И я говорю, что он тот, кто нужен матери… А будешь встревать, сдохнешь сразу после него!

Последнюю фразу он снова проорал, и мне захотелось прикрыть уши руками. Настя тихо всхлипнула. Где же Константин Александрович? Чего он ждет?!

Краснов тем временем отошёл во мрак завода и притащил оттуда большую сумку. Он все делал одной рукой, — в другой крепко держал пистолет. Из сумки он достал складной нож и бросил его на пол. За ним следом он вытащил листок бумаги, и я узнала на нем символ, который уже видела. В подсобке универа. В этой проклятой подсобке.

Очевидно, перед убийством Андрея Сергей собирается немного приукрасить его тело татуировкой. Он собирается сделать то, что хотела совершить Варя много лет назад. Умы этих людей, тронутых безумием, были одержимы одной идеей. С тревогой я взглянула на Сажнева, и тот, словно заподозрив что-то, ответил мне взглядом ужаса.

— Значит, вот так запросто убьешь своего племянника и побежишь хвалиться мамочке? — не выдержав, спросила я.

— Пле… Племянника?! — переспросил Сажнев. Скорее всего, в тот момент он подумал, что у меня тоже поехала крыша.

— Не слушай свою подругу, Андрей, — благодушно сказал Сергей. — Нам с тобой ни к чему эти подробности. Я не сторонник долгих разговоров, да и ты мне не враг. Так хочет мама, я не могу подвести ее. У меня больше никого нет… Обещаю сделать все быстро.

Сажнев держался молодцом. Он ничего не понимал и дрожал от страха, но стискивал зубы, чтобы не рыдать от нервного напряжения. Внезапно с другой стороны зала послышался какой-то шорох. Сергей взглянул туда и криво усмехнулся. Я тоже посмотрела в ту сторону и увидела уже знакомую картину. Казалось, перед моими глазами ожило фото, сделанное Алиной. Тот же темный фон, те же светлые просветы дальних дверей.

— Похоже, кто-то заглянул к нам в гости, — прогудел Краснов. — Максим, если это ты, то не смущайся, заходи смело, здесь не хватает только тебя.

Я не понимала, каким образом Максим мог оказаться здесь. Или он, как и я, беспокоился за друга и решил проверить, как обстоят дела? Мне вдруг представилось, что там стоит Юрий Витальевич. От картины того, как он пробирается через развалины завода, жестикулируя своей тростью, мне стало немного весело. По счастью, этого никто не заметил.

— Он думает, что спрячется там? — спросил Сергей у всех нас. — Я торчу здесь около месяца и прекрасно изучил все выходы.

И вот его тон снова поменялся, и он заорал:

— Выходи!

В следующую секунду он резко бросился к нам, вытянув руки вперед. Ему надо было схватить кого-то, все равно кого. Скорее всего, досталось бы мне, потому что я сидела в центре. Но Андрей, поднявшись, сам бросился в руки Краснову, спасая меня.

— Живо! — продолжал орать Сергей, вцепившись в рукав Андрея и угрожая ему пистолетом. Но, пока все его внимание было сосредоточено в одном месте, у входа в зал, спиной к которому стоял Сергей, появился Одинцов. Он двигался бесшумно. Свет упал на его фигуру, как-то по-особенному зловеще выделяя глаза и заострившиеся скулы. Настя увидела преподавателя, и ее лицо исказила гримаса непонимания и усталости. Слишком много событий уже произошло, и появление профессора анатомии здесь казалось невероятным. Лебедева хотел что-то крикнуть, но я предупредила ее едва заметным кивком головы. Одинцову нужно всего несколько секунд, и все закончится. Никто не должен ему помешать.

Все произошло стремительно и нервно. Константин Александрович вскинул пистолет, снял предохранитель, и все мы чудом не оглохли от звука выстрела. Я прикрыла веки, надеясь, что профессор не промахнулся, иначе Андрей умрет. Да и что стоит Краснову спустить курок уже будучи раненным? Хладнокровие Одинцова поражало меня. Неужели не мог выбрать момент, когда никто из нас не был на прицеле у психопата?! Мысль, что на месте Андрея сейчас могла бы стоять я, окончательно добила меня.

