Булыжник кое-как умостился в голове, перестал ворочаться и теперь давил затылок равномерной тупой болью. Стараясь не беспокоить его лишний раз, я присматривался к понемногу вырастающей в центре экрана планете Приют Путника.
Подошла Нэлька, тихо прижалась, уютно засопела в ухо.
– Твой дом.
– Да.
Как-то умудрялись до сих пор не вдаваться в дела и планы друг друга. С первой встречи стрелочка моего сердечного компаса всегда была направлена к Нэльке и всегда доносился ответный теплый сигнал через расстояния и время. Непрерывные теплые волны нежности.
– Все, перестала болеть, – Нэлька двумя руками взлохматила мне волосы, и я, все еще не веря, осторожно потер пальцем переносицу.
– Даешь, сестричка. Ты сама лекарство – можно к ранам прикладывать.
– И к душевным тоже, – с грустной серьезностью выговорила девочка.
– На чужое поле не влезай, – шутливо чиркнул по Нэлькиному носу пальцем. – Душевные раны моя епархия. Давай-ка рассказывай, какой ветер сорвал тебя с Земли ранее завершения разведывательно-шпионской миссии?
– Мог бы и раньше поинтересоваться, – засмеялась Нэлька, – а то уже казалось, что тебе не интересна моя судьба.
– Если "судьба", то имя ей любовь, и, не побоюсь предположить, взаимная.
– Откуда такая уверенность? – в стиле земных блондинок притворно скокетничала Нэлька.-Оттого что красивая?
– Умная, обаятельная… Не будешь возражать, если не буду оглашать весь список замечательных достоинств?
– Слабо поднапрячься? – Нэлька надула губы, но тут же прыснула смехом. – Его звать Никита. Большой, сильный, красивый, умный – ничего, если не оглашу весь список? Космолетчик.
– Не знаю среди пилотов большого Никиты.
– Он механик и оружейник… был. Потом его перевели в звездный десант и отправили на Землю-2.
– И пребывание в метрополии потеряло вкус, цвет и смысл?
– Люблю тебя, – Нэлька шутливо потерлась носом о мою шевелюру. – Ведь маленьким девочкам и младшим сестренкам позволяется легкомыслие?
– Кто бы возражал!
– Дрю, ты лучший.
– Знаю. Не хочешь остаться дома?
– Зачем? Я чувствую его всегда и, значит, дом со мной.
– И мне знакомо чувство дома: тебя год не видел, а отца – десять, но всегда знал, когда после подвигов и похождений, как блудный кот, избитый и голодный, вернусь домой, – ты погладишь меня по голове, почешешь за ухом, а папа нальет в блюдечко молока, … и отзовусь утробным мурлыканьем, преисполненным нежной благодарности.
Нэлька засмеялась моей шутливой речи и прижалась плотнее:
– Приют Путника станет домом для всех.
– Увы, уверен, ребята захотят лететь дальше. Искать свой новый дом.
– Я член экипажа "Витязя".
– И моя сестричка, а наш путь может быть опасен.
– А до этого был устлан цветами?
– Из любовного романа фразу подцепила?
– Обижаешь! Вполне приличный блокбастер.
– И тебе возмечталось повторить сногсшибательные подвиги и невероятные приключения противоударных, водостойких и морозоустойчивых героев?
– Я хочу быть с тобой, – Нэлька потерлась щекой о мое плечо, – и с ребятами.
– Давай сначала повидаемся с твоим папой.
В разных галактиках, встречаются планеты с почти земными условиями, только бардака меньше. Планета Приют Путника в Бэтта-Туманности из таких, и единственная промежуточная остановка на пути к Эмпериусу. Мы нисколько не теряем во времени: четыре скорости света – это скорость движения в космосе Бэтта-Туманности. Плывем в русле звездной системы, пока "по пути" и можем "присесть" на любой из ее объектов, продолжая удаляться от Земли с гиперсветовой скоростью.
Климат на Приюте Путника близок земному, но сутки в два раза длиннее, и отсюда неторопливость и вдумчивость жителей, успевающих обдумать и сделать все, запланированное на день, и отлично отдыхающих долгой ночью. Путники живут в гармонии с природой: разводят рыбу, разнообразную животину, птицу, выращивают на грядках зелень и злаки. В качестве ездовых используются похожие на наших страусов, но очень не плохо летающие коны.
Население Приюта Путника, – любознательные, доброжелательные, гостеприимные люди. За столетнюю историю полетов земляне только однажды умудрились поссориться с аборигенами. Генерал, тогда еще майор Иванофф, задумал документально оформить планету в личную собственность. Пел соловьем, расписывая старшему вождю Нэелю, отцу Нэльки, выгоды добровольного рабства.
