День 24 октября закончился воздушным боем над Барселоной.

Незадолго до наступления темноты Евгений Степанов вел к Сабаделю пятерку И-15.

В эскадрилье стало правилом: прежде чем сесть на Сабадель, «чатос» низко проходили над Барселоной. И каждый раз жители города, завидев республиканские истребители, махали им руками, шляпами, платками. Но в этот раз И-15 столкнулись над Барселоной с «мессершмиттами». Появление противника в такой неурочный час насторожило Степанова. Ему еще не приходилось встречать перед наступлением темноты большие группы фашистских истребителей.

«Мессершмитты» появились со стороны моря. Семнадцать серебристых машин стремительно пошли вверх над горой Тибидабо. «Знают, что времени у нас в обрез, вот и полезли на вертикаль», — разгадал Степанов не очень хитрый маневр противника. Он мельком глянул вниз, улицы Барселоны были полны народу. Развернувшись, «мессеры» широким фронтом пошли в атаку.

Сомкнутым строем «чатос» выполнили боевой разворот. И тут летевший слева от Степанова Финн качнул крылом: с другой стороны на республиканские истребители шли «фиаты». Их было двенадцать. Двадцать девять против пяти. Внизу — один из крупнейших городов и портов Испании, столица Каталонии, город с сотнями тысяч мирных жителей…

Сигнал. «Чатос» ощетинились огнем бортовых пулеметов. Лобовой атакой они расшвыряли по небу «мессеров». Но на их пути оказалась неизвестно откуда вынырнувшая еще одна группа «фиатов». Теперь пятерка Степанова дралась против тридцати семи фашистских машин. Бой шел над самыми крышами и заводскими трубами Барселоны.

Противнику так и не удалось расколоть строй республиканцев. «Чатос», как спаянные, умело маневрировали на небольшой высоте. Уже темнело, когда после очередной атаки фашистские истребители, форсируя моторы, ушли к морю.

Когда «чатос» произвели посадку на Сабаделе, все пять «курносых» смахивали на решето.

— Как же вы ночью летать будете? — озабоченно спросил только что прилетевший из Валенсии Серов.

Каждую ночь эскадрилья прикрывала Барселону от ударов фашистских бомбардировщиков, действовавших с баз испанского Марокко, островов Мальорка и Ивиса.

— Латать нужно машины, — ответил Степанов.

— В темноте?

— Что поделаешь. Светить будем ручными фонарями. Если бомберы прилетят, уйдем в воздух с дырками. Еще разок выдержат наши «курносые».

Механики, мотористы, оружейники и даже шоферы, не ожидая команды, принялись за работу.

— Не зря они перед вечером пожаловали сюда, — Серов был встревожен.

— Думаю, не зря, — согласился Степанов. — Возможно, хотели на земле прихватить и сжечь. Ну и, конечно, разведать, много ли нас здесь. Что-то новое в их манерах появилось. Истребители большими группами перед самой темнотой ходят…

— Конечно, потрепать хотели, измотать перед ночью. Им-то что? Те, кто с вами дрались, спать лягут. Теперь бомбардировщики в воздух уйдут.

— Давай соберем летчиков. Нужно организовать дежурство, — предложил Евгений.

— Собирай. Ты комэск, тебе и карты в руки.

После короткого совещания ни один летчик не ушел отдыхать. Еще несколько часов работали они у самолетов, помогая механикам привести в порядок истребители, вернувшиеся из боя над Барселоной. Только за полночь люди ушли спать.

Ночь выдалась ветреная. Подсвеченные лунным сиянием, по небу быстро бежали рваные облака.

Боевое дежурство на Сабаделе с двух часов несли Евгений Степанов и Илья Финн.

Проверив готовность истребителя к вылету, Энрике положил на нижнее левое крыло парашют и накрыл его переносной сумкой. Включив карманный фонарь, он прошелся синим лучом под крыльями и фюзеляжем самолета, проверяя, нет ли посторонних предметов, которые могли бы помешать старту истребителя.

— Все в порядке, командир! Можно лететь. Последние дни механик помрачнел, стал молчаливее обычного. Степанов знал причину: 20 октября пал последний бастион Испанской Республики на севере — Хи-хон, родной город Энрике. Два месяца Астурия героически сопротивлялась фашистам, но силы были неравны… К Степанову подошел Илья Финн:

— Погодка для бомберов как. по заказу, Женя. Лети, швыряй бомбы, лезь в облака? — раздраженно сказал, он, показав в сторону гор.