Но Одинцову все удалось. Он не промахнулся. Его выстрел задел плечо Сергея, и рука, держащая пистолет, ослабила хватку. Сажнев, еще не понимая до конца, что произошло, рванулся в сторону. Казалось, все позади, но боль Сергея была не настолько сильной, как одержимость ужасающей идеей убить парня. Он перехватил пистолет в другую руку и прицелился.

— Андрей, осторожно! — успела закричать я. Уровень адреналина в мой крови наверняка зашкаливал. Я не могла успокоиться оттого, что имею возможность только наблюдать. Мне нечем помочь ни Андрею, ни профессору. Словно я сижу удивленным зрителем на спектакле, лишенном сценария.

Сергей не мог промахнуться с такого расстояния, хоть он и собирался стрелять левой рукой. Свитер на раненном плече уже размокал от струившейся крови, и я по-идиотски вспоминала, какие артерии там проходят.

Одинцов выстрелил снова, и пуля угодила в голень. Краснов упал на бетонный пол завод, а следом раздался еще один выстрел. Его сделал падающий Сергей, но теперь уже точно никого не задел, кроме полуразрушенных сводов. Пальцы Краснова ослабли, он выронил пистолет, и мы услышали нечеловеческий крик. Вой раненного зверя. Пугающий звук, почему-то вызывающий жалость.

Андрей был напуган и зол. Зрачки его глаз невообразимо расширились, а дыхание такое, будто он пробежал стометровку. В состоянии шока он накинулся на Краснова, ногой пнул пистолет, отлетевший куда-то в темноту, и принялся бить Сергея. Он наносил удары с такой яростью, что мне стало страшно. Он же убьет его! Но Константин Александрович уже подбежал к ним и одним движением оттащил Андрея. Мне удалось схватить парня за плечо и удержать какое-то время рядом. Потом это уже не требовалось, Сажнев пришел в себя, и краем глаза я видела его медленно сползшую на пол фигуру.

Профессор продолжал наводить порядок. В несколько движений он перевернул Краснова на живот. Тот кричал от боли и нервного потрясения, которое напрочь сломило сохранившуюся в нем частицу разума. Но лицо Константина Александровича оставалось беспристрастным. Ему не было жаль этого человека. Для него это — просто тело.

Наконец, я увидела того, кто прятался за другой дверью зала. К нам, задыхаясь, приближался Юрий Витальевич. Переход дался ему с трудом, и лицо этого бодрящегося старика потеряло сейчас все краски жизни.

— Решили прогуляться? — невозмутимо спросил у него Одинцов.

— Вышел из машины и заблудился, — пробормотал Афанасьев. — Вот он, голубчик…

С этими словами Афанасьев скорбно вглядывался в корчившуюся на полу фигуру Сергея. Мне почудилось, что глаза Юрия Витальевича блеснули от выступивших слез. Моя подруга все еще сидела на камнях, ошеломленная и до смерти испуганная. Я бросилась к ней, развязала ее руки и пыталась поговорить. Но девушка ничего не отвечала, только рыдала, и я прижала ее голову к себе. Что делать дальше, было непонятно. Но тут через тот же проход, которым вошли сюда мы с профессором Одинцовым, ворвалось четверо человек в милицейской форме.

— Всем оставаться на местах и не двигаться! — крикнул тот, что стоял впереди остальных. Мы замерли, не успевая толком понять, от кого исходит приказ. Милиционеры тем временем осматривали обстановку и явно не понимали, кто именно здесь главный злодей.

— Откуда здесь эти клоуны? — пробормотал Константин Александрович, закатив глаза.

— Вы же сами сказали, что вызвали их, — напомнила я.

— Я соврал, — бросил Одинцов. На мой уничтожающий взгляд он не обратил внимания. В следующий момент в зал вошел Максим.

