Поздно ночью Сиснероса, Птухина и Агальцова пригласил к себе начальник генерального штаба республиканской армии полковник Висенте Рохо. Полковник выглядел усталым и озабоченным: на его плечи легло планирование и проведение Брунетской операции. Поздоровавшись, он сразу приступил к делу.

— Население Мадрида и войска устали от беспрерывных бомбардировок по ночам. Возможно ли в ближайшие двое суток организовать прикрытие Мадрида и линии фронта ночными истребителями?

С самого своего приезда в Испанию командир истребительной авиагруппы Птухин вместе с комиссаром Агальцовым и начальником штаба группы Павлом Котовым занимались организацией противоборства ночным бомбардировщикам противника. Но это было непросто. Большинство летчиков-испанцев не было обучено ведению воздушного боя в темноте. Значительный перерыв в полетах ночью имели и советские добровольцы. Немало обнаружилось и других трудностей. Не было прожекторов. Аэродромы не имели ночных стартов, а их взлетно-посадочные полосы были недостаточных размеров. Неустойчиво работала связь с постами ВНОС.

И все же командование авиагруппы решило организовать ночное патрулирование истребителей.

К началу Брунетской операции в эскадрилье Еременко сформировали отряд ночников, который возглавил Виктор Кузнецов. На первых порах в него вошли Анатолий Серов, Леонид Рыбкин, Михаил Якушин и Владимир Сорокин — летчики, имевшие на Родине значительный опыт ночных полетов.

Облетав все аэродромы в зоне Мадрида, Птухин остановил выбор на самом крупном — Алькала-де-Энарес. Организация ночного старта была поручена Кутюрье и инженеру авиагруппы Василию Новаку. Им удалось раздобыть прожектор с полузатонувшего военного судна. На всякий непредвиденный случай для подсветки взлетно-посадочной полосы решили использовать автомобильные фары.

Надо было спешить. После начала Брунетской операции противник, сняв с севера части легиона «Кондор», ввел их в сражение на Центральном фронте. С наступлением темноты тяжелые «Юнкерс-52» непрерывно висели над Мадридом и боевыми порядками Центрального фронта.

Зная, что Рохо в курсе подготовительной работы, Птухин сжато информировал его о ходе дела.

Выйдя из-за стола, полковник медленно прошелся по кабинету.

— Настало время принимать решительные меры! Прошу передать летчикам нашу просьбу как можно скорее начать патрульные полеты. Просьбу, а не приказ, — подчеркнул он.

Закурив сигарету, Рохо подошел к Евгению Саввичу и опустился в стоявшее рядом глубокое кресло.

— Мы понимаем, как вам трудно, мой генерал. Но время не ждет. Послушайте, что говорят пленные фашистские летчики, среди которых немало знакомых Игнасио.

— Бывших знакомых, — уточнил Сиснерос. — Они в один голос утверждают, что массированное применение ночных бомбардировщиков заставит нас поднять руки. Иными словами, фашисты надеются заставить жителей Мадрида покинуть город. Ссылаются на опыт Северного фронта.

Птухин пожал плечами:

— Север не может служить эталоном. Против тридцатиреспубликанских самолётов там действует около пятисот фашистских. А то, что они говорят, — знакомая песня. Все это идет еще от итальянского генерала Дуэ — родоначальника доктрины, утверждающей, что с помощью одних бомбовозов можно выиграть войну.

— Но Дуэ свои теории черпал не из пустого ведра, — возразил Рохо.

— Конечно, — вступил в разговор Агальцов, — как известно, немцы в первую мировую войну тоже бомбили ночью города Англии и Франции. Если мне память не изменяет, то только в Лондоне погибло тысяча четыреста человек, в Париже — двести семьдесят. По тому времени это были невиданные масштабы бомбардировок. Дуэ рассудил, что если немцы полсотней бомбовозов и несколькими «цеппелинами» нагнали страх на англичан и французов, то уж с помощью тысяч бомбардировщиков можно поставить на колени целые государства. Ну а фашисты — как в Италии, так и в Германии — ухватились за его доктрину…

— Осенью тридцать шестого года они пытались подобный эксперимент провести и с Мадридом. Мы свидетели этому, — кивнул головой Сиснерос.

— Но ведь не получилось! — воскликнул Агальцов. — Ведь не покинули мадридцы свой город!