Евгений только что думал о том же. Он представил себе фашистские аэродромы на островах Мальорка и Ивиса — услужливые лучи прожекторов, освещающие иллетно-посадочные полосы, тяжело груженные бомбардировщики, с надрывным воем уходящие в ночь.

— Попробуй поймай его в этой тьме, — продолжал Финн. — Хоть бы один паршивенький прожектор подсветил.

— Ты что, Илья, не в настроении? Нет прожекторов к не предвидится, сам знаешь. А лететь нам все равно придется. Пока над Барселоной луна, жить можно.

— Разве я возражаю? Просто чувствую по погоде — прилетят сегодня. А условия поиска сам знаешь какие. Нот и берет досада, — Илья стукнул ладонью по крылу истребителя.

— Я вот о чем думаю, — откликнулся Степанов. — Беспокоит меня, что фашистские самолеты, идущие с аэродромов Мальорки и Ивиса, на всем протяжении полета над морем остаются необнаруженными. И только когда выходят к побережью, их слышат или видят посты ВНОС. Пока сообщат и мы взлетим, им остаются минуты до Барселоны Днем легче. А ночью?

Помолчали. Порыв ветра сбросил с высоты капли дождя.

— Это ерунда. Ты вот на север посмотри, — Евгений показал на темную полосу, надвигавшуся на Сабадель.

— Знаешь, что-то я плохо видеть стал, — признался вдруг Финн.

Евгений встревожился:

— Вот что, Илья: пока врач тебя не осмотрит, больше ночью не летай.

— Пустяки, это у меня от перегрузок. Просто нужно перед дежурством хорошо выспаться. Зайдем на КП к Анатолию, погреемся несколько минут, — Финн зябко поежился.

— На несколько минут можно.

Они направились к темневшему недалеко от истребителей небольшому домику, в котором располагался командный пункт. Едва открыли дверь и переступили порог, как протяжно запел зуммер телефона. Серов, игравший в шахматы с Антоновым, чертыхнулся и, переставив фигуру, рывком снял трубку. Тут же он нахмурился:

— Фашисты бомбят Матаро. В воздух! Илья плечом ударил дверь, и она с грохотом отворилась. Летчики выбежали из дома. После яркого электрического света перед глазами Евгения возникла темная стена. Он на миг остановился и услышал приближающийся к Сабаделю звук моторов. «Неужели аэродром бомбить идут?»

— Субида, Энрике! — громко крикнул он в темноту… «Чатос» набирали высоту. Внизу, в стороне от курса полета, угадывалось размытое светом луны сероватое пятно моря. Южнее лежала не видимая с воздуха Барселона.

Евгений внимательно осматривал воздушное пространство. Чтобы не потерять и доли секунды перед атакой, он заранее откинул предохранитель пулеметов. Осеннее небо было пустынно. Пора разворачиваться. Он повернул истребитель к северной окраине Барселоны и в тот же миг увидел сверкнувшую в направлении Каталонскихгор трассу. «Илья фашиста поймал, — мелькнуло в голове. — Хитро задумали — город стороной обойти, потом с ходу сбросить бомбы, выйти к морю и домой. Недурно!» И тут Евгению показалось, что в разрывах облаков мелькнула тень. «Самолет?»

Облако, закрывавшее луну, сползло к морю. Взглянув вверх, Евгений встрепенулся. Над ним, тем же курсом, что и его истребитель, летело звено бомбардировщиков.

Не отрывая взгляда от ведущего бомбовоза, Степанов новел «чато» на сближение. Крыло фашистского флагмана закрыло половину диска луны, и ему показалось, что бомбардировщик расплывается в ночном небе. Неодолимое желание нажать на гашетки овладело Евгением, но он сдержал себя. Рано. Он видел короткие хвосты сине-оранжевого пламени, пульсирующего в обрезах выхлопных патрубков. Спутной струей моторов фашистской машины истребитель качнуло и повело в сторону. Рулями Степанов удержал «чато» от разворота.

Теперь Евгений отчетливо видел ярко освещенный луной бомбардировщик, летевший к Барселоне. «Да ведь это «Савойя-Маркети-81»!» В этот момент из-под фюзеляжа «савойи» ударил пулеметной очередью нижний стрелок. Заметили! В нескольких метрах выше И-15 друг зa другом мелькнули короткие красно-зеленые строчки. «Верхний стрелок лупит. Не видит, а все равно наугад стреляет. Пора и мне!»