— Теперь понятно, кто такой шустрый, — снова буркнул Одинцов. Полицейские переглядывались между собой, а потом тот, что был главным, решил не ломать больше голову.

— Так, все подняли руки! А ты, — он кивнул на Максима, — объясняй, что здесь творится.

Вся наша компания послушно подняла руки вверх. Константин Александрович отошел на шаг назад от Краснова.

— Я понятия не имею, — признался Давыдов. — Но тот тип на полу явно плохой парень.

Полицейский смерил Максима взглядом, а потом указал на Афанасьева.

— Старик тоже поднял руки! — потребовал он.

— Повежливее, пожалуйста, это наш профессор, — напомнил Максим.

— Пацан, ты мне надоел, ну-ка выметайся, — скомандовал жандарм и отдал приказ своим подчиненным. — Выведите всех из здания, а этого, который на полу, в наручники… И руки могут опустить. Что за чертовщина здесь?..

С этими словами полицейские вытолкали Максима на улицу, а потом и всех нас.

* * *

Небо было свинцовым и тусклым, и на его мутной поверхности гнездились смятые облака. Самая унылая погода. Хуже, пожалуй, только ветреный зимний день, когда в трубах просыпаются духи, а от мороза стынут мысли и кровь. События нынешнего дня вспоминались как страшная кинолента, и я силилась понять, было ли это на самом деле. Казалось, мои чувства затаились в потаенных уголках обожженной души, и ничто не сумеет затронуть их. Это был мрачный день, когда мне впервые угрожали оружием, а друзей чуть не убили на глазах, особенно Андрея. Я думала, мне требуется долгий сон. Такой долгий, что эти события сольются с ним и изгладятся из памяти.

Но сегодня я узнала не только то, как судьба может жестоко обойтись с человеческой жизнью и разумом. Мне удалось постичь безграничную, невероятную силу души и ее способность любить.

Вокруг завода стояло пять полицейских машин, и красно-синий свет мигалок выбрасывал вдаль свои прерывистые лучи. Юрий Витальевич, опираясь на трость, что невольно рыхлила мягкую землю, беседовал со следователем. Рядом, заложив руки в карманы брюк, стоял Одинцов и курил сигарету, глубокими затяжками впуская в себя серебристый дым. Настя и Андрей сели в одну из полицейских машин, которая вскоре уехала, проложив в редкой пожухлой траве грязные колеи.

Покинув завод, я увидела высокую фигуру Максима, стоявшую вблизи полицейской машины. Ветер растрепал его светлые волосы и полы черного пальто, в котором он когда-то ждал меня в парке. Это воспоминание казалось теперь таким затерянным и вместе с тем очень теплым, возникшим родом из столь безмятежных дней. Темные глаза Давыдова напряженно и остро всматривались в каждого, кто выходил из стен старого бетонного завода. Стоило ему увидеть меня, как он стремительно двинулся вперед, преодолевая заполненное голосами расстояние, и я почувствовала в груди свое сердце. Невероятно отчетливо я помню этот миг, когда Максим шел ко мне сквозь время и дождь, и каждый его шаг будто завершал долгий путь между нами, который мне следовало пройти еще давно.

Он обнял меня. Крепко и без слов. Его руки обожгли мне плечи. Дождь степенно превращался в ливень, который намочил нам глаза и души. Когда же рядом раздалось извечное вежливое покашливание Одинцова, я с трудом отняла свое лицо от свитера Максима.

— Давыдов, у вас, вероятно, отключили дома воду, а потому вы намерены принять душ прямо здесь? — холодно поинтересовался он.

— Я намерен обнять свою девушку, — ответил Максим, правой ладонью стирая с лица бегущие капли воды. — Вы не могли бы перестать быть таким занудой и исчезнуть?

Мне не удалось сдержать смех. Константин Александрович явно решил, что у меня не все в порядке с головой в связи с произошедшим, а потому я избежала его беспощадных колкостей.

— Сил нет смотреть на то, как вы пытаетесь промокнуть и заболеть, — продолжал профессор анатомии. — У меня очень строгие отработки, это я к вам обращаюсь, Кристина. Пропусков я не потерплю.