— Мы сделаем все, что от нас зависит. Первый патруль уйдет в небо в ночь на четырнадцатое, — медленно проговорил Птухин. — Кстати, позволю себе тоже обратиться к истории. В восемнадцатом году, оправившись от страха и паники, англичане в одну из ночей истребителями и зенитной артиллерией уничтожили в районе Лондона девять немецких бомбовозов «гота». Затем немцев стали сбивать и над Францией. Все дело в организации. Не обижайтесь, коронель, но, к сожалению, организация пока у нас хромает… Кстати, сегодня фашисты почему-то не бомбят.

— Над горами Сьерра-де-Гвадаррама второй час идет ливень, — улыбнулся Сиснерос.

— Итак, в ночь на четырнадцатое патруль уйдет в воздух. Я могу сообщить министру? — поднялся Рохо.

— Да. Но прошу, чтобы об этом знал самый ограниченный круг лиц.

— Пожелание генерала Хозе надо учесть, — Рохо повернулся к Сиснеросу.

Тот согласно кивнул головой…

Ночью 14 июля над аэродромом Алькала-де-Энарес писели крупные звезды и звенящая тишина. В лунном свете угадывались неясные очертания гор.

Пятеро летчиков молча стояли у самолета. Через несколько минут патруль уйдет в ночь. Не только в ночь, но и в неизвестность. Двое — Серов и Кузнецов — уйдут к Мадриду, а Рыбкин, Якушин и Сорокин займут готовность номер один.

— Время, — нарушил молчание Серов.

— Время, — ответил Кузнецов.

— К запуску!

За год войны в Испании первый ночной патруль республиканских истребителей уходил на поиск воздушного противника. Позади остались тревожные дни подготовки к ночному вылету. Тяжелый день 13 июля, в конце которого в бою над Брунете эскадрилья потеряла Баумлера Сардино…

Набирая высоту, «чатос» развернулись на запад. Курс — Мадрид.

Прошел час томительного ожидания. Кузнецов и Серов не возвращались. Выпустив в воздух Рыбкина, Якушина и Сорокина, инженер Новак на мотоцикле подъехал к прожекторной установке. Вблизи прожектора на плажной траве сидел Кутюрье. Они не успели обменяться и двумя словами, как раздался голос дежурившего сержанта-испанца:

— Арельсьен! Внимание!

Со стороны Мадрида подходил самолет.

— Один? — вслушиваясь в гул мотора, тревожно проговорил Новак.

— По местам! — приказал Кутюрье.

— Я к себе, — запуская мотор мотоцикла, заторопился Новак.

Над аэродромом вспыхнули и погасли бортовые огни самолета.

— Включай!

Голубая дорожка легла на землю. Кутюрье слышал только треск сгоравших внутри прожектора углей и легкое урчание мотора подходившего к земле истребителя. И вдруг в эти звуки ворвался леденящий душу вой бомб. Мощные взрывы потрясли аэродромом.

— Гаси! — что есть силы крикнул Кутюрье.

Наступила непроницаемая темнота.

Вновь раздались взрывы. Отблеск пламени осветилнакренившийся «чато». Кутюрье бросился к потерпевшему аварию истребителю, но не успел пробежать и десятка шагов, как яркий сноп вновь лег на посадочную полосу. «Сержант с ума сошел, наверное!» Взрывная волна швырнула Кутюрье вверх, и с силой ударила о землю.

Серов медленно приходил в себя. На разбитых губа ощущался солоноватый вкус крови. Тяжелая, словно налитая свинцом голова кружилась. Постепенно сознание возвращалось к нему, и припоминалось только что пережитое.

Пробыв свыше часа в зоне Мадрида и не встретив противника, Анатолий неохотно возвращался на Алькалу. Дав сигнал «Я — свой самолет», пошел на посадку. Колеса истребителя вот-вот должны были коснуться земли, когда внизу начали рваться бомбы. Видно, вражеский бомбовоз на приглушенных моторах подкрался к аэродрому следом за истребителем.

Ослепленный вспышками разрывов, Анатолий едва удержал машину. Надо было уходить на второй круг. И тут случилась новая беда: захлебнувшись, остановился двигатель. Коснувшись земли, истребитель колесами влетел в воронку и завалился на нос. Ударившись лицом о доску приборов, летчик потерял сознание.

Постепенно мысли Анатолия прояснились. Он понял что все происшедшее с ним не кошмарный сон. От обиды и боли он глухо застонал.