Степанов утопил сразу все гашетки. Пулеметы кинжальным огнем резанули бомбардировщик. Истребитель находился так близко от фашистской машины, что, когда вспыхнуло ее левое крыло, Степанова на миг ослепило. Ничего не видя, он вывел истребитель из атаки. Боевой разворот. «Чато» быстро поглощал расстояние, отделявшее его от подбитой машины.

Роняя в темноту хлопья горящего бензина, бомбовоз шел прежним курсом «Если сейчас я его не свалю — будет поздно: бомбы упадут на город». От этой мысли летчику стало не по себе. Он знал, что происходит там, внизу. Надрывно ревут в порту гудки пароходов. На улица стоит пронзительный вой сирен. Переполненные женщинами, детьми и стариками подвалы домов и небольшие станции метро…

Евгений подвел истребитель к хвостовому оперению савойи». От огня всех четырех пулеметов вспыхнулоправое крыло бомбардировщика, но от курса фашист не уклонился. Он упрямо продолжал лететь к городу.

«Чато» находился теперь в так называемом мертвом конусе, и стрелки бомбовоза не могли поразить его. «Живуч, проклятый! Все равно не уйдешь! Буду колесами бить по хвосту». Степанов резко развернул истребитель. Удар! Летчика бросило вперед, и он едва не разбил лицо о приборную доску…

Сильно затрясло мотор. Описывая крутую дугу, истребитель несся к земле. Евгений уменьшил обороты двигателя и вывел машину в горизонтальный полет. В стороне ярким крестом падал уничтоженный огнем и тараном «савойя-маркети». «Только на город не свалился бы», — наблюдая падение «савойи», думал Степанов. В висках у него гулко стучала кровь, лицо покрылось липким потом. Евгений еще не успел полностью осознать, что сейчас произошло…

Огненная вспышка выхватила из темноты громады гор и окраину Барселоны. Это взорвался внизу фашистский бомбардировщик. «Вовремя я его стукнул», — подумал Евгений.

И тут он увидел еще один бомбовоз. Круто положив тяжелую машину на крыло, фашистский пилот разворачивал «савойю» в сторону моря.

В этот миг Степанов забыл о том, что трясущийся как в лихорадке мотор вот-вот может сдать и что в баке осталось не так уж много горючего. Он уже не помнил о пережитых мгновениях, когда ударом своего «курносого» сбил начиненный смертоносным грузом бомбардировщик. Перед ним снова был враг… И маленький «чато» рванулся к бомбовозу.

Истребитель настиг «савойю» уже над морем. Самолеты неслись на юго-восток, к острову Мальорка. Фашист начал прижиматься к воде. «Значит, меня заметил». Евгений полоснул бомбовоз очередью. Одновременно забили пулеметы стрелков «савойи», и «чато» облепил рой трассирующих пуль. Несколько минут самолеты мчались над морем, поливая друг друга свинцом «Этак он меня к своей базе приведет», — мелькнуло в голове у Степанова.

В каких-нибудь тридцати метрах под колесами истребителя в лунном свете мелькали белые гребни волн. Степанов толкнул вперед рукоятку газа. Тряска стала сильнее, но мотор тянул. «Еще немного потерпи, дорогой.Летчик подвел машину совсем близко к бомбовозу — гофрированная поверхность «савойи» была почти рядом. Нажал гашетки Зажигательные пули впились в крылья и фюзеляж бомбардировщика. Над морем сверкнула ослепительная вспышка. Истребитель швырнуло в сторону и вверх. Когда Евгений опомнился, его самолет мчался в густой темноте. Он развернул машину и пошел к побережью.

В этой бешеной гонке над волнами Степанов потерял ориентировку. Положение усугубилось еще и тем, что Барселона и Сабадель уже были затянуты облаками.

Впереди полыхнул зенитный разрыв. Потом разорвались еще два снаряда. «Молодцы зенитчики. Видели, что над морем шел бой, и понимают, что истребителю в этой темени придется туго при возвращении». Евгений подвернул машину в ту сторону, откуда стреляла зенитка. Взглянул на часы: «Бензина должно хватить». Ветер инять разорвал облака, и в лунном свете мелькнули знакомые очертания вершин Тибидабо и Манжуич. Прошло пцс немного времени, и внизу вспыхнули автомобильные фары. Шесть желтых огней, расположенных уступом, — это был Сабадель. Убрав газ, Евгений осторожно подвел самолет к полосе.