— Меня чуть не пристрелил чертов псих, — отметила я. — Так что перестаньте быть злодеем хотя бы сегодня.

— Мне за это не платят, — пробормотал профессор и великодушно добавил: — Можете сесть в мою машину. Антураж там, конечно, не такой, как рядом с гниющей бетонной стеной и тропическим ливнем, но вы переживете это.

— Спасибо, Константин Александрович, — улыбнулся Максим. — А мы точно можем уезжать?

— Юрий Витальевич говорил со следователем, — ответил профессор. — Он предлагал поехать вам в участок и дать показания. Но я сразу понял, что с ним что-то не так. Толи сдурел от этой работы, толи природный дефект, поэтому я собираюсь отвезти вас домой.

Я увидела сгорбленную фигуру Юрия Витальевича, который медленно приближался к машине Одинцова. Стерев с лица струи воды, он неловко забрался на переднее сиденье, и сквозь запотевшее стекло проглядывалась его усталая поникшая голова. Ему тоже сегодня крепко досталось. История прошлого чуть не повторилась снова, а он больше не юноша, а древний старик, которому неподвластно что-то изменить. В этот день он оставался обеспокоенным зрителем, разбитым и слабым. Мы с Максимом забрались на заднее сиденье машины, но никто из нас не нарушил тишину внутри нее.

Мимо проезжала полицейский автомобиль, и за его стеклом, чуть запотевшим изнутри, виднелся силуэт Сергея. Афанасьев не смог оторвать от него жадного взгляда, тщетно стараясь рассмотреть в чертах лица Краснова чудовищную силу, с которой судьба наложила мрачную печать на эту семью. В глазах Сергея алыми огоньками тлело безумие, и эти болезненные угли пробуждали в нас бессильный страх. Я отвернулась и увидела лицо Максима. Оно было совсем близко от меня. Давыдов ободряюще улыбнулся своей улыбкой, теплой и нежной, от которой тревога отступала так же, как дикий зверь от раскаленного металла.

Одинцов стоял рядом с машиной, и его задумчивый взгляд неотрывно следил за снующими по территории завода полицейскими. Сигарета, зажатая между его пальцев, вспыхивала крошечными огоньками, источая струйки тонкого густого дыма. Когда профессор швырнул окурок на траву, ладони дождя мягко накрыли его и потушили подрагивающие искры. Константин Александрович направился к машине. Резким движением он открыл дверцу и, устроившись за рулем, наполнил салон запахом леса и глубокой осени, что плотно устроились за воротником его плаща. По лобовому стеклу заскользили дворники. День стремительно темнел, встречая вечер.

Я сказала свой адрес, и Константин Александрович повел автомобиль по блестящей серой дороге. Отдаленные огни города встречали нас как старых друзей, и влажные листья сами слетались под колеса. Один из них дерзким и порывистым поцелуем коснулся лобового стекла, но дворники, чей черствый и глухой механизм еще работал, грубо смели это короткое письмо от осени.

Машина Одинцова заехала в мой двор и остановилась у подъезда. Этот безумный день заканчивался, и нам всем нужно было прощаться.

— Спасибо, — сказала я, обращаясь к обоим преподавателям. — Спасибо, что всех спасли.

Константин Александрович усмехнулся на это краем рта.

— Спасибо и вам, — кивнул он, — за то, что вовремя заглянули к нам на огонек.

Мы с Максимом вышли на улицу и заметили, что Юрий Витальевич не остался на своем месте. Взяв трость, он неуклюже выбрался из машины, окунувшись в плотный уличный сумрак.

— Поднимусь с вами, — коротко бросил он, и никому из нас не пришло в голову спрашивать его о причинах. Когда же я отворила дверь своим ключом, все стало очевидно. В квартире царствовала тишина. Сперва я уловила знакомый запах пряностей и доброты, а на вешалке в прихожей показалось драповое пальто бабушки. В следующий миг ее фигура, сухая и хрупкая, показалась в коридоре, и она, охваченная волнением, крепко прижала меня к себе. Ее глаза украсили слезы. В какой момент Юрий Витальевич успел сообщить бабушке о событиях, разворачивающихся в катакомбах старого завода, я не знала, но все переживания бабушки были написаны на ее добром лице.