— Жив? — раздался рядом незнакомый голос.

— Ты кто?

— Вылезешь — узнаешь, — расстегивая замок его привязных ремней; ответил незнакомец.

Ухватившись за края бортов, Анатолий попытался подняться, но сил не было.

— Вот беда. Дай-ка я тебя от парашюта освобожу. Кое-как с помощью незнакомца Серов вылез из кабины истребителя.

— Ну как?

— Пустяки. Вот с самолетом хуже, — вздохнул Анатолий.

— Не горюй. Лиха беда начало…

— А тебе откуда известно, что начало? — насторожился Серов.

Незнакомец засмеялся:

— Мы ведь тоже ночники. Разыскал нас комиссар Агальцов. Направили на Сото. Но сегодня застряли на Алькале. Так что вместе будем «юнкерсов» ловить!

— Невеселая это ловля, — угрюмо пробормотал Серов.

У него вновь закружилась голова, и он прислонился h фюзеляжу истребителя.

— Пойдем, рядом метеостанция. Там тебя перевяжут. Тронулись?

Они пересекли взлетно-посадочную полосу. Анатолий по-прежнему с недоверием смотрел на своего попутчика.

— Кто ты все же будешь?

— Я? Антонио.

— Это еще ни о чем не говорит.

— Объяснил я тебе, что мы на Алькале застряли. Вот беда!

— Кто это — мы?

— Николай Соболев, Григорий Мастеров, ну и я. Вообще-то, меня зовут Евгений. Евгений Антонов с московского «Серпа и молота». Но в Испании все кличут Антонио.

— Как же ты, Антонио, у моего истребителя оказался?

— Не спалось мне. Думаю, схожу к вам на стоянку. А тут черт принес «юнкерса», чтоб ему пусто было. Гляжу, твой истребитель на попа стал. Какой-то идиот снова включил прожектор. Бомбовоз как резанет из пулеметов. Что делать? Бросился к твоей машине. А он, проклятый, все стреляет и бомбы сыплет. Прожектор разбил. Всех, кто к тебе бежал, разогнал.

— Вот, оказывается, какая тут катавасия была, — вздохнул Анатолий.

Они подошли к огороженному сетчатым забором зданию метеостанции.

В эту ночь на метеорологической станции дежурила переводчица штаба авиации Аделина. Поглощенная приемом сводки погоды из Барселоны, девушка не обращала особого внимания на ставшие привычными разрывыбомб и пулеметную стрельбу. Она заканчивала разговор, когда в дверь громко застучали.

— Ун моменте! Подождите! — крикнула она. Однако стук продолжался. В сердцах бросив на рычаг трубку, Аделина откинула крючок. Из темноты, сжимая обеими руками голову, шагнул одетый во все кожаное широкоплечий летчик и опустился на стул. Второй — высокий, худощавый, рыжеватый — остановился у двери. Изумленная Аделина молча смотрела на ночных пришельцев. Молчание нарушил тот, который стоял у порога.

— Сеньорита! Нет ли у вас бинтика или, на худой конец, полотенца? Камарада нечаянно опрокинулся буквально рядом с вашей избушкой. Думаю, что ему повезло, — многозначительно заключил он.

Смерив Антонова возмущенным взглядом, Аделина сердито отрезала:

— Место, где опрокидываться, вы могли бы выбрать и в другой стороне.

«Да она, кажется, нас за пьяных принимает», — догадался Антонов.

— Сеньорита, ведь его самолет опрокинулся! Давайте бинт или какую-нибудь тряпку — не видите, что человеку худо?!

Тут только Аделина заметила проступившую между пальцами Анатолия кровь. Она проворно открыла висевшую над столом аптечку. Обработала йодом рану, обрезала ножницами содранную кожу на лбу и, крепко перебинтовав голову, участливо спросила:

— Болит?

— Гудит, — поморщился Серов. Едва летчики вышли из здания метеостанции, на низ налетели Кутюрье и комендант аэродрома.

— Наконец нашелся! Мы весь аэродром обегал! У истребителя валяется парашют, а тебя нет.

— Виктор сел?

— Не знаю. Я тебя искал. Видел, как Новак кому-то светил. Наверное, ему. С запада к Алькале подходил еще один самолет. На посадочной полосе расплылись световые дорожки — это вспыхнули автомобильные фары. Истребитель прошел над центром летного поля и приглушил мотор. И вдруг яркие трассы пулеметных очередей разорвали воздух.