В конце пробега «чато» резко развернулся. Наверное, повреждено шасси. Степанов быстро выключил контакты. Двигатель затих. Евгения охватило желание здесь же у истребителя лечь на землю и лежать неподвижно, пока не пройдет это чувство тяжести во всем теле. Потел дождь. Крупные капли падали на горячий капот мотора и с шипением испарялись. Прижавшись спиной к фюзеляжу, летчик стоял неподвижно, не в силах пошевелиться…

Рядом раздалась русская и испанская речь.

— Камарада Эухенио! — это был голос Энрике.

— Я тут, амиго! — откликнулся Степанов. В мокрых куртках подошли Серов, Антонов, Кустов и Горохов. Светя себе карманным фонарем, механик стал осматривать истребитель.

— Как Илья? — только и мог проговорить Степанов.

— Минут пятнадцать как сел. Все в порядке. Пьет чай. Давай в машину, чего под дождем мокнуть. В тепле поговорим, — скомандовал Серов.

Энрике тронул Евгения за локоть.

— Мой командир! — в его голосе была тревога.

— Ну что ты, Энрике? — остановил механика Серов. — Наговоритесь еще. Отрули истребитель на стоянку и приходи на командный пункт.

— Дайте, ребята, прикурить, — попросил Степанов. — Черт знает куда я дел зажигалку.

Закурив, он сел в машину рядом с Кустовым.

— Мы с аэродрома видели, как падал самолет, но не знали, кто валится на землю, — заговорил Виктор. — Сел Илья, а тебя нет и нет. Потом позвонили с поста ВНОС, докладывают, что видят воздушный бой над морем. Переволновались мы изрядно…

Заскрипели тормоза.

— Вылезай, приехали.

Из-за стола с радостным возгласом выскочил Илья.

— Наконец-то! — он крепко сжал плечи Евгения. — И впрямь нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Сперва я «савойи» догонял. А вот тебя ждать, Женя, совсем тяжко было. Долго ты, брат, в ночи гулял.

— Так получилось, Илья. Значит, я не ошибся, что в воздухе были именно «савойи»?

— Они! Я двух бомберов встретил, но быстро из виду потерял.

— Видел твои трассы.

— Да что толку? — сокрушенно махнул рукой Финн.

— Толк есть. Фашисты убедились, что полеты к Барселоне — не увеселительная прогулка.

Сквозь тонкие стены домика слышны были шум мотора и громкие крики механиков.

— Ну, твою «шестерку» на место поставили. Теперь можно и выпить по рюмочке, — сказал довольный Серов. — Потом всем спать. Мы с Антоновым останемся до утра дежурить.

— Все готово, компаньерос! — весело провозгласил Антонов. — Извините за отсутствие сервиза.

— А где Гальярдо и Энрике? — спросил Анатолий.

— Где им быть — у самолетов возятся.

— Ну-ка, Алеша, одна нога здесь, другая там. Веди-сюда механиков! — приказал Серов.

Горохов выскочил на крыльцо. Через несколько минут в комнату вошли мокрые испанцы.

— Согрейся, Энрике. Тебе самая большая рюмка, — Серов протянул механику полный стакан. Энрике отрицательно покачал головой:

— Мне работать нужно Ой как много работы.

— Не убежит от тебя работа. Бери пример с Галь-ярдо — он от коньяка не отказывается. Так, Гальярдо?

Тот ничего не понял, но улыбнулся и, подняв над головой стакан, сказал по-русски:

— Ваше здоровье!

— Вот это молодец? — Серов хлопнул Гальярдо по плечу — Я добавлю: за здоровье и победу Евгения Степанова.

Евгения разбудил Алексей Горохов:

— Тебя ждут ехать на место падения бомбардировщика.

— А где он упал?

— До Барселоны всего три километра не дошел. В горах валяется, недалеко от шоссейной дороги.

В коридоре раздались грузные шаги, и в двери показался Серов.

— Встал?

— Как видишь.

— Вижу, вижу, — проворчал Серов. — Почему сразу не доложил, что истребителем ударил «савойю»?