— Все хорошо, бабуль, — успокаивающе бормотала я. — Давно надо было рассказать тебе…

— Это мне надо было рассказать тебе все, — произнесла бабушка, и ее теплые руки перебирали мои волосы.

— Да ничего, теперь я уже и сама все узнала, — заявила я, и все засмеялись. Взгляды Юрия Витальевича и бабушки пересеклись. Мой дотошный преподаватель латыни пришел вовсе не для того, чтобы проводить меня до двери. Кажется, впервые с момента нашего знакомства я уловила в его прозрачных глазах теплоту человеческого сердца.

— Ладно, бабуль, я пойду к себе, а у тебя, похоже, время важных переговоров, — я подмигнула бабушке, и мы с Максимом скрылись в глубине квартиры. Юрий Витальевич замешкался, так неожиданно оставшись с бабушкой в узком коридоре. Пару раз он пытался выронить трость и вообще чувствовал себя глупо. Бабушка тоже молчала. Не знаю, сколько времени они не виделись, но Афанасьев наконец сделал к ней несколько шагов и вновь встретил ее взгляд. Она улыбнулась.

— Выпьешь со мной чаю? — спросила бабушка, указав в сторону кухни.

— С тобой — обязательно! — нервничая, засмеялся старый профессор. Он коснулся бабушкиных рук, а потом неловко обнял ее за плечи. Было заметно по всем его жестам, что этот человек уже давно отвык от объятий.

— Светка, — прошептал он, и эти двое словно потерялись во времени. Афанасьев снова стал беспечным двадцатилетним юношей, обнимающим свою подругу. Вдвоем они просидели на кухне весь вечер, и тихий смех, и шорох дружеской беседы смешались с кухонным воздухом.

Мама допоздна задерживалась в школе, готовясь к завтрашним урокам, поэтому отец пришел с работы раньше нее. Он не сразу обнаружил на кухне засидевшуюся парочку.

— Привет, молодежь! — весело поздоровался он, хоть и был удивлен.

— Добрый вечер, — произнёс Юрий Витальевич, который вновь оказался смущен. Опираясь на трость, он поднялся и оправил расстегнутый черный пиджак.

— Я преподаватель Кристины из института, — представился Афанасьев и протянул отцу свою жилистую руку, сквозь морщины которой проглядывали синие вены.

— Ой-ой, — отец сделал испуганный вид, а потом добродушно засмеялся и пожал профессору руку. — Кажется, моя девочка что-то натворила…

— Нет, что вы, — махнул рукой Юрий Витальевич. — Кристина… кгхм… отлично справляется с нагрузкой… Я здесь просто так. По-дружески…

Бабушка все это время изучала взглядом поверхность стола. Почему-то она казалась себе нелепой, как и эта встреча со старым другом. Но вот странность, несмотря на свои мысли, которые осуждающими хлопьями падали на плечи, она улыбалась. Взглянув на нее, отец заметил, что она будто помолодела, и сам не смог удержать улыбки. Молча он вышел из кухни и направился в мою комнату. Когда же он открыл дверь, его улыбка сменилась удивлением.

Мы с Максимом сидели на диване, в комнате с выключенным светом. На коленях Давыдова стоял ноутбук, и мы смотрели фильм, хотя я не могла уловить его сути. Да и не пыталась.

— Так, а вот и пенсионеры! — проговорил отец. Увидев его, Максим встрепенулся и, едва не уронив ноут на пол, подошел к отцу.

— Здравствуйте, — проговорил он, и они обменялись рукопожатием.

— Здравствуй, здравствуй, — кивал отец, переводя взгляд с меня на Максима.

— Мы фильм смотрим, — пояснил зачем-то Давыдов, и мне захотелось рассмеяться.