— В кого он стреляет?

Не видимый в темноте «чато» еще раз пронесся над Алькалой, ведя огонь из пулеметов.

— Уж не «мигалыциков» ли он гоняет? — догадался Антонов. — На нашем аэродроме бывали такие фокусы.

Действительно, летчики знали случаи, когда агенты франкистов световыми сигналами наводили самолеты противника на республиканские аэродромы.

— Ну и ночка! Что он творит? Разобьется ведь! Пулеметные трассы стеганули по посадкам пробковых дубов на восточной границе аэродрома.

Наконец летчик подвел «чато» к земле и посадил его.

Серов, Кутюрье и Антонов подбежали к заруливавшему самолету. На стоянке встретили Кузнецова. Из кабины вылез возбужденный Рыбкин.

— Что там у тебя стряслось?

— Ходил на трех тысячах. В воздухе и на земле спокойно, — взволнованно начал Леонид. — Противника не обнаружил. Время истекло. Подхожу к Алькале, гляжу: световая дорожка в центре, а по границам аэродрома огни то вспыхнут, то погаснут. Ясное дело, аэродром обозначают! Такая злость взяла, ну, думаю, сейчас я нам поморгаю…

— Вот сволочи! Своими руками задушил бы. Они ведь фашистов ждали, а тут наш оказался, — возмутился Кузнецов. И добавил, обращаясь к Рыбкину: — Молодец, Леонид. Только впредь не рискуй. Низко ты спускался, когда стрелял по «мигалыцикам», ведь горы кругом.

— Да я их, гадов, колесами подавил бы! Не поймали ни одного?

— Комендант помчался местность прочесывать. Да ищи теперь ветра в поле. Разбежались, поди, после твоего «горячего душа»…

На посадку уже заходили Михаил Якушин и Владимир Сорокин.

— Кто стрелял? И почему не включили прожектор? — забросал встречавших вопросами Якушин.

— Тут, брат, не только стреляли, тут и бомбы сыпались, — ответил за всех Серов…

На следующую ночь повторилось почти то же. Через десять минут после взлета Серова и Якушина к Алькале, не таясь, с включенными бортовыми огнями, подошелсамолет. Все думали, что это заходит на посадку свой транспортник. Но находившийся в готовности номер один Леонид Рыбкин на всякий случай скомандовал механику:

— К запуску!

И не ошибся. На аэродром посыпались бомбы. Механики и оружейники бросились в укрытие. Механик Рыбкина Балерис выполнил команду своего командира, но после запуска двигателя он в спешке забыл убрать из-под колес самолета тормозные колодки.

Ничего не подозревавший Рыбкин дал газ. Но «чато» остался на месте. А «юнкерс» продолжал ходить на аэродромом, швыряя бомбы. Леонид догадался, что мешает ему уйти в воздух. Он вылез из кабины и, рискув быть убитым осколками или тронувшимся с места истребителем, ударом ноги выбил колодки из-под колес. Через несколько секунд «чато» пошел на взлет.

О своей оплошности Балерис вспомнил, когда спрыгнул в укрытие, к которому его подвез автостартер. На раздумывая, механик бросился к стоянке. Он почти добежал до самолета, когда «чато» сорвался с места и пошел на взлет. Струёй от винта Валериев сбило с ног. Лежа на земле, он видел мелькавший в отсветах разрывов И-15 и повторял в отчаянии:

— О камарада Бланке! О камарада Бланке! Целый час в непроглядной тьме носился Рыбкин между Алькалой и Мадридом, надеясь встретить противника, но «юнкерсы» больше не появлялись. Наконец летчик повел истребитель на посадку.

Увидев Рыбкина целым и невредимым, Балерис тут, же около самолета исполнил какой-то дикий, неописуемый танец. Глядя на него, Леонид невольно рассмеялся. Несмотря на пережитое, он не сердился на механика за оплошность. И когда между летчиками разгорелся спор, кто виноват в происшедшем, Рыбкин сердито отрезал:

— Сами мы виноваты в первую очередь. Ведь у нас, а не у испанцев-механиков опыт ночных полетов. Вспом-ните, как мы летали дома. Там были отработаны сигналы между летчиком и техником, выпускавшим самолет. А здесь? Кричим на тридцати языках… В такой суматохе не только про колодки забыть можно, а и голову вместо них под колеса положить немудрено. Нужно разработать четкие команды и сигналы. Так-то, ребята. Век живи, век учись. Преподал нам урок «юнкерс».