Евгений пожал плечами. В начавшейся после посадки суматохе он действительно не успел толком рассказать Серову о всех перипетиях боя с «савойей». «Черт его знает, как докладывать? А может, еще и ругать будет за то, что стукнул фашиста?»

— Умыться можно?

— Умывайся, умывайся.

Пока Евгений стучал клапаном умывальника, Серов ходил по комнате Под его шагами жалобно попискивали половицы.

— Как же докладывать начальству? Комиссар Усатый уже дважды звонил из Валенсии. Евгений промолчал.

— Я тебя спрашиваю? Или пойти к твоему искореженному истребителю и у него получить ответ?

— Ну чего ты кипятишься! — нехотя ответил Евгений — Какая разница, как сбил? Доложи, сбит «савойя», упал там-то и на своих бомбах взорвался Я, Толя, больше всего боялся, что он на город бомбы сбросит, а о том, как докладывать, честное слово, тогда не думал. Извини. Ведь у меня другого выхода не было, вот и ударил.

А о том, что ты без головы остаться мог, не подумал. Моя голова не дороже других. Серов еще раз прошелся по комнате, остановился.

— Ночью, Женя, самолеты огнем пулеметов сбивали. Ты знаком с теми, кому это удалось. Но чтобы в ночном бою самолет был уничтожен таранным ударом — такого еще в истории авиации не было.

— Брось, командир, историческими исследованиями заниматься. Я готов. Едем?

— У нас еще есть время, — посмотрел на часы Серов. — Сходим к твоему истребителю.

Уже рассвело, но над Сабаделем стоял туман. У истребителя хлопотало несколько механиков под руководством Энрике.

— Буэнос диас! Доброе утро! — дружно приветствовали они летчиков.

— Полюбуйся, на что похожа твоя «шестерка»! — B голосе Серова была укоризна, но глаза улыбались.

Евгений обошел свой самолет. Фюзеляж и крылья во многих местах были пробиты пулями, на нижнем крыле зияла огромная дыра, у воздушного винта погнуты концы лопастей. Изуродованное левое колесо было уже снято с оси и лежало рядом на траве.

Степанов вздохнул:

— Я его, Толя, колесами по рулю поворота хотел ударить, но в темноте и от волнения немного не рассчитал, — извиняющимся тоном сказал он.

— Ну как, Энрике? — обратился Серов к Гомесу. Цокнув языком, механик пнул ногой колесо.

— Красивая работа, камарада Родриго. Повозиться придется, но ничего. К вечеру сделаем «чато».

— Вот как, — улыбнулся Анатолий. — Я думал, Энрике своего командира ругать будет за исковерканный самолет. А он туда же, восторгается.

Подъехала легковая машина. Открывая дверцу «крейслера», Евгений обернулся к Анатолию:

— Скажи своему шоферу, чтоб поосторожнее ехал. Не ровен час, опрокинемся. Никак не могу привыкнуть к испанской манере езды.

— Садись, именинник. Сам-то осторожно ездишь? — указав на самолет, усмехнулся Серов.

— Там правила другие. Машина рванулась с места.

Не доезжая до Барселоны, лимузин свернул с широкого шоссе. По ухабистой горной дороге, несмотря на ранний час, двигались большие группы людей.

— Наверное, к твоему «крестнику» идут. Стой! — неожиданно закричал шоферу Серов. — Заберем бабушку, — он показал на старуху во всем черном, с палкой в руке.

Старая женщина не сразу поняла, чего хочет от нее одетый в кожаное пальто русоволосый богатырь. Когда ей объяснили, что «камарада русо» приглашает ее доехать до места падения фашистского самолета, испанка радостно закивала головой. Приподняв юбки, она ловко села рядом с шофером.

— Вот так-то, мать! — довольно сказал Серов, устраиваясь рядом с Евгением.

Женщина обернулась к летчикам.

— Мать, — повторила она и улыбнулась ласково. Переваливаясь с боку на бок, «крейслер» медленно двинулся вперед.

За поворотом открылась широкая просека с поваленными и обломанными апельсиновыми деревьями. Полусозревшие плоды, сломанные ветви устилали мокрую землю. Кругом валялись разметанные взрывом куски металла — все, что осталось от «савойи». Машина остановилась.

— Приехали, мать, на выставку, — засмеялся Серов.

— Пойду хвостовое оперение поищу, — сказал Евгений, вылезая из «крейслера».

— Смотри, Женя, раньше нас кто-то прикатил, — Анатолий показал на зеленую легковую машину.