— Тогда вы не будете возражать, если я все же включу вам свет? — поинтересовался отец и нажал на выключатель.

— Папа, — с укором в голосе позвала я.

— Приятного просмотра, — отец был непреклонен, но ситуация его развеселила, тогда как меня она привела в смущение. Я чувствовала неловкость и тепло, разливающееся румянцем на моем лице. Давыдов беззвучно рассмеялся, проведя руками по светлым волосам.

— Как-то я раньше не замечал, что он такой строгий, — проговори парень.

— Не знаю, что это было, — пробормотала я, избегая взгляда Давыдова.

А папа услышал негромкий хлопок входной двери и, заглянув в опустевшую кухню, догадался, что бабушка и Юрий Витальевич ушли. Пожалуй, в окне он мог бы увидеть их силуэты, медленно бредущие вдоль домов. Но отец замер в прихожей. Он думал о том, что еще недавно был таким же юным, как мы с Максимом. А теперь и возраст Юрия Витальевича уже не кажется ему столь недостижимым. Время всегда играет с нами. Отец думал о том, насколько неумолим и стремителен его ход, которого никогда не заметить. И никогда не остановить.

* * *

Следующий день стал первым в моей жизни, когда я прогуляла занятия. Первым и одним из немногих, поскольку моя врожденная ответственность не позволяла подобных вольностей. Но сегодня ничего нельзя было поделать. Как бы не старался будильник, его призывной тон не смог поднять меня с постели. Всю ночь я смотрела обрывочные серые сны, в которых кто-то неизменно кричал и просил о помощи. И у всех этих людей было лицо Сергея, обезумевшее и злое.

Около десяти утра я решила списаться с друзьями в интернете. Оказалось, что Настя и Андрей тоже остались сегодня дома. Это могло стать серьёзной проблемой для нас, но мы все, похоже, надеялись на помощь наших профессоров, хоть те и не намекали на поблажки.

На сегодня я запланировала еще одно дело. Точнее, запланировала бабушка, а я не могла остаться в стороне. День выдался каким-то сказочным, будто природа пыталась загладить вину за вчерашний унылый дождь. Солнце высушило дороги и воздух, пронизывая город ярким светом и прохладой. Вдалеке неба, точно снисходительные наблюдатели, теснились серые и густые облака. Они-то знали, что солнцу не выиграть этот бой, как бы оно не старалось. Скоро придет зима, и этот день никак не отсрочит ее появление.

Широким шарфом я укрыла голову и шею, потуже затянула теплое пальто и вышла на улицу. Когда я подошла к бабушкиному подъезду, она уже ждала меня, как и машина такси, вызванная заблаговременно. Сегодня, спустя столько лет, бабушка наконец-то отважилась навестить свою подругу Варю, а я не могла отпустить ее одну. И вот, назвав таксисту нужный адрес, мы уже мчались к пансионату.

Как всегда, тишина этого места, отделенного от города, немного пугала городского человека, чей слух приноровился к постоянному шуму. Взглядом я спросила у бабушки, готова ли она, и бабушка кивнула.

— Пойдем, — проговорила она, словно это придало бы ей сил, и мы прошли сквозь ворота. На входе бабушка назвала имя пациентки, и нас пропустили. Не знаю, о чем были мысли бабушки, пока мы поднимались наверх, но я вспоминала о своей первой встрече с Варей. А вот и сестринский пост, за которым мне пришлось так нелепо прятаться от врачей. Сейчас там стояла медсестра и врач, и оба что-то высматривали в одном из бесчисленных журналов.

— Добрый день, — поздоровалась бабушка. Врач повернулся к нам, а медсестра продолжала изучать журнал. — Мы пришли к пациентке Остаповой. Ее можно увидеть?

Тут уже повернулась медсестра, и они с врачом переглянулись.

— Вы родственники? — спросил врач.

— Насколько мне известно, родственников у нее не было, — усмехнулась бабушка.