Глуп майор, даже более, чем жаден: не учел умение местных жителей читать мысли собеседника. Бесхитростные деликатные аборигены тщетно пытались помочь Иваноффу "сохранить лицо". Уклонялись от льющегося сладкого вранья, незаметно стряхивали с ушей развешиваемую "лапшу" и всячески намекали расходившемуся аферисту о необходимости скорейшего отъезда.
Увы, доброжелательность майор воспринимал по-земному – признаком слабости и готовностью уступить. Ему казалось, еще одно усилие, и доверенность на управление планетой украситься заветной подписью. "Дожимая", начал угрожать, расчехлил пушку корабля, дал команду стрелять и заставил-таки жителей взяться за оружие. Путники оседлали своих двуногих крылатых скакунов и лавиной пошли вперед, осыпая транспорт и команду стрелами.
Генерала, тогда еще майора Иваноффа, спасла врожденная подлость: схватил в охапку дочь вождя Нэльку и, укрываясь ею, как щитом, добрался до корабля, взбежал по трапу и нажал кнопку запуска двигателей, оставив команду в плену аборигенов.
Имена оставленного экипажа выгравировали на Стеле Космической Славы, родственникам выплатили компенсацию, а корыстолюбивого мерзавца начальство чествовало как героя. Иногда мне кажется, что Земля управляется роботами, – без морали, без совести, без чести.
Мне пришлось потратить немало нервных клеток, убеждая Путников в адекватности и лояльности землян. Очень помогло присутствие оставленного экипажа. Парни, которым путь на Родину был закрыт в связи со "смертью" быстро обжились, подружились, взяли жен из местных красавиц, счастливо проводили время на уютной планете и пользовались доверием аборигенов. Я бы сказал "излишним".
"Компьютерный бог" оставленного экипажа, – пару лет тому я пинком вышвырнул бездельника из своей команды, а Иванофф приютил родственную душу, – оказался вегетарианцем, с хорошо подвешенным языком, – настоящее идеологическое оружие. Полгода назад, в свой последний приезд, я заметил явственные следы политического брожения среди нормального, прежде, населения.
– Алексей, – "боевое" обращение мгновенно мобилизует команду. – Связь с "Надеждой", Александр, готовимся к посадке.
На экране высветилась рубка "девчачьего" транспорта. Девушки переоделись в камуфляж, демонстрируя готовность к возможным опасностям. Никогда не знаешь, что ждет после высадки: на планетах меняются правительства, государственный строй, иногда и климат.
Военная форма придает женщинам шарм скрытой полу запретной сексуальности, и мой брутальный экипаж разом подтянул животы и напрягся, как охотничий пес перед дичью.
– Наша Надя – лучшая, – хихикнула в ухо Нэлька.
– Нэля, – я постарался подавить улыбку строгостью, – где твой боевой пост?
– Ой, – сестренка испуганно прикрыла пальчиками губы и помчалась в машинное отделение.
Серега наконец-то соизволил появиться в рубке с намерением занять кресло второго пилота. Подчиняясь какому-то внутреннему протесту, я предупреждающе поднял руку:
– Готовься к высадке. Проверь оружие.
– А в корабле, кто останется?
– Федор.
Пока не понял, откуда появилась настороженность ко второму пилоту, но интуиция до сих пор не подводила, и я привык ей доверять.
– Надя, посадка с ходу. Без команды люк не открывать, быть готовыми к взлету. Три, два, раз, поехали.
Корпус "Надежды", который мы уже привыкли видеть неподвижным, чуть дрогнул и пошел вниз. Пока девчата будут садиться, мы совершим виток по орбите и осмотримся.
– Алексей, иди сюда, – вид планеты вызывал недоумение: леса, раньше зеленые, выглядели серо-черными, а голубые, прежде, реки, наоборот, ядовито зеленели. – Тебе не кажется, что картинка за последние полгода здорово изменилась?
– Может быть, свет так падает?
– Нездоровый цвет, – пробасил Федор. – Если бы я был врачом, сказал бы, "пациент болен".
– Приготовиться к посадке. Поставим диагноз на месте.
На каменистой равнине ветер относил в сторону дым от сигарообразного корпуса "Надежды", и я постарался посадить свой транспорт на минимально допустимом расстоянии – пятьсот-шестьсот метров.
Постепенно стих гул двигателей, и особенно любимая послеполетная тишина установилась в рубке, прилегла на усталые плечи и руки, освободила от долгого напряжения мозг.
– Федор, никому не открывать, никого не пускать, связь не терять.
– Есть, капитан.
– Шеф, по инструкции, в корабле должен оставаться второй пилот, – Серега волновался и оттого краснел больше обычного.
– Серега, – очень мне не понравилось его стремление остаться в корабле. – Инструкции осмысленно нарушает человек с характером победителя… или анархист, я как раз из таких, а твои крепкие руки нам могут пригодиться в рукопашной схватке.