В эту неделю для пятерки летчиков-ночников грань между днем и ночью незаметно стерлась. Ежедневно с наступлением сумерек после короткого отдыха (они участвовали и в дневных воздушных боях) «чатос» перелетели с Сото на Алькалу. Найти фашистский бомбардировщик в кромешной темноте было нелегко. Однако первые неудачи никого не обескуражили. Летчики очень уставали, но замены не просили…

Фашисты, видимо предупрежденные своей агентурой в базировании на Алькале республиканских ночных истребителей, неоднократно пытались бомбить аэродром. В один из таких налетов был ранен командир истребительной авиагруппы Птухин. К счастью, ранение оказалось нетяжелым, и Евгений Саввич продолжал руководить боевыми вылетами. Но командование категорически запретило ему летать.

В ночь на 18 июля Михаил Якушин патрулировал над линией фронта. Он уже заканчивал патрульный полет, когда увидел на земле разрывы авиабомб. Фашист рядом! Напрягая зрение, Якушин всматривался в темноту. Внизу разорвалась еще одна серия бомб. И тут цыше и впереди себя Михаил заметил расплывчатый гилуэт. Сомнений не было — параллельно линии фронта летел трехмоторный «юнкерс»…

После стольких горьких неудач эта встреча показалась Михаилу неправдоподобным счастьем. И хотя ему было пора возвращаться на Алькалу, он, забыв обо всем, пошел на сближение с «юнкерсом».

«Чато» медленно настигал фашистскую машину. Михаил, нервы которого были натянуты до предела, с трудом сдерживал себя. «Быстрее, быстрее, быстрее!» — мысленно торопил он свой истребитель. И вот «юнкерс» уже совсем близко. Пальцы с силой вдавили гашетки. Пулеметные очереди впились в фюзеляж бомбовоза. Якушин ожидал, что «юнкерс» тут же окутается пламенем и повалится вниз, но бомбовоз продолжал лететь. Летчик еще раз нажал гашетки. «Юнкерс» спокойно шел прежним курсом. Вторая и третья атаки тоже оказались безрезультатными. Пулеметные очереди гасли в фюзеляже и крыльях трехмоторной машины. «Юнкерс» не загорался!

Так они и летели в ночном небе — крошечный «чато» и грузный, тяжелый бомбовоз, связанные огненными лентами.

Еще атака. Задрав нос почти вертикально вверх, «чато», теряя скорость, медленно оседал на хвост. Уже не надеясь на успех, Михаил продолжал стрелять. Но тут истребитель, окончательно потеряв скорость, свалился в штопор. Пока Якушин выводил машину в горизонтальный полет, «юнкерс» ушел, растворился в темноте.

Обескураженный, удрученный случившимся, Михаил направил истребитель к аэродрому. Вскоре показались посадочные огни Алькалы…

Выйдя из кабины, Михаил почувствовал, что его бьет озноб. Пока он снимал парашют и с жадностью пил обжигающий кофе, все молчали.

— Упустил «юнкерса», ребята, — тихо сказал Якушин. — Летит, подлец, будто не в него стреляешь.

— Куда же ты стрелял? — спросил Сорокин.

— Разве в этой темени разберешь — куда? Видел, как трассы в крылья и в фюзеляж входили.

— Баки у него протестированные, сразу не загорятся, — заметил Рыбкин.

— Выходит, он неуязвим?

— Почему же? Просто атака снизу-сзади не эффективна. Видимо, следует заходить справа-сзади. Или спереди под углом и бить в стык крыла и фюзеляжа. Там у него вмонтирован заливной бензобачок, а он не протектирован…

На смену Якушину в воздух ушли Виктор Кузнецов и Владимир Сорокин. Это был их последний боевой вылет перед отъездом на Родину. Днем, распрощавшись с товарищами по эскадрилье, они уехали в Мурсию. Командиром отряда летчиков-ночников был назначен Анатолий Серов, а место убывших заняли Евгений Антонов и Николай Соболев.

В этот день с разрешения полковника Сиснероса в летную школу в Лос-Алькасаресе уехал Добре Петрович, решивший заменить погибшего в воздушном бою брата…