— Это верно, — кивнул врач, и его серьезное лицо тронула улыбка. — Да только тут у каждого второго их нет. А стоит человеку умереть, так они объявляются и начинают охоту за наследством, знаете ли…

Мы с бабушкой переглянулись.

— Подождите, что вы сказали? — переспросила бабушка.

— А вы не знали? — догадался врач и подошел ближе к нам. — Остапова умерла сегодня утром. Инсульт, знаете ли. Ничего не смогли сделать. Вы разве не поэтому здесь?

— Мы хотели повидаться, — пробормотала бабушка и опустилась на кушетку рядом с постом.

— Забавно, но к этой Остаповой никто не приезжал все это время, пока она здесь, — заметил врач. — Вы опоздали, мне очень жаль…

Я чувствовала в голосе врача скрытое негодование, и оно находило отклик в моей душе. Представляю, сколько таких смертей он видел здесь. Одинокие, брошенные старики, остающиеся здесь на долгие годы. И за все это время ни одного человека, пришедшего к ним чтобы просто поговорить. Я решила немного сгладить ситуацию и повернулась к врачу.

— Моя бабушка училась с Остаповой, и мы недавно узнали, что она здесь, — проговорила я. — Вот ведь как бывает, приехали, а она уже… Вы тело в морг отправили?

— Да, похороны проводит социальная служба, — кивнул врач, уже не так враждебно настроенный. — Хотите прийти?

— Конечно, — кивнула я, взглянув на бабушку, которую эта новость сломила. Все эти годы мысль о том, что где-то в психиатрическом диспансере доживает свои годы ее старая подруга, не покидала ее. Я не считала себя в праве спрашивать бабушку, почему же она все-таки ни разу и не пришла к Варе. И вот, решившись, бабушка застала лишь холодного врача и известия о похоронах.

— Все хорошо? — врач наклонился к бабушке, голова которой поникла.

— Да, только передохну немного, — пробормотала бабушка. Я положила ей руку на плечо, и она слабо улыбнулась, словно говоря, что с ней и в самом деле все в порядке.

— Она умерла быстро, — добавил врач, будто пытаясь успокоить бабушку. Он уже понял, что нам ничего не нужно. — Мгновенная смерть.

— Она ее заслужила, — кивнула бабушка. Это было правдой, мучений в жизни Вари хватило бы не на одного человека. Легкая смерть окупала хотя бы часть ее страданий.

— Чуть не забыл! — произнес врач. — Не знаю, нужно ли вам это. У Остаповой в палате были рисунки и что-то вроде дневника. Распространенное явление среди наших пациентов. Обычно мы выкидываем это после захоронения тела, так что могу отдать, если хотите.

— Большое спасибо, — кивнула я. Врач направился к ординаторской, и я последовала за ним, оставив бабушку на кушетке. Одного взгляда на нее мне было достаточно, чтобы понять, сейчас ее лучше не трогать. Врач тем временем протянул мне уже знакомую синюю книжечку, из которой торчали свернутые пополам листы бумаги. Рисунки Вари. Мне бы убрать их в рюкзак, но я хотела поскорее увести бабушку, поэтому подошла к ней. Ее сгорбленная фигура продолжала безучастно сидеть на кушетке.

— Бабушка, — позвала я. — Давай выйдем на воздух…

Тонкая и сухая, особенно в этот момент, рука бабушки потянулась к листам. Медленно она вытащила их и развернула. Самым верхним оказался тот, что я уже видела. Три девочки стоят рядом. Перебирая руками шуршащие листы, бабушка тихонько заплакала. Мне было больно смотреть на ее лицо, в морщинах которого пролегли влажные линии слез.

— Давай уйдем, — повторила я, настойчиво взяв ее под руку. Все же мне удалось вывести бабушку на улицу, в этот сияющий красками день, волшебную осень, неповторимую и вечную. Уже вечером бабушка позвонила Лидии, а той пришлось рассказать все семье. Не знаю, как отец Андрея воспринял этот рассказ. Сам Андрей, после того, как Максим рассказал ему все, что знал, долго не хотел в это верить. Точнее, не мог.