Перепрыгивая через поваленные деревья, Евгений пошел по просеке. В конце ее он столкнулся с высоким, худощавым летчиком в кожаной куртке. Рядом стояла Аделина.

— Адриашенко, — представился тот. Они внимательно осмотрели обломки бомбардировщика, но ни киля, ни стабилизатора с рулями не нашли.

— В горах валяются, наверное, — предположил Адриашенко. — Я тут часа полтора хожу, все осмотрел.

Послышался нарастающий гул моторов. Прижимаясь к нижней кромке облаков, показалась шестерка И-15. Они плавно развернулись над горами. Неожиданно сзади раздался голос:

— Эухенио!

Степанов обернулся. К ним шли Сиснерос, Птухин и Агальцов в сопровождении начальника полиции Барселоны. Летчик вытянулся по команде «смирно», приготовившись рапортовать командующему.

— Хорошо, Эухенио! Молодец. Спасибо, — по-русски приветствовал его Сиснерос.

Плотная толпа жителей Барселоны и окрестных деревень окружила летчиков. К Сиснеросу с трудом протолкался морской офицер. Красиво отдав честь, он начал что-то оживленно говорить командующему. Тот внимательно слушал.

— Сеньорита, — обратился Сиснерос к стоявшей рядом с ним Соне Александровской, — спросите камарада Эухенио: вел ли он бой над морем?

Александровская перевела. Степанов утвердительно кивнул головой.

— Моряки, находившиеся в дозоре, сообщают, что они наблюдали воздушный бой, который шел над самой водой, — сказал Сиснерос. — На рассвете сторожевики обнаружили в море большие пятна масла и бензина, — переводила Соня. — Они полагают, что сбитый фашистский самолет и его экипаж утонули.

— Вы молодец, Эухенио! — Сиснерос обнял Степанова. Кто-то из испанцев крикнул:

— Вива Русия! Вива авиадорес русое!

Сиснерос поднял сжатую в кулак руку:

— Но пасаран!

— Но пасаран! — повторило горное эхо. К Степанову подошла женщина и протянула ему маленькую девочку в голубом платьице. Евгений растерянно посмотрел на нее, потом на Сиснероса. Тот ободряюще кивнул головой:

— Си! Кларо, Эухенио! Да! Конечно, Евгений!

— Она просит подержать девочку, — объяснила Евгению Соня. — У испанцев поверье: если победитель подержит ребенка на руках, это приносит счастье.

Евгений бережно взял из рук матери девочку, и та доверчиво прижалась к его плечу.

— Ее отец сражается под Теруэлем, — перевела Соня слова матери.

Толпа зашумела. Испанки одна за другой подводили к Степанову своих детей. Соня и Аделина не успевали переводить восторженные слова благодарности, раздп вавшиеся со всех сторон.

В окружении ликующих испанцев летчики медленно продвигались к машинам. Птухин взял Евгения за локоть:

— Слова с тобой сказать не дали.

— Приеду к тебе сегодня вечером, запремся — все по порядку мне выложишь, — пообещал Агальцов.

Стали садиться в автомашины. Необычный вид их поразил летчиков: с радиаторов и крыльев лимузинов свисали какие-то обгорелые лохмотья. Степанов догадался: кто-то «украсил» машины остатками парашютов фашистских летчиков.

— Прежде чем ехать на аэродром, проедем по Барселоне, — сказал Сиснерос. И обратился к Степанову: — Вижу, мой друг, что вас многое сегодня удивляет.

— Я не заслужил такого внимания! — Евгений был потрясен всем только что пережитым.

— Запомните, Эухенио, — продолжал командующий. — Испанские женщины доверяют своих детей только тому, в кого они безраздельно верят. Это высшая честь для мужчины в Испании.

Через несколько минут кавалькада была уже в центре Барселоны, на площади Каталонии. Площадь и прилегающие улицы были заполнены народом. Радостные улыбки, поднятые руки, сжатые в кулак. Медленно продвигаясь через запруженные толпой улицы, машины достигли въезда в порт, где на шестидесятиметровой колонне высилась статуя Христофора Колумба.

Когда машины подошли к Сабаделю, истребители были в воздухе. На стоянке виднелся одинокий «курносый» Степанова. «К ночи будет готова машина, — вспомнил Евгений обещание Энрике. — А сегодня у меня вроде выходного…»